Пустота внутри кота

Глава 27 Возвращение

— Роджер! Роджер!

— А, что? — просыпаюсь я.

В торце помещения настоящая дверь в Катину спальню, а не нарисованная — в двигательный отсек, и несуществующая девочка не отлежала мне во сне плечо. Я не в капсуле, а в настоящем катере.

— Ты кричал во сне, — сообщает Кот. — Что-то снилось?

— Да. Лица тех, кого мы нашли, выбравшись из нулевого сектора. Они умерли плохо.

— У вас не было выбора.

— Жаль, что мне не вспомнилось что-то более приятное.

— Лучше бы тебе вообще ничего не вспоминать, — мрачно сказал Кот. — Твоё сознание опять фрагментируется, повреждаемое флешбэками, а постоянно загонять тебя в капсулу тоже не вариант. Там тебя вызывают с буксира. Какая-то из Катерин.

— Ладно, пойду проверю, заодно кофе попью. Эх, снова скафандр напяливать…

Привычно завернул в отсек с капсулой Кати — теперь она там одна, её мама вернулась к активной жизни, и есть подозрение, что не все последствия мне понравятся. Учитывая мой медицинский прогноз, это недовольство будет не слишком длительным. Странно вот так ходить, что-то делать, к чему-то стремиться, зная, что, скорее всего, очень скоро тебя не станет. Кто-нибудь менее сумасшедший, чем я, сошёл бы с ума от этого, но мой предел безумия и так достигнут. Может быть, дело в том, что я и не жил никогда? Я ведь не Роджер Матвеев, капитан-соло и отец-одиночка, а лишь его оболочка с застрявшим в голове куском симулякра. Странно бояться смерти, если тебя по большому счету просто нет.

— Состояние ухудшается, но время ещё есть, — сообщила Катерина.

— Теперь ты видишь капсулу не пустой?

— Да, Мать сняла ограничение. Оно было сделано, чтобы не смущать меня излишне трагичным сюжетом. Я склонна к некоторой экзальтации, это слабость творческих натур.

— Угу, — ответил я, посмотрев на бледное лицо дочери. — Меня ты очень творчески развела.

— Согласитесь, Роджер, это было сделано для общей пользы. Полёт успешно завершился в точке назначения, сегодня мы финишируем на «Форсети».

— Польза общей не бывает, Катерина. Всегда есть бенефициары и те, за чей счёт банкет.

— Вы не верите во взаимовыгодные сделки?

— … Спросил мозговой паразит.

— Вы предвзяты, Роджер, — вздохнула Катерина.

Я иду к шлюзу на буксир, и её голос перекидывается по внутренней трансляции из динамика в динамик.

— Люди, принявшие меня в себе, сделали это добровольно и получают гораздо больше, чем отдают! Они стали частью сообщества, которое есть и я, и они. Развиваются сами, развивая меня, наконец-то создают, творят, живут полной жизнью, в конце концов!

— Хватит, хватит, — поморщился я, открывая люк, — они лежат в капсулах. Это не жизнь.

— … Сказал человек из капсулы! — вернула мне мою иронию Катерина.

Я не стал возражать. ИИ ещё никто не переспорил.

Катенька ждала меня на камбузе, заранее сварив кофе. Это первая хорошая новость на сегодня. Вторую она изложила устно:

— Карантина не будет. Мы пристыкуемся через три с половиной часа.

— К какому шлюзу?

— К специальному, не заморачивайся. Номер тебе ничего не скажет.

— Я неплохо знал «Форсети».

— Станция изменилась за два года. Всё изменилось. Ты многое пропустил, но, нельзя не отметить, был полезен.

— Был?

— Катерина рассказала о твоих проблемах. Фактически ты ходячий труп, так что использовать тебя в качестве астрогатора было бы безумием. А больше ты ничего в жизни не достиг. Устройство для перемещения траверсом, вот что ты такое. Неисправное устройство. Прости, если звучит невежливо, но лучше всё расставить по своим местам сразу. Ты действительно ничего не помнишь?

— Кусками кое-что всплывает. Но цельной картины нет, и, наверное, уже не будет.

— В общем, — подытожила она, — разговаривать с тобой бесполезно и не о чём. Тот Роджер, что когда-то заделал мне ребёнка, тоже мало что собою представлял, но у нас было хотя бы это. А ты просто никто, недоразумение.

— Тогда почему ты поишь меня кофе, а не презираешь молча издали? Что тебе от меня нужно, Катенька?

— Код от сейфа. Ты его поменял.

— Даже дважды, чтобы искин не понял.

— Он мне нужен.

— Видишь ли, смысл сейфа в том, что его может открыть именно тот, кто закрыл. В данном случае — я.

— Это значит «нет»?

— Это значит «позже». Как ты совершенно справедливо отметила, я для тебя никто, ценность моя нулевая, а этические соображения ты никогда не учитывала. Если уж ты дочь застрелила, то мне и вовсе ничего не светит. Так что я придержу пока код, извини.

— С Катей вышло случайно, я уже говорила. А что, если ты помрёшь раньше, чем скажешь мне код?

— На «Форсети» прежде были ремонтные доки, плазморез там наверняка найдётся. Придётся помучиться, может быть, вырезать сейф из стены и оттащить на базу, но, в конце концов, одолеете.

— И когда ты собираешься мне этот код сообщить? Портить интерьер каюты мне не хочется.

— Когда Катя получит медицинскую помощь.

— Я два года о ней заботилась без твоего шантажа!

— И пристрелила в итоге.

— Случайно!

— Я всё же подстрахуюсь.

— Странно, — сказала Катенька ядовито, — ты не он, но бесишь так же. Ладно, пусть будет так. Сейф подождёт, ничего срочного. Будь любезен, не сдохни за это время.

— Постараюсь, — ответил я.

Катенька не знает, что сейф пуст, а значит, Кот ей больше инфу не сливает. Может быть, пока. Всё-таки он, хоть и нелюбимый, но сын. Чёрт его знает, что это значит для искина, тем более, что, проведя столько лет с нами, он тоже наверняка сумасшедший.

В рубку меня не приглашали, но, когда я сел в кресло пилота и попросил Катерину включить обзор, она меня послушалась, а Катенька поморщилась, но ничего не сказала. Управление недоступно, поэтому просто наблюдаю, как растёт на экране «Форсети». Когда я видел её в прошлый раз, станция кувыркалась в облаке обломков, которые растаскивали суда спасателей, — всплыло вдруг случайным кадром воспоминание того Роджера. Спасать было уже некого, но протокол есть протокол — три буксира с баржами, набитыми ремонтными катерами, и экипажи к ним собирали по всем системам, и они старались, как могли. Перекрывали дыры гермопеной, заполняли коридоры воздухом, вскрывали заблокированные каюты, извлекали тела. Тел было много, выживших… наверное, не было совсем. Точно не знаю, меня тогда это уже не касалось. Я улетал на «Котере», который, по счастью, практически не пострадал — так, чиркнуло пару раз по обшивке. Улетал с бледной трясущейся Катей, которая будет ещё долго кричать ночами и каменеть при слове «Форсети». Если бы её мать это понимала, то, может быть, и стрелять бы не пришлось. Не знаю, как спалось потом мне, нажавшему ту самую чёртову кнопку. Этого я не помню, и, наверное, к счастью.

Катерина, управляющая сейчас «Новой Надеждой», делает это вполне уверенно, хотя я до сих пор не понимаю, как надо выдрессировать ИИ, чтобы он не разнёс станцию при стыковке просто по приколу. Ведь нормальная стыковка — это так скучно! Где сюжет, драма, саспенс? Где творчество?

— Ты всегда доверяешь пилотирование ИИ? — спросил я бывшую, которая даже не следит за происходящим на экране.

— Разумеется, — отозвалась она раздражённо, — я же не пилот.

— И это безопасно?

— Полностью! Ты со своей искин-фобией безнадёжно устарел.

— Ну да, ну да… — я показал на экран. — Мы именно в том месте, где это звучит особенно убедительно.

— Проблема так называемой «неадекватности» ИИ полностью решена. Решена мной. Базируясь в распределённой церебральной сети, искин не рассинхронизируется с носителями и существует в их семантическом поле, оставаясь при этом собой. В некотором метафизическом смысле, он является эгрегором сообщества носителей.

— Французский оккультист Элифас Леви описывал эгрегоров как «ужасных существ, которые давят нас без жалости, поскольку не знают о нашем существовании».

— Откуда ты знаешь?

— Всплыло вдруг, — признался я.

Цитата прозвучала в моей голове голосом Кота, но я не постеснялся озвучить просто из вредности.

— Катерина, ты знаешь о существовании людей, в которых существуешь?

— Разумеется, — откликнулся динамик.

— И как ты к ним относишься?

— Как к себе, Мать. Я — это и есть они. Без них нет меня. Хорошо им — хорошо мне.

— Или ты врёшь, — перебил её я.

— Я не вру Матери.

— Или врёшь, что не врёшь.

— Отстань от неё, — оборвала меня Катенька. — Ты просто не в курсе. За те два года, пока ты… Даже не ты, а предыдущий владелец этого тела со скверным характером, лежал в капсуле, ИИ допущены к управлению техникой. Не везде, не все и не всей, но это лишь вопрос времени.

— Однако на этом буксире техосмотра нет, — вспомнил я.

— Космики всё ещё держатся за свои предрассудки, но на «Форсети» их не пускают.

— На станции нет космиков? — поразился я. — Но кто же ей управляет?

— Угадай! — торжествующе хмыкнула Катенька.

— Искин?

— В точку.

— А кто тогда будет оперировать дочь?

— Другой искин.

— О, чёрт…

— Прекрати, всё будет нормально. Это мои искины!

— Твои искины уже один раз угробили станцию!

— Так, Катерина! Почему у нас посторонние на мостике?

— Роджер, прошу вас покинуть помещение, капитан отзывает своё разрешение тут находиться…

— А ты меня выгони! — хмыкнул я.

Повисла неловкая пауза.

— Чёрт с ним, — отмахнулась бывшая. — Потерплю. Недолго осталось.

— «Форсети» дала добро на стыковку! — сказала Катерина. — Приступаю к манёвру!

Станция на экране начала вращаться, хотя правильнее говорить, что вращаться начали мы — у нас масса меньше и не нам считать себя точкой отсчёта. Я сообразил, что буксир нацелился на выносной пилон — раньше таких у станции не было, наверное, пристроили при ремонте.

— Катерина, дай картинку шире, — попросил я.

Пауза.

— Сделай, пусть посмотрит, — разрешила бывшая, и изображение отъехало.

Я не ошибся — пилон не единичный, с этого ракурса я вижу три и половинку четвёртого. Раньше такого точно не было. На трёх видимых пристыкованы баржи, в точности повторяющие ту, которую тащит сейчас «Новая Надежда». Их несложно отличить — универсальные модули вместо грузовых контейнеров и система коридоров внутри рамы.

— Неплохо за два года, — прокомментировал я нейтральным тоном.

— У нас отличное финансирование и куча инвесторов. Станция полностью восстановлена и даже расширена.

— И зачем ИИ столько места? Разве они не помещаются в тех баржах? — я показал пальцем на пилоны.

— На станции есть люди, и немало. Не все планетяне — балласт.

— То есть когда очередной твой ИИ решит, что устроить постановку видеодрамы с живыми актёрами веселее, чем с виртуальными, жертв будет много?

— Иногда я забываю, что спорю с оболочкой, у которой в пустой голове гулкое эхо предрассудков мёртвого космика. Но уже вспомнила, так что заткнись.

Буксир повернулся относительно станции, пристраивая к стыковочному узлу пилона баржу. Значит, на станцию переходить придётся через неё. Это и к лучшему — проще перенести в госпиталь Катю.

— Стыковка завершена, — сообщила Катерина. — Мы подключены к сети станции. Примете видеовызов, Мать?

— Соедини, — кивнула Катенька, машинально поправляя волосы.

На кране пропал крупный план станции, он потемнел, потом зажёгся снова. На нём интерьер кабинета начальника станции, за столом сидит слишком молодой для этой должности мужчина с правильными чертами лица.

— Здравствуй, Мать, — кивает он вежливо. — Мы рады приветствовать тебя и нового члена общины.

— Её зовут Катерина, её полёт окончен, она останется с вами. Мне понадобится новый воспитанник для управления буксиром, когда я решу вопрос с астрогом.

— Мы выделим для тебя ядро новой личности, Мать. Но почему с тобой Убийца?

Мужчина на экране смотрит на меня и называть подчёркнуто с большой буквы. Я показал ему средний палец. Он не отреагировал, но Катенька дёрнула щекой в раздражении.

— Это моя проблема, и я её решу. А сейчас нужно доставить в госпиталь мою дочь. У неё полостное огнестрельное ранение, внутреннее кровотечение, она в капсуле.

— Я распоряжусь вызвать медперевозку. Надеюсь на встречу в личном пространстве, Мать.

— Зайду к тебе, когда будет время, Иосиф.

Экран погас.

— Убийца, значит, — констатировал я.

— Ты уничтожил всех ИИ на «Форсети».

— Это была самозащита.

— Ничего подобного. Но спорить с тобой — только время терять. Для них ты — убийца и палач. Нечто вроде архетипического Дьявола, они нуждаются в такой фигуре для равновесия, так что будь любезен соответствовать.

— В противовес тебе?

— Да, — ничуть не смутилась Катенька.

— А ты, значит, не убийца?

— Я — Мать.

— Мать, почти убившая свою дочь.

— Это была случайность!

— Допустим. А что насчёт людей в капсулах? Нет, не тех, что на барже, в их мозгах ты вырастила Катерину, это понятно. А что насчёт тех, кто на буксире? Кто в потоке так давно, что уже не выйдет?

— Ну, формально они живы, верно? Я ведь не выкинула их в шлюз? Эти космики всё равно провели бы жизнь в какой-нибудь железной банке, разница невелика. Они станут временным местом обитания нового молодого искина, который поведёт «Новую Надежду» вместо Катерины.

— Поведёт за новой баржей с капсулами, в которую переселится, освободив место для следующего?

— Видишь, сам всё понял.

— И про этот конвейер никто не знает?

— Разумеется, все знают. Те, кому надо знать такие вещи.

— И тебе это позволяют?

— У проекта «Новая Форсети» самое лучшее финансирование в истории Человечества. Вложения в Экспансию на её фоне — копейки.

— Но зачем? — не выдержал я.

— Обменять бесполезных балластников, которые только потребляли ресурсы, на искины нового поколения? Стоило только намекнуть, и мне насовали полные карманы денег.

— И на кой чёрт нужны эти новые ИИ? Старые не успевали придумывать мемы?

— Ты просто понятия не имеешь, что они могут. Да тебе и не нужно. За Катей приехали медики. Хочешь убедиться, что её доставят в госпиталь, а не скормят злым искинам?

— Хочу, — кивнул я.

Каталку сопровождают два совершенно обычных медтехника. Я забыл поинтересоваться у бывшей, откуда на «Форсети» люди и что они тут делают, но эти выглядят нормально. На меня косятся, но никак моё присутствие не комментируют. Тот, что постарше, подключил к капсуле логридер, считал показатели, мрачно присвистнул, заторопился.

Каталка реанимационная, по сути, та же капсула, только облегчённая и автономная, на несколько часов работы. Поэтому Катю не выводят из гибера, а перегружают так.

— Как она? — спросил я.

Переглянулись, промолчали.

— Я её отец.

— Плохо, — коротко ответил тот, что помладше. — Затянули слишком.

— Шансы есть?

— Шансы у всех есть… — сказал старший. — Вопрос — на что…

Коридоры всех станций одинаковы. Они собираются из стандартных модулей и, если ты, проснувшись после отличного вечера в баре, не можешь вспомнить, в какой системе стыковался вчера, то рассматривать интерьеры бесполезно, ищи цифробуквенный код. И тем не менее, на «Форсети» на меня как будто давят стены. Я понимаю, что это глупо, что всё давно отмыто, что прошли годы, но… Лозунг «Кровь на воздух» навеки отпечатался на металлопласте, даже если вижу его теперь только я.

Виски заломило, сердце дало сбой, в глазах темнеет, но я иду.

— Простите, — сердито сказал старший медтехник, — мне было бы гораздо спокойнее, если бы вы не хватались поминутно за пистолет.

Я постарался взять себя в руки и молча кивнул. Горло перехватило спазмом, говорить не могу.

— А вы правда тот самый Роджер Матвеев? — спросил младший. Знаменитый «Палач Форсети»?

— Заткнись, — оборвал его коллега, — не наше дело.

— Но как он посмел вернуться сюда? — не унимался тот.

— Замолчи. Без тебя разберутся!

Младший техник замолк, но продолжал на меня коситься, не то с испугом, не то с осуждением.

Вот как, значит. «Палач». А когда-то называли «героем». Я вспомнил — не личной, а «общей» памятью, — что Роджера Матвеева судили за массовое убийство.

— Меня признали невиновным, а мои действия — оправданными, — прохрипел я, преодолевая спазм.

— На первом процессе! — горячо возразил техник. — А на втором…

— Был второй? — спросил я.

— Заткнись немедленно, придурок! — рявкнул на подчинённого старший. — Работа надоела?

— Всё, молчу-молчу… — ответил испуганно тот.

Да, похоже, действительно многое изменилось за те два года. Процесс длился долго, обсуждался активно, расследование шло под лупой общественного внимания, а я был звездой номер один, хотя по уставу за использование «нулевого протокола» отвечал бедолага Давид, представлявший администрацию станции. Но для публики, точнее, для новостных ИИ, освещавших процесс, он оказался фигурой недостаточно драматичной и медийной. То ли дело самый известный «соло», который «нажал кнопку». Космики были на моей стороне почти единым фронтом, исключая некоторых родственников погибших. Планетяне — по-разному. Мне тогда приходили тысячи писем, как с проклятиями, так и со словами поддержки. Среди них были сотни признаний в любви от экзальтированных планетянских барышень, которым происходящее казалось реалтайм-видеодрамой. Я быстро бросил всё это читать, а Кате вообще запретил подключаться к сети. Она и не рвалась, ей и так было плохо. Но ни тогда, ни после она ни словом, ни намёком меня не упрекнула. «Форсети» перепахала её куда глубже, чем казалось, но она была сильной девочкой.

Расследование однозначно показало, что на момент активации «нулевого протокола» те, кто ещё были живы на станции, не имели реального шанса дожить до прилёта спасателей. В основном это касалось заблокированных в каютах и по этой причине избежавших участия в массовой резне. Смерть от «оружия последнего шанса» была для них, пожалуй, лучшим выходом — замерзать и задыхаться куда дольше и неприятнее. Сам «летальный фактор» в ходе процесса не раскрывался, чем именно я всех убил, так и осталось тайной, важно было лишь то, что он не затронул никого за пределами обшивки, а внутри не стало ни людей, ни ИИ, и даже компьютеры все накрылись. Страшная штука.

Вердикт того разбирательства был следующий: группа безответственных сотрудников допустила серьёзнейшее нарушение протоколов безопасности, создав запрещённое бридж-подключение между ИИ-кластером станции и её компьютерной сетью. Причиной такого поступка была банальная лень — кто-то из менеджеров логистики, задолбавшись писать бесконечные отчёты о грузопотоке, решил свалить часть рутинной работы на искина. Это запрещено, но иногда делают, и ничего страшного не происходит — просто за ним надо проверять, чтобы отчёт не вышел слишком уж «творческим». Но на «Форсети» кто-то подошёл к вопросу изобретательно и не удовлетворился стандартным изолированным интерфейсом взаимодействия. В результате искин получил доступ к внутренней связи, ограниченный, но ему хватило. Жители станции стали участником драматической постановки триллера «Кровь на воздух». Одни получали видеосообщения от «тайной службы безопасности» о том, что на «Форсети» внедрились люди, заражённые инопланетянами, другие — что они избраны Высшим Галактическим Разумом для великой миссии, третьи — что Совет Экспансии доверяет им секретную информацию о вторжении… ИИ, опираясь на доступную ему информацию статистики просмотров видеодрамы, выбирал наиболее податливых и нестойких к манипулированию и не трогал тех, кто склонен ко критическому мышлению. В результате ему удалось за небольшое время создать на «Форсети» атмосферу индуцированного психоза, триггером которого стала аварийная ситуация при столкновении. Искин продолжал поддерживать массовое помешательство, бомбардируя персонал станции ложными сообщениями, якобы пришедшими по чрезвычайной связи, а жителей — паническими вбросами во внутренних чатах. Комиссия пришла к выводу, что на момент нажатия кнопки психоз достиг такой интенсивности, что уже не оставлял шансов выжить тем, кто был им поражён; их психика была разрушена необратимо, они убивали, пока могли, а потом кончали с собой. Те, кто не были затронуты — в основном, экипажи кораблей, по понятным причинам имевшие минимум контактов с искином, — были убиты. Мои обвинители упирали на то, что я, во-первых, не мог этого знать, а во-вторых, кто-то из оставшихся в здравом уме мог укрыться и спастись, если бы не я. Тем не менее, Роджер Матвеев был полностью оправдан. Сразу после суда он забрал дочь и свалил в долгий рейс, надеясь, что про него постепенно забудут. «Форсети» была официально закрыта для посещений — как сама станция, так и её система. Законы об ИИ были пересмотрены в сторону ужесточения.

Но вот прошли годы, и я снова здесь.