Призванный. Возможно, баллада

Глава VI

На рассвете снова входим в городок, но уже не через гаражи, а по посыпанному шлаком проселку с поворотным шлагбаумом на въезде, который в данный момент путь не перекрывает, поскольку широко распахнут. До того широко, что возвращаться на место не желает. Два мужика в традиционных галифе и френчах скребут рядом в потылицах, исчерпав, видать, все известные методы убеждения строптивой инженерии.

– Кувалдой наверните, – подсказываем на ходу.

Ответная рекомендация печати не подлежит, несмотря на то, что каждому хорошо знакома.

Сразу за въездом справа располагается скверик перед зданием с декоративными колоннами, а дальше ряд выступающих торцами типовых панельных четырехэтажек в разной степени обветшалости. Слева тянется кованый забор миссии. Из окон ухоженного здания никаких звуков не доносится, но, видимо, там не спят. Уже в спину, не сказать что очень культурно, нас окликают:

– Э, погодь!

Оборачиваемся. От сторожевой будки у ворот, гремя сапогами, бежит к нам другой старикан, хотя и сильно похожий на вчерашнего.

Приблизившись, протягивает тощую стопку брошюр.

– Велено передать.

Не дожидаясь благодарности, устремляется обратно на пост.

Заголовок мы уже видели накануне. Спасем братьев наших меньших. Так, почем в харином заведении бумага? Свернув трубочкой, пихаем в карман.

Мощенная бетонными плитами аллея ведет на север, в ту же сторону на дисплее навигатора указано направление на ближайший терминал.

За амбулаторией открывается поросшее зеленой муравою ровное поле, посреди коего стоит пустой, но и по сию пору белый постамент. На постамент водружена открытая пластиковая банка, кажется, с огурцами, у подножия, по-римски, оперевшись на локоть, возлежат на травушке двое явных представителей местной богемы, один в растянутой майке на лямках и мундирных брюках с синими лампасами, второй в цветастой кофте и кальсонах с завязочками. На заднем плане высятся каркасные остовы бывших ангаров, рядом притулились развалины чего-то не очень крупного. Видимо, именно из них кто-то вчера требовал жрать, потому как и сегодня оттуда доносятся те же хриплые крики. Далее среди деревьев просматриваются уходящие вправо каменные одноэтажные бараки.

Сворачиваем на поле. Один из возлежащих поднимает заинтересованный взгляд, второй перекатывается на живот и прикладывает ладонь ко лбу.

– Привет честной компании! – говорим, приблизившись.

– Ежели вознамерился присоединиться, – рассудительно отвечает тот, что в кофте, – с тебя фуфырь. Закусь мы уже спроворили.

– До свету пришлось вставать, – подхватывает синелампасный.

– Справедливо, – соглашаемся мы и вытягиваем из кармана одну культурную брошюру. – Давайте бросать жребий, кому из вас бежать в харино заведение. Каков там обменный курс?

– К чему же так далеко? – поднимается на ноги кофтастый. – У нас тут в полку и своих специалистов полно.

Без лишних разговоров он забирает брошюру, достает из-за постамента пустой штоф и направляется в сторону бараков. Минут через пять нарисовывается обратно. Оглядываясь по пути на развалины, подходит и ставит бутыль с тремя четвертями мутной жидкости рядом с банкой.

– Что-то он сегодня вопреки обыкновению с самого утра разорался. Может, огурец кинуть? – произносит он раздумчиво.

– Ага, – отвечает ехидно лампасный, – и кружечку поднести. Разливай уже, душа истомилась.

– Кто у вас там? – интересуемся.

– А черт его, – пожимает голым плечом лампасный. – Который год уже орет. Когда, кстати, тот барак завалился?

– Да года два назад? – морщит лоб кофтастый.

– Точно, – соглашается лампасный. – Если не пять. С тех пор и орет.

– Жрррать давай! – вплетается в беседу крик из развалин.

– А что ж не вытащите? – слегка удивляемся мы.

– Ну да, корми его потом, – отвечает сердобольный кофтастый. – Да и шибко уж злобно орет. Еще укусит.

– Пойду все-таки гляну, – решительно произносит бравый Брайан, которого так просто не испугать.

– Да плюнь ты на него, – советует вслед лампасный. – Давай лучше к делу, а то продукт стынет.

– Начинайте без меня, – бросает Брайан через плечо.

Развалины приветствуют нас из-под сложившихся шалашиком плит тем же криком.

Никуда не денешься, надо разбирать. Из чего был сделан барак, понять непросто. Сами плиты явно не железобетонные, потому как легко обламываются. Помимо них попадаются и кирпичные блоки. Но основную массу представляют пласты осыпавшейся штукатурки с выпирающей изнутри дранкой. Обнаружив щель, из которой крики доносятся отчетливее всего, начинаем терпеливо отгребать мусор.

– Жрррать давай! – поторапливают из глубины.

Через полчаса прокопавшаяся по плечо рука проваливается в какую-то полость и натыкается на резкую боль. Выдергиваем ее, тут же по узкому длинному ходу начинает протискиваться наружу какое-то яростное шевеление. На всякий случай отодвигаемся от проделанной норы. Из отверстия выбирается нечто, на первый взгляд смахивающее на растрепанного перепачканного филина, и с шумом взмывает на растущий рядом тополь. Встряхивается, вздымая облако пыли, и становится еще темнее.

Вот те на, да то ж попугай! Странного окраса, рыжевато-бурый, но несомненный попугай.

– Интересно, это природный цвет? – подняв взгляд, Брайан покачивает головой.

Присев на суку и даже слегка свесившись, попугай, изо всех сил напрягая горло, орет вниз:

– Сам ты урррод!

Затем снимается с тополя и, громко хлопая крыльями, улетает.

Однако.

Продолжаем качать головой.

Навигатор утешает очередным повышением характеристик:

ЛИЧНОСТЬ

СПОСОБНОСТИ:

9. Безумие 3

ЗДОРОВЬЕ:

64 хита

Ситуационный модификатор: 3.

Персональный модификатор: 2.777(7).

Ситуационное соответствие: 0.925(925)

Возвращаемся к постаменту.

– Говорили ж тебе, лучше не связывайся, – сочувственно произносит кофтастый, протягивая наполненную кружку.

Брайан отрицательно машет ладонью.

– На сегодня мне хватит. Попугай цвета хаки, это уже перебор.

К тому же, пора бы нам и добраться до загадочного терминала, который, судя по заметному изменению направления даже при небольших перемещениях, совсем рядом.

В конце аллеи располагаются арочные ворота. Ворота не закрыты, потому что закрывать нечем, да и незачем, все равно ни справа, ни слева забора нету. Лишь неширокая полоса акаций.

Выходим из городка через арку. Снаружи перед ней мощенная теми же плитами площадка, а дальше на север сквозь лес тянется бетонное шоссе, квадратно поросшее вылезшей из стыков лебедою по пояс. Этим путем, видать, не пользуются совсем.

В левом дальнем углу площадки, как раз на берегу лягушачьей заводи, стоит каменное кубическое сооружение без окон, но с длинной узкой щелью под верхним карнизом. Над плоской крышей справа торчит металлический штырь. Направление на терминал точно указывает на него. Ведущая внутрь дверь призывно распахнута.

Приближаемся, заглядываем.

Извиняемся, это сортир. Правда, многофункциональный.

Слева на возвышении обычный толчок с четко обозначенным местом для обеих ног. Пластиковая крышка люка культурно опущена. На стене наглядная агитация с двумя фотографиями. На одной некий человек, на взгляд явный абориген, входит в кубическое сооружение. На второй, перечеркнутой красным крестом, видимо, он же, повернувшись голой попой к зрителю, гадит в кустах.

Прямо располагается рукомойник с клювом над наклонным жестяным желобом, скрывающимся в возвышении пола слева. Рядом в стену вмурована подставка с какой-то жирной субстанцией в углублении. Жидкое мыло? Сверху опять же две фотографии. На первой человек моет руки под умывальником, на второй, перечеркнутой крестом, не заморачиваясь гигиеной, вытирает их об штаны.

В правую стену заглублен массивный вертикальный черный брус, нижним концом утопленный в бетонном полу, верхним выведенный сквозь потолок. Примерно на уровне груди на нем ф-образное расширение с плоским слегка выступающим прямоугольником посредине, слева и справа от которого расположены полукругом по пять дырочек. Рядом две наглядные фотографии, на первой человек, всунув согнутые пальцы обеих рук в соответствующие дырочки, показательно блаженствует, на второй, перечеркнутой, затравленно озираясь, грызет ногти сам.

Маникюрный автомат в общественном туалете, это круто.

Примеряемся и опасливо вставляем пальцы. Они входят лишь на глубину первой фаланги – вроде как не очень страшно. Агрегат щелкает нутром и принимается едва слышно гудеть. Кончики пальцев что-то плотно обжимает, и в них начинает ощущаться некий зуд, похоже, ногти приводятся в должный вид не гильотинными ножницами, а мелкозернистыми пилочками.

Выступающий прямоугольник наливается по поверхности матово-черным, и на нем прямо перед лицом проступает зеленая строка:

Идет анализ генетического материала, подождите…

Ждем. Наконец, зависшая строка уступает место следующим:

Подключение к сети.

Корректировка времени

Возникает сегодняшняя дата: 21.06. 0299. Первые цифры начинают, стремительно мелькая, меняться, и вот на экране уже другое число: 11.07.0299.

С момента нашего появления в карьере прошло не три дня и даже не десять, если засчитывать неделю ожидания на придорожном камне у Мертвого леса, а все тридцать, минимум, в три раза больше. Так, с ходу, мы не понимаем, как к этому отнестись. Экран терминала не дает подумать.

Проверка персональных файлов.

Идентификационный номер: 9099079979

Используемое имя: Брайан.

Код допуска 1.

Носитель имеет право на вопрос

Ух, ты! Не вошь бесхозная, а право имеет. Какой там вопрос у нас первый?

Набычившийся Брайан спрашивает, уставясь в экран:

– Почему ятаган? Выходит, я янычар?

На экране высвечивается строка:

Вопрос принят.

Проверка файлов

Ждем. Долго. Пока ехидный Брайан не выдерживает:

– А за ответом, что, завтра зайти?

Терминал откликается серией строк:

Идентификационный номер: 9099079979

Используемое имя: Брайан.

Код допуска 1.

Носитель не имеет права на ответ

Брайан решительно выдергивает пальцы из отверстий. На мониторе терминала тут же возникают строки:

Контакт прерван

Дальнейший обмен информацией невозможен…

На левом запястье раздается бип, и навигатор подхватывает эстафету.

Отключение от сети.

Работа в автономном режиме

Затем загружает персональные файлы и прогоняет их полным списком. Внимание привлекает лишь строки:

Вооружение:

именной крис

Крис. Получается, теперь мы уже малайские пираты, потерпевшие, очевидно, кораблекрушение под мостом в Надоль. Отчего ж тогда попугай не остался сидеть на нашем плече, оглашая окрестности криком про пиастры? Или для этого необходимо иметь деревянную ногу? Стеклянный глаз и оловянный взор. Медный лоб и семь прядей на нем.

Да ну вас всех!

Выбираемся на площадь перед воротами.

По ней слоняется какой-то плешивый мужик, видимо, дожидающийся нас, потому как тотчас же широко улыбается и приближается со словами:

– Тут слух прошел, что на тебе ездить можно.

Осекшись о немигающий брайановский взгляд, спохватывается:

– Шучу, шучу я. Но дело серьезное. Надо Гадючий лог выкосить, чтобы никто оттуда на выпасы не выползал. А наши коренные змей побаиваются. Один лишь вызвался. Но его без присмотра нельзя отпускать.

Плешивый кивает назад.

За его спиной маячит живописнейшая детина неопределенного возраста с косою на плече. Помимо названной косы на нем лишь рваный мешок, снятый, похоже, с огородного пугала. Детинушка переступает с одной босой ноги на другую и пускает длинную слюну.

– Нда, – говорит плешивый.

Потом, повернувшись обратно к нам, добавляет:

– Но он тебе все покажет и тылы на всякий случай прикроет. У него на ползучих особый нюх. Смотри. Ш-ш-ш…

Наш помощник вскидывается, начинает приплясывать с выпученными глазами и, взмахивая косою, как топором, грозно кричит:

– У! У! У!

– Ладно, уймись, а то еще кого закосишь ненароком, – успокаивает плешивый не на шутку разошедшегося гадоборца. – Веди давай.

И уже вслед нам добавляет:

– Вернетесь с победой, двадцать услов лично с меня. Поделите по усмотрению.

Итак, ведомые местным дурачком с косою на плече, направляемся к Гадючьему логу, дабы ни один ползучий супостат не смел отныне пугать нашу кроткую жвачную паству.

Дорожка, обогнув последнюю в ряду четырехэтажку и пропетляв меж огородов, выбирается в чистое поле. Правее, навскось, издалека виден золоченный купольный крест над молельным домом возле хариного лабаза.

Но выдвинутый вперед дозорный ведет нас прямо на восток, уверенно высматривая прячущуюся в траве тропку.

По полю гуляет легкий ветерок, порхают мотыльки и бродит одинокая корова, бесшабашно бренча своим боталом.

Местность постепенно понижается, тропинка обходит осиновый околок и ныряет в выводящую к речной пойме ложбину, заросшую мощными травами аж по самую грудь. Видимо, в них-то и гнездуются аспиды, выползающие на верхнее поле.

Дозорный останавливается и, по-богатырски приложив длань ко лбу, принимается пристально вглядываться в зловещие заросли.

– Слышь, Муромец, – окликаем мы его, – ты косить умеешь?

Повернувшись на звук, он смотрит на нас.

– Косить, – повторяем мы, для надежности дублируя размашистыми жестами.

– Косить! – радостно подхватывает он и демонстрирует со всего разворота.

Лезвие втыкается в землю и с противным звоном, отдающимся в черепной коробке, переламывается.

Так, и кто теперь с кого имеет те самые услы?

Дать бы тебе по башке черенком, да, наверно, нельзя – божий человек.

К тому ж предупреждали, что он исключительно для показа и оберегания тылов.

Дурачок ухватывает в руку острый обломок и, выставив его вперед, медленно подбирается к кромке травостоя.

Совершив в пяти метрах предупредительный выпад с коротким: «У!», бдительно замирает на своем посту.

Так что косить, Брайан, тебе. Даже если рьяный подручный поломал инструмент. Судьба у тебя такая, не выполнив задания, дальше не продвинешься.

Вытягиваем из ножен ятаган, который теперь крис.

Что-то в последние дни вроде мелькало про плантации?

Приближаемся к зарослям. Рубить траву не очень сподручно – не настолько стебли деревянисты. Легче, собрав левой рукою в пучок, подрезать вкруговую. Приходится именному оружию исполнять роль не мачете, а серпа. А мы, получается, не косим, но жнем. Хорошо б еще заставить дурачка на дуде играть, глядишь, повеселее пошло бы.

– Хватит укать, – бросаем назад. – Коли нечем больше заняться, спой лучше что-нибудь страдное.

Но дурачок свое дело знает туго. Не певец он – прирожденный змееборец.

Только вот, похоже, не сильно-то они шугаются его уканья.

Из корней собранного в ладонь пучка выскальзывает нечто рыжевато-коричневое сантиметров тридцати и со стремительным шелестом скрывается дальше в траве. Черт, гаденыш! Надо поосторожнее, а то лапнешь и прям на ядовитый зуб нарвешься.

Обхватывает и режем.

Следующего затаившегося успеваем полоснуть ножом, но он все равно уходит.

Бить надо не в хвост, а в гриву. Но больно уж они юркие, рукой не поспеешь, швырять же именной клинок в густую траву не хочется. Тем более что он к метанию не очень приспособлен.

Обхватываем и режем.

Третий с испугу или просто по дурости ломится в обратную сторону. Удачно наступив, ребром подошвы вдавливаем голову в землю. Конвульсивно взметнувшийся хвост оплетает нам ногу.

Оторвав змееныша, бросаем его через плечо, пусть и боевой собрат потешится.

На этот раз «У!» похоже на рев.

Собрат отпрыгивает назад и яростно крестит обломком лезвия воздух перед собою. Но не убегает. Более того, с притопами и угрожающими выпадами начинает надвигаться на извивающегося в примятой траве гадюшонка. Правда, это все же не сама атака, а ее имитация, с четким раскладом: два шага вперед, ровно столько же обратно. Но имитация, надо признать, художественная. Подчиняющаяся странному завораживающему ритму. В такт движениям он начинает выкрикивать бессвязные слова, которые оборачиваются каким-то древним плясовым заговором.

Драку – фу!

Драку – на!

Драку – бить, бить, бить!

Подожди, дружок, какую драку, ты о чем?

Собрат в боевом упоении не отвечает, ему не до нас.

Ладно, потом разберемся.

Возвращаемся к делу.

Обхватываем и режем.

Четвертый гад, залегший в травах, превосходит размерами трех предыдущих. И повадками разительно отличается. Он без раздумий выбрасывается навстречу и с лету ударяет башкой в протянутую ладонь. Палец простреливает боль.

Вот же сволочь, кусил-таки!

Роняем нож и правой рукой стискиваем указательный палец у самого основания. На второй фаланге краснеют две точки. Надо выдавить кровь. Не получается. Придется надрезать. Но сначала нужно предотвратить распространение яда. Чем перетянуть? Ах, да, изолента. Достаем и крепко перематываем палец у ладони.

Выдергиваем из земли воткнувшийся рядом нож, вытираем об штаны, приседаем и на левом колене полосуем палец лезвием. Конечно, неплохо бы его прокалить, но пока огонь добудешь, нужно будет уже не надрезать, а отрезать. Выдавливаем кровь, сколько удается, потом тщательно высасываем и выплевываем розоватую слюну.

Оцениваем результаты. Палец распух и побагровел, но жить будет.

Позади дурачок продолжает притопы с прикриками.

Верно, у каждого свое дело.

Обхватываем и режем.

Теперь помимо накапливающейся усталости приходится перебарывать еще и зарождающийся рефлекс. Тянем левую руку к траве, а спиной мозг посылает в мышцы пучок импульсов – отдернуть!

Брайан versus безусловный рефлекс.

Жюри возглавляет сам ак. Павлов.

Обхватываем и режем.

Отдернуть! Шиш тебе с маргарином! Обхватить и резать!

Отдернуть!! Обхватить!!

Отдернуть!!! Резать!!!

Обхватываем и режем. Обхватываем и режем. Обхватываем и режем.

К полудню члены жюри покидают кресла на возвышении и гуськом втягиваются в боковую дверь, как один, плюясь и ругаясь отборным академическим матом – видимо, вслед за патриархом все поголовно ставили на синапсы с коллапсами.

Собрат, проводи почетных гостей! Нам некогда.

Обхватываем и режем. Обхватываем и режем.

Останавливаемся лишь после того, как вырезаем под корень младой куст бузины.

Распрямляемся и оглядываемся.

Нивы сжаты, нищие голы. Нарушение размера: просится «нищи голы». Но разве краткие прилагательные субстантивируются? Или запятая не там? Нивы сжаты, нищи, голы. Нет, интонация другая. Наверное, опять как-то не так запомнилось.

Но в любом случае, дело сделано.

Что и подтверждает навигатор своими колокольчиками.

ЛИЧНОСТЬ

СПОСОБНОСТИ:

4. Воля 3

ЗДОРОВЬЕ:

67 хитов

ОСОБЕННОСТИ:

иммунитет к ядам.

Ситуационный модификатор: 3.

Персональный модификатор: 2.888(8.)

Ситуационное соответствие: 0.962(962)

Похоже, перетяжка на пальце уже ни к чему, мы теперь можем хватать змеюк без последствий, и за хвост, и за морду. Есть у нас такая особенность. Сматываем изоленту и опускаем в нагрудный карман.

Пора возвращаться. Рапортовать о победе и получать заработанные услы. Если они останутся после вычета за поломатый инструмент.

Впавший в транс дурачок все еще длит свои пляски. Змееныш уже совсем сомлел и едва шевелит хвостом.

Подходим и поднимаем вверх. Он обвисает в поднятой руке во всю длину. Роняем на поверхность вросшего рядом в землю валуна. Хлопаем по плечу ратного сотоварища, застывшего с выпученными глазами, и следуем по кромке полегших трав, высматривая брошенную косу.

– Иди тропу тори! – зовем его в путь.

– Бить, бить, бить! – отзывается он истошным криком.

– Будь великодушен, брат, к поверженным.

Но брат не сводит взгляда со свернувшегося в клубок гадюшонка.

Наверное, надо выражаться проще.

– Сам сдохнет, пошли, говорю!

Дурачок неохотно отрывается и направляется к нам, на каждом шагу оглядываясь на недобитую вражину. Вручаем ему черенок и киваем на тропинку, двигай, мол.

Невербальные формы общения более убедительны. Он вскидывает косу на левое плечо и взбирается по склону, в такт шагам бормоча рефрен своей ритуальной плясовой и коротко взмахивая сверху вниз обломком лезвия, зажатым в правой руке уже обратным хватом.

Не порезался бы, дурачина.

– Ух ты! – восклицает плешивый наш работодатель, увидев части косы в двух разных руках. – Минус пять услов. Как поделим?

– По-братски.

– Значит, говорю Харе, чтоб записал на вас ровно по семь услов.

– Двадцать минус пять будет пятнадцать, а семь плюс семь только четырнадцать, – напоминаем мы грамотею основы арифметики.

Плешивый напрягается, но не понимает.

– В смысле?

– В смысле, если ровно, то по семь с половиной.

– Где ж ты видел половину усла? – от души хохочет он. – Это ж надо придумать!

Да мы и целого-то ни разу не лицезрели, но признаваться, наверное, не стоит. Потому просто молчим.

– Ладно, – говорит Плешивый, вытирая слезы, – пусть будет по восемь. Но шутка теперь моя. Договорились?

– Договорились.

Два усла за шутку. Да только ходите следом и записывайте. Через три дня мы у вас вашего мерина вместе с упряжью выкупим. И боевому собрату подарим, не все же ему супротив гадов пешком выходить.

– На что заработанные услы тратить будешь? – обращаемся к нему.

– Он их не тратит, – подмигивает нам сбоку Плешивый, – он их копит.

– На что копит?

Плешивый значительно поджимает губы.

– На меч.

– Ме-еч! – протяжно вторит дурачок, прикрыв глаза, блаженно расплывается лицом и крепко обхватывает обеими немытыми лапами воображаемую рукоять. Щас с плеча рубанет.

Ну как такому молодцу без мерина?

Пока мы гоняли гадов в их родовом логове, на площади перед воротами собрался кое-какой народ.

Привалившись плечом к арке, стоит сурьезный дед в пинжаке на голое тело. Рядом из клеенчатой сумки торчат закрученные горлышки пластиковых бутылок, судя по цвету, с молоком.

Приближаемся любопытства ради.

– Почем?

– А чо есть?

Подумав, вытаскиваем из кармана культурную брошюру.

– Не, – кривит губу дед, – пробки у нас и так имеются. Бабке вон предложи, кульки вертеть.

Он кивает влево от себя, затем добавляет:

– А вот на майку сменял бы.

Брайан поднимает одну бровь.

– А я, значит, с голым пузом ходи?

– Так летом жарко ж.

– А тебе тогда зачем?

– Так на зиму.

– Запасливый ты, дед. Как я погляжу.

– Так не голь же перекатная. Своим домом живу.

В голосе проскальзывает насмешливая интонация.

Брайан прищуривается.

– Поди, и амбар за домом имеется?

– А то!

Вскинув голову, дед уже посматривает свысока.

– Наверное, и по сусекам есть чего поскрести, – задумчиво произносит Брайан. – И по сусалам при желании отыщется за что…

Дед отворачивается и мудро молчит в тряпочку.

Чуть далее у кромки кустов, исполняющих роль забора, на чурбаке пристроилась бабуся с поставленной перед собой корзиной.

Заглядываем. Внутри какая-то черная ягода, но не черемуха и не соответствующая смородина. Покрупнее.

– Черноплодная рябина? – киваем на корзину.

– Нет, милок, черника. Особая ягода. Для острого зрения.

– Она такая крупная?

– У дальних полигонов брала, там и мухоморы чуть ли не по колено.

– А глаза от нее потом не светятся?

– Да что ты, милок, сама постоянно ем, можешь убедиться.

Взгляда она не прячет, смотрит не мигая.

Глаза, действительно, не горят, однако что-то кошачье в них все-таки есть. Не цвет – у нее они карие. Может, форма зрачка, слегка вытянутого по вертикали.

– А где, говоришь, те полигоны?

– Да за подстанцией тропа натоптана.

– А подстанция в какой стороне?

– Я через полк хожу, – кивает она на одноэтажные бараки, проглядывающие справа от нас за деревьями. – Там крапивы поменьше. Но можно и вдоль болотца, через кусты выберешься. Только ежели в самом деле к полигонам пойдешь, смотри поосторожнее, клещи там…

– С кулак? – подсказываем мы.

– Да нет, не больше пальца, но очень прыгучие. Некоторые даже летать выучились. Так и рыщут по лесу. Стаями.

Впечатляющая, должно быть, картина. Если, конечно, нарисована не для того лишь, чтобы отпугнуть от заветного места возможного конкурента.

Черники с дальних полигонов нам определенно не хочется, поэтому отходим, даже не справившись об обменном курсе.

Следующей в торговом ряду сидит на похожем чурбаке крутобокая молодуха, достающая из подле стоящего мешка по одной семечке и выплевывающая шелуху на дальность, скрашивая, видимо, этим упражнением ожидание.

– Семки брать будем? – интересуется она, лениво отвешивая губу.

– Спасибо, не сегодня.

– Тогда просто садись рядом, посоревнуемся.

– Чего соревноваться, и так ясно, что переплюнешь.

– Ты погляди, – восклицает она на всю площадку, – ну никак его не уломаешь! Что, мне еще раздеться и сплясать надо?

Отходим от греха побыстрее.

Далее у кромки кустов стоит конопатый пацан с раскрытой ладонью. В ладошке слипшаяся кучка каких-то круглых косточек.

– Бери, солдат, – говорит он, насупившись, – посадишь в каком укромном месте, через год вишня вырастет.

– Почему в укромном?

– Объедят, очень уж сладкая. Тут такой не встретишь.

– Где ж достал?

– Бабкино варенье из старых запасов, – широко облизывается он. – Бери, пока всю не расхватали.

– Ты лучше сам посади. Целую рощу. Урожай прямо в банках будешь снимать.

– По-твоему, я дурак, да?

– А я?

Конопатый вздыхает:

– Надо же было проверить.

Хорошая смена у Хари подрастает.

Сидящий следом мужичонка выстукивает на колене простенький ритм двумя деревянными ложками.

Прервав этюд, показывает без слов, как хорошо будут смотреться ложки, если засунуть одну за правое голенище, а другую за левое.

Точно, потом надо будет еще отработать выхватывание по сигналу и скоростное выхлебывание с обеих рук. В сопровождении треска за ушами.

Мужичонка замыкает шеренгу, дальше тянется дорожка к полковым баракам.

Подходим к Плешивому, продолжающему слоняться по площадке.

– Не густо, однако, с товаром-то. Брошюру сменять не на что.

– И не говори, кума, – отвечает он, – у самой муж пьяница.

Заметив легкое недоумение на нашем лице, поясняет:

– Присказка. Хожу и голову ломаю, как возродить торговлю, чтоб было с чего пошлины в казну брать.

– Ряды для начала поставить.

– Да стояли ряды на поле. Пока не сожгли их. Дотла.

– Зачем?

Ответить он не успевает. Из-за полосы акаций по высокой дуге вылетает какой-то крутящийся в воздухе предмет и, достигнув апогея, лопается над площадью.

Офигительная вспышка и охренительный взрыв!

В кустах раздается зычный крик:

– Первый взвод слева, второй справа, в атаку!!!

Бабы приседают и длинно визжат, мужики громко выражаются.

Было метнувшийся Плешивый расслабляется:

– Уф, спасибо, не газовая, всего лишь светошумовая.

С объявленной атакой непонятная задержка. Шум за полосою не приближается, а наоборот, удаляется. Потом и вовсе стихает.

– Что за учения? – спрашиваем у Плешивого.

– Да не учения, часовой арсенальный балует.

– Часовой? Кто его туда поставил?

– С прежних времен еще остался.

– Сколько ж ему лет?

– Да салабон первогодок.

– С тех пор и все еще салабон?

– Ну да, время-то у всех по-разному идет. Вот в твоих краях который год?

– Двести девяносто девятый вроде, – отвечаем осторожно.

– На часах в миссии, кажется, такой же. А вот у Кривого в семье с начала раздрая зарубки на всех притолоках делают. Так говорит, в общей сложности не больше ста лет получается. То ли до нас позже дошло, то ли в самом деле тут время медленнее. Но даже здесь оно идет, народ стареет. Некоторые уже по нескольку поколений дали, а он до сих пор сам живет. И по виду такой же шустрый и дурной. Швырнет какой-нибудь взрывпакет и бегом назад в арсенал. А там его не возьмешь. На нем костюм химзащиты и газовая граната на поясе, которую он сразу же рвет, стоит только сунуться внутрь.

– Выходит, все началось именно в то время, когда он на пост заступил? – аккуратно поддерживаем мы сказительный настрой Плешивого.

– Когда точно это началось, никто у нас так и не понял, может, и тогда. Та ночь действительно странной была, многое сошлось, мне дед рассказывал. Разводящий достал где-то банку маринованных грибов, после которых заблевал и запоносил всю каптерку от пола до потолка, пришлось его срочно транспортировать в дизентерийное отделение окружного госпиталя.

– А начальник караула?

– Так они с разводящим те самые грибы, оказывается, на пару приходовали. Когда разводящего увозили, он не признался, а через полчаса потребовалось и его вдогон везти.

– Кто там еще по уставу, дежурный по части?

– Он-то и повез начальника караула, потому что санитарная машина с фельдшером еще не вернулась.

– Ну, а командир?

– Тот накануне в академию отбыл на повышение квалификации.

– Кто-то ж должен был остаться вместо него.

– Ну да, его зам. Только как раз в ту ночь ему бес в ребро вступил. Или еще куда. Он вскрыл сейф и в одиночку вылакал весь представительский коньяк. Затем запер кабинет и потащился в поселок по бабам. И чтоб кайф не ломали, отключил мобильник. Телефоны тогда такие были, карманные. В поселке чего-то, или кого-то, не поделил с местными, устроил стрельбу из табельного пистолета, а когда патроны кончились, те его так отмудохали подручным дрекольем, что он, похоже, забыл, с какой стороны пришел. Расследование потом было, свидетели показали, он куда-то на восток подался. Больше его никто и не видел. Ну а дальше уж, как везде. Из штаба округа поступил странный циркуляр, всем частям перейти на автономное выполнение боевой задачи, отведенных мест дислоцирования ни при каких обстоятельствах не покидать. Через какое-то время отключилось электричество. На радиозапросы штаб отвечал тем же самым циркуляром. Потом и отвечать перестал. Полковник так и не вернулся, заместителя отыскать не удалось, командование перешло к замполиту. Но того часовой не признал, смениться с поста отказался, как-то вскрыл кодовый замок и заперся внутри. Да, в общем, не до него было. Когда выяснилось, что развал полный и окончательный, надобность в командовании сама по себе отпала. Постепенно привыкли обходиться. А у вас как это происходило?

– Примерно так же, – обтекаемо отвечаем мы.

– Вот и придумай тут, – возвращается Плешивый к началу разговора, – каким образом возродить рынок, когда часовой вовсю развлекается. Ряды на поле он и пожег.

– Разговаривать пробовали?

– Пробовали. Через рупор. Он там определил разрешенное расстояние, чуть только заступишь, швыряет из дверей гранату.

– А когда не заступаешь?

– Молчит.

Помнится, отправляясь за болящим волчарой и тем более на обратном пути, дистанцию у арсенального склада мы не очень соблюдали, однако обошлось. Правда, мы в рупор ничего не орали.

– Местных он отчего-то невзлюбил, – продолжает Плешивый, – одного только дурачка привечает. А с того толку не добьешься, сам понимаешь. Так что если какие идеи возникнут, подходи, обсудим.

Пожимаем плечами, в смысле, там видно будет.

Торговый люд, несмотря на отмену атаки, собирает товар и потихоньку покидает площадь перед аркой. Плешивый, одолеваемый проблемами рыночных отношений, тоже направляется в городок. Дурачок, шлепая босыми ступнями по пыли, бредет по дорожке вдоль акациевой полосы в сторону одноэтажных бараков, к которым клонится солнце. Но на полдороге сворачивает на расположившиеся справа огороды.

Обитатели лягушачьей заводи пробуют голоса, готовясь к хоровому исполнению предвечерней оратории.

Двигаем к баракам, там мы еще не были.

Дорожка, оказывается, ведет к тому крепеньком домику за бревенчатым забором, рядом с которым проем в лесном массиве и тропинка к зачарованному озеру. Барачная улица начинается раньше и отходит перпендикулярно вправо. Она не широка и не длинна, но по-своему живописна. Мусор тут, похоже, принято выбрасывать из окон. На улице ни души. В конце ее слева круглая кирпичная башня, видимо, водонапорная. Дальше луг, окаймленный лесом, а чуть правее скопище раскуроченных распределительных щитов с возвышающимися рядом металлическими опорами и бетонными столбами. Подстанция.

Поворачиваем обратно.

Возле одного из бараков на обочине вертит головой худой жилистый мужик в наброшенной рубашке. На нас не глядит, но и совсем не отворачивается. Присматривает.

Подходим.

Мужик переводит на нас слегка прищуренные глаза и, продолжая жевать травинку, спрашивает:

– Чего-то ищешь, кореш?

– Дорогу на север.

Он едва заметно расслабляется.

– По лесам собираешься красться? Дорога одна, от ворот начинается.

– Да больно уж она нехоженая.

– Так и ходить некуда.

– Но куда-то она должна вести.

Мужик пожимает плечами.

– По слухам, в той стороне мертвый город. Но точно не известно. Из проверяющих никто не возвращался. Ни разу.

– Может, там просто лучше?

– Ну да, – кривится он в усмешке, – пока мы не добрались.

Исчерпав взаимный интерес, расстаемся, не прощаясь.

В начале улицы мы не сворачиваем на дорожку, идущую к подъездной площади, а продолжаем движение в сторону яблоневого поля по узенькой тропке, петляющей между разваливающимися строениями гаражного типа.

Далее происходит событие, к которому мы не сразу понимаем, как отнестись.

Сверху слышится трепещущий шелест, ощущается ветерок, шевелящий волосы, и что-то конвульсивно вцепляется нам в голову. Затем принимается орать на всю округу: «Чив! Чив!»

Нащупываем и выдираем из волос.

Воробьеныш. Желторотый, недавно оперившийся, умеющий летать пока большей частью вниз.

Откуда ж ты? Кто выпустил тебя из гнезда?

Оглядываемся.

– Э, чье дите? Заберите обратно!

Откликается лишь рыжий котяра, выглядывающий из-за угла с вопросительным:

– Мне?

– Шиш тебе, разбойная морда!

Придется уносить с собой.

Сажаем на плечо и двигаем дальше.

Мелодично разливаются колокольчики, и включается навигатор.

ЛИЧНОСТЬ

СПОСОБНОСТИ:

8. Удача 3

ЗДОРОВЬЕ:

69 хитов

Ситуационный модификатор: 3.

Персональный модификатор: 3.

Ситуационное соответствие: 1.

Общее отношение: осмотрительное.

Карма: пришлый

Ну вот, кажется, мы уже никого в этих краях не хуже. В любом случае, не всякий рискнет утверждать обратное. По крайней мере, в лицо.

Тропа выводит из остатков гаражей и принимается нырять по буеракам пустыря. Вскоре подбирается к кривым яблоням и заворачивает к фасаду арсенального склада.

Двери ангара приоткрыты.

Приближаемся и заглядываем.

Внутри темно, особенно со свету.

Входим и останавливаемся, привыкая к полумраку.

Из темноты раздается намеренно тягучий голос:

– Тут у меня спаренный пулемет, правое дуло смотрит тебе в левый глаз, а левое в правый. Будем проверять, что быстрее – ты прыгаешь или пуля летит?