Следы преступления жгли на пустыре у дома Веры. Халаты, от души окропленные бензином, горели жарко. Шапки плавились и воняли. Вика водила носом, морщилась. Наконец не выдержала, сказала обижено:
— Вот сволочи, а говорили шерсть!
— Где брала? — Зачем-то уточнил Влад.
— На развале у вокзала.
Он многозначительно усмехнулся.
— Кто ж тебе там скажет правду? Им бы только продать.
— Да знаю я, — отмахнулась девчонка. — Все равно обидно. И жалко.
Влад пошевелил палкой черную тягучую массу, создал хренову тучу густого чада.
— Странная ты, — резюмировал он, — дырки резать не жалко было, а что обманули, жалеешь.
— Так это для дела! Для вас мне ничего не жалко. А для этих…
Она повела в воздухе рукой, фразу заканчивать не стала. Но все и так все поняли.
— Когда будем проводить ритуал? — Вмешалась в их разговор Вера.
Вопрос был адресован скорее мне, поэтому все уставились на мою скромную персону.
— Сегодня скрутим куклу, все подготовим. Жечь и проводить ритуал придется завтра. Вика, напомнишь, когда наш эскулап по нечетным работает?
— Вечером, — удивилась она моему вопросу, — я же говорила.
— Я имел ввиду, с какого времени.
Вика нахмурилась, вспоминая, сказала не совсем уверенно:
— Кажется, с двух.
— Надо уточнить, — влез с ценным замечанием Влад.
— Вот ты и уточнишь, — решил я. — Вике лучше теперь в поликлинике лишний раз не светиться, чтобы не вызывать подозрения.
Парень понимающе покивал.
— Уточню. Что еще?
— Пока все. Остальное завтра. А сейчас поехали ко мне, будем делать мотанку.
Перед сном меня одолела тревога. И вроде бы мы все делали правильно. Наказание врача — это хорошо, это нужно и правильно. Но! Проблемы Маринича это не решало совсем. До часа икс рукой подать. Завтра уже вторник, а в пятницу нужно было что-то кому-то вернуть. Что и кому? Эти вопросы назойливыми мухами жужжали в голове.
Неожиданно вспомнился Костя с предложением заходить, если будут проблемы. Я повертел этот вариант и так, и эдак, прекрасно понимая, что Костя с его связями как раз тот, кто точно сумеет мне помочь. В конце концов решил оставить это щедрое предложение на потом, на крайний случай. А пока…
Пока мне было нужно к бабе Дусе в ее старый домик. Нужно было выяснить, как прошел допрос духа бывшего хозяина моего тела. Я закрыл глаза, позвал беззвучно: «Бабушка Дуся, принимай гостя!» Замер, ожидая ответ, и тут же оказался в знакомой избе.
Здесь снова был день. Старая ведьма сидела за столом, терзала пяльцы. Меня не замечала в упор. Я огляделся и с удивлением не обнаружил Васеньки. В печи не горел огонь. Не пахло пирогами. За окном качались засохшие золотые шары. В воздухе пахло катаклизмом, правда, его причины я пока не понимал.
Появилась крамольная мысль: «Вдруг эту могучую ведьму постигло банальное фиаско?» Мысль была такой абсурдной, что я не смог в нее поверить. Поэтому снова глянул на бабку в надежде, что та отложит пяльцы, заметит гостя, широко улыбнется и отпустит одну из своих шуточек.
Не сработало. Бабка еще сильнее сгорбилась, склонилась над пяльцами совсем низко, стала вдруг какой-то маленькой, несчастной. Меня она по-прежнему не замечала. Пришлось позвать:
— Баба Дуся, здравствуйте.
Ноль реакции. Возникло дикое желание, подойти, обнять старуху, спросить, как у нее дела…
В ноги сзади что-то настойчиво ткнулось. Раз, другой, прошлось вкруговую утробно урча. Любя куснуло. Я опустил глаза. Вокруг меня вился Васенька. Терся, закатывал глазки, старательно мурчал. Было видно, что дается это ему нелегко, с трудом. На морде вместо неземного блаженства написано несказанное отвращение.
Я окончательно обалдел, нагнулся и потрепал страдальца по морде.
— Хороший котик, хороший…
Тьфу! Тьфу-тьфу! Да что же тут происходит?
Васенька от моей фамильярности слегка прибалдел, на миг замер, потом, как и положено приличному домашнему коту, брякнулся на спину и раскинул лапы, снабженные первостатейными керамбитами, явил миру белоснежное пузо, замел по полу пушистым хвостом.
Это было уже слишком. Не смотря на приглашение, гладить кота я не рискнул. Лишь обошел стороной, добрался до ведьмы, тронул ее за плечо.
— Баб Дусь, это я. Что случилось то? Что тут у вас такое?
Васенька уселся, глянул на меня укоризненно. Мурчать перестал. Бабка вздохнула, отмерла и уронила пяльцы. Прямо мне на босые пальцы. Я «счастливо» взвыл, запрыгал на одной ноге и от неожиданности выпалил:
— Да чтоб вас…
Словно подобрал нужное заклинание. Баба Дуся сразу встрепенулась, ожила, сказала назидательно:
— Не бранись! Бранное слово душу губит.
Я с трудом заткнулся. Все «на» и «в» упорно рвались с губ. Сказал лишь:
— Из чугуна они у вас что ли?
Ведьма глянула на пяльцы, словно увидела их в первый раз, пожала плечами.
— Не знаю.
Потом развоплотила их едва заметным движением руки, приказала:
— Не скачи, чай не козел. Сядь лучше, дай, гляну!
Я со стоном опустился на стул, вытянул вперед многострадальную ступню. Пальцы стали подозрительного сине-фиолетового цвета.
— Как тебя, однако…
Бабка покачала головой, придвинула свой стул, уложила мою пятку себе на колени, предупредила:
— Не дергайся, сейчас будет жечь. Немного.
Накрыла ушибленное место ладонью и зашептала.
Немного… Немного? Немного!!! Так меня еще не дурили. Ногу словно обдало кипятком. От боли из глаз брызнули слезы, перехватило дыхание. Я попытался выдернуть ступню из цепких рук, но не смог. Тело вновь мне не подчинялось. Окаменело. Стало чужим.
Продолжалось это недолго — пару минут. Но мне эти мгновения показались вечностью. Наконец бабка убрала ладонь, глянула на труды своих рук, прихлопнула меня по лодыжке, сказала довольно:
— Ну, кажется, все. Как новенький. Отомри!
Я выдернул ногу, шарахнулся назад вместе со стулом назад, оказался аккурат возле Васеньки. Тот яростно намывал бока. Весь вид его говорил — не было между нами ничего, не было! Тебе все почудилось.
Я моргнул, кивнул согласно и вновь глянул на бабку. Та уже стояла возле окна, буравила взглядом двор. Вид у нее был довольный. И фиг с ней. Я-то дурак, думал, с здесь что-то случилось, думал, нужна моя помощь. А тут!
Боль в ноге утихла. Я пошевелил пальцами, спросил обиженно:
— И что все это значит?
Баба Дуся отлипла от подоконника, сказала загадочно:
— Пойдем на двор, поговорим. А дом пока почистим.
На двор, так на двор. Хрен с вами. Тайны и недомолвки меня порядком утомили. Но здесь хозяином был не я, а иные силы. Силы непонятные, неподвластные.
Я поднялся, осмотрел свои босые ступни, провел ладонями по трусам, поднял на бабку вопросительный взгляд. Та усмехнулась, прищелкнула пальцами и выдала мне классический дачный комплект: линялые треники, майку-алкоголичку и резиновые галоши. Причем очутилось все это сразу на мне. Спросила ехидно:
— Так лучше?
Я кисло поморщился:
— Идемте, хоть объясните мне, что за цирк вы с Васенькой тут устроили.
Бабка как-то неожиданно притихла, поникла. Она открыла дверь, выпустила нас с котом наружу, потом переступила порог и сказала загадочно:
— Почистить надо дом, много лишнего тут накопилось.
Вопрос я задать не успел. Из бабкиных ладоней вырвалось пламя, унеслось вперед, озарило стены, вгрызлось в дерево и… Ведьма прикрыла дверь, глянула на меня лукаво, хихикнула совсем по-девчоночьи.
— Рот закрой, шаман!
Я захлопнул пасть, молча сошел с крыльца, опустился на облезлую лавку. Руки сами зашарили по карманам в поисках курева. Бабка заметила это, пристроилась рядом, предложила:
— Сигарет нет, могу сотворить трубку. Пойдет?
Я вздрогнул, вытянул пальцы из карманов, сказал внезапно охрипшим голосом:
— Годится.
Ведьма хлопнула в ладоши, достала из воздуха дымящийся чубук, подала мне. Я жадно затянулся. Что ни говори, но хороший табачок, знатно успокаивает нервы. И там, наяву, и даже здесь. Тело наполнило приятное тепло. Я зажмурился, совсем кот на солнышке, и затянулся еще раз, чтобы уже через мгновение изумленно вытаращиться.
— Не смогу я тебе помочь. Не получилось у меня ничего, Олег, — сказала бабка тихонько. — Ничего не вышло.
От такого откровения я подавился дымом, раскашлялся, спросил ошарашенно:
— Как это не вышло? Он не пришел?
— Пришел.
Голос у бабы Дуси стал удивительно обиженным.
— Разве ж мог он сюда не прийти? Разве мог отказаться? Я тут хозяйка как никак.
Я немного растерялся.
— А что тогда не вышло?
— Не знает он ничего про долг.
Тут уже я понял, что не понимаю нихрена.
— Так, стоп. Как это он не знает? А кто знает?
Бабка задумчиво потрепала платок, сказала глядя перед собой:
— Если бы знать, кто требует долг… Тут он может быть и помог бы… А так…
Она развела руками, повторила:
— Не знает он. Я уж и так его крутила, и эдак. Чуть силу не исчерпала. Тяжко это. Нельзя умерших тревожить. Нельзя с ними беседы беседовать. Грех это…
Я покосился на нее потихоньку. Захотелось спросить: «А я как же? А мне, выходит, можно?»
Громко фыркнул Васенька, прошествовал мимо, нахально наступил мне лапой на калоши. Бабка покачала головой, озвучила мои мысли вслух:
— Ты другое дело. Ты мой преемник. Как думаешь, почему Вика здесь не бывает?
А действительно, почему? Я молча уставился на старуху. Она подняла вверх палец, покачала им назидательно.
— Закрыта ей сюда дорога. Нельзя живым к мертвым.
Я запутался окончательно.
— Ой, баба Дуся, что-то ты темнишь. Вот говоришь, что живым нельзя ходить к мертвым. А я сюда, как к себе, гуляю!
— Так ты сколько раз уже умирал?
— Три, — ответил я ошарашенно.
— Вот! — Сказал она торжественно. — Путь этот тобою уже трижды пройден. Ты для него свой.
Ничего себе откровения! Так что же это получается? Я мертвец? Последнее я повторил вслух:
— Я мертвец?
Баба Дуся скривилась, в сердцах сплюнула.
— Дурак ты. Как думаешь, доверила бы я свою единственную внучку нежити?
Ее вопрос поставил меня в тупик.
— Кто вас, ведьм, знает, — ответил я честно. — Может, у вас так принято?
— Дурак, — повторила она с явным удовольствием, — вот дурак-то. Да живой ты! Не знаю только, за что тебя так явь любит. Почему никак отпускать не хочет?
Этого я тоже не знал. Поэтому просто затянулся, глянул вверх в белесое небо, нашел там аспидно-черный солнечный круг. Солнце стояло почти в зените.
— Рассвет скоро, — подтвердила мои мысли бабка. — Возвращаться тебе пора.
— Так возвращайте, — сказал я немного нервно.
— Нельзя отсюда. Пойдем в дом.
Она поднялась, оправила юбку. Я стался сидеть. Какой нафиг дом? Там же огонь?
— Очистилось там уже все, — пояснила баба Дуся, — обновилось. Можно идти.
Ее слова послужили сигналом коту. Он метнулся на крыльцо, надавил всей тушкой на дверь, открыл ее, исчез в доме.
Я тоже встал, ненароком глянул на посохшие золотые шары. Неожиданно для себя сказал:
— Жаль их, завяли, красивые были.
— Это ерунда, — улыбнулась бабка, — ты иди в дом.
Я послушался. На ступенях уже обернулся — старуха оглаживала цветы руками, шептала им что-то с улыбкой. Шары наливались жизнью, расцветали вновь. Чудеса не кончались. Я покачал головой и шагнул через порог во тьму. Гарью в доме не пахло.