Пропавший

Глава 6. Кудеяр

И Андрей рассказал ей обо всех своих приключениях, происшедших за день.

Полина слушала, приоткрыв рот. Конечно, ведь до этой минуты ее уделом была тихая, спокойная жизнь, в которой если на другом конце города кто-то женится – это уже событие. А тут – смерть батюшки, знакомство с молодым человеком, спасшим ее от неминуемой смерти, которого иначе как героем и назвать было бы нельзя, а сейчас – и вовсе необычное.

На крыльце раздались шаги служанки.

– В мою комнату! – не растерялась Полина.

Схватив замотанное в холстину ружье, Андрей кинулся в спальню Полины.

В ту же секунду хлопнула дверь, и в трапезную вошла служанка.

– Уф, все постирала и повесила сушиться.

– Вот тебе, Авдотья, деньги. Ступай на торг и купи курицу, что-то мне куриной лапшички захотелось. И новости обязательно узнай, что в городе произошло.

– Это уж обязательно! – заверила служанка Полину.

Послышался звон монет. Авдотья взяла кошелку для покупок и ушла.

Андрей вернулся в трапезную.

– Вернется Авдотья – узнаем, что в городе говорят, – сказала Полина. – А потом я тебя лапшою накормлю.

– Уходить мне от тебя, Полина, надо. Не ровен час, служанка меня увидит или соседи. Мало того что ославят – все-таки мужчина в доме незамужней, так еще князь прогневается. Получается, прибежище беглому татю дала.

– Ой, я об этом как-то не подумала, – Полина прижала ладонь ко рту.

– Я уйду, только мне немного времени надо – сообразить, как выбраться из города. Меня здесь многие знают, незамеченным не выберешься.

– Твоя правда.

– И поесть бы не мешало.

– Авдотья вернется – покормлю. Пожалуй, я ее на пару дней к родне отправлю, она отпрашивалась.

– Вот и отпусти.

Андрей сидел на лавке, смежив веки, и думал о том, как уйти из города, а Полина жадно разглядывала его лицо. Ей была мила каждая черточка, даже небольшой шрамик над левой бровью. Она бы с радостью пошла за него замуж.

– Андрей…

– Слушаю, – он открыл глаза.

– Письмо князю написать надобно, объяснить, что и как произошло, иначе так и будут считать тебя виновным.

– Я писать не умею, – соврал Андрей.

Писать по-старославянски он и в самом деле не умел. Буквы не те: например, «я» выглядит как современная «А», пробелов между словами нет, и гласные пишутся не все. Поэтому, чтобы писать, да и читать, тоже навык нужен.

– Так я напишу, меня батюшка учил.

Полина была удивлена неграмотностью Андрея. Но не объяснять же ей, что он не из этого времени и за плечами университет?

Полина нашла бумагу, чернила и перья.

– Диктуй.

– Великий князь Рязанский, Иван Федорович! – начал Андрей.

– Не так быстро, я не поспеваю.

Полина от напряжения склонила набок голову и высунула кончик языка. Видно, писать ей приходилось нечасто.

– К тебе с поклоном слуга твой, Андрей-исправник. Не виновен я в краже ножа из тайника, оклеветал меня боярин облыжно. А убежал я из поруба, боясь несправедливого наказания. Прошу милости великодушно, – Андрей диктовал медленно, взвешивая каждое слово.

Когда Полина закончила, она спросила:

– Крестик под письмом поставишь или как?

– Давай перо, – Андрей размашисто подписался.

– А говорил – писать не умеешь!

– Шутил, тебя проверял.

Полина присыпала исписанный лист бумаги мелким песком.

– Князю отнесу.

– Нет, лучше священнику в церкви отдай, он передаст.

– Как скажешь, так и сделаю.

– Умница.

Полина зарделась от похвалы, тем более – похвалы мужчины, который ей нравился.

Хлопнула калитка.

– Ой, Авдотья вернулась!

Андрей прошел в девичью спальню. Запах здесь стоял особый. Пахло от лампадки перед иконой и каким-то особым духом от постели.

Вошла Авдотья, поставила на лавку кошелку.

– В городе новостей полно! – затараторила она. – Вчера бабку Савельевну в поруб посадили, ценностей у нее три мешка нашли!

Андрей усмехнулся: «Ну вот, уже три мешка! Придумают же люди!»

– А потом освободили из подвала невольников – целых три десятка! И все парни молодые да девицы, да все как на подбор красавицы! Бают люди, татарам на продажу готовили. Да! А в подвале дома у главного разбойника и душегуба ценностей немерено! Целым обозом вывозили! Представляешь!

Андрея начал разбирать смех.

– А главное – все это сделал Андрей-исправник. Только и его в поруб бросили. Правда, люди говорят, он неведомым образом из узилища исчез. Ой! Забыла совсем! В ту же ночь пожар в кремле случился, правда – небольшой, амбар с мукой сгорел.

– Много новостей, Авдотья, спасибо! Ты вот что, курицу свари с лапшой и ступай к родне. Ты же третьего дня просила.

– Так я мигом! Только за день не обернусь, до деревни, где родичи живут, полдня идти надо.

– Можешь на три дня уйти.

– Вот благодарствую! Дай бог тебе хорошего мужа, Полина! А то ведь всем пригожа: и добра, и красива, и грамотна.

– Авдотья, поторопись!

– Бегу!

Авдотья прошла на кухню, стала растапливать печь, потом загремела посудой. Курица с лапшой готовилась часа три – это не на газовой плите.

– Готово, Полина! Пусть потомится немного в печи.

– Пусть.

– Так я пошла?

– Ступай.

Служанкам прошла в комнату прислуги, собрала небольшой узелок, поклонилась хозяйке и ушла.

– Ну наконец-то, а то я уж думала – курица не сварится никогда, – вздохнула Полина.

– А я придумал, как уйти, – сообщил Андрей.

– Как же?

– В женское платье переоденусь.

– Так борода на лице!

– Сбрею и тряпицей замотаю, вроде зуб болит.

– А если спросят что-нибудь? Голос-то у тебя мужской! Я с тобой пойду, выведу за городские ворота.

Андрей открыл рот, чтобы возразить.

– И не спорь. Лучше пошли кушать.

Отсутствием аппетита Андрей не страдал, съел все, что положили, да еще и добавки попросил – неизвестно, когда он в следующий раз поест.

После завтрака ли – обеда ли они посидели, поговорили.

– Расскажи о себе, – попросила Полина.

– Да рассказывать особо и нечего. Из Рязани я, двадцать семь лет, не женат.

Андрей заметил, что после его слов «не женат» щечки Полины слегка зарумянились. Не влюбилась ли в него девушка? Наверное, не стоило. Кто он? Без роду, без племени, беглец, не знающий, как и где дальше жить.

– Пойдем, надо одежду примерить.

Сарафаны и прочую одежду Полины сразу пришлось отвергнуть. Она была значительно меньше ростом, стройная, и потому Полина предложила ему одежду служанки Авдотьи – та была покрупнее. Но и эта одежда оказалась Андрею мала: он был выше Авдотьи на голову и даже поболе, и телом крупнее – все-таки мужчина. План его рушился на глазах.

– Я на торг пойду, – нашла выход Полина, – куплю рубаху женскую и летник размером побольше, до пят. У тебя ноги не женские, вон обувка какая.

Андрей развязал узелок с деньгами и протянул Полине серебряную монету. Однако та брать деньги отказалась, даже руки за спину спрятала.

– Бери! – стал настаивать Андрей. – Ты теперь без батюшки живешь, запасов, что он накопил, надолго не хватит.

После уговоров Полина деньги взяла.

– Я ворота запру. Только ты не выходи во двор, чтобы соседи не увидели.

– Буду сидеть тихо, как мышь, – пообещал Андрей.

Едва она ушла, он улегся на пол в девичьей светелке. Раздеваться не хотел – мало ли какой экстренный случай, а ложиться в чужую постель в одежде – не уважать хозяйку. Чувствуя себя в безопасности, уснул сразу.

Проснулся от ощущения, что рядом кто-то стоит. Рывком сел, выхватил пистолет и увидел, как испуганно отшатнулась Полина.

– Фу, испугал как!

– Ты бы хоть покашляла или по-другому дала знать, что пришла…

– Спишь, как сурок! Я уж и дверью хлопнула, и окликнула тебя с порога – тишина. Я уж было подумала – убег.

– Не попрощавшись с тобой?

– Я все купила, надевай, – Полина протянула ему узелок.

Андрей развернул покупки. Вроде должно подойти.

Женскую рубашку он натянул прямо на одежду. Она была просторна и длинна – до пят.

Полина громко, от души рассмеялась.

– Ты чего?

– Видел бы ты себя со стороны! Пугало огородное! Рубаха женская, лицо бородатое… Ой, не могу, умора!

Андрей повертел в руках летник – просторное летнее женское платье из легкой ткани.

– Как его надевают? Где перед?

– Сейчас помогу. – Полина помогла ему надеть платье и опять засмеялась.

– Постой, я сейчас.

Она убежала и тотчас вернулась с поясом в руках; застегнула его на поясе Андрея, на миг прижавшись к нему все телом.

– Вот теперь в самый раз, обуви не видно. Сейчас платок повяжу, – она ловко накинула ему на голову и завязала цветастый платок.

– Обернись-ка!

Андрей повернулся вокруг.

– Не очень похож на женщину, движения размашистые, грубые.

– Чай, не скоморох.

– У женщины шажки мелкие, движения плавные. Ты же как медведь. Со стороны заметно.

– Я перед стражей постараюсь.

– Снимай все и брей бороду.

Начались мучения. Андрей стянул женскую одежду, подобрал на кухне нож, навострил его на камне, но мыла и помазка не было. Он смочил бороду водой. Щетина на щеках была жесткой, волосы под лезвием ножа трещали, кожа саднила. Побрившись, он умылся холодной водой из ведра, но кожа была красной и горела.

– Кожа-то под бородой светлая, выделяется, – заметила Полина. – Да это ничего, я маслом натру.

– Тряпицу найди – лицо перевязать, вроде зуб болит.

– Проще простого.

Полина подала ему беленую холстину. Андрей сложил ее втрое, на манер бинта, и обмотал голову. Получилось правдоподобно. Поверх тряпицы он набросил платок, повязал.

– Так у тебя лица-то почти и не видно! – восхитилась Полина.

Пока Авдотья варила курицу да Полина ходила на торг, пока Андрей переодевался и брился, прошел день. Солнце стало садиться.

– Надо идти, ворота городские закроют, – обеспокоился Андрей.

– Куда же ты на ночь глядя? Поспи, как человек, поешь утречком – и в путь.

– А можно?

– Если приставать не будешь, – лукаво улыбнулась Полина.

– Обещаю.

Они поели вчерашних пирогов, запили узваром из яблок, поговорили.

– Я письмо твое в церковь отдам, как уйдешь. А ответ-то, если будет, ты как узнаешь?

– Через седмицу пусть Авдотья выйдет за городские ворота да отойдет по дороге – я встречу.

– Ну уж нет, я сама.

– Пусть будет так.

– Боюсь я за тебя, Андрей. Княжество Рязанское вроде большое, а укрыться негде. В селах – тиуны княжеские, чужого человека сразу углядят.

– Это мы еще посмотрим, кто кого. Не думай о плохом. Ты сама лучше скажи, как жить думаешь?

– Не знаю пока. – Полина опустила голову.

– У батюшки лавки торговые есть?

– Целых две.

– Работников поставь; пусть торгуют, прибыль приносят.

– Им товар в лавке нужен, а они уже и так пустые. Раньше батюшка сам привозил, с обозом в Великий Новгород ходил, в Москву. Не по мне это, не смогу.

– Ладно, подождем ответа княжеского. Коли простит, я товарами займусь. А нет – придумаем что-нибудь.

Полина лишь покачала головой:

– Тяжело бабе одной выжить, Андрей. Родня настаивает, чтобы я замуж шла, даже жениха нашли.

– А ты?

– А я не хочу за него. Старый он, вдовец, глаза жадные, злые. Похоже, не я ему нужна, а тятины лавки.

– Погоди выходить, образуется все.

Полина заплакала. Андрей поднялся с лавки, обошел стол, погладил девушку по голове, успокаивая. Но она уткнулась ему в живот и зарыдала в голос. Андрей гладил ее по спине, ощущая вздрагивающие от приступов плача лопатки.

– Успокойся, все пройдет, все будет хорошо.

Женских слез Андрей, как и все мужчины, терпеть не мог, терялся. И слова, нужные в таких случаях, как-то сразу выскочили из головы.

Полина понемногу успокоилась.

– Ты не смотри на меня, я некрасивая сейчас.

– Так не видно же ничего, темно, – неловко пошутил Андрей.

За ужином темнота сгустилась еще сильнее, но свечку они не зажигали.

– Я тебе у Авдотьи постелю, – вздохнула и поднялась Полина. – Спать пора.

Полина постелила Андрею в комнате для прислуги. Он пожелал ей спокойной ночи, разделся и улегся. Повертелся немного, вспоминая, все ли приготовили, не забыли ли чего? В женской одежде он не разбирался совершенно, и потому полагался на Полину. Постепенно уснул.

За полночь едва слышно скрипнула дверь. Андрей проснулся сразу.

Возле кровати в одной ночной рубахе стояла Полина.

– Андрей, можно я с тобой лягу? Мне одиноко и страшно.

– Ложись.

Полина юркнула под одеяло. Ноги ее и в самом деле были холодные, а саму трясло, как в ознобе.

– Замерзла?

Полина лишь кинула в ответ и прижалась к Андрею всем телом.

– Возьми меня замуж, Андрей! Я понимаю, нельзя девушке самой напрашиваться, но люб ты мне!

– Я же беглый тать!

– Люб ты мне, на край света за тобой пойду!

– Давай повременим. Закончатся мои злоключения, тогда и вернемся к разговору.

– Я тебе нравлюсь хоть немного?

– Конечно! – Андрей обнял Полину, прижал к себе, погладил по спине.

Девушка затаила дыхание.

Плоть у Андрея взыграла – давно он не был с женщиной. Но желание свое он усмирил – зачем портить девчонке жизнь? Он еще со своими злоключениями не разобрался и, будет ли он на свободе или даже жив завтра, не знает. Разрулится ситуация, тогда можно подумать. Девушка ему нравится, не без этого. Но симпатия – еще не любовь. Хотя, положа руку на сердце, местные девушки нравились ему меньше. Красивая девушка на Руси – упитанная, гладкая, дородная. Полина до местных стандартов красоты не дотягивала – худовата, а по Андрею – в самый раз.

Постепенно Полина угрелась и уснула – как и Андрей.

Утром он проснулся и увидел, что Полины рядом не было. Пригрезилось, что ли?

Он встал, оделся и пошел умываться. На кухне уже топилась печь и пахло чем-то вкусным.

Полина встретила его ласково, не подав виду, что ночью приходила.

– Пряженцев я напекла – с луком и грибами. Будешь?

– Я голоден и буду все.

Андрей начал уплетать пряженцы, щедро зачерпывая ложкой сметану из крынки. Полина удивленно смотрела:

– Ну и горазд ты есть!

– Как ем, так и работаю! – отшутился Андрей.

Насытившись, он сказал:

– Я переодеваюсь, и идем.

Он натянул на себя женскую рубаху, летник, перевязал голову тряпицей, повязал платок. В зеркало бы посмотреться, да нет его.

– Полина, посмотри.

В комнату вошла Полина, осмотрела его придирчиво.

– Поясок забыл.

Андрей исправил оплошность.

– Ну как?

– Двигайся мягче и молчи, я говорить буду.

Андрей подхватил ружье, замотанное в холстину. Как-то не вяжется тяжелая железяка с женским обличьем.

– Полина, я оставлю оружие у тебя на хранение?

– Оставляй.

– Место сухое нужно.

– Сундук устроит?

– Вполне.

Андрей уложил в сундук ружье и патронташ с патронами. На первое время хватит пистолета, а потом он обзаведется ножом.

– Присядем на дорогу?

Они посидели минутку на лавке.

– Ну, с богом!

Полина заперла дверь на замок.

Шли медленно, не торопясь. С Полиной здоровались знакомые, с нескрываемым интересом смотрели на переодетого Андрея – что это еще за дылда выискалась?

Добрались до городских ворот. Андрей сразу заметил, что стражников прибавилось. Женщин они пропускали безвозбранно, а к мужчинам приглядывались.

Чем ближе они подходили к воротам, тем сильнее билось сердце Андрея. Хотелось побежать, прорваться. В этот момент Андрей пожалел, что пистолет в кармане брюк. Случись неожиданность, быстро не достанешь.

Однако к воротам они подошли спокойно. Андрей, чтобы уменьшить рост и не сильно бросаться в глаза, последние полсотни метров шел на полусогнутых.

Миновали ворота, и он перевел дух. А дальше – проще. Дошли до рощицы, свернули с дороги. Андрей скинул с себя женскую одежду и протянул Полине:

– Прибереги, может, еще пригодится.

– Повязку с головы сними, – засмеялась Полина.

И в самом деле, платок он снял, а про повязку забыл. В привычной для него одежде и без путающейся в ногах рубашки Андрей почувствовал себя лучше.

Полина связала вещи в узел.

Андрей шагнул к ней, обнял и поцеловал в губы. Думал – отшатнется, оттолкнет. А Полина ответила жарко, истово.

– Ждать тебя буду, не забывай, – прошептала ему на ухо.

Некоторое время Андрей смотрел, как по дороге по направлению города шла маленькая женская фигурка с узелком в руке. Доведется ли еще свидеться? Он надеялся, что да.

Андрей направился по дороге прочь от города. Далеко уходить он не хотел, договаривался же с Полиной через неделю встретиться – чего попусту ноги бить? Но где он будет ночевать, что есть, чем заниматься? На эти вопросы у него ответа не было. Отныне он полностью свободный человек, причем свободный от всего – обязательств, работы, дома, денег, продуктов. Состояние странное, непривычное, а главное – без цели.

Едва он успел отойти от Переяславля верст на пять, как навстречу ему на дорогу вышел из лесу мужик. Судя по дубинке на плече, вышел явно с недобрыми намерениями.

Андрей вытащил из кармана пистолет, снял с предохранителя, но не останавливался, шел спокойно. Что дубина против «макарова»?

– Стой! – приказал мужик.

– Стою. Что дальше?

– Деньги давай.

– Не дам. А вот убить запросто могу.

– Ну хоть пожрать чего-нибудь дай, – услышав слово «убить», сменил тон мужик.

– Видишь, руки пусты? Где я тебе еду возьму?

– Вот неудача. Третий день не жрамши.

– Работать надо.

– Да я бы с удовольствием, так не берут. Вот ты: по одежке – не из нищих. Возьми к себе.

– Я сам не работаю, беглый тать.

– Да ну?! – восхитился мужик. – А как тебя звать?

Андрей на секунду замешкался. Из каких-то уголков мозга выскочило давно прочитанное:

– Кудеяр.

– Ходояр? – повторил мужик, слегка исказив слово. – Имечко татарское, а по одеже и разговору – русак.

– Не Худояр, а Кудеяр.

– Все едино. А возьми меня к себе в шайку, вдвоем сподручнее.

– Подумать надо. Не внушаешь ты мне доверия, мужик.

– Меня Глебом звать.

– Из каких краев будешь?

– Из-под Ельца. Жену и детишек татары в полон увели, избу сожгли. Вот один теперь как перст.

– Грязен ты больно, Глеб, смердит от тебя.

Мужик шмыгнул носом.

– Есть маленько.

– В баню тебе надо.

– Кто же меня в город пустит?

– В починках и займищах тоже бани есть. Помыться и переодеться в чистое тебе надобно.

– Ха, сказал! А деньги?

– Добудем.

– Так ты меня берешь?

– Придется.

О Кудеяре на Руси ходило много легенд. Правда, жил он, если существовал на самом деле, значительно позже – на век. И почти каждая губерния заявляла, что Кудеяр действовал и погиб на ее земле, оставив в тайниках несметные сокровища. Одна из легенд гласила, что он – сын боярина, Кудеяр Тищенков, из города Белева, что под Тулой. В 1571 году стал изменником, перебежав к крымским татарам и показав им броды в их походе на Москву.

Другая легенда говорила, что он – из опальных опричников. Обиделся на Ивана Грозного и грабил московских купцов на торговых путях.

Но самая известная версия гласила, что роду он был царского и приходился старшим братом Ивану Васильевичу. Первая жена великого князя московского Василия Ивановича, отца Ивана IV, Соломония Сабурова, была бездетна. Князь же хотел наследника, продолжателя рода. Соломония была насильно пострижена в монастырь, а царь женился на Елене Глинской, которая родила ему двоих сыновей – Ивана и Георгия. Правда, недобрые языки поговаривали, что Иван был рожден от приближенного Московского государя, князя Ивана Овчины-Телепнева-Оболенского. А у Соломонии, которая в иночестве получила имя Софьи, в Суздальском Покровском монастыре тоже будто бы родился сын. Узнав о сем, Великий князь отправил бояр узнать – правда ли сие? Им показали могилу, где якобы был похоронен новорожденный. Успокоенные бояре уехали. Но при раскопке могилы в 1934 году оказалось, что в ней лежит кукла в одежде мальчика. Опасаясь подосланных Глинской убийц, ребенка скрыли. По одной версии, его переправили к крымскому хану, где он вырос и отправился на Русь. Не добившись престола, стал знаменитым разбойником. В Пронском уезде, близ села Чулкова, есть урочище Каменные Крестцы, по легенде – главная ставка Кудеяра.

Иван Грозный, сев на престол, знал, что у него есть старший брат, который мог претендовать на трон, и беспокоился, периодически посылая стрельцов или опричников изловить разбойника. Впрочем, безуспешно.

– Только вот что: давай договоримся – без нужды никого не убивать.

– Я не убивал ни разу, – смутился Глеб.

– А дубина?

– Попугать.

Первый обоз показался через час.

– Грабим? – встрепенулся Глеб.

– Пропустим. Крестьяне едут, что с них взять?

Они сидели между деревьями, пока мимо громыхал тележными колесами небольшой обоз.

Через некоторое время вновь послышался перестук колес, конский топот.

Глеб подбежал к дороге:

– Колымага едет.

Когда колымага подъехала, Андрей скомандовал:

– Выходи, хватай лошадь под уздцы.

– А ты?

– Я сзади.

– Ага, понял.

Когда до колымаги оставалось с десяток метров, Глеб выскочил на дорогу и кинулся к лошади. Та с перепугу встала на дыбы, едва не перевернув колымагу.

– Стой! – заорал Глеб.

Сидевший на передке кучер огрел его кнутом. От неожиданности и боли Глеб вскрикнул, однако Андрей уже подбежал к задку и вскочил на подножку.

На сиденье расположился купец, в ногах у него стоял дорожный сундучок. Торговец, судя по одежде, был из богатых, но едет не издалека – на одежде пыли нет.

Купец попытался встать, но Андрей спокойно сказал:

– Ты отдаешь деньги и уезжаешь здоровым и невредимым. Если же будешь сопротивляться, побью, а деньги все равно заберу. Что выбираешь?

– Все отдам!

– Ну вот и славно. Открой сундучок.

Купец запыхтел, однако достал из-под рубахи висевший на веревочке на шее ключ и отпер сундучок. Там были восковые таблички и два заостренных писала. Видимо, купец ехал рассчитываться с кем-то. А главное – там лежал небольшой кожаный мешочек. Андрей взял его, взвесил на руке. Изрядно!

– Что же ты, любезный, с деньгами едешь и без охраны? Нехорошо!

– Так ведь до города недалече, – пролепетал купец, провожая тоскливым взглядом кожаный мешочек.

– Счастливого пути! – пожелал Андрей купцу и спрыгнул с подножки.

Глеб, державший лошадь под уздцы, отошел в сторону. Кучер тряхнул вожжами, и колымага тронулась с места. Когда она отъехала на полсотни метров, купец обернулся назад и крикнул Андрею:

– Я князю пожалуюсь! Он вас, татей, вздернет!

Андрей только сплюнул. Назвали его татем, посадили в поруб – будет вам тать!

К нему подошел Глеб:

– Ну, что там? Каков улов?

Андрей открыл мешочек. Там лежали в основном медяки, но было и несколько серебряных монет.

– Ого! Давай делить! – загорелся Глеб.

– На тебе две деньги. На остальные – есть будем, помоешься и приоденешься. От тебя смердит, как от зверя, ажно лошадь испугалась, на дыбы встала.

Глеб смутился:

– Я разве против?

– Село поблизости есть?

– А как же? Вон там! – он показал рукой.

– Идем. Веди.

Через полчаса они подошли к селу.

– Будь здесь, жди. Я в село пойду, обновки тебе куплю.

– Сбежишь с деньгами! – расстроился Глеб.

– Мы же с тобой теперь одна шайка! – урезонил его Андрей.

– Верно, только боюсь я.

– Жди! – жестко сказал Андрей и пошел в село.

Торг был скромный, но ему удалось купить новое исподнее, рубаху и порты для Глеба. Еще Андрей, помня, что Глеб голоден, купил в харчевне на перекрестке жареную курицу и два рыбных расстегая. Со всем этим он вернулся на опушку леса, где его уже заждался Глеб.

– Ешь! – он положил на пенек курицу и расстегай, сам же вцепился зубами во второй пирог.

Глеб накинулся на еду, как голодный волк зимой на добычу. Он рвал курицу зубами и заедал пирогом.

– М-м-м! Вкуснотища! Давно такого не ел!

Он доел остатки курицы и вытер рот рукавом.

– Глеб, будешь рукавом вытираться – новую одежду испортишь.

– Ты мне одежу купил? – удивился Глеб.

– Ну не ходить же мне с чучелом!

– Я переоденусь!

– Э, нет! Сначала в баню! Надо заимку или починок найти. Заплатим хозяину, он нам баньку истопит. Я и сам не прочь помыться. Только узел с одеждой сам неси, я не амбал за тобой таскать.

Глеб после трапезы повеселел, подхватил узел и направился в сторону от села.

– Ты куда?

– Бортник недалеко проживает, как раз на заимке. Заодним медку попробуем.

– Только не наглей. Никакого грабежа! Не то люди нас без князя пришибут, без суда.

– Как скажешь, Кудеяр.

Андрей уже забыл, что назвался другим именем. Но, похоже, Глеб признал его за главаря шайки. И в самом деле, без кровопролития деньги заимели.

Они вышли к заимке. Андрей покосился на Глеба:

– Ты дубину-то оставь, нечего людей пугать.

Глеб прислонил дубину к дереву:

– На обратном пути заберу.

– Ты язык за зубами держи на заимке.

– Нешто мы не понимаем? Само собой.

Подошли к избе. Вокруг стояли ульи, выдолбленные из стволов деревьев. В воздухе деловито сновали пчелы. Андрей их побаивался еще с детства и помахивал рукой, отгоняя наиболее назойливых.

– Ты руками не маши, укусят, – посоветовал Глеб.

– Ага, к тебе они не подлетают, от запаха дохнут.

– Ща отмоюсь, – ощерился Глеб.

Навстречу им вышел бортник – седой дед. Он поднес руку к глазам, пригляделся:

– Что-то не узнаю. За медком?

– Здравствуй, дедушка! Про медок попозже. Помыться бы нам, товарищ мой грязью уже зарос. Заплатим за труды-то.

– Чего ж не помыться? Дров полно, а воду сами из колодца таскайте.

Воду деревянной бадьей таскал Глеб, Андрей же растопил печь. За пару часов печь согрела и воду в котле, и воздух.

– Иди, ополоснись для начала, а то грязь коркой отваливаться скоро будет.

Глеб разделся в предбаннике. Андрей палкой поддел его рубище и вынес из бани. Поглядев на стоптанные и дырявые сапоги, отнес их туда же. Потом поддел на совок углей и поджег тряпье. Постучался в дверь к бортнику:

– Дедушка, полотенце бы нам. И еще: пара поршней не найдется?

И сразу отдал три медяхи, получив взамен льняные полотенца и поршни – нечто вроде тапочек из заячьей шкурки мехом внутрь. Тепло, удобно, шаг бесшумный. Одно плохо – воды боятся.

Он занес все в предбанник, разделся сам – и в мыльню. Там уже блаженствовал Глеб. Жесткой мочалкой натер себя докрасна, облился теплой водой, смыл грязь и снова облился жидким щелоком.

– Эх, хорошо!

Андрей тоже вымылся, но в парную не полез. Они вышли в предбанник, обтерлись и уселись на лавку.

– Чем это так воняет? – потянул носом Глеб.

– Твоими обносками. Я их сжег, а запах остался.

– Надо же! – покачал головой Глеб. – Я как-то не замечал.

– Я же тебе говорил.

– А сапоги где?

– Тоже в костер бросил. Поршни новые наденешь, сапоги потом купим.

– Едрит твою! Вот житуха пошла! Сейчас бы пива или медовухи!

– Обойдешься. Лучше свежего меда с хлебом поесть.

Они оделись. Вымытый, в новой одежде Глеб стал выглядеть вполне нормально и помолодел лет на десять.

– Тебе сколько лет, Глеб?

– Должно, двадцать три.

– Я думал, ты старше.

Первоначально, когда Андрей увидел Глеба, тот показался ему сорокалетним. Надо же, как он ошибся! Но мужик он крепкий, жилистый, и если его подкормить немного – подковы руками гнуть будет.

Постучавшись, они вошли к бортнику.

– Дедушка, нам бы медку свежего с хлебом.

– Меда полно, а хлеба нет, лепешки только.

– Сгодится.

Они уселись на лавку, и дед поставил на стол большую миску с медом. Сразу запахло травами.

– Душистый, – повел носом Андрей.

– Разнотравье, – поддакнул дед, – только вчера качал.

Мед был свежим, жидким, стекал с лепешек. Зато сладкого наелись вволю, и Андрей отдал еще одну медяху.

– Спасибо, дедушка, за баню, за угощение, – поклонился старику Андрей.

– А вы заходите, коли нужда будет. Я хорошим людям завсегда рад.

У деревьев Глеб остановился и взял в руки дубину.

– Оставь! – остановил его Андрей.

Глеб послушно бросил дубину.

– Сейчас идем в какое-нибудь село, выспимся на постоялом дворе, покушаем. А утром пойдем на торг.

– Зачем?

– Сапоги тебе покупать, ножи обоим. У тебя же оружия нет никакого.

– Так и у тебя не видно.

– Обо мне не беспокойся.

До села пришлось идти кружным путем. Но переночевали, как люди – на постелях. Утром плотно позавтракали и отправились на торг.

Сапоги – короткие, из свиной кожи – подобрали быстро, сложнее оказалось с ножами. Местный кузнец ножи делал, но большей частью кухонные да сапожные. Железо на них шло мягкое, из болотных криц. Такое заточку держать не будет. Не стал брать их Андрей, только деньги зря переводить.

Они уже отошли от прилавка, на котором сельский купец разложил свой товар – подковы, гвозди, скобы, однако кузнец не хотел упускать редких покупателей.

– Постойте, погодите! Могу предложить вам хороший нож, только дорогой!

– Покажи.

– Придется подождать.

Торопиться было некуда.

– Неси.

Кузнец, бросив свой товар, побежал домой.

Вернулся он через четверть часа, неся завернутый в тряпицу нож. Положил его на прилавок, развернул тряпицу, и Андрей увидел… Простенькие деревянные ножны, старые и довольно потертые – и восхитительной работы клинок. Лезвие длиной сантиметров двадцать, толщиной на обушке миллиметров пять. Но сталь! Явно не местного железа и не местной ковки, скорее всего – испанской или немецкой. Нож был отлично сбалансирован, удобная рукоять из черного дерева. Скорее всего, ножны были сделаны позже, не вязались они с ножом.

Андрей сразу в него влюбился.

– Сколько?

– Монета серебром.

Кузнец и сам испугался цены, которую назвал. Нож был не его, достался по случаю.

– Где взял?

– Трофей.

Андрей не стал торговаться и выложил монету.

– Мне бы пояс.

– Иди вон туда, – кузнец показал в угол торга.

Оба прошли в указанном направлении. Кожевенные изделия были отличного качества: кожа мягкая, толково выделанная, медные пряжки, ремни прошиты прочной нитью. Андрею сразу приглянулся один пояс – широкий, на пряжке голова вепря. И обошелся пояс недорого.

– Себе такой хочу, – заявил Глеб.

– Выбирай.

Глеб выбирал долго – сказывалась его нищенская жизнь, когда от выбора товаров глаза разбегались, но денег на покупку было очень мало. Однако выбрал, опоясался.

– Ну как? – он повернулся перед Андреем.

– Тебе идет.

Андрей расплатился.

– Идем на постоялый двор? – спросил Глеб.

– Нельзя туда. Если закажем два раза в одном месте, нас поймают. Сейчас уйдем, и нас ни староста сельский, ни тиун княжеский не видели.

– Жалко, мне понравилось.

– А ты деньги хотел поделить. Посмотри на себя. На человека похож, а не на зверя лесного, дикого.

– Твоя правда. Злодействовать пойдем?

– Фу, слово-то какое!

– Так мы разбойники и есть.

– Стоп!

– Забыл чего?

– Ткань куплю.

От удивления Глеб разинул рот, но Андрей уже шел по рядам. Почти тут же купил кусок льняной ткани.

– Это зачем еще?

Андрей молча распорол ножом ткань на две равные половины и одну из них протянул Глебу:

– Держи. Лица закрывать будем, тогда нас никто не узнает.

– Ох и умен ты, да и хитер, однако, Кудеяр! Покажи как?

Андрей закрыл лицо тканью, завязав концы на затылке. Из-под повязки были видны только глаза.

– Дышать и видеть не мешает, а лица не разглядеть.

– Быть тебе атаманом большой шайки! – восхитился Глеб.

– А вот этого не надо!

– Почему?

– Большой шайке спрятаться тяжелее. Князь дружину вышлет – порубят нас в капусту.

– Я же говорю – умен без меры!

Они вышли на дорогу и пошли не спеша. А куда им было торопиться?

Сзади послышался скрип тяжелых колес. Странно: скрип колес есть, а топота копыт не слышно.

Из-за поворота выехала телега, но вместо лошади в нее были запряжены люди, человек восемь. На плечи им были накинуты постромки.

В телеге с кнутом в руке развалился дородный мужик – боярин ли, купец или просто зажиточный наглец?

– Крепостные, – выдохнул Глеб.

– Посторонись! – заорал седок в телеге и хлестнул мужиков кнутом.

Когда телега поравнялась с Андреем, он ловко вскочил на нее, выхватил из ножен нож и приставил его к жирной шее седока.

– Поделись деньгами!

– Ты кто такой?

– Кудеяр! Не слыхал?

Мужик мотнул головой, и нож оцарапал кожу на шее.

– Еще раз двинешься – порежешься, – предупредил Андрей. – Прикажи своим остановиться.

Телега остановилась.

Читал в книгах Андрей про такое, даже схожую картину видел – «Бурлаки на Волге», но сам с таким сталкивался впервые.

– Так как насчет денег? – напомнил мужику Андрей.

– Нет у меня!

– Ой, не верю! Если соврал, за каждую найденную монету что-нибудь у тебя отрежу. С чего начать? С уха?

– Нет-нет, я просто забыл! – Седок достал из-за пазухи тяжелый кошелек.

– Все? Или снова забыл чего? Глеб, посмотри в телеге!

Глеб добросовестно перерыл сено.

– Нет ничего.

– Ну и славно. И запомни: еще раз тебя здесь встречу – самого в телегу запрягу. До Крыма везти будешь!

Мужик хотел кивнуть, но побоялся ножа.

– Катись отсюда!

Телега уехала.

– Глеб, не знаешь, кто такой?

– Нет.

Андрей открыл кошель. Неплохой улов! Одна медь, но много.

Глеб заглянул в трофей, вздохнул, но промолчал.

– Хочешь, отдам половину, и мы расстанемся? – предложил Андрей.

– Что я, дурак? Удачлив ты, кто же в здравом уме уйдет?

– Молодец, соображаешь. Веди к какому-нибудь селу.

– Ты на постоялый двор хочешь?

– А чего на дороге болтаться?

– Недалеко перекресток есть – ни села, ни деревни. Там постоялый двор. Просто место бойкое.

– Я вижу, ты хорошо местность знаешь.

– Пришлось походить. А не купить ли нам лошадей?

– Обнаглел совсем! Их кормить надо, потом седло, сбруя. Нет, не по мне.

– Жаль, я лошадей люблю.

– А давай вот что сделаем. Избу тебе в деревне купим, лошадь. И заживешь ты, как все добропорядочные люди. Глядишь – женишься, детишки пойдут. Хочешь – землю паши, хлеб сей, а хочешь – бортничай.

Глеб вытаращил на него глаза.

– А ты как же?

– Не пропаду.

Глеб аж остановился:

– Так деньги общие, что же ты на меня их тратить будешь?

– Не мои же.

– Дай подумать, больно уж неожиданно.

– Думай, но помни – зима впереди, замерзнешь в лесу. А так – человеком жить будешь.

– Какой-то ты разбойник странный… Был я уже в одной шайке – так там только грабеж да пьянка. В землянке в лесу жили, как кроты.

– Не понравилось?

– Как напьются – драться начинают. Гляди, – Глеб ухватился за губу и приподнял ее. Справа на верхней челюсти не хватало двух зубов. – Я ведь ложкарь, – неожиданно сказал он.

– Это как?

– Ложки вырезаю, игрушки деревянные. Видел небось на торгу?

– Видел. Ну так и займись делом.

– Уговорил. Надоело скитаться. Жену хочу – чтобы в избе похлебкой пахло – и детишек. По своим скучаю. Живы ли?

По щекам его покатились слезы. Глеб отвернулся и смахнул их рукой. «Видно, не совсем одичал, не зачерствел душой», – подумал Андрей.

– Ладно, веди к постоялому двору. Заодно с хозяином поговорим, может он знает, где избы продают.

Глеб повеселел, глаза заблестели. Видимо, почуял он, что жизнь наладиться может.

На постоялом дворе они поели, сняли комнату.

Вскоре стало вечереть. Андрей уснул и проснулся в середине ночи от вздохов.

– Глеб, ты чего не спишь?

– Всю душу ты мне разбередил, Кудеяр. Свой дом вспомнил, семью. Руки по инструменту соскучились, по работе. Знаешь, как дети радуются, когда игрушку видят?

– Спи, все у тебя наладится.

Проснувшись утром, Андрей увидел, что Глеба в комнате нет. Схватился за подушку, сунул под нее руку, но кошель был на месте.

Одевшись, он спустился вниз, в харчевню. Глеб был там, разговаривал с хозяином.

Подойдя к ним, Андрей поздоровался и отозвал Глеба в сторону:

– Ты имени моего не назвал случаем?

– Как можно?

– Хорошо. На людях меня Иваном зови.

– Как скажешь. А я избу нашел – хозяин подсказал.

– Так ты же ее не видел еще.

– А по мне, любая сгодится. Заработаю – поправлю. Руки у меня из нужного места растут.

– Давай поедим и пойдем смотреть.

– Давай, а то мне не терпится.

Глеб поел быстро и теперь ожидал Андрея.

– Идем?

– Ты дорогу точно выспросил?

– Угу.

– Тогда идем.

Избу нашли в соседней деревне. Она принадлежала рыбаку, да и сама изба стояла на берегу реки. С хозяином сговорились быстро, деревенский староста видаком при договоре был. Андрей отсчитал деньги.

– И лодку забирай, на что она мне в городе? – махнул рукой бывший хозяин.

Вместе с Глебом они обошли его новые владения.

– Крепкая изба! – похвалил Андрей.

– Я доволен. Спасибо, Кудеяр!

– Я поживу у тебя денька три?

– Хоть до свадьбы!

Андрей высыпал остатки денег из кошеля на стол и, не считая, разделил их на две приблизительно равные кучки.

– Забирай свою половину.

– Зачем? Ты и так для меня многое сделал, – запротестовал Глеб.

– Муки, крупы, соли купишь – в хозяйстве много чего нужно. У тебя вон инструментов нет, как ложки резать будешь?

– Твоя правда, – Глеб сгреб деньги. – На торг надо идти, дома есть нечего.

– Так иди, не спрашивай. Теперь ты хозяин, а я всего лишь гость.

У Глеба даже плечи расправились. Он еще не привык к своему новому положению, слишком быстро и неожиданно оно изменилось.

Три дня Глеб только и делал, что кашеварил, ублажая дорогого гостя, и то и дело бегал на торг, покупая то топор, то стамески, то ножи с кривым лезвием.

– Лошадь куплю, – сказал он вечером.

– Зачем она тебе?

– Скажешь тоже! Липу заготовить на зиму – не на горбу же тащить. А в город, на торг на чем товар возить? То-то!

Андрей же три дня ничего не делал, только плавал на лодке и любовался рекой. Разбойничать он не хотел, не по нему занятие. На третий день спросил Глеба:

– Как в Переяславль пройти?

– Я доведу.

– Ты лучше объясни.

– Доведу, там и попрощаемся, – заупрямился Глеб.

Он довел его почти до города – вдали уже были видны луковки церквей.

– Все, Глеб. Дальше я сам.

– Воля твоя, Кудеяр. Хороший ты мужик, жаль – раньше не встретились.

Они обнялись на прощание, и Глеб ушел.

На сегодня у Андрея была назначена встреча с Авдотьей. Что-то она принесет? Простит ли его князь?

Андрей прошел еще немного вперед и свернул в рощу. Это было именно то место, где он расстался с Полиной. Никого. Он сделал несколько кругов, осматривая рощу – нет ли засады? И не потому, что не верил Полине. Она, сама не подозревая, могла выдать себя неосторожным поведением – через того же священника. И «хвост» за собой привести.

Андрей взобрался на дерево, чтобы видеть городские ворота. Далековато до них, бинокль бы ему сейчас.

К воротам сходились три дороги, и потому было оживленно – заезжали повозки, входили и выходили люди.

Вот показались две женские фигуры, но издалека было не понять кто.

Андрей машинально провел рукой по подбородку. Он неделю не брился, и отросла небольшая русая бородка. Полина видела его бритым, а Авдотья – нет.

Женщины свернули на дорогу, шедшую через рощу. Похоже, та, что шла слева, – Авдотья. Андрей видел ее мельком, но не очень приглядывался. Теперь напрягся.

Женщины остановились на дороге, осмотрелись по сторонам и пошли среди деревьев в сторону Андрея. Остановившись, начали озираться.

– Андрей, где ты? – прозвучал голос Полины.

Андрей опустился на пару веток и спрыгнул. Женщины испуганно взвизгнули.

– Ты прямо как с неба свалился. Я уж испугалась, думала – не придешь.

– Я слово давал.

– Авдотья, отойди в сторонку.

После того как служанка отошла, Андрей обнял и поцеловал девушку.

– Ну, говори!

– Ой, что было! Суд княжеский. Бабку Савельевну приговорили к битью батогами и изгнанию из города. Потом слушали по работорговцам. Бобыль-то умер, а его подельника к вире приговорили. Боярин тебя в краже обвинил, да невольники, которых ты освободил, бучу подняли. Их родственники поддержали. Крику было! В общем, за заслуги перед жителями князь смилостивился и обвинение с тебя снял, однако запретил заходить в кремль и наниматься на княжью службу.

– И без него проживу. Так я волен жить в городе?

– Конечно. Ты разве не понял?

– Здорово! Пошли домой?

– К тебе или ко мне? – лукаво улыбнулась Полина.

– Куда хочешь. Правда, у меня дома – ни крошки хлеба.

– Вам, мужчинам, только о еде… Тогда пошли ко мне.

– Чтобы соседи не судачили, объяви о свадьбе.

– Ты правда мне замуж предлагаешь?

– Куда мне деваться? – пошутил Андрей.

Полина пристукнула его кулачком в грудь:

– Так я тебя и отпущу! Авдотья! Идем домой.

Вся троица направилась к городским воротам. И чем ближе Андрей подходил к ним, тем сильнее волновался. Вроде князь сказал свое слово на суде, и вина его не столь велика, но кто их, князей, знает?

Проходя сквозь ворота, он встретил удивленные взгляды стражей, но ни один из них не сделал попытки приблизиться – не то что его задержать. И Андрей успокоился.

На улице его узнавали, раскланивались, кто-то даже закричал, показывая на него пальцем:

– Вон он, который невольников освободил!

Похоже, в народе о несостоявшейся краже никто не вспоминал, люди помнили об освобождении невольников и были ему благодарны. Непроизвольно вспомнилось: «…минует нас и барский гнев и барская любовь». Воистину, от княжьей милости до падения в его глазах расстояние малое, один шажок.

Сначала Андрей свернул на свою улицу – он хотел посмотреть на свой дом. Отпер замок, распахнул дверь:

– Заходите!

Женщины зашли, и Авдотья фыркнула:

– Нежилым пахнет.

Дом не обворовали, не разграбили, но в нем оставалась одна-единственная ценная вещь – подаренный ему князем кубок. Вот его Андрей и забрал.

– Дай посмотреть! – Полина протянула к кубку руку. – Слышала я о подарке, да не видела.

Она взяла кубок в руку, повертела:

– Какая красота! И ценности немалой!

Вернула кубок с неохотой. Андрей отдал бы его ей, да передаривать нельзя, вроде бы подарком пренебрегли.

– Теперь к тебе.

Андрей шутливо шлепнул Полину по заду.

– Ты чего? Замуж никто не возьмет!

– Я беру, зачем тебе другой.

В избе у Полины пахло вкусным, было чисто, уютно – чувствовалась женская рука. На подоконниках в горшках стояли цветы герани, на полу – домотканые коврики.

Авдотья бросилась накрывать стол.

Полина помогла Андрею умыться, подала полотенце.

Они сели обедать. Для простого обеда стол был накрыт слишком обильно и роскошно, наверняка Полина надеялась, что Андрей придет в ее дом.

На столе стояли красные блины из гречневой муки, пироги с зайчатиной. На горячее – грибной суп, настолько густой, что в нем ложка стояла. Из мясного – гусь с яблоками и капустой, на закуску – балык осетровый, на десерт – сырники и леваши. В трех кувшинах стояли сбитень, вино смородиновое и олуй – вид крепкого пива.

Сочтя молитву, ели не спеша. Андрей каждое блюдо запивал прохладным, с ледника, пивом. Очень по вкусу пришлось. Пилось легко, в охотку, но когда стал подниматься из-за стола, почувствовал, что захмелел. Женщины лишь пригубливали вино, щечки порозовели.

Полина заметила нетвердую походку Андрея:

– Ложись, отдохни. Седмицу неизвестно где проживался, ел плохо, бедненький, устал.

Она довела его до своей девичьей кровати, усадила, стянула сапоги. Андрей рухнул на постель и уснул. Переволновался он сегодня, выпил изрядно. Олуй по крепости вину не уступит, а он кувшин трехлитровый, а то и поболе, осушил.

Проснулся под вечер с тяжелой головой. Только сел в постели, как Полина поднесла ему кружку рассола:

– Поправься.

Андрей выпил.

– Ты прямо как нянька за мной смотришь.

– Угодить хочу. Или не любо?

– Любо.

Андрей прошел на кухню, умылся.

– Я к себе домой пойду, неудобно.

– Как знаешь, ты мужчина.

Андрей оделся, обулся, откланялся и отправился домой. Ведь соседи видели, как он пришел – надо, чтобы видели, как ушел. Негоже бросать тень на девушку.

По пути зашел в знакомую харчевню по соседству. Хозяин, увидев его, выскочил навстречу:

– Кого я вижу, сам Андрей! Ну, герой, невольников освободил! А главное – с вредной бабкой разобрался, слово свое сдержал. Заходи, будь так добр, я сегодня дорогого гостя угощаю! Садись, заказывай, что хочешь!

– Мне бы пирогов рыбных с собой да крынку молока.

– Скромно.

– Мне с собой, я сыт.

– Как угодно.

Андрею положили в кузовок рыбных пирогов, завернутых в чистую тряпицу, и небольшую крынку молока. Он поблагодарил и направился домой. Пироги взял себе на утро, а молоко – домовому.

Как только вошел, поставил крынку в угол. Туда же на глиняной плошке положил кусок пирога. Сам улегся спать, поскольку уже начало темнеть. Свечи в избе хоть и были, однако зажечь их было нечем. Правда, имелись трут и кремень для розжига, но к ним надо еще сушеный мох иметь или сухие лучины.

Сон не шел, и Андрей долго ворочался в постели. Для свадьбы надо согласие родителей невесты получить, а она сирота. Дальняя родня есть, но спрашивать их согласия Андрей не собирался. Живут они, по рассказам Полины, довольно далеко, его никогда не видели, и как проходит сам обряд, он не знал. Наверное, Полина сама знает, женщины в этих делах более сведущи.

Только начал засыпать, как почувствовал рядом присутствие домового. Открыл глаза – точно! Стоит рядом.

– Рад видеть тебя живым и свободным, хозяин.

– И тебе спасибо, подсказал вовремя.

– Не пей на свадьбе из кубка, что князь тебе подарил. Сегодня ночью боярин-казначей приходил к тебе, кубок ядом смазал.

– Как? – изумился Андрей, но домовой уже пропал.

Несколько дней прошло в суете. Женщины готовились к свадьбе: приводили в порядок избу, покупали новые наряды. Полина на время взяла кухарку, ибо Авдотья не справлялась. Гостей был целый список, и все со стороны Полины – Андрей в городе друзьями по-прежнему не обзавелся.

Он все время ловил себя на мысли, что все происходящее вокруг него – как сон. То он исправник, то разбойник, а сейчас вот дело к женитьбе идет.

Полина на могилы к родителям сходила, попросила разрешения и благословления, а вечером подружки с песнями повели ее в баню.

Андрею же полагалось в мужской компании окончание холостой жизни отметить – на своего рода мальчишнике. Вот только с кем? Абы кого, едва знакомого, не позовешь. Так он и просидел сиднем в своем доме.

А утром завертелось. За ним приехала колымага, украшенная полевыми цветами, а за ней на телеге сидели скоморохи. Откуда Полина их только выискала? Целый оркестр! Они били в бубны, дудели в рожок, играли на жалейке, стучали ложками, играли на гудке – инструменте вроде скрипки с тремя струнами. Иногда ухал барабан. Шуму – на всю улицу! И скоморохов было-то всего шесть человек, а казалось – толпа футбольных фанатов празднует победу любимой команды.

Когда подъехали к дому невесты, там уже было полно по-праздничному наряженных гостей.

После обряда выкупа невесты все шумною толпою отправились в церковь, на венчание. В небольшом храме было душно, само таинство длилось долго, и Андрей устал стоять. Однако терпел, потел.

Потом новобрачные и толпа гостей пошли к дому невесты. Он был больше, чем дом Андрея, и угощения для гостей решили делать там. У Андрея дом совсем пустой, за столом четверо едва уместятся.

Свадьба пела и плясала три дня. Все три дня молодые не пили – только ели. Андрей ел немного, но хотелось попробовать всего, и в итоге к исходу третьего дня, когда гости пришли «на пирожки», он на еду уже смотреть не мог.

Под конец Полина вынесла и торжественно предъявила гостям подарок князя. Все подержали кубок в руках, повосхищались.

– Выпей из кубка, – предложил один из гостей.

– Не могу, молодые на свадьбе не пьют, – отрезал Андрей и обратился к Полине: – Убери кубок, чтобы кто-нибудь из гостей не отпил из него.

За три дня непрерывных гостей, шума и объедаловки Андрей с Полиной очень устали. Целый день потом отдыхали, отсыпались. А у Авдотьи откуда только силы брались! Ей за плитой досталось тяжелее всех, так она еще и свадебные подарки сочла.

На пятый день встали рано.

– Вот что, Полина, пойдем, покажешь мне свои лавки. Посмотрим, чем торгуют и что надобно, да я в Коломну или в Москву отправлюсь за товаром. Мужчина должен деньги зарабатывать, семью содержать.

Сразу после завтрака они и отправились. Однако оказалось, что полки в лавках пусты, торговать нечем. Батюшка Полины, Ефим Пантелеевич, торговал всем понемногу: сукном, пуговицами, расческами, дешевыми женскими украшениями – да всего и не перечесть.

Посмотрев на все это, Андрей решил завезти товар и лавки разделить по ассортименту: в одной – ткани разные и все, что к ним надобно, вроде ниток, а в другой – всякая мелочь. Так ему казалось правильнее.

Полина спорить не стала.

Дома они собрали на столе все деньги, которые у них были. Кучка оказалась невелика. Одна золотая монета – дирхем, шесть серебряных и куча медях. На крупную партию товара не хватит.

Андрей оставил немного меди на жизнь женщинам, а остальные сгреб в кошель.

– Завтра же отправляюсь.

Почему-то сразу вспомнился Глеб. У него ведь лодка есть. Мачты, правда, на ней нет, как и паруса, но это можно исправить.

Вечером он собрался, утром после завтрака обнял Полину, поцеловал и вышел со двора. Дорогу к избе Глеба он помнил и к полудню уже добрался.

Бывший разбойник, как увидел его, ахнул:

– Ты что, Кудеяр! Или жизнь не задалась?

– Наоборот. Женился я – на купеческой дочке. Правда, сирота она. Теперь деньги нужны.

– Опять грабить-разбойничать пойдем?

– Ты меня не так понял, Глеб. С разбоем покончено. Лодка твоя нужна и ты сам. В Коломну или Москву добраться хочу, товар купить. За труды, понятное дело, деньги тебе заплачу, как сговоримся.

– Я не против, только лодка без паруса. А на веслах против течения – руки собьешь.

– Ты же хвастал, что с деревом обращаться умеешь. Поставь мачту, парус приладь.

– Мачту я поставлю, а где материал на парус возьму? Парусины в деревне днем с огнем не сыщешь.

– Купи холстину. Она легче, на первое время сойдет. Правда, и крепости в ней меньше.

– Договорились. Я пойду дерево искать на мачту. Мне бы сосенку прямую…

– Тут я тебе не помощник.

Глеб вернулся часа через два, неся на плече ровный ствол сосны метра три длиной.

– Нашел. Сейчас ошкурю и ставить буду.

– Флаг тебе в руки.

– Ась?

– Занимайся, это я так, к слову.

К вечеру Глеб закончил работу.

– Деньги давай на веревки и холстину.

Андрей отсчитал медяки.

Утром Глеб купил пеньковые веревки и холст. Долго пыхтел, прилаживая холст к рее, потом разбирался с веревками, то бишь со шкотами. Сделал даже пробное плавание. Под слабым ветром лодка шла не хуже, чем на веслах.

В избу он заявился под вечер.

– Готово, даже опробовал.

– Видел я, – откликнулся Андрей. – Когда отплываем?

– Хоть завтра.

– Я печь затопил, вода в горшке согрелась, поди. Вари кашу и спать будем.

Спалось ему неспокойно. Не занимался торговлей Андрей, как бы не прогореть ему с тканями. «Буду торговаться до последнего», – решил он и с тем уснул.