Пропавший

Глава 10. Жертвоприношение

Андрей начал активно готовиться к предстоящему походу. Он скупал местные товары и складывал их в почти пустые лавки – не пустым же ушкуй гнать. После разговоров с купцами и раздумий решил плыть в Нижний. Там восточные товары – вроде шелка, перца и пряностей – дешевле, поскольку до Желтоводной ярмарки купцы татарские из Казани добираются. Косятся на них, но товар берут – надобен. А татарские купцы в обратный путь ткани льняные покупают, мед, пшеницу и железные изделия. До Нижнего Новгорода плыть дальше – так судно свое, дешевле выйдет.

Когда товар был закуплен, вода в реках в прежнее русло вошла, а земля на берегах просохла, Андрей распорядился Михаилу готовить тарантас. Надо было в Пронск ехать, ушкуй с командой в Переяславль гнать – грузить товаром. Команда небось уже заждалась его, каждый свою копейку заработать хочет.

Андрей планировал обернуться тремя днями.

Выехали поутру. Лошадка застоялась и бежала бодро.

На деревьях уже набухли почки, кое-где, на взгорках, где потеплее, пробивалась трава. Воздух был свежий, не надышишься – не как в городе. А в городе от печных труб – особенно когда ветра нет – аж в горле першит, и снег зимой черный от пепла.

Андрей взял с собой ружье, Михаил держал в руке кнут. Кнут у него был не хуже пистолета – близко не подходи. И настроение у обоих было приподнятым: кончилось весеннее затишье, пора работать.

Справа от дороги, на небольшой полянке неожиданно показалась молодая девка. Она стояла рядом с дорогой и была красива – глаз не отвести – и одета празднично. Андрей даже глаза протер – не пригрезилось ли ему? И только он собирался скомандовать Михаилу остановиться, как тот приподнялся на облучке и огрел девицу кнутом. Да еще и лошадь стегнул, чтобы ходу прибавила. Действие кнута в руках Михаила Андрей уже видел – он ударом руку врагу ломал.

Девица исчезла напрочь, как утренний туман, а Михаил прокричал: «Аминь, аминь, рассыпься!»

Когда Андрей пришел в себя от шока, то спросил ездового:

– Не пойму – что это было?

– Не знаешь разве?

– Не ведаю.

– Тогда слушай. Клад здесь спрятан. Тот, кто его зарыл, заклинание сделал – на «сорок голов». Кто клад найдет, умрет – и так сорок человек подряд, а сорок первому клад и достанется. На этом месте, бают, по ночам светлые огоньки появляются, а днем – девица красная. Только клад черти оберегают, и взять его не просто. А кому он достанется, должен уйти, не озираясь.

– Не верю, сказки!

– Ежели чертей не боишься – попробуй, коли жизнь недорога. Говоришь – сказки? А ведь мы вдвоем девицу видели. Стало быть, правда.

Андрей хмыкнул. На самом деле странно. Красивую легенду или сказку он от Михаила услышал, но и привидение сам, своими глазами видел. Обычно всякая нечисть и нежить днем от людей прячется – взять того же домового из его дома. Вроде заблуждение народное, но советы он Андрею дельные давал. Как тогда? И потом, сколько он ехал, все головой по сторонам крутил.

– Клад-то пробовал кто забрать?

– Про то не знаю, не говорят.

Долго еще ехал Андрей, вспоминая об увиденном и размышляя.

В Пронске Андрея встретили как близкого родственника – тепло.

– Заждались уже! Большая вода сошла, ушкуй просмолили, кое-где такелаж обновили – к плаванию готовы.

– За ним и приехал.

– Когда выходим?

– Хоть сейчас!

– Команду известить надо, харчей подкупить.

Андрей понял намек и отсчитал деньги.

– Ты пешком на торг не ходи, у меня тарантас, на нем приехал.

Георгий сразу с Михаилом и уехал. Дел до вечера много, успеть бы все сделать.

Загрузив корабль провизией, они оставили на нем дежурного.

Андрей не решился отправить Михаила в Переяславль одного. Тарантас пустой, груза нет, но лошадь лихие люди отобрать могут.

По сходням они закатили повозку на палубу, потом с трудом завели упирающуюся лошадь – она боялась воды и раскачивающейся палубы. Зато безопасно.

К вечеру они уже были в Переяславле. Судовая команда осталась ночевать на судне, а Михаил на тарантасе довез Андрея до дома.

– Завтра с утра товар из лавок на судно возить будем. Ездовых предупреди, – сказал на прощание Андрей.

– Да я и так понял.

И у Андрея дома были дела: деньги сосчитать, список товаров, приготовленных к продаже, проверить, в баню сходить, с Полиной поговорить. Ведь не на день уходит, хорошо, если через месяц вернется.

Утром он проснулся, едва рассвело. Подводы уже стояли у ворот дома.

Андрей умылся, схватил рыбный пирог, поцеловал Полину и выскочил на улицу.

Ездовые грузили товар в лавках и свозили к судну. Андрей делал отметки в списке – не забыть бы чего, а судовая команда укладывала груз в трюме.

К вечеру они вымотались все, но судно к отплытию было готово.

– Отдыхайте, утром отплываем.

На этот раз судно отплывало в другую сторону – не вверх по Оке, к Коломне, а вниз по течению, к Нижнему Новгороду. Желтоводская ярмарка, что у Нижнего, значительно больше Коломенской, выбор товаров разнообразнее, цены ниже. Да и Георгию путь был знаком.

Андрей же разглядывал реку и берега с нескрываемым интересом, стараясь запомнить повороты, отмели, села и городки на пути. Причем располагались они в большинстве своем на левом берегу. Правый берег на некотором протяжении был ордынским, а затем до самого Нижнего принадлежал мордве. И меря их называли, и эрзя, весе – по племенам.

Большие земли занимала мордва – от правого берега Оки и Волги, Мокши, Цны, Суры, Пьяны, Алатыря, Иссы. По силе и многочисленности народа мордва могла поспорить с княжеством Рязанским, Владимирско-Суздальским, а то и Московским.

Потому к правому берегу они не приближались, а на ночную стоянку причаливали только к левому. Самое настоящее пограничье, только вот соседи не самые дружественные. Только через сто лет, в 1552 году, мордва присоединится к Москве, да и то уже ослабленная. Мыслимое ли дело – сначала золотоордынцы по пути на Русь прошлись по ней железным катком, потом – Казанское ханство, и напоследок – Иван Грозный, покоряя Казань, вел через нее войска. Отвращенная татарами, мордва не приняла ислам, долго сохраняла язычество и перешла в христианство.

Судно, сплавляясь по течению, а временами и под парусом, шло ходко.

– Если и дальше так пойдем, через пару дней у Нижнего будем, – довольно сказал Георгий.

И как сглазил кормчий. Сначала тучи на горизонте появились, потом небо темнеть начало. Тучи из серых превратились в почти черные, поднялся ветер, и хлынул дождь.

Парус на ушкуе спустили – могла не выдержать мачта.

– Правь к берегу! – прокричал Андрей.

Георгий и сам был бы рад это сделать, да ветер отжимал судно от левого берега.

– Команде – на весла! – приказал кормчий.

Взялись за весла.

– И-раз! И-раз! – отбивал ритм Георгий.

Судно медленно стало приближаться к берегу. В левый борт стала бить волна. Вроде не море – река, пусть и широкая, а двухметровая волна с силой бьет по корпусу, да так, что обшивка скрипит и стонет.

Андрея страх взял – за судно, за себя, за команду. Если судно на бок ляжет – не выплыть. Гребцы ситуацию тоже понимали и налегали на весла так, что сухожилия трещали и вздувались вены на шее.

Медленно, очень медленно удалось подойти к берегу. Андрей, как был – в сапогах и одежде, – сиганул в воду с концом швартова в руке.

На их счастье, нашелся пень, к которому он и привязал швартов. Другой бы с кормы завести надо, а не к чему, деревья от воды далеко стоят.

Обычно причаливали на места ночевок – их можно было узнать по следам кострищ на берегу. Для защиты от ветра их обустраивали под высоким берегом, да еще мощные деревья у берегового уреза стояли – удобно судно швартовыми крепить. А тут не стоянка, ноги в иле по колено утопают, но выбора нет. Да бог с ним, с илом, от него отмыться можно. Сложность возникла в другом – волной судно о берег бить стало. Или на бок положит, или разобьет. Одно радовало – при любом исходе команда спасется.

Однако Георгий, как опытный кормчий, послал вверх и вниз по берегу по одному человеку, и они нашли более подходящее место в ста саженях ниже их вынужденной стоянки. Судно перетянули за швартов, идя по берегу – как бурлаки, зато удалось закрепить надежно.

Бурю пережидали на корабле, под тентами из натянутой рогожи, но она не защищала – протекла. Да и ветер боковой захлестывал потоками дождя. Все вымокли, продрогли. Хоть и поздняя весна, листья уже распустились, а холодно. И костер развести под ветром и дождем не было никакой возможности. Так и сидели, стуча зубами и прижимаясь друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Уже и есть хотелось, а как без костра похлебку сваришь?

Дождь и ветер прекратились только под утро. От воды поднялся туман, стало промозгло. И на судне все было сырое – и одежда, и запасы еды, хотя они хранились в трюме. Сухари размокли и превратились в кашу.

Неожиданно Терентий, указывая на реку, вскрикнул:

– Глядите!

Все обернулись к реке. Ее мутные воды несли мусор, ветки и остатки какого-то судна. Это был кусок кормы с ахтерштевнем и обшивкой из смоляных досок.

Команда дружно стянула шапки и перекрестилась. Не повезло кому-то, судно в щепки разбило, а о судьбе команды думать не хотелось. Андрей и подумать не мог, что такой шторм может быть на реке. Им еще мало досталось, а кому-то и вовсе пришлось отпить беды полной чашей.

Они съели по куску соленого сала без хлеба и сухарей – все проголодались – и отчалили, надеясь ниже по течению встретить место посуше и развести костер. Обычно на реке суда видны – встречные, попутные; сейчас же было пустынно, даже рыбачьих лодок не видно.

Туман начал подниматься, показалось солнце, потеплело. Видя, что погода улучшается, кормчий приказал поднять парус.

Только через некоторое время показалось встречное судно. Оно шло на веслах – на мачте клочьями висели обрывки паруса.

Обычно кормчие и купцы, если суда торговые, сближаются, стараясь пройти поближе друг к другу. За это короткое время они успевают поприветствовать друг друга и сообщить какую-то важную информацию – об отмели, о движущемся плоте, который представлял опасность для судов: плоты, широкие и длинные, всегда сплавляли по реке. Хоть и старались плотогоны веслами держать их в фарватере, а все равно происшествия случались. На изгибах русла плоты по инерции несло к берегу, и если между плотом и берегом попадало судно, его могло раздавить, как грецкий орех.

Тут же встречное судно к левому берегу жалось, и с него кричали что-то. Однако далековато, да и вода по бортам журчит, плохо слышно.

– Андрей, ты помоложе, расслышал, что они кричат?

– Не понял.

– Про бурю, наверное. Если плот где и сорвало, то нам не страшно, мы по течению идем.

– Вперед поглядывать надо.

– Так Димитрий впередсмотрящим на носу сидит, упредит, если что.

Река делала плавный поворот, Георгий переложил рулевое весло, и в это мгновение впередсмотрящий закричал:

– Лодки впереди!

Однако никто не насторожился – лодки так лодки, рыбаки, наверное. Но по мере приближения стало видно, что лодки не рыбацкие.

Лодок было с десяток, в каждой сидело человек пять-шесть, и не рыбаков. Одежда на них была не русская, в руках у многих – луки, у других – топоры.

– Мордва! – ахнул Георгий.

Андрей бросился на нос судна.

Люди, сидящие в лодках, увидели добычу, саму идущую в руки, и направили их ближе к фарватеру.

– Команде – на весла! Георгий – держи прямо!

Андрей решил идти прямо, не сворачивая. Коли лодки поперек встанут, таранить. Ушкуй больше и тяжелее лодки, подомнет ее под себя. «Прорвемся, – подумал Андрей, – лишь бы мордва на абордаж не пошла. Их много, и если успеют на борт взобраться – быть беде, числом одолеют». Сам же нырнул в трюм, достал топоры для команды и ружье для себя. Эх, четыре патрона всего!

Течение, парус и весла быстро несли судно. Похоже, должны проскочить.

На лодках взвыли, заорали что-то воинственное – жалко было добычу упускать! Лучники взялись за луки.

– Берегись! – закричал Георгий.

Стрелы стали бить по ушкую. Каждый гребец мог видеть только свою сторону. Выстрелит лучник – и гребец пригибается за борт.

Но стрелы прилетали с двух сторон. Ранило в руку Ивана, наповал сразило Терентия.

Андрей лег на палубу, укрываясь за бортом.

Одна из лодок подошла совсем близко, метров на пятьдесят. Это была максимальная дальность поражения картечью.

Андрей прицелился и выстрелил, угодив по центру. Двое в лодке замертво упали, один оказался ранен и вывалился за борт.

Андрей перенес внимание на другую лодку. Когда и она подошла поближе, выстрелил – и тоже удачно. Убил он кого-то или ранил – непонятно, но с лодки раздались крики боли, она потеряла ход, и стрелы метать с нее перестали.

Андрей перезарядил ружье и переполз по палубе к другому борту. Здесь лодки были уже совсем близко, одна и вовсе метрах в двадцати. Четверо гребцов налегали на весла, двое стояли на коленях и стреляли из луков.

Андрей выстрелил. Оба лучника, сраженные, упали на дно лодки. Господи, последний патрон остался!

На ушкуе вскрикнули, и Андрей обернулся – на палубе корчился Димитрий, получив стрелу в спину. Вот же гады! Андрей поймал на мушку мордвинов, сидевших в лодке, и выстрелил. Еще одна лодка лишилась людей и хода. Все, закончились патроны! Из грозного оружия ружье превратилось в простую железяку.

Андрей повернулся к Георгию. Тот твердо держал в руке рулевое весло, хотя на рукаве рубахи расплывалось кровавое пятно. Краем глаза Андрей видел: все члены команды лежат неподвижно на палубе – они были убиты.

Неожиданно раздался странный стук, и за борт ушкуя уцепилась железная «кошка» с привязанной к ней веревкой. Андрей схватил топор, валяющийся на палубе, и обрубил веревку. И почти сразу же рядом в дерево борта своими железными концами вцепилась еще одна «кошка», и еще… А с другого борта уже показалась голова.

Андрей решил защищаться до последнего. Перерубив веревки, он бросился к правому борту и ударил мордвина топором в грудь. Тот рухнул в лодку, прижавшуюся к борту ушкуя. Но со всех сторон, с правого и левого борта лезли чужие воины.

Ярость обуяла Андрея: «Мое судно!» В него вселился дух варяжского берсерка. Он метался по судну и бил чужих топором. Только их было больше, и человеческих сил Андрея не хватало. Его чем-то сильно ударили по голове, палуба судна вдруг ушла из-под ног, и он лишился чувств.

Сколько он пролежал, Андрей не помнил. Придя в себя, открыл глаза и увидел – по палубе ушкуя ходят чужие, а судно продолжает двигаться. Парус надут ветром, за бортом журчит вода. Андрей попробовал пошевелить руками и ногами – не получилось, он был связан.

Мордвины опустили парус и сели на весла. Над собой Андрей увидел кроны деревьев. «К берегу пристаем», – понял он.

Судно потеряло ход и ткнулось носом в берег. Рядом пристали лодки. Он хорошо слышал, как они приставали, как переговаривались воины и стучали веслами гребцы. Так вот о какой опасности кричали воины со встречного судна! Только не поняли они, за что и поплатились жестоко.

Двое воинов подхватили его под руки и рывком подняли. Андрей успел увидеть, что на палубе нет убитых из его команды. «За борт сбросили», – решил он и угадал. Выходит, он один остался в живых и в плену. Ничего хуже и придумать нельзя! Лучше бы он голову сложил вместе с остальными!

Его свели на берег по трапу. Там уже собрались женщины и дети. В Андрея полетели камни, некоторые из детей стали плеваться. Один из конвоиров замахнулся на обидчиков тупым концом короткого копья. Дети отбежали в сторону, выкрикивая обидные слова. Андрей языка не знал, но по тону ему было понятно.

Его привели в небольшую деревню, втолкнули в какой-то сарай и заперли дверь. Он уселся на земляной пол. Голова побаливала – сказывался удар, который ему нанесли на палубе.

Ушкуй с товаром у мордвинов, команда мертва, он в плену. Расклад – хуже некуда. А еще мучила неизвестность. Отпустят ли его за выкуп? Так делали и татары, и литовцы, но про мордву он не слышал ничего.

К вечеру пришел воин, принес воды.

– Ты по-русски понимаешь? – обратился к нему Андрей.

Воин кивнул.

– Где я?

– В Мордве, в племени эрзя. Сейчас совет племени собрался, трофеи распределяет.

– А со мной что будет?

– Ты храбрый воин, хоть и купец, наших много убил. Как текштяй решит, так и будет.

– Текштяй – это кто?

– Вождь. – Воин запер дверь.

Издалека, от центра деревни донесся восторженный вопль множества глоток. «Наверное, товар с ушкуя закончили делить», – решил Андрей, но ошибся – трофеи уже поделили. Это вождь решил его судьбу. Племя было языческим, и за многих убитых при захвате судна текштяй решил принести Андрея завтра в жертву – к радости собравшихся.

За стенами сарая стемнело. Руки у Андрея были связаны сзади и затекли. Он периодически шевелил пальцами, сжимал и разжимал кисти рук. Кончики пальцев покалывало, они теряли чувствительность.

Андрей улегся на пол и уснул – слишком много потерь в его судьбе произошло сегодня: потеря свободы, товарищей, судна.

Утром его разбудил солнечный свет, бьющий из открытой двери.

– Вставай, чужеземец!

Андрей перевернулся на живот, встал на колени и поднялся. Бок совсем затек, а кистей рук он не чувствовал.

– Выходи.

Андрея провели в центр деревни. Там уже собралась толпа – наверное, туда пришли все жители.

На Андрея надели венок из весенних цветов.

На небольшой площади восседал на неком подобии трона вождь, рядом стояли приближенные – все в праздничных одеждах. Текштяй сказал короткую речь на своем языке, из которой Андрей не понял ни словечка. Потом вперед выступил шаман или колдун, а может, и волхв – Андрей не мог сказать точно. Он начал бить в бубен, кружиться, что-то напевая и выкрикивая. Толпа одобрительно покрикивала, приплясывала и иногда подпевала.

Сколько это продолжалось, Андрей сказать не мог. Потом языческий шаман поднес к его губам деревянную плашку с пойлом, заставляя отпить. Напиток пах грибами.

Затем Андрея подвели к столбу и привязали. Сердце у него екнуло. На предстоящий выкуп и обмен это было вовсе не похоже, больше на казнь смахивает. Но он русский, он мужчина, и если настала пора умереть, то он сделает это достойно.

Каждый из присутствующих принес полено или ветку, и по команде шамана сложили их вокруг Андрея.

И только сейчас он осознал, какую участь ему уготовили. Хотят сжечь живьем! Андрей дернулся – но куда там! К столбу он был привязан прочно.

Толпа бесновалась, приплясывала. Шаман запел заунывную песню, а когда закончил, подал знак.

К куче дров, которыми до пояса обложили Андрея, подбежали сразу несколько воинов с факелами в руках и бросили их на поленья. Сухое дерево вмиг вспыхнуло.

Повалил дым, поднялось пламя, загородив Андрея от окружающих. Стало жечь открытые участки тела. Было очень больно, от дыма и жара стало нечем дышать. А потом – забытье…

Он дернулся, перед глазами мелькнул огонь, шаман с расписанным лицом, нелепой шапкой на голове и в странной одежде из шкур.

Андрей очнулся. Что за хрень? Над головой – беленый потолок, какой бывает в избах, он укрыт одеялом, и рядом кто-то лежит. Неужели мордва, его казнь – только страшный сон? Но ведь все было так реально?

Он пошевелился и застонал от головной боли.

– А очухался! – раздался рядом незнакомый женский голос.

Голос был явно не Полины, с хрипотцой.

Андрей повернул голову. С постели поднималась женщина в ночной сорочке. Он ее точно не знал, не видел никогда – поручиться мог.

– Сколько говорила – не пей со Степанычем! Он водку ведрами глушить может, и хоть бы что! А тебе на службу идти!

Женщина повернулась к нему. Андрей испугался, что она сейчас увидит его лицо, незнакомое ей, и поднимет крик. Но женщина только вздохнула:

– На кого ты похож? Пьянь!

Или она чокнулась, или он. Скорее – она.

Андрей сел в постели. Где это он? Комната оштукатуренная – он не в деревянной избе. Стол обеденный, шифоньер, на полу – домотканый половичок. Но не это сразило его, а тарелка громкоговорителя на стене.

– Сегодня какой день? – Андрей не узнал своего голоса.

– Известно какой – понедельник, шестнадцатого июня тысяча девятьсот сорок седьмого года.

– Какого года? – изумился Андрей.

– Оглох, что ли?

Женщина подошла к приемнику, повернула выключатель.

– С добрым утром, товарищи! – донеслось из тарелки. И следом зазвучал гимн, гимн Советского Союза, а не России!

С ума сойти! Андрей рывком встал. И еще раз удивился – на нем были исподняя рубаха и холщовые кальсоны. Да он сроду таких не носил.

На стене висело зеркало в простой деревянной раме. Андрей подошел к нему. На него смотрело его лицо, но вместо бороды, к которой он привык, на верхней губе были усы. Только не пышные, а щеточкой – как у маршала Ворошилова в свое время или у Кулика. Не веря своим глазам, Андрей потрогал усы. Колючие!

– Мойся, ешь и одевайся, на службу опоздаешь!

Женщина вошла в комнату и стала собирать на стол. Андрей хотел спросить – где он служит, кем и куда идти? Слишком неожиданные и разительные были перемены, происшедшие с ним. Но не решился – сам понемногу разберется.

Он умылся над раковиной на кухне, в подвесном шкафу нашел бритвенные принадлежности, помазок и побрился.

– Иди есть, чай готов!

На столе в комнате стоял подкопченный с одной стороны чайник, железная эмалированная кружка, блюдце с кусковым сахаром и нарезанный ломтями черный хлеб. Небогатый завтрак, не купеческий. Стало быть, на больший он не заработал. Но есть хотелось, и Андрей уселся за стол.

Женщина – вероятно, жена – достала из шифоньера плечики с одеждой. И одежда форменная – гимнастерка, бриджи.

Андрей молча оделся. Как ни странно, одежда по размеру подошла – как и сапоги. Он поискал глазами ремень – к форме всегда ремень полагался.

– Под подушкой, ты его вчера туда сунул, – поняла женщина.

Он взял ремень, подпоясался. В малюсенькой прихожей снял с вешалки форменную фуражку, надел, ребром ладони проверил положение звездочки и вышел. Он что – военный?

Спустившись по лестнице, Андрей оглядел дом: тот был двухэтажным, двухподъездным, из красного кирпича – видел он такие раньше на окраине. Их уже сносить за старостью хотели и на их месте строить новые.

Андрей потоптался на месте. Кто он? Где служит и куда идти? Интуитивно пощупал нагрудный карман. В левом лежало что-то плотное. Он вытащил удостоверение, развернул. С фотографии на него смотрел он сам, а справа был текст: «Уралзолото, Исовское приисковое управление, военизированная охрана. Кочетов Алексей Иванович…» – только и успел прочитать он, потому что сзади раздались шаги, и чья-то тяжелая ладонь хлопнула его по плечу.

– Здорово, Леха!

– Привет.

Рядом стоял незнакомый мужчина в такой же, как и на Андрее, форме.

– Ну ты вчера со Степанычем всех перепил, – незнакомец дохнул на него перегаром.

– Ага! Башка трещит – сил нет. Утром не мог вспомнить, как жену зовут, – поддержал разговор Андрей.

– Знала бы Ольга! – захохотал незнакомец.

Ага, значит, его жену Ольгой зовут!

– Чего стоим? На службу опоздать хочешь? Кстати, чем пьянка закончилась? Я-то раньше всех ушел.

– Потому что умный. А я не помню, как до дома дошел, – продолжал сочинять на ходу Андрей.

Похоже, была коллективная пьянка сослуживцев, и теперь провалы в памяти можно валить на перепой.

Незнакомец пошел, и Андрей пристроился рядом – хоть узнает, где он, Андрей, работает.

Идти оказалось недалеко, метров триста – за дощатым забором с будкой контрольно-пропускного пункта оказался сам прииск.

На КПП незнакомец предъявил вохровцу удостоверение, Андрей последовал его примеру.

После КПП повернули влево – мужчины в форме собирались именно там, у одноэтажного здания, рабочие в цивильном шли прямо. Там в высоком одноэтажном здании что-то грохотало, наверное – работало оборудование.

Едва они подошли, раздалась команда:

– Строиться!

Построились в две шеренги – как в армии. Только там были погоны и петлицы, а у вохровцев погон нет, и на черных петлицах эмблема – две скрещенные винтовки.

Сначала была перекличка, потом каждого поименно распределили по постам. Кочетова и Самойлова – к хранилищу. Андрей понимал, что Кочетов – это теперь он.

Все с озабоченным видом потянулись к зданию.

– Чего еле ноги волочишь, напарник?

– После вчерашнего.

Андрей повернул голову. Наверное, этот молодой вохровец – его напарник по посту. Андрей приотстал на полшага – пусть Самойлов вперед идет. Он же не знает, как, где и что.

Они подошли к оружейной комнате. Первым получил «наган» в кобуре и патроны напарник, за ним назвал свою фамилию Андрей. Выдававший оружие вохровец буркнул:

– Думаешь, я твою фамилию забыл? Распишись.

Андрей получил револьвер, пачку патронов и кобуру. По примеру других зарядил семь патронов в барабан и уже хотел сунуть револьвер в кобуру, но мазнул взглядом по левой стороне оружия и замер: надпись «ТОЗ», 1934 год и номер. Он видел этот номер не раз – это был револьвер, взятый им на месте авиакатастрофы. Его облило холодным потом.

Напарник заметил, что Андрей стоит весь мокрый, понял это по-своему и посочувствовал:

– Тяжко?

– И не говори…

Андрей снял ремень, пропустил его через шлевки кобуры и снова затянул пряжку на поясе. А в голове бился номер «нагана».

– Идем, караул менять пора.

Самойлов двинулся вперед, Андрей – за ним.

Выйдя из здания, они свернули влево – там стоял небольшой бревенчатый дом.

Они поднялись по крыльцу и вошли. Слева на двери была надпись «бухгалтерия», справа – «председатель». А прямо – еще одна дверь, и возле нее стояли двое вохровцев.

– Ну, наконец-то! Где вас носит?

– Мы вовремя, – отвел упреки Самойлов. Он тщательно осмотрел замок, печать на маленькой фанерке с веревочными хвостиками и кивнул:

– Все в порядке, идите.

Старая смена ушла. Нет, ВОХР – не армия – где разводящий?

Оба встали у дверей.

В бухгалтерию заходили и выходили люди.

Через час Андрей спросил:

– И долго нам так стоять?

Самойлов посмотрел на здоровенные часы на запястье:

– Еще одиннадцать часов.

Андрей мысленно чертыхнулся. Но делать нечего, надо стоять. После, дома, он попытается разобраться в ситуации.

За весь день он только дважды отлучился в туалет. К вечеру ноги устали. Уж лучше бы бегать, ходить – даже таскать что-нибудь.

Когда их сменили и они шли сдавать оружие, Андрей спросил:

– А чего мы охраняем-то?

– Ты что, совсем дурак? Три года служишь и не знаешь? Пить меньше надо! Золото с прииска мы охраняем! Весь поселок знает, а он – нет.

Домой Андрей пришел уже затемно. Жена вернулась с работы намного раньше и уже приготовила ужин.

– Ты слышал, по радио передали, что товарищ Сталин сказал о снижении цен на некоторые товары?

– На службе радио нет – где бы я слышал?

– А у нас на работе женщины весь день только об этом говорили. В поселке, в магазине ОРСа и товаров-то нет, все по карточкам.

– Придет время, и их отменят.

– В Молотов бы съездить.

– Куда? – О таком городе Андрей никогда прежде не слышал.

– Все-таки ты на фронте контужен был! Запамятовал, что Пермь в сороковом году в Молотов переименовали? В честь товарища Молотова.

– Привык уже к Перми.

Оказывается, он на фронте был. Наверное, надо географическую карту купить, посмотреть названия городов, чтобы больше впросак не попадать.

Они поели жареной картошки с селедкой, выпили жидкого чая. Андрей чувствовал себя попавшим в нереальность: другое время, чужая служба и чужая биография. Каждое слово, каждый шаг контролировать надо, как будто идешь по тонкому льду. Одно неверное движение – и ты в ледяной воде. Даже жена чужая, но ведет себя с Андреем, как с мужем.

Учитывая, что поселок режимный, все и вся под контролем НКВД, или МГБ. Андрей просто не помнил, когда ведомство Берии переименовали.

– Леш, ты чего сидишь? Я уже посуду вымыла и убрала. Спать пора.

– Задумался что-то.

Подумать и в самом деле было о чем. Второй раз в жизни судьба его круто менялась – вроде испытывал его кто-то. Только раньше никто ему не говорил, что с ним случалось подобное. Посоветоваться бы с кем-то! И опасался он. По крайней мере здесь, в режимном поселке, нельзя ни с кем разговаривать. Итог разговора – или психбольница, или застенки НКВД.

Голова от мыслей пухнет. Год он уже провел в Переяславле, жизнь наладил, женился – Андрей едва не застонал от воспоминаний. Как там Полина? Ведь она ребенка ждет, его ребенка! Сообщить о гибели команды и захвате судна некому – нет свидетелей. Так и будет она ждать его возвращения месяц за месяцем, пока не состарится в одиночестве. В церковь ходить будет, свечи ставить перед иконами, молиться за него.

– Оля, у нас где церковь?

– По-моему, ближайшая – в Горнозаводском. А зачем тебе? Товарищ Ленин говорил, что религия – опиум для народа.

– Так и есть, это я так, к слову спросил.

– Что-то я раньше не замечала, чтобы ты церковью интересовался. Ты ведь и сам когда-то говорил, что после фронта ни во что не веришь – ни в бога, ни в черта, а только в случай, в удачу.

– Спать давай.

– Вот так всегда.

Ольга разобрала постель и разделась сама. Андрей заметил, что у нее хорошая фигура. А вот голос подвел – низкий, с хрипотцой.

– Ты куришь? – спросил он.

– Раньше, в войну курила. Нас, женщин, в трудовую армию забирали. Мне еще повезло, я на торфоразработках была. А другие на лесоповалы попали. Знаешь, как там тяжело? Понадорвались все.

– Предполагаю.

Они улеглись в постель. Жена прижалась к Андрею, поласкала его, явно пытаясь соблазнить. Но Андрей устал после всех перипетий, чувствовал себя разбитым, глаза смыкались.

– Ну тебя, противный, жена хочет, а он – спать. – Ольга отвернулась, обиженная.

Никаких чувств Андрей к ней не испытывал, обиду ее хотя и понял, но отнесся к ней спокойно.

Утром он проснулся, когда Ольга уже хлопотала на кухне, гремела посудой. Пахло керосином от керогаза.

Он встал, вышел на кухню.

– Ты чего? – удивилась Ольга. – Тебе же на работу в ночь идти. Или не спится?

– Чаю с тобой попью и снова лягу.

– Ты же соня, тебя по утрам не разбудишь, – еще больше удивилась Ольга. Однако кружку чая все же налила.

Андрей выпил горячего чаю с сахаром вприкуску. Давненько он сахаром не баловался, год.

Ольга переоделась и убежала на работу. Интересно, где и кем она работает? Да ведь спроси ее – удивится: настоящий Алексей знал.

В отсутствие жены Андрей учинил в квартирке форменный обыск. Ему нужно было найти документы, фото – и тогда, может быть, хоть что-то прояснится.

Своих фото он не нашел, только несколько – жены, да и то двух-трехлетней давности. Но документы были: военный билет и удостоверения к наградам. Оказывается, Кочетов был на фронте пулеметчиком и имел медали – «За отвагу» и «За боевые заслуги». Ну хоть что-то о Кочетове узнал, а то прошлое – как белый лист бумаги.

Он снова лег в постель, пытаясь осмыслить невероятные повороты в судьбе, но ничего вразумительного на ум не приходило. Стал придремывать, а перед глазами огонь стеной, тело жжет – страшно… Проснулся в липком холодном поту, сердце колотилось о ребра. Кошмар какой-то, и не галлюцинации мозга, а реальные воспоминания, хотя на коже – ни малейшего следа ожогов.

Андрей провалялся в постели до вечера. Идти никуда не хотелось, да и некуда. Видел он вчера поселок: десятка два жилых бараков, десяток кирпичных домов, магазинчик и поселковый совет – куда же без совета при советской власти? Мужикам только и остается, что пить, да может быть, еще на рыбалку ходить, грибы и ягоды собирать. А он не грибник и не рыбак.

А еще душа за Полину болела. И вроде новая жена рядом объявилась, только не нравилась она ему – вульгарная, горластая. Да что делать, не он ее выбирал. Придется потерпеть, пока оглядится, освоится. А там ведь можно и уехать из поселка: все-таки двадцатый век, есть машины, железная дорога. Правда, рельсов он здесь не видел, как не слышал перестука колес и паровозных гудков.

Между тем было пора на работу.

Он поднялся с постели, оделся и вышел. Запер двери незамысловатым ключом, висевшим здесь же, на стене в коридоре квартиры. А дальше – уже знакомая дорога, развод караула, получения оружия и пост. На этот раз он стоял на окраине периметра, на вышке, с карабином за спиной.

Стемнело, включили фонари вдоль колючки и прожектора на вышках. Ни одной живой души не было видно – скукота.

К утру он замерз и понял, что сглупил, не взяв шинель, висевшую в шифоньере. Хоть и лето на улице, а Север, по ночам холодно.

Едва дождавшись смены, Андрей заторопился домой. Жена уже ушла на работу, может – оно и к лучшему.

Андрей поел каши, выпил чаю. Немного поразился – как можно так испортить рисовую кашу? Комками, слиплась, без масла – в рот не лезет. Совсем Ольга неумеха безрукая, ей бы поучиться у кого-нибудь из товарок. После бессонной ночи голова чумная, спать охота.

Он разделся и нырнул в постель. Согревшись под одеялом, уснул, и во сне ему Полина привиделась: улыбается и руки к нему тянет – обнять. Проснулся Андрей с такой тоской на душе!

Жена заявилась, повертелась перед ним:

– Ну, как я тебе?

Андрей не мог понять, что она от него хочет.

– Ты что же, не видишь, что губная помада у меня новая?

– Прости, не заметил.

От обиды Ольга надула губы. Ладно, пусть дуется, может – ночью приставать не будет.

Так они и спать легли – спина к спине. А утром она ушла на работу, когда он еще спал.

Проснувшись, Андрей не знал, куда девать время, поскольку после ночи – двое суток отдыха.

Он позавтракал, прочистил и подрегулировал керогаз, а то запах слишком сильный распространялся, когда он работал; розетку подкрутил, которая болталась, бритву опасную о кожаный ремень направил. Хорошая бритва, золингеновской стали, наверное, Алексей привез ее с фронта в качестве трофея.

Так он провозился до обеда, а в два часа в дверь постучали. Андрей удивился – он никого не ждал, но открыл дверь.

На лестничной площадке стоял посыльный в вохровской форме.

– Привет, тебя начальство вызывает.

– А что случилось?

– Там узнаешь.

Пришлось срочно бриться, одеваться, чистить сапоги, и все в темпе – начальство ждать не любит.

Явившись пред светлые очи начальника караула, Андрей доложил о своем прибытии.

Начальник снял очки и глянул на Андрея уставшими, покрасневшими от напряжения глазами:

– Вот что, Алексей. Я понимаю – день у тебя выходной, но надо выйти. Сумароков заболел, в больничку его повезли – как бы не аппендицит.

– Ну так постою на часах.

– Нет, ты не понял. Сумароков не на посту стоит – ежели ты забыл. Он груз сопровождает. Так что получай оружие, ватник надень.

– Не холодно, не ночь.

Начальник караула только засмеялся:

– И шапка лишней не окажется.

– Мне посыльный ничего не сказал про одежду, – растерялся Андрей.

– Он не знал. Возьмешь в комнате рядом с оружейной.

Андрей получил оружие – все тот же «наган», подобрал под себя ватник и шапку-ушанку. Рядом с оружейной была комната, где хранились теплые вещи для караулов – тулупы до пят и здоровенные валенки, которые надевались на сапоги. Дома такой одежды никто не имел, в ней невозможно работать. А в карауле зимой стоять – в самый раз.

Потом они вместе с начальником караула уселись на потрепанную полуторку. Правда, начальник, как ему и положено, уселся в кабину, рядом с водителем, а Андрей – в кузов.

Ехать пришлось недалеко – до здания, где он стоял в карауле в первый раз с Самойловым у хранилища. Там и сейчас стояли двое незнакомых ему вохровцев.

Начкар осмотрел пломбу на двери, сорвал ее и отпер дверь.

– Кочетов, ко мне!

Андрей подошел.

Начкар откинул замки на двух ящиках:

– Лично убедись, что пломбы целы.

В ящиках лежали опломбированные брезентовые мешки. Видел уже Андрей такие – на самолете в тайге.

– А теперь распишись, что груз принял.

Андрей неловко расписался. Знал бы, что подпись придется ставить – потренировался бы.

– Ну, парни – грузите.

Оба вохровца взяли по ящику и понесли к полуторке.

Начкар снова уселся в кабину, а Андрей взобрался в кузов. Полуторка тронулась и повернула направо.

Они выехали за промышленное здание, где мыли руду, и еще дальше – к самому дальнему углу прииска.

Когда полуторка вывернула из-за какого-то склада, Андрей увидел маленький самолет «У-2», сердце упало в пятки. Он думал, что сопровождать груз придется на машине, и воспринял приказ спокойно.

Машина остановилась у самолета. Начкар вышел из кабины, из кузова выпрыгнул Андрей.

– Товарищ начкар, я не могу лететь! – заявил Андрей.

– Это что еще за фокусы на службе?

– У меня это… воздушная болезнь, укачивает.

– Ты раньше не говорил ничего, а теперь менять поздно. Забыл, что сегодня груз в Молотов доставить надо? Там уже ждут, встречающие на аэродром поехали. Да что я тебя, как девку, уговариваю?

Обогнув самолет, к нему подошел летчик – в меховом комбинезоне и шлемофоне.

– Вылетать надо, иначе засветло не успеем добраться. Сами понимаете, груз государственной важности, абы где приземлиться с ним нельзя, инструкция.

– Да вот у сопровождающего охранника воздушная болезнь.

– Погода хорошая, болтать не будет – спокойно долетим. Грузите.

Андрей с помощью начкара погрузил оба ящика в заднюю кабину. Летчик уже забрался в самолет, механик прокручивал деревянный винт. «Выпрыгнуть бы, да и убежать! – подумал в отчаянии Андрей. – Только куда? Колючая проволока по периметру и охрана». Он уже догадался – даже наверняка знал, чем закончится полет.

Начкар отошел.

– Контакт! – скомандовал пилот.

– Есть контакт! – отозвался механик.

– От винта!

Мотор чихнул, обдав стоящих бензиновым выхлопом, и ровно затарахтел. Вот начкар, сволочь, подгадал с вылетом! Знал бы Андрей про вызов – лучше бы напился. А что? Выходной, имеет право.

Самолет пополз вперед, развернулся. Летчик дал газ, и самолет, пробежав совсем немного, взмыл в воздух. Видевший не раз, как взлетают большие современные самолеты и какова длина их разбега, Андрей удивился. Такой и на школьном стадионе сядет.

«У-2» набирал высоту. В открытой кабине самолета Андрей был в первый раз: ощущения сильные. Дул ветер. Наклонив голову за борт, можно было видеть все, что было внизу – дороги, грунтовки, лес, реку и многочисленные ручьи.

Двигатель тарахтел ровно, без сбоев, и Андрей понемногу успокоился. Наверняка с прииска самолеты регулярно летают, почему он решил, что именно самолет, на котором он летит, сегодня упадет? Интересно, сколько до Молотова лететь?

Часа через полтора лета, когда Андрей и вовсе выкинул дурные мысли из головы и успокоился, мотор чихнул раз, потом – другой и заглох. Слышался только свист ветра в расчалках.

Пилот повернулся к Андрею.

– Ничего страшного, сейчас спланируем и сядем! – прокричал он.

Но Андрей в счастливый исход посадки уже не верил, только сделать ничего не мог. В случае опасности он привык действовать только сам и активно: убегать, стрелять, драться – в общем – противодействовать беде. А сейчас он вынужден был довериться умению летчика и этой потрепанной железяке. Самолет явно знал лучшие годы, а сейчас на крыльях заплатки перкалевые видны, кое-где краска облезла, задняя кабина вытерта до металла.

Самолет медленно снижался. Летчик поглядывал за борт, поверх капота, явно выбирая место для посадки.

У Андрея закралась мысль – а не специально ли это сделано? Поломка имитирована, сейчас приземлится на каком-нибудь лугу, где уже сообщники ждут… Все-таки два ящика золота – во все времена лакомая и серьезная добыча для преступников.

Он вытащил из кобуры и осмотрел револьвер. В барабане все камеры с патронами, медно светятся тупоносые пули. Просто так он не сдастся – если это не простая поломка, а хитрый ход, не одного бандита убить успеет.

А самолет продолжал снижаться. Появились озера – одно, вдали – другое. И никаких полей или лугов, тайга, куда взгляд ни кинь.

– Держись! – закричал летчик.

Андрей сунул револьвер в кобуру, схватился обеими руками за борта кабины, а ногами уперся в переборку. Мысленно он начал молиться.

Впереди стала видна поляна – летчик пытался дотянуть до нее. Но высоты уже не хватило. Раздался треск – это «У-2» задел колесами шасси верхушки деревьев. Самолетик резко накренился влево и ударился крылом о деревья. Крыло оторвало, тут же последовал резкий рывок фюзеляжа вниз, сильнейший удар о землю, треск деревьев, ломающегося деревянного корпуса и крыльев. Руки не удержали тело, и Андрей приложился головой о переборку кабины. Свет в глазах померк.

Он пришел в себя от мерного звука и открыл глаза. На стене висели ходики. Такие уже давно не делают – с гирями на цепочках. В комнате сумрачно, только начинает светать.

Андрей повернул голову: на соседней кровати, откинув одеяло, спал Павел. А у стены напротив, на старом раскладном диванчике тихонько похрапывал Саша. Так это ж они у деда Никифора в деревне! И такая радость охватила Андрея, что он едва не закричал от чувств, переполнявших его. Он жив! Он в своем времени, и не надо изворачиваться, выдавая себя за кого-то другого. Но тут же засомневался: а как быть с Переяславлем, Полиной, мордвой, Ольгой и прииском? Или это все ему пригрезилось? Да уж больно реально, никакой симулятор происшедшего не произведет. Нет, после возвращения в Пермь надо показаться психиатру. Может, у него раздвоение личности, какая-нибудь шизофрения или параноидальный бред.

Тихонько отворилась дверь, и вошел дед Никифор.

– Парни, вставать пора, а то всю охоту проспите.

Они поднялись, быстро умылись. Сев за стол, попили чаю, и дед повел их в известное ему место.

– Уток там полно, непуганые! Только с одного места стрелять не следует. Озеро большое, пусть кто-то из вас на другую сторону идет. Как утки после выстрела на крыло поднимутся да к другому берегу полетят – только стрелять успевай!

Озеро было большим, около километра в длину, берега поросли камышом. Жребий идти на другую сторону выпал Андрею.

– Ты озеро обойди, – напутствовал его дед. – Как на другом берегу окажешься, мы стрелять начнем, а ты не зевай.

Андрея не оставляло чувство повторения, «дежавю» – как в американском фильме «День сурка», когда один день проигрывался снова и снова.

Он обошел озеро, приготовил ружье и махнул рукой. Его увидели, и почти тут же прозвучало два выстрела, потом дуплетом – еще два. С воды взметнулись испуганные утки и стаей потянулись к другому берегу.

Андрей вскинул ружье – выстрел! Одна утка упала в воду. Он повел стволом, взял упреждение, выстрелил еще раз и увидел, как от попадания дроби полетели перья, и утка упала в лесу среди деревьев.

Боясь упустить трофей, Андрей разделся и полез в воду – утку могло отнести от берега. Вода холодная, Пермский край – не Сочи! Бр-р-р!

Он дотянулся до кряквы и выбросил ее на берег. Выбрался на землю, отмыл ноги от ила, оделся. Надо было искать вторую утку – будет чем перед друзьями похвастать.

Мысленно представив себе траекторию полета и снижения утки, он направился к предполагаемому месту ее падения. А в душе – ликование, радостные чувства переполняют грудь. Он жив, здоров, охотится! И ружье при нем – не осталось на ушкуе, захваченном мордвой. Андрей уже почти уверился, что все – сон, галлюцинации.

Он вошел в лес, осматривая землю. Потом поднял голову – вдруг сбитая им утка зацепилась за ветки? Среди деревьев увидел что-то темное, и сердце забилось, как пойманная птица. На мгновенно ставших ватными ногах он медленно приблизился. Черт, черт, черт!

Среди деревьев лежал на боку полуразвалившийся фюзеляж самолетика «У-2», недалеко – оторванные крылья. Перкаль был ободран, как ребра, просматривались фанерные шпангоуты.

Он уже знал, что увидит там, в кабине, но все равно подошел ближе. В обеих кабинах были видны скелеты в истлевших одеждах. Страшно и жутко было смотреть на свои останки. А может, это настоящий Алексей Кочетов, несколько дней жизни которого Андрей прожил?

Ему стало плохо, закололо сердце, закружилась голова. Во рту – сухо, внезапно перестало хватать воздуха. Сроду сердце не беспокоило, он даже не знал, где оно находится.

Так он стоял долго, не меньше получаса – ноги как к земле приросли. Смотрел на самолет, на останки летчика, сопровождающего – или на свои? Мороз шел по коже.

Через некоторое время Андрей пришел в себя, повернулся и запнулся о деревянный ящик. На нем едва заметно проступала надпись краской: «Партия № 3. 1947 год». Золото. Да будь оно проклято! Одни несчастья от него! Не возьмет он ничего и парням не скажет.

Пусть все идет своим чередом. Может, когда-нибудь повезет случайному прохожему, найдет он эти ящики. Но это будет уже его судьба.

За озером раздались выстрелы. Парни охотятся. По берегу Андрей направился к ним. Он ликовал – жив, в своем времени, друзья рядом! А что еще человеку для счастья надо?