Проклятое золото

Глава XIV МАЛЕНЬКАЯ УЗУРПАТОРША

Принц Клевин направлялся к королеве со своим обязательным утренним визитом. Его продвижение по бесконечной анфиладе комнат дворца было затруднено не его преклонным возрастом и не старческой немощью, а тем, что он ежеминутно останавливался для того, чтобы обменяться любезностями с каждым, кто встречался ему на пути. Он давно уже осознал великую истину: хочешь выжить — будь учтив и обходителен даже с последним лакеем.

Положение принца при дворе никак нельзя было назвать прочным. Да и каким оно еще могло быть у лишенного наследства аристократа, в жилах которого текла королевская кровь и который когда-то в незапамятные времена претендовал на престол? Однако сейчас ему благоволила сама королева Тамсин, — и все, от придворных до слуг, стремились проявить к нему внимание. Вот почему таким долгим был путь принца от своей спальни до покоев королевы: вельможи, советники, верховные офицеры, простые стражники, жрецы, дипломатические посланники, эмиссары, слуги, рабы — все стремились перекинуться с принцем Клевином хотя бы словечком, что вполне соответствовало его собственным интересам. Ему скорее даже нравилось лавировать в полных опасностей дворцовых подводных течениях, он привык к этому с рождения и в гуще придворных интриг чувствовал себя в своей родной стихии, как рыба в воде. Второй раз в жизни принц оказался в центре событий, у подножия вершин власти, в своей любимой Саргоссе, городе, где он когда-то родился, — и он был счастлив.

Когда принц достиг наконец покоев королевы, слуга попросил его немного обождать и скрылся за золоченой дверью. Через несколько мгновений он появился вновь (на лице его было какое-то странное выражение, казалось, он с трудом сдерживается, чтобы не впасть в истерику) и жестом пригласил принца войти.

Клевин переступил порог и очутился в спальне королевы Тамсин. Лучи яркого утреннего солнца врывались в окно с откинутыми в сторону шелковыми занавесями, освещая высокое ложе из черного дерева под кружевным пологом. У дальней из стен, обитых темно-синей тканью, в почтительном молчании замерли несколько приближенных королевы. Рядом с ними и у дверей стояли слуги-евнухи. Был здесь и главный камергер Басифер, не сводящий с королевы преданного взгляда. Сама же Тамсин в изысканной ночной сорочке продолжала сладко спать — принц сразу это понял по ее позе и закрытым глазам. Однако тогда было непонятно, чей же голос раздается с постели. Можно было даже подумать, что это говорит кукла, сидящая на подушке рядом с Тамсин.

— Приветствую тебя, принц Клевин, и добро пожаловать, — послышался неживой трескучий голос. — Тебя-то как раз и не хватает среди первых смертных, удостоившихся услышать, как я сама отдаю приказы, не пользуясь устами моей верховной жрицы.

— Премного благодарен, достопочтенная госпожа моя, Божественная Нинга, — внезапно охрипшим голосом произнес принц и замер в наипочтительнейшем поклоне, чтобы иметь время скрыть свое смятение. Он совершенно спокойно относился к тому, что Тамсин, как ему представлялось, иногда делала вид, словно разговаривает со своей куклой, и считал себя очень ловким, притворяясь, будто верит ее штучкам. Но теперь он просто не знал, что и думать. Может, Тамсин находится в трансе и говорит не своим голосом? Впервые в жизни опытный царедворец растерялся и не знал, что сказать. — Искрение благодарю тебя, Божественная Нинга, за твои добрые слова, — выдавил он из себя.

— Ты, принц, — продолжила кукла королевы, — волею судеб предназначен выполнять мои веления здесь, во дворце, а главный камергер будет делать то же самое в городе и стране.

Басифер отвесил глубокий поклон, не проявляя ни малейшего удивления.

— Буду счастлив исполнить любое ваше приказание, ваше священство!

Евнух был фанатически предан Тамсин и ее кукле-богине. Возможно, это явилось результатом какого-то частного соглашения между ними, которое было выше понимания Клевина. Во всяком случае, никакие романтические чувства здесь не могли быть замешаны, учитывая физическую неполноценность Басифера. И вообще, принц уже успел обратить внимание, что юная королева лучше всего чувствовала себя в обществе якобы мужчин — либо подобных евнухов, либо таких старых, как он.

— Внимать тебе — блаженство, о богиня, — обрел наконец Клевии дар речи, — но я льщу себя надеждой, что мы не лишимся также и общества королевы. За последнее время я успел привыкнуть к ее сладостному присутствию.

— Не беспокойся, принц. Моя прислужница, чьим голосом я говорила с вами до сих пор, скоро проснется. Она легко утомляется, нелегко в ее юном возрасте занимать то высокое положение, на которое я ее возвела. — Покровительственный тон тряпичной куклы с тыквенной головой показался Клевину просто абсурдным. — Вот почему, — продолжила Нинга, — мне и пришлось, так сказать, возвысить свой собственный голос, дабы навести порядок в государственных делах.

— Я понимаю, достопочтенная богиня, — поддакнул принц как можно любезнее, — государственные дела требуют каждодневного контроля, приходится решать столько проблем…

— Нет, ты меня не понял, — не дала договорить ему кукла. — Речь идет не о каждодневной ругине, а о кардинальном изменении и государственной системы, и религиозной.

— Я… э-э… — Принц опять не мог найти слов. — Я хочу сказать… сейчас, когда еще не утихли страсти после восстания…

— Восстания необходимы, и более того — полезны, — с апломбом продребезжала Нинга. — Хорошо организованный хаос производит очищающее и освежающее действие. Важно только проследить, чтобы потом все снова не вернулось к тому же, а именно это и происходит сейчас в Бритунии.

— Милостивая госпожа, — попытался вставить олово принц, — Божественная Нинга, Бритуния очистилась от сквериы, когда вы с Тамсин уничтожили Амалиаса и свергли Тифаса. Ныне наше государство здорово, как никогда…

— Нет, Клевин, — опять перебила его кукла, — вслед за кратким периодом очищения болезнь вновь взяла свое. — В ее трескучем голосе звучала суровая убежденность. — Если посмотреть на страну, можно подумать, что вообще никакой революции не было, что по-прежнему правит этот гнусный, продажный Тифас, а заправляет всем бездарный Амалиас. Что же случилось с нашей священной миссией? Какой толк от не имеющего себе равных единства королевской и церковной власти? — Кукла безо всякого видимого содействия со стороны Тамсин, которая продолжала невинно спать, махнула тряпичной рукой в сторону окна, где с высоты открывался вид на город. — Посмотри туда! Ты увидишь, что торговцы обманывают так же, как и раньше, жрецы несут вздор, только несколько другими словами, простолюдины работают до полного изнеможения и пресмыкаются перед вышестоящими. Что изменилось? Их жизни все те же, цели не стали выше, религиозное сознание не проснулось. Объясни мне, принц, зачем им вообще понадобилось менять хозяев?

— Почтеннейшая Нинга, подданные страны стали гораздо счастливее, они испытывают удовлетворение, находясь под твоим божественным покровительством…

— Вот именно, Клевин, испытывают удовлетворение! — проверещала Нинга. — Они самодовольны, тупы и ограниченны! Где, спрашиваю я тебя, священный экстаз? Где священный ужас? Где усердное служение единственно истинной богине? Ничего этого нет и в помине! Но через вас, мои помощники, я наведу в стране достойный порядок. Отныне подданные Бритунии будут караться за не соответствующие моим предписаниям мысли и поступки. Наказание — смерть. Кроме того, пожалуй, стоит наложить на них дополнительную повинность.

Принц Клевин ожидал продолжения, лоб его блестел от пота.

— Какую дополнительную повинность, о Божественная?

— Как какую? Разумеется, человеческие жертвоприношения! Насколько я понимаю, это чрезвычайно эффективное средство для возбуждения религиозного рвения. Ежемесячно каждый пятисотый в Саргоссе и прочих городах Бритунии будет приноситься в жертву. Избирать того, кто будет удостоен такой чести, можно по жребию. На главных площадях городоь начнем возводить священные пирамиды из черепов. А подземелья под храмами послужат для успокоения тел избранных. Вместо голов им будут прилаживать раскрашенные тыквы — в мою честь. Ну, как вам нравится моя идея?

После нескольких мгновений напряженной тишины Клевин произнес сдавленным голосом:

— У меня нет слов.

— Благодарю, принц, — ответила кукла.

— Воля богини — закон для нас, — произнес Басифер твердым голосом, в котором не было и тени сомнения.

— Э-э, да, священный долг, святая обязанность, — еле слышно донеслось из группы придворных, ожидающих пробуждения Тамсин. Все они были бледны как смерть.

Королева пошевелилась, открыла глаза и зевнула. Нинга сразу замолчала и от движения Тамсин, как обычная кукла, опрокинулась назад. Королева зевнула еще раз и огляделась:

— О, мои друзья уже здесь! Доброе утро! Полагаю, вы не скучали, Нинга развлекала вас разговором, пока я спала. Она такая прелесть!

Тамсин притянула к себе куклу и с чувством поцеловала в голову. Потом с деловым видом поправила на ней платье и пригладила волосы.

— Божественная Нинга, — откашлявшись, начал принц, — поведала нам о своих планах, кхм-кхм, о некоторых, я бы сказал, новых формах отправления религиозных обрядов…

— Замечательно! — воскликнула королева. — Не сомневаюсь, она может на вас положиться, вы сделаете все, что она хочет.

— Иначе и быть не может, — проговорил главный камергер, преклоняя колено. — Я немедленно отправлюсь в храм и сообщу о распоряжении богини — и вашем, моя королева — жрецам. Они безотлагательно приступят к осуществлению всех ее повелений. А в другие города мы разошлем гонцов.

Вот и славно. — Тамсин отвернулась от Ба-сифера, который, пятясь и кланяясь, начал отходить к двери. — Но вы, мой дорогой принц, вы останетесь со мной, ведь правда? — Она протянула ему руку, и Клевин поцеловал ее сухими старческими губами. — Составьте мне компанию, пока я завтракаю и одеваюсь.

Она махнула рукой — и тотчас же приблизились слуги, держа в руках подносы, уставленные чайниками, чашками, блюдами со свежайшими булочками н разнообразными вареньями, однако королева съела очень мало и почти сразу отослала их прочь, призвав на их место служанок, которые должны были одевать и причесывать их с Нингой. Все это время принц поддерживал легкую приятную беседу. Затем Тамсин повела его к своему столу, где были разложены ее самые любимые амулеты и талисманы, и стала показывать их ему одни за другим, поворачивая каждый в лучах яркого утреннего солнца, лившихся из раскрытого окна.