Просто Рю

Глава 10

— Ты хочешь, чтобы я его убил? Ранил? Свалил на землю?

— Разумеется, схватка насмерть!

— Хорошо. О приданом поговорим после того, как у тебя станет на одного воина меньше.

— Смотрю, ты самоуверенный мальчишка!

— Да, я мне уже доводилось слышать такие слова в свой адрес.

— Домналла приведите! — распорядился конунг. Его явно рассердила моя манера общения и он решил натравить на меня сильного воина. А, вот, нечего по пьяни языком трепать.

Пришёл здоровенный детина. Морда в шрамах. Ну, значит, удары пропускает. Уже хорошо. "Главное, его завалить, а там затопчем" — пришла в голову немоя мысль, "Большой шкаф громче падает"

— Где ты хочешь, чтобы я его убил? — обратился я к Брану-конунгу. — Прямо тут или вывести его во двор, чтобы не напачкать?

— Эй, растащите столы! — прикрикнул владыка ирландцев, у нас сейчас будет фир фер[1].

— Пусть мне расскажут о правилах этого вашего фирфера. Не хотелось бы лишиться такой добычи из-за какой-то мелочи, — заявил я.

Домналл посмотрел на меня с намешкой и заговорил. Толмач поспешил перевести,

— Могучий Домналл говорит что правила просты и даже такой червяк, как ты, сможешь их понять. Запрещена магия, запрещены подлые удары и запрещено нечистое оружие.

— Такой червяк, как я, интересуется, что в данной местности именуют подлыми ударами?

На лице Домналла явно выразилось презрение к человеку, незнающему таких простых вещей.

— Нельзя бить в спину и наносить удар, когда твой противник не готов, нельзя убивать поверженного или сдающегося, нельзя вмешиваться в поединок друзьям или натравливать собак, нельзя нападать на безоружного, выронившего меч или щит, и, наконец, нельзя сражаться не с равными условиями, в доспехе против бездоспешного или с разным оружием.

— Вот, теперь понятно, — сказал я и начал развязывать рукава на рубахе.

Расстегнул и положил на скамью кожаный пояс с бронзовыми накладками и узорчатым кончиком, снял верхнюю зелёную рубаху с вышивкой, Домналл покосился на меня и стал стягивать доспехи. А я, тем временем снял нижнюю рубаху из белёного льна, так же аккуратно сложил и положил на зелёную. Подождал, пока Домналл меня догонит и занялся обувкой, сняв её, размотал обмотки и выжидающе посмотрел на своего противника. Тот как раз заканчивал снимать второй сапог. Я развязал и снял штаны и остался в чём мать родила, вызвав оживлённый интерес среди дочерей конунга. Они краснели стреляли глазами в мою сторону. Донмалл, закончив раздеваться, явно чувствовал себя не в своём блюде. Между тем, бой без одежды был одной из форм обучения в моём хирде. Немои мысли уверяли, что это очень важная сторона подготовки. А приверженцы Белого Бога явно стеснялись публичной наготы. Значит, мысли Донмалла будут заняты не только моим убийством.

Тем временем, посланный хёвдингом воин принёс мои меч и щит. Донмалл, красный, как рак, уже стоял в очерченном на земляном полу и расчищенном от соломы круге, где будет проходить схватка. Щитом он больше прикрывал своего дружка, чем себя. Встал напротив него и хотел было стукнуть два раза гардой о кромку щита. Да вовремя остановился. Вдруг за колдовство посчитают.

Конунг спросил каждого, готов ли он и сказал,

— Начинайте!

С бычьим рёвом Донмалл прыгнул на меня. Уклонился, как обычно, с трудом поборов желание рубануть его по затылку на повороте. Нельзя. Удар в спину. Просто окликнул его. Донмалл, едва не влетевший в стол, на котором сидели зрители, развернулся и повторил свою атаку. Ушёл под меч, резанув его по груди над слишком опущенным щитом. Оказавшись за его спиной снова окликнул.

Правая рука ирландца плохо слушалась. Видимо я глубоко зацепил грудную мышцу. Он отбросил щит и взял меч в левую руку. Пожал плечами, сделал то же самое. Бой левой рукой мы отрабатывали в обязательном порядке каждый день. И против праворукого, и против леворукого.

Донмалл, замахиваясь, шагнул вперёд и получил меч в живот до гарды. Посмотрел в глаза этому мелкому надоедливому северному червяку и умер.

Я выдернул клинок из тела и пошёл одеваться, сопровождаемый гробовой тишиной. Одевшись, я вытер меч о тряпочку, которая у меня всегда была приделана к ножнам и отдал оружие, чтобы его отнесли на драккар. Мёртвого Донмалла уже унесли, кровь засыпали песком, песок — соломой. Поставили на место столы. Всё было готово для продолжения пира.

— Хорошего воина ты нашёл, Грюнварду-хёвдинг, — заметил конунг, когда все снова расселись за столы и пропустили по первой. — убил Донмалла за два удара. Придётся держать слово. Что скажешь, Рю, которая из моих дочерей тебе по сердцу?

По его слову встали пять девушек от восемнадцати до четырнадцать лет на вид.

— Бог дал мне много дочерей, но жена никак не принесёт мне сына, — пожаловался Бран Грюнварду, — иногда я даже завидую предкам, что были язычниками. Им было разрешено несколько жен. Уж кто-то да принёс бы мне сына. Епископ говорит, что это Бог карает меня за слабость мою в вере.

— Думаю, тебе чаще надо ложиться с женой, — глубокомысленно заметил Грюнвард, — хотя в этом деле из меня плохой советчик. У меня ни то, что дочерей, даже жен нет.

И они захохотали глядя на упившегося и сладко спящего епископа, а я продолжал смотреть на дочерей конунга. Вот ведь влип.

— Твои дочери все красивы, конунг. Но захочет ли какая из них променять твой дом на мою хибару? Пусть сядут те, кому твой дом милее меня.

Две младшие девушки сели.

Оставшиеся три глядели по-разному. Одна смотрела а стол и глаза её набухли от слез. Другая бросала на меня лукавые взгляды. Третья смотрела прямо на меня.

— Я видел красоту ваших лиц, дочери конунга. Я могу представить себе красоту ваших тел. Скажите мне что-нибудь, чтобы я мог представить красоту ваших душ, — обратился я к ним. И повернувшись к толмачу сказал, — Переводи слово в слово.

— Я Морван, старшая дочь короля. Если ты ищешь союз, а не просто красивую жену, то я — твой выбор. Кроме гэльского я говорю на языках саксов, англов и пиктов, немного понимаю ваш язык, я знаю законы и обычаи моего края, а, значит, быстро освою и ваши законы, и если ты хочешь править не только мечом, но и словом, я буду твоей советницей. Но помни: я не стану покорной женой — я буду равной стоять рядом с тобой!

— Я Айбе, — лукаво улыбнулась мне вторая девушка, — Ты слышишь, как дрожит мой голос? Это не страх… это нетерпение. Я ещё не знала мужчины — но знаю, чего хочу. Моя сестра хочет власти и славы… а я мечтаю о том, как твои руки сорвут с меня этот пурпурный пояс. Думаешь, я слишком юна? Но я видела, как любят звери в лесу, как дрожат от желания влюблённые в тени дубов… Я быстро научусь. И твои ночи будут наполнены такими яростными схватками, что дневные битвы будут казаться тебе отдыхом.

— Я не умею говорить так красиво, как сестры, — подняла на меня полные слёз глаза третья девушка. — Но я знаю целебные травы и мази и могу утешить любую рану. Умею читать и писать, правда, только, на латыни. Если ты хочешь верную тень, которая не предаст… я здесь. Меня зовут Фианна.

— Трудную задачу ты задал мне, конунг, — обратился я к Брану, — пожалуй, проще было бы убить ещё кого-нибудь. Советница, любовница или тень…

Советовать всякий горазд. И сильно обижается, когда ты не следуешь его советам. Потешить свою похоть можно и в походе. А одна тень у меня уже есть. Но не зря же меня прозвали Двоедушцем. Мне можно и две тени.

Я взял рог с элем и плеснул в огонь очага, горевшего посреди пиршественного зала.

— Фианна Брандоттир, здесь и сейчас, перед ликами Старых богов и взывая к твоему Белому Богу, беря в свидетели всех присутствующих в этом зале я говорю, ты — моя жена.

Пирующие взревели. Бран-конунг растолкал епископа, вручил тому чашу с вином и тот, заплетающимся голосом пробормотал что-то, видимо, на латыни, и перекрестил Фианну. Потом, махнул содержимое чаши в один могучий глоток и лёг досыпать в блюдо.

— Когда святой отец Бертран только приплыл к нам из Рима, — поведал нам конунг, — он был совершенно невыносимым человеком. Всюду совал свой нос, постоянно пытался проповедовать и обвинял всех в ереси. Он, даже, пытался отрицать нашего святого Патрика, который избавил наш остров от змей и изгнал лис-оборотней, во главе и их Матерью. Причём, если змей он проклял, то Матерь оборотней он просто утомил своим могучим боудом, дрюча её три дня подряд во всех обличиях. Рассказывают, что покидая остров та мечтательно улыбалась и поглаживала свой живот. Однако, после того, как отец Бертран нашёл утешение в вине, лучшего священника и пожелать нельзя. Главное, не наливать ему слишком много, а то он впадает в буйство и начинает гонять чертей.

— А кто это? — поинтересовался Грюнвард.

— Я так понял, это ни то мелкие тролли, ни то кто-то из Народа Холмов, — ответил конунг.

— Ладно, парень, — продолжил он обращаясь ко мне, — бери свою жену и идите куда-нибудь, где не так людно. Может, если не сыновьям, так хоть внукам передам власть.

Мы сидели на берегу залива и целовались. Фианна больше не плакала, хотя внезапная перемена в её судьбе была для девушки настоящим потрясением. Ей придётся покинуть свой зелёный остров и уплыть далеко-далеко, и, возможно, она никогда уже не увидит изумрудной травы острова святого Патрика. Она сидела у меня на коленях и бедром ощущала моё желание. Девушка, смущаясь, пыталась предложить себя для исполнения супружеских обязанностей, но я мягко её остановил. Мне не хотелось, чтобы её первый раз был в спешке с потным и грязным мужиком. Нормально помыться было негде. Вот, прибудем домой, отмоемся как следует в баньке, а там можно и поисполнять. Пока же я целовал её неумелые губы и гладил выступающие части тела. Она смущалась и тихонечко сопела.

Мы учились понимать друг-друга. Выучили несколько слов типа "голова", "волосы", "рука", "нога", ну и другие части тела, а том числе и более интересные и познакомились с ними немного поближе.

— А Йиа, акх та шей мор![2] — Прошептала Фианна, распустив завязку моих штанов и шаря в их недрах. Потом достала руку наружу, показала расстояние, разведя ладони, — мор агус круа! [3]

— А ты знаешь, как сказать мужчине приятное, — потрепал я её по рыжим вьющимся локонам.

На второй день мы отправились в дальнейший путь домой, планируя обогнуть остров англов и саксов с западной стороны. С моей супругой отправили служанку, молоденькую девушку по имени Рошин, примерно одних лет с Фианной и монаха средних лет в качестве духовника. Епископ, проспавшись, пришёл к выводу, что не дело отпускать христианскую душу в вертеп язычников без духовного сопровождения. Брат Тук немного знал датский, а, значит, худо-бедно, мог переводить для Фианны, пока та учит язык супруга.

Дойдя до Скаггерака, мы пристали к берегу и честно выгрузили всё, что добыли, на песок. Началась самая увлекательная часть нашего пути — делёжка добычи. У наших вождей всё было оговорено заранее, кому чего и сколько. На мою долю пришлось около ста пятидесяти марок серебром. Безумные деньги. Можно два драккара купить.

Фианна смотрела на эту кучу серебра заинтересованно, но, отнюдь, не жадно.

— Что ты покупай на эта монета? — спросила она меня, когда я упаковал свою долю в кожаный мешок.

— Драккар. И увеличу хирд. И что-нибудь тебе.

— Ньиль, — затрясла она головой, — Я надо ничто. Кромъйе…, - она покраснела, глядя мне ниже ремня.

— Ну, от кое-каких вещей тебе всё-таки не отвертеться, — улыбнулся я смущённой девушке. — у замужней женщины должны быть определённые вещи, чтобы все знали, что она замужняя.

До Висбю добрались без особых приключений. Известие о крайне удачном походе Грюнварда прошло по острову со скоростью лесного пожара. Его самого и его хирдманов осаждали распросами. Жены местных бондов осаждали распросами и советами мою супругу. Хорошо, что она не понимала и половины их советов. Но кумушки всё равно были счастливы, они пообщались не с кем-то там, а с дочерью ирландского конунга. Меня же осаждали претенденты в мой хирд. Первичный отсев проводили Олаф и Сигурд. Хротгар и Хельги проверяли оставшихся более тщательно. С прошедшими сквозь их отбор имел дело уже я. Набралось в результате ещё десятка полтора.

Удалось и драккар прикупить. Он был не новым и, судя по отметинам на бортах, не один раз переходил из рук в руки. Его стали считать кораблём, приносящим несчастья. А, потому, отдавали всего за три десятка марок. Передав требуемую сумму хозяину и получив от него при свидетельстве уважаемых людей подтверждение о передаче собственности, я достал из мешка кувшинчик с вином.

— Нарекаю тебя "Оугайва"[4]! — произнёс я, разбивая кувшинчик о форштевень. Неси же беду моим врагам!

До Русгарда добрались без приключений. Течи, практически, не было, мачта не сломалась и вёсла из рук гребцов не вываливались. Так что, прибыли засветло и увидели жирный чёрный дым, поднимающийся со стороны нашего селения.

— Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд, — промелькнула немоя мысль, — Привёз, называется, жену.

— Хельги, разведка!

— Да, мой хёвдинг! — бьёт себя кулаком в грудь мой хирдман и выпрыгивает за борт на прибрежный песок.

— Остальные, вооружиться и быть готовыми!

Нестройный ответ заставил меня поморщиться. Ничего, я из вас сделаю людей.

Со стороны селения примчался Хельги, доложил,

— Часть рабов всё-таки сбежала к родне. Некоторых выдали за вознаграждение, а другие, наоборот, пришли месть мстить. Четыре племени. Хальгрим их на подходе перестрелял из стреломётов. Они их понаделали по три штуки на человека. А у некоторых и по четыре. С остатками рубились. Нам сожгли две клети. Кнорр в полном порядке. Дым — это убитых эстов сжигают. У нас пятеро легкораненых и один без руки остался. Кисть отрубили.

— Кисть воину не главное. Заживёт, придумаем как использовать. — заметил я и обернувшись спросил брата Тука,

— Святой брат, а чего это ты так вырядился?

На скромном монахе был железный шлем, а в руках он держал здоровую дубину, сделанную из комеля какого-то дерева.

— Я не однократно отражал нападения на нашу мирную обитель, и, клянусь святым Дунстаном, знаю, как обеспечить встречу плохого человека и Господа! — монах истово перекрестился.

— Парни, вытаскиваем драккар. Прилив доходит вон до тех камней. Завтра его смолим, затем, строим корабельный дом. Ну и упражнения. Поздравляю вас, парни, начинается время страданий.

Державшая оборону часть отряда встретила нас радостными криками. А когда узнали, насколько у нас возрасло благосостояние радость перешла в ликование. Новость же про свой драккар привела парней в состояние, близкое к экстазу. Лето было в самом разгаре и до осени можно было успеть сбегать куда-нибудь не слишком далеко.

Рю-хёвдинг, баня готова! — поклонился молодой трэль. Смотри-ка, пообломались.

Беру жену за руку и обращаясь к Рошин говорю,

— Приготовь для госпожи новое платье и сорочку и не забудь всё остальное.

Подпираю изнутри дверь нашей бани. В предбаннике тепло, почти жарко. Развызываю пояс Фианны. Расстёгиваю фибулы и её платье падает к ногам, она остаётся в одной сорочке, которая начинает намокать от пота. Тонкий лён становится почти прозрачным. Девушка смущается и прикрывает проступившие соски.

Даю ей обвыкнуться, раздеваясь до нижней рубахи. Аккуратно складываю свою одежду подбираю её платье и тоже кладу на лавку.

Пытаюсь снять с неё сорочку.

— Нъельзя, — трясёт она головой, — мужчина нъельзя смотреть. Грех!

— Я слышал, — возражаю я, — по вашей вере Бог сотворил людей без одежды. И люди не имели греха, глядя друг на друга.

Замирает, думает, потом говорит,

— Простить свой жена, — и решительно снимает с плеч бретельки. Оказывается рыжие, они рыжие везде.

Поднимаю за подбородок её опущенную голову, заглядываю в глаза, которые опять полны слёз,

— Ты у меня очень красивая.

— Ах-ах-ах-ооох, — берёзовый веничек гуляет по белой спине, попке и ножкам. Пар наполняет небольшое помещение. Уставшее тело пропитывается жаром и самые глубокие напряженные мускулы расслабляются. Накатывает блаженство. Начинаю разминать и поглаживать размягшее тело. Фианна стонет. Потом, тихонько ойкает.

— Вот теперь ты настоящая женщина. Мужняя жена, — объявляю я ей.

— А Йиа, акх та шей мор! — довольно шепчет моя жена.

__________

[1] Суд чести — судебный поединок. Аналог скандинавского хольмганга.

[2] О, Боже, какой он большой!

[3] Большой и твёрдый

[4] "Беда". Как драккар вы назовёте, то врагам он понесёт.

На этом заканчивается история просто Рю.

Начинается история Рю-хёвдинга, с которой можно ознакомиться по адресу https://author.today/work/475236