Радиомозг

XVIII. ЧТЕНИЕ МЫСЛЕЙ

Гэз приподнялся с места и взглянул, куда показал доктор Tax. Небольшой темно-голубой экран, висевший на стене, не представлял ничего особенного.

– Вот этот экран, – сказал тихо доктор Tax, – покрыт тончайшим слоем хлорокиси гафния, ничтожнейшее количество которого привез мне из-за границы один очень известный у нас человек, мой друг и пациент. – Tax, смягчив голос, добавил: – У докторов есть не только враги, но и друзья. – И продолжал: – Экран – только половина моего аппарата. Вторая часть состоит из легкого алюминиевого шлема, который надевается на голову человека, работа мозга которого исследуется. Це-волны ударяются об эту пластинку, отклоняются и падают на экран, который дает здесь видимую картину мозга и работы его центров. Я применил здесь в несколько измененном виде аппаратик, которым пользуются лекторы на популярных лекциях, показывая слушателям картинки из книг. Книга вставляется в аппаратик, рисунок освещается, лучи отражаются зеркалом, проходят через увеличительное стекло, и все видят на стене этот рисунок в увеличенном виде…

– Вы разумеете эпидиаскоп?

– Да. В моем аппарате место книги занимает голова, рисунок – кора большого мозга. Освещения не требуется, так как це-волны, при своей бесконечно малой длине, достаточно сильны, чтобы достигнуть экрана, расположенного в двух метрах от испытуемого.

Tax взял в руки алюминиевый шлем, приподнял его.

– Этот аппарат я назвал цереброскопом, от латинского слова «церебрум» – мозг и греческого «скопэо» – смотрю. Цереброскоп, или, по-русски, мозгосмотр. Аппарат, позволяющий наблюдать работу нервных центров, коры большого мозга или, что одно и то же, читать мысли человека. Не угодно ли?

Гэз понял предложение Таха и протянул ему свою голову. Tax надел на голову Гэза алюминиевый шлем.

– А волосы не мешают? – спросил Гэз.

– Для це-волн не существует препятствий, – ответил Tax с некоторой гордостью и потушил свет. – Сядьте, инженер. Стул около вас.

Гэз в темноте нащупал спинку стула и сел. Он весь был охвачен любопытством и той нервной дрожью, которую испытывают люди перед новым, неизведанным и интересным.

– Я начинаю, – очень тихо сказал Tax. – Це-волны из ваших нервных центров бьют в шлем, отклоняются пластинкой, идут к экрану, я навожу на фокус… Вы видите?

Гэз увидел на экране светлое пятно в виде неправильного полуовала, по которому быстро перебегали разноцветные искорки. Темная заметная полоска тянулась сверху вниз полуовала.

Tax, как лектор, указал тонкой длинной палочкой на экран.

– Это картина вашего живого, работающего мозга, инженер. Темная полоска разделяет кору большого мозга на два полушария. От нее в обе стороны разбегаются неправильные линии, вроде змеек; это – мозговые извилины, на протяжении которых находятся нервные центры. Вот – во второй левой лобной извилине – видите? бледно-розовое пятнышко… Это центр речи, открытый знаменитым ученым Брока. Говорите, инженер, что хотите. Читайте первые пришедшие вам на память стихи.

Гэз начал читать.

Tax водил по экрану палочкой в это время и объяснял:

– Замечаете, как бледно-розовое пятнышко вспыхнуло? Это работает центр речи. А вот одновременно фиолетовые искорки в конце третьей лобной извилины. Здесь – центр, заведующий движением гортани. Он тоже работает… Теперь вы ясно видите, что все так называемые «душевные» восприятия, ощущения, способности и тому подобное связаны с определенными областями мозговой коры.

В 1870 году Фрич и Гициг блестящими опытами положили начало этому. Впоследствии работы Ферье, Шарко и Грассэ расширили наши знания о работе коры мозга.

Есть центры двигательные и чувствительные… На экране вы видите только беглую и беспорядочную игру световых пятнышек и искорок… А я читаю их, как книгу, потому что я нашел ключ к чтению этих световых знаков… Вы сейчас вспоминаете мелодию вальса. Я это ясно вижу… Пульсация зеленой искры в три четверти, темпом вальса, в первой височной извилине говорит мне это.

– Совершенно верно, – сказал Гэз и с интересом наблюдал, как соответственно его словам два раза вспыхнуло бледно-розовое пятнышко центра речи.

Tax зажег свет, и Гэз снял с себя алюминиевый шлем.

– Удивительно! Изумительно! Позвольте поздравить вас, доктор! – Он крепко пожал руки Таха.

– Но пока еще только на два метра, – горестно сказал Tax.

– Что такое? – не понял Гэз.

– Я еще не могу передавать це-волны на далекие расстояния.

– Как же вы говорили, что этот вопрос решен?

– Да, он решен. Но не мной.

– Кем же? – воскликнул Гэз.

– А теми, кто дает сигналы на небывало короткой волне. Теми, которые надевают парики, гримируются, притворяются мертвыми, чтобы потом убежать из мертвецкой. Теми, которые под видом больных нищих попадают к нам в больницу. Теми, которые… вообще заинтересованы в том, чтобы мешать мне и вам работать, черт возьми.

Tax потряс кулаками в воздухе.

– Я был на Глиняной улице, в доме № 16.. И вы знаете? Старик-нищий исчез, как в воду канул… Это один из них… Даю руку на отсечение.

Гэз стал искать свою шапку.

– Вот что, доктор… Это дело так оставлять нельзя. Завтра прошу вас с вашими аппаратами ко мне в лабораторию. Идет?

В дверях Гэз вздохнул и улыбнулся.

– Из-за вашего интереснейшего сообщения я сегодня проехался по воздуху. Как хорошо… После войны свежий воздух мне напоминал окопы, и я не любил его… Я сидел у себя в лаборатории… Но теперь, пожалуй, я буду чаще покидать ее.

Tax проводил Гэза.

– Солнце и свежий воздух – это жизнь и здоровье, инженер. До завтра.