Глава IX




Поутру, как водится, находим братуху в наблюдательном закутке. Он что-то рисует на обороте криво оторванного листка бумаги, краем глаза поглядывая на мониторы.

– На рассвете тут такую старорежимную сцену демонстрировали, – приветствует он нас широкой улыбкой. – Сначала два охранника выталкивали взашей худого растрепанного мужика, потом вслед ему разные вещи за ворота выкидывали.

– А мужик?

– Собирал и уносил.

– Куда?

– За углом не видно было. Куда-то рядом.

– В амбулаторию?

– Возможно.

– Значит, как по-писанному, – констатируем удовлетворенно. – Возвращение блудного лекаря.

– А, это он? Не узнал, давно не видел. Подожди, так вчерашний хлястик?..

– Точно, от его халата. Кое-что выведать требуется, а на культурной службе он пребывал в полной недоступности.

– Виртуозно, – оценивает братуха. – Тебе бы в спецслужбе какой-нибудь работать.

– Или против.

– Да ведь им так и приходится, друг против друга.

– Ладно, разберемся. Пойду гляну.

– Слушай, – останавливает он нас, – ты по-иностранному что-нибудь можешь сказать? А то я тут систему оповещения установил, а подходящего текста, чтоб запустить, нету.

– По какому иностранному?

– Ну, не знаю, по-немецки, наверное.

– Шпрехен зи дойч?

– Да нет, – тянет он с сомнением, – я же не курсы собираюсь открывать. Надо бы чего поэнергичнее.

Морщим лоб, подняв брови, потом дурным голосом с истеричными обертонами орем:

– Ахтунг! Ахтунг! Руссише панцирен!

– Панцирен?

– Внимание! Внимание! Русские танки!

– Звучит здорово. Хотя русские не очень подходит. Да и танки откуда?.. А как у них самолеты, знаешь?

– Нет, только сами марки. Фокеры, мессеры…

– Ладно, что-нибудь придумаю, все равно они тупоголовые. Не важно что именно, главное, из рупора.

– Штурм готовишь?

– Встряхнуть хочу.

– Плешивый тут плачется, что рынок совсем захирел, просит посодействовать в прекращении атак на торговцев.

– А тебе Плешивый нужен?

– Пока не знаю.

– Ну, надобность возникнет, скажи, что сам рынок, без мордатого прапора, мне до фени. Если некраденым, пусть торгуют сколько влезет.

– Строг ты, но справедлив, – произносим на прощание и двигаем к выходу.

Прикрыв до щелчка складские двери, следуем влево и огибаем угол амбулатории. Фанерная табличка с посылательным текстом по-прежнему на месте. Ну, не будем торопить фигуранта, надо же ему осмыслить переломный момент в своей судьбе. Которая злодейка. Отдаем честь загодя отвернувшемуся старикану на внешнем крыльце сторожевой будки и выбираемся на центральную аллею. Кто у нас на очереди?

Направляем стопы вправо. Охранник у заднего шлагбаума долго думает, глядя с приоткрытым ртом на наше приближение, но, видимо, ничего путного ему в голову не приходит. Вспомнив про раскрытый рот, зевает. Верно, не пропадать же предпринятому усилию.

– К поселковой кузне как-нибудь напрямки можно пройти? – задаем мы вопрос на тему местной топографии.

Он напрягается, произносит несколько никак не относящихся к делу слов и, не найдя нужных, просто машет рукой в поле. Туда и следуем, благо тропа в траве не шибко прячется.

Метров через пятьсот заныриваем в лесок, круто спускаемся к речке и форсируем ее по двум перекинутым рельсам. Под каким откосом лежит тот поезд, что намеревался по ним проехать? Сие известно, наверное, только партизанам из Холодного оврага.

На другой стороне тропа разветвляется на две, одна убегает влево по берегу, вторая устремляется по пологому склону вверх к огороженному кладбищу сельскохозяйственной механизации. Поднимаемся по ней. Вдоль забора огибаем свалку справа и, попрыгав по кочкам отчего-то заболотившегося луга, добираемся до фасада с парадным въездом.

Войдя, сворачиваем на присыпанную угольной пылью дорожку, ведущую меж кучами всякого железа к бетонному строению, из приоткрытой двери которого ударяет в лицо волна жара.

Посреди кузни, выпятив нижнюю губу, стоит мужик обхватом в полтора Брайана и высотою в две трети, одетый в кирзовые башмаки и прожженный брезентовый фартук. Он отрывает задумчивый взгляд от штабеля порубленной арматуры, смотрит на нас, потом на дверной проем за нашей спиной и спрашивает без всякой надежды:

– А молотобойца ты на этот раз перед воротами бросил?

– Нет, – ответ звучит слегка виновато, – сегодня я с другой стороны шел.

– Уволю я его все-таки, – вздыхает гном, – как срочный заказ, так у него запой. Хотя и без заказа… Одно непонятно, откуда в нем столько здоровья? Вот ты можешь, едва проспавшись, целый день кувалдой махать?

– Не знаю, не пробовал.

– И лучше не пробуй, копыта отбросишь.

– Тоже верно, – легко соглашаемся мы. – А скажи-ка, мастер, вот когда оружие нужно, к тебе ведь обращаются?

– Какое оружие?

– Ну там охотничье. Копье, например.

– Это на кого ж ты с копьем собрался?

– Да мне-то самому нож нужен, метательный.

– Чтоб центр тяжести ближе к острию был?

– Точно.

– Балансировать все равно по руке придется, тонкая работа.

– В смысле, дорого?

– В смысле, времени нет. Видишь, прутья нарублены? Надо им верхушки огранить и прям после обеда доставить в городошную миссию. Они там какой-то загон задумали пристраивать.

– И когда теперь зайти?

– Слушай, – заметно загорается он, – тебе нож хороший нужен, или абы какой сойдет?

– Мог бы и не спрашивать.

– Так я и говорю, есть у меня одна рессора в загашнике… Давай ты мне с забором подсобишь, а я ее для хорошего человека не пожалею.

– И сколько ж прутьев в этой куче?

– Да чуть больше ста.

– Всего-то?

– К обеду управимся. А там, глядишь, и подручный мой до работы доберется. Как раз и отвезет готовый заказ.

– Умеешь ты, мастер, запрягать.

– Да брось, тебе еще это пригодится.

– Думаешь?

– Знаю. Самый послушный клинок герой себе сам в конце концов выковывает. Точнехонько по руке. Кому ж еще его лучше чувствовать?

– Послушный, говоришь? Ладно, во что переодеться?

Кузнец кивает в угол:

– Фартук накинь, а в робу перелезать не советую, сопреешь.

Снимаем куртку, вешаем себе на шею хомут брезентового передника и завязываем сзади охвостья.

– Иди, подставку подвинем, – зовет гном.

Перетаскиваем узкий железный стол поближе к горну. Затем раскладываем на нем арматурины, зарывая концом в раскаленные угли. Кузнец утрамбовывает ряд, добиваясь большей вместительности.

– Для разогрева погоняй меха, – советует нам.

Двигаем сверху вниз рычаг, задувая в горн свежий воздух. Угли радостно пышут новым жаром. Надев одну рукавицу, гном с осветившимся лицом перекатывает прутья ладонью.

– Добро, – говорит он наконец. – Там на верстаке три разные кувалды, подбери подходящую.

Примерив на взмах все три, со вздохом оставляем самую легкую и возвращаемся к средней. Кузнец берет в правую руку молоток на длинной ручке, выхватывает левой из горна одну арматурину и кладет ее раскаленным концом на наковальню.

– В общем, дело простое, куда я ручником, туда ты кувалдой. Давай, на счет два.

Покончив с теорией, переходит к практике.

Да-туки, – ударяет он сначала по пруту, затем по станине.

Бум! – лупим мы с замаха.

Да-туки.

Бам! – задеваем мы ребром молота поверхность наковальни. Кувалда отдается в руках противным дребезжанием.

– Бей в поковку, – косится гном.

Бьем в поковку. Да-туки. Бум! Кузнец поворачивает арматурину другим боком. Да-туки. Бум! Да-туки. Бум! Опять поворачивает. Да-туки. Бум! Наконец, четырехгранное острие готово. Он пихает прут в бочку с возмущенно зашипевшей водой. Бросает его рядом и вытаскивает из горна следующий.

Да-туки. Бум! Кузнец начинает потихоньку убыстрять удары своего ручника. Да-тук. Да-тук. Разогретые мышцы подчиняются новому такту. Да-тук. Бум! Да-тук, бум! Да-тук, бум! Ритм великое дело, если в него вписался, он уже сам тебя ведет. Надо лишь следовать. Да-тук, бум! Да-тук, бум!

Приноровившись, выковываем ровный наконечник примерно десятью взмахами кувалды, так что часа через два нарубленные арматурины заканчиваются, перекочевывая в кучу с готовым изделием.

– Неплохо, – раскошеливается гном на похвалу. – Удары, конечно, слабоваты, но бьешь точно и темп держишь. Передохни пока, я рессору отыщу.

Кузнец начинает рыться в большой куче, занимающей дальний угол. Скинув фартук, выходим на воздух. За воротами опускаемся на железную лавку у забора. Именно на ней отдыхали мы после доставки молотобойца к месту работы. Повторяться начинаем, кругами ходим. Как и в прошлый раз звучат колокольчики, и оживает экран навигатора.


ЛИЧНОСТЬ

СПОСОБНОСТИ:

1. Сила 4

ЗДОРОВЬЕ:

83 хита

Ситуационный модификатор: 3.

Персональный модификатор: 3.111(1).

Ситуационное соответствие: 1.037(037).

Общее отношение: настороженное.

Карма: сам по себе


Вот мы уже и ситуацию перерастать принялись. Надо ускоряться, а то и до осени отсюда не выберемся. Только немного посидим, полностью расслабившись.

В начале проулка левым боком появляется знакомая фигура. Постояв набыченно на перекрестке, поворачивается на девяносто градусов и, откачнувшись для начала назад, бежит в нашу сторону. Однако не настолько быстро, чтобы поспеть ногами за клонящейся вперед верхней частью. Метров через двадцать с шумом заваливается в придорожную канаву. Остается лежать неподвижно, видимо, тоже надумав передохнуть.

Встаем и решительно направляемся в кузню. Гном уже распотрошил найденную рессору и разложил на верстаке полосы.

– Иди покажь размеры ножа, – подзывает нас.

Вытягиваем из голенища именное оружие.

– Примерно такой же, лезвие у основания слегка поуже, но само по себе массивней. И обоюдоострое.

– Вроде кинжала?

– Не совсем. Клинок прямой, сначала чуть тоньше, толщину набирает дальше, а сужаться должен лишь у самого кончика.

– А, ну да, чтоб центр тяжести сместить. В поперечине смотри.

Перекладываем полосы.

– Если только в самой середине…

– Именно по ней мерь, все остальное осадим.

Выбираем одну и вертим в руке, потом делаем пробный замах.

– Рукоять бы облегчить.

– Толщину у основания сгоним, лишнее обрубим, потом какую-нибудь насадку приспособим. Покопайся вон в том ящике.

Он относит полосу к горну и зарывает в угли. Принимается с расстановкой качать рычаг мехов.

Выдвигаем указанный ящик верстака, наполненный гнутыми отвертками, напрочь сточившимися ножами, резиновыми набалдашниками от велосипедного руля и просто ручками уже непонятно чего, обломанного под самый корень. Деревянными, костяными, каучуковыми, эбонитовыми и плексигласовыми. Наборными и сплошными. Одна из них, овальной формы, удобно ложится в ладонь. В центре ее зияет пустое четырехгранное отверстие.

Показываем гному. Он кивает.

– Добро. Отложи и хватай кувалду.

Вытаскивает клещами раскалившуюся полосу и кладет на наковальню.

– Помнишь? – спрашивает. – На счет два.

Киваем.

Да-туки, – начинает он.

Бум! – подхватываем мы в лад.

Проходимся по заготовке от середины вниз, слегка уплощая и расширяя основание.

– Теперь убираем лишнее, – объясняет гном.

Меняет ручник на молоток с рубящей головкой и устанавливает его в нужном месте.

Коротко командует:

– Бей!

Лупим с плеча.

– Еще!

Лупим еще.

Он передвигает зубило.

– Бей!

Бьем. В шесть ударов скругляем верхний угол. Приступаем к другой стороне. Еще после шести взмахов кувалды на полосе уже просматриваются очертания будущего острия. Кузнец откладывает зубило и находит на ощупь ручник.

Да-туки, – снова обозначает он мелодию.

Бум! – вплетаем мы свою басовую тему.

Один край проходим в медленном темпе. Да-туки. Бум! Да-туки. Бум!

Второй уже в убыстренном. Да-тук, бум! Да-тук, бум!

Заготовка приобретает угадываемую обоюдоострость.

– Пока не остыло, давай рукоять вырубим.

Гном перехватывает клещами поковку наоборот и меняет молоток на зубило.

– Бей!

Бьем.

– Еще!

Бьем еще.

Двенадцати ударов с плеча вполне хватает, чтобы сердцевина рукоятки перестала скрываться в полосе металла. Заодно отсекаем выпирающие в нижней половине закрылки.

Кузнец относит заготовку в горн. Покачивая рычаг воздуходува, спрашивает:

– Когда выходил, подручного моего не видел?

– А как же! – отвечаем. – Он как раз со всех ног бежал к воротам. Правда, в изгиб дороги не вписался. Решил в канаве передохнуть.

– Ну, главное, подъем осилил. Через часок, стало быть, доберется. Упорный он, чего не отнимешь, того не отнимешь.

Гном снова ухватывает клещами раскаленную полосу и переносит ее на наковальню. Изготавливаемся для продолжения, но он отстраняет нас взглядом.

– Извини, дальше нужна не сила и даже не сноровка, а мастерство. Подай-ка мне мою кувалдочку.

Догадываемся, что речь о самой легкой из них. Достаем и протягиваем. В отличие от нас кузнец работает быстрыми короткими ударами, почти без замаха. И в другом ритме, трехтактном. Туки-тук, туки-тук. Потом вообще переходит на дробь, протаскивая поковку под зачастившей кувалдой. Тук-тук-тук-тук-тук-тук. Переворачивает ее другой стороной и повторяет. Напоследок обстукивает основание рукояти, заостряя на кончике.

Потом поднимает, слегка отводит и осматривает. Черт, а ведь это и в самом деле должно называться мастерством. Перед нами уже не заготовка, не поковка, а настоящий клинок, только пока еще без ручки.

Кузнец относит его к верстаку с тисками и закрепляет в них.

– Возьми рашпиль, – кивает он на полку, – и пройдись по неровностям.

Отыскиваем самый большой плоский напильник и, надеясь, что не ошиблись, приближаемся к верстаку.

– Направляй его вдоль лезвия и сильно не налегай. Просто погладь, – говорит он, берет плексигласовую ручку и отходит к горну.

Следуем совету.

– Другой край тоже? – спрашиваем, как нам кажется, закончив.

– Тоже. Перевернуть сумеешь?

Вместо ответа ослабляем тиски и, взяв клещами, переставляем клинок обратной стороной. Затем проглаживаем неровности и на ней.

– Готово, мастер.

Гном подходит, проводит заскорузлым пальцем по лезвию и ничего не говорит. Затем, пристроив локти на верстаке, примеряется и начинает, наваливаясь, медленно-медленно насаживать разогретую ручку на штырь металлической сердцевины.

– А закалить клинок разве не нужно? – влезаем мы с вопросом.

– Это если бы мы лудили его из сыродутного железа. Тогда бы пришлось не только закалять, но и отпускать. И проковывать не раз, выгоняя шлаки и заполняя пустоты в структуре. А рессорная сталь уже прошла все эти этапы. Осталось заточить лезвие. Опыт есть?

– Мм…

– Значит, будешь шлифовальный круг вертеть. Вон он, с ручным приводом, извини, с ножным нету. Давай, разгоняй.

Запускаем точильный аппарат поворотом рукояти.

– Переходи на максимальную скорость, – говорит гном, – и держи ее равномерно. Если снижать не будешь, минут за пять-семь управимся.

Переходим на максимальную скорость и держим ее.

Кузнец прикладывает лезвие ножа к мерцающей поверхности круга. Сначала одной режущей кромкой, затем другой. После сосредотачивается уже на острие, периодически пробуя его пальцем. Наконец отваливается от станка и бросает через плечо:

– Выключай! Оселком надо пройтись.

Достает по пути из ящика брусок, упирает его в выступающую кромку верстака и начинает править лезвие, обращая опять же особое внимание на кончик.

Потом поднимает клинок, держа за ручку двумя пальцами, над поверхностью деревянного стола у окна и разжимает их.

Дук! – втыкается нож в доску и остается стоять, слегка подрагивая.

– При случае можно бриться, – говорит удовлетворенно гном. – Но если хочешь еще и смотреться в него, нужно полировать.

Ну, от бритья герой избавлен, а любоваться собой в лезвии… Нарциссизм, да и с какой-то извращенной примесью. К тому же, сразу видно, что это не парадное оружие – боевое, сверкать ему ни к чему.

Выдергиваем из столешницы, взвешиваем на ладони. Лезвие ощутимо клонится вниз. Пробуем на движение. Бросать, пожалуй, удобнее, за ручку. Даже без переворота нормально пойдет. Оглядываемся.

– Нет уж, – одергивает нас кузнец, – с этим наружу.

Выходим во двор, осматриваемся там. Гном с усмешкой указывает на столб у дальнего угла забора. Метров шестьдесят, без малого. Для ровного счета отступаем пару шагов, примеряемся и с замаха посылаем нож вперед. Вытянувшись в струнку, он прочерчивает почти параллельную прямую и докладывает с того конца о поражении выбранной цели. Дук!

– Ух ты! – выдыхает кузнец. – А я надеялся посмеяться. Думал, фанфаронишь.

Пожимаем плечами, ничего особенного.

– Видишь ли, – добавляем назидательно, – тут нужна не сила и даже не сноровка, а мастерство.

Гном с секунду молчит, потом хохочет в голос:

– Уел, друг, до кости уел!

– Значит, в расчете.

Он кивает, потом тянет руку.

– Если что…

Пожимаем тугую ладонь и улыбаемся в ответ.

– Хорошо.

– Слушай, – вспоминает вдруг он, – ты про охотничье оружие спрашивал.

– Ну.

– Раз в год, где-то в начале зимы, приходит ко мне один мужик не из местных. Заказывает наконечники двух видов. Мелкие скорее для дротиков, а те, что покрупнее, точно, для копий. Расплачивается целым мешком свеженины. Вкус у нее странный, так что месяца на три потом хватает.

– А откуда он?

– Не знаю. Похоже, издалека, диковатый какой-то. Может, даже немой. Или просто, на пальцах ему объясняться удобнее.

– Много заказывает?

– Под сотню. На всю деревню, видать.

Слегка двигаем плечом:

– Метательное оружие дело расходное. Как ни старайся, от потерь не уберечься. Из рук выпустил, уже почти не твое. Всем хорош нож, – киваем на столб, – только каждый раз ходить за ним приходится. Нет чтоб самому в руку возвращаться.

Гном смеется:

– Тогда делать его надо из рога дракона.

Оп-па.

– И где этот рог брать? – спрашиваем осторожно.

– У дракона, понятно.

– А валить его чем?

– Известное дело, ножом, выкованным из рога дракона.

– Другого дракона?

– Не знаю, можно, наверное, и того самого.

– То есть, найти дракона, выкорчевать ему рог, выковать нож, которым потом его и прирезать?

– Нда, – говорит гном, – получается, одного дракона тебе не хватит.

Интересный поворот.

– А искать их в какой стороне?

– Где-нибудь в снегах. Те, что с рогом, тепла почему-то не любят.

– Откуда сведения?

– Дед рассказывал. Когда меня малого в кузню заманивал да в работу впрягал.

Так. Семейные предания. Династические заветы. Ремесловый фольклор.

– Ну что ж, – усмехаемся, – пора приступать к поискам. Как материал достану, вернусь, ковать будем.

Проходим вглубь, выдергиваем нож из столба, пристраиваем его в ножны левого башмака. Сидит нормально. Хотя, конечно, метательный клинок куда удобней держать за спиной. Наморщил лоб, почесал в затылке и на возврате руки – дук!

Направляемся к воротам.

– Слушай, – кричит гном вслед, – там еще одна закавыка. Рог действительно нужен с живого дракона. Ежели с дохлого, нож не будет возвращаться.

Делаем ручкой.

С живого, так с живого. Нам без разницы. Дракон об анестезии пусть печалится.

В этот момент звенят колокольчики и включается навигатор.


ЛИЧНОСТЬ

ЗДОРОВЬЕ:

84 хита

НАВЫКИ/УМЕНИЯ:

кузнечное дело +


Удовлетворенно гмыкаем.

На дороге перед входом, подтянув вперед одну ногу, лежит молотобоец, видимо, набираясь сил для последнего броска. Ладно, не будем отвлекать.

Заворачиваем за ближний правый угол, скачем по чавкающим кочкам вдоль забора, спускаемся по пологому склону, перебираемся по рельсам через речонку, взбегаем по крутому подъему и под лучами знойного пополуденнего солнца движемся по полю. Ввиду протяженности и однообразия, пейзаж почти не меняется. Вот бы летать научиться, по крайней мере, на бреющем.

Ну и ассоциации у тебя, Брайан.

Шлагбаумный страж снова, приоткрыв рот, следит за нашим приближением.

– Как служба? – гаркает Брайан, поравнявшись.

Привратный гвардеец захлопывает рот, громко сглатывает и принимается надсадно кашлять, не справившись с накопленной слюной.

Ну, это надолго, ответа ждать не имеет смысла.

Двери амбулатории по-прежнему заперты, и даже табличка с них не снята.

Сколько ж можно осознавать очевидный поворот судьбы?

Вежливо стучим костяшками пальцев. Этак с минуту. По истечении переходим на решительное буханье кулаком. Потом разворачиваемся и безапелляционно лягаем дверь каблуком. Все равно никакого эффекта.

Ладно, попробуем другой подход.

Отступаем на несколько шагов, поднимаем голову и, набрав побольше воздуха, затягиваем:

– Аааааааааааааааааа!

Наконец, он не выдерживает. Высовывается из-за шторки и в перекрик вопит:

– Ну чего разорался, охламон?

Меняем тональность, добавляя в голос гундосной плаксивости:

– Доктор, меня змея-а-а укусила!

– Какая еще змея? – рявкает он.

– Подлюка гадная! В смысле, гадюка подлая. Под колодой пряталась.

– Зачем же ты под колоду полез?

– За червяком, язя хотел поймать.

– Кто ж язя на червяка ловит?

– Ну, тогда подъязка.

– Экий же ты дурень! – в сердцах произносит лекарь и исчезает в глубине окна. Через минуту распахивает дверь и, не отпуская ее, зовет:

– Входи, язелов.

Затем снова запирает.

Поднимаемся на второй этаж, вступаем следом в пыльный кабинет.

– Показывай, – бурчит лекарь.

Достаем из кармана правую руку, потом, спохватившись, меняем ее на левую.

Он обегает взглядом раскрытую ладонь.

Помогая, тычем в царапину на указательном пальце:

– Вот.

– А точки от зубов где?

– Так я ж их ножиком полоснул. Чтоб, значится, яд выдавить.

– Когда, говоришь, она тебя укусила?

– Вчера, – отвечаем убежденно. – Или позавчера.

– Резал потом сразу?

– Естественно, прямо на колене.

– Странно, – бормочет лекарь себе под нос, – у любого нормального, по меньшей мере, загноилось бы, а тут даже опухоли нет.

– Ножик я сначала об штаны вытер, – объясняет Брайан, – чай не вахлак какой, умею с ранами обращаться.

– С ранами… – передразнивает лекарь.

Затем отходит, звенит чем-то в стеклянном шкафчике и возвращается с пузырьком и ваткой.

– Коли пришел, давай зеленкой помажем.

– А сыворотка? – напоминает Брайан. – В детстве, когда меня змея кусала, всегда потом сыворотку в руку вкалывали. Или в зад, точно не помню.

– Что, часто кусала?

– Да нет, не чаще, чем раз в месяц, и то только летом. Зимой вообще никогда.

– И каждый раз тебе сыворотку кололи?

– Конечно. Ежели не вколоть, у меня падучая начинается.

Брайан начинает потихоньку притопывать под столом.

Лекарь слегка отодвигается.

– Хороший ты парень, – произносит он задушевно, – и я бы для тебя не пожалел. Но нету у меня сыворотки, понимаешь?

– Так сделай, – говорит Брайан, – ты ж лекарь. Все лекари сыворотку умеют делать. И мази для коленей тоже.

– Одного умения тут не достаточно. Нужно помимо всего прочего еще змеиный яд иметь.

– Ну что, мешок гадюк тебе принести?

– Нет уж, – вскидывается лекарь, выставляя ладонь. – Со всей этой живностью исключительно к коновалу. Это у него с детства и гусь, и свинья в товарищах ходили. А за мной индюки и те с блекотаньем гонялись. Штаны мои с помочами им, видите ли, не нравились. Из красного вельвета…

Он задумывается, перекатывая по столу карандаш. Потом спрашивает:

– А про мази ты с чего помянул, колени болят?

– Не у меня, – мотает Брайан головой. – Скорнячиха мается.

– А. Веселая бабка. Готовил я ей когда-то линимент, кончился, видать.

Лекарь принимается что-то черкать на листке бумаги. Молчим, чтобы не спугнуть. Карандаш ломается, кажется, на восклицательном знаке. Он бросает его на стол. Комкает лист бумаги и решительно заявляет:

– Нет. Я в отпуске. До конца лета.

Оглядывается, высматривая отсутствующую мусорную корзину.

– Точно, – подсказываем ехидно, – пока приема нет, можно и на пол плевать.

Он зыркает искоса и демонстративно выкидывает бумажный комок за окно.

Встаем и выходим. Может, и правда, надо человеку отдохнуть.

Внизу подбираем бумажку с земли и, скрывшись за угол, разворачиваем. Пару раз перевернув, находим правильное положение. Читаем:

зак у хар зм/я

гад: сыв

коб: ревм линим и эпилеп випр

дост кол!

Толково изложено. То, что нам нужно, вынесено в первую строку, можно не рыться в очень специальном тексте. Заставил-таки Брайан лекаря выдать врачебную тайну. Если, конечно, медикаментозные поставки тоже к ней относятся.

В подтверждение мелодично звенят колокольчики навигатора.


ЛИЧНОСТЬ

СПОСОБНОСТИ:

4. Воля 4

ЗДОРОВЬЕ:

86 хитов

Ситуационный модификатор: 3.

Персональный модификатор: 3.222(2).

Ситуационное соответствие: 1.074(074)


Поднимаем глаза на ровный гудящий шум. За амбулаторным углом, оказывается, многолюдно. Даже непривычно. Кто бы мог подумать, что в городке столько жителей.

Плацевое поле волнуется морем народа, преимущественно мужеска пола и со штыковыми лопатами на плечах. По рядам, отсверкивая прической на снизившемся солнце, снует Плешивый.

– Расходись, мужики, – доносится его увещевающий голос, – не будет ничего, обманули вас.

Мужики согласно поддакивают, однако расходиться не спешат.

Плешивый, с гроссбухом под мышкой, направляется в нашу сторону.

– Вот же черт, – говорит, приблизившись, – никак не разгонишь.

– Давно собрались?

– С обеда начали подтягиваться. Теперь сам видишь, сколько скопилось.

Да, братуха был прав.

– Надо что-то делать, – продолжает гундеть над ухом Плешивый. – Когда в одном месте такое количество ничем не занятого народа, это чревато.

– Ну и пусть копают.

– Могилу? А кого захоранивать в ней будем?

– Зачем, что-нибудь другое.

– Другое они не захотят, настроились уже. Да и салабон этот на складе своем в любом случае уржется.

– А мы его обманем.

– Как?

Вместо ответа Брайан проходит вперед, взбирается на пустой постамент и, немного подвигавшись, картинно замирает, вытянув левую руку. Не настолько низко, чтобы шея сама выворачивалась посмотреть, куда он указывает. Поэтому взгляды присутствующих сразу же обращаются к нему.

– Мужики! – мощно, словно в рупор, начинает Брайан. – Хватит сачка давить, пора приступать к работе.

– Так все-таки надо копать? – переспрашивает кто-то сзади.

– А для чего еще вы лопаты принесли, от комаров отмахиваться?

Собравшиеся встречают шутку одобрительным гулом.

– Откуда и докуда? – интересуются деловито в передних рядах.

– Отсюда и до деревьев, – Брайан описывает широкий овал. – Только прежде те барачные развалины нужно расчистить.

– А зачем такую здоровую, на всю округу что ли? Поселковые пускай сами для себя роют.

– Э, мужики, окстись, мы не могилу будем копать. Нечто более насущное.

– Это выгребную яму? – слышится недовольный голос. – Вони у нас мало?

– Круче бери, – отвечает Брайан, – пруд!

– За каким?..

– С русалками!!! – сметает Брайан все сомнения.

Над плацевым полем повисает ошарашенное молчание. Затем из самой гущи народа возносится одинокий срывающийся крик:

– С голыми?!

– А ты что, видал русалок в купальниках?

Брайан изображает изумленный взгляд.

Вокруг вылезшего с дурацкой репликой ширится волна добродушно-насмешливого гыгыканья. Тот смущенно потупляется.

– А где мы их возьмем? – доносится слева вопрос, не то чтобы недоверчивый, но искренне недоумевающий.

– Назначим.

– Кого?

– Выберем, – терпеливо разъясняет Брайан. – На конкурсе «мисс городошного пруда». Посреди оставим специальный островок. На нем пусть они и демонстрируют свои достоинства.

– Раз в год?

– Да хоть каждый день.

– А поселковок допустим? Я там такую в кустах возле речки как-то наблюдал…

– Конкурс будет открытым. Есть что показать, плыви на остров и выноси на суд.

Взгляды собравшихся затуманиваются, постепенно становясь отсутствующими. Всеобщую мечтательность нарушает крепкий на вид мужик, явно склонный больше к деятельности.

– Ну, хватит, мужики, слюни пускать, – громко командует он, – за дело пора браться. Те, что по правую руку от меня, разбирают завалы. Обломки перебрасывайте поближе к полку, это их имущество. Те, что слева, начинают копать. А ты, Крикливый, возьми парочку своих дружков и рысью по огородам. Все тачки, какие найдете, катите сюда. Если кто из хозяев вдруг жлобствовать задумает, ссылайтесь на распоряжение сверху. Все, приступили!

Присутствующие послушно принимаются за работу.

Брайан спрыгивает с постамента и возвращается к Плешивому.

– Слушай, – говорит тот проникновенно, – иди ко мне в замы.

– Есть же у тебя толковый заместитель, – киваем на кипящий муравейник, – любо-дорого посмотреть.

– Понимаешь, Крепыш хорош как организатор. Когда известно, что именно нужно организовывать. А вот найти выход из тупиковой ситуации…

– Поразмыслить надо, – солидно отвечаем мы. – Кстати по поводу рынка. Часовой дал добро. Больше не будет ряды гранатами закидывать. Пусть, говорит, торгуют, сколько влезет. Если, конечно, не ворованным.

– Да где ж его взять, ворованное? – возмущенно фыркает Плешивый.

– Ну, это он, наверное, так, больше для порядка.

– Ладно, тебе по-любому огромное спасибо и двести услов в харином заведении. Я их через неделю же, – подмигивает он, – пятикратно из торговцев вытяну.

Поднимаем обе ладони: лавочным закулисьем не интересуемся.

Он хлопает нас одной рукой по плечу, потом спохватывается:

– Я же с ним на после обеда договорился. Все, побежал.

И, прижимая левой рукой гроссбух, торопливо направляется к гаражам.

Мелодичными колокольчиками навигатор оповещает о произошедших изменениях.


ЛИЧНОСТЬ

СПОСОБНОСТИ:

9. Безумие 4

ЗДОРОВЬЕ:

88 хитов

Ситуационный модификатор: 3.

Персональный модификатор: 3.333(3).

Ситуационное соответствие: 1.111(1)


Однако чуть погодя и нам за Плешивым, поскольку надо зак искомый з/мя, и не где-нибудь, а у хар. И непременно дост кол!

Слегка выжидаем и двигаем прогулочным шагом следом.

Проходим гаражи, огибаем поселенский погост, пересекаем разнотравное поле.

Из окна своего домика выглядывает любопытствующая скорнячиха. Заворачиваем, поскольку время еще есть.

– Про лекаря-то слыхала? – спрашиваем.

– Слыхала, слыхала, – отвечает она. – В округе с самого утра только и разговоров, что назад перебрался. Надо ему лишь снова на людей настроиться. Отвык за три года. Бабки наши, что пошустрее, уже и очередь расписали, кому мыть-убирать в амбулатории. Занавески опять же постирать. Чтоб к открытию ни пылинки. Событие-то какое. Первый раз что-то к лучшему. Может, и остальное в обратную сторону тронется.

– Эк ты все повернула.

– Да ужли я? Признайся, ты ведь устроил? – хитро косится скорнячиха.

– Ну, разве что руку слегка приложил.

– Иногда и того хватает для начала.

– Да ладно тебе, – отводим взгляд.

В конце проулка появляется уже неспешный Плешивый, урегулировав, должно быть, текущий баланс услов.

– Ждешь, когда пройдет? – спрашивает вдруг лесникова вдовица.

– Сметлива ты, однако. А может, заодно скажешь, как Харю обмануть?

– Есть один способ, – смеется она, – но это только если убытку не боишься.

– Заплатить, а товар не взять?

– А как догадался?

– Да тоже смышленостью отличаюсь.

– Кто Харю обманет, о том песни петь будут, – вздыхает скорнячиха.

Плешивый, поравнявшись, мотает призывно головой:

– Идем?

– Еще не сейчас. Дело есть.

– Портупеей решил обзавестись?

– Ага, с деревянной кобурой, а для комплекта картузом и кожанкой.

– Комиссарить станешь?

– Настраиваюсь.

– Давай-давай, – говорит Плешивый и двигает дальше.

Дожидаемся, когда отойдет достаточно, и быстрым шагом направляемся к деревенской площади. Тень бежит далеко впереди нас. Как бы не закрылся, ложатся тут с заходом солнца.

Действительно, хозяин харинского заведения уже возится с запорами на воротах.

При нашем приближении поднимает пламенеющее на закате лико. Это, кажется, к ветреной погоде.

– Если ко мне, – говорит он, не дождавшись приветствия, – то чего ж так поздно?

– Общественные заботы задержали.

Движением бровей он оценивает нашу реплику.

– Слыхал, ты в гору пошел.

– Не сам, Плешивый тянет.

– Ну да, и меня предупредил, чтоб к твоим просьбам отнесся повнимательней и не цеплялся к небольшому превышению кредита.

Слегка выделив голосом слово «просьбам», он аккуратно расставляет акценты. Вот бестия, авторитетом его не шибко-то проймешь, знает себе цену.

Но возможно, умнее будет и не тягаться с ним сейчас в хитрости, дабы ненароком не насторожить. В конце концов, modus operandi давно, оказывается, найден, услового убытка, мы не боимся, а без народных песен в нашу честь как-нибудь обойдемся. Хочется, конечно, оставить Харю в последних дураках, но это уже удовольствия ради, а не дела для. Поскольку в первую очередь именно оно, к нему и приступаем.

– Говорят, за ядом к тебе надо обращаться.

– За всем ко мне надо, – отвечает он степенно. – А тебе какого, крысиного?

– Да нет, гадючьего и кобриного. Или кобрячего?

– Вон как. А зачем тебе змеиный яд?

– А кто, говоришь, его поставляет?

– Извини, – поднимает он обе ладони, – просто с языка сорвалось. Давно никто не интересовался. Сколько требуется?

– На все, без превышения кредита.

– А?..

– Пополам, того и другого.

– Хорошо, – морщит он раздумчиво лоб. – Загляни ко мне послезавтра.

– А если завтра?

– Завтра я только заказ отправлю. Сам понимаешь, товар не местного производства.

– А далеко его производят? – спрашиваем на всякий случай.

– К послезавтра доставить успеют.

– Когда ты открываешься?

– По-разному, но ты приходи после обеда.

– После, так после.

На том и отваливаем.

За спиною гремят засовы, а на левой руке заливается навигатор.


ЛИЧНОСТЬ

СПОСОБНОСТИ:

6. Интеллект 4

ЗДОРОВЬЕ:

90 хитов

Ситуационный модификатор: 3.

Персональный модификатор: 3.444(4).

Ситуационное соответствие: 1.148(148)


Выходит, все правильно. Поставщик заявится к обеду, можно будет ненавязчиво за ним проследить. Вот только послезавтра. День вылетает в трубу.

Красное солнце уже на три четверти осело за горизонт. Но скорнячиха продолжает выглядывать из своего окошка.

– Ну как? – спрашивает, не скрывая надежды.

– Более, чем менее, – отвечаем оптимистично, но обтекаемо. – Кстати, как Харя с поставщиками связывается, когда далеко? Сам тащится?

– Есть у него несколько помощников. Из местной пацанвы, внизу у моста обычно крутятся. Для мелких поручений их использует.

Растит, значит, смену, мордатый. Хотя какую смену, он же, наверное, бессмертен.

Ничего, довлеет дневи… в смысле, разберемся.

– Погоди, – останавливает нас лесникова вдовица, – я тут все думала, что бы для тебя сделать… Так и не придумала, но пока думала, руки сами сплели. Возьми, вдруг сгодится.

Она протягивает шнурок. Скорее, впрочем, кожаную тесемочку. Витую, кажись, семижильную, под полтора метра в размахе. Толщиною в мизинец, однако на разрыв не поддающуюся.

– Спасибо, к чему-нибудь, наверняка, приспособится.

Сворачиваем в колечко и пристраиваем в кармашек уже на ходу.

Оглянувшись, замечаем, что старушка украдкой крестит нас вслед.

Когда втягиваемся в темный гаражный массив, в глубокой тишине над всем городком вдруг громко разносится:

– Ахт!.. кх-кх, хррр… черт!.. тук-тук… раз-разззззззз… твою!.. Ладно, спите пока…

Объемные хрипы резко стихают.

Братуха навстречу не выходит – сидит в наблюдательном закутке, склонившись над вскрытым телом старого пластмассового магнитофона.

– Переборщил с бээфом, – объясняет он, – лента в катушке склеилась. Фанера, она и есть фанера. Живой звук нужен.




Загрузка...