Глава 5 Ожидаемый результат

Два дня пролетели незаметно. Не было в них ничего тревожного, неожиданного. Больше никто не беспокоил ни звонками, ни лично. Прошлое Маринича отступило, оставило меня в покое. Содержимое блокнота по-прежнему было тайной.

Наступило утро пятницы. Вика позвонила мне спозаранку.

— Я дойду сама, — сказала она, — что тебе ездить без толку?

Я со смаком зевнул, возразил:

— Мне не трудно.

Но девчонка все уже решила:

— Я не маленькая, Олег, сама управлюсь. Поликлиника под боком, дойду.

Голос у нее был нервный. Тон — не терпящий возражений. Мне почудилось, что ей ужасно неловко оттого, что столько народу вынуждено ее опекать. Поэтому и согласился:

— Хорошо, иди сама, моя чудесная взрослая девочка.

Она явно смутилась, что ответить придумать не смогла, буркнула:

— Да ну тебя.

И плюхнула трубку. Я усмехнулся и набрал ее номер.

* * *

Встретиться договорились в полдень в сквере неподалеку от поликлиники. Вика сказала, что Веру и Влада известит сама.

Для апреля было удивительно тепло. На широкой лавочке под вербой хмурые пенсионеры играли в шахматы. Рядом мадам выгуливала таксу. Вокруг кустов носилась малышня. Неподалеку стучали спицами две старушки. Я пристроился в стороне, чтобы никому не мешать. Было так хорошо и спокойно, что почти удалось забыть, для чего меня сюда привела судьба.

Почти — это главное слово.

— Олег! — Вера стояла в конце аллеи и махала рукой. — Привет!

Я помахал в ответ и направился навстречу.

— А Влад где?

— Сейчас придет. Мороженое покупает.

Мы прошлись по дорожке к пруду. У воды дети кормили голубей. Меж упитанных сизарей сновали воробьи, воровали крошки.

— Вер, — я обернулся к ней, — как у тебя дела, вообще.

Я сделал жест, словно пытался охватить все сущее сразу.

— Нормально, — она усмехнулась, — благодаря тебе словно заново родилась. А спасибо так и не успела сказать.

— Это ерунда. Это мелочи.

— А кто тут меня заждался? — раздалось довольное из-за спины.

Я обернулся. Влад держал в руках четыре эскимо и улыбался во весь рот. Одно сразу вручил Вере, второе мне, еще одно положил на скамейку, последнее начал открывать.

— Четыре зачем? — Спросил я. — Растает, не дождется Вику.

— Не растает, — сказал Влад со знанием дела, кивнул на Веру, — знаешь, какая обжора, хоть и худая.

Девушка попыталась надуть губы, но быстро передумала и взялась за лакомство. Влад был прав. Мороженое растаять не успело. Вика появилась раньше.

* * *

По виду ее сразу стало ясно, что дело дрянь.

— Ты был прав, — сказала она, не дожидаясь вопросов.

Вера шумно вздохнула, сложила промокший фантик, закинула в урну.

— Что и у тебя нашли болезнь?

Вика кивнула, глядя только на меня.

— Олег, — в ее голосе было отчаяние. Но как же так? Разве так можно? А как же клятва Гиппократа?

Я не стал ей ничего говорить, просто сгреб в охапку и поцеловал в ее милый курносый носик, украшенный россыпью крохотных веснушек.

Вика сначала затихла, потом отстранилась, сказала серьезно:

— Ребята, с этим надо что-то делать. Они не просто мошенники, они убийцы.

Влад едва не подавился мороженным.

— Как убийцы?

Я усадил девчонку на скамью, вручил ей эскимо.

— Успокойся и давай — рассказывай по порядку, что узнала. Кого они убили?

Вика кивнула, порвала на мороженом обертку, откусила верхушку. Какое-то время она молчала, потом слова полись из нее рекой.

— Я в поликлинике встретила маму одноклассника, — сказала она, глядя на свои руки, на мороженое, на белую струйку, текущую по фантику.

Меня вдруг осенило. Не зря же видение показало кладбище. Я осторожно спросил:

— А твоего одноклассника, случайно, не Герман зовут?

Вика изумилась, распахнула глаза:

— Да, Герман. Гера Ранцев. А ты как узнал?

Влад присвистнул.

— Да мы тут пытались в прошлое Маринича заглянуть, а Олегу вместо этого похороны твоего знакомого показали.

Вика нахмурилась.

— Рассказывай, — вновь потребовал я, — что с ним случилось?

— Он у нас всегда спортом занимался, — выдала девчонка невпопад.

Я еще не успел сообразить, к чему это было сказано, как она продолжила:

— Биатлон. Мастер спорта.

— Причем здесь это? — Осторожно поинтересовалась Вера.

Вика отмахнулась:

— Погоди, сейчас все расскажу. Так вот, ему предложили поехать в спортивный лагерь вожатым. На море, на все лето.

Я и тут я понял, в чем дело.

— Он пришел в поликлинику за справкой?

— Ну да, — пролепетала Вика и выкинула окончательно растаявшее мороженое в урну.

Руки ее были испачканы сладким молоком. Вера полезла в карман и протянула девчонке чистый платок.

— Спасибо, — сказала та.

В принципе, она могла дальше не рассказывать, итак все было ясно.

— Ваш врач нашел вирус и у него? — Спросил я.

Она кивнула. Я заметил, что на ее пушистых ресницах висят слезы. Вика хлюпнула носом, сжала губы. Пришлось продолжить за нее:

— А денег на лекарство у них в семье не было?

Вика помотала головой.

— Мама работает воспитателем в детском саду. А отца у Герки нет.

— Чудесно, — процедил сквозь зубы Влад, — просто чудесно. И что твой одноклассник сделал?

— Он пришел домой, написал записку, что жизнь закончилась, что нет смысла мучиться самому и мучать родных… — Вика всхлипнула.

— И про СПИД тоже написал? — Удивился я.

— Нет, ни слова о том, чем болен.

— А дальше?

— Он выбросился из окна. Двенадцатый этаж, понимаешь? — Она подняла полные слез глаза.

— Фаталити, — констатировал Влад, — без шансов.

Я мысленно вернулся в свое видение — парня хоронили в закрытом гробу. Тела «летунов» — весьма неаппетитное зрелище. Мда, жаль его мать. Слов нет, как жаль.

— В поликлинике его мама, что хотела?

— Узнать хотела, что с ним случилось, чем он таким заболел. А там…

Она махнула рукой.

— Ничего? — задала вопрос Вера.

Вика сначала кивнула, потом покачала головой.

— Ничего. Ни в карточке, ни в анализах. А врач сказал, что знать не знает ни про какие Геркины болезни и выставил ее из кабинета, сволочь.

— Сволочь, — повторил за ней Влад.

* * *

По радио пел Сергей Никитин:

Времена не выбирают,

В них живут и умирают.

Большей пошлости на свете

Нет, чем клянчить и пенять.

Будто можно те на эти,

Как на рынке, поменять.

И я был с ним абсолютно согласен. Время мне выпало совершенно пакостное. Но пройдет совсем немного, и мы все, кто сейчас его ругает, будем вспоминать эти дни с ностальгией. Хотя, насчет всех я, наверное, хватил.

Крепко тесное объятье.

Время — кожа, а не платье.

Глубока его печать.

Словно с пальцев отпечатки,

С нас — его черты и складки,

Приглядевшись, можно взять.

И это тоже верно. Я завел свою ласточку, плавно выехал на шоссе. За рулем мне всегда лучше думалось, особенно под аккомпанемент хорошей музыки.

Что ни век, то век железный.

Но дымится сад чудесный,

Блещет тучка; обниму

Век мой, рок мой на прощанье.

Время — это испытанье.

Не завидуй никому…

— Делать-то что будем? — Нарушила общее молчание Вера?

А я буквально затылком почувствовал вопросительный Викин взгляд.

— Пока не знаю. Не бить же его?

— Но у тебя есть сила, есть магия. Что если применить?

Вера замолкла. Молчали остальные, словно давали мне возможность высказать веское слово. Только сказать им мне было нечего. Пока…

— Не знаю, — повторил я, — давайте приедем, я попробую выяснить у книги. Вы не забыли часом, что шаман я без году неделя?

Влад хмыкнул, отвернулся к окну. Пробурчал:

— Липовая отмазка.

Стало понятно, что мой ответ его не устроил. Я дополнил свою мысль:

— Давайте так, сейчас заедем к Вике, заберем книгу. Потом ко мне. А там уже все решим.

К Вике заскочили буквально на минуту. Я даже машину не стал глушить. Потом поехали к Мариничу. Девчонкам было жутко интересно глянуть, где я живу. С заднего сидения раздавался заговорщический шепот.

Влад порылся в бардачке, нашел кассету группы ноль. Оставшийся путь прошел под психоделические песни Чистякова. Девчонки принялись азартно подпевать настоящему индейцу. Выходило у них на редкость слажено. Я смотрел на дорогу и думал, что они, в отличие от меня, пока не в курсе, чем завершится буквально через год Федина музыкальная карьера.

К дому подкатили под вечное «Иду, курю». Я с чувством выполненного долга припарковал машину, вынул пачку трофейного Кэмела и закурил.

* * *

В дверь была всунута записка. Сердце сразу екнуло в ожидании очередной порции неприятностей. Я развернул листок, выхватил глазами одно единственное слово: «неделя».

— Что это значит? — спросила Вера.

— Ничего, — я излишне поспешно свернул листок и сунул в карман.

Влад хмыкнул, отнял у меня ключи принялся отпирать замок. Получилось это у него не в пример ловчее.

Вика прижала меня в коридоре.

— Покажи записку, — потребовала она.

Вера к ней присоединилась.

— И мне. Думаете, мы не видим, что у вас что-то происходит? Думаете мы слепые?

Я помотал головой. Никогда меня еще не допрашивали две сопливые девчонки. Самое забавное, я бы не сказал, что мне это не нравится. Их внимание и беспокойство были приятны.

— Молчат, как партизаны, — закончила свою мысль Вера. — Брысь на кухню! Оба! С живых вас не слезу!

Это прозвучало весьма двусмысленно. Влад хмыкнул и игриво повел бровями. За что и был награжден шутливым толчком под ребра.

— Олег! — В голосе его не было ни капли возмущения, один лишь смех, — вот скажи, чего она дерется?

В их семейные разборки я не полез. Вера ответила сама:

— Заслужил! Брысь оба мыть руки и на кухню. А мы пока посмотрим, чем вас накормить.

* * *

Кормили банальными пельменями. Вика обшарила все шкафчики, наморщила недовольно носик.

— Что-то твой Маринич совсем хозяйство запустил. Ничего толкового нет. Морозилка и та пустая.

Влад не подумав подкинул в топку дров:

— А у него она не для еды. Он там свои шифровки хранил.

— Какие еще шифровки?

— Те, которыми бабулина книга плюется.

— Так! — Вера плюхнула перед нами две тарелки, жмякнула в центр стола баночкой майонеза. Скомандовала: — Быстро всем есть. Болтать потом будем. Вы у меня со своими тайнами во где! — Она наглядно приставила два пальца к горлу, демонстрируя, как мы ее достали.

— А хлеба? — Осторожно попросил Влад.

— Вот.

Нам выдали нож и бренные останки черного. Вслед за хлебом одарили двумя чашками чаю. Вера воткнула руки в боки, грозно обозрела кухню и предупредила:

— Больше ничего не получите, можете даже и не заикаться.

Просить как-то разом расхотелось. Я взялся за вилку и принялся молча поглощать калории. Вика пристроилась рядышком. Вера еще посверкала глазами и тоже взялась за еду.

На пельмени у нас ушло ровным счетом пять минут. Влад, чтобы откосить от разговора, героически предложил себя в посудомойки. Его порыв не оценили.

— Позже помоете, — прорычала его благоверная, сгребая посуду в раковину. — А сейчас живо в комнату и объясните уже нам все наконец. А то держите за дур!

Влад бросил на меня умирающий взгляд и поплелся в указанном направлении. Вид у него был такой, словно его ведут на расстрел.

— Шут, — буркнула Вера, впрочем, без особой злости, скорее даже с пониманием.

В комнате нас уже ждала Вика. Она застелила софу, сгребла с журнального столика в сумку с картами все безобразие, раскиданное нами накануне. Оставила лишь коробочку с мятными леденцами. Достала книгу, уселась на кровать и теперь с удивлением озиралась.

Влад поскреб в затылке, подумал, притащил из коридора для Веры пуфик. Сам расположился на полу, скрестив ноги по-турецки. Я сел рядом с Викой. Сказал:

— Спрашивайте.

Ходить кругами они стали, выдали практически хором:

— Что за шифровки?

Я молча принес блокнот Маринича, положил на стол, отодвинув книгу бабы Дуси, от греха, в сторонку. Пусть смотрят, жалко что ли? Изучение записей долго не продлилось. Не прошло и минуты, как Вика изумленно спросила:

— Что это?

— Понятия не имею, — честно ответил я. — Единственное, что удалось узнать, это то, кем быд хозяин всего этого добра, — я обвел комнату руками. — А был он каталой.

— Кем?

Вопрос Веры прозвучал недобро.

— Карточным шулером, — поспешил успокоить взрыв негодования Влад.

В подтверждение своих слов, он дотянулся до сумки и метнул на стол новенькую колоду.

— Та-а-ак, — Вера побарабанила пальцами по столешнице, — а записка?

Я добавил к колоде мятую бумажку. Вика нервно сгребла из баночки леденец, отправила в рот.

— Это втрое предупреждение, — пояснил я. — Сначала они звонили по телефону. Сказали, что я должен все вернуть. Дали срок.

— Что вернуть и кому ты не знаешь?

Это скорее было утверждение, чем вопрос.

Я развел руками, а потом добавил:

— Хотели спросить у книги, но ей блокнот не понравился.

Вика взяла тетрадку, чуть поколебалась, приблизила к гримуару. Бабкино наследство угрожающе загудело, принялось плеваться во все стороны багровым.

— Понятно, — сказала девчонка и отложила блокнот подальше на кровать, — то есть, конечно, ничего не понятно, но ясно, почему вы молчали. Что будешь делать?

Я опять развел руками.

— Пока не знаю. Давайте лучше поговорим о враче.

На этих словах Вика встрепенулась, посмотрела на меня лукаво. Сказала вдруг:

— С меня долг.

— Какой?

— Помнишь, мы поспорили? Я тебе проиграла. Пришла пора выполнять обещание.

Она склонилась ко мне, коснулась своими губами. После леденцов ее поцелуй был сладким, мятным. Ужасно неумелым. У меня возникло дикое желание сгрести девчонку в охапку, поднять и утащить в соседнюю спальню прямо сейчас, наплевав на Веру и Влада. Если бы это была не Вика, а кто-то другой, я бы точно так и поступил. А с ней…

Мне показалось, что я могу невольно обидеть ее, оттолкнуть от себя. В конце концов мне почти сорок лет, как не восемнадцать. А в этом возрасте я научился контролировать свои желания и порывы. Поэтому просто обнял мое сокровище крепко-крепко и ответил на поцелуй. А остальное вполне могло подождать.

Загрузка...