Глава 10. Не такие, как все

Следующая неделя пролетела незаметно. К работе на станке я уже привыкла, и она меня не напрягала. А больше всего нравилось, что штамповать детали получалось у меня с каждым разом все лучше и лучше - практически без брака. Со временем я даже научилась замечать, когда станок начинает плохо работать, и устранять небольшие поломки. Вот что значит - работать в охотку, с интересом. Как ново и непривычно это было для меня! А я-то думала, что работа - это непременно тяжелый, тупой, изнуряющий труд и бесконечно тянущаяся смена... А вон оно как бывает...

Нет, конечно, я временами уставала. На станке работать - это не бумажки перекладывать, попивая чаек за компьютером. Хотя и тут бывает тяжело. К концу дня уже начинала уставать спина, понемногу затекали ноги. Приходилось все чаще вставать с табуретки, чтобы размяться. Но что это в сравнении с моей предыдущей жизнью? Никаких проверок, устраиваемых злобным СБ-шником Петром Михайловичем, жаждущим срубить лишних "плюсов" от начальства, никаких недовольных посетителей, никаких штрафов. Четко знаешь, сколько получишь в кассе в конце месяца, и получаешь всегда ровно столько. А в магазине у меня постоянно вычитали то за то, что "ротацию продуктов плохо сделали", то за то, что "пять тысяч ценников не успели переклеить за час", то за то, что "Луна в Козероге, и поэтому у начальницы плохое настроение"...

- Молодец, Даша, - как-то похвалила меня пожилая работница, та самая, которая вместе с Лидой одернула нагловатого ловеласа Юрика в мой первый рабочий день. Лида куда-то отлучилась на обед, а Вера приболела. Поэтому мы обедали вдвоем, уютно расположившись на лавочке во дворе. На улице стояла все еще теплая осенняя погода. - Мастер тобой доволен. Стараешься, вникаешь во все... Ты как будто всю жизнь у станка работала. Если так и дальше пойдет, можем вместе к нему подойти, поговорить - надбавку тебе сделают, будешь полставки слесаря-наладчика получать. Плохо разве? Обновку себе какую-нибудь купишь, босоножки-то у тебя летние совсем, а на дворе октябрь уже. Ты не бойся, начальство у нас хоть и строгое, но справедливое, не обижают. Лидка вон, подруженция твоя, давно уже работает и всем довольна. Ты учиться-то не собираешься? Лидуня-то точно не собирается. У нее планы другие...

- Да как-то не получилось пойти учиться, - сказала я чистую правду и замолчала. Не станешь же рассказывать, что сразу, как только я окончила школу, матушка велела мне идти работать в детище Галицкого.

- Ты подумай, - посоветовала мне работница, возвращаясь к станку. Обед у нас заканчивался. - Дело-то хорошее. Глядишь, отучишься и к мастером нам потом вернешься.

Вернувшись к станку, я подумала: а может быть мое путешествие во времени - вовсе не турпоездка в СССР для ознакомления с тутошней жизнь, а поездка в один конец? Вдруг судьба дала мне возможность все обнулись, забыть те безрадостные, одинаковые, тянущиеся, как резина, серые дни и прожить жизнь, так, как я хочу? Ну или как тут принято... Не будет в моей жизни ни единого напоминания о бывшем сожителе Толике, на которого я совершенно бессмысленно потратила столько лет, примерив на себя синдром спасительницы. Да уж, поздновато я поняла, что переделывать взрослого человека - дело бессмысленное, пустое и совершенно неблагодарное. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих.

Начну все заново. Поступлю в колледж или, как тут говорят, техникум, отучусь года три. Буду ходить на танцверанды, катки, смотреть в кинотеатрах старые советские фильмы. Хотя какие они сейчас старые? Они только-только вышли, самые, что ни на есть, современные. Потом на завод вернусь, уже мастером. Буду работать и копить потихоньку на кооперативный взнос. Встречу хорошего парня, мы с ним будем есть мороженое, кататься на каруселях в парке Горького... А потом поженимся, сыграем веселую свадьбу, получим квартиру или вступим в кооператив. Да, еще десять лет будем выплачивать взносы, но за свое же жилье... Это все-таки не ипотека под двадцать четыре процента годовых...

Может, тот симпатичный парень, который уже которую неделю мне смущенно улыбается, все-таки найдет в себе смелость и подойдет познакомиться? Конечно найдет, не зря же он столько времени круги вокруг меня выписывает. Ну и что, что мне к пятидесяти, а ему чуть-чуть за двадцать? Никто же об этом на знает. А в этом мире мне - восемнадцать, и точка. А если не догадается подойти первым сам - я подойду. В конце концов, кто сказал, что женщинам запрещено проявлять инициативу? Да если бы так было, человечество давно бы уже вымерло. Будем встречаться, потом поженимся, у нас родятся дети, и мы будем их растить, конечно же, в любви и ласке... Будет тихая, спокойная жизнь, уютное семейное счастье. Отсижу декретный отпуск, потом выйду на работу...

Стоп, какой декретный отпуск? Занесло тебя, Галенька, по полной. На дворе 1956 год, не забывай.

Потихоньку, день за днем, я узнавала все новые подробности из жизни середины XX века. И, как выяснилось, не все там было так шоколадно. Например, ни о каких полагающихся по закону полутора годах декретного отпуска с сохранением рабочего места тут и не слышали. Помню, в наш магазин как-то устраивались девчонки на первых сроках беременности. Их задача была - отработать испытательный срок, не спалиться и потом тихо-мирно уйти в декрет, получая пособие. Да, с боем, скандалом, визгами рассерженного директора, но у них это получалось. А тут давали всего-то месяца полтора до родов и примерно столько же - после, может, чуть больше. И вроде бы можно было взять еще три дополнительных месяца отпуска, но за свой счет.

В нашем общежитии жили несколько матерей-одиночек с детьми. Чтобы не потерять рабочее место, они сдавали грудных детей в ясли и как можно скорее бежали на работу - нужно было содержать и себя, и ребенка. Отцы таких детей, как правило, испарялись без следа, а если и оставались в поле зрения, то всячески отрицали свою связь с женщиной, как подлец и бабник Юрик с нашего завода. Про то, что у него с Зиной был роман, знали все, да и родившееся на свет чадушко было абсолютной его копией, но он упорно отпирался делал вид, что ничего не знает. Даже по линии профкома его прижать не получилось: Юрец был хитер и изворотлив, как уж. На заводе его не любили, и даже парни, которые сами были не прочь погулять, отказывались здороваться с ним за руку, после того, как прознали о его поступке. Считалось, что такое совершить может только подлец. Однако Юрец продолжал спокойно и дальше ходить на работу, а на мнение окружающих, как я поняла, он давно положил с прибором. Совесть его совершенно не мучила.

Разуверили меня товарки по общежитию и в том, что квартиры в СССР давали всем подряд, и были они абсолютно бесплатными. Как выяснилось, их действительно давали, но не всем и далеко не всегда. Нередко жизнь складывалась так: молодым специалистам выделяли комнату в общежитии, и они, бывшие студенты, возвращались в точно такие же бытовые условия - только комната была отдельная, и теперь они ездили не на лекции, а на работу. Они по-прежнему отстаивали очередь в общий душ, стирали в тазах вручную и готовили на общей кухне.

Люди женились, заводили детей - одного, двух, кто-то - даже троих, и продолжали жить в одной комнате по десять лет, пока не получали постоянную прописку в Москве. Вполне могло случиться так, что в отдельные квартиры молодые специалисты переселялись, только когда им самим было уже хорошо за сорок, и у их детей появлялись свои дети. Приходилось снова жить в тесноте и ссориться за место у плиты на кухне... Везло далеко не всем.

От нашей кассирши Клавдии Ильиничны я не раз слышала старую песню о том, какие в СССР были крепкие семьи. Мол, жили вместе по пятьдесят лет и не разводились, душа в душу. Оказалось, что все было совсем не так. Точнее, не совсем так. Многие, действительно, жили вместе подолгу. Но не потому, что любили друг друга, а потому что просто некуда было идти. Встречаться годами и сожительствовать без штампа в паспорте было не особо принято, хотя встречалось и такое. А в основном отношения развивались по следующему сценарию: парень с девушкой знакомились где-нибудь на танцплощадке, в техникуме, в стройотряде, в старших классах школы. Прокатились на трамвае, поели мороженого, сходили в кино - и в ЗАГС. Свадьба через полгода после знакомства была абсолютной нормой. Поскольку люди мало знали друг друга, вскоре после свадьбы начинались скандалы и ругань.

Ладно, решила я. Не буду далеко загадывать. Будь, что будет. В конце концов, зачем так далеко загадывать? Права была Лида: нужно жить здесь и сейчас. Вон я еще совсем недавно планировала себе ботиночки новые на зиму купить, как зарплату получу. А судьба распорядилась совсем иначе и вот куда меня закинула... Вот и буду жить здесь и сейчас. И пока я тут, постараюсь взять все самое хорошее от времени, куда волю судеб я случайно попала. Или вовсе не случайно?

***

В субботу вечером мы с девчонками отгладили платья, уложили волосы (старательная Вера даже умудрилась соорудить что-то вроде венка из совсем не густой косы на моей голове) и двинулись на прогулку. В общежитии было тихо и пустынно: стояли последние солнечные деньки осени, и народ валом повалил гулять. Несмотря на солнце, было довольно прохладно, уже темнело, и я накинула серенький плащ, висевший в шкафу, точно такой же, как у многих других. Вообще многие одевались очень похоже.

- Выкинут на прилавки платья в горошек - и вся Москва в них ходит, - как-то презрительно сказала мне Лида. - Одинаковые все, как в армии. Веришь, нет, тошнит меня от этой одинаковости.

И точно: идя вместе с Лидой и Верой от метро "Парк культуры" в направлении парка Горького, я насчитала минимум пять девушек в точно таком же платье, как у меня.

- Нельзя так жить, - разглагольствовала Лида, уплетая мороженое, которое мы купили на входе. - когда все заранее известно, на двадцать лет вперед расписано. - Очередь за мебелью, очередь за холодильником, очередь за телевизором... Так вся жизнь в очереди и пройдет.

- Чтобы что-то получить, надо постараться, - резонно заметила Вера, аккуратно разворачивая упаковку своего мороженого.

- А я не стараюсь? - вспылила Лида. С ней такое иногда случалось. - Вместе с вами на фабрике пашу, сами видите. А вот им, - она внезапно указала на толпу ярко одетых молодых людей и девчонок, идущую нам навстречу, - все и сразу! Это за что такие привилегии?

Доев вкусняшку, я повнимательнее рассмотрела гуляющих ребят. Компания выглядела так, как будто собиралась на ретро-вечеринку: парни - довольно симпатичные, в ярких пиджаках и галстуках, туфлях на высокой подошве, явно сшитых не в советском ателье, с высокими прическами, так же ярко и броско одетые девушки... Интересно, как мальчишки сумели так причудливо уложить себе волосы? Удобных фенов и средств для укладки-то еще не было... Девчонкам и то всю ночь на бигудях спать приходился, чтобы получить наутро красивые кудри.

Проходя мимо странно одетых ребят и девчонок, я услышала их разговор, который показался мне непонятным.

- Хильнем по Броду сегодня? - спрашивал один, в ярко-зеленом пиджаке в клетку.

- Кинем брэк, - согласился второй.

- Чуваки, мы сегодня идем в "Кок"? - спросила внезапно протяжным тоном высокая девушка, которую обнимал первый парень в зеленом пиджаке, чуть повыше нее.

- Сегодня не получится, бейби. С манюшками напряг. Постиляем сначала, потом к Лео на хату, я тебе "Чучу" на саксе сыграю, - ответил он и, никого не стесняясь, при всех крепко прижал ее к себе и поцеловал в губы, по-взрослому. Ну ничего себе! Я оглянулась вокруг: наверное, сейчас набегут дружинники! Но, к счастью, никто вокруг ничего не заметил. Разве что проходящая мимо старушка укоризненно покачала головой, но на нее никто не обратил внимания.

- Клевый таёк, чувак, - вдруг восхитился один из парней и показал на галстук, который носил "зеленый пиджак".

- А то, - согласился он и поправил обновку, - не "Совпаршив" так уж точно. Батя достал где-то.

***

- Это кто? - с удивлением спросила я Лиду, показываю на странную компанию. Уж она-то точно все про всех знает...

- Впервые видишь, что ли? - она пожала плечами, - стиляги, или, как говорит наш комсорг, ". Тут они частенько ошиваются. И на проспекте Горького. "Бродвеем" это у них называется.

- Ты их недолюбливаешь ? - спросила я. О стилягах Лида говорила как-то по особенному, не с пренебрежением, а, скорее, с чувством легкой зависти.

- А с чего их любить? - деланно равнодушно сказала подруга, но я заметила, что она несколько раз с интересом обернулась вслед уходящей компании. - Живут на полную катушку и в ус не дуют. Поют, танцуют, играют на саксофонах своих... Ни к станку вставать утром, ни в шахту идти уголь добывать. А, что и я бы так хотела! - вдруг призналась она. Я с удивлением глянула на нее. - Не всю жизнь, конечно. После тридцати "хилять по Бродвею" уже смешно. В этом возрасте уже захочется стабильности. Да и век наш бабий короток, сама знаешь, Дашка. Мужиков мало, на войне перемерли, надо хватать удачу за хвост сейчас. - Лида рассуждала очень прагматично. - Но я хотя бы попробовать хочу, понимаешь? Посмотреть, как они живут, что слушают, чем дышат... Они, знаешь, такие...

- Какие ? - спросила Вера. Я заметила, что она внимательно прислушивалась к нашему разговору.

- Свободные, - веско ответила Лида и сделала рукой характерный жест. - Они живут здесь и сейчас. Им все равно, что о них думают, как их воспринимают. Им хочется просто дышать и любить, не думать, как мы, ни о каких накоплениях в будущем, о взносах в кооператив, о том, как съехать из общежития, понимаешь?

Я внезапно поняла, о чем говорит Лида. В СССР мне нравилось многое: то, что с первого дня своего пребывания здесь я четко знала, где живу, где работаю, то, что смена на заводе всегда заканчивалась ровно в пять и ни на минуту позже. То, что кому-то все-таки удавалось получить квартиру, не выплачивая огромные проценты по ипотеке... Школьники знали, что после школы их ждет институт или техникум, выпускников ВУЗов - работа по распределению. Работать было принято на одном месте подолгу. К примеру, пожилая работница, с которой я беседовала, работала на нашем заводе с самого его основания. Да много чего нравилось мне в жизни, в которую я попала...

Но было в этом что-то серое, скучное, пресное, обыденное. Разговоры и на работе, и в общежитии были практически на одни и те же темы: где что-то купить из одежды подешевле, в каком магазине наконец "выкинули" удобные туфли, где достать нормальную тушь, кому из работниц наконец дали квартиру, в какой пионерлагерь поедут отдыхать дети, кто вступил в кооператив. Было острое ощущение, что кто-то давно расписал за тебя твою жизнь, выдал план, и этот нужно было обязательно выполнить, ни в коем случае не отклоняясь от соблюдения графика.

На это обратила внимание приметливая Лида, и с этим трудно было поспорить. А вот компания, которую мы случайно встретили, жила явно совсем по-другому: здесь и сейчас. Мне вдруг вместе с подружкой захотелось узнать поближе этих стиляг. Даже всегда строгая Вера, не терпящая любое нарушение дисциплины, с интересом разок обернулась вслед уходящему пареньку, смешно вышагивающему в туфлях на высокой платформе. Видимо, он не так давно стал "стилягой" и еще не привык держать себя, как они.

Я вдруг вспомнила, что к огда-то давно, спрятавшись от начальства в подсобке во время обеда и поедая наскоро залитую кипятком лапшу быстрого приготовления, я вдруг решила поискать в сети что-то интересное и забавное о советской жизни. На глаза мне попалась статейка о молодежных субкультурах времен СССР и, среди них, конечно, было упоминание об этих стилягах. И вот теперь мне кое-что вспомнилось.

"Бродвеем" стиляги называли не только улицу Горького в Москве. На их сленге это было общее название центральной улицы города, по которой чаще всего и фланировали скучающие компании неформалов. В Ленинграде им был Невский проспект, в Казани - улица Баумана. Был у стиляг и свой сленг: друг друга они называли "чуваками" и "чувихами", "хилять" на их сленге означало: "прогуливаться" или "танцевать", еще, если хочешь прогуляться, можно было предложить "кинуть брэк". "Чучей" они называли песню "Поезд на Чаттанугу" из фильма "Серенада солнечной долины", а "Совпаршивом" - отечественные изделия легкой промышленности. Вместо обуви у них были "шузы", носки они именовали "соксами", танцевали всенепременно "стилем", квартиру называли "хатой", а обычных советских людей, презирающих неформалов - "жлобами".

Стиляги слушали американскую музыку, обожали игру на саксофоне, признанный идеологически неправильным инструментом, умели доставать пластинки с зарубежной музыкой.

"Кок - это, наверное, "Коктейль-холл", - догадалась я, вспомнив фильм Тодоровского "Стиляги". Он, кажется, где-то на "Бродвее". Туда и приглашала паренька-стилягу его пассия. Кажется, где-то в шестидесятых это заведение закрыли. Но сейчас-то оно работает! А вдруг - мне в голову закралась сумасшедшая мысль - мне удастся там побывать? Такой шанс выпадает всего раз в жизни, надо пользоваться! Может, удастся и коктейль попробовать. Например, известный "Маяк", с котором смешивали ликер, желток и коньяк.

- А куда они пошли, ты не видела? - наигранно равнодушным тоном спросила я Лиду. Почему-то мне совершенно не хотелось показывать, что стиляги мне интересны точно так же, как и ей.

- Так в "Шестигранник", - мотнула головой подружка, - они там на танцверанде собираются. - Танцы на костях у них.

- Танцы на костях? - переспросила я испуганно. Это что такое? Может, это секта какая-то, и не зря стиляг так недобливали в СССР.

- Пластинки это, дурочка - хохотнула Лида, увидев мое побелевшее лицо, - их же музыка сейчас нелегальна, пластинки достать непросто. У барыг разве что. Вот и стараются, как могут, на старые рентгеновские снимки записывают.

- Понятно, - я повеселела. Ну, музыка на рентгеновских снимках - это не страшно.

- Хочешь, сходим к ним? - внезапно предложила подруга.

Конечно, я хотела! Такая возможность выпала! Вот только Вера... Я посмотрела на подругу. Та отрицательно мотнула головой.

- Вы идите, если хотите, а мне в общежитие пора. Я у девочек из института только до завтра конспект взяла, мне переписать нужно. - И она, попрощавшись с нами, двинулась в сторону метро.

- Ну что ж, - из Лиды так и перли боевой настрой и жажда приключений. - Пусть Верка отправляется в общагу грызть гранит науки, ну а мы с тобой "хильнем атомный"! Так, кажется, у них говорят...

В предвкушении приключений я быстрым шагом направилась вслед за ней.

Загрузка...