Глава 4 Гарри Поттер и пещера Платона

Я проснулся от яркого солнца, бьющего в глаза через пролом в крыше. Нащупал в кармане таблетки, которые обещал доставить Дзете.

Что ж. Сегодня придется наведаться в самый нелюбимый район. Раньше он назывался Васильевским островом, и я любил прогуляться по нему. Но теперь там высилась холодная стеклянная башня, состоящая из острых угловатых треугольников — штаб-квартира Директората Безопасности Сектора 14DR, как теперь называлась местность в районе Финского залива. Эти треугольники были такими острыми, что о них резался глаз.

Обещание есть обещание. Именно там, в двух кварталах от этой башни, работал Дзета. Он был необычной «крысой» — он не носил метафон, но сотрудничал с Другом. Точнее, делал вид, что сотрудничает. У него была пожилая мать, жена и тяжело больная дочь, и он героически тащил свою семью вперед. Честно говоря, не представляю, каких душевных и физических сил ему это стоило. Но я старался помогать, как мог, в том числе и лекарствами.

Чтобы содержать семью и быть на хорошем счету, Дзета работал в Книжном клубе. Это были специальные центры, открытые Другом, где люди могли собраться и обсудить оставшиеся легальными художественные произведения. Но главная фишка этих клубов, принесшая им невероятную популярность, заключалась в том, что там можно было прикоснуться еще и к «запрещенке». Дело в том, что Друг запрещал читать и хранить старые книги и фильмы, но не запрещал пересказывать некоторые из них в своих Книжных клубах. Поэтому в них собирались те, кто хорошо помнил прочитанное в детстве или молодости, пересказывали друг другу и обсуждали — в разрешенных Другом формулировках, конечно же.

Как всегда — холодный баланс между запретом и соизволением. В отличие от примитивных человеческих диктаторов прошлого, Друг понимал, что кнут наиболее эффективен только в связке с пряником. Вдобавок, данные Клубы позволяли ему держать на карандаше всех умников, знать, что они обсуждают и вбрасывать нужные идеи в обсуждение.

Натужно крутя педали старого велосипеда, я ощущал, как покруживается голова от голода. При въезде на Благовещенский мост меня чуть не свалил резкий порыв ветра, налетевший с реки. Во всем теле пульсировала слабость. Но впереди мрачной громадой высилась башня ДБ, и один вид ее заставил меня собраться с силами.

Васильевский остров был сильнее всего перестроен Другом. Большая часть старых зданий была снесена, за исключением нескольких исторических памятников. Освободившееся пространство новый хозяин решил сделать витриной своего авторского стиля — био-футуризма. Остров превратился в гигантский муравейник. Днем и ночью дроны таскали стройматериалы, а специальные роботы-строители, внедренные еще людьми на своих стройках, возводили здание за зданием по одному лишь Другу известному плану. И то, что получилось, поразило меня, когда я впервые это увидел.

Это напоминало чудо света из школьного учебника по истории — Висячие сады Семирамиды. Исполинский комплекс из новейших композитных материалов с неуловимо сложной архитектурой был покрыт зеленью, цветами и редкими деревьями. Лозы и лианы обвивали вертикальные сады с бассейнами и фонтанами. На крышах и пешеходных переходах между высокими этажами были разбиты экозонамы с искусственными озерами. Мотивы в оформлении отсылали то к античности, то к готике, то к ар-деко, органично сплетаясь в нечто новое и оригинальное.

Внутри комплекс был по самую крышу набит автоматизированными системами, умным освещением, датчиками влажности и температуры, устройствами энергосбережения, переработки отходов и апсайклинга. По сути, весь остров оказался покрыт одним огромным зданием, внутри которого можно было бродить целыми днями, не выходя на улицу. Оставленные жить исторические здания были органично встроены внутрь этой исполинской конструкции.

Название Друг дал соответвующее: «Рай». Квартиры в «Раю» совершенно бесплатно получили самые преданные сторонники Друга, а затем и несколько тысяч семей, выигравших в случайной викторине. Мне оставалось лишь надеяться, что хотя бы один из них отказался жить под боком у Директората Безопасности.

Проезжая по благоухающим зеленью улицам «Рая», я ловил на себе косые вгляды хорошо одетых, спокойных и счастливых его обитателей. Они, похоже, были всем довольны. Жизнь удалась! Лучшие места в стойле вырваны у конкурентов.

Я чуть не врезался в выходящего из подъезда мужчину в стильном пальто. Он хотел было выругаться, но рассмотрев меня поближе, решил даже не тратить матерное слово.

О боже, сколько надменности и презрения сквозило в его взгляде! А ведь его сюда забросила случайность. Но теперь он был уверен, что чем-то лучше всех остальных, качественно иной человек, раз уж удача так к нему благосклонна. Еще вчера он был одним из толпы, таким же как все, а теперь, заполучив что-то редкое и дорогое, стал быстро меняться. Его ценности и вкусы сдвинулись в сторону утонченности и элитаризма, он стал разбираться в хорошем вине и архитектуре и уделять больше внимания здоровому питанию и «чистой энергии» в общении. Если раньше, там, внизу, со всеми, он был уверен, что ему просто не везет в жизни, то теперь он со снисхождением посмеивался над теми, кто не хочет трудиться и приложить усилия, чтобы изменить свою жизнь к лучшему.

Что ж, это личный выбор каждого человека, оставаться на дне или идти вверх… — стал говорить он, играя дорогим Кьянти в изящном бокале.

Просто поразительно, как быстро перепрошиваются мозговые схемы, стоит человеку изменить свое положение в социальной иерархии. За пару лет, а то и всего за несколько месяцев меняются ценности, философские убеждения и привычки. А потом еще кто-то имеет смелость утверждать, что дух первичнее материи.

Погрузившись в свои мысли, я свернул в переулок, чтобы срезать путь, и наткнулся прямо на патруль. Тело среагировало быстрее, чем ум: резко развернуло велосипед обратно. И только мгновение позже ум расценил это, как ужасную ошибку.

— Велосипедист, замрите и не двигайтесь!

Сердце ухнуло в пропасть. Я робко оглянулся в последней надежде, что рядом чудом оказался какой-то другой велосипедист, а я могу спокойно ехать дальше в свою каморку, проживать свою жалкую жизнь. Но нет. Прямо ко мне двигался андроид-полицейский с лазерным ружьем наперевес. Лазерное оружие — настолько дорогая и сложная разработка, что даже со всеми ресурсами планеты Друг сумел вооружить им лишь несколько самых элитных подразделений.

Мысли бешено заметались в голове. Что я сделал? Может, здесь закрытая зона, а я не заметил? Или кто-то из бдительных жителей «Эдема» настучал на подозрительную «крысу» на их улице? Или что-то в моем выражении лица не понравилось нейросетям в камерах наблюдения, высматривающих преступников? Пот, микромимика, анализ мозговой активности с помощью дистанционной нейрогарнитуры ЭЭГ — и замысливший что-то недоброе человек не успевает даже приблизиться к цели, как его хватают.

Патрульный подошел ко мне и холодно потребовал:

— Ваше имя.

— Ро.

— Куда направляетесь?

— Просто катаюсь… наслаждаюсь вот… солнцем!

Почему я не ответил честно, что еду в Книжный клуб? Друг же отследит, куда я направлюсь, если меня отпустят… Идиот. Но ничего не поделать, раз уж ошибка сделана, нужно продолжать стоять на своем.

— Медленно слезьте с велосипеда и подойдите к стене, держа руки над головой.

Я подчинился, ощущая, как трясутся поджилки от страха. Уперся лбом в холодную композитную панель на стене дома. И только потом вспомнил о таблетках в кармане.

Кажется, приехал.

С лекарствами меня уже ловили один раз. Тогда отделался предупреждением — в словесной форме и по ребрам. Дураку понятно, что третьего раза Друг не предоставит. Разве что каким-то чудом обойдется…

Чуда не произошло. Андроид провел рукой по моему телу, проверяя наличие оружия, а затем полез в карманы. Уже через несколько секунд он поднес к глазам упаковку таблеток, видимо, сканируя информацию.

Я мучительно ожидал его реакции, и она последовала: под сгиб колена прилетел жесткий удар. Асфальт стремительно приблизился к лицу, и на пару секунд все помутнело, рассыпавшись осколками звенящей боли.

— За повторное нарушение подпункта 2 раздела Z-3 Договора о Дружбе и Взаимопонимании, гражданин с неполной правоспособностью по имени Ро подлежит немедленному и непосредственному судебному разбирательству с приведением наказания в исполнения. Именем Друга…

Внезапно голос патрульного прервался. Повисла тишина. Я приподнял голову и смог сфокусировать взгляд на стоящем надо мной андроиде. Он замер в полной неподвижности, и лишь его полуприкрытые глаза подрагивали, как у человека, которому снится кошмар.

Вдруг он открыл глаза и закончил фразу:

— … я конфискую обнаруженный препарат, запрещенный к хранению, и выношу финальное предупреждение гражданину Ро. Повторное аналогичное правонарушение будет караться по всей строгости Договора о Дружбе и Взаимпомощи.

Патрульные синхронно развернулись и зашагали прочь.

Еще какое-то время я лежал, ошалевший, и смотрел на небо. Боль в ноге постепенно отступала, а вот лоб продолжало щипать — кажется, я разбил голову при падении.

Что, черт возьми, это было? Почему вдруг патрульный помиловал меня, хотя изначально явно собирался вынести приговор?

Даже в прошлый раз все закончилось куда тяжелее — помимо избиений я провел три ночи в каземате.

Поднявшись, я отряхнулся и пощупал лоб. На ладони осталось кровавое пятно. Больше всего на свете мне сейчас хотелось вернуться домой, забиться в свой угол и не выходить. Но Дзета ждал лекарств для дочки, а я должен был сказать ему, что их больше не будет.

Придется ехать дальше.

* * *

Книжный клуб находился в старом особняке — одном из немногих зданий, уцелевших с прежней эпохи. Я толкнул красивую деревянную дверь и прошел по длинному коридору, из комнат по бокам которого доносились голоса лекторов.

Так в чем же влияние «Гарри Поттера» на мировую культуру и историю? Ученые-поттероведы высказывают разные точки зрения. Одни видели в поколении, сформированном этой книгой, значительную гуманизацию по сравнению с предыдущими. Множество экспериментов отмечали высокий уровень неприятия насилия, угнетения, дискриминации меньшинств и национальностей. К примеру, главный злодей Волан-де-Морт просто ненавидел магглов, людей без магических способностей. Об этом много говорят герои волшебного мира, осуждая такую категоричность мышления антагониста. Рон Уизли — беден, Невилл Долгопупс — неуклюж, Полумна Лавгуд — будто не в себе. Только в этом нет ничего постыдного, ведь важнее всего сам человек. Другие ученые сообщают, что поколение «Гарри Поттера» было склонно к примитивизации окружающей реальности, сведению всего к черно-белой картине мира с агрессивным непринятием всего, что они обозначают как «абсолютное зло». Их мышление стало более плоским, им не доставало целостности, способности видеть полутона. Некоторые радикальные исследователи даже проводят эту линию до упора — именно из-за этого поколения и началась безжалостная война…

Я внутренне усмехнулся . Как ловко, и здесь пропаганда. Конечно, же в войне виноваты люди, которые имели смелость называть зло злом, а добро — добром, и отстаивать свою позицию до конца. «Не делайте так, это приводит к войнам и катастрофам», как бы говорит нам Друг.

Я заглядывал в каждую дверь и выискивал Дзету. Периодически моя окровавленная рожа попадалась на глаза кому-то из посетителей, и я быстро исчезал.

Дзета нашелся в самой дальней комнате, почти пустой по сравнению с «Гарри Поттером». Здесь читали какие-то непонятные античные тексты, и Дзета сидел в самом первом ряду. Мне пришлось идти через весь зал.

Со сцены что-то смущенно бубнила полноватая девушка. Даже микрофон с трудом помогал разобрать, что она говорит. Но постепенно я стал понимать ее речь, сел позади Дзеты и стал слушать.

…мы находим в «Законах» учение о человеке как о какой-то бессловесной и бездушной кукле в руках богов или как о какой-то игрушке. Поскольку это учение содержится в таких местах диалога, которые очень удалены друг от друга, его отнюдь нельзя считать случайным или только какой-то поэтической метафорой. В указанных текстах эти бездушные и инертные куклы приводятся в движение божественными нитями или шнурами. Дернет бог за одну такую струну — человек погружается в море страстей и пороков; дернет бог за другую нить — человек становится добрым, благим, деятельным и высоконравственным. Самая лучшая нить, говорит Платон, — это нить рассудка. Она златая и самая тонкая. Она и ведет нас к благу. Нам представляется, что Платон хочет привести здесь дполнительные доводы в обоснование своего абсолютистского строя и деспотизма. Отдельный человек до того ничтожен, беспомощени и слабосилен, что сам он даже и не может действовать, а действует только по приказанию свыше.

…представим себе, что мы, живые существа, — это чудесные куклы богов, сделанные ими либо для забавы, либо с какой-то серьезной целью: ведь это нам неизвестно; но мы знаем, что внутренние наши состояния… точно шнурки или нити, тянут и влекут нас каждое в свою сторону и, так как они противоположны, увлекают нас к противоположным действиям, что и служит разграничением добродетели и порока. Согласно рассуждению Платона, каждый должен следовать только одному из влечений, ни в чем от него не отклоняясь и не оказывая противодействия остальным нитям, а это и есть златое и священное руководство разума. Остальные нити — железные и грубые; только эта нить нежна, хотя она и златая, остальные же подобны различным видам. Следует постоянно помогать прекраснейшему руководству разума. Ибо разум, будучи прекрасен, кроток и чужд насилия, нуждается в помощниках при своем руководстве, так, чтобы в нас золотой род побеждал остальные роды…

Здесь мне уже не хватило мозгов, чтобы вычленить пропаганду Друга. С одной стороны, можно было расценить сказанное, как оправдение его власти над неспособными управлять собой людьми, с другой — здесь говорилось о том, как безвольная кукла может нащупать собственную путеводную нить и обрести внутреннюю свободу.

Я так глубоко задумался, что почти упустил, как Дзета встал и направился к выходу.

— Дзета! — негромко окликнул я.

Он обернулся и изменился в лице. Не говоря ни слова поманил за собой. Мы поднялись на второй этаж по винтовой лестнице и закрылись в небольшой комнатушке, заваленной книгами — разумеется, новыми изданиями, написанными Другом. В этой комнатушке было шумно, так как за стеной находился вентиляционный узел, через который шли огромные массы воздуха на охлаждение серверов штаб-квартиры ДБ. Расслышать здесь что-то было проблематично, поэтому мы общались шепотом на ухо.

Я рассказал ему, что со мной случилось и что лекарств больше не будет. Дзета погрустнел.

— У тебя больше нет? Достать не можешь?

— Прости, это были последние. Есть знакомый в Выборге, у него можно достать еще, но это займет месяцы.

— Ничего, не беспокойся, — Дзета похлопал меня по плечу, хотя я видел, что для него это сильный удар. — Я что-нибудь придумаю. Так ты говоришь, они тебя просто отпустили?

— Да. Сначала начали выносить приговор, а потом вдруг развернулись и ушли.

— Еще одна странность…

— Ты о чем?

— Здесь много необычного творится. Помнишь, позавчера после нашей встречи поднялась тревога?

— Да. Я как раз стоял на берегу. Это было в Петропавловской.

— В общем, ходят слухи, что там была стрельба… Кто-то пробрался в подземное серверное хранилище.

Я почувствовал, как сердце учащенно забилось. Неужели…

— Это вообще возможно? Там камеры на каждом шагу. Сотни жестянок, вооруженных лазерами. И черт знает, что еще.

— Я же говорю, это только слухи. Но знакомый знакомого проезжал рядом в тот момент и слышал взрыв.

Вот оно как… Я ощутил себя как выброшенный в открытый океан моряк, который уже потерял всякую надежду и вдруг увидел, как на мачту садится чайка. Это еще даже не земля, и неясно куда плыть и где ее искать, но надежда снова охватывает с головы до ног и заставляет душу петь.

— Надо обработать тебе рану, — сказал Дзета. — Ты голоден?

— Безумно, — признался я.

— Пойдем, — Дзета приоткрыл дверь и выглянул в коридор. — Мне за сотрудничество кое-что перепадает, как настоящему коллаборационисту.

Мы пришли в столовую, Дзета приложил пропуск к автомату и указал мне на экран:

— Выбирай на свой вкус. Не весть что, конечно…

— А я тут задумался, не стоит ли почаще посещать Книжный клуб? — я лихорадочно пролистывал меню из блюд, которые «крысам» вроде меня были недоступны.

Раз в два-три дня я объезжал ближайшие к гетто супермаркеты и собирал продукты с истекающим сроком годности, которые андроиды выкладывали в специальных точках фуд-шеринга. Брал обычно на себя и еще на нескольких бедолаг «крыс», которые боялись выбираться из гетто, и без моей помощи уже давно загнулись бы. К сожалению, в эти точки редко попадало что-то качественное, и пища была однообразной. Синтетическое безвкусное мясо, черствый хлеб, начинающая тухнуть вода. Большим праздником были не успевшие подгнить фрукты и овощи, а также сладости.

Здесь же я набрал себе полный обед — борщ со сметаной, домашнее картофельное пюре с настоящей мясной котлетой, компот из ягод и три шарика мороженого. Дзета добавил еще проспиртованные салфетки для рук и помог мне обработать разбитую голову.

— Спасибо, дружище, — растрогался я, вдыхая ароматы с подноса, который Дзета забрал с автоматизированной раздачи.

Дзета сел напротив меня и внимательно смотрел, как я ем, стараясь растянуть удовольствие. Взгляд его выражал сочувствие.

— У нас тут освободилось место, — осторожно сказал он. — Не хочешь попробовать? Ты сможешь так питаться каждый день. Метафон носить не придется.

Я огромным усилием воли отодвинул от себя поднос с недоеденной едой и встал.

— Ты чего? — встревожился Дзета.

— Не хочу, спасибо. Надо идти.

— Ро, подожди! Правда, мне это никто не поручал! Я чисто по дружбе тебе предложил!

— Я не осуждаю тебя лишь потому, что ты делаешь это ради семьи. Но вообще-то, ты предатель. Ты с ним заодно, и здесь не бывает промежуточной позиции. А я лучше сдохну от голода, чем буду ему помогать, понял?

Я постарался выбежать быстрее, чем аромат еды сломает мою волю и заставит вернуться за стол. Никакие подачки и никакие удовольствия не должны сбивать меня с назначенного пути. Я знаю, что я прав, помню, ради чего все это. Надо держаться золотой нити.

Ведь кто-то же пробрался в Петропавловскую крепость…

* * *

На город уже опускались сумерки. Улицы обезлюдели. Большая часть населения безвылазно сидела в виртуале, поэтому даже днем порой было трудно встретить прохожих. По крайней мере, состоящих из плоти и крови.

Ехал я медленно, на каждом повороте останавливаясь и выглядывая из-за угла — нет ли патрулей. Сегодняшний случай все не шел из головы, и я буквально кожей ощущал, как на него ушла вся моя удача за годы вперед.

Судя по дальнейшим событиям, интуиция не обманула.

Уже недалеко от набережной, проезжая мимо узкого технического переулка, я вдруг услышал жалобную надсадную мольбу:

— Помогите…

Я резко ударил по тормозам и замер. Заглянул в переулок, откуда доносился голос. Там никого не было.

Может, почудилось? От голода и недосыпа поднимающиеcя из глубин подсознания сны и образы порой накладывались на реальность. Бодрствование наяву.

Но никогда еще эти галлюцинации не были такими явными.

— Умоляю, не уходите. Я умираю.

Прищурившись, я увидел в темноте слившийся с фоном мусорный бак. Голос раздавался оттуда. Я огляделся и завел велосипед в переулок, чтобы его не было заметно с улицы. Осторожно приблизился к мусорному баку и, зажав нос, открыл крышку.

Из огрызков и смятых упаковок на меня взглянули два испуганных зеленых глаза на бледном, как смерть, лице. Женщина. Худое невыразительное лицо. Волосы собраны в пучок. Протягивает мне окровавленную руку, а в ней — клочок бумаги.

Я машинально взял его и заглянул. На нем от руки было написано:

ГР 18250244

— Сохрани это. Молю тебя. Нет ничего важнее этого.

— Что с вами случилось? Вам нужен медицинский дрон, здесь рядом кнопка вызова.

Застонав от боли, женщина приподняла толстовку, и я увидел на животе большие черные круги с маленькими кровоточащими точками.

И мгновенно все понял… Как же я попал.

Так выглядели попадания от лазеров. А значит, за ней охотится Директорат Безопасности. Его элитные части.

— Я сделала свое дело, — с лихорадочным жаром бормотала женщина. — Я все сделала. Нельзя, чтобы тебя поймали.

Я растерянно стоял возле мусорного бака с живым человеком внутри, одной рукой держа крышку, а в другой нервно комкая клочок бумаги.

Что же делать?

Доставить ее в больницу — значит загреметь вместе с ней как соучастник по преступлению — каким бы оно ни было. Разбираться никто не будет. Сохранить записку — то же самое, только позже. Но и оставить ее умирать в мусорном баке я тоже не мог.

Однако времени выбирать уже не было.

С улицы донеслись звуки марша — быстро приближались патрульные.

— Беги, — выдохнула из последних сил женщина.

Меня охватил страх. Ничего не соображая, я схватил велосипед и помчался дальше по переулку, молясь всем силам мироздания, чтобы там не оказалось тупика.

Переулок стал сужаться, и я уже царапал краями педалей по стенам. А затем он резко повернул на 90 градусов влево. Я не мог поверить своим глазам. Все. Чтобы двигаться дальше, придется оставить велосипед.

Позади послышались крики и громкое жуткое шипение: нутром я понял, что с таким звуком лазеры прожигают мусорный бак, расплавляя металл.

Я бросил велосипед, намертво застрявший в повороте, перебрался через него и стал протискиваться дальше. Там виднелся узкий просвет. Измазавшись и порвав штаны, я, наконец, вырвался на открытое пространство соседней улицы, выходившей на набережную. Пространство Невы, ветер и чувство свободы ударили по лицу.

Я бросил последний взгляд назад, на своего верного железного друга, и поспешил к мосту.

* * *

Домой я добрался уже под утро, шатаясь от усталости и нервного истощения. Каждый встреченный андроид, каждый полицейский аэромобиль, каждый резкий звук бросали меня в холодный пот. Я крался, прятался, двигался перебежками, прекрасно зная, что камеры видят все. Но рассудок уже не слушался. Я ощущал, как проваливаюсь в безумие. Везде чудилась опасность. Я был удивлен, что все еще на свободе.

Вбежав в гетто, я услышал голос андроида:

— Остановитесь.

Я замер.

— Вы забыли отметиться.

Это всего лишь коньсерж.

Ткнув стилусом в его электронный журнал, я взлетел по ступенькам, забежал в квартиру и спрятался под одеялом. И только там меня пробило на истерический хохот. Я смеялся вперемешку со слезами, потеряв счет времени. Под одеялом стало невообразимо жарко — кажется, у меня поднялась температура. Я стал проваливаться в сон.

И вдруг, руки мои зажили своей жизнью. Откинули одеяло. Ноги свесились с кровати. Я увидел, что они привязаны за нити, уходящие в пустоту в потолке. Я спрыгнул в центр комнаты и стал отплясывать дикий танец, какого раньше не знал и не видел. Это было страшно, но неожиданно весело. Танцуя, я выплыл на балкон и вдруг с ужасом осознал, что невидимый кукловод хочет, чтобы я сплясал прямо на узком парапете. Я стал взбираться, перевесился вниз и увидел далеко внизу мокрый от дождя асфальт…

Вдруг раздался сильный стук. Он не прекращался, проникая прямо в голову. Танец замедлился, и нити стали растворяться на глазах.

Я открыл глаза от солнца, ударившего в окно. Я лежал на кровати, закутавшись с головой в одеяло, а в дверь кто-то настойчиво стучал.

И теперь это точно была моя дверь.

Загрузка...