Распутанный

— Давай-ка попробуем еще раз, — сказал он, ныряя в переулок и доставая следопыт. — Берегись, Лондон. Я иду!

Глава 11

— Нет.

Кифу уже порядком надоело произносить это слово.

Он уже воспользовался им, когда снова появился возле высокого красного здания с множеством разных крыш, поставленных одна на другую, которое, как подсказала ему удобная карта, в Японии называется Пагода Чуреито.

Это было красивое место, особенно с заснеженной горой на заднем плане.

Но это было далеко от Лондона.

Как и ряд огромных древних деревьев, называемых Аллеей баобабов на Мадагаскаре.

Или супер-причудливое здание с белым куполом, окруженное множеством башен, называемое Тадж-Махал в Индии.

Или Пизанская башня в Италии, которая действительно выглядела так, будто вот-вот рухнет.

И вот он стоял в пустыне перед местом, которое, по-видимому, называлось Гранд-каньон — и название было очень подходящим.

Каньон тянулся все дальше и дальше.

Небо было самого яркого оранжевого оттенка, который он когда-либо видел, что делало каньон одним из самых красивых мест, в которых он когда-либо бывал, даже если считать Затерянные города.

Но он все еще был у черта на куличках.

Все еще далеко от Лондона или любого другого места, где он мог бы продать украшения или купить одежду.

И это был его девятый прыжок за день.

Или, погодите.

Десятый?

Он совершенно сбился со счета.

Все, что он знал наверняка, это то, что он заставлял себя идти дальше, думая, что его новая блестящая карта обязательно приведет его туда, куда он хотел.

Вместо этого «нет» следовало за «нет».

И да, он действительно преуспел в поиске потрясающих человеческих блюд, которыми можно было набить желудок. Но во всем остальном он терпел сокрушительные неудачи.

Так что теперь его ноги подкашивались, в голове стоял туман, а волдырь от камешка в ботинке больше походил на открытую рану, и парень был уверен, что сможет сделать еще только один прыжок, прежде чем его мозг взорвется.

А это означало, что ему предстояло принять супервеселое решение.

Прокрутить следопыт еще раз и надеяться, что следующий луч, наконец-то, приведет его в Лондон — или, по крайней мере, куда-нибудь, где он сможет снять комнату на ночь, не потратив при этом всю оставшуюся наличность.

Или вернет в маленькую душную мастерскую отца и проведет там еще одну ночь.

Учитывая, как ему везло, первый вариант не казался разумным решением.

Но… он никогда больше не хотел видеть это скучное озеро.

— Я мог бы разбить здесь лагерь, — напомнил он себе. — Там не будет слишком холодно. И там не будет никаких йети, бродящих вокруг.

Но будут змеи.

И скорпионы.

И, возможно, несколько якулов.

И мысль о том, что придется проснуться и провести еще один день в напрасных прыжках, казалась еще хуже, чем всю ночь обниматься с ползучими тварями.

— Это не должно быть так сложно, — проворчал он, пиная землю и отправляя камешки в полет над краем каньона.

Слова эхом отозвались в его голове, и он сложил ладони рупором и прокричал их снова.

— ЭТО НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ТАК СЛОЖНО!

Теперь у него была карта и кристалл, который мог переносить его по свету в мгновение ока.

Почему он не мог найти то единственное место, куда ему нужно было попасть?

Потому что у него все еще не было самой важной карты.

Карты со всеми гранями на отцовском следопыте.

Он думал, что сможет обойтись без этого, но, очевидно, ошибался.

Что оставляло ему еще один вариант, куда он мог прыгнуть, но он предпочел бы, чтобы за ним гнались йети, или еще десять раз прокатиться на этой несчастной лодке.

— Хорошо, — сказал он, закрыв глаза и сделав глубокий, успокаивающий вдох, прежде чем заставил себя задать вопрос, который всегда помогал ему сделать правильный выбор, даже когда он действительно этого не хотел.

Что бы сделала Фостер?

Ему нужно было вышить это на тунике или что-то в этом роде.

Потому что Фостер всегда поступала разумно.

Даже если это было ужасно.

Даже если это причиняло боль.

Или вызывало у нее кошмары.

Она была смелой, умной и преданной своему делу.

И он хотел быть таким же.

Поэтому он порылся в рюкзаке и выудил кристалл, который почти не брал с собой, но бросил на всякий случай, если ему понадобится вернуться в Затерянные города.

Он отказывался называть это домашним кристаллом.

Он определенно не вел домой.

— Пожалуйста, не будь там, — пробормотал он, не уверенный, кого он имел в виду — своего отца или Ро.

На самом деле, он мог справиться с разъяренной принцессой огров.

Все, что ему нужно было бы сделать, это рассказать ей о своем маленьком признании Фостер, и она была бы так занята поцелуями, что забыла бы, что хотела поколотить его за то, что он сбежал.

Но дорогой папочка — это совсем другая история.

Киф не был уверен, что сможет смотреть на него теперь, когда увидел, как его маленький художник уединяется.

— Не важно. Его там не будет, — сказал он себе, поднимая кристалл к темнеющему закатному небу. — Он будет в квартире в Атлантиде, куда никогда меня не приглашал, или в каком-нибудь другом тайном доме, который у него есть, потому что ему нужно было найти пятьдесят разных способов сбежать от своей семьи.

И когда он вновь появился на Берегах Утешения, там было так темно и тихо, как он и надеялся.

Единственными звуками были плеск волн и прерывистое дыхание Кифа.

Тем не менее, он решил пробраться внутрь на цыпочках и направился прямиком в личный кабинет отца, надеясь, что карта для следопыта находится где-то в огромном письменном столе.

Если нет, то он не был уверен, где еще ее искать.

Может быть, в прикроватной тумбочке в спальне отца?

Или она могла быть…

Киф вскрикнул и схватился за грудь, когда зажегся свет.

Его отец рассмеялся, стоя в дверях.

— У меня было предчувствие, что ты вернешься.

Глава 12

— Не нужно командовать, — сказал лорд Кассиус, протягивая руки. — Я не собираюсь мешать тебе делать то, что ты делаешь. На самом деле, я здесь, чтобы помочь.

— Помочь? — фыркнул Киф, удивленный тем, как спокойно звучит его голос.

Ему даже не нужно было думать о камешке в ботинке, чтобы держать себя в руках.

С другой стороны, в данный момент его не так уж сильно волновали эмоции.

На самом деле он мог чувствовать только одну — и это была не та эмоция, которую он обычно испытывал к своему отцу.

— Мне не нужны твоя помощь или забота, — сказал ему Киф. — Я прекрасно справляюсь сам.

— Тот факт, что ты здесь, говорит об обратном, — заметил лорд Кассиус. — Хотя, похоже, ты приобрел некоторый контроль над своими новыми способностями, если можешь говорить так свободно.

Киф определенно уловил множественное число, но знал, что отец его дразнит.

Дорогой папочка, возможно, и понял, что у него проявились несколько способностей, но он никак не мог знать, на что парень стал способен.

Никто не знал.

Даже Киф.

Он вернулся к поискам в отцовском столе, стараясь как можно сильнее захлопывать каждый ящик.

— Это ищешь? — спросил отец, показывая слегка помятый листок бумаги.

Издалека было трудно разобрать, но это выглядело как рисунок круга с множеством крошечных линий и текста.

— Это карта к моему синему следопыту, — объяснил его отец. — Сегодня утром я встретился с советником Бронте и убедил его предоставить мне копию, что, уверяю тебя, было нелегко. У меня возникло предчувствие, что тебе она может понадобиться. Очевидно, я оказался прав.

У Кифа чуть челюсть не отвисла, но он стиснул зубы и отвел взгляд.

— Слово, которое ты ищешь, — сказал ему отец, — это «спасибо».

— Поверь мне, это не оно, — огрызнулся Киф. — Тем более, что ты еще не сказал, чего хочешь за нее.

— Чего хочу я?

Киф провел рукой по лицу.

— Послушай, это был действительно долгий день. Так что давай пропустим ту часть, где ты притворяешься, что ты на моей стороне и…

— Я на твоей стороне, Киф. Во многих отношениях. Ты думаешь, я не хочу остановить то безумие, которое затевает твоя мать?

— Нет, думаю, ты хочешь приписать себе заслугу в том, что остановил ее, и при этом не должен выполнять какую-либо работу, рисковать или приносить какие-либо жертвы.

— Это было бы здорово, — согласился его отец.

В его тоне был намек на юмор, а в глазах — огонек.

— Не надо, — предупредил Киф, сжимая руки в кулаки. — Ты не можешь стоять здесь и притворяться очаровательным и…

— Я очаровательный, — настаивал его отец. — Как думаешь, откуда у тебя это?

Киф стукнул кулаком по столу.

— Я СКАЗАЛ, ХВАТИТ!

Его отец вздохнул.

Киф провел пальцем по крышке стола, пытаясь решить, хватит ли у него сил схватить карту следопыта и прыгнуть.

— У меня есть другие вещи, которые тебе понадобятся, — сказал ему отец, будто точно знал, о чем думает Киф. — Полагаю, ты уже истратил большую часть денег, которые я храню в хижине, — не пытайся это отрицать. Знаю, что ты был там. Я могу узнать свою одежду. Кроме того, клянусь, следопыт реагирует на эту грань гораздо быстрее, чем другие, учитывая, сколько раз я им пользовался, хотя я давно им не пользовался. С тех пор, как узнал правду о твоей матери.

— Это должно заставить меня пожалеть тебя? — спросил Киф.

— Конечно, нет. Это еще одна наша общая черта, сынок. Никто из нас не ищет жалости. — Когда Киф не ответил, он прочистил горло. — Полагаю, у тебя есть какие-то вопросы…

— Не совсем. Я имею в виду, мне, наверное, любопытно, как ты мог потратить десятилетия, рисуя одно и то же скучное озеро снова и снова, и все равно не преуспеть в этом.

Челюсть отца напряглась, и по комнате прокатились волны негодования.

Киф ухмыльнулся.

Значит, дорогой папочка был неравнодушен к своим маленьким картинкам с озерами.

Приятно слышать.

— Я рисовал не озеро, — сообщил ему отец, когда его возмущение сменилось надменностью. — Я рисовал свет. Пытаясь передать его постоянно меняющуюся сущность.

Киф закатил глаза так драматично, как только мог.

— Так вот почему ты всегда уничтожаешь мои наброски? Они недостаточно претенциозны? Думаю, если бы я размазал несколько капель краски по бумаге, это не было бы таким уж большим разочарованием. Верно, Касс?

Отец отвернулся, складывая и перекладывая карту следопыта, и эмоции в комнате смешались в такой беспорядок, что Киф не мог даже начать переводить.

Он оперся о камешек в ботинке, чтобы не обращать на них внимания.

— Понимаю, тебе, возможно, трудно это понять, — тихо сказал отец, — и что мои методы были далеки от совершенства. Но все, что я когда-либо делал — или стремился сделать — это помочь тебе принять тот факт, что ты должен научиться приспосабливаться, если хочешь иметь хоть какой-то шанс на успех в нашем мире. Затерянные города не добры к тем, кто отказывается следовать правилам.

— И как это согласуется с существованием секретной хижины в мире людей? — спросил Киф.

— Никак. Но мне потребовались десятилетия, чтобы обрести доверие и ресурсы, необходимые для организации этого ретрита. Жизнь — очень долгая игра, и ты должен играть по правилам, прежде чем сможешь их нарушить. Докажи, что ты тот, кому стоит доверять, чтобы никто не следил за тобой слишком пристально. Заслужи репутацию человека, который умеет безоговорочно подчиняться, и никто не будет ожидать меньшего. Но ты всегда сразу бросался в бунт, не задумываясь о том, как это влияет на восприятие людей…

— Тебя, — закончил за него Киф. — Это то, о чем ты на самом деле беспокоишься, верно? Невозможно быть лордом Совершенные Штанишки, если у тебя неуправляемый сын.

— Невозможно, — согласился отец. — Хотя твоя мать сделала для разрушения моей репутации гораздо больше, чем все, что когда-либо делал ты.

— Это одна из немногих вещей, за которые я бы с удовольствием дал ей пять, — пробормотал Киф.

Его отец закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем сказать:

— Я не прошу у тебя прощения, Киф, и не пытаюсь его заслужить. Думаю, мы оба знаем, что это было бы бессмысленным занятием. Но мне нужно, чтобы ты выслушал меня — хотя бы раз в жизни. У меня гораздо больше опыта общения с Запретными городами, чем у тебя. Я знаю, как играть по их правилам. И тебе понадобится моя помощь, если ты захочешь остаться там на какое-то продолжительное время.

— А-а-а, так вот в чем дело! Ты пытаешься спрятать меня от посторонних глаз, пока не поползли слухи о новых причудливых способностях твоего сына!

— Уверяю тебя, уже слишком поздно для этого, — он встретился взглядом с Кифом. — Существует множество предположений о том, что ты можешь и чего не можешь делать, и ни одно из них не является хорошим.

— Отлично. — Киф пнул носком ботинка, оставив на девственно-белом полу приятную большую царапину, которую, несомненно, заметил его отец.

Киф мог сказать, что ему хотелось начать одну из лекций о том, как проявлять должную заботу и уважение к имуществу.

Вместо этого отец сказал ему:

— Я не собираюсь притворяться, что у тебя впереди легкая дорога, Киф. Или обещать, что все придет в норму.

— В норму? Была ли моя жизнь когда-нибудь нормальной?

— Раньше я так думал. Но… нет. — Его взгляд стал отстраненным. — Нравится тебе это или нет, но ты — часть плана своей матери. Так что, пока ты не будешь готов бросить ей вызов, лучше сделать так, чтобы она не смогла тебя найти.

— О, я готов.

— Да? Значит, ты освоил свои новые способности? — Он изучал лицо Кифа. — Именно так я и думал. Твой контроль в данный момент ощущается… предварительным.

— Так и есть, — согласился Киф. — Так что тебе следует быть осторожнее с тем, как сильно ты меня злишь. Одно неверное слово и…

Он оставил угрозу висеть в воздухе.

Его отец выглядел скорее заинтересованным, чем испуганным.

— Ты хоть знаешь, что это за новые способности?

Киф, конечно, жалел, что не может ответить!

Но отец понял бы, что он лжет.

— Единственное, что мне нужно знать, — это как покончить с ней, — напомнил ему Киф. — И у меня много планов на этот счет.

Отец провел пальцами в воздухе.

— Интересно. Я чувствую твою решимость по всему телу, что говорит о том, что ты, возможно, готов принять это решение. Но ты кое о чем забываешь.

— И уверен, ты собираешься рассказать мне, в чем дело.

— Ты забываешь, что твоя мать покажет себя только тогда, когда для нее наступит подходящее время. Как у тебя все сложилось в Лоамноре?

Киф снова принялся водить пальцем по столу.

— Не самый мой любимый день. Но я выжил.

— Ты выжил, но действительно думаешь, что твоя мама закончила свои маленькие эксперименты?

На это у Кифа не было ответа.

Ему хотелось верить, что вся эта история с почти смертельным исходом была последней.

Но… могло ли быть что-то еще?

Настроение отца снова изменилось, сменившись горьким беспокойством, как будто он знал что-то, о чем не договаривал.

— Я не хотел тебя пугать, — сказал отец, подходя ближе.

— Я не боюсь!

— Мы оба знаем, что это ложь. — Он положил руку на плечо Кифа, и тот отдернул ее. — В страхе нет ничего плохого, Киф. Он может быть мощным мотиватором. Посмотри, к чему это привело тебя. Ты нашел идеальное место, где можно спрятаться, пока не освоишься со своими новыми способностями. И я могу тебе помочь…

— МНЕ НЕ НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ!

— Странно закатывать истерику, когда ты стоишь в моем кабинете, роешься в моем столе в поисках карты для моего следопыта, одетый в мою одежду, с моими деньгами в кармане.

— Да, только ты не имеешь ко всему этому никакого отношения.

— Разве? Ты правда думаешь, что я оставляю свою хижину незапертой, чтобы любой странствующий турист мог чувствовать себя как дома?

Кифу очень, очень, очень хотелось возразить.

Но… на самом деле он был удивлен, что хижина оказалась незапертой.

И тут он вспомнил, как ручка на секунду перестала поворачиваться, прежде чем со щелчком открылась.

— В ручку встроен датчик отпечатков пальцев, — объяснил отец. — И я запрограммировал его на твои отпечатки.

— Почему?

— Трудно сказать. — Он отвернулся, глядя в окно на залитый лунным светом океан, и его настроение стало задумчивым, с легкой ноткой нервозности. — Полагаю, я подумал, что если ты когда-нибудь найдешь дорогу туда, то, возможно, настанет время для более продолжительных бесед. И я мог бы, так сказать, открыть дверь.

Эти слова были приглашением.

Но Киф был слишком уставшим, чтобы принять его.

Слишком сердитым.

Слишком потерянным.

— В любом случае, — сказал его отец, прочистив горло, — все получилось хорошо. Теперь у тебя есть безопасное место, где можно спрятаться.

Киф покачал головой.

— Я никогда туда не вернусь.

— У меня было предчувствие, что ты это скажешь. И это ошибка. Ты можешь обижаться на меня сколько угодно и все равно пользоваться теплой постелью, в которой никто не сможет тебя найти. Где ты будешь спать в противном случае?

— Я все еще пытаюсь это понять.

— Верно. И через сколько еще прыжков ты сможешь пройти, пытаясь составить план? Ты и так выглядишь поблекшим.

— Нет, это не так!

— Ты смотрелся в зеркало? Если ты станешь еще бледнее, то станешь почти прозрачным. Тени у тебя под глазами тоже похожи на синяки. Предполагаю, что с тех пор, как ты сбежал, тебе удалось поспать всего несколько часов, а потом ты проделал не меньше дюжины прыжков, прежде чем оказался здесь. И я знаю, ты собираешься сказать мне, что тебе не нужна моя помощь. Но почему бы тебе не посмотреть, что я могу предложить, прежде чем отказывать мне?

Киф скрестил руки на груди и облокотился на стол.

— Отлично. Произведи на меня впечатление.

— Ты говоришь это с сарказмом, но я произведу на тебя впечатление. После того, как я убедил Бронте подарить мне это, — он протянул Кифу карту следопыта, — которую ты никогда бы не получил в противном случае, я также отправился к другу, который разбирается в технике, и попросил его сделать для тебя это.

Он сунул руку в карман своего украшенного драгоценностями плаща и вытащил маленькую синюю брошюрку.

Киф приподнял бровь.

— Это все, что у тебя есть?

— На самом деле, нет. Но ты ведь не знаешь, что это такое, не так ли? Это называется паспортом, и это форма идентификации человека — невероятно важная форма. Запретные города разделены на сотни разных стран, в большинстве из которых есть своя валюта, язык, культура и правительство, и паспорт позволяет тебе попасть из одной страны в другую. Тебя также могут попросить время от времени предъявлять его, чтобы доказать, что ты принадлежишь к этой стране.

Он помахал им перед носом Кифа, ожидая, что тот возьмет книжечку.

Киф вздохнул.

— Полагаю, тебе пришлось дать мне вымышленное имя. Дай угадаю… я — Кей Лордсон?

— Вообще-то, я подумал, что тебе будет сложно откликаться на новое имя. Поэтому я изменил только фамилию. Но, думаю, ты одобришь то, что я выбрал.

— Только если там будут красивые волосы. — Киф перелистнул на последнюю страницу, которая была более яркой, чем все остальные, и не смог удержаться от того, чтобы не разинуть рот.

Там была его фотография, на которой он сверкал своей фирменной ухмылкой.

Рядом с именем: КИФ ИРВИН ФОСТЕР.

Глава 13

— Тьфу, ты мог бы, по крайней мере, дать мне новое второе имя, — проворчал Киф, предпочитая не обращать внимания на гораздо большую странность, на которую он уставился.

Отец покачал головой, и в воздухе повисло раздражение.

— Я, честно говоря, не понимаю, почему у тебя такие проблемы с «Ирвин».

— Серьезно?

— Это семейное имя. Твоего пра-пра-пра-пра-прадеда звали Ирвин Сенсен.

— Да, но ты когда-нибудь смотрел на мои инициалы? Ты назвал меня К.И.С.! (прим. пер. KISS — с английского «поцелуй»; Киф Ирвин Сенсен — Keefe Irwin Sencen — KIS)

Он издал несколько звуков поцелуя для пущей выразительности.

Губы отца чуть заметно дрогнули, но раздражение не исчезло.

— Признаюсь, я не заметил этого, когда выбирал имя. Но ты превращаешь абсолютно все остальное в шутку… почему бы и не это? На самом деле, учитывая твою склонность к флирту, я бы подумал, что ты не откажешься от этого.

Киф закатил глаза.

— Да, потому что все хотят поцеловать Ирвина.

— Ты не Ирвин… ты — Киф. Но я закончил эту дискуссию. Новая фамилия исправляет проблему с твоими инициалами, не так ли?

Киф изучил карту для следопыта, решив, что проще проигнорировать вопрос.

Он понятия не имел, что хотел сказать отец, давая ему фамилию Фостер, но был не в настроении для этого.

— Ты, кажется, думаешь, что я издеваюсь над тобой, — пробормотал отец. — Странно, ведь я выбрал это имя, чтобы оно вдохновляло. Твоя мать пытается убедить тебя в том, что переход на ее сторону неизбежен. Поэтому я подумал, что тебе, возможно, понравится напоминание о том, что ты уже выбрал свою сторону. Что бы ни утверждала твоя мать — или что бы ты ни узнал о своих новых способностях — у тебя всегда будет право голоса в твоем будущем.

Эти слова, исходящие от отца, не должны были много значить.

Но у Кифа на глаза навернулись слезы.

Отец откашлялся, когда Киф попытался вытереть слезы рукавом.

— Ты должен знать, что она заходила вчера. Софи… не твоя мать. Она появилась через несколько часов после твоего ухода и потребовала, чтобы я дал ей список городов, к которым вел мой следопыт, чтобы она могла попытаться найти тебя.

Сердце Кифа вспыхнуло, как сверхновая.

— Ты дал ей его?

— И да, и нет. Она увидела это в моих воспоминаниях. Но она решила оставить тебя в покое.

И в этот момент вспыхнула сверхновая.

Его отец покачал головой.

— Юношеская любовь так утомляет. Не нужно это отрицать. Твои чувства очевидны. Ну… для всех, кроме нее.

Киф почувствовал, как по комнате прокатилась волна ликования, и у него возникло искушение швырнуть паспорт в голову отца.

Но, вероятно, он ему понадобится.

И хотя он знал, что позже возненавидит себя, ему пришлось спросить:

— Почему она передумала?

— Потому что она, в отличие от тебя, иногда прислушивается к голосу разума.

— Перевод: ты отговорил ее от этого.

— В какой-то степени. В основном, я заверил ее, что ты можешь постоять за себя в мире людей, и помог ей понять, что ей лучше потратить свое время и энергию на то, чтобы заняться другими вещами.

Все это было правдой.

Это не должно было его огорчать.

Но огорчило.

Его голос определенно звучал угрюмо, когда он спросил:

— Есть какие-нибудь идеи, над чем она работает?

— У меня есть свои теории. Но она была отвратительно расплывчата. — Отец склонил голову набок, изучая его. — Если ты беспокоишься о ее безопасности, то, похоже, принцесса огров теперь служит дополнительным телохранителем.

Киф съежился.

Он мог только догадываться, какие насмешки, должно быть, происходили. Особенно если Ро прочла его записку… а она, очевидно, прочла, потому что была очень любопытной.

Еще одна причина, по которой он должен быть рад, что какое-то время будет скрываться в Стране Людей.

Но зная, что Фостер на самом деле не станет его преследовать, он чувствовал…

Не-а.

Лучше было не погружаться в эти эмоции.

Отец прочистил горло, и странная смесь дискомфорта и сожаления исходила от него, когда он сказал:

— Если это поможет, она действительно хотела найти тебя. Не нужно было быть эмпатом, чтобы понять это.

Киф попытался найти ответ.

Лучшее, что он смог придумать, — это засунуть паспорт и карту от следопыта в рюкзак и пробормотать:

— Мне пора.

— Погоди, — отец достал из кармана плаща пачку разноцветных банкнот и протянул ее Кифу. — Уверен, что тебе нужно больше наличных, но постарайся не брать с собой больше, чем это, когда выходишь из дома. В Запретных городах полно разных воров, поэтому лучше ограничить их количество. Вот почему я попросил своего друга приготовить для тебя вот это.

Он протянул Кифу маленький черный прямоугольник с цепочкой цифр на лицевой стороне и именем КИФ И. ФОСТЕР.

— Это называется кредитная карта, и она особенно эффективна. Одно быстрое нажатие на нужный компьютер, и любая покупка будет оплачена, но не пользуйся той, которую ты взял в моем доме. При использовании карты тебя могут попросить предъявить удостоверение личности, поэтому нужно, чтобы имя на карте соответствовало паспорту.

Киф покосился на маленький чип, вмонтированный в карту.

— Кто-то может это отследить?

— У них не должно быть такой возможности, но если и да, это только вернет их к Кассу Лордману. За эти годы я создал несколько учетных записей для людей, и это связано с ежемесячными платежами.

Киф уставился на отца, гадая, сколько еще секретов тот хранит.

— Как я уже говорил, если ты докажешь, что заслуживаешь доверия, никто не будет следить за тобой слишком пристально, — напомнил ему отец.

Киф не был впечатлен.

В конце концов, если бы дорогой папочка тратил чуть меньше времени на создание фальшивой жизни в мире людей, он мог бы время от времени пытаться быть настоящим отцом.

Кто знает? Возможно, он даже догадался бы, что его жена — злобная убийца, проводящая эксперименты над их сыном.

— Это все? — спросил Киф, пытаясь засунуть наличные и кредитку в карман, но ему мешала карта мира, которая была у него под рукой.

— Пока нет. Возможно, ты уже заметил, что люди невероятно полагаются на небольшие гаджеты, которые они называют смартфонами, но за ними могут следить правительства различных стран, поэтому я бы не рекомендовал их приобретать. Я также сделал несколько общих заметок, — он порылся в кармане плаща и достал блокнот размером с ладонь, — о таких вещах, как продукты, которые стоит попробовать. Которых следует избегать. Распространенные выражения и обычаи. Советы о том, где остановиться, где найти важную информацию или как пользоваться общественным транспортом. Уверен, что инстинктивно ты проигнорируешь это так же, как игнорируешь все остальные мои советы. Но ты пожалеешь об этом, если сделаешь так.

Киф сомневался в этом.

Но сунул блокнот в рюкзак вместе с удобной картой мира и наличными, а кредитную карту положил в карман, поскольку, похоже, ей придется пользоваться довольно часто.

— Теперь я могу идти?

— Почти. Ты, наверное, заметил, что я отметил три точки на карте следопыта. Первая — это точка, которая приведет тебя к хижине, хотя уверен, что твоя фотографическая память уже поможет с этим. Вторая — это дорога в Лондон, поскольку предполагаю, именно туда ты направляешься дальше. И третья…

— С чего ты взял, что я направляюсь в Лондон? — перебил его Киф.

— Потому что ты умнее, чем хочешь, чтобы люди думали, — он выдержал взгляд Кифа, не давая ему возразить. — Сомневаюсь, что найдешь то, что ищешь, но, в любом случае, это подходящее место для начала. Я бы не рекомендовал задерживаться там надолго…

— Я этого не планирую, — заверил его Киф.

Очевидно, это было самое предсказуемое место, куда он мог пойти, так что чем скорее он уберется оттуда, тем лучше.

— Хорошо, — сказал ему отец. — Карта следопыта должна помочь тебе найти какие-либо зацепки. Но прежде чем сделаешь что-либо из этого, ты должен посетить третью отмеченную мной грань и научиться распознавать слежку.

— Слежку? — повторил Киф, когда его внутренности были готовы с хлюпающим звуком вывалиться наружу.

— Да. У Черного Лебедя самая обширная сеть. Но Совет следит и за Запретными городами. И уверен, что можно с уверенностью предположить, что Невидимки также отслеживают все, что в их силах.

Кифу пришлось облокотиться на стол.

Он знал, что у Форкла миллионы камер, но он совсем о них забыл.

Как он мог быть таким беспечным?

— Не надо так драматизировать, — сказал ему отец, хотя это прозвучало скорее резко, чем одобрительно. — Сомневаюсь, что ты появился на стольких записях, как опасаешься. Рядом с моей хижиной нет видеонаблюдения… я об этом позаботился. Что касается остальных граней, то пункты наблюдения не всегда находятся рядом с пунктами прибытия. Учитывая, как часто ты перемещался, готов поспорить, что они засняли тебя только в одном или двух местах. С этого момента ты можешь это исправить. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, на что обращать внимание, но как только я это сделал, мне стало легко отворачиваться. Это обретет больше смысла, когда ты поймешь, куда я тебя посылаю. Фокус в том, чтобы следить за блеском.

— Следить за блеском, — повторил Киф, приподняв бровь.

— Как я уже сказал, это обретет больше смысла, когда ты увидишь. Этот блеск отличается от любого другого мерцания, которое создают люди. Он предназначен для того, чтобы привлечь внимание и запечатлеть лица всех присутствующих. Поэтому, как только ты сможешь его распознать, то почувствуешь это притяжение и инстинктивно поймешь, что нужно отвернуться.

Киф провел рукой по лицу.

— Серьезно… кто ты вообще такой?

У отца, которого он знал, не было банковских счетов, как у людей, и он не знал, как избегать эльфийской слежки.

Он также почти не замечал существования Кифа, а когда и замечал, то только для того, чтобы прочитать лекцию или покритиковать.

Киф знал, что делать с этим отцом.

Но этот парень?

Этот… Касс Лордман — выдающийся художник озера и эксперт по Запретным городам, кто нашел время, чтобы изготовить для него набор для выживания у людей?

В словах этого парня не было смысла.

— Ладно, я должен спросить, — пробормотал Киф. — Почему?

— Почему я помогаю тебе? — уточнил его отец.

— И эту часть. Но также… почему люди? К чему все эти секреты? Просто… почему?

Эмоции в комнате растаяли, превратившись в размытое пятно.

— Честно говоря, иногда я и сам задаюсь этим вопросом, — пробормотал отец. — Лучший ответ, который я могу найти, заключается в том, что, хотя у людей есть свои проблемы, они также невероятные существа, полные красоты, доброты и креативности. И они могут быть гораздо более непредубежденными, чем мы. Я не согласен со многими решениями Черного Лебедя, но в одном они действительно были правы: Софи выросла с верой в то, что она — человек. То, что она узнала из этого опыта, поистине бесценно… и хотя ты никогда не добьешься такого же эффекта, надеюсь, что ты воспользуешься своим пребыванием в Запретных городах, чтобы узнать как можно больше. Понимаю, ты будешь сосредоточен на своей матери и своих способностях, но надеюсь, что иногда ты будешь позволять себе отвлекаться. Попробуй их блюда. Посмотри их достопримечательности. Познакомься с их культурой. Позволь их миру формировать тебя. В конце концов, ты станешь лучше.

Киф мог сказать, что каждое слово его отца было искренним, и ему хотелось крикнуть: «ЕСЛИ ЭТО ДЕЛАЕТ ТЕБЯ ЛУЧШЕ, ПОЧЕМУ ТЫ ТАКОЙ ПРИДУРОК?»

Но все, что он сказал, было:

— Верно. Итак… это все, или ты собираешься дать мне еще и несколько советов по искусству?

Раздражение отца возросло.

— Полагаю, мне не следовало ожидать благодарности, хотя я ее и заслуживаю. Но, несмотря на твою неблагодарность, я всегда рядом. Если у тебя будут неприятности, найди меня. И если у тебя кончатся деньги…

— Нет, — вмешался Киф. — Я взял кое-что из маминых драгоценностей. Как только я найду, где их можно продать, все будет готово.

— Умно, — признал отец. — Я бы посоветовал поискать так называемый ломбард. Но будь осторожен… они, как правило, находятся не в самых безопасных районах. Молодой человек с мешком драгоценностей — или сумкой денег, вырученных от продажи этих украшений, — стал бы легкой добычей. Я бы также посоветовал разбить украшения на части и продавать их по камешку. Драгоценности в Запретных городах встречаются гораздо реже, поскольку они никогда не изучали гномьи методы добычи. Таким образом, они будут очень высоко ценить все наши ювелирные изделия, что значительно усложнит ситуацию, поскольку люди редко платят наличными в таких размерах.

— Понял, — сказал Киф, доставая синий следопыт.

— Вообще-то, подожди, я чуть не забыл, — отец открыл один из ящиков стола и достал большой черный мешочек. — Я собрал несколько наших самых важных эликсиров, поскольку не хотел бы, чтобы ты зависел от человеческих лекарств. Там есть Подпитка от Исчезновения. Предлагаю тебе выпить немного, прежде чем снова прыгать.

Кифу действительно надоело принимать помощь отца.

Но… ему следовало бы позаботиться о том, чтобы взять с собой какие-нибудь лекарства.

И, честно говоря, он не был уверен, что сможет совершить еще один прыжок без них.

Поэтому он залпом выпил Подпитку, которая, как лед, растеклась по его венам. И решил прихватить бутылку Молодости, которая стояла на столе отца, так как какое-то время у него ее не будет.

На самом деле, ему, вероятно, понадобится детоксикация, когда он вернется.

Если он вернется.

— Вернешься, — сказал отец, каким-то образом угадав, о чем он думает. — Но подожди, пока не будешь готов по-настоящему, а не только для того, чтобы бросить вызов своей матери. Подожди, пока не будешь готов встретиться лицом к лицу со своей новой реальностью. Нравится тебе это или нет, но ты изменился, Киф. Пришло время узнать, кто ты такой.

Эти слова могли бы вдохновить. Но, поскольку это был его отец, они прозвучали как приказ, и Кифу захотелось повернуть любую грань следопыта, кроме той, которую отметил его отец.

Но ему нужно было научиться избегать слежки… особенно перед Лондоном.

— Значит, ты наконец-то научился доверять мне, — самодовольно произнес отец, когда Киф повернул кристалл к той грани, которую запомнил по карте.

— Я делаю это не ради тебя.

— Знаю. Не забывай следить за блеском, — добавил он, когда Киф поднес кристалл к лунному свету. — О, и еще кое-что.

Это был идеальный момент, чтобы сказать сыну, что он будет скучать по нему.

Или что он гордится им.

По крайней мере, он мог бы посоветовать ему быть осторожнее.

Вместо этого он пригладил волосы и сказал:

— Сделай себе одолжение. Прежде чем отправляться в следующее место, обязательно попробуй их чуррос.

Глава 14

— Следи за блеском, — проворчал Киф, подражая высокомерному тону отца, когда окинул взглядом переполненный двор. — Почему это лучшее место для этого? Здесь все сверкает!

На деревьях мерцали огоньки.

С фонарных столбов свисали мерцающие баннеры.

И, по крайней мере, половина толпы была одета во что-то блестящее.

Это было красиво и все такое, но определенно не помогало в попытках найти какое-то блестящее наблюдение. Тем более, что была уже ночь, и огни, освещавшие все дорожки, казалось, усиливали любой блеск.

Киф закрыл глаза и наступил ботинком на камешек, чтобы избавиться от предвкушения, разочарования, усталости и возбуждения, переполнявших его чувства.

Это была самая большая толпа, в которой он был с тех пор, как обрел хоть какой-то контроль, и они, казалось, ждали, что что-то произойдет, но не было никаких признаков того, что именно.

По крайней мере, озеро, на берегу которого он стоял, больше походило на фонтан, так что, если здесь и была задействована какая-то лодка, она должна была быть довольно крошечной.

На самом деле, все в этом месте казалось ему меньше, чем он ожидал.

Возможно, он был избалован Этерналией и Люменарией, но розово-голубой замок, который все продолжали фотографировать, больше походил на миниатюрную копию.

Как и заснеженная гора на заднем плане.

Честно говоря, все было похоже на фасад, созданный для создания очень специфической эстетики, с прожекторами на каждом дереве и музыкой, звучащей из скрытых динамиков. На улице даже были все эти странные дорожки и углубления, как будто экипажи и телеги застревали, следуя по одному и тому же пути снова и снова.

Но ничто из этого не было таким странным, как люди, разгуливающие в костюмах с огромными головами животных.

Была ли одна из них гигантской мышью?

И была мышка… знаменита?

Похоже, так оно и было, поскольку люди выстраивались в очередь, чтобы сфотографироваться с ней.

В центре двора также стояла статуя в натуральную величину, изображающая эту мышку, держащуюся за руки с каким-то человеком.

На самом деле, мышь была также на футболках людей… и у Кифа возникло ощущение, что некоторые из их шляп и повязок на голову были сделаны в виде мышиных ушей.

В обычной ситуации ему бы понравилась такая случайность… возможно, он бы даже купил себе пару блестящих ушей.

Но он устал.

И у него болела нога.

И он все еще был потрясен милой беседой с дорогим папочкой.

И он понятия не имел, где находится, а его удобная карта была спрятана в рюкзаке, и…

— Подожди-ка… Что-то здесь кажется знакомым, — пробормотал Киф, осознавая, что Фостер упоминала о подобном месте раньше… или это был Декс?

Его мозг был слишком утомлен и перегружен, чтобы найти точное воспоминание. Но он был уверен, что это место называлось как-то вроде «Диззнейхейвен» или «Диззнейглен», и что Фостер подарила Дексу часы из этого магазина в качестве одного из подарков на промежуточные экзамены.

Киф обернулся и… ага!

Там были магазины, торгующие ювелирными изделиями, безделушками, рубашками и всякой всячиной, а одна из мамочек рядом с ним держала в руках огромный пакет для покупок с надписью «Диснейленд».

— Так вот куда Фостер ходила в детстве, — сказал он, гадая, носила ли она маленькую корону, как многие другие девочки в толпе, или, может быть, пару блестящих крыльев.

Он хотел представить, как она хихикает с сестрой и уплетает попкорн из ведерка, который продавали в ближайшей тележке, потому что он пах соленым, маслянистым и восхитительным.

Но, скорее всего, все это время ее одолевали мысли, от которых она не знала, как избавиться, и в то же время заставляла себя улыбаться, чтобы скрыть сильную головную боль. И когда он стоял там, вдавливая камешек ботинком в очередную мозоль, ему вдруг захотелось воспользоваться передатчиком, который дал ему Грейди, чтобы вязаться с ней и сказать:

— Каждый раз, когда я думаю, что понимаю, какая ты храбрая и сильная, я нахожу еще больше доказательств того, что ты потрясающая.

Но это было бы слишком слащаво.

К тому же, он не должен был связываться с ней.

Он не должен был ни с кем связываться.

Он должен был следить за «блеском».

Киф снова оглядел пейзаж, на всякий случай, если это поможет, расфокусировав взгляд.

— Хорошо… я вижу размытый свет. И размытых людей. И размытые деревья. И размытый замок. И размытые фонари. И…

Киф замер.

— Ой, — он несколько раз моргнул, чтобы убедиться. — Ага. Кажется, теперь я понял.

Один из фонарей у замка странно мерцал. Будто внутри филиграни была спрятана мягкая мерцающая звезда.

Его взгляд был прикован к ней, хотя он и не осознавал этого в полной мере.

Казалось, что какая-то глубинная часть его подсознания шептала:

«Посмотри туда», — и Киф прислушался к этому голосу, сверкнув ухмылкой, которая, как он надеялся, говорила: «Я тебя раскусил», — и повернулся лицом к фонарю.

Затем он отвернулся, запоминая, как эта искорка выглядит боковым зрением, чтобы иметь возможность заметить ее, не открывая больше своего лица.

— Ладно, с этим покончено, — сказал он, а затем понял, что ему следует прекратить разговаривать самому с собой.

Несколько человек вокруг него начали оглядываться через плечо.

На самом деле, ему, вероятно, следовало найти безопасное место, чтобы переместиться, поскольку теперь у кого-то была запись его пребывания там.

Но… он не был уверен, куда идти.

Его следующей остановкой должен был быть Лондон, но ему нужно было поторопиться, когда он доберется туда, и у него все еще не будет плана, как найти то, что он искал.

И, возможно, он боялся этой небольшой части своего путешествия к самопознанию и был бы не прочь потянуть время.

Ему также нужно было поспать, но он действительно не хотел возвращаться в хижину отца.

К тому же от запаха попкорна у него урчало в животе.

И, похоже, ему нужно было попробовать еще много других вкусных закусок.

Но только не чуррос, сказал он себе.

Это сделало бы его отца слишком счастливым.

Вместо этого он подошел к киоску, где продавались стаканчики с желтым флаффом, и заказал мороженое, холодное, сладкое и с ананасовым вкусом. И парень в очереди за ним — отец с двумя детьми в длинных коричневых одеждах, которые продолжали называть себя джедаями, — сказал ему, что если он не собирается угощаться чуррос, то ему нужно хотя бы попробовать что-то под названием «Микки беньетс».

У Кифа ушло гораздо больше времени, чем следовало бы, на то, чтобы найти лакомство в форме мышиных ушек в сахарной глазури, но оно того стоило. Вкус похож на Маслянный Взрыв, но более сладкий и легкий, с добавлением соуса для макания.

И чем больше он бродил по парку, как он слышал, люди называли его, тем больше он не мог сдержать улыбки, несмотря на то, что камешек все глубже и глубже впивался ему в ногу.

Казалось, что волшебство — важная тема в стране Диснея, и это было просто уморительно.

Волшебные палочки.

Волшебные ключи.

Не говоря уже о множестве «волшебных» существ.

Феи, похожие на крошечных девочек с блестящими крылышками. Ярко-голубой джинн, прикрепленный к сверкающей золотой лампе. И рыжеволосая русалка с зеленым рыбьим хвостом, точно такая, какую он, как ему казалось, видел раньше.

Плюс множество говорящих животных с огромными глазами и милыми улыбками… и целая другая галактика, полная эвоков, джавов и вуки.

Это вызвало у него желание купить кучу дурацких сувениров — особенно блестящие булавки, которые напоминали ему о значках Преттльза.

Но когда он попытался найти булавку с надписью «Disney», чтобы приподнести ее к Дексинатору, то понял, что понятия не имеет, когда отдаст ее ему.

Даже если он вернется в Затерянные города, Киф не был уверен, что Декс захотел бы его видеть.

В конце концов, он был тем парнем, который мог разрушить жизнь одного из братьев Декса.

Да, вероятно, не из-за него у Рекса не проявились особые способности, как у других тройняшек, но из-за него на него могли навесить ярлык Бездарного гораздо раньше, чем следовало бы.

И теперь Дексу предстояло провести годы, притворяясь, что он не знает, что случится с его братом, что полностью изменит их отношения.

И все потому, что Рекс дотронулся до руки Кифа.

Киф надеялся, что, покинув Затерянные города, он сможет забыть о том ужасном ощущении пустоты, которое он испытывал, и о тех огромных последствиях, которые оно имело.

Но это было не то, от чего он мог убежать.

Нравится ему это или нет, но он проявил способность, которая могла изменить все… и он не мог избавиться от нее, даже имея камешек в ботинке.

Вот почему ему нужно было выяснить, что задумала мамочка Жуть, пока она не появилась снова и не использовала его, чтобы рассортировать всех по своему вкусу.

Или того хуже…

Честно говоря, он и представить себе не мог, какими ужасными способами она может использовать эту силу.

И даже если бы он исключил ее из уравнения, это все равно было бы небезопасно.

Совет мог так же легко злоупотребить его способностями.

Как и Черный Лебедь.

Это была сила, которой никто не должен обладать, и даже если бы он научился ее контролировать, ему, возможно, все равно пришлось бы держаться подальше, чтобы никто никогда не узнал, на что он способен.

Он, конечно, знал об этом, когда уходил.

Вот почему он нашел время, чтобы написать Фостер то письмо.

Он прекрасно понимал, что прощание может быть вечным.

Но, стоя за пределами страны, которая должна была стать человеческим видением будущего, он должен был признать, что какая-то часть его продолжала надеяться, что он найдет способ стереть все эти новые способности и вернуть все на круги своя.

Даже сейчас мозг пытался убедить его, что все будет хорошо.

Но… как бы неприятно это ни было признавать,… его отец был прав.

Он изменился.

Пришло время начать принимать это.

— Возможно, я никогда не вернусь домой, — сказал он вслух, пытаясь придать этому более реальное звучание.

— То же самое, братан, — сказал парень, державший в каждой руке по длинной тонкой палочке, посыпанной корицей и сахаром, прежде чем откусить по одной. — Я мог бы остаться здесь и есть чуррос вечно.

Прежде чем Киф смог придумать ответ, зазвучала музыка, небо озарилось искрами, цветами и светом, и все эмоции толпы сменились тем же трепетным трепетом.

Это напомнило Кифу Небесный фестиваль, только гораздо более шумный.

Но за каждым ВЗРЫВОМ! и ТРЕСКОМ! и СВИСТОМ! следовал новый взрыв света.

Некоторые взлетали, как падающие звезды.

Некоторые рассыпались огромными разноцветными брызгами.

Некоторые из них имели форму сердечек или мышиных ушек.

И когда затихли последние звуки, и толпа зааплодировала, Киф вынужден был признать…

Земля людей была совершенно невероятным местом.

Его окружали семьи самых разных форм и размеров, и он чувствовал, как их любовь, радость и удивление излучаются теплым светом.

И тогда он понял…

Никого из них не волновало, если бы он мог предсказать, проявит ли кто-нибудь особые способности.

Никто из них никогда не собирался проявлять себя… или не знал, что значит быть заклейменным как Бездарный.

Его новая способность, какой бы она ни была, здесь была бесполезна.

Он закрыл глаза и позволил этому случиться.

Его новые способности не имели значения в Мире людей.

Да, он определенно скучал по своим друзьям… и он никогда не переставал надеяться, что найдет способ вернуться домой. Но тем временем он оказался в довольно удивительном новом мире.

Он был не идеален.

Но… может быть, для него это было идеально.

Может быть, это было самое близкое к нормальному, что он когда-либо видел.

Так что, может быть, ему стоит позволить себе наслаждаться этим чуть больше.

Съесть один из тех чуррос, которые меняют жизнь… кого волнует, что их рекомендовал его отец?

И еще ему стоит побаловать себя булавками и мышиными ушками.

Ему предстоял долгий и трудный путь, и очень скоро он вступит на этот путь.

Но сначала… еще немного человеческой «магии».

Глава 15

— Тооооооооочно, — пробормотал Киф, глядя на мягкое сияние рассвета, просачивающееся сквозь густой туман. — Забыл об этой штуке с часовыми поясами.

Когда он покинул Диснейленд, была еще довольно ранняя ночь.

Но, судя по большой причудливой башне с часами, перед которой он появился — как ее назвал Форкл? Огромный Гарри? Гигантский Джордж? Биг Бен? — следующий день уже начинался.

Вот тебе и несколько часов сна.

Он планировал найти комнату, переночевать там до утра и надеялся придумать стратегию получше, чем бродить по округе и проверять, не вспомнит ли что-нибудь, а потом первым делом приступить к работе и убраться оттуда как можно быстрее.

Но ночь уже закончилась, так что, похоже, ему предстояло отправиться на прогулку.

И город оказался намного больше, чем он помнил.

По крайней мере, он наконец-то добрался до него.

Лондон!

Страна печенья, которое разочаровывает!

А также место, где он пережил некоторые из своих худших воспоминаний — и совершил несколько, возможно, ужасных поступков, о которых его мама сделала все возможное, чтобы он этого не помнил.

Так что, вероятно, это будет маленькое травмирующее приключение.

Но… по крайней мере, он сможет начать собирать все воедино.

И, кстати, может быть, он также найдет какие-нибудь десерты получше, чтобы утешить себя.

Где-то поблизости должна была быть приличная выпечка, верно?

Во-первых, ему нужно было убраться подальше от блестящей точки наблюдения, которая, как он чувствовал, пыталась привлечь его внимание.

За новостями, вероятно, следили очень внимательно, поскольку Лондон был таким очевидным местом, где он мог появиться. Поэтому Киф, поджав подбородок и старательно пряча лицо, нырнул в ближайший переулок.

Но это не сделало его менее нервным.

Каждая тень казалась ему фигурой в черном плаще.

Каждый звук был похож на засаду.

А голос дорогой мамочки продолжал звучать у него в голове.

Радуйся переменам.

Радуйся переменам.

Радуйся переменам.

Он был в Лондоне, когда она в первый раз дала ему этот прекрасный совет о жизни, и с тех пор это не давало ему покоя.

Он даже думал, что смирился с переменами в Лоамноре и стал маленьким маминым наследником с кучей новых причудливых способностей.

Но когда он свернул на другую улицу, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, он не мог не задаться вопросом…

Сдался ли он?

Или все еще боролся?

Не поэтому ли он был здесь, и что означал камешек в его ботинке?

Он не был уверен.

Но ему нравилось думать об этом именно так.

Из-за этого волдыри болели немного меньше, а бегство больше походило на победу.

И все же его раздражающий мозг напомнил ему, что в мамином предупреждении была и вторая часть.

«Прими перемены, иначе они тебя уничтожат».

— Похоже, это проблема для будущего Кифа, — сказал он, засовывая руки в карманы и снова меняя направление, чтобы избежать того, что могло оказаться еще одним блестящим объектом наблюдения.

Сырой воздух проникал сквозь свитер, заставляя его пожалеть, что у него нет хорошего, плотного пальто.

Но все магазины одежды, мимо которых он проходил, были по-прежнему закрыты.

— Часовые пояса, — пробормотал он.

По крайней мере, улицы были красивыми и пустыми.

Всего лишь несколько рассеянных людей, излучающих огромное раздражение, и он предположил, что это означает, что они направляются на ненавистную работу, плюс несколько любителей бега трусцой, которые, казалось, добровольно бежали ни свет, ни заря и получали странное удовольствие.

Никто не обращал на него внимания, пока он бесцельно бродил вокруг, стараясь не высовываться и не высматривать ничего знакомого.

Рано или поздно он что-нибудь узнает.

И тогда он это сделал, но только потому, что каким-то образом умудрился пройти по огромной площади.

— Ладно, новый план, — сказал он, переходя улицу и направляясь к большому зеленому парку с озером в центре.

Он не чувствовал там никакой слежки, а широкое открытое пространство позволяло легко заметить, если приближался кто-то страшный.

Но самое главное: там были скамейки, а ноги его просто сводили с ума.

Он выбрал ту, у которой был вид на воду, и рухнул на обветренное дерево, задаваясь вопросом, как ему найти в себе силу воли, чтобы снова подняться на ноги, особенно с учетом того, что он понимал, что весь его план «быстрой остановки в Лондоне» не сработает.

Если он действительно хотел получить ответы, ему нужно было действовать более методично.

Обходить улицу за улицей.

Дом за домом.

Это, вероятно, заняло бы дни или недели и определенно было рискованно.

Но.

Теперь, когда он был всего в нескольких кварталах от того места, куда его отправляла мама, — «Ты же не захочешь причинить вред кому-то еще, правда?» — ему нужно было знать, что она имела в виду.

Так что ему нужно было найти безопасное место, где он мог бы прятаться столько, сколько потребуется.

Но сначала он собирался дать отдых ногам и обновить свой альбом для рисования.

Он уже аккуратно вложил карту следопыта между страницами и сделал пометки о том, как следить за блеском, и что ему нужно сделать одной из своих главных целей — съесть как можно больше видов жареного теста, посыпанного сахаром.

Но он добавил новое напоминание: проверять часовой пояс, прежде чем куда-то прыгать.

Также: выбирать, в какой ботинок класть камешек. Хотя это означало, что в итоге у него будут болеть обе ступни.

Он был почти уверен, что его мозоли начали кровоточить, что, вероятно, означало, что на самом деле следовало бы написать: «Найти лучший способ контролировать свои способности», — но он уже перепробовал все, что мог придумать.

Он закрыл альбом для рисования и проверил эликсиры, которые дал ему отец, надеясь найти обезболивающий бальзам или целебную припарку.

К сожалению, там был только один пузырек с обезболивающим и записка, в которой говорилось: «Если нужно что-то еще, обратись к Элвину».

Киф нахмурился, хотя в глубине души понимал, что в этом есть смысл.

— Отлично. Это будет Грандиозный Фестиваль Кифстерской Грязи.

Не так весело, как на печально известном Фостеровском Фестивале Грязи, но разве может быть что-то еще?

Он развязал шнурки на ботинках и переложил камешек, испустив огромный вздох облегчения, когда давление снова стало просто раздражающим.

Потребуется, по крайней мере, пара часов ходьбы, прежде чем начнет болеть, и, возможно, до этого он придумает, где ему остановиться.

Согласно записной книжке отца, которую он просмотрел еще в Диснейленде, когда доедал чуррос, ему нужно было найти что-то под названием отель. Но, конечно, в ней не было сказано, где его найти, и каковы правила бронирования номера.

Однако в ней говорилось, что ему следует постараться выглядеть респектабельно, прежде чем идти в магазин, а затем предлагалось зачесать волосы в более сдержанный стиль и избегать употребления слова «чувак».

Вот и все маленькие советы.

Небольшой полуполезный совет, за которым следует куча осуждений.

Дорогой папочка в полном составе.

— Ладно, если бы я был отелем… — сказал Киф, разглядывая близлежащие здания, — Где бы я был?

Он достал свою удобную карту, но все, что на ней было изображено в Лондоне, — это башня с часами и квадратный мост через реку.

— Уверен, что найду такой, пока буду бродить, — пробормотал он, пробуя, как камешек давит на его незажившую ступню.

Ощущение было неприятным.

— Или я могу посидеть здесь, перекусить и подождать, пока мимо не пройдет кто-нибудь, кто сможет мне помочь! — добавил он, вспомнив свой план «спроси местных», который казался гораздо лучшей идеей.

Он вытянул ноги и достал из кармана припасы, которые купил перед уходом из Диснея: еще один чуррос, пакетик кислых шариков, зефир в шоколаде на палочке и что-то, что все называли «Серая масса».

Конечно, он начал с чуррос и откусил огромный кусок, наблюдая за утками, крапивниками и пеликанами на берегу озера.

Но чуррос шлепнулся ему на колени, когда он заметил одинокого черного лебедя, скользившего по воде.

Он знал, что это просто птица, живущая своей лучшей жизнью в Лондоне, но после всего, что было связано с лебедем, он не мог не задаться вопросом, значит ли это что-то.

И когда лебедь встретился с ним взглядом, ему показалось, что он пытается открыть ему секрет.

Или, возможно, он захотел отведать его чуррос…

Он наклонился, размышляя, не будет ли плохой идеей бросить лебедю маленький кусочек, а потом понял, что чуррос исчез.

— Что за…? — спросил Киф, осматривая землю вокруг себя.

Затем он заметил пятно рыжего меха с длинным хвостом, которое металось по траве, оставляя за собой шлейф из корицы и сахара.

— Эй! Вернись сюда, ворюга с пушистым хвостом!

Он вскочил и погнался за лисой, но лиса была слишком быстра.

Она исчезла в одной из цветочных клумб, и Киф мог поклясться, что слышал, как она хихикала.

— Не думай, что я не зайду туда! — предупредил Киф, хотя это, вероятно, было не самой лучшей идеей.

Насколько он знал, существовал какой-то странный человеческий закон, запрещающий топтать их цветы.

— Они подлые маленькие твари, не так ли? — раздался голос у него за спиной.

Киф обернулся и увидел очень высокого, темнокожего, спортивного вида мужчину, одетого, несмотря на холод, в спортивные шорты и тонкую майку без рукавов.

— Однажды лиса утащила вторую половину моего маринованного огурца с сыром, — сказал он. — В полдень, не меньше! Никто из моих приятелей мне не поверил, поэтому на следующий день я попытался обманом заставить ее съесть мой яично-майонезный пирог, пока у меня была включена камера. Но она не только избежала моей ловушки, но и украла мои чипсы!

Киф улыбнулся в ответ, хотя в основном думал о сыре с маринованными огурцами?

Похоже, еда в Лондоне обещает быть… интересной.

— Откуда ты прибыл? — спросил мужчина.

Киф выпрямился.

— Как ты…

Он указал на рюкзак Кифа, который Киф по глупости оставил без присмотра на скамейке.

— К тому же, у тебя нет ни пальто, ни зонтика. Классическая ошибка туристов в это время года.

— А. — Кифа так и подмывало заметить, что у парня их тоже не было, но он не был уверен, не покажется ли это грубостью.

Один из советов отца гласил, что Лондон — очень приличное общество. Не будь самим собой.

— Решил пройтись по магазинам, пока я здесь, — вместо этого сказал Киф, направляясь за своими вещами. — Но магазины закрыты…

— Ты в порядке? — спросил мужчина, когда Киф резко втянул воздух. — Ты ничего не натянул, когда бежал?

Киф покачал головой.

— Нет. Просто… разбираюсь с волдырями.

Во время небольшого забега у него почти полностью разболелись ноги, и он не смог удержаться от того, чтобы не поморщиться при следующем шаге.

— Новые кроссовки? — спросил мужчина. — У меня такое бывало. Во время моего первого марафона я решил побаловать себя новыми кроссовками перед забегом. Не самая блестящая идея. После первого километра у меня горели пальцы на ногах, а к тому времени, когда я пересек финишную черту, носки пропитались кровью.

Киф вздрогнул.

— Конечно, это не весело, — согласился мужчина. — Но все же лучше, чем когда я делал это.

Он указал на шрам, тянущийся по всей длине его колена.

— Я порвал сустав во время триатлона, а на финише забега стало еще хуже. Но после всех этих тренировок трудно сдаться, не так ли?

— Да, конечно…

Он рассмеялся.

— Мой хирург посмотрел на меня точно так же, как сейчас ты, когда я сказал ему, что продолжу. То же самое сделал и мой физиотерапевт. Но… Я нахожусь в напряжении, когда участвую в гонках. Мой мозг отключается от всего, кроме следующего шага и того, что следует за ним. Но, извини, я не буду утомлять тебя рассказами о своих травмах во время бега.

— Нет, все в порядке, — заверил его Киф. — Хотел бы я, чтобы мой мозг мог так же сосредоточиться. — И поскольку парень казался таким разговорчивым, он решил добавить: — На самом деле, думаю, может ты знаешь здесь какие-нибудь хорошие отели?

— Думаю, могу назвать несколько вариантов. Что ты ищешь?

Киф на секунду задумался.

— В каком из них самые мягкие кровати и самые вкусные десерты?

Он рассмеялся.

— Бюджет — проблема?

— Нет, — не теперь, когда у него была его блестящая кредитная карточка.

— Что ж, если ты не против потратить несколько фунтов и хочешь по-настоящему насладиться Лондоном, я знаю идеальное место, — он произнес название и адрес и указал дорогу. — Они также должны принести тебе немного льда, чтобы приложить к мозолям. И, надеюсь, у них будет готова комната. Похоже, тебе не помешало бы немного поспать.

— Ты даже не представляешь, — пробормотал Киф, проводя пальцами по волосам и понимая, что это безнадежное дело.

— По дороге есть очаровательная маленькая кофейня, — сказал ему мужчина. — Понимаю, что выгляжу как предатель своей страны, не предлагая чай, но если тебе нужен хороший крепкий напиток, это должен быть кофе.

Киф понятия не имел, что такое кофе. Но крепкий — звучало потрясающе.

— Спасибо, — сказал он. — Серьезно. — И по какой-то причине он не удержался и добавил: — Эта поездка была немного… ошеломляющей.

Мужчина наклонил голову, изучая его.

— Если поможет, я с удовольствием поделюсь приемом, который использую, чтобы быть в форме во время бега, хотя должен тебя предупредить. Мой муж — психолог-консультант. Он постоянно твердит о ценности упражнений на визуализацию, но когда я рассказал ему, что придумал, он сказал, что это полная чушь. На самом деле, он до сих пор дразнит меня по этому поводу, хотя, клянусь, это работает лучше, чем все, что он когда-либо предлагал. Подозреваю, его просто беспокоит, что он не подумал об этом первым.

Он подмигнул.

— На данный момент я готов на все, — заверил его Киф.

— Это всегда хороший способ быть собой. И на самом деле это довольно просто. Перед началом забега я закрываю глаза и представляю, что в моем мозгу есть переключатель, который подключен ко всем частям моего сознания, которые обращают внимание на такие вещи, как страх, нервы или дискомфорт, — на все, что может замедлить или остановить меня. Затем я представляю, как щелкаю выключателем. И если травма снова включает его, я просто выключаю его снова. Я понимаю, это звучит немного упрощенно, но это имеет огромное значение… по крайней мере, для меня. Разум важнее материи и все такое.

— Я попробую, — пообещал Киф.

И он не шутил.

На самом деле, как только он попрощался и направился к отелю, то представил, что в его мозгу есть переключатель, связанный с пульсирующими мозолями.

Он подождал, пока не почувствует каждую связь, а затем представил, как щелкает выключателем.

— Ого, — пробормотал он, тяжело ступая по гальке.

Боль притупилась настолько, что он мог практически не обращать на нее внимания… по крайней мере, на некоторое время.

Что заставило его задуматься…

Сработает ли тот же трюк с его способностями?

Он не понимал, как такое возможно, но все равно крепко зажмурился и представил себе огромный переключатель в мозгу, подключенный ко всем его новым причудливым способностям.

Он подождал, пока не смог увидеть, как каждая отдельная нить светится энергией, и почувствовать, как от этого переключателя исходит импульс.

Затем он представил, как его упрямая воля давит, и давит, и давит на него.

Но как бы он ни старался, выключатель не щелкал.

— Так я и думал.

Способности нельзя отключить, если они активированы.

Все это знали.

И все же, когда он сидел в кофейне и пытался проглотить что-то под названием кофе «флэт уайт», который, возможно, был самым горьким из всего, что он когда-либо пробовал, но в то же время заставлял его чувствовать себя БОДРЫМ, он не мог отделаться от мысли, что, возможно, неправильно выключил его.

Возможно, его эмпатия была перестроена во время маленького эксперимента его мамы, и именно поэтому он стал таким до смешного сверхчувствительным. Тогда он закрыл глаза и представил, что погружается глубоко в свой эмоциональный центр в поисках признаков каких-либо оголенных нервов.

Его чувства дрожали и гудели, но он продолжал идти и идти, пока не проскользнул сквозь темную завесу и не приземлился в тесном, размытом пространстве.

Внутри был клубок тонких светящихся нитей, потрескивающих энергией и переливающихся красками.

У него закружилась голова, и по коже побежали мурашки, когда нити закрутились, пытаясь освободиться, но запутывались только сильнее.

И он попытался представить себе переключатель в центре.

Но это не поддавалось соединению.

Его мозг был устроен иначе.

Поэтому он протянул руку и медленно распутал клубок.

Одно за другим.

Нить за нитью.

И когда он высвободил последнюю нить, то услышал тихий щелчок.

Затем все вокруг стало серым.

Глава 16

— Это официально мое новое счастливое место, — сказал Киф, утопая в огромной груде подушек и откусывая огромный кусок какого-то необычного шоколадного торта, что показалось ему особенно смелым заявлением, учитывая причину, по которой он оказался в Лондоне, и его довольно печальную историю там.

Но он проникся особой любовью к этому туманному городу, ко всем его людям, блюдам и достопримечательностям.

Не мешало и то, что его день оказался наполнен победами.

Мало того, что «флэт уайт» придал ему столько энергии, что он, вероятно, смог бы пробежать три марафонских дистанции подряд.

Но этот маленький трюк с визуализацией?

ОН СРАБОТАЛ!!!

Он понятия не имел, почему… и не собирался пытаться это выяснить, потому что это могло заставить его мозг подумать: «Ты прав! Это бессмысленно. Давай вернемся в режим страдания!»

Все, что имело значение, — это то, что после того, как он распутал эту последнюю мысленную нить, бушующие эмоции превратились в тихий, ровный гул — звук, на который он мог легко не обращать внимания, не нуждаясь ни в чем, что могло бы его отвлечь.

Поэтому он вытряхнул этот ужасный камешек из ботинка и отшвырнул его как можно дальше.

Затем он свернул на самую оживленную улицу, чтобы убедиться, что в окружении большой толпы ничего не изменилось… и, к счастью, эмоции остались безобидным жужжанием, которое его мозг был более чем счастлив игнорировать.

От этого ему хотелось размахивать кулаками и прыгать вокруг, выкрикивая особенно дерзкие колкости в адрес дорогой мамочки и ее маленьких приятелей в плащах.

Конечно, у него все еще оставались другие странные способности, с которыми нужно было бороться, но на самом деле он добился определенного прогресса.

Ему казалось, что он все это время задерживал, и задерживал, и задерживал дыхание, и наконец-то у него появилась возможность выдохнуть.

Часть его хотела помчаться обратно в парк, найти того бегуна и обнять его на траве или, по крайней мере, узнать его имя, чтобы написать эпическую балладу в его честь. Но ему пришлось довольствоваться добавлением еще одного благодарного портрета в свой альбом для рисования.

И он должен быть уверен, что ему стоит отдать должное за отличную рекомендацию отеля.

Снаружи здание выглядело довольно невзрачно, а внутри было что-то вроде причудливого человеческого убранства, где вся мебель выглядела очень жесткой и неудобной, и все было украшено цветами.

Но когда он добрался до своей комнаты?

Тпру.

Он попросил самый красивый номер, который у них был, решив, что почему бы и нет? Дорогой папочка платит за это. И в итоге он оказался в номере, который казался ему его собственной квартирой, с несколькими спальнями и огромными окнами, выходящими в парк.

В отеле также был парень по имени консьерж, в обязанности которого, по-видимому, входило помогать гостям во всем, в чем они нуждались. Тогда Киф спросил его, не знает ли он, где можно продать старые семейные драгоценности, а также где можно купить новую одежду.

Менее чем через час у него был список покупателей ювелирных изделий, ожидавших его звонка, и его отвезли в огромный универмаг, где девушка представилась его личным ассистентом по покупкам и помогла ему приобрести весь новый гардероб — от пальто, рубашек и брюк до пижамы и носков. Хорошо, что у него была под рукой кредитная карточка, и что он не забыл взять с собой паспорт и расписаться в «Киф Фостер». Он даже купил толстовку с Бэтменом и футболку с надписью «ЭТО Я. ПРИВЕТ. ПРОБЛЕМА ВО МНЕ, ЭТО Я САМ.» — что показалось очень уместным.

По словам его ассистентки, это была строчка из песни, которую ему нужно было послушать.

Она буквально ахнула, когда он спросил:

— Что такое «Swiftie»?

Она также порекомендовала Кифу пообедать в пабе, и он решил заказать что-то под названием «бабл энд скрип» (прим. пер. Bubble and squeak — дословный перевод — «пузыриться и пищать». Жаркое/заливной пирог из капусты и картофеля.), потому что как он мог отказаться? И хотя это оказалась горка картошки с капустой, которая не булькала и не пищала, пока он ее ел, он все равно дал ей несколько баллов за забавное название.

И он вернулся в свой номер, наслаждаясь обилием услуг по обслуживанию номеров, что было одним из тех случаев, когда хотелось сказать: «Пусть так будет всю жизнь».

Один быстрый звонок, и все десерты из их меню были доставлены к нему в номер на блестящих серебряных блюдах.

Затем он переоделся в пушистый халат, который нашел в шкафу, устроился на довольно удобном диване, обложившись всеми пушистыми подушками, какие только смог найти, и начал обмакивать покрытые волдырями ноги в пару ведер со льдом, одновременно поглощая изысканную выпечку.

Если это не было счастливым местом, то он не знал, что тогда было счастливым.

Но вся эта история с «обретением контроля над одной из своих способностей» заслуживала небольшого празднования.

Его даже не смущало, что вода, которую ему принесли, была на вкус как вода из лужи в бутылках или чья-то старая ванночка для ног.

И что Силвени и близнецы снова начали бомбардировать его передачами.

На самом деле было приятно осознавать, что они еще не отказались от него.

Он поймал себя на том, что поет вместе с ними «КИФ! КИФ! КИФ!», добавляя в свой альбом для рисования подробный портрет бегуна и заполняя страницу рядом с ним всеми своими последними уроками выживания:

Всегда проси номер люкс.

Привыкай к тому, что тебя называют мистером Фостером.

Никакое количество сахара не сделает кофе вкуснее, но это того стоит.

Следи за тем, чтобы перекусить в парке.

Обслуживание номеров может быть величайшим изобретением в истории человечества.

Закажи чай вместо ужасной воды.

Консьержи — гении.

СТРАННЫЕ УПРАЖНЕНИЯ С ВИЗУАЛИЗАЦИЕЙ МОГУТ ИСПРАВИТЬ ВСЕ!!!

Он подчеркнул последнее слово три раза, а затем нарисовал вокруг него звездочки. Но все равно казалось, что он не до конца уловил, насколько важным было это открытие.

Он добавил еще несколько завитушек, прежде чем понял, что причина, по которой это все еще выглядит мелким, заключалась в том, что он узнал нечто гораздо большее — то, что он, честно говоря, немного боялся записывать, опасаясь, что, увидев слова на бумаге, они покажутся ему менее возможными.

Но ему требовалось напоминание.

Итак, он глубоко вздохнул и написал слова, в которые уже очень давно не верил:

Теперь я себя контролирую.

С тех пор как его маму унесло ветром на Эвересте, и он понял, кем она была на самом деле, он чувствовал, что кружится, кружится, кружится.

Пойманный в ловушку огромного, ужасного вихря, он не мог выбраться и не был уверен, что сможет выжить.

— Но теперь я контролирую ситуацию, — сказал он вслух. — Я стоял в переполненном магазине и не обращал внимания на эмоции окружающих, даже не задумываясь об этом.

Если бы он смог это сделать, то, несомненно, смог бы научиться управлять остальными своими способностями.

Ему просто нужно было найти правильные упражнения для визуализации, что могло оказаться немного сложным, поскольку он на самом деле не понимал, как работают эти способности.

Но он разберется.

Точно так же, как собирался выяснить, какую роль уже сыграл в маленьких махинациях своей матери.

— Теперь я контролирую ситуацию, — сказал он себе, открывая новую страницу в своем альбоме для рисования. — Все, что происходило раньше, было просто…

Киф замолчал.

Он хотел сказать «прошлым», будто это каким-то образом сняло бы его с крючка.

Но события прошлого все еще были частью его.

Стирание воспоминаний не изменит того, что произошло.

Ничто не изменит.

Поэтому он выпрямился и сказал:

— Все, что происходило раньше, является частью моей истории, но это не обязательно определяет меня.

Теперь он контролировал ситуацию.

Если он сделал что-то, о чем сожалел, он мог это исправить.

«Но как?» — спрашивал этот неприятный, непримиримый голос в его голове.

Он пытался понять, сыграл ли он какую-то роль в смерти двух невинных людей.

Как он мог когда-нибудь загладить свою вину?

Возможно, не мог.

Но…

Он мог бы, по крайней мере, прояснить ситуацию.

Убедиться, что его маме не сойдет с рук то, что она сделала.

И кто знает, может быть, правда окажется не такой страшной, как он боялся.

Есть только один способ узнать наверняка…

Он расправил плечи и стряхнул напряжение с запястий, прежде чем медленно написать:

1. Узнать, что случилось с Итаном Бенедиктом Райтом Вторым и его дочерью Элеонорой.

Увидев их имена, он почувствовал, что его тошнит от всех этих вкусных десертов.

Но он не отвернулся.

Вместо этого он написал два вопроса, на которые ему нужно было найти ответы:

2. Моя мама убила их?

3. Я помог?

У него в горле застрял ком, и ему потребовалось три попытки, чтобы прогнать его, прежде чем он смог пробормотать:

— Думаю, лучше всего начать с того, что я действительно знаю.

Он заполнил оставшуюся часть страницы всем, что ему удалось выяснить до сих пор, перечисляя каждый факт отдельной строкой.

Итан и Элеонор жили в Лондоне в доме с зеленой дверью.

Когда мне было одиннадцать лет, дорогая мамочка заставила меня отнести туда письмо, а потом стерла память.

На письме был символ: два полумесяца вокруг звезды. Понятия не имею, что это значит. (Примечание: меня уже тошнит от символов!)

Предполагалось, что я оставлю письмо незамеченным, но, должно быть, я передал его Итану, потому что помню, как он выглядел.

По словам Финтана, мама пыталась привлечь Итана к одному из своих «побочных проектов», но у нее ничего не вышло.

Спустя некоторое время после того, как я доставил письмо, Итан и его дочь погибли.

В некрологе это было названо несчастным случаем. Говорилось, что они попали под автобус.

Но мама была в Лондоне в ту ночь… всего через час после того, как это случилось.

Я не верю в совпадения.

Он решил не упоминать то, что сказал ему мистер Форкл… что он просмотрел все архивы камер наблюдения и не нашел никаких записей о том, что Киф находился в Лондоне за неделю до аварии или всю последующую неделю.

Все это означало, что его никто не видел.

Ему нужно было знать, участвовал ли он в аварии, и лучший способ сделать это — отправиться на место происшествия и посмотреть, не спровоцирует ли это что-нибудь.

Если да, то…

Что ж…

По крайней мере, у него будет ответ.

А если нет… ему еще предстояло многое выяснить.

И хотя большая часть его хотела сказать: «Круто, это хорошее начало! Закрой дневник и отдохни немного…»

Он знал, что не сможет заснуть, пока не встанет на этом перекрестке и не выяснит, восстановились ли у него какие-нибудь воспоминания.

Прежде чем он успел передумать, он встал, переоделся, позвонил в службу обслуживания номеров и попросил принести кофе.

Затем он позвонил консьержу и спросил:

— Как мне добраться до Британской библиотеки?

Глава 17

— Так вот где это произошло, — пробормотал Киф, глядя на оживленный перекресток, обрамленный огромными зданиями из красного кирпича.

Мимо проносились автомобили самых разных форм и размеров, один за другим.

Добавим к этому людей, толпящихся на тротуарах или снующих вперед-назад по улицам, и он определенно мог представить, как кто-то может сойти с тротуара в неподходящий момент, или как рассеянный водитель может не заметить их, пока не станет слишком поздно.

Но то, что это было возможно, еще не означало, что так оно и было.

Его мама была достаточно умна, чтобы придумать правдоподобный сценарий, чтобы скрыть свое преступление.

На самом деле, это было своего рода специальностью Невидимок.

Например, когда они заставили всех поверить, что приливная волна обрушилась на пещеры Хейвенфилда и унесла Фостер и Декса в море.

Все были настолько убеждены этой историей — даже без обнаружения тел, — что их семьи в конце концов посадили деревца в Уондерлинг Вудс. Тем временем Фостер и Декс были похищены и заперты в человеческом городе, где их допрашивали.

У Кифа внутри все скрутило, будто он проглотил ведро гнилых помоев, когда вспомнил, как мама дала ему свой носовой платок после того, как он сломался на посадке.

Она даже положила руку ему на плечо и защищала его, когда отец отчитывал его за то, что он «устраивает представление».

Затем она сказала:

— Я и не подозревала, что ты так сблизился с кем-то из них, — что, вероятно, и побудило ее превратить его в свое личное устройство слежения после побега Фостер и Декса.

И тогда она…

Неа.

Он мог бы поиграть в «какие воспоминания о маме самые плохие?» позже.

Прямо сейчас он пытался раскрыть убийство.

Он снова оглядел перекресток, высматривая хоть какой-то блеск, но, похоже, единственное место наблюдения было направлено в сторону библиотеки.

Вероятно, именно поэтому у Форкла не было никаких записей о «несчастном случае», что казалось еще одним доказательством того, что за этим должна была стоять его мама.

Она бы выбрала местоположение стратегически, а затем спряталась в тени, ожидая появления Итана и Элеонор.

Или, может быть, она планировала, что Итан будет там, а Элеонора стала неожиданным осложнением.

В любом случае, десятилетняя девочка погибла вместе со своим отцом.

И все, что нужно было сделать его маме, это слегка подтолкнуть их телекинезом.

Любой, кто наблюдал бы за этим, предположил бы, что Итан и Элеонор споткнулись перед автобусом.

С другой стороны, у Кифа было чувство, что мама позволила бы кому-то другому сделать эту жуткую часть.

Она бы хотела сохранить свой рассудок.

Так что, возможно, она послала Трикс столкнуть их на дорогу порывом ветра. Или приказала Гезену проделать какой-нибудь странный трюк, чтобы отвлечь их — или водителя. Или позволила Умбре…

Мимо пронесся огромный красный автобус, и Киф отшатнулся.

Он был намного больше, чем автобусы, которые он видел в других городах.

У него даже был второй этаж.

Когда тебя сбивает что-то подобное…

Он не хотел представлять это, но закрыл глаза и заставил себя представить эту сцену.

Раздались бы крики. Визг шин. Вероятно, какой-то ужасный глухой удар. Люди убегали или спешили на помощь. И тела…

Он прикрыл рот рукой, но это не помешало ему подавиться, когда ужасные картины заполонили его голову.

Но после пары глубоких вдохов он понял, что изображения были ужасными и уродливыми, но в них также отсутствовала масса деталей.

Он не мог видеть, во что были одеты Итан и Элеонор, или как были уложены их волосы, или умерли ли они посреди дороги или прямо на тротуаре. Он даже не знал, как выглядела Элеонор. Он также не мог разглядеть ни одного лица в толпе или расслышать, что кто-то говорит. И он не мог увидеть время на башенных часах библиотеки, или сказать, останавливались ли какие-нибудь машины, чтобы помочь, или что-то еще из того, что запечатлела бы его фотографическая память, если бы он действительно был свидетелем этого момента, а не просто пытался его представить.

— Ничего не срабатывает, — пробормотал он, еще раз внимательно оглядевшись по сторонам и поняв, что также чувствует что-то не то.

Эмоции нельзя было стереть так, как это можно было сделать с воспоминаниями, поэтому, если бы он был там, он бы испытал потрясение, испуг, растерянность и все другие чувства, которые были намного сильнее, чем тот нервный страх, который скручивался где-то глубоко под ложечкой, и который он испытывал с тех пор, как ушел из отеля.

— Меня здесь не было, когда это случилось, — сказал он, выдохнув, когда слова дошли до него. — Я не мог быть там.

Что-то бы сработало, если бы он был там.

Фрагмент воспоминания.

Волна эмоций.

— Меня здесь не было, — повторил он, наконец начиная верить в это.

Его колени хотели подогнуться от облегчения, НО.

Это не означало, что он все еще не был вовлечен в то, что произошло.

Он достаточно хорошо видел лицо Итана Бенедикта Райта II, чтобы нарисовать его подробный портрет, и на портрете Итан держал в руках письмо от дорогой мамочки.

Так что он определенно доставил его.

А что, если в записке содержалась угроза?

Или велел Итану быть перед Британской библиотекой в день его смерти?

Это заставило Кифа очень, очень, очень пожалеть, что он не прочитал то письмо.

Он, честно говоря, не мог поверить, что не сделал этого.

Да, мама приказала ему не вскрывать конверт… даже пригрозила отправить его в Эксиллиум, если он это сделает. И да, она также заверила его, что он не сможет понять письмо, даже если попытается его прочитать, потому что оно написано на человеческом языке.

Но с каких это пор он стал обращать внимание на подобные вещи?

Если только он не…

Он мог бы осторожно вскрыть конверт, прочесть письмо мамы — или, по крайней мере, попытаться — заклеить его обратно, прежде чем доставить, и просто не осознавать этого, потому что в памяти было множество поврежденных фрагментов.

Это было больше похоже на него, а также объясняло, почему его мама просто не стерла воспоминание.

Она разрушила его.

Возможно, она знала, что он видел письмо, и должна была сделать все, что в ее силах, чтобы он никогда не вспомнил.

Но он помнил.

Все, что ему было нужно, — это еще один крошечный кусочек.

Письмо промелькнет перед глазами менее чем за секунду, и его фотографическая память поможет ему запомнить каждую деталь.

Каждое слово.

Каждый штрих.

Все, что она не хотела, чтобы он видел.

А если оно было написано на человеческом языке, он смог бы прочесть его сейчас.

Быть Полиглотом оказалось очень кстати.

Но…

Он был не в том месте, если хотел вызвать это воспоминание.

Для этого ему нужно было найти способ вернуться туда, откуда его втянули в этот кошмар, и это было нелегко.

Все, что он знал наверняка, — это то, что дом находится где-то в Лондоне.

И у него была зеленая дверь.

Глава 18

— Возможно, там была зеленая дверь, — поправил Киф.

Он не сомневался, что мама позаботится о том, чтобы эта маленькая деталь изменилась, поскольку это была одна из немногих вещей, которые она рассказала ему о том, как найти это место.

И если она сменила цвет, то все, что он знал наверняка, это то, что это был дом с дверью, такой же, как у любого другого дома в Лондоне.

— Отлично.

Он пнул камешек, выпавший на мостовую, и съежился, когда машина раздавила его на мелкие кусочки.

Не думай об этом.

Не думай об этом.

Не. Думай. Об. Этом.

Но его мозг все еще продолжал работать и напоминал ему, что Итан и Элинор умерли точно так же.

СТОП!

Он глубоко вздохнул, чтобы заглушить свое слишком живое воображение.

Сосредоточься на том, чтобы узнать правду.

Вот что сейчас важно.

Должен быть способ найти этот дом, не проверяя каждую дверь в городе.

Может быть, он вспомнит что-то, что поможет ему сузить круг поиска.

Он закрыл глаза и прокрутил в голове обрывки воспоминаний, сосредоточившись на мельчайших деталях, которые, возможно, упустил из виду — например, на ощупь конверт был толстым, что, вероятно, означало, что в письме было несколько страниц. И что кобальтово-голубой переливающийся кристалл, который подарила ему мама, имел только одну грань.

Должно быть, она создала его специально, чтобы добраться до дома Итана, что вызвало у него желание вернуться в Кендлшейд и разнести это место на части.

Но это было бы еще большей тратой времени, чем ходить по всем улицам Лондона.

Его мама уничтожила бы этот кристалл в тот момент, когда ее маленький проект по подбору персонала провалился.

Что заставило его задуматься…

Для чего именно она пыталась завербовать Итана?

И почему Итана Бенедикта Райта II?

Почему именно его, а не кто-либо из миллионов других людей?

— Подождите-ка, — сказал Киф, но затем понял, что ему, вероятно, следует замолчать, когда две пожилые леди вопросительно подняли брови.

Он смущенно улыбнулся и отошел, но всего на несколько шагов.

Он не хотел идти дальше.

Потому что он случайно оказался рядом с гигантской библиотекой… и это, возможно, был один из тех редких моментов, когда «исследовать» действительно было хорошей идеей.

Так ли это? Он не мог не спросить.

В девяноста процентах случаев исследования были феноменальной тратой сил.

Но… у него было не так уж много других вариантов.

И кто знает?

Может быть, ему действительно повезет, и адрес Итана окажется где-нибудь в картотеке.

Был ли у людей какой-то реестр с записью того, где каждый жил?

Вероятно, нет.

Но он помнил, как однажды Альвар сказал ему — еще тогда, когда хвастался своими маленькими путешествиями в Запретные города, — что всякий раз, когда он застревал, терялся или оказывался не в своей тарелке, люди-библиотекари становились его героями.

— Лаааааааааааааааааааадно, — произнес Киф, издав громкий вздох, и повернулся, чтобы направиться в библиотеку.

Но Форкл об этом не узнает.

Если кто-нибудь спросит, он был гением, который во всем разбирался благодаря своему собственному таланту.

Он также определенно не ошибся зданием с первой попытки… хотя, в его защиту, логичным было предположить, что библиотека окажется большим причудливым зданием с башней с часами и всеми декоративными изысками.

Нет!

На самом деле это была гигантская железнодорожная станция, полная людей с очень напряженным видом, которые сновали туда-сюда, пытаясь найти нужную платформу.

Библиотека была большим, скучным, квадратным зданием на другой стороне улицы, что, честно говоря, было как нельзя кстати.

Киф, возможно, простоял у входа гораздо дольше, чем собирался, пытаясь понять, с чего начать.

Книг было много.

Очень, очень много.

На самом деле их было так много, что казалось, проще проверить каждую дверь в Лондоне.

Но… Альвар сказал, что библиотекари были его героями, так что, возможно, Киф мог бы получить небольшую помощь.

Он направился к одному из столов, сверкая своей самой обаятельной улыбкой, но ему и не требовалось никакого обаяния.

Оказалось, библиотекарям на самом деле нравятся исследования.

Кифу также нужно было научиться лучше отвечать на их вопросы.

Библиотекарь посмотрела на него так, словно у него было шесть голов, когда он спросил:

«Что такое Google?», а затем признался, что у него нет сотового.

Но после особенно неловкого момента, когда он, возможно, заговорил об интернете так, словно это была настоящая сеть, библиотекарь быстро провела поиск и распечатала Кифу небольшую стопку некрологов.

Первая статья была той же, которую Форкл уже показывал ему.

Две последующие были настолько короткими, что в них едва ли содержалось что-то большее, чем имена.

В четвертой Итан Бенедикт Райт II описывался как «выдающийся астрофизик», что, по крайней мере, содержало некоторую новую информацию. Но когда Киф попросил у библиотекаря книгу по астрофизике, они начали перечислять названия, которые звучали так, словно это были самые скучные книги во всей Вселенной.

В пятом некрологе была короткая заметка о похоронах на определенном кладбище, и Киф отметил это место. Но он не был уверен, что сможет справиться с посещением их могил.

Не раньше, чем он узнает, несет ли он ответственность за это.

Особенно после того, как он просмотрел последний некролог.

Тот не сообщил ему ничего нового.

Но… в нем была фотография.

Итан Бенедикт Райт II выглядел точно так, как его нарисовал Киф, с растрепанными волосами, твидовым пиджаком и кривым галстуком-бабочкой. И он обнимал за плечи очаровательную маленькую девочку.

У нее были темные волосы — может быть, каштановые, а может, и рыжие. Трудно было сказать наверняка из-за зернистого черно-белого цвета. А на щеках у нее были глубокие ямочки от самой широкой улыбки на свете.

Кифу, вероятно, следовало бы обрадоваться, что она не показалась ему знакомой, и что у него не возникло никаких воспоминаний.

Возможно, это доказывало, что он действительно не был причастен к тому, что с ними произошло.

Но, увидев ее, ему стало в миллион раз труднее сорваться с крючка.

— Вы знали их? — спросила библиотекарша, и Киф подпрыгнул так сильно, что выронил некрологи, и страницы, трепеща, полетели на пол. — Извините, я не хотела напугать.

— Все в порядке, — сказал Киф, вытирая слезы с глаз. — И нет, я так не думаю.

Возможно, это неверный ответ.

У Кифа возникло ощущение, что библиотекарь, вероятно, сейчас недоумевает, почему кто-то спрашивает о некрологах людей, которых он не знает, и начинает плакать над ними.

Но было уже слишком поздно менять свой ответ.

И он был слишком ошеломлен, чтобы найти способ что-то ответить.

Поэтому он просто поблагодарил библиотекаря за помощь и повернулся, чтобы уйти.

— Вы хотите, чтобы я принесла вам какие-нибудь книги по астрофизике? — спросила библиотекарь. — Я могу выдать вам пропуск в один из читальных залов.

Но для этого, вероятно, пришлось бы назвать свое имя, а это казалось очень плохой идеей.

Особенно в Лондоне.

На самом деле, если бы он хотел провести еще какое-нибудь исследование, ему, вероятно, следовало бы перейти в другое место. Распределиться по нескольким библиотекам, чтобы никто его не вспомнил и не смог задать лишних вопросов.

Но он и не собирался уезжать из Лондона.

Не после того, как он увидел это фото.

Он должен был найти ответ об Итане и Элеонор… и он обойдет весь город, если придется.

По очереди открывая одну дверь за другой.

По очереди посещая одну библиотеку за другой.

Столько, сколько потребуется.

Это было меньшее, что он мог сделать.

Глава 19

— Даже не думай об этом! — предупредил Киф горящие глаза, которые смотрели на него из тени ближайшей клумбы.

Он остановился передохнуть на той же скамейке в том же парке, что и несколькими днями ранее, так что ему, вероятно, не стоит удивляться, что его маленький приятель-лис тоже был там и пытался украсть его обед.

Или это был ужин?

Это было в обеденное время в городе, где он только что провел несколько часов в гигантской публичной библиотеке, читая книги по астрофизике и стараясь не зарываться лицом в книги, потому что, ого, какие же они скучные.

Но он забрал купленный им «кусочек» с собой в Лондон, где солнце уже садилось, так что, вероятно, это означало, что ему следует считать это ужином.

Все, что он знал наверняка, это то, что его кусок пиццы был мягким и сырным и в два раза больше головы, а часовые пояса никогда не перестанут сбивать с толку.

— Серьезно, перестань на меня пялиться, — сказал Киф глазам, которые расширились так, что стали выглядеть еще более жалкими. — Ты не получишь мою пиццу. Или мое гигантское печенье с шоколадной крошкой. Или мой бублик. Вообще-то, подожди — лисы едят рыбу? Я и не подозревал, что это так.

Он развернул свой рогалик и отделил от него тонкие розовые полоски, размышляя, не стоит ли покормить маленького пушистого воришку.

Глаза моргнули, и Киф был почти уверен, что услышал тихое хныканье.

— Ух ты. Лааааааааааадно, но это все, что ты от меня получишь!

Он бросил лосося в сторону клумбы, но намеренно укоротил бросок, позволив ему приземлиться примерно посередине между ними.

Казалось справедливым заставить маленького пушистого парня попотеть.

— Перестань быть таким параноиком, — сказал Киф, когда лис скрылся в тени. — Я не причиню тебе вреда.

Лиса это не убедило.

— Поступай как знаешь, но готов поспорить, что одна из птиц вон там в любую секунду прилетит и схватит твой обед.

Птица издала особенно громкий крик, явно соглашаясь с ним.

Зашелестели цветы.

И хотя Киф точно знал, куда смотреть, он едва успел заметить лиса, когда он выскочил, схватил кусочек лосося зубами и скрылся в тени.

— Неплохо, — сказал ему Киф. — Я бы хотел, чтобы ты дал мне несколько советов, как влиться в коллектив.

За последние пять дней он побывал еще в пяти библиотеках в пяти разных городах — и все они вошли в список лучших библиотек мира, который консьерж составил для него с таким энтузиазмом. И как бы Киф ни старался, в конечном итоге он всегда говорил или делал что-то, что привлекало слишком много внимания.

Но откуда ему было знать, что такое десятичная система Дьюи?

Или что маленький щелкающий гаджет, который они использовали в своих компьютерах, назывался мышью?

И даже не рассказывайте ему обо всех этих «мемах», «хэштегах» и «эмодзи», о которых все только и говорят. Или о том, что, по-видимому, было неплохо стать «вирусным».

Он также случайно надел толстые брюки с длинными рукавами и плотное пальто в первый же город, который посетил, который оказался жарким и влажным, а также местом, где все остальные были в шортах и майках. Он сделал все, что мог, и засучил рукава, но к тому времени, как он добрел до библиотеки, его кожа стала ярко-красной, и он на горьком опыте убедился, что солнечный свет в мире людей действует намного, намного сильнее.

По-видимому, у них даже был весь этот УФ-индекс, который помогал им подготовиться к этому, а также оповещения о качестве воздуха, что в некотором роде заставляло его оставаться внутри и стараться не дышать.

Вместо этого он воспользовался одним из бальзамов, которые дал ему отец для лечения солнечных ожогов, и утопил свои печали в кесо и сладком чае, как рекомендовала библиотекарша.

Он всерьез начал сожалеть о том, что дразнил Фостер за то, что она иногда путалась в эльфийских словах, хотя выглядела такой очаровательной, когда краснела.

Он никогда не понимал, как трудно слиться с толпой, когда все, что ты знаешь, не совпадает.

И для дополнительного удовольствия, каждое место, куда он ходил, было совершенно другим.

Разная одежда.

Разные языки.

Нужно соблюдать разные обычаи.

Он, вероятно, не чувствовал бы себя таким подавленным, если бы добился хотя бы некоторого прогресса в своих проектах. Но пока все, что он узнал об астрофизике, — это то, что она занимается изучением взаимодействий во Вселенной, и что люди во многом ошибаются, когда речь заходит о науке.

И хотя Итан Бенедикт Райт II был назван в этом некрологе «выдающимся», Кифу еще предстояло найти хоть одно упоминание о его работе.

Киф также каждый день находил время, чтобы побродить по новым улицам Лондона, отмечая каждую из них на карте, которую дал ему приятель-консьерж, чтобы отслеживать, где он был.

Пока что ничего не выглядело знакомым, но это значило не так много, как ему хотелось бы, потому что двери раздражали больше всего.

Все они были практически одинаковыми.

Даже обладая фотографической памятью, было трудно заметить какие-либо различия между деревянным прямоугольником, окруженным кирпичами, и деревянным прямоугольником, окруженным кирпичами, и, ого-го — еще одним деревянным прямоугольником, окруженным кирпичами!

Казалось, что цвет — самый простой способ отличить их друг от друга, но, конечно, он не мог полагаться на это. Поэтому ему пришлось сосредоточиться на единственной важной детали: тонкой металлической прорези для почты, через которую он просунул письмо.

Но он не мог вспомнить, из какого металла она была сделана, была ли на ней какая-нибудь филигрань или орнамент.

Честно говоря, он не помнил, как доставлял письмо, но продолжал надеяться, что, если снова увидит щель для почты, его мозг внезапно скажет: «ДА! ВОТ ОНО!»

Это был не самый лучший план, но… он должен был продолжать попытки.

И, по крайней мере, он смог увидеть кое-что интересное и отведать еще больше потрясающих блюд.

Например, гигантская блестящая серебряная пиццерия с фасолью, мимо которой он проходил после посещения библиотеки в особенно ветреном городе, где ему также довелось попробовать пиццу в виде глубокой тарелки, которая совершенно отличалась от пиццы с тонкой корочкой. Третий библиотекарь сказал ему, что он не мог уехать из красивого прибрежного города, не попробовав слоеные пирожки с маслом, а также огромную коробку жареных шариков из теста под названием «Тимбитс».

В четвертом городе, который он посетил, он даже нашел неуловимые Дин-донги… и они были…

Так себе.

Он был почти уверен, что белое вещество в середине — это какой-то клей, НО!

Он также привел его к величайшему открытию, которое он сделал за все время этого маленького приключения… возможно, величайшему открытию, которое он когда-либо делал за всю свою жизнь.

ПОЧЕМУ ФОСТЕР НИКОГДА НЕ ГОВОРИЛА ЕМУ, ЧТО СУЩЕСТВУЮТ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЗАКУСКИ, НАЗЫВАЕМЫЕ КРЕКЕРАМИ «РИТЦ»?!

Конечно, они были еще суше и рассыпчатее, чем эти ужасные сухие бисквиты.

НО.

Фитц-Васкер!

Ритц-Крекер!

Там же было так. МНОГО. ШУТОК!

Он хотел купить коробку и принести ее Фитци — может быть, даже забросать его крекерами, — но он все еще не был уверен, когда вернется домой, а таскать ее с собой в набитом рюкзаке было бы просто шикарно.

Поэтому он нарисовал переднюю часть коробки в своем альбоме для рисования, а затем еще нарисовал «Фитц Васкер» с улыбающимся лицом Фитца на каждом крекере.

Затем он заполнил следующую страницу другими своими недавними уроками и мудрыми советами.

Прежде чем отправляться куда-либо, узнавать о погоде.

Всегда пользоваться солнцезащитным кремом.

Новая цель: попробовать все существующие виды пиццы.

Гораздо проще сказать, что твой телефон «разрядился», или что ты его «забыл», чем сказать, что у тебя его нет.

«Пузырьки» в «бабл ти» на самом деле представляют собой маленькие склизкие шарики, которые все равно получаются вкусными, если ты не против жевать свой напиток.

Некоторые люди носят с собой в сумочках крошечных собачек.

Никогда не соглашайся на первое же предложение.

Последняя заметка была написана под впечатлением от того, как он наконец продал украшение своей мамы.

Киф последовал совету отца и начал с одного камня, но был уверен, что продал его недостаточно дорого.

Он так хорошо научился отключать человеческие эмоции, что даже не подумал о том, что, возможно, было бы полезно немного ощутить, пока не согласился на эту сумму.

Затем парень улыбнулся самодовольной, масленой улыбкой, на которую его отец был мастером, и Киф понял, что ему следовало возразить.

Но это не имело значения.

У него было много других драгоценностей на продажу… и все равно это были вещи его матери, так что не то чтобы они его волновали.

К тому же у него все еще оставалось достаточно наличных, чтобы продержаться несколько недель.

Но в следующий раз он договорится лучше.

На самом деле, он почувствовал необходимость добавить еще один очень важный урок в свой альбом для рисования.

Не забывать, что у тебя есть особые способности.

Да, они были довольно запутанными, и он в основном пытался их игнорировать.

Но это все равно было огромным преимуществом, которым он должен был пользоваться всякий раз, когда это могло быть полезно.

Это не было бы изменением, поскольку он просто… оставался самим собой… возможно, именно поэтому ему казалось немного странным, что ему нужно напоминание.

Почти как…

…он начинал забывать, что он — эльф.

— Ого, — пробормотал он, взглянув на лиса, который все еще наблюдал за ним из тени. — Ну и у кого теперь паранойя?

Как долго он пробыл в Стране людей? И он уже начал сомневаться в своей личности?

Мысль о том, что он застрял между двумя мирами, не давала ему покоя, и он не мог не задаться вопросом, чувствовала ли Фостер то же самое.

Но… конечно, она чувствовала.

Она действительно считала себя человеком, пока не появился Фитци и не сказал ей: «ЗНАЕШЬ ЧТО, ТЫ — ЭЛЬФ!»

Поговорим о кризисе самоидентификации.

И снова ему пришлось сдержаться, чтобы не схватить импартер Грейди и не связаться с ней, на этот раз, чтобы спросить:

— Как ты справилась с этим? Пожалуйста, поделись всеми своими секретами!

Но тогда он не смог бы удержаться и не сказать ей, как сильно он хотел, чтобы она была там, с ним, и как трудно было игнорировать аликорнов, которые постоянно скандировали: «КИФ! КИФ! КИФ!»

И как он надеялся, что его письмо не все испортило, потому что он не мог перестать думать о ней и…

Он выпрямился, гадая, не расплавился ли его мозг окончательно, потому что он мог бы поклясться — поклясться — что только что слышал голос Фостер, шепчущий у него в голове.

Но этого не могло быть, не так ли?

Должно быть, ему это показалось.

Тем не менее, он закрыл глаза, сосредоточился и…

ЭТО БЫЛА ОНА!

«Я скучаю по тебе», передала она. «Мне лучше, когда ты рядом».

На секунду у Кифа перехватило дыхание.

Затем ему нужно было пошевелиться — встать — пройтись по парку, пытаясь понять, услышала ли она каким-то образом все те слащавые вещи, которые он только что вообразил.

Он не понимал, как это возможно.

Но какова была вероятность того, что она думала о нем — скучала по нему — в тот самый момент, когда он думал о ней?

И если это действительно так, то что произошло… Что бы это значило?

Наверное, ничего.

Но он не мог удержаться и прислонился спиной к фонарю, глядя на небо, где полная луна выглядывала из-за облаков, и представляя, как Фостер в Хейвенфилде делает то же самое.

Может быть, с ней были Винн и Луна.

Может быть, они все вместе звали его.

Он, вероятно, никогда не узнает.

Но он сказал луне и звездам:

— Я тоже по вам скучаю.

Глава 20

— Я мог бы прямо сейчас смотреть фильм, — сказал Киф с очень тяжелым вздохом, глядя на высокие стены, увешанные ярко освещенными книжными полками.

Ему потребовалось больше времени, чем обычно, чтобы найти эту особенно огромную библиотеку — отчасти потому, что она находилась очень далеко от места прибытия, но в основном потому, что она оказалась спрятана внутри чего-то, что называется торговым центром.

А торговый центр, по-видимому, представлял собой скопление мест, где Киф предпочел бы провести день, и все они были собраны в одном месте, чтобы насмехаться над ним.

Магазины!

Рестораны!

Даже что-то вроде аквариума.

Плюс большой модный кинотеатр… и один из фильмов, похоже, был о персонаже со сверхспособностями.

Так что он мог наблюдать, как обычный парень бегает в облегающем трико, притворяясь, что спасает мир.

Но нет… он застрял в стране бесконечных исследований и вечно неудобных стульев.

Серьезно, как люди умудрились сделать свои подушки такими жесткими и комковатыми?

Казалось, что это было сделано намеренно.

И почему у них было так много книг?

Это начинало казаться чрезмерным… особенно потому, что он редко замечал, чтобы кто-нибудь читал.

Время от времени он проходил мимо кого-нибудь в кафе с книгой в руках или замечал детей в парке, уткнувшихся носами в какую-нибудь фантастическую историю.

Но в девяноста процентах случаев он видел только людей, уставившихся в свои телефоны.

Даже сейчас в библиотеке были эти гигантские башни из книжных полок с подсветкой по бокам от движущейся лестницы… и что же делали люди?

Фотографировали башни на свои телефоны.

Киф, честно говоря, не удивился бы, если бы оказалось, что многие книги были здесь в основном для украшения.

Библиотекарь даже предложил ему попробовать использовать для своих исследований один из их планшетов, который, по сути, был увеличенной версией телефона.

И, несмотря на заверения библиотекаря, что планшет удобен в использовании, Кифу пришлось возвращаться к нему, говоря:

— Э-э-э… я случайно нажал на одну из маленьких квадратных штуковин и теперь не могу найти то, что искал.

Так что он был почти уверен, что библиотекарь его ненавидит.

Если нет, то это был только вопрос времени, потому что он только что нажал на что-то, отчего весь экран потемнел.

— Ого, что ты наделал? — спросила она с выражением, которое могло означать скуку, разочарование или спокойное планирование его уничтожения.

— Понятия не имею, — признался Киф.

Он пытался запомнить шаги, пока она медленно решала проблему, но чувствовал, что наверняка снова все испортит.

Из-за крошечных кнопок по бокам планшета и всех этих маленьких приложений было слишком много кликов, пролистываний, удерживаний и постукиваний — и это даже не заставляло его прислушиваться к дружелюбному голосу робота, который должен был отвечать на его вопросы, но в основном продолжал говорить ему:

— Я не уверен, что правильно понял.

— Не могу поверить, что ты никогда не пользовался таким, — сказала библиотекарь, возвращая планшет.

— Да, я знаю. Я странный.

Киф обнаружил, что признания его странностей часто бывает достаточно, чтобы кто-то потерял к нему интерес.

К сожалению, библиотекарь все же спросила:

— Откуда именно ты родом?

Кифа так и подмывало сказать ей: «Хотите верьте, хотите нет, но я — эльф из тайного мира, спрятанного на этой планете», — просто чтобы посмотреть, что она ответит.

Но судя по подозрительному взгляду, которым она на него смотрела, она могла поверить ему… или воспринять это как доказательство того, что он сошел с ума.

В любом случае, вероятно, пришло время убираться оттуда.

Или.

Это показалось ему прекрасной возможностью применить весь этот урок «не забывай, что у тебя есть особые способности» и посмотреть, был ли он прав насчет настроения библиотекаря.

Поэтому он сказал ей:

— Я много переезжаю, — пытаясь сосредоточиться на том, что она чувствует, и…

Все, что он мог уловить, — это глухой, нечеткий гул.

Размахивание руками вперед-назад в попытке ощутить эмоции, касающиеся его кожи, тоже не помогло, но это заставило ее нахмуриться и поджать губы в недовольной гримасе.

Ладно, наверное, пора идти.

По крайней мере, он смог поблагодарить ее за помощь, вернуть планшет, схватить пальто и уйти, не борясь с желанием отдавать какие-либо команды.

В библиотеке также было довольно многолюдно — и чем дальше он продвигался к выходу, тем оживленнее становилось, — но он не чувствовал себя ни в малейшей степени перегруженным.

Итак, видишь?

Все по-прежнему было под контролем.

Но… ему не понравилось, насколько расплывчатым показалась его эмпатия.

Да, он пытался тренировать свой мозг, чтобы подсознательно отключать эмоции, но когда он действительно попытался, то все равно мог все четко воспринимать.

Может, он как-то перестарался?

Или…

У него свело живот, будто он съел слишком много чипсов «Фламин Хот», когда вспомнил, что случается с эмпатами, которые позволяют себе испытывать слишком сильные эмоции.

Все ощущения начинали сливаться воедино, пока не исчезали…

— Ни за что, — пробормотал он себе под нос, не позволяя себе закончить мысль. — Это не могло произойти так быстро.

С другой стороны, он провел несколько дней, испытывая невероятное количество сильных эмоций….

— Стоп! — сказал он себе. — Ты снова становишься параноиком.

Просто теперь его эмпатия была… другой.

Он все еще привыкал к этому… точно так же, как ему нужно было привыкнуть к этому, когда он проявился в первый раз.

Вот почему Ложносвет дважды в неделю проводил занятия по развитию особых способностей.

Он был так сосредоточен на том, чтобы обуздать свои способности — или игнорировать их, — что забыл, что ему также нужно их тренировать.

И библиотека показалась ему подходящим местом для начала, поскольку здесь было многолюдно, но не хаотично, и все же довольно тихо.

Он даже заметил идеальное место для занятий: аккуратные ряды стульев, на которых собралась группа людей — одни поодиночке, другие небольшими группами.

Они все были так заняты чтением, или восхищались библиотекой, или стучали по своим телефонам, что не заметили бы, если бы он несколько минут попялился на них.

На самом деле, никто из них даже не поднял глаз, когда Киф направился к свободному месту в центре.

«Ладно», — подумал он, пытаясь вспомнить свои первые уроки эмпатии. — «Давай-ка начнем с чего-то простого».

Его первый наставник преуспел в том, чтобы научить распознавать визуальные подсказки, помогающие переводить чувства. Так что Киф потратил кучу времени, изучая лица других вундеркиндов, пытаясь угадать эмоции, стоящие за их выражением, а затем проверяя, был ли он прав.

Честное слово, это было классное упражнение.

Он научился замечать мельчайшие микровыражения.

Быстрый изгиб брови или слегка приоткрытые губы могут сказать гораздо больше, чем думает большинство людей.

«Так, посмотрим», — подумал он, сосредоточившись на парне через пару стульев от себя, у которого была ярко-синяя челка, которой, вероятно, позавидовал бы даже Тэмми. Его губы были сжаты в тонкую линию, а на лбу пролегли крошечные морщинки, когда он постучал по экрану своего телефона.

Киф был почти уверен, что это были признаки того, что парень был разочарован, но когда он попытался разобраться в его эмоциях, чтобы убедиться в этом, все, что он почувствовал, — это тот же неясный гул, который он услышал от библиотекаря.

«Все в порядке», — сказал он себе, хотя его сердцебиение участилось. — «Я все еще разминаюсь».

Он перешел к группе, которая должна была быть попроще: три девушки с широко раскрытыми глазами и пружинистыми ногами, листающие журналы о чем-то под названием K-pop и буквально излучающие головокружение.

Он закрыл глаза, пытаясь успокоиться, когда снова услышал тот же неясный гул.

«Сконцентрируйся. Они явно взволнованы. Позволь себе почувствовать это».

Его мозг все еще не хотел подчиняться, но Киф представил, как его чувства отметают глухой шум… убирают его со своего пути, чтобы он мог почувствовать, что находится под ним, и…

Он уловил слабое покалывающее потрескивание.

«Видишь?» — подумал он, шумно выдыхая. — «Это просто требует практики».

Он старался не думать о том, насколько усерднее ему пришлось потрудиться, чтобы вызвать это ощущение.

Вместо этого он попробовал еще раз… и смог уловить волну усталости от мамы, которая боролась с двумя очень энергичными ребятишками, сидевшими через несколько рядов от него.

Затем он почувствовал грусть от девушки, которая дочитывала последние страницы книги.

Эмоции определенно были не такими яркими, как он привык, но, по крайней мере, он ощущал каждую немного быстрее.

И бонус: другие эмоции в комнате не начинали подавлять его чувства.

Так что он не отменял достигнутого прогресса в поддержании управляемости своей способностью.

Даже когда он заставил себя потянуться дальше и сосредоточился на паре в самом первом ряду стульев.