Призраки Уэли и козни Императора

Глава 1 Предыстория

Эта история началась именно на этом месте.

На окраине старого города Сан-Диего, где высохший пустырь с потрескавшейся почвой, увенчанный кустарниками колючего бурьяна, отделял жилые кварталы от остального мира, лежащего за его пределами. Тем не менее, этот пустырь иногда собирал сотни людей. Здесь не проводилось никаких аукционов или народных гуляний, не проводились никакие увеселительные мероприятия. На пустыре стояло сооружение, возведённое местными властями, для исполнений приговоров, которые были окончательны и не подлежали никакому обжалованию.

Это сооружение представляло собой помост из строганных, но уже почерневших от времени досок. В центре помоста дно было оснащено створками, которые открывалась вниз, с помощью щеколды с пружиной и самого примитивного верёвочного привода. Верёвка оттягивает рычаг под воздействием пружины, а створки открывались вниз под своим весом. Перила на помосте отсутствовали. Подняться на него можно было по нескольким ступеням, также без перил. И завершающая и основная надстройка в этом сооружении, ради которой и возведён этот помост, это, конечно, сама виселица.

Для совершения казни, сюда местные власти сгоняли народ, на вытоптанную площадку перед помостом. Сгоняли, потому что не было желания у народа быть свидетелями подобных экзекуций. Люди собирались неохотно, предвкушая зрелище не для слабонервных.

В тот день, 18 сентября 1852 года, на эшафоте оказался осуждённый и приговорённый к повешению высокий человек с тёмными длинными сальными волосами. К смерти он был приговорён местным «опьянённым» судом и присяжными за попытку украсть катер «Plytys», владельцами которого были двое из тех самых присяжных. Думаю, не требуется объяснений, и не стоит вдаваться в подробности такого жестокого приговора. При этом, двое подельников осуждённого были приговорены к заключению сроком на 1 год.

Приговорённого висельника звали Янки Джим Робинзон. Он имел репутацию бездельника и мелкого воришки, ведущего разгульный образ жизни. Когда его вывели на помост, Джим Робинзон оглядел с ухмылкой собравшуюся публику, и смело пристроился на створках под верёвкой. Но даже после того, как палач накинул на его шею петлю, он всё ещё отпускал саркастические шутки в адрес палача. По мнению многих свидетелей этой казни, Джим Робинзон был уверен, что суд не мог его приговорить к повешению, а вся эта комедия была лишь предлогом, чтобы заставить его покаяться в совершении преступления.

Спустя мгновение, перед свидетелями предстала ужасная картина. Произошёл непростительный казус, виновником которого был палач. Дело в том, что прошлый раз, когда проводили подобную экзекуцию, приговорённый был низенького роста, и палач забыл укоротить верёвку. Вместо того, чтобы, бедняга, сломал себе шейные позвонки и быстро умер, он коснулся земли носками своих истоптанных сапог и начал задыхаться, нервно вздрагивая. Его тело приняло мешковатый вид, а сознание ещё присутствовало в его голове, Джиму Робинзону случилось встретиться взглядом со стоящим перед помостом молодым человеком по имени Томас Уэли. Не будем рассуждать, кому было хуже в тот момент: умирающему мучительной смертью на верёвке или тому парню, опешившему от ужаса, которому пришлось взглянуть в глаза умирающего.

Томас Уэли и Джим Робинзон смотрели друг другу в глаза несколько мгновений, но им обоим представилось, что это мгновение длилось целую вечность. Томасу казалось, что это он сам задыхается. Во взгляде несчастного висельника читались страх, недоумение и упрёк. Было ощущение, что тот говорит ему взглядом:

— Ты должен был предотвратить это…

Томас смог выдохнуть только после того, как увидел, что тело несчастного безжизненно обвисло, а глаза застелила пелена.

Может быть, кто-то и усомнится, но эта история в какой-то степени повлияла на всю дальнейшую судьбу Томаса Уэли, в прямом смысле этого слова.

Глава 2 Горести

В 1849 году, 25-летний Томас Уэли приехал в Калифорнию из Нью-Йорка. Это был самостоятельный, трудолюбивый и, разумеется, рискованный человек. Изначально удача была на его стороне, в его начинаниях и бизнесе. Приехал он за благосостоянием, которое должно было непременно случиться. Когда Уэли путешествовал по западу, он заключал деловые контракты и узнавал жизнь в золотой лихорадке Калифорнии, самостоятельно изучал местную политику, социальные круги.

В августе 1853 года Томас Уэли возвратился в Нью-Йорк и женился на замечательной женщине по имени Анна Элойз де Лони. Пара вернулась в Сан-Диего, чтобы развивать бизнес Уэли.

К тому времени, когда Томас Уэли был готов купить землю для постройки дома, город претерпел некоторые изменения. Окраины передвинулись на много миль. Бывшие пустыри и пастбища были застроены усадьбами и жилыми кварталами. Озеленение города дало результаты в течение последующих нескольких лет. Виселицу перенесли на более отдалённое расстояние. Город расцвёл и благоухал.

В сентябре 1855 года Уэли нашёл большой участок в старом городе, который был ему по карману, но по непонятным причинам никто не хотел его покупать. За небольшую сумму сделка была заключена и Томас Уэли принялся за постройку дома своей мечты. Десять тысяч долларов понадобилось Уэли, чтобы отстроить двухэтажный особняк в стиле ренессанс. Разработанный и построенный им самим, дом был признан самым прекрасным сооружением в Южной Калифорнии в то время.

В поместье находился большой кирпичный, защищённый от крыс амбар для хранения зерна, в подвальных помещениях было множество комнат для общего склада Уэли.

Внутреннее убранство жилых комнат украшала мебель из красного и розового дерева, брюссельские ковры и парчовые портьеры. В центре комнат свисали золочёные люстры на сводчатых потолках. Высокие арочные проёмы разделяли большие комнаты.

В доме был жилец, на которого Томас Уэли никак не рассчитывал. Там происходили необъяснимые явления. Часто можно было услышать голос и грубый смех, на втором этаже слышался топот сапог. На кухне по ночам слышалось бряцание посуды. Неожиданно мог потухнуть камин в гостиной или отвориться со скрипом створка шифоньера.

Спустя некоторое время, кто-то из соседей, в разговоре с Анной Элойз о происходящем в доме, высказал предположение, что где-то в этих местах стояла виселица. Она рассказала об этом мужу. Уэли, в свою очередь, поспешил найти старые карты города и выяснил, что на том самом месте, где находится его дом, и стояла та самая виселица. Виселица, на которой был повешен Янки Джим Робинзон, его предшественники и некоторое время его последователи.

Прошло ещё некоторое время и в последующие годы у Томаса Уэли появилось на свет пятеро замечательных и озорных ребятишек. К тому же, он успел построить ещё несколько складов в Калифорнии для сдачи в наём.

Однако 1858 год был самым трудным для семьи Уэли. В январе их второй ребёнок, Томас младший, умер в возрасте 18 месяцев. Позже, в этом же году, сгорел от поджога один из складов Уэли, расположенный в секции торговых комплексов в Старом городе. Его величавый особняк был всем, что у него осталось.

Томасу Уэли пришлось сдавать часть своего дома для зала суда округа, а также три комнаты на втором этаже под складские помещения. От этого он получал 65 долларов каждый месяц, что было неплохим доходом для семейного бюджета, но никак не хватало для восстановления складов, а дальше было и того хуже.

После того как горожане Сан-Диего начали выступать с протестами, «что для зала суда было бы лучше занять центральное место города», суд покинул дом и переехал. Этот факт озлобил Уэли, так как он чувствовал, что суд предательски отнёсся к их соглашению. Таким образом, семья Томаса Уэли обеднела, и Уэли стал отрешённым и безразличным ко всему происходящему вокруг него, кроме семьи, которую он любил.

Следующая трагедия произошла в семье Уэли в 1875 году с их дочерью Виолеттой Элойз. Она была первой из дочерей Томаса и Анны. Девочка была очень красива, а к её красоте прилагался утончённый вкус и манеры, ум и находчивость. Большую часть своей сознательной жизни она проводила за книгами и учебниками. Никто не мог ожидать от Виолетты того, что с ней произошло.

Когда девочке исполнилось 17 лет, она взяла пистолет отца и, прислонив ствол к области сердца, нажала спусковой крючок. Отец подобрал раненное тело своей дочери в саду и отнёс её в гостиную, где она и умерла. В записке, которую оставила Виолетта, говорилось:

Два года спустя, в 1877 году произошла трагедия с четвёртым их ребёнком, Питером Уэли. В тот вечер он праздновал своё 14-летие с друзьями. Весело проведя с ними время, в прекрасном настроении он возвращался домой, по слабо освещённым газовыми фонарями улицам.

Перед самым порогом родительского дома к нему подошли четверо из местных хулиганов и потребовали заплатить им сто долларов, якобы за то, что он, следуя домой, прошёл по территории, которая принадлежит их клану. Питер, будучи бодрым и разогретым от выпитых впервые нескольких глотков рома, не уступил и просто ввязался в драку, тем самым, принимая навязанную противником игру. Впоследствии, конечно, по закономерности: «кого больше, тот и прав», был избит до потери сознания.

В это время отец, поправляя портьеры, услышал шум под окнами. Предчувствуя недоброе, он вышел на порог с винтовкой, увидев сына и поняв, в каком он состоянии, вскинул орудие, приложив его к плечу, и пустил пулю вдогонку пытающимся скрыться от дальнейшего правосудия. Но пуля-дура, и настигла одного из убегавших. К счастью следствия, хулиган не был смертельно ранен, и позднее, под психологическим давлением, выдал своих сообщников.

Что произошло с виновными за содеянное преступление, история умалчивает. Но показания, которые давали обвиняемые, не были приняты за истину, но ещё долго были на слуху у народа.

Интерес для разговоров дал такой факт: хулиганы в один голос утверждали, что в течение недели, накануне того рокового дня для Питера Уэли, по вечерам они слышали голос, который давал наставления для совершения убийства и что в противном случае им неминуемо грозит смерть. Напуганные, они понемногу стали делиться друг с другом о том, что происходило с ними. В конечном итоге, при совместном обсуждении, ими было принято решение: привести в исполнение, требуемое от них.

После рокового боя с хулиганами, Питер Уэли прожил ещё пять дней, и умер от повреждения внутренних органов, не приходя в сознание.

Для Робинса Уэли, самого младшего из семьи Уэли, роковым стал 1879 год. Двенадцатилетний мальчик самостоятельно изготовил крылья из простыни, взятой на своей постели, двух палок, перевязанных верёвкой буквой «Т». Мальчик взобрался на крышу своего дома, привязал конструкцию к спине, и без малейшего страха и с полной уверенностью, что ему удастся преодолеть силу притяжения. Робинс оттолкнулся от конька, расправив руки, как птица, рухнул с высоты 12 метров на выложенную камнем дорожку, прямо под ноги своего отца Томаса.

Изумлённый от страшной картины, Томас упал на колени перед сыном и услышал его свистящий, невнятный шёпот:

— Он приходил ко мне. Он говорил со мной. Он уговорил меня это сделать. Я говорил с ним все эти дни и ночи. И я ему поверил.

Мальчик выдохнул последний раз и вместе с этим выдохом отпустил свою душу на волю.

Глава 3 Джим Робинзон

Завтракали они втроём, в тихом семейном кругу: Томас Уэли, его жена Анна и дочь Коринн. Стол был накрыт не богато, но краюха горячего хлеба, кувшин молока да солонка всегда присутствовали. Не теряя времени на разговоры, все сидели молча и потихоньку уплетали, заряжаясь энергией на день грядущий.

Коринн была поглощена своими мыслями о своём женихе, с которым они планировали венчание весной. Она мысленно представляла, как с весенними паводками запоют птицы, начнут расцветать цветы, почки на деревьях выбросят первые листья навстречу тёплым солнечным лучам. Какое платье они будут готовить с матерью долгими сереющими вечерами за разговорами о жизни, где мать будет давать наставления будущей хозяйке и жене. Глаза её блестели и Коринн смущённо пыталась подавить улыбку от сладострастных видений.

Мать задумалась о житейских делах, которые лежали на её хрупких плечах по хозяйству. Чем порадовать на обед мужа, успеть бы со стиркой, как можно перекроить старые платья Коринн, чтобы они выглядели новыми, да и мало ещё о чём.

Томасу Уэли не давали покоя дела, связанные с обеспечением семьи.

Во время этого завтрака каждый был поглощён своими мыслями. Неожиданно Томас напряг слух и стал прислушиваться. Ему показалось, что у него за спиной стоял кто-то невидимый и, наклонив к его уху голову, шептал, шептал и шептал. Он перестал пережёвывать и прислушался ещё внимательнее. Теперь Уэли ясно и отчётливо услышал монотонный, шипящий и насмешливый голос:

— Осталось совсем немного времени. Настала очередь твоей последней дочери. Она у тебя оказалась самая неподатливая на мои чары. С остальными твоими отпрысками было намного проще. Но ничего, скоро я покончу с твоей средненькой дочкой, а потом возьмусь за твою ненаглядную супругу. Тебя же я заставлю жить долго, с мучительным осознанием твоей никчёмности. Ха — ха — ха…

Смех грохотом пронёсся по всей комнате и постепенно отдалился и затих.

Томас встряхнул головой, отгоняя неприятные видения, и осмотрелся.

Анна взглянула на мужа в испуге и с неуверенностью в голосе спросила:

— Дорогой, что случилось, ты будто бы приведение увидел?

Коринн отпустила сладкие грёзы и взглянула на отца. Томас сидел бледный, его глаза выражали испуг и недоумение. Он встал из-за стола, по-отечески поцеловал в лоб Коринн, погладил руку Анны, глазами пробежал по комнате и ответил со вздохом:

— Нет, нет, ничего, милые, всё в порядке. Просто задумался.

Томас Уэли от непонятного наваждения был растерян. Он отправился в свой кабинет, устроился в кресле и стал набивать трубку, одновременно осознавая происходящее в его семье, сопоставляя с этой жуткой фразой. Томас возвращал события прошлых лет, и в его сознании прокручивались картинки тех ужасных семейных катастроф, которые произошли с его детьми. Ему припомнилась записка, которую оставила Виолетта перед смертью, и непонятная предсмертная фраза Робинса, которую он записал позже, сам не зная зачем. Томас припомнил и упоминание в них о голосах, разговорах с кем-то неизвестным. Тут же ему припомнились показания четверых подонков, которые убили Питера, они тоже говорили о каких-то голосах. Всё это пробегало перед его воображением, с такой ясной очевидностью, что, казалось, всё это происходило только вчера.

Томас нервно теребил трубку во рту, передвигая её зубами с одной стороны на другую. Он вскочил и начал судорожно отыскивать в ящиках своего дубового двухтумбового рабочего стола те самые предсмертные записки. Вываливая содержимое ящиков на пол рядом со столом, не соблюдая никакого порядка, Томас, исследовав всё, обнаружил искомое и вновь вернулся в кресло.

Открыв сложенный пополам один листок, он прочёл:

Немного задумавшись, Томас прочёл и вторую записку:

Томас опустил руки, раскинув их по обе стороны кресла, держа в одной записку от Виолетты, а в другой — последние изречения Робинса. Горькие мысли затмевали ему рассудок. Он начинал смутно понимать, что же всё-таки происходит в его семье. Томас начал осознавать причины происходящего, но никак не мог понять, почему это происходит именно с ним? Какая причина заставила это нечто так относиться к его детям, жене и к нему самому?

Погруженный в рассуждения Томас не заметил, как табак в трубке истлел, а он лихорадочно продолжал тянуть её, пока не почувствовал на языке горький и терпкий вкус никотина. Этот привкус заставил вернуться Томаса к реальности. Доставая из коробочки, встроенной в подлокотнике кресла, принадлежности для чистки трубки, он снова услышал этот насмешливый шёпот:

— Ты всё правильно понял, Томас Уэли. Это я не даю тебе покоя. Ты должен помнить меня. Это ты — последний, кто взглянул мне в глаза в тот роковой для меня момент, когда я переходил из состояния бытия в состояние небытия.

Томас вздрогнул, но ему показалось, что он уже готов был к такой ситуации и, не медля, спокойным и ровным голосом начал диалог с чем-то потусторонним:

— Ты тот самый Джим Робинзон, которого повесили в 1852 году, на этом самом месте, где сейчас стоит мой дом.

— У тебя хорошая память, — ответил голос, всё тем же насмешливым и невозмутимым шёпотом.

— Но, что тебе нужно от меня и от моей семьи? Чего ты добиваешься? — спросил Томас и закрыл глаза руками, подмяв листки бумаг на лбу.

Его состояние выражало смятение и боль. Казалось, что этот пожилой человек сейчас заплачет и слёзы потекут по его щекам. Но Томас взял себя в руки, откинулся на спинку кресла, открыл, а потом снова прикрыл глаза. Он ожидал продолжения разговора, потому что понимал — этому необходимо положить конец. И голос Джима Робинзона не заставил себя долго ждать.

— Ты, Томас, должен прекрасно понимать, что мог помочь мне в тот момент, когда я находился в отчаянном состоянии. Но ты смотрел мне в глаза и даже не попытался ничего предпринять.

Томас возмутился такому обвинению и в его словах послышалась робость и недоумение.

— Да, я, бесспорно, в душе желал помочь, но каким образом. Не в моей власти изменить решение суда. Без сомнения, всем было понятно, что за тот поступок, который вы совершили, не стоило прибегать к таким мерам. Но…. — Томас запнулся, потому что голос Джима перебил его.

— Вот именно «но…». Не один житель этого города не отважился купить землю, на которой стояла та самая виселица. Один ты герой решил прибрать к рукам, что так дёшево отдаётся. В насмешку надо мной и над всеми несчастными, которые прошли через эту злополучную виселицу, ты выстроил свои хоромы, прямо на том самом месте, где она стояла.

— Да. Но я об этом узнал два года спустя, — возмутился Томас и добавил: — Эти места так изменились, что я даже и не подозревал о таких вещах.

— И, тем не менее, ты ничего не предпринял. В конце концов, ты мог продать этот дом и убраться в другое место. Но ты решил остаться вопреки здравому смыслу. Теперь ничто не остановит меня и я завершу начатое дело, — прохрипел голос Джима, и он в очередной раз зловеще расхохотался.

Томаса Уэли передёрнуло, он дрожащими руками набил свою трубку и прикурил, жадно проглатывая дым. Томас начал размышлять о попытке предотвратить дальнейшее покушение на жизнь его дочери и жены. Он долго расхаживал, вымеряя шагами комнату от окна до дверей. Листки бумаги в его руках изрядно поистрепались и, в очередной раз взглянув на них, он положил их на стол, разглаживая складки и пробегая глазами по строкам ещё и ещё раз. Строки сливались в единое пятно. Вечер прятал солнечные лучи за городом и в комнату зловещим туманом неукротимо наступал вечер.

Томас зажёг газовый рожок, не выпуская трубку из рук, расположился в кресле и таким образом провёл, бог знает сколько времени, со своими печальными думами. Голос Джима Робинзона в этот вечер больше не беспокоил его.

Поздним вечером в кабинет постучала Анна и пригласила Томаса отужинать. Томас отворил дверь и пригласил супругу в кабинет. Анна волновалась, что ужин стынет, при этом напомнила Томасу, что тот не явился на обед. Но Томас не слышал её. Он взял Анну бережно под локоток и провёл её мимо стола к креслу. Анна увидела на столе те самые предсмертные записки Виолетты и Робинса. Она почувствовала, как сердце забилось от нехорошего предчувствия. Томас усадил её, а сам, продолжая прохаживаться по комнате, начал разговор, без робости и малейшего возбуждения в голосе.

— Милая моя Аннушка. Мы прожили с тобой без малого уже 37 лет. Много пришлось пережить нам за эти годы. Мы похоронили с тобой четверых детей. Мой бизнес потерпел полное фиаско, но о нём мне говорить не хочется, потому как он не заслуживает внимания в сравнении с потерей наших детей. Сегодня я выяснил причину всех наших напастей и невзгод. Как это тебе не покажется невероятным и ты можешь решить, что я сошёл с ума… — Томас на какое-то время задумался, взглянув на Анну, проникая взглядом в её сознание, продолжил, — пойми, милая, со мной всё в порядке. Ты должна помнить о том случае на виселице, свидетелем которого мне пришлось быть. Я рассказывал тебе о нём. Того парня звали Джим Робинзон. Так вот, что я тебе скажу. Это он причина всех наших несчастий. Это он подстроил все эти убийства наших несчастных детей. Это он живёт призраком в нашем доме. Обрати внимание на эти записки. — Томас взял со стола записки и протянул их Анне.

Анна дрожащими руками взяла бумагу и с нескрываемой печалью в глазах прочитала их. А Томас продолжил:

— Ты видишь, о чём они там писали. О голосах и разговорах. Вспомни, как Робинс часами напролёт говорил сам с собой в своей комнате. И припомни те показания, которые давали те подонки, убийцы Питера, утверждая о каких-то голосах по ночам. Теперь я начинаю подозревать, что они вовсе и не подонки, а просто напуганные ребята, которые действовали в сговоре со своим страхом, а не со своей совестью.

— Но Томас…. - попыталась возразить Анна.

И Томас, приложив палец к губам и сделав умилительную гримасу, дал понять ей, чтобы она его внимательно слушала дальше, и продолжил.

— Дело в том, что я сегодня сам имел возможность общаться с этим собственно призраком Джима Робинзона. Первый мой контакт с ним произошёл за завтраком и ты, моя милая, это очень точно подметила, что я увидел призрака. Только с той разницей, что я его не увидел, а услышал. Позже, в этом кабинете мне опять представился случай войти с ним в контакт. Он подтвердил свою причастность к смерти наших детей. Но самое невероятное в этой истории, что этот призрак намерен продолжать в том же духе. Джим Робинзон считает меня виновным в его смерти, в том, что я построил этот дом на том самом месте, где ему пришлось умереть, что продолжаю жить в нём, зная об этом. Он дал понять, что никакая сила его не остановит. Но я нашёл выход и не дам ему продолжать свои гнусные похождения. Я просто нарушу все его планы и смешаю ему все карты.

— Что ты задумал? — Анна с испугом посмотрела на Томаса, встала из кресла и продолжила, — тебе не под силу бороться с призраками или с приведениями. Может, просто продадим этот проклятый дом и уедем подальше из этих мест?

Но Томас тут же отверг предложение Анны и высказал свои суждения по этому поводу.

— Это не даст никакого результата. Если Джим Робинзон в облике призрака свободно перемещается из дома в дом и даже с улицы на улицу, то ему не составит никакого труда следовать за нами везде, куда бы мы ни уехали. В нашем положении я вижу один единственный выход, и я незамедлительно им воспользуюсь.

Анна с подозрением посмотрела Томасу в глаза, взяла его за руки, и голосом испуганного ребёнка спросила:

— Ты это о чём? Ты хочешь бросить меня с Коринн? И это когда твоя дочь собирается замуж? — Анна расплакалась и закрыла глаза руками.

Томас обнял её за плечи, прижав к своей груди, тихо сказал:

— Проблема в том, что призрак Джима Робинзона обещает в ближайшем будущем расправится с Коринн, а потом взяться за тебя, и всё это может произойти до свадьбы. Но я не могу ему этого позволить, да и какой прок будет в свадьбе нашей дочери, если она даже и успеет выйти замуж, думаю, ей будет обеспечена кошмарная жизнь. Я не хочу, чтобы Коринн закончила свою жизнь так же, как и Виолетта. И не нужно так терзать себя, возможно, всё уладится, и я найду более приемлемое решение, — слукавил Томас, отстраняя Анну от себя на расстояние вытянутой руки для того, чтобы взглянуть в её намокшие от слёз глаза.

Он улыбнулся ей, и Анна невольно ответила ему тем же.

— А теперь вытри слёзы, и пойдём, посмотрим, что ты там приготовила нам на ужин. — Томас перехватил Анну одной рукой за плечи и увлёк её из кабинета прочь.

Анна положила на стол предсмертные записки и, не сопротивляясь, направилась с Томасом Уэли в столовую.

Прошло три дня. Томасу неоднократно приходилось говорить с призраком Джима Робинзона, пытаясь уговорить его не делать никаких попыток для осуществления его зловещих планов. Но всё было тщетно, призрак Джима только раздражал его своим смехом. Томас Уэли принял решение: нарушить все планы призрака Джима Робинзона.

Утром, 14 декабря 1890 года, когда солнце ещё только начинало показывать свои первые лучи, он тихонько пробрался в свой кабинет и, выкурив последнюю трубку, решился на отчаянный поступок.

Томас достал в оружейном шкафу сосуд с ядом и, без лишней нервозности и с чувством достоинства, высыпал содержимое в стакан и налил в него из хрустального графина воды. Без малейшего колебания, поднёс стакан к губам, и в этот момент почувствовал, как неведомая сила удерживает его руку за запястье. Последовал голос Джима:

— Ты не посмеешь нарушать мои планы. Я ещё не покончил с твоими дочкой и женой.

Но Томас равнодушно отнёсся к призыву, собрав все силы, встал, выдернул руку из невидимых тисков и осушил стакан до дна.

Глава 4 Перевоплощение

Томасу стало вдруг очень легко. Весь мир поник в его глазах. Никакой боли, никаких волнений, по коже пробежала приятная дрожь. Ничто в этот момент не могло бы сравниться с этим прекрасным состоянием. Тело обмякло и, как в невесомости, Томас Уэли стал медленно опускаться в кресло. На какое-то мгновение он потерял реальность времени, и неудержимая сила вдруг заставила Томаса снова встать из кресла.

С необыкновенной лёгкостью Томас вспарил над креслом и, не чувствуя притяжения, прошёл над письменным столом и, словно зачарованный, начал метаться по комнате, наслаждаясь лёгкостью, с которой он парил. Не осознавая, что с ним происходит, Томас с удовольствием поднимался под самый потолок, рассматривал заброшенные и позабытые предметы на шкафах и тут же мог опуститься на уровень пола, посмотреть в узкие щели под теми же шкафами. Томас Уэли подлетел к своему креслу, чтобы зависнуть над ним, и обомлел.

Он увидел то, о чём позабыл на те несколько мгновений, пока наслаждался своими новыми сказочными возможностями. И в этот момент Томас Уэли осознал, что с ним происходит, вернувшись снова к реальности и к тому роковому моменту.

Он увидел своё тело в таком безобразном виде, что невольно встрепенулся. Это было ужасное зрелище. Его тело покоилось в рабочем кресле, опрокинув голову набок, руки разбросаны в разные стороны и в одной из них, сжатый смертельной схваткой, стакан, в котором ещё осталось несколько капель жидкости, решившей окончательно его судьбу. Лицо — белое, как мел, губы — синие, с жёлтым отливом, ещё выпускали пену изо рта. Открытые глаза не выдавали ни страха, ни сожаления, и только белая пелена постепенно наплывала на зрачки, пряча под собой цвет.

Томас Уэли понимал, что возврата уже нет, но в этот момент беспокоил его внешний вид собственного, уже покойного тела. Он в мыслях не мог допустить, чтобы его дочь или жена вошли к нему в кабинет и увидели такую страшную картину. Это может здорово повредить их психике. Необходимо вообразить вид уснувшего за столом, и тогда они не воспримут его смерть с испугом.

Уэли попытался проникнуть в карман пиджака на своём бывшем теле за носовым платком, чтобы им можно было вытереть губы, но невольно одёрнул руку, после того как она прошла сквозь карман и сквозь платок, и сквозь тело. В нерешительности он повторил попытку снова и снова, но всё было тщетно. Томас попытался схватить стакан и убрать его из руки, но ничего не получалось. Он стал нервозно двигаться по комнате, решая, что предпринять, не замечая никаких преград перед собой: ни стола, ни стульев и не замечая, что всё же есть одна преграда — это стены.

Томас от безысходности облокотился о стену и задумался. Глядя на своё тело, он в то же время прислушивался к тому, что происходит в доме. Но внезапно почувствовал твердь за спиной, и это натолкнуло его на мысль.

— Ели я хожу сквозь столы, стулья и шкафы, то почему стена стала мне преградой?

И только Томас подумал об этом, стена за спиной словно растаяла, и он рухнул в соседнюю комнату, где в это время спала его дочь Коринн. Увидев себя наполовину в комнате дочери и наполовину за стеной, в своём кабинете, Томас поднялся, и метнулся обратно сквозь стену, во избежание столкновения с живым человеком, чтобы не вызвать паники у своего дитя, не понимая ещё, что невидим для живых.

Томас задумался над тем, какая причина послужила для того, чтобы стена на какое-то время стала ему преградой. Он снова и снова пытался упереться руками в стену, но руки по-прежнему проходили сквозь неё. Тогда он вновь стал двигаться по своему кабинету, пытаясь найти решение этой задачи. Уэли в отчаянии, не задумываясь о происходящем, машинально уселся на стул, снова не ощущая под собой твёрдый предмет, посмотрел на себя прежнего, сказал вслух:

— Ну и что же мне с тобой делать? С тобой? Почему с тобой? Со мной, или не со мной? Как, чёрт побери, это правильно назвать?

Он выругался и постепенно в его сознании затеплилась мысль, что сидит на стуле и ощущает его. И чтобы вновь не оказаться без опоры, Томас начал постепенно понимать, что мешает создать преграду или опору сама мысль.

— Конечно! Сама мысль о том, что нет никаких преград, мешает построить их! Ведь Джим Робинзон схватил его за руку, пытаясь помешать выпить тот роковой напиток.

Томас Уэли тут же приблизился к своему мёртвому телу и, мысленно давая себе указание, что это твёрдое тело и с ним необходимо проделать некоторые манипуляции. Он с уверенностью выхватил стакан из руки умершего самого себя и поставил его на стол. Торжествуя и ликуя в сердцах, Уэли без осторожностей вынул платок из кармана сюртука и с лёгкостью обтёр им рот покойника. После чего он поднял руки и сложил их накрест на столе перед телом.

В это время Томас услышал на втором этаже шорохи и понял, что проснулась Анна. Понимая, что жена сейчас обнаружит его отсутствие в их спальне, примет утренний туалет и спустится к нему в кабинет пожелать доброго утра, он заторопился и, пытаясь толкнуть тело к столу от спинки кресла, его руки вновь прошли сквозь тело.

— Без паники! Необходимо сосредоточиться! Есть реальное тело, и я с ним справлюсь! — говорил Томас мысленно сам себе.

Но руки не слушались, и ничего не происходило. Он снова и снова пытался, но ничего. Ему казалось, что прошла уже целая вечность, и вот уже слышны лёгкие шаги Анны, приближающиеся к его кабинету. В отчаянии Томас толкнул тело от себя, и оно склонилось над столом, а голова послушно легла на руки, создавая видимость уснувшего за столом человека.

В этот момент послышался лёгкий стук в дверь и донёсся ласковый голос Анны:

— Милый! Доброе утро!

Дверь тихонько отворилась и в кабинет заглянула Анна. Она увидела Томаса, уснувшего за столом, нежно улыбнулась и тихонько закрыла дверь, не входя в кабинет. Томас, в своём новом облике, вздохнул и опустил руки с облегчением.

— А ты не так уж и прост, как я считал, — произнёс голос призрака Джима Робинзона.

Томас медленно повернулся от закрытых дверей в сторону голоса и увидел того самого, повешенного, которого видел в момент его смерти на эшафоте.

Глава 5 Выяснение отношений

Оторопелый Томас Уэли стоял и смотрел на своего противника. В первый момент, не решаясь что-то сказать, он двинулся по направлению к Джиму Робинзону. Но тот, в свою очередь, продолжил:

— Такому трюку, который ты проделал через час после своей смерти, я научился много лет спустя, да и того мало, ты был первым, на ком я проделал подобный опыт.

Робинзон смотрел на Томаса с уважением и с испугом. Он, конечно, не ожидал такого поворота, но теперь необходимо сглаживать ситуацию, иначе от такого противника можно ожидать чего угодно.

В этот момент Томас приблизился к Робинзону лицом к лицу, и спокойно заговорил:

— Вы думаете, что я покинул привычный для меня мир раньше времени для того, чтобы меня здесь комплиментами осыпали? — Томас многозначительно выдержал паузу и продолжил. — Или, может быть, пожать вам руку и воскликнуть: «О-о-о, привет, дружище! Как дела, старина?» Вы думаете, натворили бед, а я пожаловал в этот мир, чтобы броситься к вам в объятия?! Или пасть перед вами на колени за то, что оказался случайным свидетелем вашей казни? Таким же свидетелем, как и сотни человек, стоявшие тогда на площади. При этом, заметьте, не по своей воле, и не ради любопытства. А по прихоти городских властей.

Робинзон попытался возразить, но Томас настаивал, не давая тому вставить ни единого слова. Этот призрак рослого детины осёкся на полуслове и попятился назад, чувствуя надвигающуюся бурю, которая если разразится, то ему некуда будет деться. А Томас продолжил, полон ярости и гнева:

— Вы должны быть благодарным мне и моей семье за услугу, оказанную вам, за то, что у вас есть возможность в образе призрака не болтаться по пустырю, пугая проходящих мимо прохожих, а жить в этом прекрасном доме, в котором вас приютили и не предприняли никаких мер, чтобы от вас избавиться. Так ведь нет же, вы решили обвинить меня неизвестно в чём, и при этом отобрали у меня ни в чём не повинных детей.

Робинзон перебил Томаса и язвительно заметил:

— Не нужно из себя строить невинного ангела. Ты и вся толпа, стоявшая перед эшафотом, могли бы воспротивиться решению суда. Казнь, по воле народа, вынужденно пришлось бы отложить и пересмотреть дело. Но не одна сволочь не осмелилась этого сделать.

— Простите, сударь, — перебил его Томас, — вам ли судить о том, что мы должны были делать на нашем месте. Не вы ли вышли на помост виселицы с улыбкой, отпуская бессмысленные фразы в адрес палача? Не вы ли, прослушав приговор, отнеслись к нему как полный болван, вместо того, чтобы возразить и дать народу понять, что происходит? Вы ли не слышали, как зачитали обвинение против вас, в котором говорилось, что вы вор и убийца?

— Я убийца? — возразил Робинзон.

— Да! — утвердительно ответил Томас. — Или вы были так поглощены своими шутками, что пропустили мимо ушей то, что вам, возможно, и приписали?! И скажите на милость, если вы считаете, что суд был к вам не справедлив, то причём здесь моя семья? Причём здесь мои дети? Почему вы не изволили причинить в знак мести ущерб тем, кто действительно причастен к такому решению, что вы оказались в петле? Извольте полюбопытствовать, почему вы не воспользовались моментом отомстить судьям и суду присяжных, когда они какое-то время находились в моём доме? И, между прочим, заметьте, по вашей вине. Когда вы посодействовали тому, чтобы сгорели мои складские помещения. Так нет же, после их появления вы просто исчезли, и появились здесь вновь тогда, когда суд убрался из моего дома.

— Да ты специально привёл их сюда, чтобы избавится от меня, — возразил Робинзон.

— Мне необходимо было кормить семью, и я выискивал любой метод добычи денег, — ответил Томас Уэли.

Но Робинзон был непреклонен.

— Да ладно, ты с ними заодно. Сколько они тебе заплатили за то, чтобы ты надо мной издевался и после смерти?

— Мне? Заплатили? Чтобы я издевался над вами? — возмутился Томас и добавил. — Да — а — а! Вы, видимо, полный глупец?!

— Да не прикидывайся сам глупцом. Ты что из себя овечку изображаешь? Прекрасно же понял, о чём я, — запротестовал Робинзон и возвёл туманные глаза к потолку.

Но Томас с недоумением посмотрел на это полупрозрачное нечто, но, в общем, полностью соответствующее образу человека, и невозмутимо переспросил:

— Нет, не понял? Что вы имеете в виду?

Робинзон саркастически усмехнулся и ответил:

— Да они тебе не только землю отдали ни за цент, но и приплатили, чтобы ты здесь свой замок возвёл, дабы посмеяться надо мной.

Томас посмотрел на Робинзона с жалостью и презрением, но всё же продолжил ранее прерванную нить разговора.

— Так почему же вы мстите мне, а не прибегаете к исполнению ваших мерзких планов с теми, кто вас осудил? Насколько я мог понять, из ваших прошлых похождений, вы имеете возможность быть где угодно: в соседних домах, на соседних улицах. И почему-то я ни разу не слышал, чтобы с теми судьями что-то произошло? Почему все беды валятся только на мою семью? — Томас вновь задумался на мгновение и тут же сам ответил на свой вопрос. — Так вот оно в чём дело! Вы просто трус, боитесь, что они потом вас и на этом свете достанут.

— Ты кого… — попытался возразить Робинзон с угрозой в голосе.

Но Томас не дал ему даже договорить, продолжил:

— Так это вы из трусости не решаетесь приближаться к тем, кто действительно виновен в вашей смерти. Слишком могучие они для вас люди, и вы решили отыграться на моей семье?

Робинзон стал яростно возмущаться и выкрикивать угрозы, но Томас его уже не слышал. Он прислушивался к звукам за дверями и плавно повернулся к ним, чтобы лучше расслышать, что там происходит. Томас вспомнил, что ему скоро предстоит наблюдать трагедию Анны, которая ещё ни о чём не подозревает. Он снова резко повернулся к Робинзону и прикрикнул на него:

— Замолчите. Вы понимаете, что здесь сейчас будет происходить? Убирайтесь, у нас ещё будет много времени для дискуссий и выяснения отношений.

Робинзон оторопел от неожиданности и резко замолчал, будто бы сам увидел привидение. И в этот момент в комнату постучали, дверь со скрипом приоткрылась и в кабинет вошла Анна.

Глава 6 Анна — бедная Анна

— Дорогой! Пора завтракать.

Она подошла к мужу и нежно провела ладонью ему по голове, после чего наклонилась для поцелуя и прикоснулась губами к пока ещё не остывшей и не окоченевшей шее. После чего тихо прошептала на ухо:

— С тобой всё в порядке, милый?

Видя, что Томас никак не реагирует, Анна обняла его обеими руками за плечи и попыталась взглянуть ему прямо в лицо. Но лицо Томаса Уэли скрывали скрещённые руки, и женщина с усилием подняла голову мужа. Увидев его посиневшие губы, она в испуге одёрнула его за плечи и прислонила спиной к спинке кресла. Голова покойника упала на собственное плечо и тут же перекатилась на грудь, в это же мгновение руки непослушно скользнули со стола, распластавшись по обе стороны лакированных подлокотников кресла. В это мгновение Анна всё поняла и, как сильная женщина, испытавшая на своём жизненном пути не первое потрясение от подобных ситуаций, случавшихся с её детьми, приняла очередное потрясение с необыкновенным мужеством.

— Ты всё-таки это сделал. Я подозревала, что ты, несмотря ни на что, решишься на этот поступок. Прошептала Анна и, опустившись перед покойным мужем на колени, взяла его тяжёлую, обмякшую руку, поцеловала и прижалась к ней щекой. Сверкающими кристаллами скатывались слёзы по её щёкам и падали тяжёлыми каплями на пол.

В это время Томас Уэли, в своём новом состоянии, висел в воздухе за её спиной и, наблюдая за этой картиной, тихо приговаривал:

— Ничего, милая, всё пройдёт. Я знаю, ради чего пошёл на этот поступок. Я всегда буду рядом с тобой и не позволю этому дьяволу Робинзону совершать свои скверные намерения против моей семьи.

Анна стояла на коленях. В её сознании пробегали самые прекрасные воспоминания из жизни с этим замечательным человеком. Ей припомнились их первое знакомство и первые встречи. Волнения во время венчания. Приятные проблемы, связанные с постройкой дома. Анна не заметила, как её слёзы сменились улыбками от очередных добросердечных воспоминаний.

Дух Томаса, наблюдавший за женой, будто бы читая её мысли, тоже преисполнился лучшими моментами их совместно прожитой жизни. Он был доволен подобному повороту дела, связанного с его смертью, реакцией своей любимой и любящей супруги.

Так продолжалось около часа. Анна опомнилась и встрепенулась, когда услышала шаги в коридоре, приближающиеся к кабинету. Это, несомненно, была их дочь Коринн. Она лёгкой походкой, шурша утренним туалетом, шла выяснить, куда попрятались её родители, когда завтрак в столовой уже остыл. Мать застыла в ожидании и в волнении начала судорожно обдумывать, как преподнести их дочери скорбную весть. Но так и не нашлась, что сказать, смотрела испуганными глазами на дверь. Коринн постучала и спросила:

— Мама! Папа! Вы здесь? Я могу войти?

— Да, конечно, дорогая, — ответила Анна и в её горле, пере-сохшем от волнения, больше не могло родиться ни единого слова, ни единого звука.

Коринн приоткрыла дверь, заглянула, а после вошла. Видя, что мать стоит на коленях с испуганными глазами перед сидящим в кресле отцом, она предположила, что у родителей идёт серьёзная беседа, поэтому, извинившись, хотела вернуться к двери и покинуть кабинет. Но мать умоляющим взглядом посмотрела на Коринн и глазами показала на отца, но Коринн не понимая, переспросила:

— Что, мамочка?

Ей было не видно со спинки высокого кресла отца и поэтому она с недоумением подошла поближе, испытывая необъяснимое волнение. Мать свободной рукой взяла руку дочери и, сжав её, тихим хрипловатым от обезвоживания голосом произнесла:

— Милая! Папа оставил нас.

Коринн, ясно понимая значение этих слов, но как бы для того, чтобы удостовериться лично, продвинулась к креслу и увидела то, во что не желала поверить. Но, убедившись, она бросилась к матери, обняла её за шею и с трепетом заговорила:

— Мамочка, что же это? Как же так? Но что случилось?

Она расплакалась, причитая и засыпая мать неопределёнными вопросами. Мать, ничего не говоря, обняла одной рукой своё дитя и, поглаживая ей плечо, приговаривала утешительные слова:

— Ну-ну. Всё обойдётся. Я уверена, что папа сейчас рядом и не хотел бы видеть твоих слёз.

Дух Томаса Уэли, наблюдая за этой драмой, был счастлив, что всё обошлось без обмороков и сводящих с ума нервных и психических сцен.

Призрак Джима Робинзона, наблюдая за происходящим, тихонько пятился задом вдоль стены, удаляясь в дальний угол кабинета и, чтобы не напомнить о своём присутствии, тихо ретировался сквозь стену в соседнюю комнату.

Прошло два суматошных, полных скорби и печали дня для женщин дома Уэли. Всё это время Томас находился рядом с супругой и дочерью. Разделить их скорбь и поддержать морально к ним присоединился жених Коринн, Стивен.

Всё это время Анна ежеминутно ощущала присутствие мужа. Она верила в то, что её нежный любящий благоверный постоянно находится рядом, и не покидает их.

Во время похорон Анна временами забывалась и представляла, как она разгадает тайну нового бытия Томаса и что они скоро будут снова вместе. Она была больше, чем уверена, что если Томас общался с призраком Джима Робинзона, то и они с Уэли найдут способ быть вместе, чтобы поддерживать друг друга. Что муж не бросит их и будет надёжной защитой. Ведь ради этого он пошёл на этот поступок. И от этих мыслей ей становилось чудно, и невольно на лице возникала улыбка, вместо страданий и причитаний.

Естественно, присутствующие на погребении, родственники, соседи или друзья, замечали эти слабые усмешки вместо слёз. Они могли принять Анну за безумную, или просто спятившую от горя вдову. Замечая эти усмешки, они округляли и отводили глаза, не выказывая этим своё удивление, но откладывали себе этот факт на тайную полочку, где-то в черепной коробочке носившую на своих плечах, чтобы после можно было обсудить при первом же удобном случае этот непристойный поступок.

Дух Томаса Уэли, в тот момент, когда на кладбище гроб с его телом опускали в яму, а люди потихоньку ретировались прочь от могилы, обратил внимание на трёх призраков, находившихся в нескольких метрах перед ним. Конечно! В них он узнал свою дочь Виолетту и двоих сыновей, Робинса и Питера.

Глава 7 Снова вместе

Дух Томаса переполнило радостью и ликованием. Смешно прозвучит, но вот где в горе можно найти радость. Он посмотрел на Анну, будто бы говоря:

— Ты видишь? Они здесь!

Но, посмотрев на свои руки, или, точнее, на то, что сам только и видел, понял свою оплошность перед собой. И, тем не менее, он с радостью приблизился к своим детям и хотел обнять их и расцеловать. Его прежнее состояние всё никак не могло уложиться в его голове. Томас чуть не проскочил сквозь Питера. Но остановился и с улыбкой посмотрел на своих детей и сказал:

— Как я рад видеть вас, мои дорогие. Я пока такой неуклюжий, никак не могу привыкнуть к своему новому состоянию. Надеюсь, вы мне поможете справиться с этим. Сейчас я побуду ещё с мамой, а после, когда дома все лягут спать, мы соберёмся в моём кабинете и поговорим обо всём.

Робинс и Питер опустили головы, смотрели куда-то под ноги и в сторону. Виолетта нахмурилась, посмотрела на отца и с недоумением сказала:

— Это невозможно, тот умалишённый Джим Робинзон нас в дом не пускает и строит различные уловки, дабы обнаружить нас или просто делает преграды, перед которыми мы бессильны.

— Но я не понимаю, разве это возможно? — с недоумением спросил Томас.

Но Робинс иронично заметил:

— В этом мире, где ты оказался, всё возможно. Тебе просто первое время тяжело будет с этим свыкнуться.

— Да смотри, чтобы ты сам попал сегодня домой. А то если что, то просим в гости. Мы живём в старой деревянной часовне на другом конце кладбища. Там многие нашли приют, кто не смог по тем или иным причинам остаться в доме, где проживал до смерти или вообще его не имел, — предложил Питер и указал в сторону матери, давая понять, что она собирается уже уходить.

Томас оглянулся и ответил на то, что услышал:

— Ребятки мои! Не переживайте. Я явился сюда именно для того, чтобы разобраться со всем этим. И никому не дам вас в обиду. Я уже виделся с этим джентльменом и говорил с ним. Думаю, что он напуган моим поведением и всё решится самым лучшим образом. Так что не переживайте, скоро вы будете дома, я вам это обещаю.

Томас повернулся для того, чтобы покинуть кладбище в направлении удаляющейся Анны, после оглянулся, помахал всем рукой, улыбнулся и заскользил вдоль оградок, крестов, и надгробий, догонять своих женщин.

На пороге дома призраку Томаса Уэли пришла в голову мысль о том, что если этот тип сотворит тоже, что проделывал с его детьми, тогда трудно будет ему найти метод общения с женой. Но к большой радости, ничего не произошло. Он беспрепятственно проник в дом, повертелся по коридорам, спокойно заходил во все комнаты и нигде не встретил на своём пути ни одной преграды.

Томас с облегчением вздохнул. Проникая в свой кабинет, он думал о том, как позвать детей домой, боясь покинуть дом, не зная ещё, что может сделать этот Джим Робинзон. Уэли необходимо было встретиться с этим Робинзоном, и обсудить с ним эти вопросы. Усаживаясь в кресло с курительными принадлежностями, Томас, не задумываясь, открыл подлокотник, достал из него трубку, и, не спеша, набил в неё табак. Прикуривая от зажжённой спички, он понемногу стал понимать, что проделывает то, что по всем законам не может делать в своём теперешнем состоянии. Для того чтобы не выронить трубку, Томас плавно притормозил свои мысли, дабы не испугать самого себя своим осознанием происходящего. Он просто начал внушать самому себе, что это нормально, всё именно так и должно быть, перебивая эти мысли другими, накрывая их как волной, поверх тех, всё равно проскальзывавших мыслей из-под формирующихся новых мыслей. Томас накрывал их теми, что на первый план ставил мысли более важные. Мысли, которые отвлекут от тех незначительных мыслей, что помешают выполнить какое-то физическое действие, связанное с манипулированием предметами. Поверх всех этих мыслей, он понял, что вывел для себя первую неопровержимую и доказанную самому себе теорему, и мысленно назвал её «Первая теорема Уэли». Самодовольный, Томас Уэли потягивал трубку, понимая, что это не приносит ему того удовольствия, которое он получал при жизни, и тем не менее, это было чертовски приятно. Приятно осознавать, что он нашёл способ общаться с Анной посредством передачи информации при помощи, например, пера и бумаги, да и мало ли ещё каких способов можно отыскать.

Его радость перебила мысль о том, как найти этого Джима Робинзона? Томас попробовал просто позвать его:

— Джим! Вы где? Я могу с вами перекинутся несколькими словечками?

Томас немного помолчал, прислушиваясь к звукам в доме, и, не обнаружив ничего, что должно было привлечь его внимание, продолжил кричать:

— Ну, что же вы? Составьте мне компанию. Вы жили в моём доме более тридцати лет, так извольте раскурить со мной трубочку, другую.

В это время призрак Джим Робинзон затаился в небольшом зеркале, служившем для подстрижки усов, и тихо наблюдал за происходящим. Он видел, как Томас Уэли курил трубку и выпускал реальный дым. От этого Джим был в ужасе. За время его пребывания в этом мире, он не встречал ни единого призрака, который умел бы проделывать такие штуки, тем более на третий день после своей смерти. Да он и сам впервые чудом еле удерживал руку Томаса, мешая ему выпить яд.

— Что-то будет неладное, — рассуждал Джим.

После напряжённого дня Анна лежала на широкой кровати. Её мысли плавно проваливались в глубину сна, который далёким голосом Томаса кричал, вызывая Джима Робинзона, приглашая его раскурить трубочку табака. Этот голос звучал в полусне — в полуреальности. Внимание Анны привлёк запах дыма раскуренной трубки. Также блуждая в полудрёме, она пыталась разобраться в запахе, решая для себя, по какую сторону сна или реальности находится этот запах? Резко вскинув голову и выйдя из сна, Анна попыталась сконцентрировать мысли, навеянные ей в полусне. Она осторожно начала прислушиваться к дому, к шорохам, к запахам, и явно ощутила присутствие запаха раскуренного табака. Ощущая, как невольно её виски, кончики бровей и уши поднялись вместе с кожей головы к темечку, будто бы волосы поднялись и шевелятся, как змеи. Нет, это не был страх или ужас о призраках и мертвецах, блуждающий с цепями по дому. Это было не реальное ощущение присутствия того, кого не должно было быть, но ужасно хотелось.

Анна решила посетить кабинет мужа. Она в белом длинном ночном пеньюаре встала с постели и влезла в белые тёплые тапочки своими уже далеко не привлекательными ногами. Сняла со стены еле мерцающий газовый рожок и двинулась по коридору, тихо ступая по предательски скрипучим полам, взяв направление в кабинет мужа.

Анна застыла возле двери, и чётко услышала, будто Томас Уэли с насмешкой призывал своего противника к беседе. Без смущения и страха она отворила дверь. Перед ней встала странная картина, которая заставит любого нормального человека усомниться в своём здравом рассудке. Сидение кресла примято, в воздухе застыла трубка, а после выдох и клубы сизого дыма вылетели из ниоткуда и повисли над креслом, плавно растекаясь в туман. Она не видела курильщика, но поняла, что это был он, и с сомнением, но с надеждой в голосе спросила:

— Томас, это ты?

Томас, сидя в кресле с трубкой в руке, застыл, осознавая, как повести себя в такой ситуации? Ему показалось, что Анна воспринимает создавшуюся ситуацию вполне прилично, не выказывая страх, и отчасти говорит даже с радостью и трепетом. Тогда, недолго думая, он решил пойти на контакт.

— Да, милая! Как бы я хотел, чтобы ты меня ещё и слышала.

— Да-да! Я прекрасно тебя слышу. О Томас!

Анна села перед креслом на колени и расплакалась, прикрыв щёки руками, глядя в пустое кресло и наблюдая боковым зрением за трубкой, в которой периодически накалялся жар.

В этот момент Томас сообразил, что с помощью Анны он может вернуть детей домой.

— Аннушка, милая! Это так прекрасно, что ты меня слышишь.

— О, а как я этому рада!

— Милая! Сегодня на кладбище я видел наших троих детей. Они поведали мне, что призрак Джима Робинзона прогнал их из дома и ставит какие-то преграды, чтобы они не могли проникнуть сюда.

— Как это возможно? Ведь это их дом. Почему он так поступает? И где они теперь? Я думала они… — возмутилась Анна.

— Их необходимо вернуть, но боюсь, что если я покину дом, то так же не смогу вернуться обратно. Поэтому, завтра утром ты сходишь на кладбище, где меня похоронили, на другом его конце стоит старая, заброшенная часовня. Войдёшь туда и тихо скажешь, что они могут вернуться домой. Только я думаю, что тебе стоит назвать их имена, а то у нас может оказаться слишком много гостей. Ты сможешь это сделать?

— Конечно, милый! Я сделаю всё, как ты скажешь, — ответила Анна с сияющими, как звёзды, глазами.

— Теперь я попрошу тебя идти ложиться спать. Потому что у нас есть неприятельские уши, во всех стенах этого дома. Пока я в своём положении новичок, и ещё многих вещей не понимаю, думаю, что необходимо быть осторожными, пока мы не вернём детей в их родительский дом. А дальше… — Томас помолчал несколько секунд и продолжил, заканчивая мысль: — А дальше, наши ребята помогут мне во всём разобраться, потому как я думаю, что у них всё-таки больше опыта в этом смысле.

Анна согласно кивнула и осмотрела кабинет, будто бы искала виновника всех их бед.

Они расстались. Анна счастливая оттого, что её муж будет постоянно рядом, да ещё и дети.

— Ну и что, если они призраки. Пускай будет хотя бы так, — рассуждала Анна, лёжа в мягкой постели.

Томас всю ночь сидел в кабинете, то покуривая трубку, то рассматривая обложки книг, то изучая закопчённый потолок. Ему казалось странным, что уже несколько суток напролёт после своей смерти он ни разу не захотел спать. Ещё он ожидал, что Джим Робинзон всё-таки появится и даст ему возможность выяснить многие моменты, которые беспокоили Томаса Уэли.

Так протекла ночь. Утром, с первыми лучами солнца, Анна собралась и, ничего не говоря Коринн, отправилась на кладбище. Подойдя к часовне, она стала осматриваться по сторонам, во избежание непредвиденных свидетелей. Убедившись в том, что за ней никто не наблюдает, Анна вошла в часовню и сделала всё в точности, как повелел ей Томас.

— Виолетта! Питер! Робинс! — Тихо позвала она, и немного прислушавшись, продолжила: — Если вы меня слышите, то я должна вам сказать, что сегодня ночью я говорила с вашим отцом, и он сказал, чтобы вы возвращались домой и что всё в порядке.

Проговорив, она застыла, в ожидании какого-нибудь знака. Секунду спустя, она услышала шёпот возле самого уха:

— А папа уверен, что мы попадём в дом?

— Конечно, милые, именно по этой причине он и не покидает дом, охраняя его изнутри, — ответила Анна, пытаясь разобраться, чей же голос она слышала. И тут же другой голос так же тихо ответил:

— Хорошо, мамочка, мы попробуем. А теперь иди, пока тебя не заметил кто-то из посторонних.

Анна вернулась домой ещё до того, как проснулась Коринн. Она поторопилась в кабинет мужа рассказать ему о своём утреннем визите в часовню. Окликнув его, Анна услышала в ответ:

— Всё прекрасно, милая! Они уже здесь. Теперь мы все будем вместе. А пока ступай и займись домашними делами. А то я думаю, что своим поведением мы напугаем Коринн. Ей пока рано знать обо всём без моральной подготовки.

Анна согласилась и повернулась к двери, но призрак Томаса окликнул и сделал ей маленькое приятное и довольно сложное замечание:

— Милая! А радость с лица тебе всё-таки придётся стереть и надеть маску печали. Что подумает Коринн и остальные окружающие? Конечно, что ты сошла с ума или так рада, что избавилась от мужа!!!

Анна улыбнулась и тут же состроила печальную гримасу сквозь натянутые губы до ушей.

Глава 8 Познания о мире призраков

Для призраков, собравшихся в кабинете Томаса Уэли, казалось, места должно было быть маловато, но к всеобщему удивлению, все расположились довольно-таки удобно и уютно. Покинувшее этот мир семейство собралось вместе.

Внимательно рассматривая своих детей, Томас с улыбкой, и взглядом, говорящим всё без лишних слов, выразил полную радость их появления в родном доме. В этот момент не хотелось думать о причинах такого собрания при таких обстоятельствах. Конечно, хотелось, чтобы это происходило при жизни, за семейным столом, в окружении всех членов семьи.

Призрак Томаса устроился в кресле за рабочим столом и от волнения, переполнявшего его душу, а ведь душа — это единственная оболочка призрака и, не осознавая своих действий, по привычке начал передвигать предметы на столе. Выравнивая и устанавливая их на свои места в таком порядке, что они образовывали безупречный вид и полный визуальный комфорт. Призраки детей внимательно следили за его манипуляциями, и после затянувшейся паузы Виолетта заговорила:

— Это невозможно. Мы находимся в этом мире уже не первый год, и никто из нас пока ещё не способен проделывать такие вещи как ты, папа. Мы встречали призраков с более столетним пребыванием в этом мире. Но и им не под силу двигать предметы с такой лёгкостью. И это после нескольких дней пребывания в новом состоянии. Поразительно!

— Да уж тем более курить трубку, не просто держа её в руках и изображать курильщика, но прикуривать и тем более заставлять дым выполнять положенную ему функцию, — продолжил Робинс.

Тут же его поддержал Питер:

— Невероятно! Теперь я понимаю, почему Джим Робинзон решил прятаться. Я уверен, что он и теперь где-то рядом, и наблюдает за нами.

Томас, поражённый этими удивлениями, в недоумении задал вопрос, который вызвал у всех весёлые эмоции:

— А что необычного в моих действиях?

Все заулыбались и Виолетта, как самая старшая и самая опытная по сроку пребывания в мире духов, ответила вопросом на вопрос:

— Ты можешь представить себе, чтобы происходило в доме, если бы Джим Робинзон умел проделывать такие штуки?

— Да, согласен! Но чем объяснить мои возможности? Ведь для меня это не составляет никаких трудностей. Я просто понял причину, почему у меня не получались эти манипуляции и в течение короткого времени достиг результатов, — попытался объяснить Томас, выражая в своём толковании явное недоумение.

— Не всё так просто. Каждый призрак это понимает, но далеко немногим удаётся совладать с тем подсознанием, что он — бестелесное нечто, которое не даёт нам возможности преодолеть это препятствие. Для этого необходим сверхразум в нашем понятии, — ответила Виолетта.

Все невольно задумались, и Питер решил внести предложение.

— Ну, если это удалось нашему отцу, то я думаю, что и нам стоит попробовать. Тогда никакие зловещие замыслы Робинзона не смогут воздействовать против нас и наших мамы и сестры. Мы сможем противостоять или просто нагнать страх на противника.

— Я думаю и в этом случае не всё так просто, — возразила Виолетта. — Даже если мы этому обучимся, то где гарантия, что Джим Робинзон не научится этому вместе с нами?

— Хм. Да, — протянул и задумался Томас.

Все замолчали. Неожиданно Томас Уэли задал вопрос, заставивший всех обратить на него внимание:

— Это, конечно, прекрасно, что вы все здесь, но почему с вами нет нашего самого старшего и самого маленького члена нашей семьи, Уэли младшего?

Робинс и Питер переглянулись и в недоумении посмотрели на отца, но у Виолетты, казалось, на всё есть ответ.

— В самом начале моего перевоплощения, это был самый первый вопрос, который меня заинтересовал. Некоторое время спустя, после моей смерти, мне выпала удача поговорить с одним из старых призраков, и он мне пояснил, точнее, это была она, старая леди, лет восьмидесяти до смерти и лет девяносто после смерти. Так вот, она мне пояснила, что младенцы, которые не в состоянии позаботиться о себе сами, не могут пребывать в мире без попечительства. Поэтому малыш попадает в руки женщины, которая умерла при родах, а её ребёнок благополучно остаётся жить в мире, где люди ожидают часа более поздней смерти. Поэтому наш старший брат попал в руки женщины, о которой мы возможно никогда и не узнаем.

Виолетта замолчала. И после такого исчерпывающего пояснения все смотрели на неё, и пауза затянулась на весьма продолжительное время.

Томас предложил не ставить в известность мать о таком положении дел с Уэли младшим до того времени, пока Анна сама не поинтересуется.

Вопросов у Томаса Уэли было очень много. Они зарождались один за другим, вытягиваясь в длинную цепочку, возникая из ответов Виолетты. Конечно, Робинс и Питер также не оставались без участия, выдавая свои познания, несмотря на то, что знали не так много, как Виолетта.

Анна присоединялась к беседам своих необычных домочадцев, в основном позволяя себе расслабиться таким образом в то время, когда Коринн отправлялась на свидание к жениху, чтобы не вызвать никаких сомнений у дочери.

Спустя пару месяцев, когда приближалась свадьба Коринн, дом уже стали посещать и другие приглашаемые призраки, которые могли дать ответы на более сложные вопросы. Таким образом, в доме Уэли собиралась немаловажная информация, касающаяся всего, что могло пригодиться для последующего безопасного существования семьи Уэли в обоих мирах. Дети Томаса Уэли посещали соседние дома, выискивая призраков, которые могли заинтересовать семейство Уэли, и могли бы поведать о мире призраков любую важную информацию. Вскоре во всём городе среди призраков распространились слухи о том, что любой желающий может наведаться в дом Уэли в гости. Слухи также говорили о том, что в доме Уэли организован штаб по сбору информации по защите от злых призраков. Те призраки, которые не имели никаких данных, всё равно автоматически передавали этот слух следующим и, таким образом, находились те, кто хотя бы немного сталкивался с такими проблемами или знал что-либо косвенно.

Глава 9 Мадам Энни Мэтьюс Бейн

В один из таких гостеприимных вечеров дом Уэли посетил один очень забавный и любезный призрак старушки. Она появилась возле окна, которое выходило из кабинета Томаса Уэли. Приложив ладонь ко лбу, как бы убирая свет от глаз и пытаясь рассмотреть сквозь забрызганное дождём окно, и вглядывалась в глубину помещения. В кабинете в это время всё семейство призраков Уэли было в сборе, и Питер обратил внимание на сизый, дымчатый силуэт за окном, он переместился ближе и вежливым жестом обеих рук предложил войти пожилой женщине в кабинет. Старушка улыбнулась и проникла сквозь стекло и быстро заговорила:

— Здравствуйте! Моё имя Мэри Энни Мэтьюс Бейн. Это правда, что здесь находится штаб по сбору информации по защите от злых духов? Это дом семейства Уэли? Вы меня простите, пожалуйста, — старушка оглядела присутствующих внимательным и добрым взглядом. Увидев, что её окружают не менее приветливые глаза присутствующих, снова продолжила: — Я по поводу информации, которая, возможно, вас может заинтересовать. — И вновь оглядела всех, но теперь интригующим и лукавым, но также приветливым взглядом.

— Да, конечно! Мы рады любому нашему гостю, независимо от полезности его информации, или вообще в отсутствии таковой, — заговорил и выплыл навстречу гостье Томас Уэли, оглядывая присутствующих, ища подтверждения своих слов.

И после того как все закивали в знак согласия, он вежливо выставив ладонь кверху, указывая на свободное кресло.

Старушка вежливо наклонила голову в знак благодарности и направилась в указанном направлении. На ней была шляпа с большими кружевными полями, с одной стороны поддёрнутыми кверху, а с другой — книзу и со вспушёнными перьями, заколотыми на боку, обвисая тяжёлым пухом назад. Строгое, но лёгкое платье, соответствующее возрасту, прикрывающее ноги так, что даже не видно обуви. На изгибе локтя висит небольшой ридикюль. Эта стройная старушка присела на край кресла, как высокосветская дама, вновь оглядела присутствующих, как бы прося ознакомить её со всеми.

Томас представился.

— Моё имя Томас Уэли, я построил этот дом. Это моя дочь, Виолетта Элойз, — он указал на молодую девушку, и та в знак расположения кивнула головой. — Это мои сыновья, Питер Уэли и Робинс Уэли.

Ребята обменялись приветственными поклонами с Мэри Энни Мэтьюс Бейн. И старушка, дав всем представиться, опять быстро заговорила.

— А вы, пожалуйста, обращайтесь ко мне просто мадам Энни. Я прибыла из штата Пенсильвания из Питсбурга.

— Да? Из Пенсильвании в Калифорнию? Как же это возможно? — удивился Питер и вопрошающим взором окинул присутствующих.

— Не удивляйтесь, молодой человек, достаточно много средств передвижения в нашем мире призраков. Я в данный момент не стану перечислять их все, но лично я прибыла сюда на прямом поезде Питсбург — Сан-Диего. Это пассажирский поезд, потерпевший крушение в 1880 году под Лексингтоном. Теперь это поезд-призрак, следующий через станции Сан-Диего — Финикс — Эль-Пасо — Хьюстон — Батон-Руж — Атланта — Лексингтон — Питсбург. Правда, в Лексингтоне задерживается на некоторое время. Каждый раз, проезжая по месту крушения, он воспроизводит события того ужасного дня. Неприятное зрелище, но, что делать?! Зато когда двигается в обратном направлении, вполне обходится без этого зрелища. При жизни этому поезду приходилось проделывать весь путь в течение пяти дней, то теперь ему хватает пятнадцати часов. При этом, он может отклоняться от намеченного пути, уже по новым, недавно проложенным путям. Всё зависит от пункта назначения, согласно проданным билетам, или если необходимо подобрать пассажира на отклонённой от маршрута станции.

— Невероятно! Эта информация действительно может пригодиться, — воскликнул Томас.

— Но! Мистер Томас. Это всего лишь объяснение на поставленный вами вопрос. Хм. Неужели вам это неизвестно? — удивилась мадам Энни и оглядела молодых людей.

— Вы нас простите. У нас ситуация, которая не позволяла моим детям узнать обо всём этом. Несколько лет они провели в старой часовне на кладбище, потому что в нашем доме находится призрак, злой призрак, который был причиной всех наших бед. И после смерти моих детей он не дал обитать им в родительском доме. А я всего три месяца нахожусь в этом мире, да и то по причине, чтобы защитить свою семью от этого злодея. И у нас не было возможности ознакомиться с внешним миром призраков. Именно по этой причине мы вынуждены приглашать всех к нам в гости. И нам кажется, что многие нас понимают и идут нам навстречу, предлагая помощь, — объяснил Томас Уэли.

Мадам Энни покачала головой и прибавила:

— Я вас прекрасно понимаю. Мне доводилось сталкиваться с такими случаями, и я думаю, что смогу вам помочь.

Семейство Уэли с удивлением и с надеждой посмотрели на мадам Энни, переглянулись между собой, пожимая плечами, и вновь обратили всё внимание к человеку, подающему надежду на будущее. Мадам Энни лукаво улыбнулась. Томас Уэли от волнения взял со стола набитую табаком трубку и судорожно прикурил её. Обдав комнату сизым дымом, он увидел, как улыбка сползла с лица мадам Энни и заменила её удивлением и восторгом. И мадам Энни воскликнула:

— Вот это действительно чудо! Вы мистер Томас Уэли — призрак с большой силой воли. Призраки с вашими возможностями встречаются один раз в сто лет. Есть, конечно, призраки, умеющие двигать предметы, манипулировать ими, но для достижения таких результатов им необходимы были десятки лет. Но вытворять такое через короткий срок после своей смерти, это не вероятно!

— Невероятнее то, что папа проделывал подобные вещи, спустя несколько часов после своей смерти, — как бы хвастаясь, прибавил Робинс Уэли.

Мадам Энни следила за Томасом Уэли и, приходя в себя от восторга, задала вопрос:

— А как давно вы встречались с тем, кто, ну, в общем, послужил причиной всех ваших, так сказать, бед?

— Последний раз я его видел на следующий день после моей смерти. Ну а после… — ответил Томас, пожал плечами и продолжил: — Мы подозреваем, что он наблюдает за нами из какого-нибудь тайного места, и поэтому опасаемся говорить о серьёзных делах без утайки.

— Скорее всего, так и есть, — согласилась мадам Энни и покосилась на стены кабинета. — Видно, мадам Энни стало жутковато, и она со страхом и полушёпотом спросила: — А вы уже выяснили его происхождение и кто он такой? Вы говорили, что сами построили этот дом?

— Да, конечно, я всё выяснил. Этого человека казнили много лет тому назад на моих глазах, а виселица при этом находилась на месте этого самого дома. Он сам о себе заявил, ещё когда я был жив, признавая, что поспособствовал смерти моих четверых детей и не собирается отступаться. Следующими должны были быть моя последняя дочь и супруга. Но я принял решение помешать ему и, выпив яд, оказался тем, кем стал теперь, — ответил Томас Уэли.

Все молчали несколько минут. И мадам Энни нарушила это молчание:

— В моей семье все очень любили читать. У моей дочери Аманды есть огромная библиотека. В её доме весь первый этаж забит книгами. — Мадам Энни немного подумала и полушёпотом продолжила: — Мой муж умер десять лет назад и поселился в доме нашей дочери Аманды. Когда я пришла к нему через пять лет. Ну-у-у, известно в каком смысле «пришла». Так вот когда мы с ним встретились, он показал мне новую, собранную библиотеку, на втором этаже дома Аманды. Так вот… — Мадам Энни замолчала, оглянулась по сторонам и, призывая всех присутствующих к себе, склоняя голову, давая понять, что будет говорить, секрет. Только после того, как все склонили головы к ней, она совсем тихо продолжила: — Эта библиотека состоит из книг, пергаментов, и фресок, уничтоженных инквизициями всех времён и народов, просто погибшие книги в пожарах и морских пучинах. Мой муж, мистер Эндрю Бейн, выяснил, что все книги имеют душу, вложенную автором, соответственно, после гибели становятся книгами-призраками. Правда, с тем условием, что уничтожаются последние или единственные экземпляры. В основном, это алхимия, чародейство, гадание, астрономия, предсказания. В общем, всё, что непонятно и не соответствует понятиям живого человека.

Поделилась секретом мадам Энни. Снова оглянувшись по сторонам, заразив этим всех, что все тоже завертели головами. И снова головы собрались в один кружок, и гостья вновь зашептала.

— Сейчас я держу путь в Мексику. По сведениям от наших источников, найден тайник с пергаментами и фресками племён майя и их предшественников от ольмеков и до ацтеков, уничтоженные Испанской инквизицией, после того, как Колумб открыл Америку, а Кортес навёл порядки. По нашим сведениям в своё время их собрали и переместили из Перу, Бразилии, Колумбии, Боливии и Эквадора. Нам известно, что эти манускрипты и фолианты содержат информацию даже о жителях на озере Тики-Кака, живших там до инков. Через пару месяцев я буду держать путь домой, и буду ожидать поезда в вашем городе. Ну-у-у, и конечно, я смогла бы кого-то из вас взять с собой, посетить нашу библиотеку. Я думаю, что там вы сможете найти необходимую для вас информацию.

И мадам Энни откинула голову, говоря уже последние слова громче. Давая понять, что сказала уже всё, что хотела.

Призраки разбрелись по кабинету в задумчивости, через минуту безмолвие нарушил Питер Уэли, обрезав тишину возгласом.

— Вот это да-а-а!

И тут же Виолетта предложила свою кандидатуру для поездки в библиотеку Эндрю Бейна. Но Томас Уэли, пропустив мимо ушей возгласы детей, обратился к мадам Энни:

— Как вас благодарить за ваше предложение? Я думаю, что это именно тот случай. Это действительно то, что нам может помочь.

— Не стоит благодарностей! У вас замечательные дети. Мне приятно было скоротать с вами вечер. Но теперь мне пора в дорогу.

— Мадам Энни, а вам не проще было отправиться в Мексику из Эль-Пасо? — вставил свой вопрос Робинс.

— Нет, дорогой, меня подкинут к побережью, а там идут по морю суда, мне необходимо на полуостров Нижняя Калифорния, Южная в Сан-Лукас. Там я и проведу в поисках пару месяцев, — ответила мадам Энни и, попрощавшись, направилась к тому месту, через которое вошла.

Обернувшись напоследок, она подарила ещё раз свою улыбку, и исчезла за стеклом, заскользив вдоль улицы.

Некоторое время семейство призраков Уэли, после ухода мадам Энни, оставалось в оторопевшем состоянии. После чего долго обсуждали предложение, решая вопросы поездки в библиотеку Эндрю Бейна. Спорили, возражали, предлагали, снова спорили. Каждый понимал, как много времени необходимо для того, чтобы приспособиться к жизни в мире призраков. Но основной целью всех было, конечно, защитить сестру и мать от козней этого Джима Робинзона.

По большей части, всех волновал вопрос об исчезновении Джима Робинзона и о том, что он может предпринять в адрес своих вероятных будущих жертв.

Глава 10 Свадьба Коринн и Стивена приближается

Наступил март. Солнышко слепило глаза, погружая сознание в сладкие грёзы. Грудь наполняется лёгким весенним воздухом. Несмотря на то, что зима в этих краях не холодная и, тем не менее, природа просыпалась, заставляя человека переживать чувства, переполненные чем-то новым и свежим. Может быть, надеждами на возрождение не только природы, но и подсознательно чувствуется ожидание чего-то нового, и кажется, что-то должно измениться в жизни к самому лучшему. Сердце переполнено радостью и ожидает от новой весны душевного упоения.

Вместе с весной приближалось венчание Коринн с её женихом Стивеном Сельвестри. Счастливая Коринн была без ума. Она готовила наряд невесты с таким воодушевлением, что, казалось, земли нет под ногами.

Но вот стало происходить что-то невероятное. Её жених постепенно становился холодным и неприветливым. Стали замечаться в его отношениях к невесте недоверие и сомнение в том, что правильно ли он поступает. Так уж необходимо связывать свою судьбу именно с Коринн Лилиан?

Мать стала волноваться и немедленно уведомила Томаса о том, что происходит что-то неладное. Таким образом, после очередного собрания призраков семейства Уэли в присутствии Анны было решено произвести разведку. Питеру было необходимо проникнуть в дом жениха Коринн и проследить, что же происходит. И решение было правильным. В первый вечер разведки было замечено присутствие Джима Робинзона в покоях жениха.

Питер Уэли проник в дом Стивена и первым делом определил место расположения спальни. Изучив обстановку, нашёл замечательное место в нише между двумя платяными шкафами. Ниша была оборудована книжными полками, где, по всей видимости, книги стояли, кажется, лишь для украшения, судя по слою пыли на них.

Было понятно, что Стивена не увлекало чтение, небольшая библиотека — лишь прикрытие, создание иллюзии.

Известно, что Джим Робинзон был вообще неграмотным, а для такого человека или призрака куча книг на полках не имеет ни- какого интереса и не привлекает никакого внимания. Питер устроился в книжных рядах и стал ждать.

Лунный свет проникал через окно спальни Стивена и ложился по комнате, разделяя её на две половины. Часы в соседней комнате пробили одиннадцать часов вечера, и в комнату вошёл хозяин в длинном ночном балахоне и белом чепце с бубенчиком на макушке. Через четверть часа Стивен уже похрапывал на подушке. А ещё через четверть часа в комнате появился тот, кого и ожидал встретить Питер. Призрак Джима Робинзона проник в комнату через стену прямо с улицы. Он завис прямо возле кровати и оглядел пристальным взглядом спальню. Как Питер и ожидал, по книгам он прошёл лишь небрежным взглядом, но внимательно осмотрел шкафы с подозрением, и казалось, что он вот-вот заглянет в них. Но всё-таки не стал этого делать, прислушиваясь к тишине, которую резало сопение и похрапывание Стивена.

Убедившись в безопасности, Джим Робинзон склонился над головой Стивена и стал шептать что-то несвязное и непонятное.

Питеру пришлось напрячь слух, чтобы расслышать этот шёпот. После нескольких фраз, произнесённых Джимом, Стивен умерил сопение и перестал храпеть. Было заметно, как он сквозь сон стал прислушиваться к шёпоту с интересом. И после того, как воцарилась полная тишина, стало отчётливо слышно, что говорит Джим Робинзон. Питер прислушался и был повержен в шоковое состояние от речи противника, а тот, в свою очередь, не подозревая, что за ним наблюдают, продолжал:

— Твоя жизнь на грани разрушения. Ты будешь проклят, если женишься на Коринн Лилиан. Она изведёт тебя. Она не даст тебе жизни. Коринн — это чудовище в женском обличии. Твоя жизнь висит на волоске. Ты знаешь, что в её семье нет ни единого лишнего цента. Она хочет отобрать твоё имущество. А ты будешь отравлен или убит её любовником. Тебя ждёт беда сразу после венчания. Не-е-е-т, не будет тебе счастья с этим демоном. Беги от неё. Брось её. Коринн околдовала тебя…

Питер с ужасом слушал весь этот бред и понимал тактику Джима Робинзона. Действие на подсознание. Стивен утром проснётся и, зная, что ему никто ничего не говорил, а в подсознании будет заложен страх перед Коринн, страх к венчанию, страх за своё будущее. Его отношение к Коринн меняется, независимо от реальной ситуации. Подсознание выталкивает наружу то, что заложено в состоянии сна, как под действием гипноза.

Джим Робинзон продолжал давить на подсознание Стивена, шепча весь этот бред. И так продолжалось, пока часы в соседней комнате не пробили четыре часа утра. После чего Джим отпрянул от головы несчастной жертвы, с ухмылкой посмотрел на вымученное лицо Стивена и быстро покинул дом. Следом и Питер выплыл из укрытия и взглянул на лицо Стивена, на котором читался ужас, увиденный во сне. Но, наверное, после прекращения сеанса подсознательного внушения, лицо спящего постепенно стало принимать умиротворённый вид. После послышалось сопение, и следом похрапывание.

С ужасом в осознании от того, чему был свидетелем, Питер покинул дом Стивена и поплёлся в задумчивости в семейное гнездо. Так, незаметно для себя, он добрёл до дома и проник прямо в кабинет отца.

— Ну и что расскажешь, сынок? — спросил Томас у Питера, видя озадаченное лицо юного разведчика.

И только теперь Питер пришёл в себя. Присаживаясь на стул, чтобы его видели все, выдержав многозначительную паузу, он поведал о том, чему был свидетелем.

— Я думаю, что у Коринн со Стивеном свадьба не состоится. Джим Робинзон вытворяет такое, что в голове не укладывается. Моё мнение — это тот же метод, которым он уничтожил Виолетту и Робинса. То же, что он проделал с теми, кого заставил убить меня.

— А можно точнее? — спросила Виолетта.

И Питер уточнил.

— Джим Робинзон в течение пяти часов, сидя над спящим Стивеном, шептал ему в ухо о том, что Коринн специально хочет выйти замуж за него, потому что хочет завладеть его состоянием, а после убить его со своим якобы любовником. Что Стивену грозит опасность. Что она не достойна его и всё в таком духе.

Когда Питер поведал обо всём, в кабинете повисло безмолвие. Казалось, целую вечность завоевала тишина. Все были поражены рассказом Питера, но никто не мог ничего ни предложить, ни прокомментировать, но все понимали, что это значит и, чем всё может закончиться.

Так и просидели в безмолвии до восьми часов утра, пока в кабинет не вошла Анна.

— Милый, вы здесь? Как обстоят дела? — обратилась она к Томасу.

Анна присела в кресло и, ожидая от Томаса знака, стала прислушиваться. Томас взял за привычку прикуривать трубку, когда приходилось общаться с Анной, что он проделал и в этот раз. Анна обнаружила источник дыма и обратила на него свой взор и стала ожидать. Томас сделал несколько затяжек и заговорил.

— Анна! Мы тут, а точнее, Питер сегодня ночью был у Стивена дома и видел, что там происходит. Я могу с уверенностью сказать, что история с Джимом Робинзоном продолжается. Он не успокоился и взялся за старое.

После чего Томас пересказал историю, рассказанную Питером. Анна прикрыла рот руками и с ужасом в глазах, выслушала, не перебивая, а после запричитала:

— Необходимо спасать парня. Надо что-то предпринимать. Я уверена, что ты, Томас, что-то обязательно придумаешь. Нельзя просто так всё оставлять, Томас?!

— Успокойся, милая, мы обязательно что-то придумаем. Хм. — Томас задумался на мгновение и продолжил: — Глупо, конечно, будет, если ты сама попытаешься поговорить с Коринн или со Стивеном. Разумеется, они тебя сочтут за безумную. И к тому же я заметил, что Коринн и так уже с недоверием смотрит в твою сторону. Она стала замечать твоё частое посещение кабинета. К тому же, я полностью уверен в том, что она думает о твоём пристрастии к трубке с табаком. Может быть, пора Коринн посвятить в наш секрет. Считаю, таким образом мы сможем открыть ей глаза на то, что происходит.

Виолетта тут же возразила:

— Но какой в этом смысл? Главная задача — известить об этом самого Стивена, пока он не наделал никаких глупостей. А если просто прийти к нему и заговорить об этом, то он точно решит, что сошёл с ума и тогда неизвестно, чем это вообще закончится?! Или если Коринн придёт к нему и расскажет всю эту историю, то он уж точно подумает, что она хочет его свести в могилу и уже делает к этому предпосылки. Я считаю, действовать необходимо очень осторожно и предусмотрительно.

Анна, выслушав Виолетту, спросила:

— Ну и что же нам делать в таком случае?

— Понятия не имею, что нужно делать, но делать что-то необходимо, — с досадой проговорил Робинс, ухватив в отчаянии со стола отца двадцатиграммовую гирьку для весов и, перебрасывая её с руки на руку, как это он делал при жизни каждый раз, когда эта гирька попадалась ему на глаза. Он переместился к окну, всматриваясь в прохожих на улице. В кабинете наступила тишина. Все замолчали, заметив неосознанные манипуляции Робинса и, в то же мгновение Томас приложил палец к губам, давая понять Питеру и Виолетте, чтобы никто не спугнул мальчика.

— А знаете? Ведь я сам поймал себя на том, что двигаю предметы, не осознавая того, и подсознательно заставил себя не думать о том, что делаю. Но несколько раз всё-таки ронял предметы, когда начинал понимать, что делаю это, — как между прочим, проговорил Томас.

Робинс обернулся к отцу и в недоумении посмотрел на него.

— Да, да, мой мальчик, это было именно так, — с усмешкой сказал Томас.

— Но, кажется, мы говорили сейчас на другую тему? — в недоумении проговорил Робинс. — Причём здесь это.

И Робинс поймал взгляд отца, и понял, что тот, с лукавой улыбкой, внимательно наблюдает за его манипуляциями, которые производил сам Робинс, не осознавая того. После скользнул глазами на Виолетту и Питера, которые также лукаво улыбались. Также заметил, что и мать наблюдает за тем, как гирька ловко скачет в воздухе. После чего опустил взгляд на свои руки и, заметив маленький блестящий предмет в своих руках, тут же обронил его на пол. И все дружно и весело засмеялись от глупого и недоумевающего выражения Робинса. После того, как он до конца осознал то, что произошло, сам залился смехом.

— Ничего страшного, — поддержал его Томас. — Теперь ты этому наверняка научишься. Даже мать видела то, что ты нам показал.

Робинс в порыве радостного настроения переместился к матери, взяв её за руку и приблизив к ней щёку, проявил самые нежные чувства. Анна, оторопев от неожиданности, и на несколько секунд поняла, что происходит, после совсем залилась слезами. В изумлении, все перестали смеяться, понимая, что произошёл ещё один очень важный факт.

— По всей видимости, чувства волнения творят чудеса, — сделал вывод Томас и заключил: — Со мной тоже происходило именно в порыве волнений и безысходности. — Немного помолчав, продолжил: — Ну что же, теперь наши силы только удвоились, и это замечательно. Можно подумать и о том, что необходимо делать дальше.

— Я удивляюсь тому, что мы столько времени вместе, а до сих пор ни разу не попытались выяснить… — заявила Виолетта. — Можем ли мы воздействовать физически между собой?

— А ведь действительно! — подтвердил Питер.

Он подошёл к Виолетте и попытался ухватиться за её руку, и они слились в единое облако, и ни один из них не ощутил никакого воздействия друг на друга. Их руки проходили сквозь руки друг друга, как будто смешивались два дымных облака. После такой попытки Питер переместился на прежнее место и задумался.

— Что происходило, когда Джим Робинзон не пускал вас в дом? — спросил Томас Уэли. — Как всё происходило? В чём заключалось то, что вы не могли попасть домой?

— Ничего не происходило, — ответила Виолетта. — Он просто напугал нас, сказал, чтобы мы убирались из дома, и добавил, чтобы мы даже не пытались проникнуть обратно. Что он установит защиту вокруг дома, и мы не сможем проникнуть обратно, как бы не пытались. Но я только теперь понимаю, что это было всего лишь психологическое воздействие, блеф.

— М-да. — протянул Томас. — Как же быть?

— Я думаю, что необходимо поступить просто. Например, я с Робинсом, коль он проявил свои возможности, будем дежурить у Стивена по ночам. При этом будем оставаться в поле зрения. Думаю, что тот не осмелится в нашем присутствии прибегать к каким-либо действиям, — предложила Виолетта.

— Ну, что ж. Я думаю, это хороший план. Во всяком случае, стоит подумать, — согласился Томас.

Он как бы, между прочим, переместился к окну, наклонился, поднял гирьку, уроненную Робинсом, и, не привлекая ничьего внимания, приблизился к нему. Глядя сыну в глаза, продолжил диалог как бы в задумчивости: — Так мы и поступим. — Взяв руку Робинса, положил в неё гирьку и закрыл его ладонь, показывая этим самым, что один призрак может прикоснуться рукой к другому призраку, применяя при этом физическое воздействие.

Робинс в недоумении открыл ладонь, и увидел в ней предмет, ставший причиной открытия своих возможностей, осознавая при этом, что спокойно может удерживать его в руке.

Глава 11 Зеркало

Первая ночь в спальне Стивена дала свои результаты. Проведя в беседах и размышлениях, Виолетта и Робинс, не заметили никакого присутствия посторонних. Стивен провёл, наверное, первую замечательную ночь за последние несколько недель. Призраки наблюдали за пробуждением парня. Они сразу заметили разницу между его настроением прошлого дня и сегодняшнего утра.

В течение дня Анна украдкой заглядывала в кабинет и информировала о поведении Стивена. Всё шло замечательно и в течение последующих дней. Коринн вновь обрела уверенность и радовалась жизни, как ребёнок. Стивен расцвёл и перестал задумываться и сомневаться. День венчания близился. Робинс дежурил у Стивена то с Виолеттой, то с Питером, а иногда на дежурство они отправлялись и втроём.

В одно из таких дежурств, накануне свадьбы, они втроём сидели у Стивена в спальне. Расположившись на полу, в круговую друг перед другом и слушая очередную историю Виолетты, охраняя сон жениха. Как истинная охрана, они внимательно «проходились» взглядом по стенам и шкафам, высматривая противника.

— И вот когда индейцы достигли озера Титикака, увидели на противоположном берегу строения древнего покинутого города Тиванака. И вождь объявил: «Это город, покинутый племенем, поклоняющимся богам Виракочи…», — рассказывала очередную историю Виолетта.

В это время Питер заметил какое-то движение возле зеркала, но, вида не подавая, осторожно подал знак Виолетте, чтобы та продолжала свой рассказ, не обращая внимание на то, что будет происходить. Питер проплыл к окну и выглянул, делая вид, что страдает от скуки. После начал перемещаться вдоль стены по направлению к зеркалу.

— Виракочи покинули эту землю, оставив людей на верную гибель за то, что те стали себя приравнивать к богам…

Питер двигался, не спеша, рассматривая фотографии на стене, предметы на полочке, запылённые книги на полках между шкафами.

— Люди, имеющие большое состояние, говорили: «Мы богаты и могущественны настолько, что скоро боги придут поклоняться нам…», — продолжала Виолетта.

Питер подошёл к зеркалу и посмотрел в него. Не видя в нём своего отражения, он как бы от любопытства заглянул вовнутрь пустого окна зеркала, и лицом к лицу встретился с Джимом Робинзоном.

— «Когда Виракочи узнали об этом, то их гнев привёл людей к гибели. Вода отошла от города. Поля стали высыхать. Голод и засуха. Рыба исчезла из озера. Холмы опустели от растительности. И вот теперь наши боги поселились в этих местах», — говорил вождь индейцев. — «И вы видите, как образовалась плодородна земля. Теперь наше племя будет жить на этих землях. Теперь племя великих инков займут почётное место…», — рассказывала Виолетта, украдкой поглядывая на Питера.

Питер невозмутимо двинулся в зеркальный проём, и, резко обогнув Джима Робинзона, бесстыдно вытолкнул его за пределы зеркала. Джим в испуге выскочил на середину спальни и оказался между Виолеттой и Робинсом. В это же мгновение его поджал и Питер, отрезая путь к отступлению. Ничего не говоря, ребята стали вытеснять его за пределы спальни. Джим Робинзон в испуге пятился к окну и когда достиг пределов дома, оказавшись на улице, пустился наутёк, под весёлое улюлюканье детей семейства Уэли.

Понимая, что Джим Робинзон уже не вернётся в дом Стивена, они всё равно решили оставаться до утра. Ребята не стали рисковать, оставляя Стивена в одиночестве накануне торжества.

Усаживаясь каждый на своё место, с весёлым настроением, Виолетта продолжила повествование о Виракочи, об уничтоженном племени инков, и обо всём, на что могла открыть глаза документация, за которой отправилась старушка Мэри Энни Мэтьюс.

Утром Виолетта, Питер и Робинс, убедившись, что Стивен в прекрасном расположении духа, поспешили домой с прекрасными новостями.

Томас и Анна поджидали их в кабинете и после того, как мать, ободрённая прекрасными новостями, отправилась помогать дочери в подготовке к венчанию.

Виолетта, как любая девушка, которую интересуют наряды и различные приготовления к свадебной церемонии, возложила на плечи братьев рассказ о происшествии в доме Стивена, и отправилась в спальню Коринн, наблюдать за самым интересным, в женском понимании, процессом.

Братья в подробностях описали всё, что произошло нынешней ночью в спальне Стивена. Во время рассказа Питер осознал, что произошло между ним и Джимом Робинзоном. Он понял, что смог физически воздействовать на противника, когда выталкивал того из зеркала. Они пришли к выводу, что нет ничего невозможного.

Выслушав внимательно всю историю, Томас объявил, что когда закончится вся церемония, они соберутся все вместе и обсудят эту историю с зеркалом. Но отправить кого бы то ни было в спальню Стивена они не смогут.

— Но почему? — в один голос возмутились Робинс и Питер, — а, что, если… — В тот же момент, осознав всю нелепость, они осеклись, поняв причину.

— Ну, конечно! Первая новобрачная ночь, — с улыбкой ответил сам себе Питер. — Кажется, молодожёнам всё равно будет не до сна. И боятся тут нечего.

— А мы тем временем постараемся разрешить эту проблему, — с энтузиазмом воскликнул Робинс.

— Вот и прекрасно, а теперь давайте понаблюдаем, что там подготовила ваша мама и сестрёнка.

И они отправились сквозь стены, устремляясь к парадному выходу дома Уэли.

Глава 12 Венчание

Вереница экипажей, украшенных цветными лентами, с белыми лошадьми и нарядно одетыми кучерами, подкатила к дому Уэли. Толпа зевак собралась со всех прилегающих кварталов, чтобы посмотреть церемонию провожания невесты из родительского дома. Из первой шикарной, с открытым верхом кареты вышел жених, в чёрном костюме, лаковых штиблетах, высоком цилиндре, чёрной тростью с золотым набалдашником в виде змеи, обвивающей трость в верхней её части и белых перчатках. Люди галдели, обсуждая происходящее.

Призраки Уэли видели, что улица наполнена не только людьми, но призраками, обитающими по соседству, которые также пожелали не обделить своим вниманием происходящее событие. Томас огляделся и при каждом встречающемся взгляде призраков приветственно наклонял голову в знак приветствия. Он внимательно осматривался, в надежде всё-таки не встретить неблагоприятного гостя Джима Робинзона, понимая, что этот невежда может затеять какую-нибудь неприятность. Но всё было спокойно.

Невесту вывели из дому. Белоснежное платье, белые перчатки, кружевная вуаль была продолжением фаты, которую разделяла серебряная диадема, усеянная прозрачными, играющими на солнце всеми цветами радуги, хрустальными камешками. На некоторое время гул на улице прекратился. Больший интерес к невесте проявляли девушки и женщины, глядя с воодушевлением и обожанием. Осыпая невесту серебряной монетой, перемешанной с пшеном, мать благословляла дочь и, давая последние напутствия, взяв её за руку, подвела к жениху. Передав руку дочери в руку жениха, Анна обняла и поцеловала Стивена, расплакалась, понимая, что отдаёт самое дорогое и единственное, что у неё осталось. Толпа заохала, и после все зашушукались, с сочувствием и пониманием. Всё это время Томас находился рядом, так же, как Анна, благословил молодожёнов, и пожелал в душе лучшей участи в жизни.

После всех необходимых церемоний, Стивен, в окружении почётных свидетелей, своих друзей и подруг Коринн, препроводил невесту к экипажу. С помощью маленьких пажей, мальчика и девочки лет шести, которые помогали нести фату, усадил невесту на предназначенное для неё место и устроился рядом. Пажи заняли место на ступенях экипажа, держась одной рукой за поручень, а в другой руке держали маленькие букетики цветов.

Приглашённые в церковь для церемонии венчания гости, свидетели и родственники заняли остальные экипажи. Свадебный кортеж сдвинулся с места и тихонько покатил по улицам Сан-Диего. Соседи и зеваки махали вслед, выкрикивая пожелания, а мальчишки и девчонки бежали, радостно улюлюкая, следом. Призраки Уэли тоже отправились за ними.

Возле церкви их встречала не менее приветливая толпа народа. Каждый встречающий старался протолкнуться вперёд, чтобы всё увидеть первым и передать стоящим за спиной. Ликующими аплодисментами и выбрасываемыми вверх шапками встретили они молодожёнов. Крики приветствия не утихали, пока виновники торжества не скрылись за воротами святилища, после чего гости направились следом. Шум и гам постепенно затихали. Церемония началась, но призраки Уэли предпочли оставаться за пределами храма, поскольку не знали, могут ли они посещать, в своём нынешнем положении, святыню.

Уэли дожидались на улице, наслаждаясь весенним солнышком, оглядывая прохожих и толпу детишек, дожидающихся конца церемонии, когда будут раздавать сладости и монеты.

Неожиданно, в ясном весеннем небе пронеслась огненная лента, и воздух насытился запахом серы. Призраки поняли, что огненную ленту видели только они, а взору людей этот феномен не был доступен. Через несколько мгновений огонь вновь приблизился. Он метался вдоль улицы, и призраки Уэли успели рассмотреть это чудо. Огненная лента приближалась в их сторону, и когда поравнялась с ними, замедлила движение, давая возможность призракам Уэли рассмотреть себя. Это была не лента, а огненный юноша из ало-голубых языков пламени. В этот же момент из дома, на противоположной стороне дороги, выплыл призрак престарелого мужчины в ливреи до колен и в парике.

— Пополам! — крикнул он огненному юноше и застыл в ожидании чего-то.

Семейство призраков Уэли наблюдали за происходящим в изумлении и недоумении. Тем временем, огненный юноша приблизился к призраку, который выкрикнул странную фразу, и из огня сотворил мешок, по всей видимости, наполненный зерном, тут же из огня появился кувшин с молоком. Огненный мальчик поклонился призраку из дома и метнулся вдоль улицы, снова образуя за собой огненную ленту, и исчез за поворотом в нескольких кварталах от места происшествия.

Томас Уэли не растерялся и приблизился к призраку, обратившему на себя внимание таким интересным способом, пока тот не исчез в глубине дома и поинтересовался.

— Я прошу прощения, уважаемый. Вас не затруднит объяснить, что… гм, что, это, собственно было?

— Что? — отозвался собирающийся исчезнуть за стеной дома призрак и обернулся. — А-а-а, это. Э-э-э.

— Томас Уэли и мои дети! — представился он и указал поочерёдно на остальных своих спутников: — Виолетта, Питер и Робинс.

— Бил! Я это, зовут меня Бил! — ответил призрак. — А это. Да ну это призрак Драк или по-другому Крат, но только Крат носит почту.

Призраки внимательно слушали, не перебивая и не задавая никаких вопросов. Они дали возможность высказаться призраку Билу, потому что тот и так не умел говорить быстро и связно. Ребята своим выражением и кивками головой давали понять, что крайне заинтригованы его рассказом, и Бил поведал им следующее.

— Это эти, Домашние фейри. Они это передвигаются по воздуху в виде этих, ну вы видели, как огненные ленточки. В общем, они ничего, хорошие! Они это, таскают своим хозяевам покушать. Ну, там, это, э-э-э молоко, ну там зерно. Как вот видите, э — э — э яйца там, ну и всякую съестную всячину. Ну и вот. Они это, становятся хорошими друзьями, этих, хозяев дома. Они даже как-то братаются, или это скрепляют свои отношения, э-э-э, ну, в общем кровью. Я, правда, не знаю, как они это делают. Ну, в общем, это. Краты и Драки должны смотреть там за хозяйством, э-э-э ну за коровами там. Это, э-э-э ну мало ещё зачем, чтобы это, покушать всегда дома было. А тот, человек, с которым они это. Э-э-э, друзья, должен его кормить, и относиться к ним это, ну уважать должен их. Но-о-о, если тот, кто это, ну там обидит его. Этого значит Крата, ну, в общем, он это, может сжечь дом этого, который его, в общем, обидел. И эти как их, Краты, так быстро летают, что это, э-э-э могут за несколько секунд переместиться, туда, ну аж за несколько миль, вот. Ну а-а-а это. Э-э-э, если вы его заметили, то это. Если крикнете, это, «пополам». То он с радостью с вами поделится этим, ну тем, чего он там добыл. А я вот, это э-э-э, знаю, когда он это, ну будет лететь с добычей. Он это, каждую эту, ну неделю, в одно и то же время, это, ну значит по субботам. Вот… — Бил закончил и махнул, в сторону церкви. — А там, это, наверное, твой сынок, или это, дочурка?

— Да это моя дочь выходит замуж, — с улыбкой ответил Томас.

— Ну, что ж. Это, поздравляю! Ну, я это, я пошёл. Будьте здравы ваши эти, как их, молодожёны.

Бил поднял руку в знак прощания и, повернувшись, исчез за стенами дома.

В то же время из ворот церкви показалась молодая пара в сопровождении свидетелей и пажей. За ними следовали приглашённые гости. Пажи разбрасывали монеты, а старухи раздавали детворе сладости. На ступенях храма невеста повернулась лицом к храму, а незамужние подружки поспешили вниз, и… Невеста бросила букетик весенних цветов через правое плечо и — и…. Уже одна девушка с пойманным букетиком в руках радостно завопила от счастья.

Так этот день прошёл замечательно. После всех церемоний, Стивен и Коринн отправились туда, куда и полагается отправляться молодожёнам. А наши герои-призраки собрались с радостным воодушевлением, что всё прошло, как нельзя лучше, заскользили вдоль по улице сопровождать Анну до дома и при этом принялись обсуждать пройденный день и происшествие с огненным юношей и о рассказе, который поведал им старый Бил. Анна тем временем шла в окружении призраков, не молодая, но стройная худенькая женщина, в нарядном платье и с букетом цветов на изгибе руки наперевес. В её глазах прохожие могли наблюдать искры счастья и радости. Она шла и улыбалась сама себе.

Глава 13 Замечательный выход из положения

После свадьбы Коринн, призраки Уэли стали свободно общаться с Анной в любом месте дома, не опасаясь быть застигнутыми врасплох.

Молодёжь периодически посещала дом Стивена, опасаясь, что Джим Робинзон вновь возьмётся за старое, но казалось, что тот исчез и никому больше ничего не угрожало.

В самом начале лета вернулась из поездки мадам Мэри Энни Мэтьюс.

— Добрый вечер, мои дорогие! Я в Сан-Диего всего на пару часов, — проникая сквозь стену, и в этот раз без приглашения, обратилась к хозяевам внезапно появившаяся мадам Энни. — Поэтому сразу о главном. Первое — поездка моя была не совсем удачной. Место, где спрятаны сокровища, о которых я вам рассказывала, нашлось. Но к моему величайшему сожалению, не смогла проникнуть туда. По всей видимости, на это место наложены какие-то чары или заклинания, а средство проникновения туда знает только хранитель тайны. Но хранителя, увы, разыскать мне не удалось. — Мадам Энни осмотрела присутствующих, у которых был изумлённый от неожиданности вид. Она заметила Анну, с которой ещё не была знакома, но о которой заочно уже слышала. — А это, как, я понимаю, хозяйка великолепного дома Уэли мадам Анна. Ну, что же вы, Томас, представьте меня, пожалуйста, вашей очаровательной супруге!

— Анна! — заговорил Томас. — У нас в гостях мадам Мэри Энни Мэтьюс. Я тебе уже рассказывал о ней.

— Да, конечно! — ответила Анна, вставая с кресла и как бы пытаясь увидеть невидимое. — Вы из библиотеки Эндрю Бейна из Питсбурга.

— Часы, — помог Анне Робинс, давая понять, куда смотреть.

— Спасибо, сынок! — и Анна направила взгляд в сторону часов. — Я очень рада, что вы нашли время посетить наш скромный приют.

— Прелестно, милочка! — ответила мадам Энни. И посмотрела с обожанием на Робинса.

И Робинс, в свою очередь, поцеловал руку мадам Энни.

Томас посмотрел на Питера и знаком предложил продемонстрировать свои способности. И Питер приблизился к мадам Энни и, как джентльмен, тоже коснулся губами руки мадам Энни, от чего она была в восторге.

— Это восхитительно! — залепетала она. — У вас просто замечательная семья. Мне кажется, вы все необыкновенно одарённые. — Она вздохнула, и под видом впечатлительности сказала: — Ребята! У вас просто прекрасное будущее. — И после ещё одной короткой паузы опять быстро заговорила. — Ну, в общем, так! Мне уже пора отправляться. Мой поезд через четверть часа. Теперь к делу. Я познакомилась с одной юной и очаровательной леди, призраком, которая прибыла к нам из Европы. Она рассказала мне один обычай. У них там принято закрывать зеркала, чтобы призраки не уходили в зеркало, и не терялись в них. Не знаю, как это может вам помочь, но поэкспериментируйте, может быть, это вам что-то даст. Теперь у меня есть предложение взять с собой Виолетточку, поскольку я слышала, что девочка очень любила при жизни читать и обладает хорошей способностью мыслить и учиться. Пару недель я буду копаться в библиотеке мужа, и Виолетта может воспользоваться этим временем, чтобы почерпнуть для себя что-то новенькое, что может впоследствии вам пригодиться.

— Нам необходимо подумать, — озадаченно ответил на такое неожиданное предложение Томас.

— О чём это вы собрались подумать, Томас? Может быть, переодеться и вещи собрать? — Возмутилась мадам Энни. Она указала в сторону вокзала, и с недоумением посмотрела на Виолетту, давая понять, что думать нет времени. — Поезд ждать не будет, а следующий отправляется только через сутки. — И добавила: — Милые мои, через две недели вы увидите своё сокровище в том же состоянии, в каком доверили мне.

Виолетта в испуге подскочила и последовала за уходящей мадам Энни. А мадам Энни обернулась и попрощалась.

— Пока, мои милые, через две недели встретимся.

Она выскользнула на улицу, подгоняя Виолетту. А в гостиной дома Уэли все сидели в восторге и недоумении от происшедшего, смотря друг на друга.

Так тишину никто не нарушал в течение целого вечера, и только после того как Анна отправилась в свою спальню, Питер и Робинс молча разбрелись по дому, чтобы отдохнуть и подумать о событиях прошедшего вечера. Томас отправился в дом Стивена посмотреть обстановку.

Дорогой он думал о сказанном мадам Энни, по поводу зеркала и занавески.

Несколько дней Томас крутился возле зеркала и о чём-то рассуждал. На исходе третьего дня он собрал всех в гостиной возле большого зеркала и заявил:

— Анна! Я хочу попросить тебя найти кусок чёрной материи, чтобы накрыть зеркало.

А сам несколько раз вошёл в зеркало и обнаружил, что войдя в него, он не может пройти сквозь стену за зеркалом. Зеркало — это отражение реального мира и в нём прекрасно можно жить и быть никем не замеченным. Своими мыслями Томас поделился с сыновьями.

Анна принесла чёрную бархатную скатерть и в недоумении стала ждать следующих указаний.

— Теперь я войду в зеркало и буду оставаться в нём в течение нескольких минут и посмотрю, что произойдёт. И он в одно мгновение оказался в зазеркалье. Анна накрыла зеркало и стала ждать.

А в это время Томас ощутил полное отсутствие мира. Ему казалось, что всё вокруг исчезло. Страх охватил его и он попросил, чтобы сняли занавеску. Но мёртвая тишина ответила ему. Томас находился в невесомости между ничем и надеждой, что скоро Анна откроет занавеску и всё встанет на свои места. Эти несколько минут тянулись, казалось, целую вечность. Но наконец к нему проник луч света, отделяющий ничто от реального мира. Занавеска медленно, медленно сползала с зеркала. Томас почувствовал огромное облегчение, когда со светом услышал голоса Анны и ребят. Он обнаружил, что находится не возле входа в зеркало, а почти на улице зеркального мира, и поспешил к выходу в зеркало. По пути попытался выйти в зеркало в соседней комнате. И, на удивление, он не мог этого сделать, так как зеркал там нет. Томас появился в гостиной и поведал о своих ощущениях в зазеркалье.

— Это, конечно, не выход из положения, — сделал вывод Томас. — Так можно просто убить человека второй раз, пусть, даже если он и призрак, и злодей. Может быть, ещё удастся его переубедить и… Аннушка, милая, давай-ка, поищи, что-нибудь более прозрачное, но тёмное.

Анна отправилась на поиски, а Томас поинтересовался у сыновей, слышали ли они его голос, когда он просил убрать штору. И те, пожимая плечами, переглянулись и отрицательно покачали головами. Анна принесла чёрную, полупрозрачную, газовую косынку и показала, разложив её на своих ладонях.

— Отлично! — воскликнул Томас и снова проник в зеркало. — Только давайте ограничимся десятью секундами.

И Анна занавесила зеркало платком, которого хватило как раз, чтобы спрятать резную раму. И как было уговорено, через десять секунд сдёрнула занавеску. Томас спокойно стоял и размышлял.

— Теперь закрой ещё раз и постарайтесь пошуметь, но одёргивать не торопитесь, и продлим моё заключение на минуту.

Томас Уэли вновь оказался в тени от всех, он пытался расслышать шум из гостиной, но за занавеской стояла тишина. Он огляделся и смутно различил очертания отражения комнаты. Теперь такого страха не было. Он попытался сам покричать, и вот когда занавеска откинулась, Томас с облегчением покинул зазеркалье и с улыбкой сказал:

— Вот теперь мы сможем первое время скрывать от Джима Робинзона наши тайные разговоры, и не бояться говорить вслух всё, что нам необходимо. А я пока подумаю, что можно сделать, чтобы избавиться от него.

Теперь при приёме гостей семейство Уэли просто занавешивали зеркала и говорили свободно и не принудительно об интересующих их проблемах. Томас стал постепенно обучать ребят тому, чему научился сам, и учился тому, чего достигли они.