Проклятый Портной: Том 1

Глава 2

Иркутск

5 мая 2046

Суббота

— Фу, блин, меня сейчас вырвет…

— Кто-то сдох? Признавайтесь, псы, кто кореша на перо посадил и плохо прикопал?

— Да нас, похоже, потравить собрались… У меня уже глаза слезятся. Дышать невозможно…

— Паскуды, выпустите нас! Я буду жаловаться!

Гомон просыпающегося раньше времени жулья становился всё громче и громче, выгоняя меня из блаженной дремоты.

Я бы, может, и дальше спал, однако повышенная чувствительность к звуку этому не способствовала, так что пришлось открыть глаза и принять вертикальное положение.

Стоит отметить, что несмотря на жёсткую кровать и ощутимое, даже сквозь сон, чувство голода, поспать я смог. И даже чувствовал себя весьма неплохо.

Конечно, неплохо по меркам человека, которого хорошенько били несколько дней подряд, а потом и вовсе череп проломили.

— Эй, ублюдки! Что за пытки вы учинили? Агх…

Очередной крик бандита, перемежавшийся кашлем, оборвался глухим ударом. А это означало, что в наше крыло, наконец, пожаловали господа тюремщики.

Я, пока лежал да слушал, успел немного почерпнуть информации из разговоров местного отребья. Ничего серьёзного, на самом деле. Лишь окончательно убедился, что нахожусь в одном крыле с натуральными отбросами общества. Вдобавок окончательно убедился, что меня среди них искать точно не станут.

Так что, слушая, как рыдают навзрыд местные обитатели, моля тюремщиков увести их отсюда куда угодно, я угрызений совести не испытывал. Хотя, по сути своей, я— весьма добрый и отходчивый человек.

— Сука… я сейчас, кажется, помру…

О, а это уже стражи порядка начали наслаждаться местной атмосферой.

— Держись! Нам нужно найти источник этой вони. Если она и в другие части тюрьмы проникнет, у начальства могут возникнуть неудобные вопросы. Так что нюхай и думай, откуда это дерьмо…

Неожиданно раздались звуки мекающего козла, которые заставили меня удивиться неожиданному появлению сего животного в этой обители скорби.

Впрочем, спустя несколько долгих секунд я понял, что животного никакого нет, а эти булькающие стоны издаёт блюющий тюремщик. К которому спустя мгновение присоединился и его коллега.

Да, надобно будет написать потом плохой отзыв на этот «санаторий». Какая же безкультурщина царит в этих стенах. Персоналу, как минимум, нужно уметь сдерживать свои физиологические позывы в присутствии гостей.

— Всё, я больше не могу… — услышал я умирающий голос одного из охранников, и через несколько секунд послышалось шуршание волочащегося тела.

Похоже, напарник отключившегося оказался покрепче и не только не потерял сознание, но и сумел собрать волю в кулак. И теперь тащил товарища из «заражённой» зоны, не обращая внимания на вопли заключённых, состоящие в основном из требований пристрелить их, оборвав мучения.

Ну а дальше события стали разворачиваться по вполне логичному сценарию. Стоны жуликов сменились хоровым мычанием «козликов». И это, естественно, добавило отдельных пикантных ноток «аромату», исходившему от моих носков. Отчего, смею предположить, обстановка в крыле стала ещё напряжённее.

Так что спустя некоторое время, когда зловоние уже должно было проникнуть в центральный корпус тюрьмы и добраться до нежных носиков местного руководства, в наше крыло всё-таки была отправлена спецбригада. Так сказать, для поиска и устранения.

Правда, вся «специальность» этой бригады, исходя из бубнёжа, доносящегося из-под противогазов, как раз-таки и заключалась в наличии средств индивидуальной защиты.

— А ты чего не блюёшь? — поинтересовался один из добравшихся до моего закутка «искателей», с подозрением глядя на меня сквозь запотевшие стёкла противогаза.

— Так не положено, уважаемый, — с удивлением произнёс я. — Как я оставлю испачканную камеру следующему сидельцу? Некультурно же. Вот сижу, терплю. Дышу через раз и только правой ноздрёй. Вот вы сами попробуйте. Но обязательно правой. С левой не сработает.

В ответ на это тюремщик задумчиво потёр подбородок, скрытый под противогазом.

— Совсем сдурел, что ли, Свиридов? Нашёл кого слушать, это же «спецзаказ», — произнёс возникший рядом с развесившим уши младшим сержантом служивый с лейтенантскими погонами. — И вообще, пошёл отсюда. Не хрен тебе здесь тереться. Твоё дело— источник запаха искать.

— Так как я его найду, господин лейтенант? В этом противогазе ничегошеньки не видно…

— Я тебе сейчас шланг пережму, и у тебя вопросы сразу отпадут, боец. Пошёл отсюда, — лейтенант толкнул Свиридова в плечо, после чего посмотрел на меня. — Руки вверх. Кругом повернуться.

После непродолжительного и, по сути, формального осмотра с безопасного расстояния, лейтенант молча убыл. Похоже, несмотря на фильтры, противогазы всё же не справлялись с запахом, и офицеру хотелось как можно скорее убраться отсюда.

Так что я вскоре вновь остался в одиночестве. Правда, в этот раз на совсем небольшой промежуток времени. По внутренним ощущениям от силы час-полтора.

Заключённые уже давно валялись без сознания, так что сидел я в относительной тишине, продолжая думать думы да дожидаясь следующего шага местного начальства. И вот он, наконец, наступил. Вновь раздались голоса, только в этот раз куда более громкие и собранные.

Судя по всему, быстро найти источник запаха руководство тюрьмы уже не рассчитывало, однако и оставлять всё как есть тоже не могло.

Как минимум, потому что местные обитатели камер могли и помереть, захлебнувшись в бессознательном состоянии. А массовая гибель даже таких отбросов чревата какой-нибудь внезапной проверкой.

Что, конечно же, было бы мне на пользу, но выходило уж слишком затянуто по времени. Да ещё и трупы при попытке выбраться из застенка меня огорчали. Как-то уж совсем по-дилетантски выходит, без огонька…

Естественно, местное руководство о моей самооценке думало в последнюю очередь, однако поступило именно так, как я и предполагал. А именно приняло решение перевести всех осуждённых в камеры другого крыла.

Правда, дальше наши мысли расходились, и завтра-послезавтра, если запах не исчезнет, то, начальник тюрьмы, судя по тому, что я услышал, собирался пригласить магов, чтобы уже те разобрались с возникшей проблемой. Но мне хватит и сегодняшней ночи.

Тем временем эвакуация заключённых проходила довольно быстро, ибо даже те жулики, что каким-то чудом пришли в себя после ласковых пинков по рёбрам, сопротивления не оказывали. Даже напротив, самостоятельно надевали наручники и торопливо, без всякого понукания, двигались в сторону выхода.

— Вот, а говорят, людей перевоспитать невозможно. Здесь главное, чтобы было желание воспитуемого да мотиватор в руках воспитывающего пострашнее, — сидя в позе лотоса на кровати, произнёс я, не спеша подходить к дверям.

Судя по постепенно затихающим звукам в коридоре, никто меня спасать не намеревался. Скорее всего, лейтенант догадался сообщить начальству, что чувствую я себя прекрасно и умирать не спешу.

Ну а начальник, будучи не совсем идиотом, сумел связать события, произошедшие рядом с камерой «спецзаказа», то бишь мной, за последние сутки в одну цепочку. И наверняка понял, что переведи он меня в другие камеры, подобное может повториться. Поэтому решил от греха подальше, пока не связываться.

Конечно, был риск, что меня пристрелят между делом, однако, судя по словам Борова и его товарища, Хорёк заплатил именно за то, чтобы Максимку здесь неделю пытали за нанесённое оскорбление.

И если Борову, ввиду отсутствия интеллекта, было в общем-то на это условие наплевать, то вот его начальнику… Наверняка, тот был лично, ну на крайний случай через кого-то, знаком с заказчиком, и невыполнение поручения грозило для него какими-нибудь штрафными санкциями.

Так что вероятность смерти от рук местных «работников» на текущий момент я оценивал не выше пятнадцати процентов. А учитывая, что Боров был выведен из строя, то и вовсе не больше пяти.

В общем, можно продолжать спать и восстанавливаться, не сильно беспокоясь за сохранность своего тела. Чем я, собственно, и занялся.

Единственное, что, перед тем как лечь, подошёл к решётке и, коснувшись одного из прутьев, проклял тот. Естественно, с соблюдением Баланса.

И теперь железяка прекрасно сопротивлялась физическому воздействию, однако крайне плохо переносила длительное воздействие тепла.

Так что если кто-нибудь надумает заглянуть ко мне в закуток, то с удивлением обнаружит странную картину: безмятежно спящего меня и два носка, завязанных на пруте. Но, естественно, лишний раз соваться в зловонное крыло никто не собирался, так что спал я спокойно. И даже без сновидений.

Проснулся же, судя по ощущениям, глубоким вечером, если даже не ночью. В тюрьме, насколько позволял расслышать мой обострённый слух, было тихо, и лишь где-то вдалеке шаркали да бряцали ключами бдящие дежурные.

— Город засыпает, просыпается Проклятый, — спрыгнув с кровати и обув тапочки, я подошёл к решётке, после чего дёрнул прут с носками на себя.

Раздался хруст, и в моих руках оказался почти что метровый кусок железа, а передо мной путь на свободу.

— Вижу цель, не вижу преград, — продолжил я рассыпать крупицы мудрости, одновременно натягивая носки.

В камере с наступлением ночи заметно похолодало, так что приятно обжигающе тёплые элементы гардероба подняли мне настроение.

Впрочем, последние сутки оно и так было на высоте. Я даже стал потихоньку забывать значение слово «скука».

Поправив робу и подхватив с кровати прут, скорее по привычке, чем из-за необходимости, я выбрался наружу. После чего двинулся в сторону выхода. Особо много это времени не заняло, хотя оказался коридор на удивление длинным, а камер по обеим его сторонам неприлично много.

Тем не менее, судя по тому, что большая часть «жилых помещений» была чиста, до моего появления они пустовали. Так что наполненность сего исправительного заведения явно хромала. То ли потому что здесь быстро перевоспитывали, то ли на этот «курорт» приглашали далеко не всех.

Однако гадать над этим вопросом мне долго не пришлось.

Стоило только покинуть крыло, по пути прокляв несколько замков и открыв двери, запечатанные монтажной пеной, как до меня донёсся разговор дежурных.

— Да говорю тебе, прикроют. Ну, где это видано, чтобы тюрьма частная была? Это дело под государевым контролем должно быть!

— Что-то ты об этом не думал, Игорёк, когда сюда устраивался. Да и после первой получки особых страданий от угрызений совести я на твоей морде не наблюдал, — со смешком произнёс невидимый напарник Игорька.

— Ну так я-то думал, что тут нормальная тюрьма будет, а тут… — послышался тяжкий вздох. — Да ещё эта секция 1-А с особо опасными. Вот если они такие «особые», так какого хрена там камер нет? За ними же следить нужно. Мало ли чего учудят. Хотя уже учудили…

— Не лез бы ты в эту тему. Да и вообще потише говори. Мало ли кто уши греть может. Наше дело маленькое, сидеть да смотреть в ту сторону, в которую приказали.

— Я тебе что, конь с шорами, чтобы только прямо смотреть?

— Ну не кобыла же. Я надеюсь… — фыркнул напарник.

Хм, а я всё удивляюсь, чего это действительно камер не видно, а вон оно что.

Из памяти Максима удалось вытянуть крохи информации, об открытии первой в Иркутске частной тюрьмы. Событие для города было знаковое, да и произошло всего несколько месяцев назад, так что парень ещё не всё успел позабыть.

Находилось сие заведение под родом Игнатьевых, о которых ходили не самые хорошие слухи. Впрочем, в открытую обвинять их никто не спешил, так как род был далеко не слабый и обидчиков порол с демонстративной жестокостью.

Однако напрямую самой тюрьмой руководил некий Васильковский, человек неблагородных кровей. Который, судя по всему, кроме официальной деятельности, ещё и подрабатывал на стороне.

Конечно, сомнительно, что Игнатьевы не знали, что происходит в стенах их тюрьмы, однако Васильковский определённо владел всей информацией.

Так что пока слушал двух болтунов, решил, что было бы неплохо наведаться в гости к начальнику, прежде чем покинуть это незамечательное место. Тот вроде как ввиду ЧП, сегодня решил заночевать на рабочем месте.

Хотя, конечно, перед визитом вежливости не мешало бы переодеться да от носков избавиться, иначе выдадут они меня с потрохами.

Тем временем, двигаясь в направлении центрального поста с говорливыми дежурными, я внимательно осматривал двери, пока не обнаружил одну с криво повешенной табличкой «комната отдыха».

Дверь, к моему удивлению, оказалась не заперта, так что поддалась от малейшего прикосновения и беззвучно распахнулась.

Внутри оказалось довольно темно. Особенно если сравнивать с хорошо освещённым коридором.

Впрочем, глаза довольно быстро привыкли к царившему в комнате отдыха полумраку, с трудом разгоняемую ночником, и я разглядел несколько двухъярусных кроватей. И на каждом ярусе похрапывал человек в форме тюремной охраны.

«Смена отдыхает», — догадался я.

«Ага!» — синхронным всхрапыванием подтвердили спящие мою догадку.

Правда, один из них, видимо, самый чуткий, эту синхронность слегка подпортил. То ли сон ему плохой снился, то ли «аромат» носков до него первого добрался.

Поэтому я медлить не стал и, скользя меж кроватей, принялся тыкать пальцами в тюремщиков, накладывая проклятия. Ничего серьёзного, так, крепкий, здоровый сон, после которого у проснувшихся будет немного плохо с пищеварением.

И не то чтобы у меня не очень с фантазией. Просто, во-первых, ничего плохого они мне лично не сделали, а, во-вторых, я не планировал, уходя чересчур громко хлопать дверью. Неподходящая ситуация для подобного.

Так что, погрузив охрану в сон, быстро раздел схожего по телосложению парня и влез в пятнистую форму. Крой был отвратительный, как у всякой фабричной поделки, однако куда лучше, чем у робы. Да и шнурованные берцы сидели надёжнее изорванных тапочек.

Закончив стремительно «взбираться» по лестнице местной иерархии, продел кепку с длинным козырьком под погон и задумчиво огляделся. Потратив несколько секунд, всё-таки нашёл решётку вентиляции под самым потолком и, подтащив тумбочку, снял её.

После чего закинул туда один из носков, спрятав второй в найденный пакет, где до этого лежали карандаши и ручки.

Вонючий «артефакт» с шорохом провалился куда-то глубже за стену, и я с чувством удовлетворения поставил решётку обратно. А затем и тумбу убрал, заметая следы окончательно.

Теперь если носок и найдут в течение ближайших двух суток, то сразу достать не смогут. Придётся им всю стену разбирать. Конечно, ничего сложно, но пакость хоть и маленькая, однако на душе всё равно тепло.

Уже находясь на пороге комнаты, всё-таки вспомнил, что человек я неплохой. Даже хороший.

Так что вернулся и потратил ещё пятнадцать минут своей новой жизни, укладывая охранников так, чтобы в случае чего они во сне не захлебнулись. Скорее всего, их обнаружат раньше, когда время смены подойдёт, но рисковать не хотелось.

Поэтому повернул голову набок последнему тюремщику и заботливо укрыл одеялком, чтобы не дуло. И уже после этого, натянув кепку по самые брови, с чистой совестью вышел в коридор, прикрыв за собой дверь.

Дальше идти стало легче, несмотря на то что под потолком появились камеры, а двери, помимо стандартного замка, закрывались ещё и на ключ-карту.

От первой напасти меня спасала кепка и форма, а от второй — безалаберность местной службы безопасности. У одного из охранников в комнате отдыха я обнаружил связку стандартных ключей и универсальный пропуск.

По крайней мере, мне он показался универсальным, так как ни один из магнитных замков красный индикатор не зажёг. А прикладывал я его к различным считывателям на своём пути довольно часто.

Так что основными неудобствами в прогулке по тюрьме оставалось лишь то, что я не знал, где находится кабинет начальника и как туда попасть.

Впрочем, после тридцати минут шараханья по полупустым ночным коридорам административной части здания, мой чуткий слух уловил крики. Причём это были далеко не крики ужаса.

— Да я вас… сгною! Вас… пристрелят, как шелудивых псов! Я тебя, лейтенант,… и высушу! А тебя, майор, отправлю в «Ашное» крыло, чтобы ты на своей шкуре всё там проверил! У нас завтра губернаторский хлыщ с телевидением приезжает, а ты… такое допустил…

Нахмурившись, я слегка хлопнул себя по уху. Странно, но почему-то мне кажется, что какие-то слова я определённо не слышал.

Вот только это не особо помогло, так как дальше внятных слов становилось всё меньше, а «белого» шума всё больше.

Тем не менее из услышанного я понял, что идея перевода осуждённых из моего крыла принадлежала не Васильковскому, а некому майору Быстрицкому. И теперь начальник был вне себя от злости, так как завтра должен был пожаловать представитель губернатора с телевизионщиками.

Пускай тюрьма и считалась частной, однако Империя всё равно следила за подобными организациями, и нет-нет, да засылала своих людей. А то мало ли что там в тёмных коридорах происходит…

И вот, вернувшись с очередного совещания, Васильковский обнаружил, что закрытое для посторонних крыло А-1 действительно закрылось.

Но что хуже всего, так это то, что социально неадаптированные личности из него переведены к более или менее приличным осуждённым. И это перед полуофициальной проверкой.

На моё счастье, орал Васильковский достаточно долго, чтобы я, сверяясь с сорванным со стены планом пожарной эвакуации, всё-таки вышел на нужный этаж. Я даже чудом разминулся с вылетевшими из кабинета начальника майором и лейтенантом, юркнув в первую попавшуюся на пути дверь.

Она, конечно, была закрыта, но крошечное проклятие быстро решило эту проблему. Так что уже через несколько секунд я оказался внутри какого-то кабинета, прислушиваясь к их шёпоту.

Судя по всему, вину за собой ни майор, ни лейтенант признавать не желали. Да и особой проблемы в произошедшем не видели. Проверка должна была приехать лишь к обеду, так что времени всё исправить, по их личному мнению, было предостаточно.

Как минимум часть заключённых можно было отправить на работы, самых буйных запереть в карцерах, а крыло А-1 запечатать, сославшись на прорыв канализации. Да, недоработка. Но что поделать? Ведь не ошибается лишь тот, кто не работает.

Так что, пожелав начальнику-паникёру вырвать у себя остатки волос, и не только на голове, парочка отправилась к выходу, договорившись вернуться в тюрьму уже ранним утром.

Я же, едва шаги затихли, выбрался из одного кабинета, почему-то заставленного множеством горшков с цветами, и, стараясь как можно тише ступать, подошёл к двери с табличкой «Приёмная». Что же, вполне ожидаемо, не лично же целому начальнику тюрьмы посетителей встречать.

А вот чего я не ожидал, так это то, что помимо Васильковского здесь есть кто-то ещё. Однако прежде чем открыть дверь, я прислушался и неожиданно услышал тяжёлое учащённое дыхание и тихие стоны.

Учитывая, насколько они тихо звучали даже для моего обострённого слуха, исходили эти звуки определённо не из помещения конкретно за этой дверью. Так что, медленно нажав на ручку и приоткрыв дверь, заглянул в приёмную.

Небольшой кабинет с большим, но зарешёченным окном. Широкий стол с офисным креслом и громадным монитором, подле которого стояла целая батарея всевозможных телефонных аппаратов. Но что самое главное — ни души.

Зато из другой двери, что вела из приёмной непосредственно в кабинет Васильковского, звучали вполне понятные любому взрослому человеку звуки. По крайней мере, я достаточно взрослый, и мне всё было вполне понятно.

Так что, зайдя в приёмную и прикрыв за собой дверь, я направился к кабинету, помимо воли прислушиваясь к происходящему за стеной.

— Кто? Кто твой хозяин?

— Вы! Вы, Георгий Данилович!

— Кому ты всем обязана!

— Вам! Вам, я вся ваша! Я люблю вас!

И всё в таком духе. Вопросы были глупые, ответы неправдивые, а я был вынужден стоять у двери и всё это слушать…

Однако к моей великой радости, таинство «любви» долго не продлилось, и едва минутная стрелка преодолела десятый отрезок на циферблате, раздался протяжный хрип, совпавший с ненатуральными стонами. Финита ля комедия…

После этого последовало ещё минут пять тишины, завершившихся шуршанием одежды и цокотом каблуков по паркету.

— Я приготовлю кофе, мой господин. Оно поможет вам взбодриться, — голос у девушки, открывшей дверь кабинета, звучал подобострастно, однако на лице была видна гримаса отвращения. Правда, лишь до той секунды, пока она не увидела меня.

Впрочем, ничего другого, кроме как сделать большие глаза, помощница не успела. Ткнув ей пальцем в лоб, мгновенно погрузил девушку в сон, после чего, подхватив обмякшее тело, усадил в кресло. Пускай отдохнёт. Намаялась, наверное, бедняжка…

— Ольга, что за шум? — раздался голос Васильковского.

Однако Ольга ответить уже не могла, так что я, постучав по косяку, просунул голову в щель и поинтересовался:

— Разрешите войти, Георгий Данилович?