Пять глаз, смотрящих в никуда

Глаз третий

Вплотную придвинулась суббота, давя ощущением тревоги и неопределенности. Полина ждала аудиенции у Губернатора, но по мере приближения встречи росли и сомнения. Стоит ли отдавать глаза? Нужно ли вообще посвящать заказчика в убийства детей? Как он отнесется к тому, что раскопала Полина?

Впрочем, раскопала она совсем немного.

Три дня Полина отслеживала новости, в том числе по нелегальным каналам Ипполита Аркадьевича, и пыталась найти закономерность в убийствах. Новые трупы с вырезанными глазами не попадались – это, конечно, было хорошо, но расследование совсем не двигалось с места. Время работало против Полины – оно не лечило, а только сбивало жар. Она чувствовала, как над городом раскачивается гигантская петля, готовая ловить шеи, и понятия не имела, как остановить ее.

Посвященный в версию с охотником-конкурентом опекун обзванивал бывших клиентов, интересовался их делами и ненавязчиво спрашивал, не доходил ли до них слушок о некоем Многоликом. Никто ничего не знал. Некоторые интересовались «для друзей», не вернулся ли Павел Александрович, и сетовали на отсутствие толковых медиумов.

Размышляя над убийствами, Полина подсела к коробке-столу, бросила взгляд на Жеку – и вздрогнула. К его белобрысой макушке тянулось что-то черное. Стоило моргнуть, и обман зрения рассеялся: Жека всего лишь приставил к голове длинный карандаш, которым подчеркивал интересные моменты в книге. Перехватив Полинин взгляд, мальчик улыбнулся.

– Можно еще одну? – Он указал карандашом на коробку.

– Разумеется, – ответила Полина. – Сколько угодно. Можешь разрисовать ее всю.

Грифель уютно зашуршал по картону. Откинувшись на спинку кресла, Полина зачарованно следила, как на коробке появляется летучая мышь, немножко похожая на опекуна. Сейчас Жека читал Брэма Стокера.

За прошедшие три дня посиделки за коробкой-столом стали их маленькой традицией. Пока Йося изучал файлы, а Ипполит Аркадьевич обзванивал бывших заказчиков (или изображал, что собирает вещи в своей комнате), Полина и Жека занимались интеллектуальными упражнениями: она думала, а он читал. Иногда, вдохновленный каким-то фрагментом, мальчик зарисовывал на коробке фигуры людей или животных.

На пороге, потягиваясь, появился Йося. Чтобы скорее покончить с теорией и перейти к практике, он читал записи круглыми сутками. Поначалу, как знала Полина, заметки казались ему усыпляющей нудятиной, но теперь она видела: Йося втянулся и проникся. Он все охотнее уединялся в кабинете, а когда выходил, выглядел как человек, у которого прибавилось секретов.

Вот и сейчас на его лице запечатлелся не только след руки, на которой он задремал, но и отпечаток тайного знания. Глаза мерцали. Под темными огнями лежали глубокие лиловые тени, придавая компаньону неуместно-волнующую загадочность.

«Он обманщик, вор, и на его счету как минимум одно покушение на убийство», – мысленно процитировала Полина и отвела взгляд.

– Как ты? – спросил Жека у брата. – Выглядишь желейно.

– Ну спасибо, я надеялся, хотя бы салатно. – Йося обрушился в кресло и посмотрел на рисунок. – Шик! У тебя получается все круче!

– Тефтельно? – с серьезным видом уточнил мальчик.

– Бери выше. Бефбрезово!

– Спасибо. – Жека просиял.

Полина почувствовала раздражение. Почему бы братьям, хотя бы в ее присутствии, не разговаривать по-нормальному?

– Вы понимаете, что ваши слова не имеют смысла? – для самой себя неожиданно сказала она. – Вы просто перечисляете блюда.

Йося уставился на нее, широко распахнув и без того большие глаза:

– Ты не права, шеф. Мы не просто перечисляем блюда. Мы даем оценку событиям, явлениям, а иногда и людям по нашей особой едовой шкале. Думаешь, я просто так сказал: «Бефбрезово»? О нет. Во-первых, беф брезе – это блюдо с мясом, а мясо ценится нами выше, чем овощи.

Жека важно кивнул.

– Во-вторых, это блюдо в равной степени сложное и изящное. В-третьих, оно французское, что намекает на талант моего брата. Все гении-художники жили в Париже. Тебе ли не знать.

На лоб, подогревая раздражение, выскочила прядь.

Резким движением заправив ее за ухо, Полина спросила:

– А почему бы вам не оценивать события, явления и людей по пятибалльной или десятибалльной шкале? Так было бы понятнее.

– Так было бы скучнее, – улыбнулся Йося. – А еще мы любим кушать.

– Если точнее, мы любим жрать, – глубоким басом, чего никак нельзя было ожидать от щуплого ребенка, добавил Жека.

Братья обменялись смешками.

– Кстати, об этом. – Йося посерьезнел. – Почему ты не ешь мою еду? Вон Мыш, – он постучал пальцем по изображению летучей мыши, – уплетает за обе щеки и пока не траванулся. Только щечки округлились и цвет лица стал здоровее.

– Да, почему? – поддержал Жека.

У Полины не было вразумительного ответа, а невразумительный, пришедший в голову, ей не понравился. Благо она знала, как отвлечь от себя внимание.

– Лучше помогите решить задачку. Она как раз про еду. И про маньяка.

Оба брата, как по команде, подались вперед.

«Йося, ты», – напомнила себе Полина и вкрадчиво произнесла:

– Йося, ты помнишь ту папку с фотографиями? Там был мужчина с рыжими усами, обложенный разной пищей: окороками, фруктами, хлебом. – Компаньон, поморщившись, кивнул, и Полина уточнила для Жеки: – Это был мертвый мужчина. Так вот, что может означать такая инсталляция? Труп, обложенный едой. Зачем маньяк это сделал?

– Чревоугодие, – сразу предположил Жека. – Это могла быть расплата за смертный грех.

– Я думала об этом, но мужчина был худощавым. К тому же ни один грех не ложится под второй случай. – Поколебавшись, Полина продолжила: – Другая жертва была обложена фотографиями детей с зачеркнутыми глазами. Убийца будто злился на них – некоторые были процарапаны насквозь. Это неудивительно: он убивает не только взрослых, но и детей. Сейчас на его счету четыре жертвы.

– Четыре? – натянуто повторил Йося.

– Да. Он убил мальчика-бродягу.

Жека нервным движением поскреб челку, и Полина подумала: «Возможно, ему рано слышать такое». Вспомнив, что сама делала и видела в одиннадцать лет, она с сомнением потеребила край перчатки.

Полина действительно не знала, что можно, а что нельзя нормальным детям. Вот уворачиваться от потусторонца с прогнившим мешком на голове и удавкой на горле – пожалуй, не для ребенка. А поговорить о мертвецах, без фотографий и подробностей про вырезанные глаза, – вроде и ничего.

К тому же Йося как-то сказал, что Жека толерантен к жестокости.

Что он имел в виду?

– Знаешь, там была не просто еда, – задумчиво проговорил компаньон. – Она стоила кучу деньжищ. Поверь, я разбираюсь. Точно помню, что видел папайю, а это тебе не антоновские яблоки.

Полина кивнула. Как человек, никогда не знавший финансовых трудностей, она упустила из виду этот момент.

– А кем он был, мужик с рыжими усами? – уточнил Йося. – Второй, помню, работал фотографом, а первый?

– Следователем.

Йося с Жекой переглянулись. Похоже, они, как и Ипполит Аркадьевич, не слишком-то жаловали правоохранителей.

– Тогда это не про чревоугодие, а про красивую жизнь, – произнес Жека, – ради которой человек может пойти на всякое.

– Символ продажности, – подытожил Йося.

Полина снова кивнула. Это имело смысл.

Правда, связь с фотографом, Костей и неизвестным мальчиком по-прежнему не нащупывалась. Она была тонка и прозрачна, но также – Полина не сомневалась в этом – крепка. Не паутинка, не нитка. Леска, способная до крови впиться в руки, а если хорошенько надавить – отрезать фаланги.

– Ты сказала, – робко произнес Жека, шурша карандашом по коробке, – что маньяк зачеркнул детям глаза из-за злости. А если нет? Может, он не хотел, чтобы они видели, как он разделывается с тем фотографом?

На коробке появился окорок и подпись: «Продажность».

Полина покачала головой. Меньше всего она верила, что у убийцы, вырезающего у мальчиков глаза, может быть стыд. Если только… Она сложила ладони и прижала их к подбородку, будто собиралась молиться. Прозвище убийцы крутилось в голове. Многоликий, Многоликий. Могло ли оно относиться не к внешности, как она подумала изначально, а к характеру? Что, если у него много личин? Психическое расщепление? Одна личность убивает, а вторая, придя на смену, ужасается содеянному?

Из задумчивости Полину вывел голос Йоси:

– Пойду разогрею вчерашнюю запеканку. На скольких сервировать, шеф?

– На двоих. – Она поднялась. – Мне надо прогуляться.

– На троих. – В комнату ворвался Ипполит Аркадьевич: судя по лицу, все это время он не паковал чемоданы, а предавался сладкой вечерней дреме.

Бросив взгляд на коробку, Полина увидела схематическое лицо мальчика с зачеркнутыми глазами. Подпись к рисунку гласила: «Слепота».

«Слепота», – мысленно повторила Полина.

Ее-то она сейчас и чувствовала.

Аллея разделяла Фурштатскую на две части, словно узкая река с редкими деревьями по берегам. Застроенная особняками и доходными домами, улица была образцовым слепком конца девятнадцатого века – за исключением, как это водится, пары вкраплений из тридцатых годов. Впрочем, их серая горечь быстро таяла на фоне пирожной сладости соседних домов – мятных, персиковых и цвета крем-брюле.

Как же легко здесь преодолевался временной барьер. Идешь посередине, по тихой аллее, скользишь взглядом по колоннам, кариатидам и каменным наличникам, а что там едет по дорогам – машины или экипажи, – не так уж важно. Наверное, поэтому отец купил квартиру именно здесь: он питал особые чувства к царскому, утраченному, но кое-где проявлявшемуся Петербургу. Петербургу-призраку.

Купить-то купил, а вот пожить не успел. Переезжали вдвоем: Полина и Ипполит Аркадьевич. Сколько с тех пор минуло? Полина потерла лоб, силясь вспомнить. Два года, больше? Иногда ей казалось, что они только въехали. Вон даже стол не распаковали. На открыточной улице, застывшей в лучшем ракурсе, время шло по-особому. А может, Полина просто не хотела считать.

Мысли плавно текли в голове – так же, как тени ветвей под ногами в фонарном свете. Дойдя до Таврического, Полина перебрала в уме все, что знала об убийце, и наметила план разговора с Губернатором. От голода загудело в висках, а мышцы ног превратились в вату. Пора было наведаться в ресторан. Резко повернув назад, Полина краем глаза уловила, как в арку метнулся высокий грузный мужчина. Розовая пасть дома, с клубящимся внутри сумраком, охотно проглотила его.

Внутренний голос шепнул, что такие господа – в длинном пальто и шляпе, монументального роста и с лишним весом – обычно ходят вальяжно и не бросаются во дворы просто так. Как бы ни манила арка, соваться туда Полина не собиралась: никакого оружия против живых она не имела, а мужчина при своих габаритах мог играючи свернуть ей шею.

Перейдя на противоположную сторону улицы, Полина окинула взглядом ближайшую подворотню – укрывшись в ней, можно было понаблюдать за розовой пастью. Не выплюнет ли она господина в шляпе? Увы, проход был закрыт забором. Пройдя дальше, Полина обнаружила открытую калитку в ажурных воротах. Скользнув за прутья, она отступила в тень и замерла. Желудок недовольно заурчал, висок отозвался болью, и Полина решила: десять минут. Она ждет десять минут и, если ничего не происходит, спокойно отправляется на поиски еды.

Терпения у господина в шляпе хватило всего на четыре с половиной. Шагнув из арки, он огляделся по сторонам, надвинул шляпу на глаза и неспешно направился в сторону Таврического. Походка была тяжелой, медленной, но в то же время размашистой – на каждый шаг пришлось бы два Полининых. Лицо, скрытое в тени шляпы, показалось ей смутно знакомым. Впрочем, она не была уверена. Подбородок, похожий на круглый камень, да узкая щель рта – вот и все, что смогла разглядеть Полина.

Липкое и холодное чувство растеклось внутри. Нужно было немедленно съесть что-то сытное, позволив блюду не только утолить голод, но и впитать в себя беспокойство. Полина направилась в кафе, где бывала несколько раз с Ипполитом Аркадьевичем, и заказала куриное филе с пюре. В зале пахло пивом и тяжелой жирной едой, в качестве декора выступали диковинные механизмы, собранные из зубчатых колес и пружин. Папа пренебрежительно относился к таким местечкам, предпочитая рестораны с белыми скатертями, но Полине тут нравилось. Пока она ела, взгляд то и дело обращался к двери: не войдет ли господин в шляпе? Обошлось.

Вернувшись домой, Полина застала Йосю за глажкой. Откуда взялась доска, равно как и утюг, она не представляла: в ее мире одежда приезжала из прачечной в идеальном состоянии, а когда на платьях появлялись заломы, Полина просто их игнорировала.

Почему компаньон устроил гладильню на проходном месте, а не в своей комнате, догадаться было нетрудно. Подкарауливал Полину. Интересно зачем?

– Хорошо, что Мыш выдал мне свой костюм. А то думал, придется идти в платье Жозефины. Это единственная вечерняя форма одежды, которая у меня есть. – Глаза иронично сверкнули. – Тебе вроде понравилось мое платье. Может, правда надеть его? Что скажешь, шеф?

– О чем ты? – насторожилась Полина.

– Мы же идем на вечеринку. Завтра. Ты что, забыла? – Йося вскинул брови.

Ах вот в чем дело. Этого стоило ожидать: сунув пронырливый нос в приглашение, компаньон тотчас решил, что «шеф» возьмет его с собой. Даже спросить не удосужился. Полину обожгло раздражением с примесью какого-то незнакомого чувства: оно вспыхнуло в животе и хлынуло к щекам.

– Это приглашение от Губернатора. – Она сделала акцент на прозвище. – Не думала, что ты хочешь с ним встретиться.

– О, еще как хочу. Надеюсь, он разжирел, облысел и…

– В таком случае ты не идешь, – отрезала Полина. – У тебя проблемы с моим заказчиком, а мне не нужны неприятности.

Отставив утюг, Йося подошел ближе и сказал:

– Мыш за ужином проболтался, что тот следак работал на Губера. Как и фотограф. Тебе не кажется, что все ниточки ведут к одному человеку? С богатым, заметь, криминальным прошлым.

«Ну, Ипполит Аркадьевич, получишь ты у меня взбучку», – подумала Полина.

– Не ругай Мыша. – Компаньон словно заглянул ей в голову. – Он увидел рисунки Жеки, плюс мы выпили немножко вина, вот и разговорились. Он не знал, что ты скрываешь от меня детали расследования. – Йося применил все свое мимическое мастерство, чтобы Полина прочла на его лице: «Тебе должно быть стыдно».

– Что еще сказал Ипполит Аркадьевич?

– Что тебе не повредит компания на вечеринке. Говорит, в доме Губера ты всегда чувствуешь себя фигово.

– Куплю-ка я ему сама билет до Бадена, – процедила Полина. – Губернатор нанял меня, чтобы отыскать следователя. Если убийца он, зачем обращаться ко мне?

– Чтобы отвести подозрение, конечно.

– Это бессмысленно. В таких делах лучше не привлекать внимания. К тому же не все ниточки, как ты выразился, ведут к Губернатору. Между ним и убитыми детьми нет никакой связи.

«По крайней мере видимой».

– Поверь мне, – черты Йоси приобрели непривычную жесткость, – Губеру глубоко плевать на детей, а равнодушие может завести очень далеко. – Он втянул воздух сквозь зубы, помолчал пару секунд, и лицо расслабилось. – Жаль, что сама не рассказала. Ну, про связь следака и Губера. Не доверяешь мне?

– Пока нет повода, – сухо сказала Полина.

– Могу дать. – По-кошачьи зажмурившись, он подошел еще на пару шагов, и Полина снова уловила запах бора, а вместе с ним – пряное винное дыхание. – Ну, тебе же интересно, что я не поделил с Губером? Хочешь, утолю твое любопытство? А взамен ты возьмешь меня на вечеринку. – Он наклонил голову набок и улыбнулся так, что на щеке появилась ямочка.

– Я не заключаю сомнительных сделок. – Скрестив руки на груди, Полина отступила назад.

– Да что ты? А как же я тут оказался?

Это был непростой вопрос.

– Я собиралась нанять Жозефину, а не тебя.

– Мм. Мне переодеться?

Полина почувствовала, как горят скулы, и на всякий случай сделала еще пару шагов от компаньона. Она не понимала таких разговоров и интонаций, а главное – ей не нравилось, как они действовали на нее. Не нравилось. Точно не нравилось. Совершенно точно не нравилось. И тем не менее в глубине души ей не хотелось, чтобы это заканчивалось. Она будто шла по темной тропинке в лес, влекомая таинственным огоньком.

– Ну хорошо. – Йося вернулся к утюгу и принялся ловко гладить брюки. На Полину он больше не смотрел. – Я просто так, бескорыстно и безвозмездно, расскажу тебе, за что ненавижу Губера. Только, пожалуйста, не задавай никаких вопросов. Это личная тема.

Полина сама не заметила, как подошла к креслу и села.

– История очень короткая, – проговорил Йося, не отвлекаясь от брюк. – Я был ребенком. Мы тогда жили в области, и Губер приехал к нам в гости. Он произвел на меня впечатление: показался человеком, который умеет принимать волевые решения. Ну, знаешь, этот его увесистый подбородок, пронзительный взгляд, дорогой костюм. Ребенку мало надо. У меня была проблема, и я подумал, что Губер может ее решить. – У Йоси, выдавая чувства, дернулся кадык. – Я подложил записку в карман его пиджака, Губер уехал, и… все. Записку он, конечно, нашел. Не мог не найти. Но проблему не решил, не помог, наоборот – сделал хуже. – Он снова вдохнул сквозь зубы, резко и шумно; утюг с яростью проехался по штанине. – Если ты все-таки возьмешь меня с собой, я не собираюсь портить Губеру праздник и тем более подставлять тебя. Ты вообще последний человек, не считая Жеки, которому я хотел бы причинить вред.

Полина подумала: «Если он сейчас посмотрит на меня каким-нибудь особенным тягучим взглядом, это будет означать, что все его слова – манипуляция». Она не разбиралась в подобных вещах. Просто загадала, неожиданно для себя, прямо как князь Болконский на балу. Безрассудно.

Компаньон отложил брюки и взялся за пиджак. На Полину он не взглянул.

Вздохнув, она покосилась на левую руку и подумала: «Во что ты меня втянула?»

– Тебе будет велик костюм Ипполита Аркадьевича, – сказала Полина. – Мероприятие в восемь. Успеешь купить что-нибудь подходящее.

Штепсель немедленно выскочил из розетки.

– Ты не пожалеешь, шеф. – Йося поднял на нее глаза, и Полина остро, до боли в ребрах, почувствовала: вечеринка обернется катастрофой.

Ночью Полине приснилось, что перчатка, достигнув размеров платья, покрыла все тело. Натянувшись от щиколоток до шеи, алая ткань сдавила ее, но не больно. По коже словно забегали искры, а в желудке завязался и зазвенел тугой узел.

Проснувшись в поту, Полина с ужасом оглядела себя: не покрылись ли грудь, живот и бедра серыми струпьями и черными венами? Кожа выглядела обычно: видимо, сон означал другое – не то, что магия хочет захватить ее тело.

Выйдя в гостиную, Полина тотчас стряхнула вялость и с готовностью схватилась за край перчатки. В комнате стоял незнакомец. Так, по крайней мере, показалось в первую секунду. Приглядевшись, Полина выдохнула. Затылок и шея, определенно, принадлежали компаньону, просто одежда была другая. Совсем другая.

– Ну как тебе?

Йося обернулся и провел рукой по костюму. Серый пиджак с тонкими алыми полосами, белоснежная сорочка и жилет выглядели так, будто не были куплены в ближайшем магазине, а шились на заказ в подпольном итальянском ателье, известном лишь мафиозной элите.

Словом, костюм составлял неплохую конкуренцию платью Жозефины.

Окинув Йосю взглядом, Полина сдавленно кашлянула.

– Мм, ответ понятен. Вынужден предупредить: это всего на один вечер. Такой шмот не по мне. Так что не привыкай. – Сверкнула улыбка. – И хватит пожирать меня глазами, шеф.

– Я никогда не позволила бы себе ничего подобного, – вспыхнув, процедила Полина.

– Да я прикалываюсь. Нет, правда, что скажешь? – Он покрутился вокруг собственной оси.

– Тебе идет. – Глупо было отрицать очевидное. – Только галстука не хватает.

– Поможешь? – Компаньон вытащил из кармана узкую полоску ткани.

Полина умела завязывать галстуки: у папы получались ужасные узлы. Она чуть было не шагнула к Йосе, но остановила себя.

– Думаю, ты справишься. – Отвернувшись, Полина принялась мерить комнату шагами. – Итак, я очень надеюсь, что уровень пользы превысит уровень проблем. Поскольку ты, – она замешкалась, – умеешь разговаривать с людьми, твоей задачей будут осторожные, я повторюсь: осторожные расспросы. Не подходи к людям старше себя. Лучше сосредоточься на ровесниках. Послушай, о чем говорят. Осторожно, – снова подчеркнула Полина, – поспрашивай о фотографе Козлове и следователе… – В комнату вошел Ипполит Аркадьевич, и она уточнила: – Как звали рыжеусого?

– Олег Подольский.

– О следователе Подольском.

– Будет сделано, шеф.

– Поедешь с нами, Мыш? – спросила Полина у опекуна, не скрывая недовольства в голосе: нечего болтать лишнего и предлагать свои костюмы после бокала-другого.

– Полина Павловна, не бери плохой пример, – покривился Ипполит Аркадьевич. – И уволь меня, будь добра, от созерцания Падлы Гнидовны. Буду собирать вещи и присматривать за ребенком. – Он выгнул бровь. – А себе ты новое платье купила?

– Мне не нужно.

– Смотри, как бы в этих обносках тебя не приняли за помощницу господина Герца. – Опекун отвесил Йосе поклон. – Начальница не должна выглядеть хуже подчиненных.

«Его настоящее имя Иосиф Герц, хотя он мог назваться как-то иначе», – слова из письма завибрировали в Полининой голове, будто предупредительный толчок перед землетрясением. Окинув Йосю придирчивым взглядом, Ипполит Аркадьевич резюмировал:

– Неплохо справился, прохвост. Только ремень не подходит, да и потрепанный какой-то.

– Мыш, я предпочитаю, когда мне смотрят в глаза, – ухмыльнулся Йося. – И не наезжай на шефа, она шикарно выглядит. Что-то среднее между дореволюционной гимназисткой и готической лолитой.

– Скорее, как кто-то, кого она отправляет на тот свет. Это платье заштопывали сотню раз. Мертвяки, выползающие из склепа, и то…

Рыкнув сквозь зубы, Полина чеканным шагом направилась в кухню. Вот уж не хватало слушать, как опекун и компаньон обсуждают ее одежду. Йося, обогнав на повороте, бросил:

– Я сделаю.

– Кофе, – уточнила Полина.

– Знаю.

– Черный, без…

– Без сахара, без сливок, без ничего. – Потянувшись за зернами, он взглянул на нее через плечо. – Я знаю, Полин. Мы вообще-то живем вместе.

Она попятилась: от Йосиных слов в кухне вдруг сделалось тесно, как в норе. Он всего лишь озвучил факт: они действительно делили кров, но почему-то прозвучало так, словно жизнь – тоже делили. Полина не знала, как к этому относиться.

Когда кофе был готов, она взяла чашку, удалилась в свою комнату и не выходила до вечера – до того момента, когда Ипполит Аркадьевич уведомил о прибытии такси. Чем все это время занимались опекун, компаньон и Жека, Полина не знала. Лишь слышала, как периодически хлопали двери, велись разговоры, готовились и елись блюда. К ней стучали – приходилось говорить, что занята. Скрывшись за томиком Блока, Полина пыталась разобраться не в убийствах – в себе. Стихи, если и давали подсказки, то издевательские – все про томленья в груди, переплетенья рук и околдованность огнями.

– Эх, теперь я буду меньше любить Петроградку из-за того, что на ней живет Губер. Да еще на Мира! – Йося запрыгнул к Полине на заднее сиденье, хотя она ожидала, что он сядет спереди. – Бандит выбрал улицу с неподходящим названием.

– Если тебя утешит, раньше она называлась Ружейная. – Полина повернулась к окошку и стиснула сумочку: твердый угол контейнера с вырезанными глазами уперся в ладонь. – Ты говорил, что работал экскурсоводом. Разве вы не должны знать такие вещи?

– Плохим экскурсоводом, – напомнил Йося.

– Интересно, в чем еще ты плох? – Полина едва не зажала рот руками: настолько странной получилась интонация.

– А в чем я хорош, узнать не хочешь? – тем же тоном отозвался компаньон.

«Игриво», – поняла Полина. Их разговор звучал игриво, что было совершенно неуместно. К скулам хлынула кровь.

Чтобы скрыть смущение, Полина еще сильнее отвернулась от Йоси и отчеканила:

– Быстро перечисли все семейства призраков по степени опасности для человека.

– Ух. Ну ладно. Недотыкомка, пассажир, нарцисс, гниль и фата-моргана. Кстати, почему вы с отцом назвали их «семейства»? Это как-то длинно и странно. Может, лучше «типы» или «виды»?

– Нет, не лучше, – скрипнула Полина. – Мой отец – великий исследователь потусторонцев. Раз он решил использовать слово «семейства», мы не будем менять его лишь потому, что тебе «длинно».

– Шеф, не горячись, я просто спросил. А тот хиппарь на крыше был гнилью, так?

– Да.

– Знаешь, он все не идет у меня из головы. – Голос компаньона прозвучал по-особенному, заставив Полину повернуться к нему.

– Что ты имеешь в виду? Галлюцинации, боль в лобных долях? – Она нахмурилась и еле сдержала правую руку, потянувшуюся ко лбу компаньона, чтобы проверить температуру. – Воздействие призраков на разум изучено совсем мало…

– Я не чокнулся, увидев его, хотя сам этому удивлен, – фыркнул Йося. – Я про другое. Он вроде был… ну, ничего такой.

– Ничего? – повторила Полина.

– Не злобный. Не плохой. Он не собирался нападать. Ну, пока не понял, что ты его обманываешь. – В голосе прозвучал легкий укор.

Полина почувствовала, как каменеет челюсть.

Она отказалась нанять Энскую, обладавшую даром медиума, из-за того, что та общалась с братом. С родным человеком, между прочим. А нынешний компаньон ни с того ни с сего проникся симпатией к первой встречной гнили. У него, вероятно, и правда был жар.

Игривость, неловкость и странные мысли, посещавшие Полину в присутствии Йоси, смыло ледяной волной и утащило в глубь океана.

Прямо посмотрев ему в глаза, она произнесла:

– То, что ты сейчас сказал, – опасная ересь. Смертельно опасная. Запомни раз и навсегда: призраки – не люди. Если будешь относиться к ним по-человечески, пополнишь их ряды. Или подставишь меня. К потусторонцам нельзя питать симпатию.

Йося насупился, но возражать не стал. До финальной точки маршрута в машине висела тишина, если не считать громкого сопения таксиста. Наверное, он переваривал подслушанный разговор.

Полина никогда особенно не скрывалась – разумеется, если речь шла о призраках в целом, а не о конкретных заказах. Имеющий уши – да услышит, имеющий разум – да примет к сведению. В отличие от менделеевцев, всеми силами пытавшихся утаить существование призраков, Полина и ее отец были, скорее, сторонниками огласки. По крайней мере, не сторонниками замалчивания.

Папа часто рассуждал, как хотел бы опубликовать свои исследования: одно из них он называл «колоссальным» и «способным потрясти основы» – правда, не уточнял какое. Полина не сомневалась: обнародуй он свои записи, это произвело бы фурор. Вот только менделеевцы вставляли палки в колеса. Общество отражало официальную позицию власти: нет у нас никаких призраков, а есть только случайные смерти и исчезнувшие с карты объекты.

Такси остановилось, и Полина с Йосей вышли навстречу пронзительному ветру, несущему предчувствие дождя, а может, последнего в году снега.

– Действительно, – присвистнул компаньон, – даже на доме повесил, вот идиот.

С торца на них равнодушно глядел барельеф сфинкса, дополненный надписью про задор.

Дом Губернатора был трехэтажным и вытянутым, как футляр. Персиковый цвет придавал ему мягкости и несерьезности: не зная, кто живет внутри, можно было подумать, что там находятся творческие студии, на которые так богат город. Площадка возле дома, отделенная от тротуара кованой оградой, сейчас тоже вводила в заблуждение. Она была украшена гирляндами из цветов, заставлена кадками с пальмами и выстлана красной ковровой дорожкой. В глубине, под перистыми ветвями, играл маленький джазовый оркестр. У входа в дом возвышались ледяные скульптуры сфинксов. За освещение отвечали высокие металлические факелы с живым огнем.

Редкие прохожие с любопытством заглядывались на чужой праздник. Тех, кто намеревался зайти, мягко разворачивала охрана. Болезненно-бледный мужчина в поношенной кожаной куртке убеждал впустить его. В воспаленных глазах мерцала влага: то ли с нервами проблемы, то ли избыток алкоголя выходил со слезами. «Я брат, брат, – гундосил он, не уточняя, чей именно. – Могу паспорт показать, по отчеству поймете». Пара крепких охранников, одинаковых с лица, вежливо, но упорно теснила незваного гостя от ворот. Полина с Йосей проскользнули мимо.

Приглашений тут не спрашивали – всех, кого ждал Губернатор, знали в лицо. У Полины лишь вкрадчиво уточнили: «Ваш плюс один?» Она кивнула и прошла сквозь рамку металлодетектора. Йося чуть задержался: ему пришлось выложить телефон и снять ремень.

Сбоку полыхнула вспышка, заставив Полину зажмуриться и отвернуть лицо.

– Улыбочку, мадемуазель, – пропел чей-то голос.

Не поворачиваясь к фотографу, она устремилась к двери. Значит, Павла Геминидовна все-таки нашла Козлову замену. Внутри у Полины шевельнулся слабый и чуть ядовитый интерес: если призраки когда-нибудь доберутся до нее, неужели и ей подберут дубликат?

Переступив порог дома, Полина, как всегда, почувствовала тревогу – по-комариному звенящую, назойливую и во всех смыслах неуловимую. Откуда она бралась? Раньше, когда Полина посещала Губернатора вместе с отцом, такого не происходило. С ним она всегда и везде чувствовала себя спокойнее. Поймать и раздавить гадкое чувство не получилось, оставалось только отмахнуться. Так Полина и поступила.

Из холла, где были оборудованы временный бар и несколько зон для отдыха, гости по парадной лестнице отправлялись на второй этаж. Там проходил прием. Сам Губернатор жил и работал на третьем.

Поднявшись вслед за другими, Полина обвела взглядом пространство. Все было так, как и должно: женщины в вечерних платьях, мужчины в костюмах, а между ними, точно фигуристы, скользят официанты во фраках – у одних на подносах искрятся бокалы с шампанским, у других лежат закуски. Полыхали хрустальные люстры, мерцая на мраморных стенах и драгоценностях приглашенных дам. Пахло чем-то сладким, отдаленно похожим на разложение, но куда более приятным – наверное, богатством. В воздухе звенел смех. В глаза Полине бросилась блондинка в черном коротком платье и шляпке с вуалью, прикрывающей глаза. Женщина, лет сорока на вид, держала сразу два бокала – и оба стремительно пустели. Кажется, она была единственной в зале, кто не улыбался. Кроме самой Полины.

– Полиночка! – Ледяные ладони легли на плечи.

Она сделала усилие, чтобы не отстраниться. Павла Геминидовна, одетая в огненно-оранжевое платье с перьями, выглядела точно жар-птица, хотя от нее веяло холодом. Прозрачно-голубые глаза покровительственно глядели сверху вниз – ростом секретарша почти не уступала Ипполиту Аркадьевичу. Короткие седые волосы сверкали, как снег под луной. Поприветствовав Полину, секретарша внимательным и любопытным взглядом окинула Йосю.

– Мы не встречались раньше? – спросила она.

– Вряд ли, я бы вас точно запомнил, – бархатным тоном отозвался компаньон.

– Павла Геминидовна, это мой помощник Иос…

– Можно просто Йося. – Сверкнув улыбкой, он пожал секретарше руку.

– Приятно, очень приятно. Давно пора подтягивать молодые симпатичные кадры, а то ваш ослик Иа, Полиночка, морально устарел. – Она скривила губы, а затем пытливым шепотом добавила: – Медиум?

– Нет.

Секретарша едва сдержала гримасу разочарования:

– Ну ничего. Уверена, что вы, Йосенька, исключительно талантливый молодой человек. Как жаль все-таки, что Павла Александровича нет с нами. Как же хорошо мы ладили. Понимали друг друга с полуслова. – Она сокрушенно покачала головой.

– У вас и имена одинаковые: Павел и Павла, – изобразив воодушевление, сказал Йося. – Какое интересное совпадение!

Полина с недовольством покосилась на него: мог ли он хоть пять минут не устраивать цирк?

– Ой, только хотела об этом сказать. – Павла Геминидовна кокетливо хлопнула его по плечу. – С языка сняли.

Из ее клатча донеслось жужжание. Вытянув телефон, секретарша взглянула на экран и изо всех сил постаралась сдержать эмоции. Сильные и внезапные, они все-таки пробились сквозь маску: губы скривились, раздулись ноздри. Казалось, будь ее воля, Павла Геминидовна уронила бы мобильный на мраморный пол и припечатала каблуком. Она поспешно сбросила звонок.

– Папа просил извиниться, что не сможет присутствовать на мероприятии, – воспользовавшись паузой, сказала Полина. Разумеется, отец ничего такого не передавал, но она не хотела, чтобы тень невежливости легла на его имя. – Слишком много дел в Перу.

– Да-да, понимаю, – отвлеченно сказала Павла Геминидовна и помахала кому-то в толпе. – Ну, молодежь, веселитесь. А мне надо проверить спичрайтера: внесла ли она финальные правки в речь Губернатора. Все в последний момент, в последний момент. – Из сумки снова раздался виброзвонок, но она не обратила на него внимания, лишь дернула углом рта. – Кстати, как только Губернатор закончит приветствие, можете смело идти в его кабинет. Дорогу вы знаете. Он вас примет. – Запустив руку в клатч, секретарша унеслась рыжим вихрем.

– Если интересно, ей звонил некто по имени Артемий. Я спалил имя на экране. – Йося подцепил с подноса пару бокалов и спросил со странной ухмылочкой: – Она с кем-то встречается или свободна? Кольца на пальце нет.

– Кто? Павла Геминидовна? – Полина волевым усилием сдержала брови, готовые метнуться вверх. – Не имею представления.

Секретарша понравилась компаньону? В горле запершило, Полина сдавленно кашлянула и глотнула из протянутого бокала. Пузыри ударили в нос и защекотали язык, так и вынуждая сболтнуть лишнего. Нет, конечно, разница в возрасте и росте – не помеха для отношений, но Полине резко поплохело от одной мысли о какой-либо романтике между Йосей и Павлой Геминидовной.

Компаньон, с интересом наблюдая за Полиной, пояснил:

– Им бы с Мышом сходить на свидание. Из них вышла бы шикарная пара.

– Они друг друга терпеть не могут, ты не заметил? Он зовет ее Падлой, а она его осликом Иа. – Еще Ипполит Аркадьевич периодически бурчал, что «от секретутки разит стервятиной», но Полина не стала вдаваться в подробности.

– Знаешь, как говорят, – Йося сделал глоток и закинул в рот канапе, неизвестно откуда взявшееся в руке, – от ненависти до любви один шаг.

– Это распространяется на тебя и Губернатора? – вполголоса спросила Полина.

– Нет. – На его лицо будто опустилось железное забрало. – На него и еще на одного человека – нет. Никогда.

– Сделай, пожалуйста, так, – Полина отдала ему бокал, – чтобы я не пожалела, что привела тебя сюда.

– Понял, принял и пошел втираться в доверие к прихвостням Губера. – Йося какое-то время помелькал за спинами гостей и пропал из виду.

Оставшись одна среди толпы, Полина почувствовала себя не в своей тарелке. Даже пожалела, что отдала бокал, – за ним худо-бедно можно было прятать лицо. Будь тут папа, он бы проволок ее за руку по всему залу, представляя гостям и рассказывая об удивительных способностях.

В поисках новых клиентов ему не было равных. Вначале у слушателей возникало недоверчивое любопытство, как при появлении фокусника, а следом приходили воспоминания: о внезапно открывшихся дверях, подозрительных чердачных скрипах и черных кошках, растворившихся в ночном воздухе. Хватало минутного разговора, чтобы люди, никогда не верившие в призраков, на всякий случай тянули руку за папиной визиткой. Полина так не умела. Да и какой толк набирать клиентуру, если нет медиума? Никому не нужны те услуги, которые она предоставляет Губернатору. Людям, в их массе, надо что-то простое: например, чтобы почивший приятель-криптовалютчик рассказал, где записал приватный ключ от кошелька.

Губернатор, будучи предприимчивым человеком, нашел другую нишу. Он покупал у менделеевцев информацию о домах, населенных потусторонцами и обложенных заклинаниями. Завладев точными координатами, передавал их отцу Полины. Обсудив между собой детали, маленький семейный отряд выезжал на место. Папа, благословив Полину какой-нибудь цитатой из Блока, оставался снаружи, а она сдергивала перчатку и шагала через порог. Заклинания, если их не снимали к этому моменту, не были помехой: магия, пульсируя внутри, вела к цели. Очищенный дом, опять-таки при содействии менделеевцев, за бесценок уходил Губернатору.

Глядя на мрамор, хрусталь и нарядных гостей, Полина видела: бизнес процветал и приносил плоды. Даже странно, что лично для себя Губернатор выбрал настолько скромное жилище. Он мог бы приобрести дом пороскошнее, на Невском, но предпочел бывшие торговые ряды. Полина хотела верить, что это говорит об умеренности аппетитов. Хотя разной недвижимости за столько лет Губернатор приобрел немало.

Полина помнила их все: каждый дом, каждую встречу. Только первый случай растворился в памяти, словно соль в стакане воды, – и так же, как соль, никуда из памяти не исчез.

Тяжелые наушники давили на голову, вызывая желание сбросить их, но отец не велел. В желудке словно бултыхался валун с Ладоги, и от него по всему телу шли круги. Дрожащие пальцы дважды соскользнули с края перчатки, а когда уцепились и потянули – та не поддалась. Рывок, еще рывок. Наконец рука освободилась из алого плена, и черные вены загудели-запели внутри. Страшной и чуждой была их песня, но от нее зависело, выживет ли Полина. А главное: не опозорится ли в глазах отца, возложившего на нее большие надежды.

Свет старой подвесной лампы бил в спину, а перед глазами клубилась тьма. Полина вглядывалась в нее не мигая: казалось, смежишь веки всего на мгновение – и проморгаешь собственную смерть. Что-то выскочит, бросится, вцепится – поминай как звали. Папа положил руку ей на плечо, и Полина вздрогнула. Чуть сдавив, он подтолкнул ее вперед. «Не бойся, я с тобой», – прозвучало в голове его голосом. Что он сказал на самом деле, если рискнул нарушить тишину, Полина не знала.

От тьмы отделилась часть: качнулась в одну сторону, в другую и, наконец, вышла на свет. Седая борода колыхалась речным туманом, текла до пят черная ряса. Горели синие глаза. Потусторонец говорил – шевелились губы, натянутые над зубами, – но Полина не слышала. Нос у призрака провалился, а кожа на щеках походила на облупившуюся краску: ее сухие лепестки осыпались при движении. Полина обругала себя: «Чего медлишь?!» – и подняла руку. Навстречу протянулась другая. Она была длинная, неестественно длинная: заскорузлые пальцы с землей под ногтями чуть не коснулись Полининого лица. Она попятилась и, споткнувшись о какой-то выступ, едва не потеряла равновесие. Наушники сдвинулись, и в голову полился торопливый говорок: «Ангелы не имеют собственной воли и подчиняются лишь своему создателю. Скроить такого – ай хорошо. Да кроить надо умеючи, чтоб не улетел, как вольная птичка в Благовещение. Ты не ангел, дитя, но нечто столь же прекрасное. Подойди же, дай разглядеть тебя…» Правой рукой Полина поправила наушники и, выпрямив спину, загнула большой палец. Она определенно не хотела, чтобы призрак разглядывал ее.

Взрыв смеха вывел Полину из воспоминаний. Заметив в толпе пару знакомых менделеевцев, она отступила к стене. Каждый раз, сталкиваясь с Полиной и ее отцом, члены общества не скрывали презрения. Папа объяснял это тем, что менделеевцы все поголовно – бездари и пустышки. Они завидуют его таланту медиума и особенно удивительным способностям Полины. Пару раз она слышала, как менделеевцы, почти не скрываясь, обзывают папу «потусторонним коллектором». Она быстро научилась презирать их в ответ.

Раздался звон, привлекающий внимание публики. Павла Геминидовна стояла на круглом возвышении в центре зала и била ножом о бокал. Гомон стих, и гости повернулись на звук. Тотчас место секретарши занял Губернатор.

Как только он появился, все взгляды обратились к нему. Дело было, конечно, в статусе хозяина, но внешность тоже играла роль. Волосы, с легкой небрежностью зачесанные назад, обнажали высокий лоб. Лисьи глаза смотрели с мудрым прищуром. Крупная челюсть намекала, что ему ничего не стоит перегрызть глотки своим врагам и всласть нахрустеться их костями. Лицо Губернатора было гладким, чуть загорелым, и лишь морщины на шее выдавали, что ему перевалило за сорок.

Хозяин дома поприветствовал гостей, сказал пару дежурных фраз для разогрева, а дальше Полина уже не слушала. Все ее внимание переключилось на человека, стоящего позади Губернатора.

Круглый, чуть выпяченный подбородок. Тонкие, плотно сжатые губы, похожие на трещину. Грузная фигура. Полина не была уверена до конца, но гость очень напоминал «господина в шляпе», следившего за ней накануне.

Сделав легкий шаг в сторону, Полина укрылась за судьей. Она узнала его по белой, точно ангорская шерсть, шевелюре. Однажды папа вызвал дух его супруги, чтобы из первых уст узнать: изменяла или нет? Ответ, данный призраком, вызвал у заказчика слезы облегчения, а дальше начались неприятности. Жена судьи метнулась в детскую: похоже, решила прихватить в иной мир двух дочерей. Полина нагнала ее на лестнице и, опутав нитями, разорвала на куски. К сожалению, заказчик все видел. Тогда-то он и поседел.

Прячась за гостями, Полина двинулась по кругу. Она не спускала глаз с крупного мужчины, планируя подобраться ближе и хорошенько его рассмотреть, а потом заказать фоторобот: у Ипполита Аркадьевича был знакомый специалист.

За серый пиджак с алыми полосами взгляд зацепился внезапно. Йося стоял рядом с женщиной в черной вуали – очень, очень близко, – да еще придерживал ее рукой за поясницу. Дама, чуть покачиваясь, шептала ему что-то на ухо. Губы, Полина отчетливо видела это, касались мочки.

Она почувствовала, как округляются глаза и напрягается челюсть. Во-первых, компаньону было велено знакомиться с гостями своего возраста, а не соваться к тем, кто заметно старше. А во-вторых… в голову не пришло ничего, кроме неразборчивого злого бульканья. Подавив желание взять Йосю за локоть и отвести в сторону, Полина скользнула мимо. Поискала глазами объект наблюдения, но там, где он стоял пару секунд назад, оранжево пылала Павла Геминидовна. Куда делся? Закусив щеки, Полина осмотрелась. Где же вы: круглый подбородок и щелеобразный рот? Мужчина либо отошел вглубь, либо покинул зал.

«Вот что бывает, когда отвлекаешься на ерунду».

Пожурив себя, Полина немедленно придумала наказание для компаньона: десять часов бумажной работы. В ее понимании упорный и скучный труд должен был отбить желание крутить шашни. Нет, в свободное время – пожалуйста, сколько угодно, но на вечеринку они пришли не веселиться. Полина вздернула подбородок.

Закончив речь, Губернатор спустился в толпу. К нему тотчас потянулись люди: каждому хотелось пообщаться с хозяином дома и посиять отраженным светом его благополучия. Полина направилась к лестнице: раз упустила объект наблюдения, надо идти на третий этаж, в губернаторский кабинет. Ждать, наверное, придется долго…

Снизу донеслись шаги: кто-то размеренно и громко топал по ступеням. Перегнувшись через перила, Полина увидела грузную фигуру и макушку с редеющими волосами. Цвет костюма был тот же, что у объекта наблюдения: иссиня-черный, точно галочье крыло. Поколебавшись, Полина тихо заскользила следом.

Сзади в руку вцепились чьи-то пальцы. Беззвучно зашипев, Полина рывком обернулась. Йося с легким недоумением вгляделся ей в глаза. На лице читалось что-то вроде: шеф, ты чего смотришь, как василиск, да еще и шипишь?

– Надо… – начал он.

Полина поднесла палец к губам и указала вниз. Шаги затихли на миг, а потом застучали снова. Полинино сердце забилось быстрее, призывая пуститься в погоню.

Гости еще не скоро отпустят Губернатора – значит, у нее есть десять-пятнадцать минут на спонтанную вылазку. А если прихватить с собой компаньона, это снизит риск нападения. Да и спокойнее с ним, каким бы повесой и ветреником ни был.

– Надо поговорить, – приблизившись, шепнул Йося.

– Позже, – одними губами ответила Полина. – Слежка. Тихо.

Прижимаясь к стене, она бесшумно устремилась вниз. Йося тенью скользил следом. Красться он умел, не задавать лишних вопросов – тоже. Может быть, рука все-таки не ошиблась в выборе.

Объект пересек холл. Полина ждала, что он выйдет на улицу и, возможно, сядет в машину, но этого не случилось. Мужчина устремился куда-то вглубь, лавируя между редкими гостями, что предпочли стаканчик виски обществу Губернатора. Завернув за золоченую барную стойку, грузная фигура пропала из виду. Полина так и не разглядела лица.

– Кто это? – прошептал Йося.

Голос звучал глухо и тихо, но Полина все равно расслышала нотки напряжения.

– Кто? – повторил компаньон, удивляя нетерпеливостью.

– Это нам и предстоит выяснить. Следуй за мной.

Скользнув мимо бара, Полина повернула за угол и увидела шнур, загораживающий проход. Здесь, в небольшом сумрачном закутке, Губернатор обустроил для себя кинотеатр. У одной стены – десять кожаных кресел, перемежающихся круглыми столиками из стекла и металла. Возле другой – длинный бархатный занавес, закрывающий экран. В закутке никого не было. Приподняв юбку, Полина перешагнула шнур и огляделась. У края занавеса, почти скрытая им, находилась дверь. Черная металлическая створка была чуть приоткрыта и блестела тьмой.

Раз дверь не заперта на семь замков, рассудила Полина, за ней нет ничего секретного. Доверие заказчика не будет подорвано, если она заглянет внутрь. К тому же гость явно зашел туда: если ему можно, почему ей нельзя?

Полина прошла мимо кресел. Обоняние уловило тающий след необычного запаха, похожего на жженую кору. Он был знаком, но так отдаленно, что и не вспомнить. Шагнув к двери, Полина повернулась к компаньону и увидела застывшее лицо с широко распахнутыми глазами.

– Что такое? – прошептала она.

– Запах сигары. – Его ноздри затрепетали, и презрение искривило губы. – Ненавижу.

– Так же, как бумажные письма? – Она приподняла бровь.

Компаньон не оценил иронии.

Вопрос, казалось, застал его врасплох. Ресницы дрогнули, брови сошлись к переносице, и Йося глухо произнес:

– Да. Так же. Точно так же.

Полина нахмурилась. С одной странностью она готова была смириться, но с двумя? А что, если появятся новые? Не много ли самых обычных вещей выводят компаньона из равновесия? Да еще тот ночной разговор с Жекой… Впрочем, сейчас некогда было думать о Йосиных тайнах и причудах. Мужчина мог в любой момент показаться из-за двери, и Полина не хотела упускать преимущество. Теперь не он следил за нею, а она за ним.

– Ты со мной? – Полина качнула головой в сторону двери.

Йося кивнул.

Приложив левую руку к створке, она почувствовала покалывание в пальцах. Легкое, как при касании колючей шерсти, оно могло ничего и не значить. Последнее время рука часто давала о себе знать, будто беспокоясь, что Полина забудет о ней. Хотя забыть было невозможно.

Но стоило толкнуть дверь и шагнуть через порог, как стало понятно: нет, сигнал не ложный. Покалывание усилилось, побежало вверх и ударило по нерву в локте. Полина поморщилась и сжала кулак. Пальцы заныли, точно клыки вампира, жаждущего крови. Не позволяя эмоциям взять верх, Полина быстро осмотрелась. Они с Йосей стояли на маленькой бетонной площадке, слева и справа тянулись кирпичные стены, а вниз, в непроглядную тьму, уходили каменные ступени. Полина вдохнула. Здесь совсем не пахло сигарой. Если предположить, что источником запаха был объект слежки, то он не заходил в подвал. Все это время он мог скрываться за плотным занавесом.

– Уходим. – Полина развернулась, столкнулась с Йосей и в ту же секунду увидела, как меркнет свет.

Дверь закрылась, обрезав чахлые лучи, долетающие из холла. Далекий смех и гудение бара тоже исчезли, лишь приглушенно скрежетнула задвижка. На миг все стихло, кроме ударов сердца, а потом Йося заколотил по двери кулаками.

– Эй, откройте! На помощь!

Полина не присоединилась к нему. Она напряженно прислушивалась к подвалу, а подвал столь же напряженно прислушивался к шуму на площадке. В пальцы словно впились крючки и потянули, потянули вниз. Подозрение гремучей змеей заползло в голову и опасно затрещало в висках.

Положив руку на плечо компаньона, Полина прошептала:

– Тихо. Мы здесь не одни.

– Конечно не одни, – с раздражением сказал Йося. Услышав недовольный вздох Полины, он перешел на шепот: – Там, снаружи, полно народу. Если кричать, кто-нибудь услышит.

– Да, услышит, если кричать, – согласилась Полина. – Только не снаружи.

– Что?.. А-а. – В голосе зазвучало понимание. – Зажгу свет?

– Не помешает, но откуда… – Полина осеклась, догадавшись, что Йося имел в виду телефон.

Включив фонарик, компаньон поглядел на экран, досадливо цокнул языком и озвучил то, что и так было ясно:

– Связи нет. – Окинув взглядом металлическую створку, он добавил: – Наверное, я мог бы выломать дверь.

– Выломать? – Полина замерла, представив, как Йося снова и снова, со звериным упорством, врезается плечом в металл.

Предложение было неблагоразумным и неэффективным, но почему-то она подумала, что посмотрела бы на это. Отловив странную мысль, Полина сразу поняла, откуда она взялась. Ее породила та же извилина мозга, что пришла в восторг при виде Йоси, лезущего по водосточной трубе. Полина с раздражением заключила, что эта извилина, к вящему сожалению, абсолютно прямая. Раньше она полагала, что таких у нее нет.

А под «выломать», как оказалось, компаньон имел в виду другое – куда более разумное, чем ей представилось:

– Ну, в подвале могут быть инструменты. Правда, для этого надо спуститься. Мм, плохая идея.

Они одновременно повернулись к лестнице и вгляделись во тьму. Полина услышала, как Йося проглотил комок, вставший в горле. Луч телефонного фонарика лизнул стены и стек на ступени. Проходя одну за другой, он добрался до пола и утратил яркость, но это не помешало ему выхватить мелкую шуструю тень. Существо, похожее на оживший сгусток грязи, метнулось в угол. Телефон дрогнул в Йосиной руке, но сам он не издал ни звука.

– Крыса, – пояснила Полина.

– А ты не ее имела в виду, когда сказала: «Мы не одни»? – без всякой надежды спросил компаньон.

– Не ее.

– Понятно. А почему он… оно не показывается?

Полина мазанула по Йосе тяжелым взглядом и снова уставилась на лестницу.

– Файл номер двенадцать: «Скорость и способы проявления потусторонцев, включая звуковые и световые эффекты, перемещение предметов и материализацию», – скороговоркой произнесла она. – Назови стандартное время проявления для каждого семейства.

– Сейчас мне как-то не до тестов. А мурашки и так по всему телу бегают. Для новых даже места не найдется. – Йося издал тихий смешок: в нем не было веселья, одни лишь нервы.

– Ты прав, – согласилась Полина, стягивая перчатку. – Свети мне. Мы идем вниз.

Йося нахмурился, вздохнул, но кивнул достаточно решительно. Полина видела: он ей доверяет. Доверяет собственную жизнь.

«Лишь бы там сидел безобидный пассажир, лишь бы пассажир», – пронеслось в голове, когда Полина шагнула на ступени.

Йося прижался к ней плечом. Лестница была узкой, по такой логичнее спускаться гуськом, но компаньон рассудил правильно: если держаться рядом, обоим открывается лучший обзор и свет свободно скользит по ступеням. Хотя, возможно, Йосю просто успокаивал тактильный контакт. Полина не возражала. Тепло, идущее от него, действовало, как кофе. Согревало и бодрило.

Шаг за шагом они отдалялись от двери. Старые стены цвета тухлого мяса давили с обеих сторон. Полина и Йося будто лезли по глотке монстра. Издыхающий и голодный, он из последних сил проталкивал их к пищеводу.

Чем глубже они спускались, тем влажнее становились стены. Снизу несло древней сыростью, словно там, за последней ступенью, поджидало то самое мифическое болото с костями, на котором возвели город. Полина, правда, предпочитала думать, что Петербург вырос на студеной речной воде.

Фонарик осветил неровный пол, покрытый трещинами и крошевом. Внимание Полины привлекло темное пятно в углу, небольшое и запорошенное пылью, но все же заметное. Она хотела приглядеться как следует, но не успела. Лестница сузилась, ладонь коснулась кирпича с клеймом, и в предплечье словно впилась длинная ледяная игла. Руку и так дергало и кололо, но свежая боль перекрыла прошлую. Вонзившись, иголка впрыснула инъекцию дежавю.

Рельефное клеймо под пальцами, запах подземелья, сами стены – все было знакомо. Полина как во сне заозиралась по сторонам. Она определенно видела раньше и эти кирпичи, и лестницу, и пол. Только пятно не отложилось в памяти.

Схватив Йосю за руку, державшую телефон, Полина направила луч под ноги. Да, вот и он – выступ, о который она споткнулась. Тогда, десять лет назад.

– Я помню, – прошелестела Полина. – Помню этот подвал.

– Ты была тут? – уточнил Йося.

Она кивнула.

– Значит, видела призрака?

Второй кивок.

– А почему не убила?

Повернувшись к Йосе, Полина покачала головой из стороны в сторону – и почувствовала себя пластиковым болванчиком, у которого нет объяснений, потому что нет мозгов.

– В том-то и дело, – произнесла она, – что я его убила.

Компаньон помолчал пару секунд.

– А может, у тебя… ну, типа фантомной боли? Призрака нет, но ты его чувствуешь?

– Он здесь. – По венам плавали рыбы с острыми плавниками. – Только не показывается. Присутствие ощущается очень сильно. Ошибки быть не может.

– Призраки умеют воскресать?

Полина не знала ответа, и подземелье не давало подсказок. Храня траурное молчание, оно вслушивалось, присматривалось и ждало. Стены помнили ее последний визит, и Полинина память тоже заговорила. Здесь – и в этом не осталось никаких сомнений – она ослепила, оглушила, ослабила, а затем разрезала на куски своего первого призрака. Того, кто нес чушь про ангелов и тянул к ней грязные пальцы.

– Может быть, – Полина встряхнулась, – их было двое. Два призрака. Но о втором я не знала.

– Или он появился позже. Ну, это же подвал Губера. Кто знает, сколько людей тут грохнули, – мрачно произнес Йося. – Мне кажется или тут похолодало?

Повернувшись к компаньону, Полина заметила облачко возле его губ. Окинув взглядом стены, она чуть не застонала сквозь зубы. По кирпичу медленно расползалась изморозь – словно соль покрывала старое мясо.

Это могло означать только одно.

– Фата-моргана, так? – догадался Йося. – Пятое семейство. Самое опасное.

– Потому что самое непредсказуемое, – подхватила Полина.

– Может менять температуру, – компаньон выдохнул пар и зачем-то расстегнул пуговицы, – управлять освещением, запахами и принимать разные формы: от птеродактиля до Тимоти Шаламе.

– В файле сказано не так, но суть ты уловил.

Стащив с себя пиджак, Йося накрыл им Полину. Она вздрогнула, покосилась на компаньона, но отказываться не стала. На лице Йоси читалось, что он будет упираться. А споры – это лишний негатив, питающий призрака.

Они прижались друг к другу, словно опять оказались на узкой лестнице. Круг света метался по стенам, полу и потолку. Каждый раз, когда он сдвигался, оставляя после себя тьму, Полине казалось, что оттуда сейчас выскочит потусторонец. Искореженное лицо, клацающие зубы. Нервы натянулись и зазвенели. Да где же он? Почему медлит? Хочет улучить подходящий момент? Ожидание было хуже, чем столкновение. А самое плохое: время и холод притупляли быстроту реакции.

– Эй, – негромко окликнула Полина, – ты меня слышишь?

Она готова была поклясться, что уловила тихий вздох, но больше – ничего.

Свет вдруг утратил яркость, и Йося сказал:

– Батарейка садится. Может, поищем, чем отжать дверь? Или посмотрим, нет ли другого выхода? Ну, мало ли. Мне, конечно, ужасно страшно и совсем не хочется шевелиться, но выбираться как-то надо.

– Хорошая мысль.

– Ага. – В голосе компаньона совсем не было энтузиазма: похоже, собственная идея ему не очень-то нравилась. – Только ответь вначале на один вопрос. – Он повернулся к Полине. – Почему ты не ешь мою еду?

– Думаешь, сейчас подходящий момент? – Она чуть не поперхнулась подвальным воздухом.

– Да. Считай это прихотью человека, который находится в смертельной опасности. В записях твоего отца сказано, что призраки часто зацикливаются на каких-то обидах. Не хочу появляться тут и бормотать: «Ну почему, ну почему Полина воротила нос от моей шакшуки?»

От волнения Йося, похоже, становился еще болтливее. Впрочем, его можно было понять: молчание лишь сильнее давило на нервы.

– Уверена, у тебя есть проблемы посерьезнее, – пробормотала Полина. – Вот на них ты и зафиксируешься, если станешь потусторонцем.

– А все-таки.

Изморозь продолжала расползаться по стенам, и компаньон легонько подпрыгивал от холода.

Поправив пиджак, Полина выдохнула:

– Что ж. Для меня никто никогда не готовил, если не считать поваров в ресторанах. Поэтому еда ассоциируется у меня с… – она постаралась подобрать нейтральное слово, но не получилось, – близостью. А я не хочу ни с кем сближаться.

– Мм. Ну это поправимо, – отозвался Йося и вдруг процитировал: – И странной близостью закованный…

– Смотрю за темную вуаль, – невольно подхватила Полина.

По коже продрал мороз, и в подвале снова раздался вздох – Полина отчетливо услышала его, но не смогла уловить, откуда донесся звук. Напрягая зрение, она еще раз внимательно осмотрелась, насколько позволял свет фонарика.

Никого.

– Ищем инструменты или другую дверь, – сказала она. – Не отходи от меня дальше, чем на пару шагов.

Чтобы было удобнее, Полина влезла в рукава пиджака, и они с Йосей начали осмотр подвала. На первый взгляд, помещение пустовало и не имело второго выхода, но надежда заставляла бередить ботинками пыль и постукивать по кирпичам. С каждой секундой влажный холод все глубже проникал в кости, становилось тяжелее дышать. Поиски ни к чему не приводили. Температура падала, а напряжение внутри Полины росло.

– Кстати, про вуали, – вырвалось у нее. – На банкете ты не терял времени даром. Общался с привлекательной дамой. Надеюсь, это было приятное знакомство.

– Нет, не приятное, но полезное, – отозвался Йося. – Как раз хотел рассказать. Это была Подольская, жена следака. Вернее, вдова.

Широко распахнув глаза, Полина посмотрела на компаньона. Отвлекаться на него, конечно, не следовало – эта секунда могла стоить кому-то из них жизни. Мысленно обругав себя, Полина перевела взгляд в подвальную пустоту.

– Что она сказала?

– Мм, многое. – Йося хмыкнул. – Если вкратце: она обеспеченная женщина, готовая пуститься во все тяжкие. Своего мужа она не любила, но терпела из-за бабла. А главное, знаешь что?

– Что?

– Она сказала: «Он делал страшные вещи, чтобы прокормить семью».

– Прокормить, – повторила Полина.

– Вот-вот.

– Молодец, – сухо похвалила она, чувствуя, как в груди развязывается какой-то узел, о существовании которого даже не подозревала.

Сразу стало легче дышать, и Полина объяснила это тем, что догадка о продажности оказалась верна. Каждый шаг приближал к раскрытию тайны. Еще бы из подвала выбраться, не околев от холода на пару с компаньоном. Йося стучал зубами и все интенсивнее подпрыгивал на месте. Вспомнив про подозрительное пятно, Полина направилась к нему.

Стоило приблизиться, как руку немилосердно скрутило – точно крепкие пальцы отжали мокрую тряпку. Полина закусила изнутри щеки, сдерживая стон, и склонилась над пятном. Либо кровь убитого, либо след человека, долгими годами сидевшего на одном месте. Взгляд скользнул по стене: не осталось ли колец или скоб, к которым пристегивались цепи? Нет, ничего подобного, обычные кирпичи. И все-таки кое-что насторожило Полину. Изморозь брала начало точно над пятном и дальше, изгибаясь ледяной лозой, ползла к лестнице. Кристаллы слишком избирательно покрывали стены, а их исток находился прямо здесь, у Полины перед носом.

– А фата-моргана может принять форму пятна? – с опаской поинтересовался Йося. – Так и жду, когда из этой древней лужи замигают глаза.

– Нет. Призраки имитируют только живые организмы. Это было в файлах.

– Шеф, ну я не могу запомнить все слово в слово.

– А надо. – Полина пошла вдоль ледяного следа.

Щетинясь белесыми иглами, он вел к лестнице и уходил вверх. Фата-моргана явно намекала на что-то. То ли предлагала схватку на площадке, то ли показывала, что сама не прочь выйти наружу. Сделать это она, разумеется, не могла. Как сказала одна гниль: «А где отдали концы, там навеки мы жильцы».

Хотя, если предположить, что ей когда-то принадлежал весь дом… Ромаша с супругой свободно перемещались по даче: летали по холлу, столовой, поднимались наверх. У всего в мире были размытые границы, даже у мест смерти.

Сверху раздался льдистый хруст. Йося направил фонарик на дверь, и Полина остолбенела. Створка стремительно обрастала белой шипастой корой – изморозь словно пожирала ее. Хруст сменился скрежетом: под гнетом инея стонал металл.

– Хладноломкость, – пробормотал Йося и вдруг рванул вверх.

– Стой! – Полина бросилась за ним и, споткнувшись о знакомый выступ, повалилась на компаньона.

– Батат!

Телефон взметнулся в воздух. Тени и свет закружили по подземелью, будто ведьма перемешивала их в котле, а в следующую секунду все проглотила тьма.

Полина почувствовала себя слепым котенком, но приказала самообладанию вернуться – и оно послушалось. Руке не нужно зрение: она найдет призрака даже во мраке. Сможет защитить и хозяйку, и компаньона. Убьет на ощупь, если понадобится.

– Йося? – окликнула Полина.

Ответ, если и прозвучал, утонул в оглушительном треске.

Дверь прорезал зигзаг, и из него брызнуло светом. Следом ворвались и внешние звуки: выкрики, топот, какая-то суета – должно быть, гостей всполошил металлический треск. Схватив Полину за руку, Йося поскакал вверх, и ей ничего не осталось, как последовать за ним. Благо он вцепился в правую кисть, а не в левую.

Скрежет снова ударил по ушам, и трещина расползлась широкой ухмылкой. Достигнув верхней ступени, Йося просунул в отверстие руку. Локоть судорожно задергался, и вскоре раздался звук открываемой задвижки. Пихнув дверь, Йося вытолкнул наружу Полину, а следом выскочил сам. Створка с грохотом захлопнулась.

Призрачное присутствие почти не ощущалось снаружи. Потусторонец, разломив дверь, остался в подземелье. Вероятно, он не был привязан к дому – лишь к подвалу. Тогда зачем сделал трещину? В чем его выгода? Полина не верила в добрые намерения призраков: в папиных бумагах не было ни слова о безвозмездной помощи потусторонцев. Они только стенали, обвиняли и обрушивали ярость, а если и предлагали живым какие-то сделки, то куда больше требовали взамен.

Полина быстро оглянулась: охранники Губернатора толпились у шнура, преграждающего путь, и ждали чего-то. Скорее всего, появления менделеевцев. Что ж, пока они не пришли, можно урвать минутку. Выставив руку, Полина осторожно заглянула в трещину. Призрак дважды реагировал на ее голос – может, сейчас тоже сработает?

Не придумав, что сказать, она неожиданно для себя прошептала:

– Спасибо.

Студено-влажное дуновение донесло до слуха:

– Как тяжко…

Голос звучал придушенно, словно сквозь перьевую подушку, лежащую на лице. Слова повторились:

– Как тяжко…

И наконец призрак с натугой добавил:

– Как тяжко мертвецу.

Надо же, потусторонец решил пожаловаться на судьбу. И кому? Охотнице! Тем не менее что-то насторожило Полину в его словах. Она беззвучно зашевелила губами, повторяя услышанное. Кора мозга затрепетала, наливаясь соком памяти, но Йося сбил процесс. Схватив Полину за плечи, он оттащил ее от двери. Из холла по-прежнему доносился шум: гости спешно покидали дом Губернатора.

Йося стянул с Полины пиджак и спросил:

– Шеф, не пора уносить ноги?

– Поздно, – глянув ему за плечо, сообщила Полина.

– Так-так-так. Госпожа Тартарова собственной персоной. Запомни, Крынкин, где эта семейка – там жди неприятностей.

К ним, проталкиваясь через охрану, приближались два менделеевца – Полина видела их на банкете. Один был приземист и пестро одет, вылитая кутафья. Второй походил на пескаря, даже полупрозрачные усы имелись.

– Господь Всемогущий. – Пескарь, он же Крынкин, осенил себя крестным знамением, глядя на искореженную дверь. – Что тут произошло?

– Наложите заклинания на подвал, – сказала Полина, – внутри призрак.

– Знаем без вас, Тартарова. – Кутафья важно надул щеки. – Заклинаний тут больше, чем рубликов у вас на счету. Давно уж Всеволод Тимофеевич, – он с удовольствием произнес имя Губернатора, – обратился к нам с этой деликатной просьбой. А вас, видно, в известность не поставил. Не удивлен. Не по Сеньке шапка. Крынкин, поправь-ка тут.

Пескарь дрожащей рукой вытащил из кармана мешочек с семенами фенхеля и, бросая их в дверь, забормотал запечатывающее заклинание. Ни одного из них Полина не знала: менделеевцы не делились своими секретами. Даже с папой знаниями не обменялись, хотя обещали. Менделеев, по слухам, насобирал целую книгу ценных заклятий – в ту пору, когда прикрывался разоблачением медиумов, а на самом деле искал и систематизировал информацию.

– Нам придется вас допросить, – сказал Кутафья, вытащив из кармана телефон. – Будет вестись запись на диктофон. А вы, юноша, – он строго посмотрел на Йосю, – тоже были в подвале?

– Нет, не был, – ответила Полина.

Еще не хватало, чтобы менделеевцы расспрашивали Йосю: во-первых, ему и так досталось, а во-вторых, он слишком болтлив для бесед с такими недалекими, но хитрыми господами.

– Ага, я в баре сидел. – Компаньон с ходу включился в игру. – Весь вечер на халяву вискарик цедил, он тут ва-аще улет. А потом слышу: бах, шарах! Глянул, а тут – вот, девчонка симпотная. Дрожит че-то, глаза таращит. Вот я и подорвался. Честно говоря, парни, до сих пор не врубаюсь, че тут происходит? Ой, – он правдоподобно булькнул и поднес кулак ко рту, – че-то мне хреновеет…

– Тогда, – Кутафья сделал шаг назад, – эвакуируйтесь вместе с остальными гостями, охрана вам поможет, тут утечка газа.

– А-а, газа. – Йося закинул пиджак на плечо и вразвалку поплелся прочь; обернувшись, бросил Полине: – А номерок оставишь? Ой, – снова раздался булькающий звук, и компаньон отмахнулся: – А, ладно. Я тебя найду.

Наблюдательности менделеевцев не хватило, чтобы заметить пыль на его ботинках и синие от холода губы. Полина незаметно улыбнулась, проводив Йосю взглядом.

Члены общества допрашивали ее не менее получаса: Кутафья давил, а Пескарь блеял что-то про сотрудничество и одну лодку. Вероятно, они играли в плохого и хорошего полицейских, но ребятня в песочнице и то справилась бы лучше. Отвечая на вопросы, Полина напирала на свою версию: она услышала странные звуки из подвала, уловила призрачное присутствие и решила проверить, не угрожает ли гостям опасность. Стоило войти, как потусторонец заблокировал выход. Пытаясь заморозить Полину (возможно, так оно и было), он случайно сломал дверь.

– А все это, господа, – она смерила менделеевцев взглядом, – произошло из-за неумело наложенных заклинаний. Возможно, вам понадобится чуть больше укропа, петрушки или что вы там рассыпаете вокруг.

– С заклинаниями все было в порядке, пока вы не нарушили их своим появлением, – проворчал Кутафья.

– Вы зачистили подвал? – подергав ус, спросил Пескарь.

– Нет. – Полина посмотрела ему в глаза. – Нельзя уничтожить того, кто невидим. Потусторонец наслал холод, но не материализовался. Кто там умер? – спросила она.

– Мы не зна…

– Это не ваше дело, – перебил Кутафья. – Вы и так наломали дров. Нет чтобы извиниться, признать вину и оставить противозаконную деятельность…

– Да, вы правы, – кивнула Полина. – Мне действительно надо извиниться. Перед Губернатором, за испорченный вечер. До нескорого свидания, господа.

Она развернулась и пошла мимо занавеса. Ненароком отогнув край, увидела экран и уловила почти исчезнувший запах сигары. Сейчас он показался еще более знакомым, чем прежде, но перегруженный мозг никак не мог отыскать нужную карточку в каталоге.

– Всеволод Тимофеевич уехал, – сказал вслед Кутафья. – Слышал, у вас была назначена встреча. Человек такой величины не будет ждать мелкую сошку.

– А Павла Геминидовна вроде еще тут, во дворе, – пробормотал Пескарь, и напарник зашипел на него.

Полина кивнула самой себе: вот кто ей действительно нужен – так это секретарша. Из нее будет легче вытянуть информацию, чем из Губернатора. Мысль о призраке, уничтоженном, но вернувшемся из небытия, назойливой мухой жужжала в сознании. Или их все-таки было двое? Полина перешагнула шнур и позволила охраннику проводить себя до гардероба, а затем до двери. Людей в холле уже не было, кое-где валялись разбитые бокалы и пара оброненных манто. Скрежет рвущегося металла немало переполошил визитеров. Да и хозяина, надо полагать, тоже. Такие люди всегда ждут покушений.

Во дворе, под гирляндами, Полина увидела музыкантов, неспешно пакующих инструменты (вот уж кому все нипочем) и нескольких нетрезвых гостей. Павлы Геминидовны не было.

– Ну как, размазала их? – От стены отделился Йося.

– У меня не было такой цели.

На компаньоне висело распахнутое пальто Ипполита Аркадьевича: опекун просто не мог допустить, чтобы Йося «приперся на светский раут в куртке чирлидерши поверх приличного костюма». Развязанный галстук струился по груди – и это показалось Полине чем-то вроде непривычного, но точного слова в стихотворении. Как «вишенье» в строфе: «Мой милый, будь смелым, и будешь со мной. Я вишеньем белым качнусь над тобой». Она мотнула головой, прогоняя бегущие следом строки, и на лоб упала прядь. Подоткнув ее, Полина спросила:

– Не видел Павлу Геминидовну?

– Не-а. Что дальше, шеф? Домой?

Она взглянула на наручные часы – время к одиннадцати – и прикинула план действий. Позвонить Павле Геминидовне не получится – компаньон выронил телефон в подвале. Расспрашивать гостей тоже не имеет смысла: у тех, кто остался, мозг замариновался в алкоголе. Одна надежда на музыкантов. Полина легонько пихнула Йосю в бок и удивилась собственному жесту – раньше она никого не касалась подобным образом.

– Спроси их про Павлу Геминидовну. В этой своей манере.

– В какой? – Компаньон со смешливым недоумением поглядел на нее.

– Человека, который умеет втираться в доверие, – сказала Полина.

Самодовольно хмыкнув, Йося шагнул к музыкантам. До Полининого слуха долетело: «Парни, примите мое восхищение, вы прямо как из мульта „Душа“. Вам бы в Нью-Йорке играть». Не прошло и полминуты, как он вернулся с нужными сведениями.

– Говорят, секретарша была с каким-то мужиком. Вышли за ворота и повернули направо. Эх, по ходу, у нашей Падлы есть ухажер, а я надеялся устроить счастье Мыша.

Полина направилась к калитке, и Йося последовал за ней.

– Поверь, его счастье не в Павле Геминидовне. Кстати, попрошу называть ее только так и никак иначе. А Ипполит Аркадьевич мечтает совсем о другом.

– О Бадене?

– Да, он хочет уехать. – Мысль продолжилась: «Прямо как папа», но не упала на язык. – Они с отцом заключили какую-то сделку. Думаю, это связано со мной. Ну, знаешь, присматривать, помогать вести дела и прочее. Теперь я совершеннолетняя и сама могу решать все вопросы. К тому же Ипполит Аркадьевич помог мне найти компаньона, – она кивнула в Йосину сторону, – так что я освободила его от данного обещания. Скоро он уедет.

Тротуар вывел их к открытому скверу. Брандмауэр ближайшего дома был оплетен серой сетью вьюна, еще не вышедшего из спячки, а из-за оградки пересохшим оком глядел маленький фонтан. Ветер гонял по плитке яркое перышко. Нагнувшись, Полина подобрала его. Если здесь не пролетал дикий гвианский петух, перо точно упало с платья Павлы Геминидовны. Получается, секретарша и ее знакомый зашли в сумрачный сквер, а затем, вероятно, в один из домов. Полина решила исследовать дворы: вдруг попадется еще одно перышко?

– Внимательно смотри по сторонам. – Она помахала перед Йосиным лицом огненным опахалом.

– А давно ты знаешь Мыша? – спросил он, кутаясь в пальто.

– Всю жизнь. В каком-то смысле он был моей няней. – Полина улыбнулась уголками губ. – Ипполит Аркадьевич помогал отцу до моего рождения, а потом воспитывал меня. Если можно так выразиться. Папа занимался важными изысканиями, у него не всегда хватало времени на всякую ерунду, и Ипполит Аркадьевич взял на себя рутинные обязанности. Следил за моим здоровьем, хотя я никогда не болела. Занимался образованием: в том смысле, что искал преподавателей. Водил к тренеру, потому что для охоты нужны гибкость и сила. А в свободное время, если оно было, мы могли зайти в музей или кафе. – Она деликатно умолчала, что порой Ипполит Аркадьевич водил ее в места похлеще.

– Звучит как то, что делают хорошие отцы, – простуженным голосом сказал Йося: похоже, подвальный холод исцарапал ему горло.

Нахмурившись, Полина повернулась к нему:

– Нет. Звучит как обязанности личного ассистента. Отцам не платят денег за то, чтобы они отвели ребенка в планетарий.

– А твоя мама в это время тоже занималась важными изысканиями?

– Она нас бросила, – вырвалось у Полины.

Йося примолк.

Шагая в ногу, они дошли до двух невысоких домов, терракотового и бледно-розового. Оба были жилыми и вяло светили окнами. Между зданиями лежал проход, над ним, имитируя гирлянду, покачивались уродливые переплетения проводов. В глубине виднелась маленькая, в один этаж, постройка. На ее кирпичном боку белели непонятные круги, похожие на лица. Свет фонарей не дотягивался до рисунка.

– Уверен на все сто, Мыш никуда не уедет. – Йося говорил таким тоном, будто хотел утешить или приободрить; он явно надумал себе, поняла Полина, что она переживает из-за отъезда опекуна. – Он просто хочет, чтобы ты оценила его по достоинству. Набивает цену и ждет, что попросишь остаться.

– Ерунда. – Она вдруг почувствовала себя моллюском, чью раковину пытаются расколоть. – И хватит об этом.

Двор, в который они зашли, не был типичным колодцем Петроградской стороны, а выглядел как коридор с множеством закутков. Здесь хорошо было прятаться или прятать.

Полина приблизилась к рисунку, нанесенному на низкую и длинную постройку. Белые лица или, скорее, маски ползли по кирпичу, покрытому трещинами и болезненным налетом плесени. Полина глубоко вдохнула, почувствовав прилив энергии. Граффити были символом, рифмой ко всему происходящему, подсказкой от города. Маски. Лица. Пустые глаза, обведенные красным. Это было напоминание: Многоликий где-то здесь. В городе. Возможно, гораздо ближе, чем думает Полина.

– Они похожи на призраков, – снова заговорил Йося. – Кстати, ты говорила, им нельзя доверять. А по ходу, можно.

Полина дернулась, будто ее стегнули прутом, и возразила:

– Нет, нельзя.

– Шутишь? Этот, из подвала, спас нас. Если бы не он…

– Недостаточность знаний ведет к неверным выводам, – тоном ментора произнесла Полина. – Тот призрак просто хотел вырваться из подвала. Дверь была запечатана менделеевцами, и он не мог выйти, но трещина ослабила заклинания.

– Если все так, как ты говоришь, почему он сделал это сегодня? Он мог сломать дверь когда угодно. Зачем дожидаться, когда придут гости? И вообще, почему он не вышел, а, наоборот, захлопнул дверь?

У Полины не нашлось ответов. Действительно, в ее рассуждении зияла маленькая брешь, через которую прорывался неприятный сквозняк. Потусторонец вел себя странно. Нетипично. Да и само наличие призрака в подвале Губернатора было по меньшей мере удивительным.

Призрака, которого она уничтожила. Призрака, который вернулся.

Это не укладывалось в голове.

– Нам еще предстоит во всем разобраться, – уклончиво ответила Полина.

Сверху раздалось шипение. Два фосфорных пятна сверкнули с крыши, и тощая кошка мягко спрыгнула на границу, отделяющую приличную плитку от битого асфальта.

Понюхав воздух, зверек завернул за кирпичный угол. Полина инстинктивно двинулась следом и наконец поняла предназначение постройки. Это был ряд старых сараев, куда, очевидно, сносили то, что стоило отправить на помойку. Ею здесь и тянуло: чем-то залежалым, размякшим и заплесневелым – так после долгих дней ливня мог бы пахнуть картон, на котором спал бродяга. Слева тянулся еще один, точно такой же, ряд. Было загадкой, как они дожили до двадцать первого века.

Кошка потрусила в тупик – в самую тьму, зажатую между сараями. Их серые жестяные двери, тронутые ржавчиной, были исписаны граффити. Ничего похожего на белые лица – лишь неумелые каракули. Будто дети играли в черных магов и, нанося закорючки, представляли на их месте древние письмена. Общая крыша была завалена бумажками, бутылками и прошлогодней листвой, превращенной дождями в бурое месиво. В тупике, под глухим металлическим забором, лежало что-то большое и продолговатое – вероятно, мешок с мусором. Кошка суетилась вокруг, выискивая, чем бы полакомиться. Замерла. Начала лакать.

Полина развернулась, чтобы отправиться в следующий двор, но руку обожгло холодом. Здесь, среди глухих сараев, она почувствовала призрачное присутствие. Где-то прятался потусторонец – и в это нетрудно было поверить. Полине представилось, как потный дядька заманивает девочку в один из сараев, а потом душит ее же колготками; или муж приводит сюда опостылевшую жену, заранее наточив топор и пилу; или угрюмый подросток, украв ключ у отца, забирается в сарай, надевает пакет на голову и обматывает скотчем.

Кошка, взвыв, летучими прыжками понеслась к Полине и Йосе. Шерсть топорщилась, хвост походил на помело билибинской Бабы-яги. Полина заметила, что кошачья пасть окрашена алым, а в усах запуталось рыжее перышко.

Стягивая перчатку, она побежала к тому, что приняла за мешок. Чувство непоправимого загорчило на языке, жалость скорпионом кольнула в груди.

Павла Геминидовна лежала на боку, подтянув колени к подбородку, а вокруг медленно растекалась темная лужа. Огненное платье, перепачканное в крови и грязи, напоминало не до конца затоптанный костер. Из приоткрытого рта торчал кончик припухшего языка. Мертвые глаза затянула мутная пленка. Жизнь покинула тело секретарши, но это не помешало ей медленно повернуть голову и посмотреть на Полину с тяжелым недоумением. Кровь, все прибывая, зашипела и пошла пузырями – словно закипела на холодном асфальте, под светом полумесяца и нескольких окон.

«Ненастоящая», – поняла Полина, но это не сделало кипящую багряную лужу менее жуткой.

– Батат, – прошептал Йося.

В целом Полина была с ним согласна.

В следующую секунду Павла Геминидовна раздвоилась: одна осталась лежать в позе эмбриона, а вторая вытянулась во весь рост и нависла над Полиной. Короткие волосы топорщились иглами. Нос заострился и чуть загнулся, став похожим на клюв. Жемчужные зубы сверкали меж синих губ.

– Поли-ночка, – просипела Павла Геминидовна.

Бросив короткий взгляд на Полинину руку, она тихо, по-птичьи заклекотала. Из уст человека, одетого в перья, клекот мог бы прозвучать комично, но Полина услышала в нем угрозу. Плечи напряглись, и магия колюче заворочалась под кожей.

– Не при-бли-жайся.

– Павла Геминидовна, я не причиню вам вреда. – Полина лукавила лишь отчасти: ничто уже не могло навредить секретарше, ведь она умерла. – Расскажите, кто вас убил?

Павла Геминидовна еще больше возвысилась над Полиной. Ноги в оранжевых туфлях оторвались от земли, наводя на мысли о виселице, с подола закапало. Призрачные глаза стремительно темнели: зрачки расползались чернильными пятнами, поглощая радужки и склеры. Смотреть на секретаршу было нестрашно – Полина и не таких видывала, – но болезненно и неловко. Она чувствовала себя так, будто застала Павлу Геминидовну неглиже. По сути, так и было, только обнажилось не тело, а душа.

Раньше Полина не имела дел со знакомыми. Со свежими, только-только появившимися призраками – тоже. Павла Геминидовна, как ребенок, еще не определилась, кем станет в будущем. Нарциссом, гнилью, фата-морганой? Не пассажиром – вот что точно можно было сказать. Тут Полина сослужила себе недобрую службу, сразу обозначив секретарше, что та мертва.

В записях отца говорилось, что призраки знакомых обычно доброжелательны, но от Павлы Геминидовны исходили волны страха и злобы. Это можно было понять: секретарша прекрасно знала, что охотница делает с такими, как она.

– Вас убил Многоликий? – подтолкнула Полина.

– Много-ликий, – прошелестели синие губы, будто пробуя прозвище на вкус.

Голова секретарши чуть повернулась. Было не разобрать, куда смотрят глаза, полностью залитые чернотой. Покачавшись из стороны в сторону над своим телом, Павла Геминидовна ехидным тоном произнесла:

– Почему бы не спро-сить у того, кто луч-ше знает.

Полине показалось, что секретарша смотрит ей за спину. Быстрый поворот – никого. Лишь фосфорные кошачьи глаза сияли из-за угла, огромные от ужаса и любопытства, да Йося переминался с ноги на ногу. Впрочем, во многих окнах, выходящих во двор, теплился свет – а следовательно, жизнь. Павла Геминидовна неспроста оказалась в этом дворе. Кто-то привел ее сюда, а сам скрылся. Возможно, свидетель, а то и убийца прятался сейчас в одной из ближайших квартир.

– О ком вы? О том мужчине, что был с вами?

Секретарша молчала.

– Кажется, она не в настроении, – пробормотал Йося. – Может, свалим, а?

Проигнорировав его, Полина продолжила:

– Павла Геминидовна, расскажите мне все, а я помогу вам. Вы же не хотите остаться здесь навсегда? – Она обвела пространство рукой, намекая, что застрять между сараями на веки вечные – не самая завидная участь. – Скажите, кто «знает лучше»? Как Губернатор связан с убийствами? И при чем здесь дети? – Набрасывая вопросы, Полина внимательно следила за реакцией секретарши.

Последние слова попали в цель:

– Де-ти.

Павла Геминидовна медленно моргнула: белесые веки прикрыли чернильные пятна. Когда она снова открыла глаза, по лицу потекли густые, комковатые, черные слезы.

– Свят. Свят! – Брови метнулись к переносице, и секретарша затрясла головой, точно в припадке.

Призрачная кровь зашипела громче. Пузыри надувались и лопались, словно где-то под асфальтом невидимые дети соревновались, кто больше раздует свою жвачку. Багряные дорожки потянулись к Полине, и она отступила. Вне призрака эктоплазма не представляла серьезной угрозы, но даже бутафорским ружьем можно убить, если проявить сноровку и упорство.

Отвлекшись на лужу, Полина пропустила момент, когда Павла Геминидовна впала в неистовство.

– Я тут ни при чем. Ни при чем! – завопила она. – Он виноват, он! Они!

– Павла Геминидовна, – воззвала Полина, – что случилось с детьми?

Перейдя на клекот, секретарша бросилась вперед и махнула рукой перед Полининым лицом. Кожу не задела, но зацепила ремешок сумки, перекинутой через плечо. Внутри подскочил контейнер с глазами. Отпрыгнув, Полина попыталась сдернуть сумку, но не вышло. Павла Геминидовна потянула за ремешок.

Настало время загибать пальцы.

– Без ног!

Это должно было сработать. Пока секретарша еще не прочувствовала силы и не научилась перемещаться в воздухе, луч мог подкосить ее – стать чем-то вроде дубинки, ударившей по коленям.

Да, это сработало бы. Вот только ничего не произошло.

Полина не заметила, что, пока говорила с секретаршей, холодные иглы растаяли в венах. Она уже чувствовала однажды, как затухает магия, – совсем недавно, на крыше, когда выполняла заказ Павлы Геминидовны. А сейчас случилось невозможное. Страшное. Магия отказалась повиноваться. Собственная немощь настолько поразила Полину, что она застыла, как воробей в скрюченной лапе соколицы.

– Хо-тела меня разор-вать. – Павла Геминидовна приблизила лицо, измазанное грязными слезами. – Глу-пая дев-чонка.

Ее голос содрогался, но не от страха. Ярость и чувство власти – вот что звучало в нем. При жизни секретарше редко удавалось проявлять такие эмоции, хотя Полине всегда казалось: за сюсюканьем, за всеми уменьшительно-ласкательными суффиксами Павла Геминидовна скрывала металлическую жесткость. Смерть сорвала с нее маску.

Что-то сверкнуло слева. Быстро, едва заметно. Лопнул натянутый ремешок, и Полину отбросило назад – в Йосины руки. Сумка подбитой тушкой шлепнулась на асфальт.

Не медля Павла Геминидовна бросилась вперед. Из распахнутого рта несся хриплый клекот. Пальцы царапали воздух, сантиметр за сантиметром приближаясь к горлу Полины.

Компаньон, что-то крича прямо в ухо, потянул ее за собой. С силой оттолкнув его, Полина подсела под вытянутые призрачные руки, метнулась по низу и оказалась у Павлы Геминидовны за спиной. В глубине двора раздался крик, грохнула рама и звякнули стекла – кто-то не вовремя решил выглянуть в окно. Полина вскочила на ноги. Секретарша порывисто, по-звериному обернулась.

Колючий холод – спасительный холод – шелохнулся под кожей. Мышь, придушенная кошкой, и то шевелится бодрее, но у Полины не было выбора. Крепко упершись ногами в асфальт, она выбросила вверх руку и собрала всю свою злость.

Она терпеть не могла, когда Павла Геминидовна называла ее Полиночкой. Терпеть не могла, когда говорила про «Павла» и «Павлу». Терпеть не могла «ослика Иа». А больше всего она не могла терпеть того, что терпела все это. Не ради хороших отношений, заказов или Губернатора. Ради папы. Всегда и только – ради него. Он говорил, что Полина должна вести себя спокойно и тихо. «Больше слушай, меньше говори. Не показывай настоящих эмоций. Пусть лучше считают высокомерной, чем наивной. Замкнутой, чем доступной. Таким, как ты, следует быть осмотрительными», – говорил он. Маленькая Полина кивала и уточняла, неосознанно напрашиваясь на комплимент: «Таким, как я, папа?» Отец отвечал, заставляя ее таять: «Нет, конечно, я неправильно выразился. Таких, как ты, не существует. Ты уникальная. Единственная в своем роде».

Ветер колыхнул пряди, выпавшие из пучка. Секретарша, почувствовав свою силу, метнулась вверх и распахнула руки. Вот какой птицей она была. Фениксом, чье восстание из пепла пошло не по плану – она не возродилась, а превратилась в чудовище.

Слишком поздно, чтобы отнимать ноги. Тесно, чтобы ослеплять или оглушать. Бессмысленно лишать языка. Остается только одно.

– Занемог!

Луч рассек дворовую мглу и пронзил чудовищного феникса. Павла Геминидовна не сдалась сразу: пометалась, повертелась в воздухе, тщетно пытаясь освободиться, но призрачное тело стремительно слабело. Все закончилось быстро – как в эксперименте с выпотрошенными и подожженными чайными пакетиками, что вначале взлетают, а потом оседают прогоревшими хлопьями. Вот и секретарша опустилась на землю. Полина мысленно отметила: «Внести в записи, что „занемог“ сильнее и быстрее действует на свежих призраков».

Обхватив себя руками, Павла Геминидовна задрожала и оскалила зубы в последней попытке отпугнуть охотницу.

– Я хочу помочь, – твердо произнесла Полина. – Найти того, кто убил вас. Разве вы не хотите отмщения? Справедливости? Покоя, в конце концов? Неужели вас прельщает существование в этом углу? Здесь пахнет мусором и тухлятиной.

Луч совсем уж странно подействовал на Павлу Геминидовну. Спина сгорбилась, лицо перекосилось. Она вцепилась одной рукой в волосы и затрясла головой. Черные глаза распахнулись так широко, что кожа вокруг них растрескалась.

– Тухля-тиной, тухля-тиной, – повторила секретарша. – Он все гово-рил про тух-лые щи. Да. Да. А я ду-мала: «Ког-да ты уже затк-нешься».

– Кто говорил?

– Во двор-це. Все нача-лось во двор-це.

– Дворцов в Петербурге много, – заметила Полина. – Говорите конкретнее.

Павла Геминидовна вдруг выпрямилась, застыла и совершенно отчетливо, не дробя слова на слоги, забормотала:

– Этот – особый. Прямой, но косой. Громаден, но тесен. Не пирожными в нем кормят, а тухлыми щами. Не цари живут, а отбросы. – Дальше она перешла на сиплый шепот.

Прием был затаскан: секретарша делала вид, что говорит нечто важное, чуть ли не пророческое, нашептанное высшими сферами. То, к чему следует прислушаться. А для этого – подойти поближе. Полина покачала головой. Со временем из Павлы Геминидовны вышла бы сильная и хитрая гниль, но до фата-морганы она бы не дотянула.

– Я спрашиваю в последний раз: кто убийца? – повторила Полина. – Либо вы поможете – и я отправлю вас на покой, найду преступника и, помимо этого, не оставлю ваше тело на растерзание дворовым собакам. Либо не поможете, и я, к вящему сожалению, – она на миг опустила глаза, – заставлю вас страдать.

Секретарша снова сгорбилась, не в силах держать осанку, и ответила:

– Ты его не найдешь. Мозгов не хватит. Потому что убийца – это не убийца.

Полина кивнула, принимая к сведению последние слова Павлы Геминидовны. Что они значат, если вообще имеют смысл, она подумает позже. А сейчас, как бы ей ни претило это, пора спуститься по лестнице чужой боли, ступень за ступенью, чтобы произнесенные угрозы не остались пустым звуком. К первому лучу присоединился следующий, затем еще и еще, но Полина не спешила опутывать и разрывать тело секретарши. Ослепшая, оглохшая и онемевшая, она корчилась на медленном огне. Пальцы скребли по лицу, сдирая лоскуты кожи, и тело сотрясалось от конвульсий. Взгляд Полины так и норовил соскользнуть вниз, чтобы напомнить: вот она, настоящая Павла Геминидовна, лежит на земле, – но она заставляла себя смотреть на призрака.

На плечо опустилась рука.

– Хватит. – В голосе Йоси звучала непривычная жесткость. – Просто убей ее, и все.

– Она не поделилась сведениями, – не оборачиваясь, ответила Полина. – Из-за этого, вероятно, снова умрут люди. В том числе дети.

– То, что ты делаешь, не спасет им жизнь.

– Да, но я обещала ей страдания. Слова должны иметь вес.

– Должны? Перед кем? Здесь только мы и она. – Йося положил ладонь на левую руку Полины.

Глотнув воздух, она рывком обернулась.

Полина и сама-то старалась не касаться серо-черной плоти, не говоря уж о других людях. Ни папа, ни Ипполит Аркадьевич, ни семейный доктор, изредка навещавший их, не трогали ее руку. Это не было опасно или запретно, просто так сложилось. Кто в здравом уме захочет прикоснуться к этому? Полина предположить не могла, что компаньон вот так запросто нарушит сложившийся порядок. По всему телу побежали мурашки. Рука после долгого тактильного голода будто охмелела от прикосновения: потеплела и обмякла. Лучи ослабли, и Павла Геминидовна забормотала сквозь оскаленные зубы.

– Я никому не скажу, что ты проявила милосердие, – прошептал Йося.

– Убери руку, – прорычала Полина, хотя внутри все противилось сказанным словам.

Он послушался.

Павла Геминидовна, покачиваясь, двинулась вперед. Призрачные ноги почти волочились по земле. Руки силились подняться, чтобы в последнем броске вцепиться в Полинину шею. А может, в горло Йоси.

– Он. Он. Он, – твердила Павла Геминидовна, потрясая согнутым пальцем.

Полина тряхнула кистью, опутала призрака лучами и дернула. Секретарша вспыхнула – и исчезла.

– Ты же не всерьез говорила про труп, так? Ну, что хочешь бросить его на растерзание собакам. – Йося поплотнее закутался в пальто. – Мой мобильник остался в подвале. Пойду потыкаю в домофоны, расскажу людям про мертвую женщину во дворе. Кто-нибудь точно вызовет полицию. А мы по-быстрому свалим. Что скажешь?

– Да, иди, – легко согласилась Полина.

Когда Йося скрылся во тьме, она быстро присела и повернула мертвую секретаршу – так, чтобы увидеть ладони. В левой лежал глаз. Вздохнув, Полина не без труда выковырнула его из замерзших пальцев, точно экзотический плод из затвердевшей оболочки. Подтянув сумку, лежащую на асфальте, она открыла контейнер.

Предыдущие находки совсем не изменились. Не поблекли и не скукожились. Все три глаза поблескивали в полумраке, словно смоченные слезами, и смотрели в одну сторону. Полина склонилась над ними и заметила то, чего не видела раньше: в черных расширенных зрачках застыло смутное отражение. Не Полинино. Чужое. Неестественно вытянутая фигура нависала над глазами, как волна, способная обрушиться и утащить далеко-далеко. Так, что не выплывешь.

– Эй, – подходя, окликнул Йося, – что ты там разглядываешь?

– Ничего. – Она захлопнула контейнер, затолкнула в сумку и щелкнула застежкой. – Уходим.

Вдалеке завыли сирены. Полина с компаньоном переглянулись: полицейские прибыли слишком быстро. Сорвавшись с места, они тотчас затормозили – к сараям приближались двое мужчин с доберманом на поводке. Похоже, кто-то из жильцов, разбуженных Йосей или шумом, решил проявить бдительность. Пес залаял, и до Полининого слуха долетело:

– Зырь, Серег, там!

– Щавель, – буркнул Йося: это было что-то новенькое. – А вот и собачка.

Не спрашивая разрешения, он схватил Полину за талию и забросил на левый ряд сараев. Следом залез сам, и они тенями спикировали в соседний двор. Пригибаясь, побежали мимо мусорных контейнеров и обшарпанных стен, пока не вынырнули на задворки «Ленфильма». Из глубины времени, а вернее, с его изнанки пахнуло чем-то старобольничным – и Полина вспомнила: где-то здесь, тогда еще на территории театра «Аквариум», был развернут лазарет для раненых в Первую мировую войну. Призраки тут обитали мирные, отвоевавшие свое и не заинтересованные в живых.

Выбежав на Каменноостровский, Полина вспомнила, что не поблагодарила компаньона за своевременную помощь.

– Спасибо, что срезал сумку. Кстати, как у тебя получилось?

Йося похлопал себя по поясу:

– Если дерьмовое детство чему-то меня и научило, так это тому, что всякие опасные штуки надо маскировать под неопасные. Все дело в пряжке. В ней спрятан маленький нож. Очень полезная штука. А вообще – что угодно может стать оружием, когда бьешься за жизнь. Свою или чужую.

Он шагнул к дороге, поднял руку и тотчас поймал машину.