Невообразимо простые, но при том образующие сложнейшую архитектурную композицию своды дворца Собора в столице разительно выделялись среди куда более приземлённых, «обычных» построек. Цвета — белоснежный, кремовый и золотистый, переплетались, сталкивались и расходились, объятые в довесок ко всему изумрудно-зелёной, совсем не свойственной местности зеленью.
Дворец был дворцом в полном смысле этого слова, и не смотрелся ни аляповато, ни чрезмерно пафосно. Вместо этого он походил на оазис посреди пустыни, а то и райские кущи, в которых сновали, впрочем, не одни лишь гурии. Людей во дворце было с избытком. Слуги и служанки, охрана, военные, политики разных рангов, члены их свит и даже семей — появление воронки привнесло в сердце столицы ряд определённых изменений, продиктованных хаосом, неразберихой и стремлением каждого не терять близких из поля зрения.
И на этот своеобразный шабаш подоспели те, кого одновременно и очень хотели, и совершенно не ожидали здесь увидеть: члены Собора, вместе с которыми прибыл и некто в шлеме, неузнанный, но распространяющий вокруг себя подавляющую, жуткую ауру. Хуже всего приходилось псионам, так как они оказались к этому значительно более чувствительными. Некоторые, из необученных или скрывающихся, периодически вообще теряли сознание, не выдерживая такого соседства.
Но было ли до этого хоть какое-то дело Аватару? Едва ли: он присутствовал здесь телом и частью разума, но по большей части наблюдал за «оригиналом», его породившим. За тем, как Он заканчивал подчинять и поглощать ноосферу, словно гигантский паук, ткущий нечто вроде кокона вокруг своей и не сопротивляющейся уже добычи. Он видел всё и даже больше, но вот глазами Аватара не видел совершенно.
Потому что не желал ничего знать, не желал даже в малом помешать тому, что мог сделать, — и не сделать тоже, — Аватар.
Члены Собора, — Джамаль, Хусейн и Маджид, — шли сквозь вывернутый наизнанку мир своего же дома. Их охрана, обычно исполняющая сугубо церемониальные функции, теперь была вынуждена в действительности расчищать членам совета путь. И где? Во дворце! В самом сердце Калифата! Люди, коих в коридорах было более, чем достаточно, расступались, но по большей части не от страха столкновения с охранением, а от давящего, внушающего ужас присутствия человека в монолитном шлеме.
Он шагал совершенно бесшумно, и его невозможно было даже заметить, не высматривая что-то лишнее целенаправленно. И тем не менее, люди, оказавшиеся поблизости, инстинктивно начинали искать то, что их пугало. И они находили, делая работу охраны занятием куда как более простым.
Процессия миновала внутренний сад и внешние коридоры, выстроенные таким образом, что попасть в центр комплекса, минуя их, было невозможно. Джамаль всю дорогу морщился, невольно обращая внимание на то, чем всегда гордился: сверкающая чистота дворца уступила место пыли и редкому мусору, зелень словно поблекла, цветы смотрели строго вниз, а воздух вместо привычного Собору аромата жасмина и роз пропитался нотками едкой гари, доносящимися откуда-то из города.
Люди паниковали, и, как было заложено в их природе, делали это с чувством, толком и расстановкой. Да и можно ли было ожидать иного, когда даже весь цвет нации, лучшие из лучших, превратили дворец в один огромный лагерь для беженцев?
— Мы будем долго замаливать эти грехи… — Пробормотал Джамаль, когда они ступили в Зал Четырёх Сторон Света, представляющий частично открытый, просторный полу-сад, разделённый на секции массивными, устремлёнными ввысь гранитными сводами.
Даже здесь, в месте, куда обычно не допускался никто кроме членов Собора и ими приглашённых, царило столпотворение: у подножия чёрных обсидиановых полумесяцев ютились семьи чиновников, разбившиеся по небольшим группам. Дети, не до конца понимающие причин происходящего, играли со всем, чем придётся, понемногу проникаясь атмосферой всеобщего страха и томительного ожидания. Их матери, разбившись на группы внутри групп, тихо обсуждали что-то своё, пока мужчины яростно спорили, силясь найти идеальное решение или, хотя бы, заглушить жуткий ужас словами и эмоциями. А на некогда роскошных пушистых коврах, ныне затоптанных грязными сапогами, кругом сидели солдаты, с механической, отрешённой точностью занимающиеся чисткой оружия.
В дальнем углу, опершись лбом о холодный камень гранитной колонны, стоял молодой клерк. Его плечи мелко и неконтролируемо дрожали, чего он и не пытался скрыть, в отличие от окружающих его истово молящихся верующих.
Джамаль поджал губы, жестами отсигналив охране и направившись к столу совета, на котором сейчас была свалена целая груда всего, от карт с бумагами до грязных кружек. Но и сам стол не был пуст. За ним, окружённые бессистемно разбросанными бумагами и планшетами с данными, сидели трое мужчин. Их безупречно отутюженная, тёмно-песчаная форма с золотыми нашивками высших рангов резко контрастировала с окружающим хаосом. Генералы. Лица — словно высеченные из мрамора, грубые, резкие и такие же бледные, испещрённые морщинами. Они не суетились и не спорили, монотонно и уверенно решая наиболее актуальные задачи.
Сейчас же тяжёлые, оценивающие взгляды устремились на приближающихся членов Собора.
— Старейшины. — Поднялся самый старший из генералов. Его голос был басовитым и оглушительно-громким, как у всякого опытного офицера, но сейчас он прозвучал сдержанно и, насколько это применимо в нынешних условиях, даже церемонно. Он поочерёдно кивнул Джамалю, Хусейну и Маджиду, а вот Аватара он удостоил лишь суровым взглядом, не выдавшим даже тени удивления: свои лимиты на это чувство он исчерпал многими часами ранее. И всё же, он учёл присутствие устрашающей фигуры, державшейся на равных с членами Собора, и вдобавок подавляющей всех вокруг не слишком тщательно сдерживаемой мощью. — Эмир Салим ибн Рашид аль-Хадрами. Генерал-полковник. Мои коллеги — генерал армии Карим аль-Наджар, генерал-полковник Юсуф ибн Фарис. Мы прибыли по вашему приказу. — Эмир вновь обвёл рассаживающихся за столом членов совета взглядом, задержав тот на Аватаре, который так и остался стоять за спиной Джамаля. — Вынужден сообщить о том, что обстановка критическая и продолжает ухудшаться.
(прим.Авт: касательно имён. Если «перевести», то Салим представился примерно как «Командующий Салим, сын Рашида из Хадрами». Фамилий у арабского населения востока раньше не было, да и сейчас они используются постольку-поскольку, насколько мне удалось выяснить. Традиционно именно такое представление имеет вес на востоке).
— Нам известно об этом, Эмир. — Джамаль пусть и сел, но всё так же продолжал опираться на трость. — Доложите о самом важном. Кратко.
Генерал Салим не стал церемониться, коснувшись проектора и выведя на всеобщее обозрение голографическую проекцию Южного Калифата и всего Африканского континента. Воронка зияла чёрным пятном у западного побережья, и была уже существенно больше, чем всего несколькими часами ранее.
— Воронка. — Голос генерала стал жёстче. — Скорость поглощения суши выросла на, приблизительно, сорок процентов за последние двенадцать часов. Сейсмические толчки, ранее регистрируемые скорее как фон, теперь достигают балльности, разрушительной для любых незащищённых построек на всём западном побережье Аравии. Мы эвакуируем прибрежные города в авральном режиме, но процесс осложнён массовой паникой. Транспортные артерии парализованы. Порты — перегружены до предела и сверх того. Люди штурмуют корабли, пытаясь пробраться на борт, чем усугубляют положение: уже сейчас наши основные пути водного сообщения существенно потеряли в эффективности. Мы вынуждены выделять всё больше сил для поддержания хоть какого-то порядка…
Он переключил проекцию, и на той вспыхнуло множество алых точек, нередко сопровождающихся пульсирующими контурными линиями маршрутов.
— Сепаратисты. — Слово взял генерал Карим, как, очевидно, ответственный за эту часть проводимых в данный момент операций. — Помимо покушения на членов уважаемого Собора, они так же активизировались во всех «горячих зонах». Мы уже потеряли часть форпостов и две пограничных военных базы, остальные пока удерживаем. Но под ударом так же магистрали, энергетические объекты, нефтеперерабатывающие заводы. Противник действует особенно активно, явно намереваясь путём захвата ключевых точек взять под контроль наименее защищённые провинции. И их силы оказались существенно выше расчётных. — Он посмотрел прямо на Хусейна. — Ваше неожиданное возвращение, советник… — Генерал слегка запнулся, подбирая слова. — … лишило нас значительной части элитных пси-подразделений, сейчас закреплённых за столицей. Они необходимы на фронте.
— Насколько это критично, генерал?
— Крайне. Если уменьшить столичный гарнизон до минимального, мы высвободим порядка семи десятков псионов высокого ранга. А это — сила, с которой мы сможем уверенно нарушить сообщение между отдельными группировками сепаратистов. Мы уже закрыли небо для всего гражданского авиасообщения, так что их единственный вариант — земля. — Генерал замолчал ненадолго: — Каждый лишний одарённый сейчас способен сохранить жизни десятков и сотен простых солдат.
Джамаль опустил веки, задумавшись на несколько секунд. После, встрепенувшись, он посмотрел на Хусейна и Маджида:
— Ваши мысли?
— Если угроза исходит от спецподразделений сепаратистов, то нет никакой нужды держать в столице полный гарнизон псионов. Привлекать их для подавления беспорядков нет смысла, и на поле боя они действительно нужнее. — Осторожно высказался Хусейн, взвешивающий каждое своё слово. Не то, чтобы он был не уверен в собственных суждениях и выводах, но груз ответственности в критический момент давил особенно сильно.
— Согласен с этим. — Кивнул Маджид. — Нам не обязательно покидать дворец, а взять его приступом — задача не из лёгких. И я не говорю об убежищах, из которых мы точно так же сможем контролировать происходящее.
— Вы всё слышали, генерал. — Степенно кивнул Джамаль. — Что говорят аналитики касательно воронки?
Генерал Юсуф, молчавший до сих пор, поднял голову.
— Если темпы поглощения не изменятся… — Он переключил проектор, отобразив воронку в большем масштабе. — … и сейсмическая активность продолжит нарастать такими темпами… Две недели до того момента, когда толчки станут действительно опасными уже здесь, в столице. И это максимум. Но хаос поставит жирную точку куда раньше: уже сейчас мы, как отметил Эмир, испытываем большие трудности с поддержанием порядка в крупных городах. Материальных ресурсов достаточно, но вот людские под вопросом. Дисциплина начинает трещать: слишком многие беспокоятся о близких, которых нельзя обезопасить всесторонне. Если не произойдёт чуда, то коллапс всей системы — вопрос времени, старейшины.
Повисла неприятная, напряжённая тишина. Генералы смотрели на Собор как на тех, кто может и должен решить даже такую проблему по праву власти. В их взглядах читалась готовность исполнить любой приказ, но там же проглядывался полный отчаяния вопрос: Что дальше?
Хусейн неопределённо, безо всякой иронии, но с в обилии присутствующим смирением хмыкнул:
— Чудо…
Затем, обращаясь уже ко всем сразу, он поднялся со своего места, громко и чётко произнеся:
— Генералы Салим, Карим, Юсуф. Я полагаю, ваше дальнейшее присутствие на советах Собора — продиктованная обстоятельствами необходимость. — Он посмотрел на «коллег», и те кивками выразили одобрение его решению. — То, что мы будем обсуждать, может вам не понравиться, как может и разгневать. Но именно это можно назвать чудом, хотите вы того или нет. И оно же определит, будет ли у Калифата завтра.
Хусейн обернулся и посмотрел на безликий визор шлема «гостя».
— Лжебог, место за нашим столом — твоё.
Жест мужчины указал на одно из свободных мест, став одновременно и приглашением, и актом окончательной капитуляции старого порядка перед лицом неумолимой череды судьбоносных событий.
Аватар шагнул вперёд, обогнув стол и пройдя мимо генералов, которые, только-только осознав, кто предстал перед ними, дружно отпрянули, словно от источающего жар бруска раскалённого железа. Он остановился подле кресла, демонстративно окинув взглядом собравшихся: членов Собора, подобравшихся генералов, голографическую проекцию гибнущего континента.
Намеренно ли, или не очень, но давление присутствия Лжебога стало ещё более ощутимым, заставляя учащённо биться даже сердца закалённых службой в не самой спокойной стране генералов.
Аватар медленно опустился в кресло, сняв шлем и продемонстрировав людям вполне человеческое, пусть и чрезвычайно спокойное, лицо.
— Полагаю, теперь вы готовы к переговорам?..