— Я тебя, Вея, предупреждал: обманешь, за то поплатишься, — голос Морока под сводами зала прогрохотал.
— Пусти, тьма тебя забери! — прохрипела Метелица.
— Она и так всегда со мной, — усмехнулся охранитель сумрака. — А теперь правду говори: из-за ревности решила моими руками Редрику отомстить?
— Тебе помочь хотела, да, выходит, зря! Все вы неблагодарные!
— Лжешь, вижу. Я ложь чую.
— Девка умереть должна была!
— Должна? — усмехнулся Морок. — В толк не возьму: с чего ей умирать? Хворой не выглядит.
— От тоски бы зачахла, когда узнала, что любимый ее погиб!
— Вот мы до сути и добрались, — оскалился почти охранитель сумрака. — Уж прости, что твоих ожиданий не оправдал.
— Морок! — крикнули Редрик с Лютом в один голос, но тот не обернулся даже, только тьма подступила к границам колодца, запрещая дальше идти.
Редрик руками повел, всколыхнулось пламя, Лют грозу с дождем призвал, да только отчего-то ни вода, ни огонь не могли совладать с тьмой, что плотным пологом колодец заволокла.
— Раз на обман добровольно пошла, имей смелость и ответить. — Морок пальцы разжал, охранительницу снегов черные руки тьмы обвили и утянули к взметнувшемуся Изначальному Огню.
Я повторно ахнула, к Редрику прильнула, спрятала лицо у него на груди, чтоб не видеть. Он меня к себе прижал так крепко, аж помстилось — внутри что-то хрустнуло.
— Морок, что ж ты натворил… — донесся словно издалека голос Люта.
Заклокотало что-то, заурчало, будто зверь огромный чем давился. Слышала, как Огневик протрещал: «Того-самого!», а пес Люта заскулил протяжно.
Вновь ударил призванный Лютом гром, я голову подняла, когда крупные капли дождя по голове начали бить. Да только не под силу было охранителю грозы потушить Изначальный Огонь. А с колодцем и впрямь неладное творилось: Изначальный Огонь то вспыхивал, выбрасывая снопы ярких искр, то замирал, и тогда снег из него начинал лететь. По залу обрядовому жар вперемешку с холодом проносился. Словно боролись две стихии, да никак определить не могли, кто из них сильнее. Морок, покачиваясь под куполом зала в руках тьмы, на все это взирал едва ли не равнодушно. Только по смуглому лицу зловещие тени пробегали.
— Неужто… — Редрик проговорил.
Огненные змеи все медленнее стали поднимать яркие головы, все неспешнее отплясывал свой древний страшный танец огонь. И не приметила, когда заместо пламени из колодца ледяные стрелы поднялись, в сердце которых алые змеи пунцовели. Раздался треск, какой бывает, когда на наледь зимой ступишь, а следом и колодец в один миг обледенел. Изначальный Огонь — гроза всех девиц незамужних — покрылся льдом. Сей же час и все огни в обрядовом зале погасли, темно стало, как ночью. Только Огневик и не давал полностью во мраке утонуть.
— Ай! — вскрикнула, ощутив, как боль руку начала глодать со страшной силой. С тех самых пор, как самовольно в селение ушла с подругой повидаться, такого не случалось.
— Лисса, — хрипло Редрик проговорил, а в следующий миг и сам воздух сквозь плотно сжатые зубы со свистом втянул.
— Метка… — прошептала, увидев, как исчезают огненные завитки, до того предплечье украшавшие. Вспыхнули они и сгинули, будто их никогда и не было.
Редрик руку мою взял, прохладными пальцами до кожи дотронулся.
— Как же так, Редрик… И твоя метка брачная пропала…
— Хозяин, хозяйка, это что ж, того-самого… — протрещал Огневик растерянно.
Редрик ответить не успел, вскрикнул вдруг, упал на колени, словно боль непереносимую испытывал. По телу его огненные дорожки побежали — яркие, злые, будто кто пламя по крови запустил, подсветил ее под кожей. Точно такие отметины в брачную ночь руки Редрика украшали. Но тогда-то перед обрядом дело было, а сейчас отчего?..
— Редрик, любимый! — опустилась рядом с ним, обвила руками, ощущая боль, что он испытывал, как свою собственную. Поняла: ежели умрет, и мне без него жизни не будет. Не вынесу. Лягу рядом и умру в тот же миг. — Ты что сделал⁈ — крикнула Мороку сквозь слезы, чувствуя, как тело Редрика огнем жжет.
Морок в клубах тьмы рядом опустился.
— Подожди слезы лить, девица.
— Умирает он! Неужто не видишь?
— Рано ты его хоронить решила, — усмехнулся Морок. — Говорю же: обожди чуток.
Удивилась, что и Лют стоит молча, не призывает Морока помочь, да и сам не торопится, только хмурится все сильнее.
— Лисса…
Обхватила потное лицо Редрика ладонями, он мои запястья своими руками сжал, голову поднял, и тут увидела, что в глазах его больше нет огненных искр. Как и в волосах.
— Лисса, — повторил Редрик тихо. Сам дышал с хрипом, будто в гору бежал.
— Редрик…
— Огонь… ушел он. Не чувствую его больше. Внутри. Совсем.
— У тебя глаза цветом теперь, как ягоды бузины, — улыбнулась сквозь слезы, взяла прядь волос, пропустила меж пальцев. — И волосы черные совсем. Как же такое возможно-то…
— Неправильно это! — Лют вперед выступил, пес его зарычал. — Кто тебе, Морок, право дал жизнями охранителей распоряжаться? Зря ты то удумал. Другие, как прознают, быть беде!
— Не суди меня, охранитель грозы, — отмахнулся Морок, — а если у кого ко мне какие жалобы есть, пускай прилетают и в лицо высказывают. Да и не умер никто.
— А Метелица?
— Убьешь ее, как же, — усмехнулся.
— А это что? — Лют на колодец обледеневший указал.
— Заточение, — дернул плечами охранитель сумрака. — Пускай посидит, о своем поведении подумает. Глядишь, поубавится спеси.
— Госпожа Метелица сама говаривала, что лед завсегда огонь победить сможет, — вставил свое слово Огневик, но его никто не слушал.
— Редрик, — не унимался Лют, — ты хоть понимаешь, что теперь обычным человеком стал?
— Обожди, друже, — Редрик поднялся, меня за собой увлек. — Как ты сделал это? — недоверчиво спросил Морока, потирая место, где метка брачная была.
— А это так уж и важно?
— Скажи, — велела я, все еще поверить не в силах.
Морок притворно вздохнул.
— Не могу устоять, когда девица просит, — промелькнула по губам улыбка. — Есть у меня одна книжица, в ней и ответ нашелся… А большего вам знать и не надо, а то уже чую, что уединению моему конец пришел, — бросил недовольный взгляд на Люта. — Свободны вы теперь.
— А они тебя о том просили? — рыкнул Лют. — Ты, Морок, много на себя берешь!
Редрик руку на плечо охранителя грозы положил.
— Друже, не серчай, да только лучшего-то подарка для нас с Лиссой и не придумать.
Лют в ответ на этакие речи лишь светловолосой головой покачал.
— И впрямь интересно было взглянуть, кто верх одержит. Лед все ж таки сильнее оказался, — проговорил Морок задумчиво. — Надолго ли — вопрос другой.
— Выходит, ты Метелицу там заточил, — кивнул Редрик на колодец, — а ежели вырвется, тогда что?
— Не на вашем веку уж точно, — успокоил Морок. — А за вулканом я пригляжу.
— А жертвы? — спросила я. — Девицы?
— Спокойно пускай спят, — отмахнулся охранитель сумрака. — Есть теперь у Изначального Огня девица, да еще какая. С ней не заскучает, — сверкнул белыми зубами. — Считай, квиты мы с тобой, хозя… Редрик, — отвесил едва ли не издевательский поклон. — Мелисса, за поцелуй тот прости. — Я прищурилась, а он расхохотался.
Обхватила Морока тьма, а когда рассеялась, в зале только мы с Редриком, Лютом да духами остались.
— Мороку правила всегда нипочем были, — задумчиво охранитель грозы проговорил. — Да только неправильно это. Ты, Редрик, как знаешь, а я полечу, весть разнесу с грозами. Охранители знать должны. Сообщи, как решение примешь, как дальше-то…
— Благодарю тебя, друже.
Лют руку к груди приложил, мне кивнул, а потом грянул гром, забирая охранителя грозы и пса его крылатого.
— Хозяин, хозяйка, того-самого… — протянул Огневик. Растерянным таким никогда прежде его не видела. Казалось, даже искорки, из которых состоял, и те потускнели. — Что ж теперь делать-то…
— Уйдем отсюда? — предложила, чувствуя, как озноб по телу крадется. В сторону колодца застывшего и смотреть боязно было. Все еще поверить не могла в то, что своими глазами видела. А ну как сейчас Метелица вырвется, вернется Морок да скажет, что вдвоем все задумали и над нами потешались…
— И то дело, — согласился Редрик, подталкивая к ступеням лестницы, что наверх вела.
Поднялись в Рубиновый зал, вышли в яблоневый садик. Там в сравнении с обрядовым залом жарко почти было, яблони ветвями шевелили да травами пахло.
— Огневик, обожди нас, — попросил Редрик Огневика. — Поговорить нам с Лиссой надобно.
— Выходит, рассказать хозяйке хотите… — дух понимающе кивнул. А я вот ничего не понимала.
— О чем рассказать?
— А я-то как же? Мне-то куда? — заволновался Огневик. — Я с малых искорок в горе этой хозяину вулкана служил, всегда при деле был, а теперь чего? Не желаю туточки с ледышкой этой оставаться! Я дух огня, лед-то не по моей части, пускай даже под ним и огонь течет!
— Огневик, без тебя никуда, помнишь? — улыбнулась, но дух веселья моего не разделил.
— Это еще посмотреть надобно будет, — буркнул и покатился огненным шаром по тропке.
— Чего это он? — удивилась. — Огневик ведь может теперь отсюда тоже уйти.
Сама еще не могла поверить в то, что больше не пленники мы с Редриком. Только вчера говорили, куда поедем да надолго ли, а сегодня все дороги перед нами открыты. Сердце то замирало от одной только мысли о том, то начинало колотиться быстро-быстро. В мыслях круговерть из вопросов была: куда пойдем? Когда? А захочет ли теперь Редрик, когда свободен стал, со мной быть?.. Оттого-то прикусила губу и на него смотреть боялась.
Редрик подвел меня к одной из скамей каменных, усадил на нее. Сам рядом устроился, руки мои из своих выпустил. Мне вмиг холодно стало, озноб по телу пошел. Отец-Солнце еще только поднимался, раскрашивал небосвод багряными полосами.
— Что такое, Редрик? — решила опередить его. — Ежели не хочешь меня своей супругой видеть, пойму. — Покачала головой и усмехнулась горько. — Нет, обманываю. Не пойму. Потому как стал ты мне дорог. Да чего уж там… Люб ты мне, Редрик. Не думала, что сердце свое еще кому отдам, а ты и спрашивать не стал. Взял его, да так просто, что и сама не приметила, как полюбила тебя всей душой. — Сглотнула колючий горький ком в горле и продолжила: — Но ежели скажешь — уйду. Потому как неволить не стану. Не смогу.
— Я? Не хочу? — протянул удивленно. — Да с чего же мысли-то такие в твою голову забрели, Лисса?
— Ты теперь свободен. И можешь любую девицу себе женой взять.
— Так и до того было. Тебя не только Изначальный Огонь выбрал. Я тебя выбрал, слышишь?
Кивнула.
— Но метка, Редрик, когда я у Морока была, не жглась. А ведь раньше нам и чуть разлучиться нельзя было… Выходит…
Положил свою руку все же поверх моей, сжал. И хоть огнем больше не повелевал, все же тепло стало.
— Это оттого, Лисса, что ты меня своим супругом приняла. Участь свою приняла.
— Участь? — произнесла невесело. — То не участь, Редрик, а…
— Любовь, — закончил он, а я кивнула, глядя в его глаза. Непривычно было не наблюдать в них алых искр. — Я тебя, Лисса, полюбил больше жизни. Думал, нет в моем сердце больше любви, а оно вон как вышло… Огонь моей клеткой стал. Ты меня из клетки той освободила. Я ведь до того, как ты ко мне в гору пришла, и не жил вовсе. Хоть и огнем повелевал, а темно в моем мире было.
— В чем же дело-то тогда, Редрик? — протянула жалобно почти.
— Ты меня все одно отвергнешь, когда узнаешь, что скрыл от тебя.
Сглотнула. В груди словно сдавило что.
— Говори. Сил нет терпеть, — поторопила Редрика. Голос свой не узнавала.
Он взгляд опустил, потом головой покачал и снова на меня взглянул.
— Я когда в бреду лежал, Весту видел…
«Опять Веста», — подумала с тоской, когтившей сердце. Так и не смог ее позабыть…
— Стояла она с хозяином вулкана посреди поля, что за Вильзмиром раскинулось.
— Ты потому туда поехать решил?
Кивнул.
— Посмотреть хотел, знак получить. Но не о том сейчас речь. С Вестой рядом колыбельку приметил, а в ней одеяльце вышитое.
Заметалась взглядом по лицу Редрика, отыскивая ответ на догадку.
— Одеяльце? — переспросила хрипло.
— Подумал, чего только в бреду не привидится. А потом Веста и хозяин вулкана просили меня дочь их защитить.
Отняла руку у Редрика, поднялась резво, обхватила себя руками, прошлась вдоль скамьи.
— Чего только в бреду не привидится, — повторила его же слова.
— Вот и я так решил. А уж когда ты после встречи с подругой пришла с одеяльцем этим… Его-то я в колыбельке и видел.
— Что же ты сказать хочешь? Что Веста — моя матушка, а хозяин вулкана бывший — батюшка?
Редрик тоже поднялся, замер напротив.
— Лисса, ежели мне не веришь, Огневику поверь.
— А он-то тут с какой стороны?
— Огневик тебя в селение отнес, когда я, дурень, в гору явился Весту освобождать. Помнишь, я тебе сказывал, как оружие для битвы с хозяином вулкана готовил?
— Помню.
— Метелица до того увидела, как я местью одержим, и заговорила меч на хлад и стужу, но так, чтоб я не знал. Думал, боги мне оружие против чудовища из-под горы дали, на праведную битву отправляют, а оно вон как оказалось… — покачал головой.
— И тут Метелица, — сжала губы.
— Ты одну ее не вини, Лисса. Не она меч тот взяла, а я. Не ее рука его держала и заносила, а моя. — Сглотнул Редрик тяжело, после продолжил: — В этом самом саду хозяин вулкана Весту на руках держал, бездыханную. Решил я, что он ее сгубил-таки. Не знал тогда, что Веста родами умерла, дав тебе жизнь. И не смекнул, что уж больно легко хозяин вулкана смерть принял. Улыбался, когда снежный меч я на него опустил. Я-то в тот миг только и думал о том, что за Весту отомстил.
Облик Редрика перед глазами затуманился, не сразу и поняла, что слезы по щекам бегут.
— А одеяльце? — спросила невесть зачем и невесть что имея в виду. Но Редрик понял.
— Огневик в том одеяльце тебя и унес. Веста его вышивала. Я тебе хотел правду рассказать той же ночью, когда и сам все узнал, да не смог. Не хотел в глазах твоих ясных упрек и презрение видеть. Не смог бы их вынести. А сейчас…
— А сейчас? — откликнулась эхом, когда так и не продолжил.
— Ты свободна, Лисса, и можешь уйти. А уж зная правду… Выберешь себе достойного супруга, не чета тому, кто твоего отца погубил.
Ничего не ответила, отвернулась и долго смотрела на небо, туда, где Отец-Солнце над миром поднимался, умывал лучами всех, кто под ним ходит. Утренние птахи просыпались, наполняли своими голосами яблоневый сад. Сад, который Веста разбила. Моя мама…
Мама.
Подхватила юбку платья и устремилась по тропке, туда, где камень могильный холм венчал. Отец-Солнце беседку розовым расцветил. Тихо здесь было, даже птичьи трели не долетали. Стояла, смотрела на имя на камне высеченное. Провела по нему пальцами, зажмурилась крепко, но и под плотно сомкнутыми веками видела пламя рассвета.
Кто знает, как бы моя жизнь сложилась, не забери меня Огневик, не приди Редрик за невесту свою мстить, не прими хозяин вулкана смерть охотно… Стала бы я любимой дочерью или, напротив, хозяин вулкана и смотреть бы не смог на ту, что жизнь его любимой забрала?..
Сложись все иначе, ни Торвина, ни Алану бы не повстречала. А они-то в моем сердце особое место занимали. Проносились в памяти обрывки воспоминаний: радостные и горестные, трогательные и волнующие, трепетные и болезненные. Зато мои. Покачала головой. Поняла: не променяла бы их на что иное. Боги каждому дают только то, что вынести сможешь. В то я верила твердо. И никто, кроме богов, не ведает, как бы все вышло, ежели…
Нет. Не узнать уж о том. В прошлом ответов нет. А в будущем одни вопросы. Есть только то, что сейчас. Оно-то и важно. Оно только ценность и имеет.
Открыла глаза, в них яркий свет Отца-Солнца ударил. В последний раз взглянула на холм могильный, развернулась и по тропке обратно заспешила.
Редрик на том же месте в саду стоял. Ветер его волосами черными играл. Завидев меня, рванулся было навстречу, потом замер. Подошла к нему, заглянула в глаза. В них и ожидание, и страх, и нежность сплелись.
— Не могу я уйти, супруг, ведь очаг мой рядом с тобой. — Взяла его ладонь, приложила к своему сердцу. — И только здесь огонь горит, когда мы вместе.
Обхватил меня, прижал к своему большому и сильному телу. Не было больше запаха смолы и тлеющих угольев, а пахло теперь от Редрика просто — теплом и домом.
Отстранил меня чуть, заглянул в глаза.
— Твердо решила?
— Тверже не бывает.
— Ты о том не пожалеешь, Лисса. Никогда.
— Знаю, — улыбнулась ему сквозь слезы. Редрик пальцем вытер каплю, что по щеке побежала.
— Про какой там поцелуй Морок-то говорил, супруга?
Засмеялась, прильнула к Редрику, в кольце его рук уютно устроилась. Так и стояли, любуясь поднимающимся Отцом-Солнцем, а яблони тихо ветвями шевелили, шептали историю о хозяине вулкана и той, с кем его Изначальный Огонь венчал.еРедрик
У пристани на волнах корабль покачивался, поскрипывал, волны мягко о деревянные борта бились, перекрикивались матросы, готовясь к отплытию. Запах дегтя, рыбы и мокрого дерева ноздри щекотал.
— Не жалеешь, что родные берега оставить придется? — Редрик на меня смотрел. Непривычно было не видеть пламени в глубине его темных глаз. Нескоро еще к тому привыкну.
— Дом там, где сердце. А сердце мое, — дотронулась до груди Редрика ладонью, почувствовала крепкие удары, — здесь.
Седьмица прошла с той поры, как Редрик силы хозяина вулкана лишился. Говорили мы с ним долго да решили новую жизнь начать, за морем. Капитан корабля, с которым Редрик торговлю вел, как раз в дальние края собирался, согласился доставить нас к чужим берегам. Вещицы, что Редрик мастерил, все капитану продал, выручил за них немало. Вот сейчас и таскали матросы сундуки на борт. Мы-то налегке ехали: шкатулку мою с украшениями взяли, одежды два сундука, еще один с кузнечными инструментами Редрика да короб с секретом.
С Аланой я два дня назад попрощалась. Встретилась с ней на окраине селения, рассказала подруге правду. Узнав про Арвира, она только головой кивнула и губы побелевшие сжала. Просила написать, как устроимся, обещалась приехать. И хоть с подругой разлучаться второй раз за жизнь не хотелось, знала, что здесь и в окрестных селениях никакой возможности остаться нет.
— Готово! — крикнули с корабля. Поняли, что пора на борт подниматься.
— Заскучает Огневик, — сказала Редрику, когда короб железный резной в его руке качнулся.
Он хмыкнул только. Дух оставаться наотрез отказался. Решено было его с собой взять. А чтоб люд простой не пугать, для духа Редрик короб и выковал. С двойными стенками. С виду вроде сундука резного, а внутри с секретом: угли там томились. Огневик еще с ночи на них улегся. Ворчал сильнее обычного, что потускнеет за две седьмицы путешествия. Обещала ему, как прибудем да дом купим, самую большую печь отдать. Дух только после того затих.
Взошли на корабль. Матросы споро сходни убрали, налегли на весла, пока ветер не разгулялся, корабль качнулся и мягко по волнам заскользил.
Бросила последний взгляд на отдалявшийся берег и повернулась к Редрику, чтоб уж больше никогда назад не смотреть.