Реальность где-то рядом

// 0С. ШАЛТАЙ-БОЛТАЙ СИДЕЛ НА СТЕНЕ

Сергей вздрогнул и проснулся. Приподнялся, помотал головой и с удивлением прислушался. С удивлением, потому что только что снившийся сон, похоже, продолжался – звуки потасовки и яростные крики звучали где-то совсем недалеко. Сергей вылез из кровати и, покачиваясь и протирая глаза, пошел к двери. За дверью определенно шла драка: слышались сочные удары, яростные выдохи, и рефреном над всей какофонией звучало непрекращавшееся «Драки здесь запрещены. Наказание – сутки ареста и тысяча золотых штрафа». Сергей пожал плечами, подошел к окну и отодвинул тяжелые портьеры. За окном было раннее утро, слабо подсвеченный плотный туман казался твердым и ровным, как мрамор, и исполинские деревья торчали из него готическими колоннами. «Что-то запаздывает Лахнов со своим обещанием, – подумал Чесноков злорадно, – явно уже больше трех часов прошло. Непонятно только, почему я все еще здесь. Неужели опять пространство добавили, Киру на радость?»

Драка за дверью тем временем подходила к концу – шум потасовки понемногу стихал, да и голоса местной эльфийской милиции звучали все реже. Сергею захотелось выглянуть и посмотреть, кто победил и с какой, собственно говоря, целью, но он даже не пошевелился – не на того напали. Не хватало еще попасться на такой простенький крючок. Поэтому Чесноков поднял лежавший у окна табурет, сел на него и уставился в окно, приготовившись к долгому ожиданию и стараясь не думать о горячем чае и завтраке. Звуки за дверью стихли совсем. Сергей невольно прислушался.

– Сергей, ты здесь? – спросил смутно знакомый женский голос, и Чесноков вздрогнул. Подумал мрачно: «А куда я денусь?» – и промолчал.

– Это я, Лиля, – продолжил, не дождавшись ответа, тот же голос, – из «Меча и Магии», помнишь?

Сергей, сам не поняв почему, обрадовался.

– Привет! – громко сказал он, улыбаясь. – А ты что здесь делаешь?

– Привет. – Голос повеселел. – К тебе прорываюсь.

Сергей встал со стула, сделал шаг к двери, но тут же себя одернул и остановился. Они только что отца Кирилла изобразили так, что сам Кир поверил. Что им стоит изобразить какую-то Лилю, которую он видел раз в жизни?

– А зачем? – осторожно спросил Сергей.

– Ну ты даешь! – возмутилась Лиля. – А кто у меня вчера помощи просил? Не ты, что ли?

– Так вы же вроде шевелиться не собирались, пока мы с Киром к вам не вернемся? С чего это вдруг передумали?

Лиля фыркнула:

– Передумаешь тут, когда тебе бизнес прикрывают и в «обезьянник» кидают. В жизни камеры не видела и не собиралась, а тут на тебе! Вот решила найти и поблагодарить за новые впечатления.

– Извини, – сказал Сергей без особого, впрочем, сочувствия, – но я тут ни при чем.

– Причем-причем, потом объясню. Ну ладно, извиняю. А что это мы с тобой через дверь разговариваем, как примерный ребенок с почтальоном? Может, откроешь, стул даме предложишь?

– Уж извини еще раз, – ответил Сергей ехидно, – но придется тебе за дверью постоять. Мама сказала никому дверь не открывать. А если серьезно, то у меня есть для этого основания. Совсем недавно кто-то из сподвижников Лахнова изображал из себя Аркадия Безрукова, да так правдоподобно, что даже его сын поверил. Какая гарантия, что ты – это именно ты? Я думаю, никакой. Более того, я почти уверен, что ты – это не ты.

– А-а, – протянула после недолгого молчания Лиля, – понятно. Нет гарантии, ты прав. Но я – это все-таки я. Давай тогда сразу к делу. Как вам помочь?

Сергей пожал плечами и напряг память.

– Надо встретиться или хотя бы созвониться с начальником службы безопасности «Реалити-два» Егуновым Русланом… Дмитриевичем вроде. Рассказать ему, что происходит, а то он только догадывается, что дело нечисто, и подробностей не знает. Надо сказать ему, в каком саркофаге лежит Кирилл – он в шестом корпусе, у Чистых прудов, на третьем этаже, в комнате триста шестнадцать. Повторить?

– Погоди, – деловито сказала Лиля. – Марат?

– Сейчас, – ответил мужской голос, – этаж три, комната триста шестнадцать, так?

– Да, – сказал Сергей, – либо надо связаться с Аркадием Безруковым и сообщить ему, что угрозы Лахнова беспочвенны, он не может ничего сделать. Ты случайно не знаешь, когда совет акционеров?

– В «Реалити-два»? Не случайно знаю, завтра.

– Тогда надо это все сделать до завтра. Потому что если опоздать, то у Лахнова снова будут все пароли.

– Понятно. Марат, Игорь «дуйте» в реал. Марат, выйдешь, сразу звони Саркисову, пусть своего опера подключает. И сам тоже пусть шевелится, а то знаю я его. Потом не сидите без дела, вместе с Игорем ищите выходы на Безрукова и этого, Егунова. По Безрукову инфа в папке «Невидимка» на компе Саркисова, пароль у него спросите. И еще – там будут люди звонить-приходить, ну которые нам тут помогали, выплатите им, сколько обещано. Все, бегом!

Мужской голос негромко спросил что-то – Сергей не разобрал что.

– Я тут пока побуду, – ответила Лиля, – пообщаюсь с человеком. Понадоблюсь – пришлите кого-нибудь.

– Ладно, – с неохотой сказал мужской голос, – пока.

Лиля не ответила. Больше звуков из-за двери не слышалось, Сергей даже подумал, что его собеседники все ушли. Но через минуту Лиля вдруг сказала:

– Чего молчишь? Скажи что-нибудь.

– Чего говорить? – пожал плечами Сергей. – Дверь я все равно не открою.

– Ну и не открывай, – раздраженно сказала Лиля, и разговор снова затих.

– А где Стрейнджер? – спросил Сергей.

– Работает, – с готовностью ответила Лиля, – занят он, понимаешь! Но вас именно он нашел, так что его благодарите…

– А почему это он нас искать стал? – с недоверием спросил Сергей. – У меня осталось впечатление, что он не очень мне поверил тогда.

– Ха! – сказала Лиля. – «Почему? Почему?» По кочану. Потому что возвращаюсь я со встречи к себе в офис, а меня берут под ручки и ведут прямо в ментовку. И, ничего не объясняя, отправляют за решетку. И я сижу там сутки в компании бомжей и проституток, лезу на стенку от непонимания происходящего. Потом меня, так ничего и не объяснив, выставляют на улицу. Я, злая и растерянная, иду в офис, а он опечатан. Менты что-то блеют про налоги, в налоговой – ни сном ни духом. Я совершенно шизею, ору на людей, которые ни при чем, матерю своих юристов, которые тоже ни черта не понимают. А потом мне наконец объясняют. Кто-то звонит мне на сотовый и, не представившись, предупреждает, чтобы я и думать не смела про «Реалити-два». И вообще, пару дней в «вирт» не лезла. Иначе, говорит, могу потерять не только фирму, но и кой-чего поценнее. Я, признаться, слегка растерялась от такой наглости и не успела ему высказать все, что думаю. А номер его не определился, так что и перезвонить не знаю куда. Вот такие пироги. Хотя, пожалуй, оно и к лучшему. Пусть думают, что напугали. Короче, взяла я Стрейнджера за грудки и сказала ему, чтобы он в лепешку разбился, но вас нашел. Ну он поломал голову, связался с каким-то знакомым, который на «Реалити-два» одно время работал, и раздобыл через него кусок карты виртуала, конкретно – «Меча и магии» с прилежащими играми. Поначалу искалось туго, я ему каждые полчаса звонила, так он только злился и в трубку шипел, но потом…

– Погоди, – перебил Сергей. – Ты сколько в «обезьяннике» сидела, говоришь?

– Сутки, – недоуменно отозвалась Лиля, – даже чуть больше. А что?

– А то, что не складывается у вас ни фига. Смотри, я от тебя… в смысле от настоящей Лили, ушел где-то через полчаса после того, как она на эту встречу отбыла. Потом мы около часа с майором общались, потом я поспал, но немного, тоже около часа, потом часа два-три мы опять… общались. Все с тем же майором. Потом мы уже здесь оказались. Еще часа три-четыре плюсуем на дорогу и прочие приключения тела и духа. Потом… ну ладно, допустим, спал я часов восемь, хотя это вряд ли. Скорее четыре– шесть, а то и того меньше – здесь, говорят, не принято долго спать. А потом уже ты объявилась. Ладно, допустим в «My-My» и в спецназовском симуляторе время реальное, но здесь-то наверняка ускоренное. Но пусть даже и тут – один к одному, все равно, как ни крути, даже суток не получается. А ты говоришь, что, после того как тебя выпустили, ты еще долгое время в неведении была. Ты вообще-то не говорила, насколько долгое, но подразумевала явно не десять минут. А потом еще и Стрейнджер меня искал, по твоим словам, никак не меньше пары часов. Минимум сутки расхождения получается. Халтурите, господа, могли бы и получше легенду продумать.

– Тебе в детстве мама не говорила, что перебивать невежливо? – раздраженно сказала Лиля. – Я как раз к этому и вела. В «вирте» скандал небольшой разгорелся – в «Забытых Землях» какой-то оператор напортачил и напутал с ускорением – вместо стандартного полуторного он зачем-то запустил семикратное замедление. Типа, в экспоненте ошибся, уж не знаю, как он умудрился. Оператора, конечно, с треском вышибли, но народ разбушевался – там исков уже на несколько миллионов напредъявляли. Пока рублей, но такими темпами скоро и на миллионы евро перейдет. Прикинь, зашел человек на часик поиграть, вышел, а в реале уже семь с половиной часов прошло. Вот Стр и заподозрил что-то неладное. Благо «Забытые Земли» – через один квадрат от «Меча и магии», и вы вполне могли успеть туда добраться. Он присмотрелся, нашел ваше объявление про реальное дело, звякнул мне, я послала сюда Игорька. Игорь порасспрашивал трактирщика, убедился, что к тебе не пробраться, и вернулся ко мне. Мы со Стрейнджером посовещались, придумали план, точнее, он придумал, а я народ на акцию собрала.

– Молодец, – одобрительно сказал Сергей, – почти выкрутилась. Один только тонкий момент остался: как-то уж больно кстати этот оператор напортачил и ваше внимание к игре привлек. Такая удачная случайность, что просто диву даешься. Удобно получилось, правда?

– На что это ты намекаешь?! – возмутилась Лиля. – Козе понятно, что вовсе это не случайность, оператор специально время в игре замедлил. Думаю я, чтобы вы не успели ничего сделать: ты же сам сказал, Лахнову всего-то до завтра время протянуть надо.

Сергей задумался.

– Похоже на правду, – сказал он наконец неохотно, – не придерешься в общем-то. Тебя, значит, предупредили, что ты можешь жизни лишиться, если полезешь, куда не положено, а ты и раздумывать не стала, да? Бросилась спасать двоих незнакомых людей, один из которых то ли лгун, то ли вообще не человек, а второй – даже не факт, что существует?

– А что? – спросила Лиля. – Ты бы по-другому сделал? Хотя ты, наверное, логичный насквозь, вот меня и не понимаешь. Но я, во-первых, терпеть не могу, когда мне указывают, что мне делать, а что не делать. Я просто беситься начинаю от этого. И всегда делаю наоборот. А во-вторых, ты мне понравился.

– Я женат, – автоматически отозвался обескураженный Сергей.

Лиля засмеялась:

– А с чего это ты размечтался, что я тебя в постель тащу? Я тоже замужем, между прочим, и мужа своего люблю.

Сергей смутился:

– Ну как-то само вырвалось, на автомате. Не знаю, правда, можно ли считать мой брак законным, учитывая то, что моя жена существует только в моей же памяти, но ощущаю я себя женатым, так что… кстати, дверь я все равно не открою.

Лиля хмыкнула:

– Вот заладил. Да поняла уже, не тупая. Ладно, здесь от меня помощи, как я понимаю, не требуется, так что пойду я. В реале от меня пользы больше будет. Пока!

– Пока, – немного удивленно откликнулся Сергей.

– Пошли, ребята, – сказала невидимая Лиля, из-за двери послышались удаляющиеся звуки шагов и стихли в отдалении. Сергей постоял немного, прислонившись к двери ухом, потом, обзывая себя недоумком, безмозглым кретином и прочими нелестными словами, принялся тихонько отодвигать засов. Отодвинул, подождал немного, потом резко открыл дверь, сразу же захлопнул, задвинул засов и замер, прислушиваясь. Из-за двери не донеслось ни звука, да и вообще, насколько успел заметить Сергей, никого в коридоре не было. Чесноков вздохнул и снова отодвинул засов. Уже без предосторожностей широко открыл дверь. В коридоре было пусто, и, если не считать двух масляных ламп, украшающих стены танцующими тенями, никакой активности в поле зрения заметно не было. Сергей бросился к лестнице.

Высокая темноволосая девушка в изумрудно-зеленой накидке стояла, облокотившись о столик, и беседовала о чем-то с трактирщиком. Сергей остановился у начала лестницы, ухватился за перила и застыл столбом, не зная, что делать дальше. Девушка, видимо услышав шум со стороны лестницы, повернула голову, увидела Сергея и удивленно подняла брови.

– У тебя брови двигаются, – настороженно сказал Сергей, отодвигаясь.

– Ясен пень, – хмыкнула Лиля, – сюда нельзя по Сети зайти, только через саркофаг. Тут же ускорение. Я так понимаю, к тебе лучше не подходить, а то ты испугаешься и убежишь?

Сергей усмехнулся:

– Постараюсь как-нибудь побороть свой страх. Пойдем в номер, что ли?

– Ничего себе, – сказала Лиля насмешливым тоном, отлепляясь от стойки и направляясь к лестнице, – незнакомый мужчина зовет меня в номер. А если муж узнает?

Сергей отмахнулся, как от надоедливой мухи, потом посмотрел на трактирщика.

– Уважаемый, – сказал он громко, – не сообразите ли мне завтрак по-быстрому?

Трактирщик лениво кивнул.

– Можете идти к себе, завтрак сейчас будет.

Сергей замялся:

– Я б лучше… с собой взял. Я… не люблю открывать дверь. Паранойя, понимаете ли.

Трактирщик осклабился.

– Дело привычное, как не понимать. Но не извольте беспокоиться, в люксах есть прямая доставка из кухни – обратите внимание на окошечко за столиком у камина.

Сергей удовлетворенно кивнул и пошел к торцу коридора, остановился у открытой двери, пропуская Лилю. Та опять хмыкнула:

– Да вы, сударь, никак джентльмен? – и перешагнула порог.

Сергей проскользнул следом, закрыл дверь на засов и с облегчением перевел дух.

– Садись… куда-нибудь, – сказал он, поведя рукой, – я тут и сам толком не осматривался.

– Ничего, – сказала Лиля, – симпатично тут.

Потрогала рукой простыни, качнула головой:

– Красиво жить не запретишь.

Прошла дальше, к камину, и села в одно из двух кресел. Показала глазами на второе кресло:

– Садись, дорогой. В ногах правды нет.

Сергей улыбнулся и сел.

– Ты мне тоже понравилась, – сказал он, а вот Сгрейнджеру твоему я, кстати, вовсе не понравился. Он мне не поверил, говорит, что я слишком на человека похож.

Лиля хмыкнула:

– Вовсе он не мой. Он просто друг, муж у меня совсем в другой сфере работает… Да, он мне тоже сказал. Ну и что? Мало ли что ему показалось. Это не ты слишком на человека похож, а он сам – на программу. Я так ему и сказала. И вообще, все его знакомые на людей мало похожи. С одной стороны посмотришь – вроде человек. А потом приглядишься – нет, программа. Что ему запрограммировали, то и говорит, то и делает.

Сергей качнул головой:

– Я бы обиделся.

– Он и обиделся, – Лиля кивнула, – но на меня бесполезно обижаться. Я всегда что думаю, то и говорю. Не нравится – ветер в спину. Я никого насильно рядом не держу. Поэтому запрограммированных людей среди моих знакомых и нет. Таких сильно «глючить» начинает, когда они слышат правду, а не то, что принято говорить.

– Мало кто любит правду слушать, – ухмыльнулся Сергей.

– Ерунда, – Лиля махнула рукой, – хорошие люди правду любят, а плохих нам не надо.

– Сложно, наверное, в бизнесе с таким подходом?

– Открою тебе страшную тайну. В бизнесе, друг мой Сережа, все точно так же, как в жизни. Если человек «редиска», он найдет себе и другим кучу оправданий, почему он такой «редиска». Бизнес, типа, заставляет. А так-то он белый и пушистый, как гигиеническая прокладка. А если человек порядочный, он и будет вести себя порядочно. Без всяких там кивков на специфику бизнеса.

Откуда-то полился переливчатый звон колокольчиков. Сергей недоуменно поискал источник звука и обнаружил – звон шел из-за забранного решеткой отверстия в стене возле камина, рядом с небольшой прямоугольной дверцей. Сергей подошел к дверце, осторожно потянул на себя ручку, и комнату тут же залил восхитительный аромат свежеприготовленного мяса.

– А, – догадался Сергей, – это завтрак. Будешь?

– Не откажусь, – сказала Лиля, – что меня больше всего радует в виртуальной пище – можно есть сколько угодно мучного-сладкого и ни на сто грамм не поправиться.

Сергей вытащил из лифта большой тяжелый поднос. Поставил на стол, снял с блюда крышку.

– Мм, – сказала Лиля, – выглядит вкусно. Давай-давай, накладывай, и побольше.

– Угу. – Сергей отрезал большой кусок мяса. – Завтраки здесь, я смотрю, выгодно отличаются от европейских. Особенно во Франции – булка с воздухом и чашка кофе величиной с наперсток – это не то, что нужно утром русскому человеку.

– А ты, если любишь сытно завтракать, или в Европу не езжай, – серьезно сказала Лиля, – или спи до обеда.

Сергей хмыкнул, вынул пробку из начатой бутылки вина, щедро плеснул красной жидкости в бокалы. Поднял свой:

– Ну, за встречу?

– За встречу! – Лиля взяла бокал, понюхала, осторожно пригубила и откинулась на спинку кресла с выражением блаженства на лице. – Эх, вино-то какое хорошее.

– Ничего удивительного, – Сергей отпил из бокала; наслаждаясь терпким вкусом, погонял вино во рту, медленно проглотил. – Подделкам здесь взяться неоткуда, в цене, я думаю, особой разницы нет – что технический спирт, что тридцатилетний коньяк – одни и те же нули и единицы. А поскольку производитель очень заинтересован произвести впечатление… Что?

Лиля хитро улыбалась.

– Так-то оно так, – сказала она, качнув бокалом, – да не так. Видишь ли, появление в «вирте» алкоголя повлияло на продажи его в реальном мире. Здесь он все-таки значительно дешевле, чем в реале, поэтому произошел некоторый отток клиентуры. В целом малозаметный, потому что основой потребитель алкоголя – это любитель дешевой водки и пива. Такой народ в «вирте» много времени не проводит, у него на это просто денег нет. А вот в сегменте элитного алкоголя расклад совсем другой.

– А… – догадался Сергей, – ну да, если во вкусе разницы нет, то уж лучше тут пару бутылок взять за те деньги, за которые в реале и рюмки не купишь. Выходит, производители выпивки класса «премиум» в виртуал не лезут? А жаль… хотя, стоп, я же своими глазами видел «Хенесси» в одной игре?

– Рынок диктует свои законы, дружище. «Хенесси»-то есть, да не тот. Там большими буквами прямо на бутылке написано: «Изготовлено специально для „вирта“. И маленькими буквами – что вкус этого напитка хуже, чем у оригинала. И это не только „Хенесси“, но и практически все марки, которые на слуху. Только финны пока держатся, утверждая, что вкус их премиум-водок идентичен натуральному. Я, пока выпивку у себя в заведении пробивала, много интересного узнала из этой области.

– Но все равно хорошее вино, – сказал Сергей, осматривая бутылку.

– Так это же ординарное «Шабли» никому не известного производителя. Поэтому оно намного лучше, чем то же «Шабли» урожая девяносто девятого года из коллекции Делвина Дюпонта. Вот такие выкрутасы виртуальной выпивки, друг мой. Поэтому здесь, чем менее известен производитель вина, чем подозрительней выгладит бутылка и чем оно дешевле, тем вернее в нем окажется напиток богов. Прямо жалеть начинаешь, что с собой нельзя прихватить пару бутылочек, как из «дьюти фри».

– Ничего себе, – сказал Сергей, – но я что-то не понимаю, зачем неизвестным производителям делать очень хорошее вино? Они что, надеются после такой рекламы занять место известных? Не думаю, что поможет.

Лиля фыркнула:

– Некоммерчески мыслишь. Вовсе не за этим, а затем, чтобы денег срубить. Ну и пусть бутылка тут меньше евро в пересчете стоит, из которых держателю марки и половины не идет, – себестоимость-то его на порядок ниже, чем у реального. А те фирмы, которые столовую кислушку гонят, не ценами берут, а оборотом. Убытков они от продажи в «вирте» своей выпивки не несут, потому что, повторю, основной их потребитель – рабочий с зарплатой сто евро в неделю. Даже наоборот, прибыль некоторая есть – наткнется в реале кто-нибудь на вино, которое ему в «вирте» приглянулось, гладишь, и купит.

– Интересно, – сказал Сергей, отпивая из бокала, – жаль, я раньше не знал.

С каждым глотком настроение поднималось, на душе теплело, и Чесноков уже любил весь этот мир, хоть он и был насквозь ненастоящим, и всех его жителей. Даже к Лахнову в этот момент он ощущал что-то вроде сочувствия: ничего особо страшного человек не совершил, никого не убил, не зарезал, всего-то хотел обогатиться по-быстрому, а теперь – в тюрьму сядет.

Сергея посмотрел на Лилю через красную линзу вина в бокале.

– Хорошее вино не опускается в желудок, оно поднимается к глазам и изменяет мир, – сказал он, прищурившись.

– Красиво сказал, – хмыкнула Лиля.

– Это не я, – улыбнулся Чесноков, – это Ремарк.

– Кто это?

– Как «кто»? – удивился Сергей. – Эрих Мария Ремарк, очень известный немецкий писатель. Неужели не читала?

– Не-а, – сказала Лиля, – а зачем? Я только полезные книги читаю. А с художественной литературы какая польза? Ладно, ты писатель, ты там Толстого почитал и сам стал лучше писать. А мне-то зачем? Про что писал этот Ремарк?

Сергей пожал плечами:

– Про дружбу. Про любовь, – поднял бокал, – про культуру пития.

– Ясно. Хороший писатель. Давай за дружбу.

– Давай. Они с легким звоном сдвинули бокалы.

– Наша дружба вечна, а любовь – бесконечна, – продекламировала Лиля и впилась зубами в кусок мяса.

Сергей хмыкнул и долил вина в бокалы.

– А зачем вообще копировать реальные напитки? Можно же новые создавать, с такими вкусами, которых в реальности нет и быть не может.

Лиля прожевала кусок, отложила вилку.

– Есть такие напитки. Но их мало и… на любителя они. Дело в том, что есть два способа производства виртуального алкоголя. Первый – описательный. То есть тебе предъявляется описание того, что ты пьешь. Просто словами-дескрипторами. Например, «вино красное сухое средней крепости с мягким вкусом и лимонными тонами». А уж что твой мозг себе представит – это твое дело. И, разумеется, разные люди получат разные впечатления сообразно вкусам. Это простой и дешевый способ, таким образом только безымянные напитки моделируют. Типа абстрактного «пива». А есть второй способ. Я не специалист, поэтому своими словами опишу. Берут добровольцев, обвешивают их проводами и дают им пить определенный сорт вина. Записывают их реакцию, обрабатывают, усредняют, а потом, когда в «вирте» кто-то это вино пьет, ему эту запись и загоняют в мозги. А проблема в том, что скопировать вкус еще худо-бедно получается, а вот новый создать – ни фига. Стр вон все мечтает разобраться в этой записи вкуса, сделать конструктор вкусов, запатентовать и разбогатеть. Ну да он не один такой, тьма народа над этим бьется, а вот только воз и ныне там. Как там все в мозгах устроено, еще никто не разобрался, но стоит запись для какого-нибудь «драй-мартини» чуть-чуть, буквально только на одну циферку поменять – и все – туши свет, бросай гранату. Гадость такая получается, что человек потом в реале при одном только виде «мартини» тут же к «белому другу» в туалет обниматься бежит.

– Интересно… – Сергей заглянул в бокал, присмотрелся. – Ты говоришь, запись в мозги загоняют. А как?

Лиля озадаченно нахмурилась:

– Я в этом «не Копенгаген», это тебе Стрейнджера пытать надо. Как и все остальное, через глаза. Только оно там как-то зашифровано. Стенография… не, это не то… стеганография, что ли. Не помню. Знаю только, что дегустаторы советуют глаза закрывать, когда пьешь. Говорят, что так вкус ближе к настоящему. Хотя дегустаторы все равно от виртуальных вин плюются – не то, говорят.

– Дураки ваши дегустаторы, – сказал Сергей, – глаза закрывать, скажут тоже. Вино – это не только вкус. Вот в реальности разве вкус один и тот же, когда пьешь на грязной кухне в компании с собственным небритым отражением и когда пьешь то же самое, но в уютной обстановке, в компании с очаровательной девушкой, а?

Лиля наклонила голову.

– И правда… – Лиля улыбнулась и протянула чуть насмешливо: – Писа-атель… да ты, я смотрю, романтик?

– Тсс! – Сергей подмигнул. – Никому не говори, это секрет… Мне вот только непонятно, как я-то чувствую вкус вина, которое на ощущениях реальных людей записано? Я же программа.

– Нашел у кого спрашивать. Вот уж чего не знаю, того не знаю. Ко мне как-то все только реальные люди ходили.

Сергей кивнул, подумал, что неплохо бы у Кира спросить. Долил вина, улыбнулся, поднял бокал:

– Выпьем на брудершафт?

Лиля подняла брови, тоже улыбнулась – и превратилась в порядком удивленного зеленокожего ушастого гиганта в грубой одежде. Стул из-под Сергея пропал, и Чесноков упал на спину, продолжая держать в руке уже совсем не существующий бокал вина.

– Не бойся, – прозвучал откуда-то голос Кира, – он тебя не тронет. Я так понял, у этого племени с людьми перемирие.

Сергей икнул.