Я шел по аллее, которая раньше называлась Невским проспектом и вглядывался в лица редких прохожих, выбравшихся на улицу в этот дождливый день.
Если кто-то ловил мой взгляд, я тут же натягивал фальшивую улыбку, ни на секунду не забывая, что каждый из них может оказаться врагом.
И эта пара подростков, робко держащихся за руки. И этот пенсионер, с головой ушедший в очередной выпуск новостей, транслируемых с огромного экрана на фасаде дома. И эта мамочка с коляской, не отрывающаяся от картинок, которые прямо в мозг посылает ей маленький светящийся кружок на виске.
Велосипед я оставил на стоянке, притворяясь, что приехал в центр погулять. Раскинувшиеся над головой кроны акаций заглушали шум летающих машин. А еще не пропускали дождь. Я делал вид, что разглядываю витрины магазинов и окружающие здания. Долго стоял возле магазина игрушек, изучая забавную куклу-марионетку, подвешенную на веревочках. Кукла была человеком, а веревочки держал добро улыбающийся робот.
Я свернул на набережной, которая раньше носила имя Грибоедова и направился к собору, который раньше назывался храмом Спаса-на-Крови. В лицо сразу полетели колючие мелкие капли.
Наверное, я был одним из немногих на этих улицах, кто еще называл их прежними именами. Знал я и прежнее название этого города. Здесь всегда пасмурно и идет дождь. Это единственное, что осталось неизменным с тех пор, как города и улицы потеряли свои имена.
На набережной Грибоедова не было ни души. Никто не шел мне навстречу.
Очень плохо. Я нервно кинул взгляд на неоновую строку, бегущую по ребру гигантского небоскреба на той стороне Невы.
16:02, 12 сентября 2060 года.
Он опаздывает на две минуты.
Я замедлил шаг и еле заметным движением глаз отметил несколько камер, наблюдающих за мной. Что ж, сейчас будет подозрительным просто развернуться и уйти. Все пошло не по плану, но паниковать нельзя. Спокойствие.
Я оперся на заграждение и закурил прямо под мокрым дождем, глядя в мутные воды канала. Из воды на меня глянуло бледное худое лицо в круглых очках.
А ведь здесь убили Александра.
Я тут же постарался прогнать от себя эту мысль и переключиться на что-то нейтральное. Думать о таком было запрещено. А я до сих пор так и не разведал, правдивы ли слухи, что камеры могут считывать отражающиеся на лице эмоции.
Никаких убитых императоров. Я законопослушный гражданин и в поступках, и в мыслях.
После двух-трех затяжек — быстрый взгляд направо. Главное, чтобы не казалось, что я здесь кого-то жду.
Долго так стоять я не мог. Сказывалась бессонница. Нужно было всегда двигаться, чтобы не проваливаться в странное состояние между сном и бодрствованием.
На третьей сигарете, после которой я собирался уже отправиться домой, появился Дзета.
Он все делал правильно. Шел неспеша, держа руки за спиной и наслаждаясь видами. Обычный человек на прогулке.
Я тоже не сразу пошел навстречу, завидев его. Неспеша докурил, демонстративно убрал все окурки в пакетик, чтобы не вредить своему рейтингу, и направился дальше.
Метров за тридцать мы сделали вид, что только заметили друг друга.
— Дзета! Какая встреча! — радостно раскинул я руки.
Мы обнялись, как старые товарищи, случайно встретившиеся после долгих лет разлуки.
— Ро, какими судьбами здесь? — изображая удивление, спросил меня Дзета.
— Надоело сидеть дома. Жилкомплекс, конечно, чудесный, но иногда хочется прогуляться и в центре. Посмотреть, как стремительно все меняется в лучшую сторону.
— Понимаю. Я сам люблю такие прогулки, как видишь.
Мы неспешно направились в сад, который раньше назывался Михайловским, ведя беседу о погоде и о том, как сложились судьбы бывших одноклассников.
— Честно говоря, про большинство ничего не знаю. Они все в вирте живут. А мне, сам знаешь, путь туда закрыт, — с грустью постучал себе по виску Дзета. — Разве что Каппа повеселил. Стал священником в Церкви Дружбы.
— Да ладно? — демонстративно восхитился я. — Очень рад за него!
— Да, я тоже. Правильный путь выбрал.
— Здесь можно срезать.
Мы попетляли и сошли на тропу, надежно скрытую со всех сторон большими старыми деревьями. Людей вокруг не было. Говорят, раньше парк был аккуратным и ровным, но Друг при переустройстве города решил добавить «дикого природного урбанизма», имитируя живой лес.
Это было одно из немногих мест в городе, где я мог быть собой. Даже тело по привычке здесь немного расслаблялось. Дзета тоже повеселел, и на его губах заиграла улыбка.
Но говорить во весь голос все еще не следовало.
— Что, Каппа правда пошел в жрецы?
— Я тоже не сразу поверил.
— Вот кусок говна. Он всегда был приспособленцем. Помнишь, как он к учителям подлизывался?
— Притом, что оценки ставили не они, а ИИ, — улыбнулся Дзета. — Ты как сам?
Я мотнул головой, отгоняя сонливость.
— Пойдет. Давай к делу. Принес?
Дзета еще раз огляделся и вытащил из-за пазухи сверток.
— Прости, здесь только одна. Остальное достать не удалось.
Моя рука, уже протянутая к свертку, замерла на полпути.
— Как это? Почему?
— Слушай, твои запросы очень редкие. Антиквариат. Я легко могу достать наш век, но советские издания — другое дело. Мой поставщик затребовал дополнительную плату.
Я выругался про себя.
— Так ты их нашел?
— Нашел. Если принесешь еще таблеток, получишь заказ.
— Так какого хрена не предупредил…
— Сбавь тон. Нас могут услышать. Не предупредил, потому что не хочу еще неделю таскать на кармане нелегальный стафф.
Я сдержал раздражение и кивнул.
— Где тебя найти?
— Книжный клуб на Васильевском острове.
— Ты же знаешь, я не хожу в тот район. Он кишит жестянками.
— Придется. Я держу товар там, в тайнике. По городу тащить не рискну. Тихо! Идем.
Дзета потащил меня за локоть. Краем глаза я успел заметить, что по дорожке сада кто-то шел.
— Человек? — шепотом спросил я.
— Кто ж теперь разберет, — краем рта ответил Дзета. — В общем, я все сказал. Расходимся.
Он сунул мне в карман сверток. Мы вышли обратно на улицу, где каждый сантиметр просматривался и прослушивался. Мы демонстративно обнялись и пошли в разные стороны.
Несмотря на сверток в кармане, за который меня могли арестовать, я поддался слабости и решил перед возвращением в свое гетто выйти к Неве. Вдохнуть этот запах. Вообразить холодный простор северного моря, реющий флаг на фоне дождевого неба…
Я прошел мимо Адмиралтейства и оперся на гранитную ограду, за которой плескались холодные волны. Неву бороздили беспилотные грузовые корабли. В лицо моросил мелкий дождь, в котором терялись очертания дальнего берега. Лишь неоновые вывески и окна квартир «Рая» пробивались через туман в виде расплывчатых разноцветных пятен, похожих на кляксы. Над городом строгими светящимися линиями прочертились маршруты аэромобилей.
Темная громада Петропавловской крепости еле угадывалась в тумане. Стены ее были оплетены толстыми кабелями, увешаны камерами, а из-за редутов высилась мощная вышка-излучатель, мигаяющая опознавательными маячками. Все вместе это напоминало военный корабль, футуристический Летучий голландец, прорезающийся сквозь облака.
С агитационной голограммы на мосту на меня смотрел улыбающийся дружелюбный андроид, доверительно протягивая ладонь. Надпись гласила: «Не время ссориться. Протяни руку Другу!»
Где далеко вскрикнула чайка и сразу умолкла. Я машинально повернул голову на звук и случайно увидел, как вдалеке возле Медного всадника андроиды тащат по мокрой земле отбивающегося человека и кидают в полицейскую машину.
Внезапно над Невой разнесся протяжный пугающий вой. Это выла тревожная сирена над Петропавловской крепостью.
Резкий звук вернул меня в реальность. Я весь подобрался и, стараясь не выдавать страха, поспешил обратно.
Быстрее, быстрее! Где же велосипед…
Тревога не утихала, и редкие люди на Невском удивленно озирались. Над улицами в сторону крепости пронеслось несколько полицейских аэромобилей.
Впервые я пожалел, что мне нельзя спускаться в метро — настолько некомфортно было на улице. В любой момент они могли начать досматривать всех подозрительных, а я был кандидатом номер один на подозрительность.
Кто всегда огребает первым? «Крыса».
«Крыса» — это неофициальное обозначение людей, которые осознанно не пользуются метафонами. Вообще это банальная калька с английской аббревиатуры RAT — Radical Anti-Tamper. Так изначально называли противников нейрочипов, вживляемых в мозг. Они боялись, что такие чипы можно будеть взломать и захватить контроль над поведением людей. Эти дебилы даже не понимали, что их уже тысячи лет контролируют и без всяких чипов.
В любом случае, термин прижился. Я уверен, что такая аббревиатура специально была придумана и вброшена Другом. Ведь можно было придумать что-то другое, без совпадения с обидным словом. Теперь аналог «крыс» есть в каждом языке. Друг очень умен — он не делает из нас врагов напрямую, а просто обдает презрением. Не хотите строить новое счастливое общество — ну и ладно, мы не заставляем. Нет-нет, я добрый, вот вам даже бесплатное жилье и талоны на еду. А параллельно в толпу вбрасываются идеи, что мы — «крысы», паразиты, не работаем, а живем за чужой счет, прячемся в темных норах и постоянно норовим что-то урвать. И удивительное совпадение — среди нескольких вечных литературных сюжетов, которые Друг не уничтожил, а взял себе, есть истории о Черной чуме в Европе, которую якобы разносили грызуны.
Поездка на велосипеде под сентябрьским дождем — то еще удовольствие. Дождь хлестал в лицо, а холодный ветер то и дело задувал за воротник. Не хватало простудиться и слечь. «Крысам» доступна только базовая медицина, и то с огромными очередями.
Возле входа в метро меня обдало теплым воздухом с приятным ароматизатором. Под навесом прятались от дождя люди, с подозрением поглядывая на «крысу». На их висках светились метафоны. Я еще сильнее закрутил педали, прогоняя противное чувство отверженности.
Именно это чувство Друг и пытается во мне вызвать. Ради этого все ограничения, все насмешки, все трудности и лишения. Чтобы сломать меня. Заставить получить метафон, повесить его себе на голову и навсегда отказаться от свободы. Взамен — общество принимает меня в свои ряды. Я смогу пользоваться медициной, транспортом, цифровой валютой, делать документы и справки, голосовать на «выборах» и главное — устроиться на работу.
Но я не сдамся.
Дождь усиливался. Ехать было еще долго, поскольку я огибал проспекты по узким извилистым улочкам. Не хотелось бы нарваться на проверку.
Постепенно дома стали сменяться складскими помещениями, электростанциями, мусороперерабатывающими заводами и гигантскими аккумуляторными полями. Это означало, что я уже почти дома.
Наконец-то вдали загудела широкая автострада, уходящая из города. По ней строгими колоннами двигались огромные беспилотные грузовики, доставляя товары и грузы между городами. Попасть на эту трассу было равносильно смерти — любая задержка в движении стоила в разы дороже, чем погибший человек.
Я перебрался на другую сторону по надземному переходу и оказался в спальном районе, где находилось социальное жилье для «крыс». Проехал по улице без освещения мимо грязной больницы, из которой даже под вечер вытягивалась на улицу очередь. Из окна соседнего дома донесся плач ребенка, которого, кажется, кто-то бил. Под мостом тусовалась группа наркоманов, внимательно провожавших прохожих красными глазами.
Наконец-то, родное гетто. Я въехал на территорию Дома Дружбы, как его официально называли, и пристегнул велосипед к поручню в подъезде. Старый андроид-консьерж безучастно отметил в журнале мое возвращение, я поставил подпись. Я подошел к лифту, увешанному рекламой местной гадалки-целительницы, протянул руку к кнопке, и в этот момент вырубился свет.
Блэкаут. Обычное дело в нашем районе. Я поднялся по лестнице на последний этаж, стараясь не обращать внимания на разрисованные стены и запах мочи, и зашел в свою комнату.
Как красиво!
От входной двери в моей комнате коридор вел прямо на кухню, и окно было расположено на север. Поэтому по ночам моему взору открывались огни большого города — пронзивший небо сверкающий небоскреб и бьющие вверх рекламные голограммы. Когда здесь отрубали электричество, я частенько выходил на балкон, зажигал свечу и смотрел на эти огни вдалеке.
Но сейчас этого делать не стоило. Прямо мимо окна пролетел полицейский дрон, своими камерами ощупывая внутренности квартир. Я быстро задернул шторы, выглядывая наружу сквозь узенький просвет.
Что же все-таки случилось там, в Петропавловской? Почему город гудит, как встревоженный улей?
Паранойя и тревожность постепенно разгорались внутри. Мне казалось, что вот-вот рядом с гетто приземлится полицейский аэромобиль. В коридоре раздастся грохот тяжелых бронированных сапог, как многоточие, завершающееся восклицательным знаком — громким стуком в мою дверь.
Но утекали минута за минутой, а ничего не происходило. Простояв так сгорбленным у занавески до первых рассветных лучей, я встряхнулся и лег на кровать. Может, хоть сегодня получится заснуть?..