Путешествие идиота

Глава 48 БЛЮЗ — ЭТО СОСТОЯНИЕ ДУШИ

— Ну что, капитан, начнем? — улыбнулась Авиша. Чем-то она напомнила мне Лотту, подругу Сергея. Разве что чуть повыше казалась. И грубее немного — сами понимаете, наша собачья работа не располагает к мягкости характера. И Триста двадцатый со мной согласился. Правда, я его попросил недавно, чтобы он не влезал, когда я с кем-то общаюсь. Особенно с женщинами. Особенно в некоторые моменты. Иначе такое общение становится похоже на пошлую групповуху. И Триста двадцатый сказал, что мои доводы логичны и заслуживают уважения. Что не мешало ему в самый ответственный момент продолжать вставлять свои комментарии.

— Давайте попробуем. Только зовите меня Юджином. Пожалуйста.

— Договорились. Что вы хотите спеть?

— Я не знаю. Что-нибудь из того, что слушаю. Если выйдет.

— А что вы любите?

Я смутился. Уж больно мне не хотелось снова видеть, как на меня удивленно смотрят, когда я про свой странный вкус говорю. Особенно когда такая женщина. С короткими светлыми волосами, гибкая и сильная, словно оружейная пружинка.

— Старую музыку. Совсем старую.

— Не беда, у нас хорошая база данных, — продолжает, улыбаясь, изучать меня серыми глазищами «центральный проводок». — Говорите название исполнителя и композиции. Подберем.

— Ну… Мадди Уотерс. «Хучи кучи мэн».

— Как-как? — озадаченно переспрашивает Авиша, роясь в миниатюрном терминале аккуратным кошачьим коготком.

— Уотерс. «Хучи кучи мэн»… — почти виновато повторяю я.

— Уотерс? Роджер? Из «Пинк Флойд»? Такая древность?

— Нет. Мадди Уотерс. Это блюзовый исполнитель.

— Странно. У нас такого нет… А еще что-нибудь?

— Дженис Джоплин. «Саммертайм».

— Секунду… тоже пусто. — Она все-таки смотрит на меня удивленно. — Вы уверены, что хотите исполнить именно это?

— Я другого не знаю, — отвечаю. Предательская виноватая улыбка растягивает мои губы.

— Авиша, детка, ну что с того, что нету, — вмешивается бой-баба с каштановыми волосами. — Подбери на слух. Или скачай с его терминала.

— Конечно, Юлия, — глядя на меня, говорит блондинка.

— Может, еще что-то вспомните? — с надеждой спрашивает она.

Я вижу ее желание помочь. И неожиданный интерес. Этот развернутый биочип — настоящий чудо-сканер. Если я захочу, я смогу стать сердцеедом. Я ведь чувствую отношение к себе раньше, чем его осознает мой собеседник.

— «Крим». «Слипи тайм тайм», — говорю я, краснея. И чувствую себя уже полным придурком, видя ее озадаченность. — Или «Степпин аут». Тоже нет? «Энималз», «Дом восходящего солнца»?

— Юджин, мне стыдно признаться, я о такой музыке вообще слышу впервые. В базе этого нет, — признается Авиша. — Может, сбросим с вашего терминала? Я уберу голоса, дел на пару минут. Согласны?

Она смотрит на меня с выжидательной полуулыбкой. Слава богу, видя наши затруднения, народ про меня забыл. Каждый снова начал заниматься своим делом. То есть кто чем.

— Я могу прямо через свой чип скинуть. Мне нетрудно, — говорю я.

— Вот и славно, — сказала Юлия и отстала от меня, наконец. Дружески потрепала по плечу и отвалила. Я видел, что разочаровал ее ожидания. Ну и замечательно. Если я и могу кого-то представить в роли своей подружки, то только не такую тигрицу.

И дело пошло. Авиша перекачала через мой интерфейс несколько вещей из тех, что первыми в голову пришли, и загрузила их в синтезатор. Так себе вещь, и лет ей прилично, не меньше, чем авианосцу этому. Но мне многого и не надо. Мне симфонический гранд-оркестр под сотню исполнителей ни к чему.

— Готовы, Юджин? — прищуривает свои серые глазища Авиша.

Я пожимаю плечами.

— Только я из-за столика буду петь. Я стесняюсь немного.

— Я понимаю. Можно, я буду смотреть? Я свет уберу над нами. Вам удобно будет рядом со мной или сядете отдельно?

— Да нет… то есть, да… конечно, удобно, — совсем смешался я.

— Ребята, новенький будет нам петь. Кто засмеется, тому отключу климатизатор в каюте, — звонко выкрикнула Авиша.

Голоса сразу смолкли. Белые пятна лиц повернулись ко мне. Как их много, оказывается! Снова все посмотрели на меня с интересом. И заиграла музыка. «Хучи кучи мэн». Не так, как я ее слышать привык. Но все равно, похоже очень. Я собрался с духом. Руки немного дрожали. Тогда я начал ритм по столу отбивать. И запел. Просто отключился, и все дела. Закрыл глаза и пел. Не подражая, нет. Просто эта мелодия во мне словно отпечаталась. И слова сами шли. В блюзе важна душа. Если ты ее имеешь и можешь откровенно ее показать, — все получится. Как ни странно — у меня есть душа. Необычная, согласен. А что вы хотели от гибрида получеловека-полумашины? Но уж какая есть. И я выплеснул в зал свою грусть. Свой упрек в том, что я не такой, как все. Свое желание быть одинаковым, каким мне никогда уже не стать. Свою страсть к человеку, которого я еще не встретил. Уж не знаю, то ли это моя беда на меня так подействовала, или Триста двадцатый ностальгии добавил, только пока я не замолчал, в отсеке не шелохнулся никто. Уж я-то знаю. Почувствовал. Все сидели и молча слушали. И глаза у многих были просто квадратные.

В общем, выдал я. И все стали хлопать, когда я закончил. А Авиша, так та просто глаз с меня не сводила. Очень уж я завел ее. Необычным показался. Вида она не показывала, что есть, то есть, но вся напряжена была, будто голая на морозе.

— Еще спой, парень! — раздались голоса. — Давай, выдай еще! Круто! Отмочи нам!

Я пожал плечами и отмочил Альберта Кинга. «Бэд лак блюз». И какой-то худощавый чернокожий парень подсел рядом и начал ритм отбивать. Вместе со мной. И головой с закрытыми глазами покачивать. И одна пара вышла и танцевать начала. А из меня что-то нерастраченное так и лезло. Будто копилось всю жизнь и вдруг выход нашло. Потом, прямо без перерыва, я спел «Мадди шуз» Элмора Джеймса. Любимую вещь Джо. Мы ее часто с ним пели. Народ за столиками уже стал потихоньку ногами притопывать. А черный парень мне даже подпевать пытался. Чуть из шкуры не выскочил. Так его разобрало. А еще я выдал «Смоукстайк лайтин» Хаулина Волфа. А когда голос мой хрипеть начал, мне несколько стаканов с чаем и разными соками с разных сторон подали. Народ прямо вокруг столика моего уже стоял. Кто-то танцевал, кто-то ногой притопывал, кто-то просто хлопал в ладоши или кивал в такт, откуда-то пиво появилось. Женщины разрумянились. Глаза у них блестели, хоть ни слова никто не понимал. Пел-то я на старом слэнговом англо-американском. Весело было — не передать, меня этот фон, что от окружающих шел, просто пропитал всего. Я им сочился, как губка. И от этого у меня только лучше выходить стало. Авиша едва успевала новые мелодии в синтезатор свой загонять.

Я бабахнул веселого Сонни Боя Уильямсона. «99». Да так, что меня аж теребить начали. А с чернокожим парнем чуть истерика не приключилась. Думал, заплачет он сейчас. Такое внутри него творилось — жуть. Он словно в теплом море в неведомой стране плыл. И ночное небо сверху падало. И от этого он еще больше заводился. И меня заводил. От «Ванг Данг Дудл» Коко Тэйлор все словно ошалели. Били в ладоши, не переставая. А потом я совсем расхрабрился и спел «Летнее время». Голос у меня, по сравнению с Дженис, так себе. Но я как раз к тому времени охрип чуток, так что вполне пристойно вышло. На «Доме восходящего солнца» я выдохся. Сказал, что больше не могу. Хотя мне так аплодировали, что аж ладони отбили. Прямо как на настоящем концерте. Женщины на меня смотрели… Задумчиво? Оценивающе? Кто их поймет, что у них внутри. Порой и названия тому, что они ощущают, я придумать не могу. Да и бог с ними. Две или три в избытке чувств меня расцеловали даже. По-моему, некоторые из них готовы были на большее. Я не приглядывался. В таком раздрае был. Будто виски нахлестался. Без вина пьяный.

И тут меня на инструктаж вызвали. На прощание меня так хлопали по плечам и спине, что я едва убедил Триста двадцатого, что это вовсе не нападение. А черный парень руку мне стиснул и сказал, что я ему «братан». И что если я еще раз в кают-компании стандартную еду закажу, то обижу его смертельно. Потому как он здесь кок и без него тут «всем труба».

— Я тебя накормлю так, как ты в жизни не ел. Специально для тебя пару порций держать буду. И стюардов предупрежу. Смотри — не забудь!

— Ладно, — улыбнулся я.

— Только ты еще петь приходи, лады, кореш?

— Конечно.

Авиша мне на прощание руку пожала. Совершенно целомудренно. И немного смущенно. Ладошка у нее была узкая и прохладная. Совсем как у Мишель. Только немного жесткая. Конечно — ей приходится со всякими железками возиться. В общем, я тоже смутился. Не люблю этих хождений вокруг да около. По мне — так лучше сразу и очертя голову — бух! Как в омут. А там — будь что будет. И я вывалился из этого Два-ноль-восемь. Совершенно растерзанный.