Глава 6. «Мы ехали шагом, мы мчались в боях».

Глава 6. « Мы ехали шагом, мы мчались в боях».

Надя со своим таинственным спутником, действительно, только буквально завернула за угол, как они оказались в знаменитом Доме Советского писателя, более известному по своему более позднему названию, как Центральный Дом литераторов, или ЦДЛ, как коротко его все сокращали. Он примыкал боком к главному зданию, но был более старинным и необычным.

История Дома писателей такова. Вначале тридцатых годов московские авторы пожаловались Горькому, что у них нет своего клуба. Горький передал эту просьбу Сталину. Тот перебрал все здания, находившиеся рядом с Союзом писателей и остановился на бывшем особняке графа Олсуфьева, принадлежащем в это время посольству США.

- Америка плохо относится к нам, - сказал он.

- Заберём этот дом у американцев, отдадим его писателям, а когда Америка изменит своё отношение, мы найдём американцам другое помещение, - решил Иосиф Виссарионович, и особняк заполонили советские литераторы.

Хотя во время Войны на краткое время советско - американские отношения относительно улучшились, и они даже были союзниками по Антигитлеровской коалиции, здание посольству так и не вернули, писатели там уже обосновались очень плотно! А американцы позже поселились на Новинском бульваре, в более скромном здании.

Особняк на Поварской построил и декорировал в конце девятнадцатого века московский архитектор Петр Бойцов. Заказчиком выступал князь Борис Святополк - Четвертинский, ведший свою родословную от «племени Рюрика» и от киевского великого князя Святополка. Эта семья была окружена созвездием великих и знаменитых имен и сама славилась сильными благотворительными традициями.

Прадед князя, Дмитрий Александрович Гурьев, граф, министр финансов, именно он, по легенде, придумал рецепт знаменитой «гурьевской каши». А тетка, княгиня Наталья Борисовна Шаховская, основала общину сестер милосердия «Утоли мои печали» в Лефортово, которая активно оказывала помощь самым нищим и обездоленным людям.

Сам Борис Владимирович много путешествовал, фраппировал Москву белым колониальным шлемом, а бальный зал нового дома — Дубовую гостиную — отделал контрабандным сандаловым деревом, которое привез из одной из своих поездок по Индии.

После смерти князя дом приобрела графиня Александра Андреевна Олсуфьева, гофмейстерина великой княгини Елизаветы Федоровны, вдова генерала от кавалерии и известного филолога, знатока Древнего Рима. По ее имени дом и называли Олсуфьевским.

После революции особняк национализировали. Одно время тут были жилые квартиры, а в мае тридцать четвертого года здесь и появился Дом советского писателя. Фактически в этих помещениях решения правления Союза Писателей, резиденция которого располагалась в соседнем так называемом «особняке Ростовых» на Поварской, в пятьдесят втором доме, предстояло наполнять живым содержанием.

Именно эта организация стало прототипом знаменитого МАССОЛИТа из романа Булгакова. Именно здесь занимались решением профессиональных и бытовых вопросов советских литераторов. Здесь советские писатели, поэты, критики, сценаристы и прочие окололитературные деятели получали зарплату, подавали документы на отпуск, решали пресловутый "квартирный вопрос" и так далее.

В романе этот дом назывался «Домом Грибоедова» на том основании, что будто бы некогда им владела тетка писателя — Александра Сергеевича Грибоедова. И с легкой руки членов МАССОЛИТа все говорили просто — «Грибоедов».

"Более того, один московский врун рассказывал, что якобы вот во втором этаже, в круглом зале с колоннами, знаменитый писатель читал отрывки из «Горя от ума» этой самой тетке, раскинувшейся на софе…", - так иронично отмечал Булгаков.

Говорят, что Дубовая гостиная этого прекрасного дома одно время являлась ложей московских масонов. Пришедший однажды туда император Александр III сломал на узкой деревянной лестнице ногу. И вот якобы, после кончины самодержца, его дух нет-нет да и наведывался в особняк Святополка-Четвертинского, чтобы попугать местных новых посетителей.

Но сейчас здесь был дух совсем других людей, советских писателей, «инженеров человеческих душ», как пафосно они себя обозначали.

Молодые, никому еще не известные, и знаменитые мэтры пера считали этот дом своим родным, этому гостеприимному помещению посвящались стихи и книги, здесь «хорошие и разные писатели», имена которых позже стали гордостью русской культуры или благополучно всеми забыты, переживали трагические и смешные моменты своей судьбы, здесь всегда кипела жизнь.

Этот дом не был пропитан официальной казенщиной, как предыдущее здание. Это было любимое неофициальное место сбора литераторов всех рангов, их клуб, место тусовки, как сказали бы в будущем.

И, конечно, самым любимым и почитаемым помещением здесь был ресторан, где начинающий писатель мог обедать или ужинать за одним столом с маститым автором и бойко обсуждать и даже критиковать другого, не менее уважаемого писателя. И как точно отмечал Михаил Афанасьевич, "по справедливости этот ресторан считался самым лучшим в Москве."

Кухня здесь действительно была великолепной, но попасть сюда было не так и просто, пускали только членов Союза писателей по предъявлению членского билета.

И как отмечал Михаил Афанасьевич в своем романе, "всякий посетитель, если он, конечно, был не вовсе тупицей, попав в Грибоедова, сразу же соображал, насколько хорошо живется счастливцам — членам МАССОЛИТа, и черная зависть начинала немедленно терзать его. И немедленно же он обращал к небу горькие укоризны за то, что оно не наградило его при рождении литературным талантом, без чего, естественно, нечего было и мечтать овладеть членским МАССОЛИТским билетом, коричневым, пахнущим дорогой кожей, с золотой широкой каймой, — известным всей Москве билетом."

Ну и все мы помним знаменитую сцену посещения Коровьевым и Бегемотом ресторана МАССОЛИТа в «доме Грибоедова» в 28-й главе романа «Мастер и Маргарита», когда строгая гражданка, записывающая всех посетителей ресторана, требует у странной парочки именно такого удостоверения членов литераторской организации.

Строгий щуплый человек маленького роста, стоявший начеку при входе в это заветное помещение, и носивший, как узнала позже девушка, прозвище "Крошка Цахес", знавший, как поговаривали, всех писателей в лицо и по именам - отчествам, только молча поклонился Николаю Николаевичу и, смерив девушку оценивающим взглядом, посторонился и пропустил их в это "сакральное" место.

Главное помещение ресторана - обшитая дубом и украшенная колоннами из того самого контрабандного сандала Дубовая гостиная или Дубовый зал - был самым шикарным местом в этом шикарном здании.

С высоченного потолка свисала огромная люстра, которая, по слухам, предназначалась для вестибюля станции метро «Комсомольская», но Сталин подарил ее Горькому, а тот передал ее сюда, в Дом литераторов. Ее свет падал на столы с туго накрахмаленными скатертями и конусами салфеток. Стены, украшенные великолепными картинами, витражи окон, прекрасный паркет, все это поражало людей, впервые сюда зашедших.

Сервировались столы тоже не абы чем, а павловской посудой, изящной формы приборами и бокалами. Словом, было ощущение пребывания в настоящем «храме еды».

Тем более, что ведомственная писательская кухня много лет снабжалась самыми лучшими в СССР продуктами, в силу чего в меню ресторана не переводились не только икра или свежие огурцы даже зимой, но и рябчики, символ «буржуйской» жизни, или упоминавшиеся в знаменитом романе Степой Лиходеевым "порционные судачки а-ля натурель".

Читаешь описание меню этого знаменитого ресторана от Михаила Афанасьевича, и невольно глотаешь слюнки:

"Что отварные порционные судачки! Дешевка это, милый Амвросий! А стерлядь, стерлядь в серебристой кастрюльке, стерлядь кусками, переложенными раковыми шейками и свежей икрой? А яйца-кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках? А филейчики из дроздов вам не нравились? С трюфелями? Перепела по-генуэзски? Десять с полтиной! Да джаз, да вежливая услуга! А в июле, когда вся семья на даче, а у вас неотложные литературные дела держат в городе - на веранде, в тени вьющегося винограда, в золотом пятне на чистейшей скатерти тарелочка супа-прентаньер? Помните, Амвросий? Ну что же спрашивать! По губам вашим вижу, что помните. Что ваши сижки, судачки! А дупеля, гаршнепы, бекасы, вальдшнепы по сезону, перепела, кулики? Шипящий в горле нарзан?!"

И, конечно, у какого-нибудь начинающего поэта от "сохи" или станка, не знавшего ничего вкуснее картошки с салом и принимавшего пищу у себя за шатким столом на коммунальной кухне, захватывал дух от красоты этого помещения и от блюд, здесь подаваемых, и он мог выразить эти чувства только восклицанием: «Во, бл…, живут же люди!», явно себя к ним не причисляя.

Поскольку дело происходило днем, зал ресторана был еще относительно пуст, бурная жизнь здесь начиналась чуть позже, к вечеру. И Наде сразу бросился в глаза столик, за которым сидел человек с грустными черными глазами, иронически на всех поглядывающий. Спутник Нади поклонился ему, а тот сухо кивнул в ответ и отвернулся. Недоумевающей девушке Николай Николаевич кратко бросил:

- Это Светлов, - и тут уже Надежда стала во все глаза смотреть на этого знаменитого поэта, которого, конечно, все знают по стихотворению «Гренада».

Это стихотворение было славой и проклятьем Михаила Аркадьевича, он очень сердился, когда все считали его автором только этого текста, ведь у него было еще очень много других замечательных стихотворений. Фразы из его стихотворений: «Этапы большого пути», «Откуда у хлопца испанская грусть?», «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути», стали поговорками и нередко употребляются людьми и в будущем, которые и не задумываются об их авторстве.

Таким же проклятием, добавим вскользь, была и роль Шурика для Александра Демьяненко, который доходил до белого каления, когда все считали его именно глуповатым студентом из фильма, а не взрослым известным актером. Но это реплика в сторону, а сейчас вернемся к нашим героям.

Еще больше Светлов гордился тем, что в годы массовых репрессий никто из литераторов не мог упрекнуть его в том, что он кого-либо оболгал или на кого-то написал донос, и признавался, что это «было сделать труднее, чем написать «Гренаду».

Мужу Надежды в будущем очень нравилось стихотворение «Итальянец», он знал наизусть весь этот достаточно большой текст, написанный Светловым в годы Войны, и он обожал читать это стихотворение в подвыпившей мужской компании, доводя собутыльников до истерики от смеха и восторга, проговаривая низким "инфернальным" голосом великие строки:

Черный крест на груди итальянца,

Ни резьбы, ни узора, ни глянца,-

Небогатым семейством хранимый

И единственным сыном носимый...

Молодой уроженец Неаполя!

Что оставил в России ты на поле?

Почему ты не мог быть счастливым

Над родным знаменитым заливом?

Надежда же очень любила одно из стихотворений Михаила Аркадьевича, поразившее и запомнившееся ей сразу, когда она его случайно прочитала в каком-то сборнике:

Чтоб ты не страдала от пыли дорожной,

Чтоб ветер твой след не закрыл, —

Любимую, на руки взяв осторожно,

На облако я усадил.

Когда я промчуся, ветра обгоняя,

Когда я пришпорю коня,

Ты с облака, сверху нагнись, дорогая,

И посмотри на меня!..

Я другом ей не был, я мужем ей не был,

Я только ходил по следам, —

Сегодня я отдал ей целое небо,

А завтра всю землю отдам!

Михаил Светлов, при рождении носивший простое еврейское имя и фамилию Мотл Аронович Ше́йнкман, был практически талисманом этого заведения. Редкий день он отсутствовал, постоянно занимая один и тот же столик, за который никто больше не осмеливался сесть.

Его шутки и меткие афоризмы расходились по всей Москве. Однажды автор довольно средней детективной пьесы, сразу прошедшей во многих театрах, купил на гонорар массивные золотые часы с не менее массивным золотым браслетом. Увидев это сооружение, Светлов усмехнулся:

— Старик, — сказал он, — а не пропить ли нам секундную стрелку? Ведь ты уже явно вошел в вечность!

А вот эта шутка поэта актуальна во все времена. Однажды, получив извещение об уплате за квартиру, Светлов гневно воскликнул:

— ЖЭК – Потрошитель!

Была и такая ситуация, достаточно страшная. Вызвали Светлова как-то в НКВД в 1937 году. Перед этим Михаил Аркадьевич зашел в Агентство по Охране авторских прав и попросил аванс: "Знаете, меня завтра посадят, надо что-то родителям оставить". Ему выписали четыреста рублей. Двести он оставил старикам - родителям, а на другие двести впервые от души напился. И в таком виде заявился в органы. Там решили так: "Если человек не боится и напивается, идя на Лубянку, то он точно сумасшедший! От таких никакого толку!" И его отпустили. По крайней мере именно так рассказывал всем эту историю сам Светлов.

Но больше всего Надежде нравился вот такой перл поэта. На вопрос, наступит ли коммунизм, Светлов отвечал, что сам доживет вряд ли, а вот детишек жалко.))))

Как ни странно, все это сходило ему с рук, хотя другой бы человек давно бы поплатился за эти шутки на грани фола.

Надежде очень хотелось подойти к этому очень необычному человеку, поговорить с этим ироничным мужчиной, добавить его автограф к коллекции уже собранных, но ее остановила сцена, когда на сунувшегося было к нему человека Михаил Аркадьевич так посмотрел, что того прямо сдуло вновь за его столик.

Но заинтересованный интерес молодой симпатичной особы, видимо, был ему приятен, поэтому он через несколько минут поднялся и сам подошел к их столу, обращаясь к соседу девушки:

- Кажется, мы с вами где-то встречались, но я запамятовал ваше имя - отчество.

- Николай Николаевич,- видимо, мужчина понял намек писателя, встречаться они могли только в соответствующей конторе.

- Присаживайтесь с нами, Михаил Аркадьевич. И позвольте вам представить начинающую поэтессу Надежду Кузнецову.

- Очень приятно познакомится, милая девушка, - разговор был по старомодному учтивым, и Наде безумно нравилось, что в сердце социалистической Москвы еще остались люди, соблюдающие «буржуазные политесы».

- Но ваша спутница чем-то расстроена.

- Да только что побывали на заседании поэтической секции, где довольно критически отнеслись к ее творчеству.

Надя решила несколько уточнить:

- Да я не расстроилась, надеюсь, и без членства в Союзе мои стихи не станут хуже. Вот Пушкин не имел же членского билета, и ничего, стал классиком. Да я думаю, его бы не приняли в Союз – происхождение подвело, не пролетарское, да и многие стихи посчитали бы мещанскими.

Мужчины засмеялись, атмосфера за столом стала совсем благожелательной.

Светлов попросил:

- А вы можете прочитать свое стихотворение?

- Я лучше прочитаю стихотворение другого автора, очень вам знакомого, - лукаво проговорила девушка и стала читать еще одно свое любимое светловское произведение, написанное им незадолго до смерти, и также очень близкое Надежде из будущего:

Никому не причиняя зла,

Жил и жил я в середине века,

И ко мне доверчивость пришла —

Первая подруга человека.

Сколько натерпелся я потерь,

Сколько намолчались мои губы!

Вот и горе постучалось в дверь,

Я его как можно приголубил.

Где-то рядом мой последний час,

За стеной стучит он каблуками…

Я исчезну, обнимая вас

Холодеющими руками.

В вечность поплывет мое лицо,

Ни на что, ни на кого не глядя,

И ребенок выйдет на крыльцо,

Улыбнется: — До свиданья, дядя!

За столом установилась тишина, но как раз принесли заказанные блюда, и Надя с удовольствием начала есть действительно нечто очень вкусное на красивых тарелочках. Светлов сидел молча, недоумевающе поглядывая на девушку, но ничего не говорил и только нехотя ковырял еду в своей тарелке. Николай Николаевич лукаво на всех поглядывал и также молча поглощал свою порцию.

Закончив с едой, мужчины попросили позволения закурить, и девушка, хотя и нехотя, дала его – тогда все курили в открытую во всех заведениях, но, не утерпев, проговорила:

- Вы бы, Михаил Аркадьевич, поменьше бы курили, саркома легкого, вещь очень неприятная, уверяя вас, - и кивнув поэту на прощание, они вышли, оставив Михаила Аркадьевича очень озадаченным. (Светлов очень много курил и умер от рака легких).

Надя очень жалела, что так и не получила автограф поэта, но была обрадована, когда через несколько дней Николай Николаевич передал листок с подписью поэта, и в очередной раз подтвердила свое предположение о непростой и, вероятно, достаточно высокой должности своего куратора.

___________________________________________________________________

https://moskvichmag.ru/gorod/moskovskaya-legenda-tsdl/ - Московская легенда: ЦДЛ.

https://ad-informandum.livejournal.com/230993.html - Главный литературный дом столицы.

Антипина В. А. Повседневная жизнь советских писателей, 1930-1950-е годы. - М.: Мол. Гвардия, 2005. (Живая история: Повседневная жизнь человечества).

https://vk.com/video354310593_456246362 - Коровьев и Бегемот у МАССОЛИТА. Отрывок из фильма " Мастер и Маргарита".

https://dzen.ru/a/X76CsJ6DJFcFVWvc - Михаил Светлов: "троцкист", женатый на грузинской княжне и теплоход в известном фильме.

https://stihi.ru/2019/01/29/2778 - Имя на поэтической поверке. Михаил Светлов.

https://sergeytsvetkov.livejournal.com/1189305.html - Шутки и проделки Михаила Светлова.

Загрузка...