Просто Рю

Глава 8

— Раз-два, взяли! Раз-два, дружно! Раз-два, сильно!

Это мы достраиваем стену вокруг нашего Русгарда. Близится осень. У нас построен корабельный сарай, длинный дом, несколько клетей для хранения разного, от лопат, до продуктов. Отрыт погреб. Даже построили специальный дом для помывки. Я лично клал там очаг по немоим воспоминаниям. Скота мы пока-что не заводили. А мяса насолили и накоптили. Рыбой запаслись, зерном, репой, Стройка скоро закончится и наступит время пота и боли. Площадка для тренировок уже готова. У Хальгрима то блестят глаза от предвкушения чужих страданий, то волосы шевелятся от предчувствия своих. Я наделал учебных мечей, щитов, копий и топоров. Каждый нашил себе мешочков-утяжелителей. После отмечания новоселья и начнём.

— Унт, что это за чужие люди бежали у тебя за околицей? — спросил своего приятеля старейшина Саббе, приехавший из своего селения поговорить о предстоящем зимнем торжище. — Уж не северные ли люди? Тогда, почему они не напали на село?

— Ты прав, Саббе, это северные люди. Они приплыли на большой лодке в начале лета и заняли землю по берегу западнее нашей Рандакула. Поставили там своё село и назвали его Руси. Они нас не грабили и не захватывали в рабство. Наоборот, платили серебром и за товары и за работу. Даже девок не портили. Есть тут у нас пара вдовиц, бегают они в Руси часто и возвращаются румяные и с монетами. Так что, это какие-то неправильные северные люди. А бегают они каждый день, почитай. Вокруг Руси у них дорожка проложена, по ней и бегают. Шесть дней бегают, один — отдыхают. Дождь ли, солнце ли, грязь ли — бегают.

Старейшина Саббе только головой покрутил от удивления, какая блажь людям в голову приходит.

— Говоришь, у них серебро есть? — задумчиво протянул он.

— Водится, — подтвердил Унт.

— И много их?

— Полтора десятка и один.

— Ты со мной?

— Пожалуй, что нет. Я от них зла не видел, мне незачем с ними враждовать и терять своих людей. А их серебро и так ко мне переходит потихоньку.

— Не пожалей потом, Унт. Я ведь всё их добро себе заберу.

— Мне для хорошего соседа чужого добра не жаль.

Хорошо поговорили, душевно. Всё обсудили, пива выпили. Уехал Сабба в свою Лахткула, что была дальше по заливу. А на душе у старого Унта стало неспокойно. И пошёл он в Руси.

— Ванем Рю, я прииихоотить к ты с плооохаайаа фееесть.

— Что случилось, дед Унт? Кто-то селу твоему грозит?

— Нееет, тфоооему. К я прииихооотииить Саааппааа, он ванем Лааахткуули. Этто сеелоо тааалше тууттааа, — старейшина показал рукой направление. — Он хооотеееть саааппирааат фаааше сееерееепрооо.

— Нападёт, значит. Это хорошо, а то парни у меня уже уставать от безделья начали.

Послышалось возмущённое бурчание парней, толкавших землю, пока мы со старейшиной вели свои разговоры. Оборачиваюсь на бурчание,

— Не устали? Тогда ещё по три десятка.

— А когда они придут, дед Унт?

— Он не кооофооорил. Я тууумаай пооосле тоооркофлииишчее. Тфаа лууунааа. Триии тееесяттка мууушей ф Лааахткуули.

— Спасибо за новость, ванем Унт. Я этого не забуду.

Пришло время большого торга. На специальной поляне в лиге от Рандакула съезжались торговцы и покупатели с окружающих селений продавали мясо, рыбу, зерно, мех, мёд, янтарь, инструменты, украшения. И ещё кучу всякой всячины. Большая часть торговли шла в мен, серебра у местных жителей водилось мало. Похоже, наши соседи будут шиковать. А нам пора повышать бдительность.

Большой торг длился дня четыре. Мы успели по нему потолкаться, прицениваясь то к одному, то к другому товару, Я обменял несколько серебряных колец на мясо. Парни с моими тренировками жрали как не в себя и им было всегда мало. Закупил несколько мешков круп, ароматных травок. Полюбовался на янтарь. Мне он был без надобности, а знакомых купцов, кто бы ходил на юг, у меня не было.

А вечером после торга в наши ворота постучали.

— Чего надо? — поинтересовался я, открывая маленькое окошечко на уровне глаз. — Кто вы такие? Я вас не звал!

— Тееепьйа тошше неее свааали. Укооодии! Этто наааша сееемляаа!

Я закрыл окошечко и открыл ворота. Настежь.

— А теперь, неуважаемые, всем вытащить мох из ушей и слушать сюда. Хотите вы того или не хотите, но мы уже здесь. Вы пришли нас выгонять, что ж, это ваше право. Вот, только, должен вас всех предупредить, ваша попытка нападение на нас — это объявление войны вашими родами Русгарду. То есть, когда мы победим, те из вас, кто выжил, станут рабами. Потом мы придем в ваши сёла. Ваши женщины и дети станут нашими рабами. Ваше имущество станет нашим. Ваши земли станут нашими. Нас мало. Мы не можем позволить себе такую роскошь, как прощение врагов. И да, отвечать будет всё село нападавшего.

И я выжидающе уставился на толпу за воротами.

— Тапа нейд! — заорал богато одетый мужик и толпа ринулась в ворота. Ширина ворот у нас была такова, что в них плечом к плечу могли войти пятеро человек. Створки сейчас были переделаны так, чтобы открываться вовнутрь. Распахнутые до вбитых в землю кольев, они создавали короткий коридор. А напротив этого коридора стояли в три ряда мои парни. Со стреломётами. Шиты и копья лежали у них под ногами.

Первый ряд нажал на пусковую скобу и опустился на колено, подбирая оружие. По нападавшим хлестнул второй залп, потом третий и команда подняла всех на ноги. Стена щитов три ряда копий и завал из тел — вот что было видно тем, кто стоял в воротах.

— Лечь, руки за голову, — крикнул я замершим в нерешительности противникам и повторил на местном, — Лама, каэд пеа таха!

То ли произношение у меня плохое, то ли недостаточно боятся нас ещё, но остатки атакующего воинства кинулось на нас.

— Держать строй! Толкай! Коли! Вперёд!

Парни упёрлись в землю, принимая удар первого ряда атакующих. Второй ряд подпирает плечом первый в спину. Третий подпирает второй. По команде они отталкивают навалившегося противника и в промежуток бьют копья. По три копья в одно тело. Лезвия копий гладкие, полированные, входят, как в масло и выходят не цепляясь. Первый ряд противника падает. Хирдманы делают подшаг вперёд и снова упираются в землю.

— Держать строй! Толкай!…

Всё закончилось быстро. Последний ряд нападавших, вдруг оказался перед строем щитов и окровавленные копья метнулись вперёд. Всё. Ни одного противника на ногах.

— Становись!

Быстро построились в одну шеренгу перед нашим домом. Там у нас площадка для построений.

— Хирдманы, — обращаюсь я к ним, — Сегодня враг пришел к нам в дом. Он хотел забрать наше добро и наши жизни. Но мы оказались сильнее! Сегодня ваши копья напились вражеской крови. Дайте им имена. Потому что копий много, но это — ваши копья! Любите их и заботьтесь о них! А теперь будем искать раненых и допрашивать их. Надо же знать, в какое село идти за извинениями.

Нападавших оказалось не три десятка, а сорок шесть человек. Видимо, старейшина Сабба ещё кого-то подбил. Искренне надеюсь, что здесь нет никого из Рандакули. А то жалко будет портить с ними отношения. Хотя, если есть, винить Унту будет некого. Сам не уследил.

Из пятнадцати, получивших болты, стазу умерли только четверо. Трое отделались достаточно легко — плечо, бедро, и сквозной в бок. Последнее как раз у Сабба. Он был человеком не худым и дырявый бок ему не сильно повредил. У остальных болты пришли либо в пузо, либо в грудь. Тут без вариантов — не жильцы.

А, вот, с теми, кто получил копьями, всё было гораздо проще. Выжили двое. У остальных по три дырки на тушку. Из них самое малое по одной в живот. Такие не выживают. Тем более, что лечить их мы и не собирались.

— Ну что, Сабба трэль, — сказал я бывшему старейшине, кидая перед ним нож, — ни я, ни мои люди не чинили обид в твоём Лахтагарде, но ты пришёл сам. У твоих людей смертельные раны, которые они получили по твоей вине. От этих ран они будут умирать страдая. Можешь взять нож и убить их сам. Можешь зарезаться, или попытаться зарезать меня. Выбирай. Правда, Лахтагарду ты уже не поможешь.

— Неее трооокай мооё сееело, мерероовил[1]!

— С чего это вдруг? — удивляюсь я. — Ты начал войну. Так что, горе побеждённым.

Он бросается на меня с ножом, отбираю и втыкаю ему в живот.

— Ты был плохим старейшиной, Сабба. Ты не заботился о своих людях ни тогда, ни сейчас, а только о своём чреве. Теперь у тебя нет людей, а в твоём ненасытном пузе дыра. И умирать ты будешь вместе с теми несчастными, кого ты привёл.

Умирающих и мёртвых мы свалили за забором. Так-то я сгущал краски, мороз их убьёт быстрее, чем гниль в кишках. Но, слушать до утра их стоны и проклятия не хотелось. А посему отправились мы всем хирдом, кроме караульных, в Рандакула навестить старого Унта.

— А что, ванем Унт, не пропадали ли у тебя люди сегодня? — поинтересовался я, когда все приветственные слова и пустые разговоры закончились. Но, ведь, не дело сразу заводить разговор о деле.

— Слааафааа Уку[2], тууракоооф туут нэт. Луутии Саааппа сфаать… насфаать нас труусаами. А штоо?

— Да просто их было не три десятка, а почти пять. Вот и думаю, за чей это счёт я стану сильно богаче. Да и тебе, глядишь, землицы перепадёт.

— Эттоо Саааппа посфаать луутти ис Мерекула. Тааам са Лахткула полтня пууттии.

— Похоже, почтенный Унт, всё восточное побережье залива теперь будет под нашей властью, — хлопаю его по плечу. Поехали-ка с нами, будешь переводить тамошним людям, что они ой в какую глубокую задницу попали стараниями своих глупых мужчин.

В Лахткула мы прибыли под вечер. старый Унт объявил общий сбор. пришли старики, бабы, девки. За их спинами толкались подростки и дети. Этим было просто интересно. Остальные смотрели настороженно.

— Ваш старейшина, Сабба, как вы прекрасно знаете, с вашими мужчинами объявил нам войну, — начал я вкрадчивым голосом. — Мы здесь живём уже почти полгода и никто не мог сказать, что претерпел от нас какую-либо обиду. А о существовании вашей деревни и старейшины Сабба мы узнали аккурат сегодня. Кому-нибудь из вас есть что сказать по этому поводу?

Один из стариков что-то залопотал. Я вопросительно посмотрел на Унта

— Он кофоориит, — перевёл старейшина, — штоо этоо сеемля нее фааша.

— Ты обрабатывал ту землю, где стоит Русгард? — спросил я старика. Тот покачал головой

— Может быть, ты охотился в тех лесах из которых мы построили наши дома? — продолжал я давить. Снова отрицательное покачивание головой.

— Твои предки покоятся в той земле?

И снова отрицание

— Тогда, почему ты считаешь, что это твоя земля, старик?

Тот не нашёл что ответить и промолчал.

— Ваши мужчины напали вероломно и проиграли. Считайте, что их больше нет.

Бабы завыли. Девки и подростки начали утешать своих матерей.

— Теперь о вашей доле. У вас нет больше ничего, даже свободы. Попытаетесь бежать — будем убивать. Попытаетесь укрыться у родни в других селениях — навлечёте кару на свою родню. Своим поступком ваши мужчины лишили вас всего. И так будет с каждым, кто нападёт на Русгард. Освободите дом старейшины от людей. мы там переночуем и завтра пойдём поговорить со старейшиной Мерекула. На обратном пути заберём вас и ваше имущество в Русгард. Будете жить там, пока не выкупитесь. И да, порча НАШЕГО имущества будет строго караться.

Ночью нас пытались поджечь. Стража поймала трёх подростков с трутом и кресалом. Совсем ума, видимо, нет. Их связали и забросили в дом. Сжечь их, что ли. Немои мысли упорно повторяют "понять и простить". Ну, да. Простишь и тебя будут постоянно поджигать.

С утра направились в Мерекула. Неудачливых поджигателей забрали с собой, несмотря на новый вой их родительниц. Нет ума, считай, калека.

— Чего вы, три придурка, пытались добиться, поджигая сырую крышу? Перетолмачь им, дед Унт.

— Оони кофоряат, хоттелии фаас убивайт фесь…фсех. Тоом спаагоорется, фы фыбегаать коолый и пеес оруушие. Оони фас ресаать.

— У вам на троих мозгов меньше, чем у одной курицы без головы! — бью себя ладонью по лицу. — Каждый из моих парней может голый и без оружия убить трёх — четырёх селян. Вы бы могли стать такими же, если бы пришли и попросились в свейны. Но теперь, увы. Ваша судьба будет гораздо менее интересной.

К Мерекула мы вышли после полудня. Тут может возникнуть вопрос, а чего это мы бьём ноги, если у нас есть корабль. Ну, во-первых, десять человек для управления кораблём маловато. А, если, ранят кого или убьют, так и вообще будет весело. Во-вторых, корабль, оставленный без присмотра могут сжечь. Потому что на присмотр нам оставлять некого. А честно отнятого кнорра жалко. Ну и в-третьих, мы не бог весть какие мореходы.

Кроме того, мы не очень-то и били эти наши ноги. У нас теперь были и лошадки, и телеги. Спасибо глупости и жадности старейшины Саббы. Как говорится, лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

Когда дорога вывернула из леса, то мы увидели, как жители Мерекула в спешке закрывают ворота. Похоже, из Лахткулы кто-то утёк и предупредил о нашем визите. Скорее всего, вот такой же безмозглый мститель. Составит теперь компанию троим поджигателям. Нам беглые трэли без надобности.

Подойдя ближе к воротам, сказал старейшине Унту позвать местную власть. Через какое-то время над частоколом появилась белобрысая мужская голова и что-то проорала.

— Саатшем ты приидти, — перевёл Унт, — Ты уше фсеех в Лаахткуула фыресаал? Теепее мало кроофь?

— Скажи ему, что среди напавших на Русгард были его люди. Так что, у нас с ним война. Если он хочет мира, пусть выходит и договаривается. Иначе, будет как в Буктгарде[3].

Старейшины какое-то время перекрикивались, потом ворота приоткрылись и оттуда вышел местный голова.

— Штоо ты хотешь? — спросил старейшина Мерекулы.

— Вергольд за обиду от твоих людей. Их семьи становятся трэлями. Их имущество и скот — теперь наши. За то, что ты их не остановил — десять марок серебром с тебя.

— А еесли не сооклаасимя?

— Сожгу село. Всех, кого поймаю, сделаю трэлями. Кого не убью, конечно же.

— Покаатый фыппор!

— Не то слово.

— У мееня неет теесять маарок.

— Значит, у села будет новый старейшина, а ты будешь трэлем, пока не отработаешь. Что ты умеешь?

Обратно мы возвращались груженные по самое немогу. Не всякий викинг приносит столько вещей, сколько эта скоротечная война. Вот, только, стоимость всего этого была не высока. Хотя, девок можно было бы продать, но нам особо не выйти в море. Потому как остальные просто разбегутся. Они и так-то будут разбегаться. Придётся идти по следам и объяснять жителям новых сёл что да как.

— Старейшина, — обратился я к Унту, — ты пусти слух по окрестным селениям, что за помощь беглым трэлям из этих двух селений будет кара. А коли сами приведут назад, так могут и монеток заработать.

— Сделаю, — кивнул понятливый староста.

В Русгарде рабов распихали пока по нежилым помещениям, скот отправили на постой к Унту. Поскольку был не сезон, его люди с восторгом встретили новый заказ на постройку домов для трэллей.

Рабам было позволено похоронить своих убитых родственников с предупреждением, в случае побега тело будет откопано и над ним будет произведено такое надругательство, которое полностью лишит душу возможности к существованию. Эсты испуганно покивали и пошли хоронить своих мертвецов.

А мои парни вернулись к тренировкам с удвоенным рвением, поняв, что всё не напрасно и их мучения в нужное время становятся их спасением.

После того, как мы отметили Йоль, пятеро молодых парней из двух окрестных селений пришли проситься в свейны. Я проверил их выносливость и принял их. Единственным их недостатком было практически полное незнание нашего языка. Ну да не беда. На первых порах работает принцип "делай как все",а потом научатся.

Так потихоньку мы дотянули до весны, когда над морем появился широкий паркс и в песок ткнулся нос драккара Грюнварда-хёвдинга.

Он привычно обнял меня и пробасил,

— Ты стал ещё больше, Рю! Да и Хальгрим с Хротгаром от тебя не отстают! Как ты это делаешь?

— Хорошая еда и много работы, — рассмеялся я, а парни жалобно застонали.

________________________

[1] морской разбойник — одно из названий викингов у эстов

[2] Уку — бог грома у эстов.

[3] примерный перевод названия селения Лахткула на скандинавский.