Рассказы

Могила саранчи

Пробуждение Роя — это всегда прекрасно. Даже если не забывать о чёрной сути, что он несёт.

Сперва начинает подрагивать земля. Песок взлетает в воздух, падают самые слабые побеги ковыля, слух ловит тонкий рокот. Вокруг, куда ни глянь — одна только сухая равнина, выжженная свирепым степным солнцем. И всё это дрожит, дышит, словно целая армия немёртвых ворочается под травяным покровом.

Затем наверх выбираются первые насекомые, расправляют крылья и взмывают ввысь. Они — как чёрные точки на голубом небе, пятнышки в глазах, что иногда проплывают перед взглядом, и нельзя понять, то ли это мираж, то ли реальность. Точек становится всё больше и больше, Рой растёт, превращаясь в огромное тёмное облако, а потом вся эта рать обрушивается на землю, не оставляя ни травинки, ни кустика. Горе и пешему, и конному, кто попадёт под удар, а тот, кто сумеет убраться подальше, найдёт на месте дома пустыню — и ещё нескоро там снова возникнет жизнь.

Потом Рой прилетит на новое место и уснёт. А через девятнадцать лет снова отправится искать себе пищу.

Молодому Дэлгэру как раз и было почти столько: он родился в один день с прошлым Роем. Дэлгэр не помнил, как это было тогда, но хорошо знал рассказы матери. Ровесников ему вокруг было почти не сыскать: в ту пору многие дети просто умирали от голода, пока их родители тщетно искали еду там, где прошёл Рой. Это потом уже, когда степь снова оживёт, разрастутся стада и снова будет вдосталь молока и мяса. А до того надо ещё дожить.

Каждый день в этих суровых краях — праздник, если ты встречаешь закат сытым. И каждый день шаманы считают, сколько ещё осталось таких же бесконечных дней до следующего пробуждения.

Когда-то у них были боги. Много богов. Только все они погибли, вымерли, уступив место Рою. Вот где истинно великая сила: бессмертная, вечно молодая и бездумно жестокая, как первоначальные стихии. Многие проклинали колдовскую напасть, коря её за гибель родных и близких, но Дэлгэр никогда не извергал худого слова. Молодой хан не считал нужным клясть почём зря бездушного.

Он был отличным воином, он прекрасно стрелял из лука и будто родился в седле. Он учился у шамана Нэргуя и знал поведение солнца и планет, умея предсказывать дождь и засуху. Дэлгэр не жалел сил, стараясь быть первым во всём. Не всегда это удавалось, было в его жизни много горестей, но теперь — теперь у него есть двадцать нукеров, преданных до последней капли крови, и старый Нэргуй, одно слово которого стоит больше тысячи чужих речей.

В юрте шамана было душно и жарко — стояло лето. Рой всегда вылезает на поверхность летом. Не любит он холод. Иногда Дэлгэр подумывал о том, чтобы убраться на север, где зима ещё суровей, чем здесь, только как это сделать? Там ведь тоже кто-то живёт, и придётся воевать за место под солнцем. А в войне этой можно и проиграть. Да и Рой туда тоже добирается, негде от него спрятаться. Раз за разом всё больше земель умирает под его пятой, навечно становясь пустыней, пастбища редеют. Сейчас племя Дэлгэра ещё живёт за счёт своих овец и лошадей. А дальше? Что будет через двадцать лет, сорок, шестьдесят? Сто и двести?

Рой был напастью, которая медленно убивала степь. Эрлэг-салхи, ветер смерти — вот как его звали люди. Шаманы поклонялись ему, как богу, прося смилостивиться. Да только Рой не слушал их молитвы. Он просто жил.

— Три дня, — сказал Нэргуй. — Да зачем ты спрашиваешь? Ты и сам умеешь считать не хуже меня. И уж точно не хуже этого остолопа, — он ткнул локтем сидящего рядом ученика.

— Я пришёл к тебе за советом, мудрейший, — проговорил Дэлгэр. — Я задумал большое дело.

— Не говори. Знаю. Даже слепой и увечный знал бы, умей он видеть так, как я.

Дэлгэр в ожидании склонил голову.

— Ты! — Нэргуй снова пихнул локтем ученика. — Принеси нам молока, да поскорее!

Ученик молча поднялся и выскользнул наружу, откинув полог юрты. Он был безымянным, как и полагается слуге шамана. Потом, когда старый Нэргуй умрёт, он сам станет Нэргуем и будет говорить с духами, но сейчас он — всего лишь мальчишка. Дэлгэр и сам, покуда был жив его старший брат, чуть не стал учеником. Только не сумел он расстаться с прежним именем, а без этого шаманом не стать.

Зато он стал ханом.

— Я видел, как жёны твоих молодцов шьют бурдюки из кожи, — сказал Нэргуй. — Видел, как баатары скакали к Чёрным озёрам и обратно. Скажи мне, ты правда думаешь, что Рой покорится твоей мысли?

— Видишь это? — Дэлгэр показал ему кузнечика-царцу. — Я поймал его у твоей юрты, прежде чем войти. А теперь — видишь?

Он сжал кулак, и только слизь потекла из-под мозолистых пальцев хана.

— Рой смертен. Я спрашивал стариков, спрашивал и тебя, если помнишь. Это такие же царца… почти. Мне показали одного. Сухого и мёртвого, залитого смолой, как комар в янтаре. А раз можно убить одного, значит, можно убить и всех остальных.

Нэргуй покачал головой.

— Рой нельзя застрелить из лука и пронзить копьём, — сказал он.

— Поэтому я буду сражаться с ним другим оружием.

— Напатум, — выплюнул Нэргуй, точно ругательство.

— Да. Напатум.

Именно за ним ездили нукеры Дэлгэра. И именно из-за него кочевье оставалось так близко к месту, где медленно стряхивал многолетний сон эрлэг-салхи.

Чёрная жижа с резким запахом, ключи которой наполняли озера в нескольких часах пути от кочевья. Дэлгэр не бросался словами попусту и не собирался, подобно древним воителям, сражаться бездумно. Он — не баатар из легенд, не победитель мангасов. Он — всего лишь человек. И у него есть ум, которого нет у Роя.

— Я не знаю, — наконец сказал Нэргуй. — Ха! Слышал бы это ученик… Учитель чего-то не знает… Но я и впрямь не могу тебе ничего сказать, Дэлгэр. Нет, скажу только одно: тебя скорее ждёт смерть, чем жизнь.

— Пускай.

— А как же твоя ненаглядная Наран? Ты ведь так и не женился на ней.

— Женюсь через три дня. Когда буду не ханом с крошечным улусом, а победителем эрлэг-салхи.

— Титул не даст тебе ни золота, ни скота, сын мой.

— Пускай, — снова сказал Дэлгэр. — Нам хватит и одной старой юрты.

Нэргуй тяжело вздохнул. Откинулся в сторону полог, нырнул внутрь безымянный ученик, неся в руках кувшин. Шаман кивком велел ему сесть и спросил:

— Ты знаешь, откуда появился Рой?

— Он был всегда, — вопрос поставил Дэлгэра в тупик. — Говорят, его царца — это злые мысли людей, обретающие плоть и кровь и мстящие за это.

— Говорят… — протянул Нэргуй. — Пускай говорят, что хотят. Рой появился давно, лет триста назад. Тогда здесь ещё лежали земли страны Хань…

— Разве они не начинаются за огромной стеной?

— Теперь — да, и говорят, что это они так отгородились от Роя. Стена, мол, заколдована, и эрлэг-салхи за неё не проходит. Хотя их сказители ещё и не такого наплетут, лишь бы ты их золотишком уважил. Так вот, где-то в этих степях некогда стоял прекрасный дворец, и жил в нём правитель здешних земель. У правителя была прекрасная дочь, а у дочери — сад, в котором она души не чаяла. Дочь любила только этот сад, отвергая женихов одного за другим, а те толпами осаждали дворец, пытаясь добиться её руки. И один из них затаил злобу на гордую девицу, когда та отказала ему.

— Проклятие? — спросил Дэлгэр.

— Не перебивай! — старец отвесил ему затрещину. Хан опасливо почесал затылок и втянул голову в плечи. — Да, именно проклятие. Жених сказал злое слово, и сад юной хатун пожрала саранча, всё до последнего цветочка. Но и девушка настолько обезумела, что сказала слово в ответ. Тогда-то из-под земли и поднялся впервые Рой, пожрал дворец, жениха, всех гостей и всё вокруг, а потом ринулся на соседние земли. Ханьцы ушли на восток, и здесь остались только мы — те, кто не боится жить под боком у бездушной стихии.

— Стихию можно победить.

— У тебя великая задумка, Дэлгэр. Скажи, ты знаешь о ком-нибудь другом, кто пытался уничтожить Рой?

— Нет.

— Перед ним бессильны даже боги. Пятьдесят семь лет назад, когда я был несмышлёным мальчишкой, олухом вроде этого, — он ткнул пальцем в сторону ученика, который по-прежнему стоял рядом с кувшином в руках, — к нам пожаловали миссионеры. Так далеко на западе называют шаманов, которые едут в другие племена рассказывать о своих богах. Это были люди в чёрных одеждах, с книгами в руках и большими серебряными крестами на толстых животах. Они поклонялись одному-единственному богу, отвергая остальных, и сперва кто-то даже поверил им, да только зря, — он мелко захихикал. — Через месяц после появления чужеземцев проснулся Рой и сожрал всех шаманов, кроме одного юнца, который укрылся под большим полотном с портретом их бога. Хорош же бог, которому плевать на своих почитателей! Так этот юнец и уехал обратно. Один и весь седой, как лунь. И больше миссионеры нас не тревожили, — он снова захихикал.

— И это всё? — разочарованно спросил Дэлгэр. — Никто даже не пытался?

— Да.

— Тогда я буду первым, — хан поднялся и, забыв про молоко, выглянул из юрты. — Чагатай! Займись лошадьми. Едем.

— Не пущу, — тихо сказала Наран.

— Я вернусь, — так же тихо ответил Дэлгэр. — Вернусь и заберу тебя.

— А если нет? — она подняла заплаканное лицо. Но для Дэлгэра даже такой, в слезах, она была прекрасней всех женщин в степи. — Если Рой убьёт тебя?

— Тогда ты сможешь с гордостью говорить, что твой наречённый не побоялся бросить вызов богу.

— Какая мне разница, если ты будешь мёртв? Прошу, не надо! Отдай Рою то, что ему нужно!

— Нет, — Дэлгэр покачал головой. — Жребий брошен. Слышишь? Чагатай уже зовёт меня.

— Дурак, — прошептала Наран. — Дурак, дурак…

Баатары работали как проклятые. Их семьи давно ушли на юг, ушёл Нергуй со своим учеником, ушли жёны и дети. А двадцать крепких молодых парней всё таскали и таскали тяжёлые бурдюки с напатумом, расплёскивая чёрную жижу тут и там, стараясь забрызгать как можно больше. В воздухе стоял тяжёлый запах, дурманящий голову, почерневший ковыль медленно умирал, а земля дрожала всё сильней, предупреждая о силе, что таилась внизу. Перепуганных коней пришлось оставить на границе, и баатары работали пешими. Редко-редко перебрасывались они короткими фразами, окликали друг друга, когда требовалась помощь, а всё иное время слушали, как жужжит под ногами степь.

На ночь они возвращались в раскинутые недалече юрты, а с восходом солнца снова принимались за дело. Так продолжалось три дня.

На рассвете четвёртого Дэлгэр поднялся в седло, пробежался пальцами по дуге верного лука и взглянул на небо — чистое, без единого облачка. Добрый знак.

— Вперёд! — крикнул он, подгоняя коня. Как только из-за горизонта покажется диск солнца, эрлэг-салхи восстанет. К тому времени они должны быть готовы.

— Куда вы едете, баатары? — послышался вдруг из-за спин всадников звонкий женский голос, и Дэлгэр натянул поводья. — Туда людям нельзя!

Молодой хан развернул коня, не веря своим глазам. У юрты стояла, насмешливо улыбаясь, юная девушка, прекрасная, как его Наран, только вместо простого платья на ней красовалось роскошное дэли из синей парчи, расшитое золотом. Шепоток пробежал меж нукеров, и Дэлгэр нашёл в себе силы улыбнуться.

— Кто ты? — спросил он. — Как тебя зовут?

— Царца.

— Царца? Уж не дух ли ты Роя, который мы хотим изничтожить?

— Я та, кто сдерживает его.

— Сдерживает! — вскричал Дэлгэр. — Эрлэг-салхи выжирает всё вокруг уже триста лет! Разве назовёт кто такую работу хорошей?

— Не будь меня, так вся степь превратилась бы уже в пески, — спокойно сказала Царца. — Слушай мои слова, хан: вели своим людям поворачивать морды коней и скачи отсюда как ветер, пока Рой не проснулся. Тогда, может, ты и останешься в живых. Сделай так, забудь о своей безумной затее. Тебе не победить бессмертного.

— Рой не бессмертен! — оскалился Дэлгэр.

— Он вечно молод и силён.

— И вечно стар. Как можно назвать молодым то, что родилось и не меняется? Я знаю, кто ты. Посмотри вокруг! Этого ли ты хотела, когда бросала своё проклятие?

— Нет, — её лицо потемнело. — Эрлэг-салхи породила моя злоба и ненависть, баатар. И его нельзя победить злобой и ненавистью, а больше у тебя за душой ничего нет. Вернись!

— Я видел, как огонь пожирает всё, до чего дотянется, — усмехнулся Дэлгэр. — Пожрёт и Рой.

Он ударил коня пятками, бросая его в галоп. Нукеры поскакали следом, и ни один не обернулся в сторону Царцы.

Степь просыпалась. Мерное жужжание звенело всё громче и громче, кони испуганно всхрапывали, умоляя хозяев повернуться и пойти прочь отсюда. Но всадники так и стояли на вершине холма, глядя на лежащую внизу равнину, залитую напатумом. Три дня они бродили по ней, таская тяжёлые бурдюки и обливаясь вонючей жижей. Теперь работа окончена.

Дэлгэр потянул из саадака лук, наложил огненную стрелу на тетиву и подцепил её кольцом. Чагатай поднёс к древку факел, поджигая обмотанный паклей наконечник. Хан бросил ещё один взгляд вниз — первые царца уже ринулись к небу, наполняя воздух пронзительным звоном. Говорят, когда Рой просыпается окончательно, можно услышать гром. Дэлгэр не знал, верить ли этим россказням. Он не собирался их проверять.

Рывком оттянув тетиву, он пустил стрелу круто вверх. Крошечный огонёк затерялся в рассветном небе, мелькнул где-то вдали, а потом упал на край чёрного поля.

Напатум вспыхнул.

— Ха! — засмеялся Дэлгэр. — Смотрите!

Полоса огня шла всё дальше и дальше. Даже отсюда молодой хан видел, как одна за другой с земли поднимаются насекомые, взлетают и падают обратно, когда их накрывает клубами чёрного дыма.

— Рой горит! — воскликнул Чагатай.

Дэлгэр наслаждался. То, чего он жаждал больше всего на свете, исполнялось прямо сейчас. Враг умирал. Не помогла ему вечная молодость, о которой говорила Царца.

— Не бывает в мире бессмертных! — крикнул хан.

И словно в ответ на его слова, под копытами коней дрогнула земля.

Обезумевшие животные метались, сбрасывая всадников. Кто-то из нукеров сумел совладать с конём и теперь галопом нёсся прочь. Дэлгэр, тщетно пытаясь успокоить скакуна, упал навзничь — и с ужасом увидел, как из выгоревшего ковыля под его телом лезет саранча.

«Его нельзя победить злобой и ненавистью», — сказала Царца. Только не испытывал Дэлгэр ни злобы, ни ненависти, только страх. Воздух вокруг стонал от ударов тысяч и тысяч крошечных крыльев, до самого горизонта, насколько хватало глаз, равнина чёрной тучей поднималась в воздух. Чудовищный гром расколол небеса, и хан, встав на колени, смотрел, как всё новыми и новыми тучами из-под земли выходит настоящий Рой — вечный, бездушный, непобедимый эрлэг-салхи.