Проклятие для Чудовища (СИ)

Глава 4

Под конец недели не произошло ничего интересного. Я все также после школы направлялась в дом Клементьевых, Филипп становился умнее и все крепче закреплялся в моей голове. Я засыпала и просыпалась с мыслями о нем, запоминала малейшие детали: его походку, интонацию, мимику, время, в которое он появляется в школе, и появление в раздевалке за 20 минут до начала урока уже не казалось мне такой бредовой идеей. Я сидела вместе с девочками на полке для обуви и высматривала его ради мимолетной улыбки и взмаха рукой. В школе мы почти не общались, Филипп иногда подходил и спрашивал про мои дела или отдавал тетради, из которых он списывал темы и задания. Иногда я нарочно забывала у него что-то, чтобы позже он лично вернул мне вещь, которая волшебным образом впитывала его запах, вызывающий у меня головокружение. Это был едва уловимый аромат дерева и цитруса, наверное, одеколон.

Занимая место рядом с Мариной в столовой, я смотрела на стол старшеклассников, но Филиппа там не было, хотя я точно знала, что он пришел на первые уроки.

— Меня ищешь? — Филипп опустился на стул рядом. Улыбка сама собой расплылась на моем лице. Девочки за столом испугались, будто граната прилетела.

— Вот еще. Что ты тут делаешь?

— Обедаю, — само собой ответил он.

— Нет, я имею в виду, здесь, за этим столом. Ты же обычно с крутой компанией тусуешься.

— Вы тоже крутая компания, — он улыбнулась девчонкам. Их пинг-понг глазами заиграл быстрее. — На самом деле я пришел похвастаться, — Филипп достал из рюкзака тетрадь по литературе (да, я запомнила все его школьные принадлежности лучше него самого, даже несмотря на то, что многие тетради были одинаковые, заприметила каждую вмятину) и открыл на странице сочинения, внизу красной ручкой была выведена оценка четыре-три. — Лилия Федоровна сказала, что по структуре еще пойдет, но грамотность хромает.

— Ты исправил хоть что-то после того, как я ушла?

— Хотел, но забыл, — я закатила глаза. — Ну так что, куда пойдем завтра?

Кто-то за столом ахнул. Да, моя обеденная компания полностью мне подходила, ни у кого здесь не было вдоволь мужского внимания.

— Мы договаривались, если будет выше тройки.

— Все верно, смотри, тут есть четверка. А четыре плюс три равняется семи. Все сходится.

— Ну ты и хитрый, — признаюсь, мне было до жути приятно, что он не забыл о свидании, потому что лично я только об этом и думала.

Обед прошел лучше, чем ожидалось, девочки даже в общий разговор вникали. Один раз я случайно встретилась глазами с Соней, которая сидела за большим столом и на ухо шептала Корнееву, не сводя глаз с нашего стола.

Такси подбросило нас до периферии, а дальше мы решили пройтись до дома Филиппа пешком, погода располагала, как говорил великий: «Мороз и солнце: день чудесный».

— Тебя приняли в баскетбольную команду? — поинтересовалась я у парня, размахивая рюкзаком в разные стороны.

— Почти. Тренер сказал, что я подхожу даже на позицию капитана, но устоявшийся коллектив вряд ли так быстро меня примет. Он звонил в прошлую школу, у меня неплохие рекомендации.

— Значит, ты скоро будешь играть?

— Если пройду испытания.

— Какие еще испытания, ты же понравился тренеру?

— Ему — да, а место в команде надо заслужить.

Это правда. Я слышала, что новенького в коллективе могут просто затоптать, если он сразу не покажет, на что способен, тем более в компании агрессивных парней.

— Уверена, что ты справишься. Чего там могут придумать глупые мальчишки, забросить рюкзак в мусорный бак из окна?

Рядом с Филиппом я слишком расслаблялась и теряла бдительность, хотя всегда ходила максимально сосредоточенная, как велела бабушка Джаннет. Поскользнулась буквально на ровном месте, да так бы и полетела вниз в тоненьких колготках, если бы не Филипп. Он ловко, будто я ничего не вешу, подтянул меня за предплечье одной рукой и поставил на ноги.

— Осторожней. Лучше держись за меня, а то еще голову себе расшибешь, кто тогда будет мне задачи решать, — он сам взял меня под руку, а я только об этом и мечтала, но не знала, как сделать невиннее. Надо же, изъяны людского организма все-таки дают положительные результаты. — И вообще, шапку надень, простынешь же, — Филипп снял с себя полосатую шапку с помпоном и криво натянул ее на мою голову. С моим образом это смотрелось максимально смешно, но меня мало заботило мнение окружающих. Из-за создавшегося электричества кудрявые волосы парня развивались в разные стороны, он приглаживал их всю дорогу, но разницы особой не было.

Зайдя в дом, заметила, что уши Филиппа вмиг покраснели. Замерз, но ни разу об этом не сказал.

В глаза сразу бросилась новая часть интерьера, тем более она выделялась на фоне светлого и пустого зала. Это были высокие и длинные часы из темного дерева с минимальным декором, лишь с боков вырезаны незамысловатые узоры. Было видно, что часы старые: циферблат пожелтел, само основание потрескалось и побилось, как от многочисленных перевозок, но это все придавало им некий шарм. Отличная декорация к старинному фильму, правда в антураж дома совершенно не вписывались.

— Это что еще такое? — я подошла к напольному антиквариату. Цифры были римские, а стрелки показывали неправильное время — одиннадцать, хотя сейчас едва пробило пять вечера.

— Вчера привезли оставшиеся вещи из квартиры, — Филипп встал рядом со мной и тоже принялся рассматривать часы. — Всякий хлам, который положен маме по документам о разделе имущества. Эти часы передаются в ее семье по наследству или что-то типа того. Я не знаю всей истории, но, когда мы переезжали в ту квартиру несколько лет назад, мама очень сильно из-за них ругалась с бабушкой. Теперь они здесь.

— А время почему неправильное?

Филипп пожал плечами.

— Они всю мою жизнь не работали. Ни один часовщик не мог их починить, хотя проблему никто так и не нашел. Они полностью исправные, только со своей странностью. Минуты вообще не ходят, а часовая двигается на одну цифру раз в сто лет. Не знаю, зачем мать притащила этот хлам. Наверное, продать хочет. Если им несколько веков, то это имеет смысл.

— Может, они ей просто дороги, как семейная ценность.

— Вряд ли. Она так кричала, что заберет у отца все до последней пылинки. Скорее всего они здесь чисто из-за гордости.

Филипп направился в гостиную, я шагнула за ним, бросая последний взгляд на циферблат.

Мы разбирали параграф по истории, события Первой Мировой и что происходило в России в это время, ведь нам точно устроят тест, который полностью составлен собственноручно учительницей, и ответы ты не найдешь, даже продав душу дьяволу.

Филипп хмыкнул:

— Бубликов, забавно, — заметил он одну из фамилий в учебнике.

— На самом деле по имени можно многое сказать о человеке. Ну, или хотя бы чем занимались его предки.

— А обо мне можешь что-нибудь сказать?

Я призадумалась, стоит ли говорить об этом вслух.

— Скорее всего твоя фамилия пошла от имени какого-нибудь церковнослужителя. А если углубиться, то с латыни «clemens» переводится как «добрый» или «мягкий», в то же время «Inclementia» означает жестокость. Но я все же думаю, тебе больше подходит первый вариант.

Филипп выглядел шокированным.

— Ты еще и на латыни говоришь?

— Немного.

— Врачом хочешь стать?

— Нет, это нужно… для нашего общего с бабушкой хобби, — уклончиво ответила я.

— В тебе столько необычного, Ливана, — это было сказано с такой нежностью и восхищением, что у меня защемило сердце. — Ливана, — снова повторил он мое имя, будто смакуя его. — А твое имя что означает?

— Не знаю, бабушка говорит, что сама его придумала. Лучше бы назвали Лизой и не парились.

— Ты первая Ливана в моей жизни и уж точно последняя. Тебе подходит, — Филипп легонько придвинул руку, которая до этого лежала на диване, в мою сторону и захватил прядь моих волос, медленно накручивая на палец. Я даже возмутиться не успела.

Да мне и не хотелось.

Ореховые глаза посмотрели в мои темные.

— У тебя глаза зеленые. Как у ведьмы, — чуть хрипло сказал он. Первый чужой человек, который заметил этот оттенок в моих глазах.

— Только волосы не рыжие, — также тихо ответила я, стараясь выровнять дыхание.

Филипп наклонился ко мне, не выпуская волосы из пальцев. До меня не сразу дошло, что он хочет меня поцеловать! В голове пронеслось торнадо мыслей: надо ли мне наклоняться к нему, стоит ли задерживать дыхание, а губы лучше сжать или раскрыть, куда деть язык…

Пока я думала, его губы уже были в жалких миллиметрах от моих, мысли перемешались, и уже произошел взрыв, кончики пальцев защипали от хаотичной энергии внутри, я совсем забыла про самоконтроль, магия начала беспокоиться.

И тут распахнулась дверь.

Филипп вмиг отпрянул от меня и встал на ноги, встречая свою маму. Я достала телефон и удивилась, как быстро прошло время. Вот бы оно остановилось, как часы в гостиной.

Слабо помню, как я очутилась дома и что делала после. Но одно я понимала отчетливо.

Кажется, я влюбилась.

— Reprends-toi, Ливана!

«Держи себя в руках, Ливана».

В последнее время слишком часто слышу это фразу.

Я сидела, склонившись над какой-то пыльной книжонкой не более пятидесяти страниц, служащей «подопытным кроликом» в моем магическом обучении. Это было два года назад, когда бабушка Джаннет учила меня простенькому приему левитации без заклинания. Основной показатель могущества ведьмы — умение колдовать, не произнося при этом ни слова, а иногда одним взглядом добиваться желаемого результата. Нет ничего проще, чем поднять предмет весом в несколько граммов. С заклинанием я научилась, а вот поднять одной лишь силой мысли у меня никак не выходило. Бабушка Джаннет уже две недели пыталась от меня добиться хоть каких-то действий, но все тщетно.

Мы меняли том на роман, затем была уличная газетка, и вот теперь непонятный столетний буклет, который даже на миллиметр не хотел отрываться от стола.

Я чувствовала, как начинаю кипеть. Мозг перегрелся, мышцы свело, вены пульсировали, лицо стало похоже на большой переспелый помидор. Стол медленно начало потряхивать, а проклятая книжонка даже не двигалась.

— Ливана! — бабушка наблюдала за происходящим, до этого дня мои попытки не сопровождались подобными явлениями, а сейчас я явно теряла контроль. — Ливана! — Джаннет стукнула по столу. Я подняла голову и проснулась.

— Прости, у меня не получилось, — я обмякла на стуле, будто марафон пробежала.

— Не получается, потому что ты теряешь контроль. Нужно сосредоточиться на том, чего ты хочешь добиться.

— Я только об этом и думаю!

— Не надо думать, надо почувствовать. Если ты хочешь посадить на подоконнике belle pétunia[1], ты не испепеляешь взглядом кашпо, а покупаешь семена, землю, поливаешь водой, концентрируешься на порядке действий. Так и сейчас, если будешь приказывать книге подняться, она этого не сделает, пока ты не направишь ее.

Я вздохнула, не совсем понимая ход ее мыслей.

— Но у тебя выходит échec[2], однако ты продолжаешь настаивать, из-за чего злишься. Эмоции — наш самый главный враг. Если они возьмут вверх, то за последствиями уже не уследишь. Так и сейчас мой любимый bureau d'écriture[3] чуть не потрескался из-за тебя.

Виновато опустила голову и убрала руки со стола. На кончиках пальцев все еще сверкали огни, похожие на небольшие искры в проводке.

— Учись управлять ими, — был конечный вердикт, и Джаннет, постукивая палкой, вышла из комнаты, оставляя меня одну, видимо для того, чтобы я успокоилась.

С того времени я не только научилась поднимать вещи в воздух одним только взглядом, но и держать себя в руках в любой ситуации. Безусловно я чувствовала эмоции, но вывести меня из себя было практически невозможно. Я злилась на учителей, на несправедливые оценки, порой на родителей, на саму себя, когда все валилось из рук, но это продолжалось не больше трех секунд, а затем плавно утекало куда-то вглубь сознания. Если уж совсем накрывало, на кончиках пальцев стреляли молнии, это был последний сигнал неизбежной бури, я либо убегала подальше, чтобы никому не навредить, либо принималась за то, что действительно успокаивало.

Медитации.

Сначала мне было смешно, я же не какой-то там буддистский монах, но позже поняла, что это действительно работает. Анализируешь себе причины, почему ты злишься, куда эта злость может тебя привести и стоит ли оно того, а затем погружаешься в мысли, которые успокаивают и настраивают на положительные эмоции. Как бы открываешь коробку с хорошим и запираешь с плохим. Я представляла себе это как-то так.

Теперь несколько раз в месяц я занималась этим дома, когда-то посещала йогу, но в компании мамы это гораздо интереснее. Ее невозможно вывести из себя, прямо как бабушку Джаннет, только если первая от природы всепрощающая и добрая, то вторая просто статуя какая-то.

Или пересохший сухарь.

Но действие порождает противодействие. Во мне сидит проблема, которую я не могу никак решить. Если магия не идет в правильном направлении, то выходит через негативные эмоции, это необходимо пресекать и запирать в себе. С другой стороны, резервуар не вечен и переполняется, может взорваться в любой момент, поэтому волшебство необходимо тратить.

Именно поэтому в моей папке с документами лежит справка о панических атаках. Только это всего лишь отмазка для окружающих, на самом деле магический шар внутри лопается, и сила спешит выйти. Я стараюсь не дать ей этого сделать, отчего задыхаюсь. Бабушка Лора показала мне прием, которым я и пользуюсь в такие моменты:

— Представь, что ты прялка, а твоя магия — лишь мягкая шерсть, из которой необходимо сделать клубок.

Я вытягивала по маленькой порции силы и задерживала ее в ладонях, формировала невесомый шарик, пока дыхание не восстановится, и мысли не придут в порядок. Затем волшебство просто рассеивается. Да, не экономичное расходование, но что поделать.

С утра весь дом стоял на ушах. Точнее это я переворошила весь второй этаж, бегая из комнаты в ванную и обратно со скоростью божьей коровки, которая и кружила над потолком. У кого-то сегодня свидание и этот кто-то просто обязан выглядеть на все сто.

Филипп никогда не видел меня в неформальной обстановке, без школьной формы, кучи тетрадок, с уложенными волосами. Фены и плойки в этом доме никто и никогда не использовал. Я опустила голову перед зеркалом, свешивая все волосы вниз, пару раз пожмякала и эффектным кивком назад превратила гнездо после сна в шикарные голливудские кудри. Надела черные джинсы с завешенной талией и растянутый укороченный красный свитер на темную майку. Пару капель экстракта тропических цветов и ванили на шею и запястья — образ готов.

Единственное, что меня смущало, отсутствие звонков. Филипп же не мог забыть о нашей встрече. Я просидела в обнимку с телефоном целый день до обеда, но чуда не произошло. Сорвалась на одинокое уведомление, ударившись об угол кровати, но это была лишь общая беседа класса, где спрашивали домашку.

Решила самостоятельно пойти домой к Филиппу, как бы говоря: «Ой, я случайно проходила мимо, не хочешь составить мне компанию в этой бесцельной прогулке?» на случай, если он все же забыл про нашу встречу. Или наоборот, появлюсь на пороге под удивленное: «А я только собирался тебе звонить».

Полная энтузиазма добралась до громадных ворот и на секунду застыла. Я попадала внутрь только благодаря ключам Филиппа, а сейчас несмело нажала кнопку звонка, располагающуюся в золотистой пасти льва. Один глаз животного приоткрылся, я поняла, что скорее всего это камера наблюдения. Ворота треснули, появилась щелочка, вероятно, мне разрешили войти.

На пороге дома стояла Вероника Сергеевна. Похоже, сегодня она выходная.

— Доброе утро, Лив!

Я поздоровалась, отмечая, что уже почти два дня, но да ладно.

— А Филипп дома? — спросила, будучи абсолютно уверенной, что конечно дома.

— Да вот минут двадцать назад уехал.

— Куда уехал? — уголки моих губ сами опустились.

— Не знаю, сказал, с друзьями гулять. Большая такая компания зашла, и девчонки, и мальчишки. На машине были. Надеюсь, хоть у кого-то права есть.

Весь мой словарный запас будто никогда и не существовал, сказать было нечего. Сразу подумала о той компании, с которой он ходит в школе. Но не мог же Филипп просто променять меня на этих посредственностей, он же не такой.

Или такой.

— А чего ты хотела-то?

— Да я тетрадь у вас забыла, думала забрать.

— Хочешь, поищи сама, я уж не буду лазить в этом бардаке, — Вероника отодвинулась, пропуская меня вперед, но я покачала головой.

— Спасибо, это не срочно. Я напишу ему, чтобы в школу принес.

Вероника улыбнулась и закрыла дверь. А я на ватных ногах спустилась по лесенке и побрела на выход, чувствуя, что меня будто облили холодной водой в минус двадцать.

Придя домой со всей силы закрыла дверь и кинула сумку в угол комнаты, из-за ручки-цепочки та с грохотом упала на деревянный пол. Мадагаскарские тараканы зашевелились от шума и устроили суету в аквариуме. Палочник у потолка тоже напугался моего внезапного вторжения в комнату и завыл полицейской сиреной. Я наделила его сей способностью как раз от нежелательных гостей.

Мама тут же прибежала, аккуратно прикрыв дверь.

— Ливи, в чем дело? Что, опять началось?

На мое плечо опустилась ее теплая рука, которой она пыталась меня успокоить. Это был вовсе не внезапный порыв магии, а лишь подростковая обида.

— Нет, мам, все обошлось.

Она выдохнула. Сегодня у мамы долгожданный выходной, не хотелось бы создавать ей проблемы еще и дома. У нее слишком большое и доброе сердце, в которое она готова впустить всех желающих. Мама работает в центре реабилитации пострадавших в различных чрезвычайных ситуациях. Частенько бывает в больницах, детских домах. Можно сказать, психолог, но это что-то гораздо глубже, у нее слишком высокий уровень эмпатии, после разговора с ней действительно становится легче. Магия, да и только.

Филипп так и не позвонил. Первой я не стала связываться с ним, делая вид, что мне вообще-то все равно, я и думать забыла о каких-то встречах. Что мне, заняться больше нечем.

На самом деле дел был вагон, но все мысли заняли вопросы: почему он забыл, что я сделала не так. Видеть его и выяснять отношения совершенно не хотелось, но в воскресенье мы договорились позаниматься, чтобы освободить один из будних дней на неделе. Уроков и так много, сидеть после них вечером совершенно не хотелось. Я взяла учебник, оделась еще красивее, чем вчера, только на лицо больше не надевала такое счастливое выражение, а старалась показаться максимально деловой девушкой.

Калитку мне открыли не сразу. Зайдя во двор увидела закрытую входную дверь дома, пришлось стоять на пороге. Время тянулось довольно медленно, или я действительно прождала слишком долго, но как только дверь распахнулась, мне тут же захотелось захлопнуть ее обратно.

На меня смотрели карие глаза Филиппа, а рядышком поблескивали голубые пуговицы Сони. Она держала парня за предплечье обоими руками, впиваясь в свитер длинными ногтями, и слегка пряталась за ним. Филипп явно не ожидал меня увидеть. Обычно встречающая меня улыбка не появилась, брови поднялись.

— О, Лив, что ты тут делаешь?

Мои глаза как у куклы бегали туда-сюда, с его лица на ее.

— Алгебра пригласила, — я потрясла тетрадью, готовая сквозь землю провалиться. В теории я могла это сделать и очень хотела исполнить, забив на то, что все узнают о моей ведьмовской сущности.

— Точно, я забыл, — Филипп перевел взгляд с меня на свою гостью, явно чувствуя дискомфорт.

— Не парься, мне все равно некогда, я сама хотела предложить перенести, — соврала я.

Можно было посмотреть, как Клементьев будет выкручиваться из этой ситуации. Однако понятно, что в самом жалком положении здесь я. Он может предложить присоединиться к ним, и я откажусь. А может сказать, что планы поменялись, и меня выставят за дверь. В любом из случаев я оказывалась за порогом в расстроенных чувствах, а так хоть появился шанс немного себя возвысить.

— Тогда спишемся.

Я кивнула, позволив себе коротко улыбнуться.

— Пока, Лифч…вана, — пропела Соня и потащила Фила вглубь дома, не дожидаясь, пока дверь закроется.

Это был худший момент в моей жизни. Даже неудавшийся трюк с элементарным зажиганием свечей на дне рождении бабушки Джаннет был не так унизителен. А ведь пришло все высшее общество Парижа посмотреть на внучку-умницу, а я не смогла сделать то, что проходят первоклашки.

Провела вечер, упиваясь зеленым чаем. Мама обрадовалась, ведь его никто почти не пьет, только моль собирает. Мне было паршиво в душе. Обычно я смеялась над школьными драмами, но сейчас было не до шуток. Я твердо решила, что больнее мне уже не будет, я об этом позабочусь.

Но как же я ошибалась.

[1] Прекрасную петунью

[2] Провал

[3] Письменный стол