Проклятие для Чудовища (СИ)

Глава 5

На дворе стукнул февраль. Новый месяц — новая жизнь. Попробовали обратить внимание на мальчиков — не получилось, возвращаемся в привычный ритм жизни.

В кабинете химии особо никто за посадкой не следил, поэтому я с радостью убегала куда-нибудь подальше первой парты. Марина, как послушная ученица, со своего насеста не сдвигалась, а потому я частенько сидела одна или с тем, кто опаздывал. Но каково было мое удивление, когда Соня, войдя в класс со своей свитой, отделилась от них и прошла не к облюбленному третьему ряду, а прямиком ко мне. Я напряглась, но даже не посмотрела на нее, тем более, что звонок уже пригнал учительницу к доске.

Сегодня были наилегчайшие опыты, которые можно сделать и в одиночку, просто записать наблюдения в тетрадь. Соня и не старалась, тыкала пальцами в телефоне и молчала, пока в классе не стало достаточно громко.

— Ты же говорила, что Филипп свободен.

Я прикусила щеку.

— Я тоже так думала, но, похоже, уже занят тобой.

— Вот именно. Чего ты тогда за ним бегаешь?

— Я за ним не бегаю, — истерически как-то вышло.

— А для чего ты вчера приперлась к нам?

— Мы же сказали, у нас занятия. Он не говорил мне, что собирается его отменить.

— Значит так, Лифчик, — голос Сони стал жестким, она развернулась ко мне всем корпусом. — Не лезь к моему парню или волосы все выдеру.

— Токарева, ты нормальная? Никто к твоему Филиппу не лезет, можешь у Наташки спросить, если не веришь мне.

Я медленно наслаивала формалин в пробирку, стараясь держать себя в руках. Разговор мне совсем не нравился, Соня была не в себе и запросто могла брызнуть мне все реагенты прямо в лицо.

— Я просто тебя предупреждаю. Фил сам говорил, что ждет не дождется, когда ваше репетиторство закончится. Он умирает со скуки, сплошная потеря времени, еще и все думают, что фриканутая с ним встречается.

Моя рука, которая держала формалин замерла, зубы плотно сжались, а смесь в пробирке медленно начала кипеть.

— Позавчера мы были в кино, он держал меня за руку, поцеловать пытался. Так что прости, малышка, но Фил занят.

Пробирки в моих руках лопнули. От неожиданности я кинула руки на парту, и она тут же загорелась. Все произошло в считанные секунды, я не успела сообразить. Мы с Соней одновременно вскочили со стульев и отпрыгнули в стороны. После недолгого оцепенения я услышала девичий крик и подняла глаза с огня на одноклассницу. Длинные волосы Сони, перекинутые на одно плечо, загорелись. Я закрыла рот руками, прибывая в полнейшем шоке. Огонь на парте погас, но в классе началась настоящая паника. Ребята кричали и жались к стенам, кто-то поливал голову Сони из бутылок с питьевой водой. Бедная учительница среагировала не сразу, но все же сняла свою шаль и накинула на вопящую девушку. А я так и стояла словно статуя, будто происходящее происходит не наяву.

Соня упала в рыданиях, вокруг нее столпились друзья, девочки пытались успокоить, хотя сами были все в слезах. Преподаватель схватилась за сердце, и после небольшой тишины все повернулись на меня. Поднялась вторая волна шума, только уже все кричали на меня.

— Готье, ты совсем больная?!

— Она специально это сделала!

В дверях появились учителя из других кабинетов, все что-то говорили, но я уже ничего не видела из-за слез, застилающих мне глаза.

Не помню, как получилось всех угомонить. Меня привели в кабинет директора и тут же вызвали маму. И вот спустя пятнадцать минут мы с ней сидели по одну сторону стола, директор во главе, щелкал мышкой в компьютере, и рядом над экраном склонилась химичка, прижимая обе ладони к груди. В кабинете стояла тишина, только я изредка хлюпала носом, уже не рыдала, но слезы сами текли по щекам.

Я могла ее убить.

Пока ждала маму, видела в окно подъехавшую скорую. Соню завели туда, накрытую преподавательской шалью, вокруг было много людей. В коридоре за дверью только и обсуждали произошедшее.

— Видите, взорвалась! — сказала учительница директору, тыкая пальцем в экран.

Они просматривали видео с камер в классе, чтобы увидеть произошедшее.

— Я ее специально не поджигала, — в сотый раз повторила я, только уже не истерически, а еле живым голосом.

— Откуда тогда взялся огонь? — спросил директор. На меня никто не кричал, косо не смотрел, но мне все равно было страшно.

— Там стояла горелка, но она не была зажжена.

— Точно?

— Не знаю, — я опустила голову, прекрасно понимая, что дело вовсе не в лабораторных принадлежностях. Это сделала я, потому что приревновала какого-то парня.

Мама обняла меня одной рукой, прижимая к себе.

Директор повернул в нашу сторону экран компьютера и включил черно-белую запись. Было видно, что я отклоняюсь от парты в момент, когда лопнули пробирки, и кладу руки на стол, огонь сразу же появляется на всей поверхности, в том числе и на Соне. Я зажмурилась, не в силах смотреть на это еще раз.

— Скорее всего кто-то положил треснувшую пробирку, а Ливана ее взяла, — оправдывалась учительница. — Она лопнула, девочка напугалась и случайно опрокинула горелку на парту.

Это было просто идеальное оправдание.

— А отвечать за это кто будет, Любовь Григорьевна? — поднял голову на испуганную женщину директор.

Он был не высокого роста, уже в возрасте, но выглядел, как испанский бизнесмен, даже короткая борода модно подстрижена.

— Кто должен следить за состоянием ваших колбочек-пробирочек? А если бы ей стекло в глаз прилетело? Да что там «если бы», одну в больницу увезли с ожогами. Не дай бог что-то серьезное! Кто отвечать будет? Школа! Директор!

— Лаборанты… — тихо ответила химичка, медленно садясь напротив нас с мамой.

— Лаборанты, — повторил директор. — Где эти лаборанты?! Меня Токаревы сожрут с потрохами.

Учительница начала рыдать, трясущимися руками подняла стакан с водой, где недавно развела полфлакона успокоительного.

— Кристина, — обратился мужчина к моей маме, которая молчала все свое пребывание в школе. — Извините нас, пожалуйста. Сами видите, как получилось. Никто не виноват, мы сами разбираться будем. Идите, пожалуйста.

Мама попрощалась и, не переставая меня обнимать, вывела из кабинета. От самой двери образовался людской коридор, расступающийся перед нами. Здесь были все мои одноклассники, ребята из параллельных, случайные зеваки, все учителя, классная руководительница, даже уборщица. На мое заплаканное лицо смотрели все, пока мама настойчиво вела меня к выходу.

После химии у нас было еще два урока, но какое кому дело. Я уехала сразу, остальных, скорее всего, тоже отпустили. Подкинув меня до дома, мама тут же сорвалась в больницу, куда увезли Соню, чтобы узнать о ее самочувствии. До возвращения родительницы я сидела как на иголках, качаясь на стуле.

У Сони подпалилось всего лишь несколько сантиметров волос, ожога кожи нигде не было, даже школьная форма не пострадала. Отделалась большим испугом, кричала даже в больнице, пришлось вкалывать успокоительное. Родителям Сони школа сказала, что девочка Готье не виновата, иначе они бы точно затаскали нас по судам. Любовь Григорьевну, скорее всего, уволят. Жаль, она была не самой плохой учительницей.

А в копилку моих несмолкающих мыслей прибавились покалеченная одноклассница и безработная женщина.

Соня пришла в школу уже на следующий день. Ее волосы были чуть выше груди. Честно, я бы даже не заметила ее новую стрижку. Она ходила, опустив глаза в пол и держась обеими руками за Филиппа. Их окружали остальные парни из компании, словно телохранители. Каждый считал своим долгом подойти к Токаревой и выразить соболезнования, будто она хомяка потеряла. Соня лишь кивала и отводила взгляд, готовая снова расплакаться.

Я понимала, что пусть ничего серьезного не последовало, эмоциональная травма так быстро не исчезнет. Прокручивала в голове, как извиниться, хотя по версии, которую рассказали в школе, я была вовсе не виновата. Но учеников это не заботило, наконец-то появился тот, кого можно ненавидеть открыто. Ко мне и раньше за разговором не подходили, а теперь просто шарахались или выкрикивали гадости в спину.

Набравшись смелости, я подошла к компании со спины:

— Соня, я…

Девушка повернулась и тут же отпрыгнула, как от огня (ой).

— Не подходи ко мне, ненормальная! — она закричала на весь первый этаж. Движение вокруг остановилось, все уставились на нас.

— Я хотела извиниться.

— Ты глухая что ли, Лифчик, — Озеров вышел вперед и грудью двинулся на меня. Он был небольшого роста, но широкий, особенно по сравнению со мной. — Пошла отсюда.

— Проверь, у нее там петард нет? — подстрекал Скворцов.

Озеров выхватил у меня из рук рюкзак и вывернул его, все вещи посыпались на кафель, карманное зеркальце тут же разбилось, с ручек отлетели колпачки.

— Хочешь, чтобы и тебе досталось? — это была моя ошибка. Я сказала это так, будто собирала очередь из тех, кому хочу насолить, а вовсе не извиниться.

— И меня подожжешь, Лифчик?

Я сжала кулаки, прекрасно понимаю, что сейчас будет. Во избежание еще одной ошибки, я развернулась и убежала подальше от главного коридора, села на батарею под лестницей и закрыла лицо руками. Не знаю, сколько я так просидела, пытаясь дышать ровно. Прозвучал звонок, вокруг стало тихо. Я смогла уловить шаги, направляющиеся вниз. Скорее всего мне сейчас влетит за прогул.

— Не плачь, Лив.

Это был Филипп, он принес мой рюкзак, в который небрежно запихал все, что из него вывалилось. Я ничего ему не сказала, бросила сумку в пыльный угол и осталась сидеть, парень аккуратно уместился рядом.

— Они просто еще в шоке, скоро успокоятся.

— Все думают, что я сделала это специально и ненавидят меня. Неужели кто-нибудь из школы не рассказал правду?

— Рассказали. Скоро все забудут, не переживай.

— Тебе легко говорить. Это же не тебя теперь все пинают.

— Я тебя не пинаю.

— А почему ты там, в коридоре, не заступился, а пришел только сейчас, пока никто не видит?

Филипп сглотнул. Я попала в точку.

— Я пытаюсь им донести, что ты не виновата. На это нужно время, понимаешь?

Я кивнула. Конечно, кто хочет идти ко дну вместе.

— Придешь ко мне сегодня?

Снова кивнула, но уже с улыбкой.

В класс мы направились вместе, но Филипп резко остановился, сказал, что ему надо зайти в туалет и ушел в другом направлении. Но я поняла, это была лишь отмазка, чтобы не заходить в кабинет вместе со мной.

Не знаю, что именно наговорил одноклассникам Филипп, но в мой адрес лично от них больше ни словечка не прозвучало. Я чувствовала изменения в наших с Филиппом отношениях: вроде он меня защищал, всегда улыбался, не показывал презрения, но наши встречи стали гораздо реже, не более трех раз в неделю, из школы он уходил вместе со своей компанией, а в течение дня даже не подходил ко мне. Пару раз я занимала ему место в столовой, думая, что он снова присоединится, но этого больше не происходило.

— А вот тут можно уже и формулу применить, которая на форзаце учебника, — я объясняла Филиппу очередной пример, только парень меня совсем не слушал, весь вечер сидел в телефоне, а если и отвлекался от него, то через пару секунд аппарат требовательно пищал уведомлениями. — Но можно просто написать «я утка», Натусик ничего не заметит.

Филипп кивнул, улыбаясь в экран. Я замолчала, ожидая, пока мне уделят внимание.

— Что?

— Что у тебя там интереснее алгебры?

— Ах это. Соня чувствует себя одиноко. Родители уехали, ей не по себе дома одной.

Мои брови саркастично поднялись. Никогда не поверю, что шестнадцатилетней девушке скучно одной в квартире.

— Ну конечно, — я принялась листать учебник. — Вы встречаетесь?

— Не-е-ет.

— А хотел бы?

Филипп пожал плечами.

— Почему бы и нет. Но она сложная девушка, ее надо добиваться.

— Прямо как места в баскетбольной команде, — заметила я.

На лицо Филиппа упала тень, он завис, о чем-то думая.

— Точно…

Скорее всего не все так гладко с этой командой, хотя он отлично общается с парнями. Я не стала расспрашивать дальше, тем более понятно, что на фоне Сони я больше его не интересую. Возможно он испытывал симпатию первые дни, когда еще не совсем освоился, а тут длинноногая блондинка сама прыгает под колеса, да еще и использует запрещенный прием — принцессы в беде.

Закончили мы раньше, у меня совсем пропало настроение, нужно было все обдумать и поплакать в подушку по несостоявшемуся школьному роману. Но Филиппу я сказала, что не хочу попасть в самый разгар снежной бури, которая как раз начиналась за окном.

На самом деле мне было плевать на снег.

— Я с тобой, — тут же оживился парень, хватаясь за куртку.

— Не надо. Если хочешь погулять, то лучше сходи к Соне.

Филипп не стал спорить, отчего мне стало еще обиднее. Значит, до этого он ходил со мной до дома только потому, что заставляла мать.

— Хотя бы шапку возьми, там такая метель.

Филипп взял ту самую шапку с помпоном и надел на мою голову, завязав бантик под подбородком. Сердце предательски екнуло, а щеки порозовели, когда костяшки его пальцев коснулись моей кожи. Волна цитрусового парфюма подкралась слишком близко.

Из дома вышла без прощания, напоследок кинув взгляд на часы — стрелки так и не поменяли своего положения.

Идти было тяжко, задувало во все места, особенно будучи в колготках. На пороге я появилась снеговиком, сразу услышав причитания папы с кухни:

— Больше не буду чистить эту дорожку. Все равно снегопады каждый день.

Мама вышла встретить меня и пригласить к столу, но ее взгляд привлек некий предмет на моей голове. Головные уборы в нашей семье никто не носил, мы с мамой за ненадобностью, а отец проводил время на улице только во время перебежек от дома до машины. У бабушки Джаннет была огромная коллекция кутюрных шляпок чисто для красоты, которые я в детстве любила примерять в тайне от нее.

Услышав хихиканье, тут же сняла промокшее чудо-юдо с себя.

В комнате кинула шапку в стену, она застыла посредине, принимая удары магических дротиков, которые я запускала в нее, вымещая всю злость. Муравьиная ферма напряглась, как бы следующими не попасть под горячую руку.

— Вас я не трону, — обратилась к своим малышам, присаживаясь на кровать, которая тут же подо мной провалилась и подбросила меня вверх. — Вы хотя бы всегда со мной.

— А разве у них есть выбор?

Мама появилась на пороге совершенно бесшумно.

— Ты же их никуда не выпускаешь и разводишь дома зверинец.

Она любила животных, являлась постоянным волонтером и спонсором приютов для бездомных, только моих насекомых почему-то за домашних не считала, а заводить кого-то покрупнее запрещала из-за папы — аллергия на шерсть.

— Это мои друзья.

— Над которыми ты издеваешься?

— Я не издеваюсь! Они поддерживают все мои начинания! Ты пришла смеяться надо мной?

— Нет, просто ты говорила, что с экспериментами не дружат. — По моему молчанию в ответ мама поняла, что я не в духе. Села рядом и протянула руку, которую прятала за спиной.

— Это еще что такое? — скривилась, увидев розово-белый комок пряжи. Расправила его и поняла, что это самодельная шапка, закрывающая уши.

— Подумала, тебе такие вещи теперь нравятся, — она посмотрела на стену, где все еще висела избитая шапка. — А я как раз увлеклась вязанием.

— Спасибо, — сарказм в голосе я и не скрывала, но маму обижать не хотелось.

Чмокнув меня в висок, мама покинула комнату, аккуратно убрав гусеницу с дверного косяка, а новый аксессуар полетел на верхнюю полку шкафа ко всем вещам, которые я в жизни никогда не надену.