Проклятие сумерек

Глава двадцать седьмая БЕГСТВО

Приподнявшись на локте, Ренье разглядывал Труделизу. Неизвестно, о чем он при этом думал; столько разных событий произошло за последнее время! На королеву напали разбойники! Представить только – это произошло совсем неподалеку от столицы! К счастью, охраняющий ее величество солдат и случившиеся поблизости друзья-однокашники, Пиндар и Ренье, сумели отстоять драгоценную жизнь королевы. Тела троих негодяев были сожжены неподалеку от места их преступления; что до двоих защитников юной Эскивы, погибших при исполнении верноподданнического долга, то их погребли со всеми почестями. Ренье, единственный из троих героев, кто остался в живых, был обласкан королевским домом.

Труделиза не находила себе места от восторга.

– Я даже не подозревала о том, какой вы герой! – говорила она, мелко целуя щеки и лоб своего любовника. – Я считала, что все ваше геройство – в постели, но как же я в вас ошибалась! Теперь требуйте от меня чего угодно! Любых ласк, любых капризов…

– Чьих? – спросил Ренье, чуть морщась: бурные восторги Труделизы причиняли ему неудобство, поскольку повязку еще не сняли и бок побаливал.

– Чьих капризов? – Она тихо рассмеялась. – Ваших, разумеется…

Ренье охотно занял у нее денег.

Талиессин знал правду о нападении на его дочь. Разумеется, регент охотно проглотил всю ту витиеватую ложь, что дружно плели для него Ренье и Эскива, и ничем не показал своих сомнений. Он распорядился выделить для Ренье просторную светлую комнату, и не в главной дворцовой анфиладе, где раненый не знал бы покоя от хождений взад-вперед придворных кавалеров и дам, но уединенные апартаменты на той половине, что принадлежала королевским детям. Ренье пользовался услугами лучших лекарей Королевства и несколько дней ел и пил все самое лучшее, прямо с королевского стола.

Талиессин явился к нему под вечер первого же дня, не дав герою как следует оправиться после подвига. Завидев в комнате регента, Ренье забился на постели, как выброшенная на берег рыба.

Талиессин махнул ему рукой:

– Можешь не вставать и не кланяться.

– Хорошо, – сказал Ренье и устроился поудобнее. – В таком случае, ваше высочество, поправьте мне подушку.

Талиессин подсунул подушку ему под спину. Ренье закрыл книгу, которую читал. Талиессин мельком глянул на название – «Явления драконов девицам, преимущественно юным».

– Ее величество рекомендовала мне этот том, – заметил Ренье горделиво-небрежным тоном. – Она утверждает, что книга весьма назидательна.

– Что случилось с Пиндаром? – спросил Талиессин и с самым равнодушным видом устремил взор куда-то под потолок, где резвились позолоченные голозадые младенцы с крылышками.

– Отважно защищая жизнь ее величества… – начал было Ренье, но Талиессин прервал его:

– Да будет тебе врать! Говори всю правду.

– Хорошо, – сказал Ренье невозмутимо. – Пиндар шпионил для Вейенто. Более того, я считаю, что Пиндар намеревался убить ее величество, а может быть, и Гайфье.

– Вейенто одержим идеей уничтожить нашу семью, – сказал Талиессин, кривя губы. – Когда-нибудь это его погубит.

– Возможно, ваше высочество.

Талиессин вперил в своего собеседника пронзительный взгляд.

– Только не ври мне больше. Хорошо?

– Хорошо.

– Что ты делал возле Графского источника?

– В чем еще вы меня подозреваете? – возмутился раненый герой.

– Абсолютно ни в чем, – заверил его Талиессин. – Я просто задал вопрос. Мне хочется знать все подробности. Любой вопрос, который касается моей дочери, важен – так или иначе. Эскива – ребенок, Эскива – женщина, Эскива – эльфийка, но, что еще страшнее, Эскива – мое дитя. Все вместе, это заставляет меня нервничать. Если ты понимаешь, о чем я.

– Откуда мне понимать подобные вещи? – вздохнул Ренье и поморщился от боли в боку. – У меня, по крайней мере, нет детей…

– Рассказывай, – повторил Талиессин.

– Я там гулял, – сказал Ренье.

– Возле источника?

– Что такого? – возмутился Ренье. – Я наслаждался природой. К тому же накануне мне там назначили свидание.

– Кто?

– Одна горожаночка.

– Как ее зовут?

– Понятия не имею… Хорошенькая. – Ренье вздохнул и вдруг рассмеялся. – Уж не считаете ли вы, мой господин, что свидание мне назначила сама Эскива?

– С нее станется, – буркнул Талиессин. – Отродье Уиды. От нее можно ожидать чего угодно.

– Только не этого.

– Ты действительно не знаешь, кто та горожаночка?

– Говорят же вам, нет. Она не пришла на встречу. Наверное, во время праздника раздухарилась, а наутро струсила. Ничего, я не в обиде. Женщин на мой век хватит.

Талиессин глубоко вздохнул.

– А солдат? Он тоже шпионил для Вейенто?

– Солдат? – Ренье медленно покачал головой. – Нет, парень просто умер ради своей королевы. Жаль, без особого толку: он даже не успел никого поранить. Так что отдуваться пришлось мне. Впрочем, там был еще один человек…

– Кто?

– Ваш сын, ваше высочество, – сказал Ренье.

– Перестань называть меня «высочеством»! Это смешно, в конце концов, – сказал Талиессин. – Как будто я – наследник престола.

– Если ваши дети будут продолжать в том же духе, вам придется занять престол, – сказал Ренье вполне серьезным тоном. – Гайфье дрался с ними, как демон. Очень храбрый молодой человек. Исключительно предан своей сестре. Будет жаль, если она этого не оценит.

Талиессин шевельнул бровями, дернул углом рта. Сухо осведомился:

– Какие еще новости ты для меня припас?

Ренье задумался, потом честно ответил:

– Кажется, это все.

Не произнеся больше ни слова, Талиессин направился к выходу. И только возле самой двери бросил:

– Выздоравливай, Ренье.

Эмери навестил брата наутро, когда ему стали известны подробности. Он разыскал Ренье в его новых покоях, принес ему хорошего вина – для восстановления утраченной крови, спелых фруктов – для бодрости духа, наилучшим образом отваренного мяса в горшочке – для восполнения больных мышц.

– Один против троих, Ренье! Ты уже не в том возрасте, чтобы вступать в подобные схватки. Тебя могли уничтожить. Просто убить! – огорчался Эмери. – А я в это самое время был дома и ни о чем не подозревал…

– Для человека, который только что женился, ты на удивление чуток к другим, – утешил его Ренье.

Брат и растрогал его своими заботами, и насмешил: иногда Эмери вел себя совершенно как незамужняя тетушка – волновался, читал нравоучения, насильственно кормил и разглагольствовал о пользе здорового образа жизни.

– Софена передает тебе наилучшие пожелания, – сказал Эмери, собираясь уходить. – Надеюсь, ты извинишь ее за то, что она не явилась вместе со мной. Я приглашал ее, но она отказалась.

– Твоя жена – настоящее сокровище, – вполне искренне заверил брата Ренье. – Я очень признателен ей за то, что она не пришла. Не хватало еще мне тужиться и пытаться глядеть молодцом перед молодой родственницей, когда мне, если уж говорить честно, вздохнуть и то тяжко…

Третьим посетителем оказался Гайфье. Мальчик уставился на раненого друга хмуро и молчал очень долго. Потом отрывисто спросил:

– Как вы?

– Бывало лучше.

– Ясно, – сказал Гайфье и вздохнул. – Эскива очень злая.

– Понятно.

– Считает, что я должен был разоблачить Пиндара раньше.

– Вы были близки к догадке, – утешил мальчика Ренье. – Оставалось сделать только еще один шажок… К несчастью, я никогда не принимал Пиндара всерьез. Это моя ошибка, не ваша.

– Эскива о вас и слышать не хочет, – добавил мальчик.

– Это у нее пройдет, – заверил Ренье. – Впрочем, я не претендую на какое-либо внимание ее величества.

– Что вы рассказали регенту? – спросил брат королевы.

– Правду, – был неутешительный для него ответ.

– Всю правду?

– А что делать? Регент обязан знать правду, чтобы ничего не напутать, когда придется лгать народу. Регент – не король, и в этом заключено большое удобство, Гайфье. Если бы Талиессин был эльфийским королем, как его предок Гион, ему пришлось бы быть милостивым и правдивым. Но, поскольку он всего лишь хранитель власти, он имеет полное моральное право врать и проявлять жестокость. Чем он и пользуется. А я, его верный прихвостень, естественно, рассказываю ему все как есть. Это тоже часть игры.

Гайфье недоверчиво смотрел на старшего друга.

– Что? – спросил Ренье. – Вас что-то оскорбляет, мой господин?

– Нет, – ответил мальчик. – Наверное, вы правы. Эскива скоро перестанет злиться. По крайней мере, со мной она снова начала разговаривать.

– Это главное, – кивнул Ренье и закрыл глаза. Когда он снова их открыл, мальчик уже исчез, и Ренье наконец взялся за книгу.

Он начал вставать с постели через неделю и почти сразу же возобновил визиты к Труделизе. Восторженная супруга виночерпия считала своего любовника едва ли не божеством и восхищалась каждой царапиной на его теле; что до раны, то один ее вид приводил Труделизу в экстаз.

Благодаря мазям и усиленному здоровому питанию, Ренье быстро шел на поправку. Несколько раз он сталкивался в саду с ее величеством. Эскива удостаивала своего спасителя любезным кивком, но старалась не встречаться с ним глазами. Ренье нарочно отходил на несколько шагов от дома виночерпия (встречи с королевой почему-то происходили обычно поблизости от заветного дома) и стоял в стороне, нюхая цветы, пока королева не исчезала из поля зрения. Тогда он быстро возвращался к дому и поднимался на второй этаж, к нетерпеливой даме.

– А что вы чувствовали, друг мой, когда пронзали их шпагой? – допытывалась утомленная любовью Труделиза.

– Разумеется, неистовый восторг, – лениво зевал Ренье. Ему хотелось поговорить о чем-нибудь другом, поскольку выдумывать захватывающие подробности для Труделизы уже претило.

– О! А когда вас задели шпагой? Когда вам нанесли эту ужасную, эту болезненную рану?

– В этот миг я ощутил ярость и сожаление… Сожаление о том, что теряю силы, – сказал Ренье.

Он вдруг сел на кровати и прислушался.

– Вам не кажется, милая, что сюда кто-то идет?

Она тихонько засмеялась.

– Друг мой, сюда никто не может прийти! Мой супруг явится только через час. Он никогда не изменяет своим привычкам. У вас было время убедиться в этом. Мы встречаемся больше года, и ни разу мой муж не заставал нас врасплох.

– Однако я отчетливо слышу шаги, – сказал Ренье. – Из каждого правила рано или поздно приходится делать исключение… Надеюсь, вы заложили засов, дорогая?

Труделиза побледнела, что было расценено Ренье как отрицательный ответ. Дверь скрипнула, шаги зазвучали в прихожей, и голос виночерпия сладко осведомился:

– Труделиза, с тобой никого нет?

И тут достойная дама широко распахнула внезапно покрасневшие глаза, натянула покрывало себе на грудь и закричала:

– Грабители! Спасите! Спасите меня!

– Я так и знал! – ликующе завопил виночерпий. – Труделиза! Я иду!

Ренье, полуодетый, без шпаги и кинжала, со штанами в одной руке и рубахой в другой, одним прыжком подскочил к раскрытому окну и уже приготовился выскочить наружу. Однако внизу он вовремя заметил нескольких стражников. Виночерпий хорошо подготовился: заранее предупрежденный каким-то благодетелем о том, что ему, возможно, придется иметь дело с вооруженным человеком, он не стал пренебрегать подмогой. Стражники рассыпались по всей дорожке перед домом, явно ожидая человека, который выбежит наружу и попытается удрать.

Ренье отпрянул от окна, резко повернулся навстречу вбегающему виночерпию. Впрочем, вбегал супруг Труделизы, соблюдая всяческую осторожность: долго топтался у входа, испуская угрожающие крики, и не решался вломиться в саму комнату. Труделиза, закутавшись в одеяло, верещала и умоляла спасти ее от грабителя. На Ренье она даже не смотрела, впрочем, как и он на нее: внезапно Ренье стало не до любовницы, да и она, похоже, не слишком беспокоилась о его судьбе.

– Что, негодяй? – рычал за дверью виночерпий. – Ты пытался угрожать моей жене? Что ты украл?

– Я опасен! – вдруг завопил Ренье, лихорадочно натягивая на себя штаны и набрасывая на плечи расстегнутую рубаху. – Только сделай шаг – и можешь проститься со своей женой! Я перережу ей горло!

Тут Труделиза метнула на своего любовника яростный взор и забила ногами по постели.

– Спасите!

– A-a! – надрывался Ренье, лихорадочно озираясь по сторонам в поисках спасения. – Я убью ее, мучительно и страшно! Я подожгу дом! У меня факел!

С этими словами он снова выглянул в окно, но на сей раз смотрел не вниз, на стражников, которые уже начали входить в дом, дабы захватить преступника, – а наверх, на крышу. Резные украшения на фасаде здания позволяли, хоть и не без риска, пройти именно этим путем.

Ренье ухватился за верхний край оконного проема и осторожно поставил ногу на выступающий из стены каменный завиток.

Совершенно потеряв голову от страха разоблачения, Труделиза завизжала:

– Он уходит! Скорей!

Подбодренный этим известием, виночерпий с топотом ввалился наконец в комнату и бросился к Труделизе. Ренье успел услышать их разговор:

– Ты цела? Хвала небесам! Почему ты раздетая в постели?

– Я пряталась от него, – пролепетала дама.

– О, Труделиза! Как я счастлив! – зарыдал виночерпий. И сквозь рыдания прокричал, обращаясь к стражникам: – Хватайте же его!

Голоса и шаги слышались теперь уже под самой дверью.

– Несите арбалеты! – кричал виночерпий, прижимая к себе жену. – Он вылез на крышу! Да не входите сюда, олухи, здесь моя супруга не одета!

Ренье понимал, что крыша предоставит ему лишь временное убежище. Короткая отсрочка перед неизбежным: его выкурят так или иначе, а скорее всего – просто снимут стрелой из арбалета.

Он распластался на крыше и начал пробираться к противоположной стороне здания. Возможно, там еще нет стражников. Правда, та сторона дома не была парадной и, следовательно, не имела удобных украшений, по которым можно спуститься на землю, но если уж дела повернулись так плохо, то можно будет и просто спрыгнуть. Только бы ногу при этом не сломать.

Однако когда Ренье достиг края крыши, он увидел там нечто совершенно неожиданное. К каминной трубе была прикреплена веревочная лестница. Ее оставалось только развернуть и спустить со стены. Что Ренье и сделал, не раздумывая.

Лестница оказалась достаточно длинной, так что ему даже не пришлось прыгать. Он просто не торопясь сошел вниз. Замер, прислушиваясь. Стражники ругались и бегали с другой стороны дома. Наверное, высматривали его на крыше.

Ренье помчался по дорожке сада. К несчастью, бок у него до сих пор давал о себе знать, так что ни быстро бегать, ни сохранять дыхание он не мог. Будь у него оружие – Ренье все равно не стал бы пускать его в ход против дворцовых стражников. Единственным спасением для него стало бегство.

И тут навстречу ему по той же дорожке выехала королева. Одетая в изящный костюм для верховой езды, белую рубаху и темно-синие облегающие штаны, девочка восседала на высоком сером коне. Завидев Ренье, растрепанного и потного, с трудом ковыляющего по дорожке и с самым жалким видом озирающегося по сторонам, королева остановила коня.

Ренье замер перед ней. Потом спохватился и отвесил поклон.

– Ваше величество. Прошу меня извинить.

– Странный выдался денек, не правда ли? – невозмутимо осведомилась Эскива.

– Можно сказать и так, ваше величество, – согласился Ренье. Он тяжело переводил дыхание и, заслышав топот, опять воровато оглянулся.

– Каких врагов вы высматриваете в моем саду? – спросила королева.

Ее волосы горели на солнце темной медью, и внезапно Ренье показалось, что он видит перед собой не Эскиву, а ее покойную бабку. Та королева умела представать перед своими возлюбленными в облике юной девочки, и Ренье до сих пор не мог забыть этого.

– Ну, я… – пробормотал Ренье.

Эскива нетерпеливо хлопнула хлыстиком себя по сапогу.

– Правду, Ренье. Скажите мне правду.

– Я был у моей любовницы, – сказал Ренье и взглянул королеве прямо в лицо. В это мгновение зеленые, раскосые глаза Эскивы вспыхнули: они не были больше человеческими. Больше всего они напоминали глаза ящерицы. Холодные, все замечающие. Точнее, замечающие все, что касается добычи.

– У вашей любовницы? И вы так просто говорите мне об этом? – Эскива качнула головой. – Вы еще хуже, чем я думала. И что же ваша любовница?

– Глупа и к тому же – предательница, – с сердцем ответил Ренье. – Я убегал по крыше от разъяренного мужа. Должно быть, не я один спасался этим путем, потому что на крыше я обнаружил приготовленную кем-то лестницу. Интересно! Неужели у моей Труделизы был еще какой-то любовник?

– По-вашему, на свете существует одна только Труделиза? – презрительно обронила королева. – По-вашему, только у нее одной могут быть любовники?

Ренье окончательно смутился.

– Не знаю, ваше величество…

Совсем близко раздались топот копыт и голоса. Ренье сжался: если это стражники, его ожидает немало отвратительных минут. Разумеется, никто не поддержит обвинений виночерпия в грабеже, но разъяснения касательно визитов к Труделизе, неприятные разговоры, женские слезы и неизбежное вранье… И Эмери, женатый человек и придворный композитор, будет смотреть на брата с укором, а у Эскивы, похоже, заранее заготовлено несколько ядовитых дротиков. В этом отношении она – истинная дочь своего отца.

Но это оказались не стражники. На дорожке появился Гайфье: он сидел на коне, а еще одного вел в поводу.

– Отлично! – воскликнула Эскива. – Все в сборе, можно выезжать.

Ренье решил не задавать вопросов. Королева держалась так, словно точно знала, что делает. Поэтому Ренье молча сел в седло, и вся тройка поскакала по саду. Эскива – надо думать, не без умысла – выскочила прямо перед стражниками. Высунувшись до половины туловища из окна верхнего этажа, виночерпий кричал:

– Хватайте его! Хватайте!

Среди стражников возникла легкая сумятица. В первые мгновения никто не узнал ее величество. Несколько человек попытались схватить Ренье и сдернуть его с седла, но королева, визгнув, огрела своим хлыстиком наиболее ретивого, после чего кавалькада умчалась.

Пешие не стали догонять конных. У ворот охрана попросту расступилась перед королевой, которая выезжала со свитой, и вокруг беглецов замелькали нарядные столичные дома.

На первой же площади Ренье выехал вперед: он куда лучше, чем его спутники, ориентировался на этих улицах. Эскива не стала спорить, и в этом Ренье увидел признак серьезности ее намерений. Она действительно желала выбраться из города без приключений. И увести его с братом.

Впрочем, скоро выяснилось, что беглецы недооценили виночерпия: тот намеревался во что бы то ни стало задержать грабителя и разобраться со своим обидчиком в суде. Несколько конных стражей петляли по переулкам, торопясь выбраться к воротам внешней стены.

Ренье услышал погоню раньше, чем его спутники, и предложил отчаянную меру. Он придержал коня и обратился к королеве:

– Мы можем проехать сквозь трактир.

– Как это? – удивилась Эскива. Глаза ее весело заблестели.

– Те, кто за нами гонится, поедут по улице, – сказал Ренье.

– Логично, – фыркнула Эскива.

Гайфье слушал молча. Для Ренье было очевидно, что мальчик участвует в затее сестры лишь потому, что она попросила его об этом. Под плащом у королевского брата имелся арбалет, как успел определить Ренье, а за спиной были привязаны тяжелые шпаги. Две – для него самого и для Ренье.

Ренье решил не задавать этим детям вопросов. Пока. Со временем все выяснится.

– Ну вот, – продолжал он как ни в чем не бывало, – стражники поедут по улице вдоль, как это делают все обычные, благовоспитанные люди. А мы поедем поперек. Это сократит путь вдвое, так что за городскую стену мы выберемся раньше, чем стражники пройдут пятые ворота.

– Отлично! – воскликнула Эскива и хлопнула в ладоши. – Едем!

Ренье уверенно направил коня к трактиру «Плачущий гном». По слухам, некоторые гномы подавали петицию герцогу Вейенто, чтобы герцог Вейенто, в свою очередь, подал петицию королеве, дабы трактир либо закрыли, либо переименовали. «Гномы не плачут», – возмущались просители. Но вывеска упрямо оставалась на месте. «Названия трактиров – вещь традиционная и консервативная, – написала Эскива на очередном прошении. – К тому же они часто построены на парадоксах. Если трактир называется “Плачущий гном”, это лишний раз напомнит жителям столицы о том, что гномы лишены способности плакать… Надеюсь, такая мелочь не испортит наших добрососедских отношений».

Ренье въехал в трактир прямо на коне. Его спутники последовали за ним. Эскива старательно сохраняла мрачное выражение лица, хотя уголки ее губ подрагивали – девочке неудержимо хотелось смеяться. Гайфье с любопытством озирался по сторонам.

Они оказались в низком, просторном помещении с закопченными стенами. Под потолком болталась паутина, вся в хлопьях сажи. Посетителей в таверне в этот час не было, если не считать очень тощего человека, спавшего под столом. Его костлявые руки и ноги переплелись так, словно кто-то нарочно завязал их узлами.

Исключительно чумазый, низкорослый и широкоплечий человек – хозяин – бросился наперерез всадникам, но вдруг осекся:

– Ренье, это ты? А что за мальцы с тобой?

– Уходим от погони, – бросил Ренье, наклонившись к нему с седла. – Открой заднюю дверь.

– Два золотых, – сказал хозяин, не двинувшись с места.

Ренье чуть повернул голову к Эскиве. Мысленно он умолял судьбу о том, чтобы королева в своем эльфийском величии не позабыла о такой ерунде, как деньги.

К несчастью, Ренье оказался прав. Эскива даже не пошевелилась, только глаза ее вдруг расширились. Ей не хотелось признаваться в промашке, и Ренье быстро пришел к ней на помощь. Он надвинулся конем на хозяина:

– Слушай, ты!.. Немедленно открывай, ясно тебе? Иначе я напишу в герцогство о том, что ты…

Хозяин резко повернулся и побежал в глубину комнаты. С грохотом обрушился брус засова, и широкая дверь начала отходить, открывая перед всадниками яркий дневной свет.

– Скорей, – буркнул хозяин.

Все трое, наклоняясь перед низкой притолокой, двинулись к выходу.

Они оказались прямо перед последними воротами внешней городской стены.

– Вперед! – весело крикнула Эскива, и они вырвались из города.

Теперь можно было мчаться во весь опор. И они понеслись, а ветер радостно свистел у них в ушах.

– Туда. – Эскива обернулась, придержав коня, и показала на проселок. – Скроемся в лесу. Я хочу поговорить.

– Я тоже, – пробормотал Ренье. У него сильно разболелся бок.

К его удивлению, Эскива вернулась к Графскому источнику. Трагедия, разыгравшаяся здесь, ничуть не отвратила девочку от излюбленного места отдыха. Она спешилась, привязала коня, и оба ее спутника последовали ее примеру.

Эскива уселась на траву, отбросила на спину волосы. Улыбнулась Ренье:

– Вам, наверное, странно, что я выбрала Графский источник – после всего, что случилось…

– Вы читаете мои мысли, ваше величество, – признался Ренье.

Брат королевы молча стоял у дерева и рассеянно трепал ноздри своего коня. Он наблюдал и слушал.

– Люди будут рассуждать как вы, – объяснила Эскива. – Они подумают, что я нипочем не захочу сюда вернуться. Они продолжают считать меня девочкой. А я – не девочка. Я королева, и я… взрослая.

Она вдруг покраснела, выговорив последнее слово. Ренье сделал вид, что не замечает ее смущения. Кивнул:

– Здравое рассуждение.

– Вот и отлично. – Эскива заметно повеселела. – Я намерена перекусить. Я взяла немного яблок, кусок сладкого пирога и чудную копченую ветчину. Гайфье, подай их сюда, пожалуйста.

Выяснилось, что Эскива сунула все припасы в один мешочек, мешочек затолкала в седельную сумку, а сверху положила маленький арбалет, так что сладкий пирог и чудная копченая ветчина превратились в единый комок.

Гайфье попросту разрубил этот съедобный монолит шпагой на три части, а Эскива тем временем набрала воды из источника.

Ренье нравилось смотреть, как королева кушает. Подобно своей матери, Эскива отличалась завидным аппетитом. Сам Ренье с трудом прожевал половину от своей порции, а остальное в единый миг проглотила Эскива.

– Ну вот, теперь я готова к разговору, – сообщила она. – Потому что поговорить есть о чем. Что это за странный такой трактир, а? Я припоминаю все эти нудные разговоры касательно «плачущих гномов», но до сих пор считала все это лишь курьезом.

– Это и есть курьез, – сказал Ренье.

Эскива покачала головой.

– Когда тот тип узнал, что у нас нет денег, и попробовал угрожать, вы ему на что-то намекнули…

– А! – сказал Ренье. – Правда. Вашему величеству неплохо бы знать подобные вещи. Хозяин «Плачущего гнома» – гном.

Гайфье уселся рядом на траву, уставился на рассказчика недоверчиво. А Эскива тихонько рассмеялась:

– Правда?

– По меньшей мере наполовину, – подтвердил Ренье. – Кажется, его мать была работницей на одной из шахт Вейенто. Ничего толком не известно, но наш герой проворовался, был уличен в мошенничестве и изгнан своими соплеменниками.

– Довольно дерзко было с его стороны давать трактиру подобное название, – заметил Гайфье.

– Да, он такой, – согласился Ренье. – Я давно его знаю. Плут и мошенник, но готовит недурно и всегда готов поверить в долг. Он предпочитает, чтобы долги ему отдавали не деньгами, а услугами. Впрочем, ничего особенно противозаконного, – добавил Ренье быстро. – Так, мелочи… А сегодня он помог нам.

– В самом деле, – согласилась королева. – Кстати, как это вышло, господин Ренье, что вы, с вашим богатым опытом лазания по чужим спальням, попались сегодня столь бесславно?

– Подозреваю, – сказал Ренье совершенно спокойно, – что виночерпий, с чьей супругой мы жили душа в душу больше года, получил от какого-то доброжелателя анонимное послание.

– Да? – сказала королева.

– Да, – повторил Ренье. – В этом послании говорилось, вероятно, о том, что, если господин виночерпий вернется домой раньше обычного времени, он увидит безрадостные для взора картины.

– Между прочим, никто не ловил любовника Труделизы, – заметила королева. – Вы обратили на это внимание? Ловили грабителя.

– Стало быть, виночерпия предупредили о том, что в его дом намерен забраться грабитель, – сказал Ренье еще более спокойным тоном. – И вот что поразительно! В доме было все заранее подготовлено для моего спасения.

– Например? – прищурилась Эскива.

– Например, веревочная лестница. Очень хорошая лестница. И в удачном месте.

Если Эскива и поняла, на что намекал Ренье, то не показала виду. Вместо этого она устроилась на траве удобнее, вытянула ноги и покачала носком сапога.

– А что, – сказала Эскива, – вам и вправду так мила эта Труделиза?

– Дело привычки, – объяснил Ренье. – Я – человек привычки. В моем возрасте трудно менять образ жизни.

– Теперь придется, – фыркнула королева.

Ренье больше не сомневался в правильности своих догадок. Это Эскива дала знать виночерпию. И она же устроила для изобличенного Ренье столь впечатляющий побег.

«Но почему она это сделала?» – спрашивал себя Ренье. Он понимал, что боится найти ответ. И потому очень быстро прекратил задавать себе всякие вопросы и просто покорился происходящему.

У Эскивы было на диво хорошее настроение. В отличие от Гайфье – тот держался мрачновато, и было очевидно, что мальчик не вполне одобряет приключение.

– Отдай вторую шпагу господину Ренье, – приказала брату Эскива. – А для чего у тебя арбалет?

– А у тебя? – ответил он.

– У меня – совсем маленький арбалетик, потому что я намерена убить пару безобидных певчих пташек, – сказала Эскива. – Без шуток. Я хочу приготовить запеченных воробьев, а их можно убить только из маленького арбалетика. Вот Гайфье почему-то вооружился до зубов. Интересно бы знать, для чего ему столько оружия.

– Я должен защищать тебя, – сказал Гайфье. – И не будем больше обсуждать это.

Ренье взял у мальчика вторую шпагу, поблагодарил кивком и прицепил к поясу. «Даже ножны не забыл, – подумал Ренье с благодарностью. – Эскива бы точно не подумала о подобной мелочи, и пришлось бы мне расхаживать с обнаженной шпагой в руке. Ничего глупее не придумаешь. Разве что попасться голым в чужой постели».

Они снова двинулись в путь. Певчие пташки летали у них над головами, и Эскива действительно выпустила из арбалета пару стрел, но никого не убила, надулась и спрятала арбалет обратно в седельную сумку.

Постепенно Гайфье развеселился. Прогулка проходила спокойно, никакие злодеи не тревожили ни королеву, ни ее спутников. И Эскива впервые за долгое время выглядела по-настоящему беспечной.

– Я готовлю эскизы для гобелена «Сто сельских радостей», – сообщила королева, весело вертя головой и озирая окрестности. – Цветы, птички, но главное – любовные сценки между поселянами. И всякие шутки. Я уже придумала довольно много разных, но хочется сделать более достоверно.

Ренье представил себе работы Эскивы, странные фигуры и образы ее картин. Что, интересно бы узнать, она называет «достоверным»? Впрочем, Ренье не мог не признать: фантастические существа, изображенные маленькой королевой, выглядели вполне жизнеспособными. Встретишь такое в действительности – даже не испугаешься.

– Мне нужны впечатления, – добавила Эскива, привставая на стременах. – Там сенокос.

Она направила коня на широкую поляну, открывавшуюся в лесу. Там действительно стоял огромный стог, над которым уже был сооружен навес от дождя.

– Жаль, поселяне ушли! – сказала Эскива.

– Могу заверить ваше величество, – проговорил Ренье, поравнявшись с нею, – что это только к лучшему. Созерцая природу и плоды человеческого труда, ваше величество без труда представит себе благообразных юношей и девушек, в то время как реальные поселяне суть вонючие мужланы…

Эскива захохотала.

– Да знаю я, знаю! Я ведь их тоже видела… Они бывают забавны. И далеко не все вонючие. Вот мой брат – он же наполовину поселянин, да?

Гайфье чуть раздул ноздри, готовясь обидеться, но у него не получилось: дуться на Эскиву, когда та в отменном расположении духа, не удавалось еще никому. Она весело затормошила брата:

– Ладно тебе, давай, изобрази поселянина! Хочешь, я тебе помогу?

Она соскочила с коня, и Гайфье последовал ее примеру.

– Мне нравится, как соломки отсвечивают на солнце, – восхищенно произнесла Эскива. – Очень живой золотой цвет. И фактура как у крупной нити. Отличный фон для сценки…

Она обернулась к Гайфье и вдруг бросила его в стог.

– Вот тебе! – торжествующе вскрикнула она, прыгая в сено рядом с ним.

Она зарылась лицом в душистое сено, втянула ноздрями аромат и оглушительно чихнула. Гайфье пошевелился рядом, сел и тоже расчихался.

– А еще в сене водятся мыши, – сказала Эскива. – Давай поищем?

Она сунула руку поглубже в сено и пошарила там, но никаких мышей не обнаружила.

И тут Эскива встретилась глазами с Ренье. Тот стоял очень бледный и, не отрываясь, смотрел на стог. Что-то в выражении его лица испугало Эскиву, ее хорошее настроение пугливо улетучилось.

– Что? – тихо спросила она. – Что случилось? Что вы там увидели?

Вместо ответа Ренье подошел к королевским детям и вытащил из сена то, чего они не замечали. Совсем рядом с Гайфье, меньше, чем в ладони от его левого плеча, из стога чуть высовывались острые вилы. Если бы Эскива толкнула брата чуть левее, вилы пропороли бы его насквозь и прошли бы сквозь легкие и сердце.

Ренье выдернул вилы и отбросил их в сторону вместе с большим клоком сена.

Эскива ошеломленно следила за ним. Когда вилы вонзились в землю, подрагивая тяжелым древком, Эскива вдруг громко разрыдалась. Гайфье осторожно обнял ее за плечи.

– Все ведь обошлось… не плачь.

– Я чуть не убила тебя! – всхлипнула сестра. – Как такое могло случиться?

– Так ведь не случилось…

– Но могло! – Она уставилась на него полными слез глазами. – Я толкнула тебя в стог, а там были эти вилы…

Она содрогнулась всем телом. Ренье заметил вполголоса:

– Такое иногда случается. Люди так устают, что забывают в стогу вилы или грабли… Случается, кто-нибудь по неосторожности и напарывается. Мне рассказывали. Бывают подобные истории.

– Это не тема для гобеленовой картинки, – сказала Эскива, пытаясь улыбнуться. И добавила: – Я хочу уехать отсюда. Поскорей!

Они сели на коней и покинули полянку. Время от времени по телу Эскивы пробегала дрожь, и было очевидно, что девочке не по себе. То и дело она находила руку брата и стискивала ему пальцы.

Ясный день, как будто разделяя испорченное настроение Эскивы, вдруг померк. За полчаса погода переменилась, небо затянуло облаками – высокими, пропускающими солнце, но сплошными, так что вместо синевы над головой теперь простиралась сплошная белизна. Затем начала сгущаться темнота. Собирался дождь.

– Куда мы едем? – решился спросить Ренье.

Эскива наполовину обернулась к нему.

– Почем я знаю? – ответила она задумчиво. – Мне хотелось выбраться за город в хорошей компании. Кто-нибудь возражает?

– Нет, – отозвался Ренье, – но я просто хотел бы знать, куда мы направляемся.

– Что, непременно нужна какая-то цель? – прищурилась Эскива.

– Цель, возможно, и есть, но всегда проще достигать духовных целей, когда отмечена цель материальная, – сказал Ренье.

– Почему? – требовательно спросила королева.

– Потому что материальная цель отвлекает наших незримых врагов от цели духовной. И пока наши незримые враги пытаются помешать нам попасть в определенную точку пространства, мы беспрепятственно совершенствуемся духом и даже начинаем кое-что понимать в жизни, – объяснил Ренье.

– Четко и ясно, – хмыкнула Эскива. – Осталось выяснить, кто наши незримые враги.

– Это остается тайной, – сказал Ренье. – На то они и незримые. Некоторые люди называют их «судьбой».

– А вы? – Эскива с вызовом смотрела на Ренье.

– Я их никак не называю, – сказал Ренье. – До сих пор с ролью собственного врага успешно справлялся я сам.

– Тише, – вдруг вмешался Гайфье.

Они не сразу замолчали, увлеченные словесной игрой, но когда стихли, то услышали вдруг едва различимый шорох в кустах. Пробежал ветер, пригибая траву, но листья, потревоженные кем-то, кто скрывался в чаще, шевелились иначе – не так, как от прикосновений ветра.

– Там кто-то есть, – одними губами произнесла Эскива.

Ренье кивнул и потянул из ножен шпагу. Гайфье вынул свой арбалет – не наполовину игрушечный, как у сестры, а самый настоящий. Зарядил его, положив на тетиву две короткие тяжелые стрелы.

Эскива остановила коня. Ее спутники осторожно двинулись в сторону кустов. Не сговариваясь, они разделились, обходя неведомое, притаившееся в темноте, с двух сторон.

И вдруг все разом переменилось. Тишина лопнула, как тухлое яйцо, и на тропу, разламывая кусты, выкатилось косматое существо размером с коня. Оно постоянно изменяло форму, но неизменными оставались когтистые лапы и крохотные красные горящие глазки, затерянные в мутной шерсти.

Эскива завизжала. Конь под ней начал беситься – ему передалось состояние всадницы, и девочке пришлось приложить немалые усилия, чтобы подчинить себе животное.

Чудище поднялось перед Гайфье, загребая лапами. Мальчик смотрел на невероятное зрелище, не в силах оторвать взгляда, и ничего не делал. Просто ждал, пока когти опустятся на его лицо. Ему даже не было страшно. Чувства куда-то улетучились, и весь мир заволокло туманом. Единственное, что жило в этом гнилом тумане, были две пылающие красные точки. Ненависть. Ненависть была реальной. Она даже обладала собственным пульсом. Все прочее, включая и самую жизнь Гайфье, представлялось иллюзией, сном.

Затем туман, окружающий эту одушевленную ненависть, распался, и сквозь него проступил клинок. И тотчас Гайфье понял: красные глаза монстра вовсе не являются единственной реальностью в мире. Напротив, по сравнению со старой доброй материальностью стального клинка они были лишь плодом воображения.

Клинок шевельнулся, сдвинулся вниз. Из-под него потекла густая кровь. Раздался оглушительный, скрежещущий крик, и чудище неловко повалилось на землю. Затем клинок исчез, и над трупом монстра возникло лицо Ренье.

– Он не поранил вас, мой господин? – озабоченно спросил Ренье. – Вы бледны.

Мальчик вздрогнул всем телом, как будто поднимаясь из бездны ледяного сновидения. И тут арбалет, который он по-прежнему держал в руках, ожил и разрядился сам собой. Обе стрелы сорвались с тетивы и, просвистев мимо щеки Эскивы, вонзились в ствол ближайшего дерева.