Пиндар явился в «Колодец» раньше обычного, почти сразу после окончания второй лекции, и застал там Софену. Девушка сидела одна за длинным столом, тянула из стакана густое пиво и смотрела прямо перед собой мутными, чуть удивленными глазами, словно сама не понимала, как здесь очутилась и чем занимается. Хозяин время от времени поглядывал на нее из-за стойки: он привык заботиться о посетителях и следить за состоянием их духа.
Завидев Пиндара, Софена подняла голову.
— А что ты здесь делаешь в такую рань? — поинтересовалась она.
— Возможно, у меня есть причины, — ответил он уклончиво.
На самом деле никаких особенных причин не имелось: Пиндару хотелось побыть на «поле боя», где вчера он потерпел поражение, заново пережить неприятные ощущения и попытаться трансформировать их в поэтические. Это был его способ бороться с жизненными невзгодами.
— А, — сказала Софена, снова опуская голову.
Пиндар уселся напротив и наклонился к ней через стол.
— Хочешь, поговорим? — предложил он.
— С чего ты взял, что я захочу с тобой разговаривать? — фыркнула она.
— Возможно, захочешь, — повторил он настойчиво. И тотчас сдался: — Ладно, это я хочу поговорить. Согласна?
— На что?
— Поговорить.
Она невесело рассмеялась.
— О поэзии?
— Да. И о новенькой девушке.
— Все только и судачат, что о новенькой девушке! — взвилась Софена, разом потеряв терпение. — Что, других тем для разговора найти нельзя?
— Погоди, скоро она всем надоест. Когда в Академии впервые появились девушки, все тоже только эту новость и обсуждали...
— Ну да, — перебила Софена, — а потом всем надоело. Я всегда всем надоедаю. Всегда.
— Ты о чем? — Пиндар растерялся. Он не ожидал, что Софена вдруг проявит такую откровенность. Да еще с ним. До сих пор они практически не общались один на один.
— Да о том! — Она отвернулась, досадуя на себя.
— Софена, — мягко заговорил Пиндар, — ты совершенно не права. Никому ты не надоедала.
— Ну да, потому что никто мною и не интересовался.
— А Гальен? — спросил Пиндар.
Если бы они с Софеной и впрямь когда-либо общались по душам, Пиндару в жизни не пришло бы на ум задавать девушке подобный вопрос. Но он не знал. И спросил.
Софена вспыхнула до самых кончиков волос. Глаза ее пьяно загорелись.
— Гальен? — прошептала она. — Но ведь он меня предал!
Пиндар выглядел ошеломленным. И вместе с тем буря страстей, разрывавшая Софену на части, показалась ему настолько интересной, что молодой поэт рискнул: остался рядом с ураганом и попробовал извлечь несколько сильных, разрушительных ощущений прямо из его эпицентра.
— Гальен не похож на предателя, — заметил Пиндар. — Конечно, вы расстались... кажется...
— Послушай. — Софена улеглась щекой на столешницу и вытянула перед собой руки с беспокойно двигающимися пальцами. — Ты ведь ничего не знаешь. Гальен сказал, что будет мне братом. Он согласился. Понимаешь? Мы стали единым целым! Тогда, в полнолуние... Ты видел, какого цвета кровь в полнолуние Ассэ, когда все вокруг залито синевой? Она темно-фиолетовая...
Софена повернула руку так, чтобы обнажить запястье, и Пиндар увидел полоску шрама.
— Понял? — спросила она. — А он предал все это.
— Каким образом?
— Хочешь знать? — Ее глаза полыхнули ненавистью. — Ладно! Я потом буду очень жалеть, но сейчас... сейчас хочу сказать! Ты поэт, хоть и дрянной. Ты поймешь.
Она оскорбила его так небрежно, беззлобно, походя, что поначалу он даже не понял этого. А поняв, похолодел. Он ничего для нее не значил. Ни он, ни его стихи. Она черпала жизненные силы в бесконечном источнике боли, и этот источник был для нее всем. Все прочее существовало лишь в отдалении.
— Гальен оказался обычным мужчиной, — сказала Софена, сильно кривя губы. — Ты понимаешь, что я имею в виду? Он соглашался со всем, что я ему говорила. «Да, да». А сам ни во что не верил! И в конце концов, когда в его тупую голову пришла великая мысль — «пора в постельку», — он выбрал «подходящий момент» и сказал мне об этом.
— О чем?
— О том, что хочет со мной переспать!
Софена приподняла голову и глянула на Пиндара с ядовитой иронией.
Пиндар выглядел озадаченным. Длилось это всего мгновение, затем он быстро нацепил на лицо презрительное выражение.
— Не думал, что Гальен настолько примитивен! — произнес он таким фальшивым тоном, что сам испугался.
Но Софена лишь успокоенно опустила лицо обратно на стол.
— Да, ты понял, — пробормотала она.
— Более того, теперь, когда я знаю, кто ты такая, — произнес Пиндар, — я могу объяснить тебе, почему все наши так носятся с этой Фейнне.
Софена сверкнула глазом.
— Ладно, объясни.
— Физический недостаток придает женщине особенное обаяние, — сказал Пиндар. — Собственно, об этом я и пытался вчера сказать. Но меня, естественно, истолковали превратно. Легко и приятно любить горбунью или девушку с сухой ногой... Или безрукую. Ты когда-нибудь видела женщину, искалеченную во время битвы?
Ничего подобного Софена, естественно, не встречала, однако кивнула с убежденным видом.
— Однорукий или одноногий мужчина выглядит жалким или страшным, — продолжал Пиндар. — У меня отец потерял ногу...
Он не стал уточнять, что его отец был браконьером и однажды, сильно выпив, попался в собственный капкан.
— О! — сказала Софена. — А моя мать умерла, производя меня на свет.
Пиндар продолжал, пропустив ее замечание мимо ушей:
— Мой отец — он был страшным. Но... нормальным. А потом я встретил девушку без руки, и это было невероятно. Я испытывал к ней такие чувства, каких не знал больше никогда. Ни до, ни после. Я думал о ней день и ночь. Только о том, чтобы приблизиться, коснуться ее изуродованного локтя. Этого не передать обычными словами. Я начал писать стихи... — Он помолчал и добавил: — Наверное, я потом, как и ты, буду жалеть об этой откровенности!
— Ты не пожалеешь! — заверила его Софена. — Я благодарна тебе. Теперь многое становится гораздо яснее. Многое.
Ее взгляд стал мрачным. Затем она поднялась и вышла из кабачка.