Разоритель Планет

25.01.2580, 00:00

Сектор Корво, Система Немезида, Планета Итарис, Город Кирен-1,

Район «Милитант», строение 31, этаж 15, кабинет 1506,

25.01.2580, 00:00

Баукус снова стоял у окна. Смотрел на ночной город, чьи множественные глаза медленно, но верно меркли во тьме. Он был в своем выглаженном костюме, в руке был небольшой портфель. На улице уже становилось гораздо теплее.

— Будто бы кровь «Ареса» еще сильнее растопила зиму. Ага… Кровь бога войны столь горяча, что способна победить саму стихию. За эти краткие денечки зима сошла на нет, а ведь на Земле в это время всегда был холод, ну, как… Не везде, но на севере. Да. На севере всегда была хорошая такая зима. А здесь мы никогда не видим настоящей зимы. Странно… Термометр от силы понижается до минус десяти, а сейчас? А сейчас уже плюс десять, даже зимой. Итарис все-таки вполне мог бы стать туристическим миром, — мечтательно произнес Баукус. — Да. Кирен-1 превратился бы в маленький городок, который не был бы застроен этими человеческими муровейниками. Столько всего могло бы быть… Но все не так, как могло бы. Да! Все не так… К счастью это? К печали? Не знаю… Я просто разговариваю сам с собой, — размышлял человек, стоя перед окном. — А ведь я бы мог воспротивиться Романо. Попробовать на него напасть. И вдруг… Убил бы. А что бы было в этом случае? Нас бы, наверное, перестреляли всех. Наверное, хорошо, что я поставил свою «роспись». Теперь он заверит все у нотариуса постфактум, а мы станем обычными работягами, такими, как они. Они ведь сейчас спят, наверное… Или нет? А я ведь никогда не интересовался их жизнью… Я не знал даже Гирю, а Ирвина не знал подавно. Столько всего упущено… Может, оно и к лучшему, что голову Блюхарта пробила пуля, Ли пропал без вести, а Лефтхенд расстрелян, придавленный щитом? Они же были не лучшими людьми, верно? А ты какой? — спросил сам у себя человек и опустил глаза. — А я какой? Я же почти как они, но… У меня даже не хватило сил, чтобы принять смерть или бежать, как Винсент. Интересно… А где он сейчас? Жить как человек, а теперь скитаться по трущобам? Как он будет жить теперь? Его жизнь ведь превратится в вечную войну, ибо Романо не даст ему жить спокойно. Его буду искать по всему Итарису, чтобы убить. И ему, наверное, никто не поможет. А если и поможет… Будет убит. Убит вместе с Винсентом. Или… — человек задумался, снова прислонившись к окну. — Или он станет страхом для Романо. Для всей Карении, которая ощущает себя здесь хозяйкой. Нет. Этот человек не просто исчезнет со всех телеэкранов и из всех налоговых выписок, он будет бороться за преданный нами Итарис. И однажды сгинет, быть может, с сапогом шок-пеха на глотке.

Человек снова оттолкнулся от стекла, а после этого пошел к лифту по темным коридорам офиса. Он двигался спокойно, уже привыкший к полумраку. Знал о том, что может наткнуться на мародеров, но не уже не боялся. Он вызвал лифт, а после призраком вошел в его двери. Баукус побрился сегодня, будто бы собирался на свидание, зачесал седоватые волосы назад и отметил какую-то схожесть с отцом, разве что морщин пока что было не так много, как на лице Баукуса Старшего. Лифт довольно тихо спускался вниз. Уже не звучало ни единого звука. Он просто мерно плыл по шахте, будто позволяя человеку внутри ощутить то спокойствие, которое в себе хранил механизм, старый, как мир механизм.

Вот двери открываются, и человек выходит в парадную. Смотрит вверх, затем на столик, за которым ранее размещался секретарь, а далее смотрит на вход. С добродушной улыбкой он медленно двигается вперед, быть может, чтобы найти для себя смерть или просто погулять по ночному, медленно, но верно вымирающему Кирен-1. Выйдя на улицу, он снова ощутил легкий ветерок, который был характерен для темных улиц, освещенных фонарями, что снова начала облеплять местная мошкара.

— Забавно, — бывший директор с глупой улыбкой посмотрел на роящихся у лампочки насекомых. — Год назад их практически не было. Или… Просто я их не замечал? Я много чего не видел, если подумать. Может, они каждый вечер роились там?

Человек задал вопрос в пустоту и осмотрелся. Милитант спал. Такое наименование район обычно получал, если в нем находились военные заводы. Да. Именно из-за нахождения здесь офиса МилитариКорп и их же заводов, район и получил это название. Здесь не было столь высоких домов, какие стояли обычно в городе. Он помнил то, как лично распоряжался тем, чтобы снести старые человейники и обустроить более-менее человеческие жилища.

— Они оставались человейниками, но теперь были хотя бы в десять этажей, — к горлу Максимилиана подкатил комок. — Я ведь был не худшим, даже тогда… Старался обустроить моим людям жизнь. А что теперь? Этот район в будущем может превратиться в очередное гетто, а все потому, что я предал их. Как же я теперь жить буду здесь? Хотя… Может, не буду. Романо просто выкинет меня с планеты, и катись куда хочешь… Лети, как космический мусор по огромному пространству. Может, куда и прибьет, — голос дрогнул, а он, опустив голову, ускорил шаг.

Где-то сверху слышалась ругань из открытого окна. Мужчина кричал о том, что не виноват в том, что теперь уволен новым руководством, а женщина кричала о том, что ей теперь одной придется работать на четыре рта. Человек глубоко вдохнул и на выдохе произнес: «Это моя вина…», а далее, держа свой портфель, продолжил идти вперед.

— А ведь я даже почти ничего не нажил… Одна квартирка где-то здесь, и все. Хех… Может, я и сам не очень капиталист? Деньги только в компанию вкладывал… Пытался тягаться с другими директорами долей в компании. А что в итоге? Самый слабый из директоров из-за проклятого Романо… — человек как-то мрачно улыбнулся, но на то, чтобы сражаться, у него уже не было сил, поэтому он засунул левую руку в карман брюк и все также угрюмо шел по дорогам города.

По правую сторону от него уже шел один из заводов. Огромный бетонный короб, внутри которого выпускались самые различные боевые машины. Подумать только… Уже новое руководство, и уже сокращения.

— Да. Я был все-таки не так плох… — угрюмо проговорил он, а слева от него на улицу вышел раскрасневшийся мужчина. Видимо тот самый, на которого орала жена.

Баукус лишь как-то осторожно посмотрел на него, а тот сразу побледнел. Максимилиан же опустил глаза, а человек побежал к нему через проезжую часть.

— Директор Баукус? — спросил он, подбегая. Крепкий, с такими же крепкими руками, с небольшим животом, широкими плечами и красными от работы ладонями.

— Угу. Простите меня, — поднял глаза Баукус, смотря на человека.

— Вы так осунулись… — проговорил мужчина в каком-то смятении, а Баукус отвел глаза, наполнившиеся слезами, встал как вкопанный. — Что с Вами?

— Ничего… Я предал Вас, мой друг, и Вашу семью… Мне очень стыдно за это. Я должен был умереть вместе с Блюхартом, но, как трус, просил о том, чтобы меня не выкинули с планеты, — Баукус сдержал свои эмоции и снова посмотрел на этого крепкого мужчину, на его фоне бывший директор уже не выглядел ни атлетично, ни хотя бы статусно, теперь он был скорее кем-то маленьким, скукожившимся за считанные мгновения. Онне был похож на того человека, которым являлся даже пару дней назад, теперь седина затронула его волосы, в глазах читалась какая-то странная старость, он будто сам уже шел к могиле, слегка бессильно сгорбившись.

— Вы не предали нас, — проговорил человек. — Я же вижу, как Вы себя ощущаете. Вы, по крайней мере, раскаиваетесь в этом. Я помню то, как Вы подняли зарплату нам… Как Вы же давали ипотеки, которые мы выплачивали за считанные годы. Нет, Баукус, ты не предал нас, — человек улыбнулся и положил свою крепкую руку на плечо директора. — Я больше скажу! У нас большие запасы теперь имеются. Вы же почти в два раза зарплату подняли! Пойдемте. Я всегда мечтал Вас увидеть лично, но… Немного не в таком виде…

— Нет. Пожалуйста, я не хочу… — Баукус пытался что-то промямлить, но сил не хватало, два дня он не ел, поэтому еле перебирал ноги, а мужчина был столь настойчив, что прямо-таки затащил директора в подъезд.

— У меня жена сварливая, но Вы не беспокойтесь. Мы Вас увидеть хотели всегда. Ну, как… Лично.

— А Вы меня не съедите там? — спросил с легкой улыбкой Баукус.

— Нет, что Вы! Суп сварим! — с улыбкой проговорил человек. — Сейчас еще соседей позову, все-таки мы все Вам в какой-то степени обязаны.

— А Вас как зовут? — спросил Баукус, наконец, опомнившись.

— А… Антон. Забыл представиться. Я знаете что думаю? — спросил Антон, заводя Баукуса в лифт.

— Что? — спросил Баукус, слегка повеселев.

— А станьте нашим вождем! — человек проговорил это с некой торжественностью, а под ногами Баукуса, кажется, разверзлась земля.

— К-к-каким вождем? — спросил человек, у которого прямо-таки закружилась голова, а удержался он на ногах лишь благодаря крепкой хватке Антона.

— Ну, как каким? Ну, тем самым! Я помню, нам по истории в школе рассказывали, что у рабочих в переломные моменты всегда появлялись вожди, которые вели их к свободе! К равенству! К братству! Я как помню, Вы же среди нас жили. В третьем доме, правда, Вы редко домой возвращались, да и с нашим братом редко общались, но теперь-то Вы другой!

— Я… Я не могу рисковать Вашими жизнями, — проговорил Баукус. — Да и… У нас оружия-то нет. Мы только технику производим, даже снарядов к ней нет, да и станков тоже. Что Вы такое говорите? Я не готов такой грех на себя брать. А тут шок-пех лютый…

— Да ниче! Как переедем этих шок-пехов на БМП, так, блять, и исчезнут! Погоди! К нам еще и армия подтянется. Мы им, бля, устроим! — проговорил человек, улыбаясь, а дверь лифта открылась. — Не беспокойся, директор! Мы им всем такое жарево устроим, что они на пушечный выстрел не подойдут! Отвоюем завод, а потом и весь Кирен!

— Вы слишком радикальны… — говорил как-то подавлено Баукус, а Антон, усмехнувшись, открыл дверь в квартиру номер пятнадцать.

— Галла! Накрывай на стол! У нас гости! — громко проговорил Антон, втолкнув директора в дверь и быстро закрыв ее за ним.

— Какие еще гости?! — послышался женский голос, а в следующую минуту в коридор вышла женщина в халате почти нараспашку, после чего, испугавшись, закрылась и как-то аккуратно спросила. — Господин Баукус?

— Он самый, — вздохнув, произнес бывший директор, после чего поставил свой портфель на пол. — Я надеюсь, что не сильно Вам помешаю. Антон сказал, что соберет мужчин для чего-то, ну… Я надеюсь, что не здесь. У Вас вкусно пахнет. Это… Курица?

— Да. Вы хотите кушать? — спросила женщина, смотря на директора с изумлением. — Вы так изменились. Костюм на Вас как мешок… Неужто Вы настолько переживаете?

— А Вы сомневаетесь? — спросил человек, снимая туфли, а сам вздохнул.

В коридор вышли высокий парень с темными волосами, как у отца, и маленькая девочка лет пяти со светлыми волосами, как у матери, а Баукус с какой-то тяжестью выдавил улыбку.

— Мам, а почему дядя такой грустный? — спросила девочка, а парень, качнувшись, пошел назад в свою комнату.

— Потому что он нас предал, — проговорил молодой человек без капли сомнения в голосе. У Баукуса же от этих слов прямо-таки резануло сердце, отчего он, кажется, еще сильнее постарел, когда схватился за сердце и припал к стене, земля прямо-таки уходила из-под ног, а он кое-как смог удержаться.

— Витя?! Что ты такое говоришь?! — выкрикнула женщина вслед сыну, а у Баукуса как-то поплыло в глазах.

…

Баукус очнулся на диване, рядом с ним сидел какой-то мужчина с козлиной бородкой и в очках на карих глазах.

— О. Очнулся, — ухмыльнулся человек в белом халате. — Голодный обморок, знаете ли, при общем перенапряжении — это не шутки, молодой человек.

— Голодный обморок? Где я? — спросил Баукус, комната будто была в тумане, а вокруг виднелись силуэты мужчин самых разных комплекций, которые ждали того, когда человек очнется. Они перешептывались, ожидая чего-то.

— Вы? Вы в квартире у своих рабочих, господин Баукус. Они вытянули меня из кровати, чтобы я «спас» Вас, но, как вижу, Вы в спасении не нуждались. Вы сколько не ели? — спросил доктор, смотря на директора.

— Ну… — Баукус слегка приподнялся на локтях, осматривая комнату, он видел то, что люди были обеспокоены, но как-то повеселели, когда бывший директор пришел в себя. — Дня два точно. И еще полдня, после штурма офиса…

— Вот и ответ. Голод наложился на сильные переживания. Седина аж появилась. В общем, директор, Вам надо поесть, а потом послушать Ваших рабочих. У них есть что сказать, а я на старости лет… Воевать как-то не очень готов, поэтому откланиваюсь, — ухмыльнулся доктор, после чего поднялся и вышел из комнаты.

Баукус сел на диван, осмотрелся… Все также было в тумане, а люди, что будто бы вторым рядом стен, стояли на фоне обоев, все также смотрели на Баукуса, как на некоего пришельца. Оно и не удивительно. Баукус очень сильно изменился за эти пару дней. Он как-то скукожился. Костюм, который ранее сидел на нем как влитой, теперь висел мешком. Он заметил это только сейчас, после замечания Галины. Голова сейчас раскалывалась, спина как-то странно выгнулась, кажется, не способная удерживать позвоночник в былом его состоянии. Он смотрел на себя. На свои руки. На свой расстегнутый пиджак и рубашку, под которой как-то обвисли мышцы. Он довольно быстро застегивался, а после снова туманным взглядом уставился на своих людей. Кто-то поднес ему тарелку с едой, а Баукус покивал в ответ, как бы говоря: «Спасибо».

Он вздохнул, взял тарелку в руки и вдохнул запах горячего домашнего супа. В этот момент на лице его возникла улыбка. Как давно он не ел ничего домашнего? Сколько лет? Сколько зим? Он уже и со счету сбился, от того и с какой-то особенной глубинной любовью начал хлебать суп из тарелки, вкушая этот редкий, не такой, быть может, вкусный, как в ресторанах суп, но все-таки приготовленный с иным настроем. Человек производил это для себя, а значит, ощущал совершенно другие эмоции, даже несмотря на то, что это было желтоватым варевом с плавающими каплями жира, с какими-то овощами для наваристости. Да. Это была совершенно другая еда. Без особенного лоска и статуса, но приготовленная для «своих», а не на продажу. Баукус, кажется, готов сейчас был съесть целую кастрюлю, но решил просто сказать «спасибо».

— Может, Вам еще налить? — спросила Галина.

— Нет, спасибо. Все очень вкусно, — с улыбкой проговорил человек, а сам думал о том, не дурак ли он? Отказываться от чего-то съестного, когда в животе еще кишка кишке бьет по башке. Но все-таки он не мог объедать этих людей, особенно учитывая то, в какое положение их поставила МилитариКорп своим предательством.

Пацан сказал правду, а Баукус просто не хотел слышать эти слова из чужих уст. Нет ничего больнее, чем когда то, что говоришь себе в тайне ото всех, вдруг слышишь от людей вокруг. Тайна будто бы растворяется и ударяет словно молот по наковальне, только вот наковальней становится твой собственный мозг, а молот бьет так сильно, словно находится в руках какого-то древнего рыцаря, который орудовал этим оружием на протяжении всей своей жизни. Он ударяет молотом сразу с двух рук, и силы в мгновение покидают тебя, по крайней мере, так это и ощущал Баукус.

— Директор? — послышался чей-то бас, а бывший директор поднял голову куда-то в направлении звука.

Взгляд не мог сконцентрироваться и, наконец, разглядеть темнокожего высокого человека, чьи очертания, в отличие от многих, были хорошо знакомы. Максимилиан перебирал в голове имена мастеров тех или иных цехов и, наконец, подобрал имя, кажется, его звали Стивен. Да. Вроде бы, Стивен.

— Директор, Вы меня слышите? — спросил Стивен, да, точно. Это он и был, а Баукус кивнул, поднимаясь с дивана.

— Наверное, для разговора лучше выйти в подъезд, — проговорил он, а уже знакомый ему Антон утвердительно кивнул, позвав за собой людей.

Их было человек двадцать только в комнате, в коридоре стояли еще десять, а выйдя на этаж, он был изумлен. Здесь ждали еще пятьдесят человек разных возрастов, и это был лишь один подъезд. Баукус посчитал, и что-то не сходилось. Не могло тут жить восемьдесят мужиков, даже если в семье было по два работающих на заводе мужчины или… Могло? Все равно как-то много. Они размещались в два ряда у стен, одни стояли, другие сидели на корточках, третьи слонялись по этажу, пока не вышел Баукус. Неужто им так был нужен директор?

— Итак, друзья! — громко произнес Стивен, выходя на импровизированную сцену из каких-то двух ящиков, поставленных друг рядом с другом. — Сегодня мы с вами, отцы семейств двух подъездов, которые хотели прийти на встречу, приветствуем нашего директора. Максимилиан Баукус являлся одним из лучших работодателей нашего города, а Карения пытается отнять у нас последнее. Мы точно знаем о том, что именно Роберто Романо организовал это нападение на генеральный офис, а у нас с вами есть задача. Победить Карению в отдельно взятом городе. Баукус станет нашим вождем! Мы выбьем их с завода и вооружимся тем, что у нас есть. БМП и БТР нашего производства являются одними из лучших на Кирен-1, а уж шок-пех на них мы вдавим в асфальт так же, как и продажных ментов, которые жопу лижут этим собакам. Возможно, что многие из нас погибнут, но это борьба за жизни наших детей! Поэтому, господин Баукус, я прошу Вас выйти на нашу… Импровизированную сцену и произнести какую-то речь. Если Вы, конечно, согласны стать нашим лидером.

Баукус потупил взгляд. Как-то это все было странно и страшно. Его люди в этот момент показались ему совсем не его, ибо они стали кем-то, кто готов проливать литры крови… И это, наверное, можно было понять. Они устали жить под вечным гнетом корпораций, им опостылели шок-пехи, которые уже скрутили нескольких рабочих и увезли в понятном направлении. Кроме этого, было понятно то, что шок-пех Кирен-1 явно не выстоит против них, но, кроме Кирен-1, было множество иных баз шок-пеха, которые могли бы задавить их восстание. Баукус как-то мрачно посмотрел на мастера цеха сборки, а после вошел на сцену.

— Друзья. Как бы мне ни было тяжело это говорить, но… Я не могу возглавить вас. Поймите, вы лучшие люди, которых я знал. Вы готовы сражаться за меня и за город, но я не тот, за кого стоит сражаться. Поймите, пожалуйста, сейчас у нас нет и шанса. ЧВК распущено, а что мы можем сделать с вами? У многих из здесь присутствующих даже военного образования нет, а тем более нет опыта вождения БМП и БТР. Если я стану вашим вождем, друзья, мы, может быть, и ликвидируем базу шок-пеха, но вспомните, пожалуйста, о том, что в Кирен-1 не единственная база шок-пеха и даже не самая большая, — человек говорил это, смотря какими-то чрезвычайно грустным глазами, где-то в глубине он и хотел возглавить их, но не было у него опыта ведения войны.

Люди переглядывались, пока Баукус сделал небольшую паузу, перешептывались, кто-то смотрел на него с яростью, а кто-то с какой-то печалью.

— Поймите, друзья, вы имеете правильный порыв, но мы ничего не сможем сделать. Я не уверен, что гарнизон выступит на нашей стороне. Я вообще ни в чем уже не уверен. У Романо все схвачено, поэтому пока что и смысла нет пытаться бороться с ними.

— Но ЧВК пока не сдохло и не разложилось морально, — проговорил кто-то из толпы. — Их можно сагитировать.

— Может и можно, но куда вы попрете с двумя сотнями стволов? В гарнизоне числится две тысячи винтовок, а у нас всего две сотни. В одном шок-пехе восемь сотен. Да. Вас тут работает до чертиков, но хватит ли на всех БМП и БТР? Десять тысяч вас. Да, мы можем раздавить и шок-пех, и гарнизон, но какой ценой?

— Ценой крови, Баукус, — проговорил еще один хриплый голос из толпы, а мастер цеха как-то мрачно смотрел на директора.

— Уходи, — проговорил Стивен твердым голосом, а Баукус кивнул, после чего пошел в направлении квартиры Антона. Рабочие дали ему пройти, он взял свой портфель, который стоял у порога, и после этого пошел к лифту.

— Вы поймите, мужики, вы никому хребет кроме себя самих не переломите своей «войной». Десять тысяч — это пшик, — проговорил он в тишине, ожидая лифт. — Спасибо за все, и прощайте.

Человек вступил в открывшийся лифт, после чего стал спускаться вниз. А Немезида, тем временем начинала свой подъем.