— Что точно ты видел по моей судьбе? Я имею ввиду…
— Я понял, что ты имел ввиду, — неожиданно он обратился ко мне, как ко мне, настоящему. — Златовласая красавица Бэлсирифь, дочь чародея, почти всегда отдает свое сердце другому. Но вот если бы ты не поспорил тогда с начальником стражи в Заброшенном Форте рядом с Восточными Дюнами, то бы мог теперь занимать должность одного из личных гардов Старшего Мастера Рун при самом Матриархе, а не прозябать на далекой границе.
— Мне нравится то, что я делаю, — с пылом возразил я. — И да! Меня интересовала лишь Бэлсирифь… Так значит, по-другому быть не могло? Ну что ж, такова судьба… — Я попытался и виду не подать, как был огорчен подобному ответу.
— И нечего на судьбу пенять, — строго и поучительно продолжал мой собеседник, выйдя из оцепенения. Оторвав-таки взгляд от окна, он мельком взглянул на меня и вновь принялся за свои наставления: — А ведь я постоянно твержу тебе, что большинство проблем себе создаешь в этой жизни ты сама. Самонадеянная, непослушная, дерзкая… Блин, но за это-то я тебя… — Вдруг он осекся и посмотрел на меня так нежно, что я вновь почувствовал смущение каждой клеточкой тела. — Если бы ты внесла в ее алгоритм хотя бы пятьдесят процентов (то есть половинный шанс) вероятности влюбиться в тебя, а не пять или шесть, как ты, наверняка, и сделала…
— К дьяволу твои алгоритмы! — Я соскользнул на пол и, усевшись рядом, уставился на него с такой беспредельной мольбой в глазах, что теперь уже он не смог выносить этот мой взгляд. — Просто скажи… — мой голос дрожал, как струна. — В этой моей жизни, в мире Айрамара, есть хоть один, путь бы и самый ничтожнейший шанс, чтобы она была со мной?
Мной овладело отчаяние сродни тому, что мог бы испытать человек, говорящий с божеством, способным ответить на все его вопросы, но в течении лишь одной минуты. Я глядел на своего собеседника, как на спустившегося ко мне с далеких небес бессмертного покровителя.
— Теоретически, да, — ох уж этот нехитрый, но такой сложный язык. — Но создала ее образ не ты, а разработчики: кто знает, какие параметры симпатий и антипатий они ей прописали. Может, она реагирует на цвет подаренных ей цветов, или на особую морщинку в уголке губ, которая появляется лишь при определенного вида ухмылке. Кто ж их разберет, этих ВСП?
— Вэ эС Пэ?
— Ну да. ВнеСюжетные Персонажи. Они являются частью лишь одного конкретного мира. У них нет глобального сознания, нет живого хозяина, если так понятнее. Они действуют по определенным правилам — алгоритмам. Грубо говоря, они просто марионетки, ожившие картинки на экране твоего внутреннего театра.
— И много таких персонажей там, откуда я пришел?
— Девяносто пять из ста.
— И лишь пять настоящие?! — Я сам поразился тому, что так легко в это поверил. — А я-то удивлялся, отчего многие из моего окружения ведут себя настолько предсказуемо, — размышлял я, — но сводил это к невнимательности или особенностям характера. Взять, к примеру, кузнеца Эйрута: всякий раз вместо приветствия несет один и тот же бред про погоду. Или сколь часто я не говорю своей тетушке Юнидифь, что не люблю варенье из шишек, она продолжает предлагать мне его при каждой нашей встрече. Но мой друг детства Нейвар — уж он-то должен быть настоящим! — уверенно заявил я. — Он всегда появляется словно бы ниоткуда и исчезает в никуда. И он столько всего знает о нашем мире, о дальних землях, об обитающих там существах, сколько и за десять жизней никому не узнать.
— Не факт, не факт… — мой странный собеседник деловито покачал головой. — Но я не могу тебе говорить, кто настоящий в твоем мире, а кто нет. Сознанием ты сейчас больше там, чем здесь. И лишняя информация может привести теперь к необратимым изменениям как на самом мультисервере, так и внутри твоих мозговых функций.
Мы сидели на полу, как старые знакомые, и размеренно обсуждали невероятные темы, фантазии и мечты.
— Я ничего не понимаю, — я чувствовал себя совершенно опустошенным, словно бы целый день провел в тяжелых трудах. — Все это так нереально и необычно, но в то же время настолько живо. Я, кажется, уже свыкся с новым телом, нет почти никакого дискомфорта, и в то же время у меня присутствует постоянное ощущение того, что я действительно сплю, и вот-вот этот сон прервется, и я вернусь домой в реальный мир. Но, с другой стороны… Предметы здесь кажутся настолько более…
— Более детализованными и проработанными, — звездный путешественник не раздумывая подхватил мою мысль. — Исторические миры ближе к реальным, они лучше прописаны, но все же относительно грубы.
— Грубы?! — изумился я и воскликнул: — Стоит мне посмотреть в окно, все кажется таким прекрасным и сияющим, словно на небеса попал, в саму обитель богов! И ощущения… Мне кажется, я чувствую каждую частичку своей кожи, и эта невероятная плавность движений, — я говорил и двигал пальцами и кистями, и мне казалось, что поверх моего тела надета еще одна кожа, только более лучистая и невесомая.
— Это все же далеко от реальности, — возразил мой собеседник. — А то место, где ты сейчас обитаешь, хм… Айрамара — достаточно сложная вселенная, поэтому необходимы упрощения в ощущениях, детализации ландшафта, погоде.
— Если все это правда… То это тоже мой ненастоящий облик? — не отрывая зачарованного взгляда от размеренных движений тонких рук, я продолжал искать ответы на свои вопросы.
— Настоящий, — повторил человек со звезд, — но более грубый, сжатый, как и мой. В исторические миры мы ходим в настоящем облике, ну или близком к нему. Это как костюмированный бал. В этом-то и сложность миров X. В них погружаешься зачастую в существо иной расы, иного пола, а порой вообще в животного или монстра, или какую-то практически абстрактную сущность, вроде летающей скалы или желеобразного пласта планеты. Чем необычнее образ, тем дольше необходимо вживаться в него и тем мягче следует выходить: одним буфером не отделаешься, нужны две-три «пересадки» как минимум.
Следующий вопрос было не так-то легко задать. Но я все же не смог удержаться, чтобы не спросить:
— Если мы в отношениях, романтичных, и ты так скучал… — произнести это было действительно трудно, — то почему не решился пойти за мной, в мой мир, в Айрамару?
— Кто сказал, что я не решился?
В который раз за этот сон мой мир перевернулся с ног на голову.
— Временами я захожу к тебе, но очень ненадолго.
— Почему ненадолго? — слова звучали, но мыслями я был далеко, беспокойно размышляя над тем, что только что узнал.
Он горько улыбнулся.
— Просто твой облик там и все, что происходит… И мысль, что мы можем застрять там вместе…
— Погоди-ка! — остановил я внутренний диалог. — Мой друг, Нейвар, — это ты?
Он настороженно прищурился, а после отрицательно мотнул головой.
— Тогда мой приятель-следопыт, Зильмедир? Мы охотимся вместе первый год, но порой у меня возникает ощущение, будто знаю его всю жизнь.
— Снова не угадал.
— Кто-то из моих учителей? Мужчина или женщина? Где ты живешь? В Изумрудном Лесу? Где-то рядом со Святилищем?
— Нет, нет и нет! Кори! Прекрати! — строго прервал он мои попытки узнать правду. — Я ничего тебе не скажу.
— Но если бы мы очутились там вместе… — Странная непонятная мне радость пронеслась сквозь тело.
— Ну уж нет, милая! — отрезал звездный гость. — Жить в программе я не соглашусь ни за что на свете.
Нахмурившись, я ждал объяснений, и он тотчас же их предоставил.
— Я счастлив там, откуда я родом, Кори. Ты и сама это знаешь, — был его ответ, и в хрипловатом голосе не было и толики сомнений. — У меня интересная работа. И очень важная. Моя формула оксидизации планет с малым радиусом и нестабильными температурами может сравниться по значению с законом Гуатье. А когда мы поселимся на Тиньтье (а ты и глазом моргнуть не успеешь, как будешь купаться в молочных озерах и изучать местную экосистему), я уверен, мы со смехом будем вспоминать эту досадную нелепость. Кори, ведь ты мечтала об этом с окончания института. Пусть там и нет всей этой волшебной чертовщины, древних легенд и старинных замков. Но вспомни же: база находится над бескрайними девственными джунглями, а дальше — неспокойная, населенная полуразумными хищниками сельва и чудесная долина трехсот водопадов. Неизведанный подземный мир, стабильная система из двух небольших звезд и целых три перспективных планеты, ждущие, когда к ним приложатся наши гениальные умы и солидные вложения из Аспарии. Они уже согласились повторить эксперимент по терраформированию наиболее прохладных районов на Семаре. До отлета с тауферами из системы Гельветиос я передал все свои наработки в Институт Коперника. Не поверишь, но они были в полном восторге и незамедлительно переслали данные на базу Крия близ Семары. Семара, Кори! Планета-загадка: по всем параметрам потенциальный мир для колонистов, а по сути — пекло, в котором не выживет ни один живой организм, ни одна бактерия. Но, судя по данным, там все же есть жизнь! Уму же непостижимо! Восемь неудачных эспериментов по изменению климата, почти двести лет изучений — и ничего! Пока мы смотаемся до Кироса и обратно, пройдет более двадцати стандарт-лет. Если проект теперь одобрит Главный Научный Корпус, то к нашему возвращению новый эксперимент, основанный на моих расчетах, как раз войдет в самую интересную фазу.
Я больше не заботился тем, что понимал лишь отдельные слова и редкие фразы. Говорил он так ярко, с таким пламенем в сердце, что я слушал и не мог отвести от него восторженного взгляда. Его грубые черты лица теперь совершенно преобразились, сгладились и, кажется, даже засияли каким-то глубинным внутренним светом существа, исполненного вдохновения и любви к своему делу, либо это солнце приблизилось к зениту, я не знаю. Но тогда я ловил себя лишь на мысли, что завороженно следую за каждым его словом, каждым пылким жестом. И тут он умолк. А когда вновь поднял на меня глаза, то искра разочарования и досады пронеслась по его только что вдохновенному возвышенными мечтами угловатому лицу. И глаза у него действительно были зеленые, как и показалось мне тогда, в сумерках, когда мы только начали этот столь нелегкий для меня, но такой интригующий разговор: но не едкие и не выпученные, которые ставили меня в недоумение своей угрожающей открытостью. Это были глаза ранимого и очень преданного существа. Каким, как я думал, был и я сам. Мне казалось, мы говорили целую вечность. Но день только-только разыгрался за окном. Тогда я подумал, что время здесь, возможно, идет не так, как в моем родном мире, и мысль эта меня по-настоящему позабавила.
— То есть ты рассчитываешь, что, когда мы прибудем в Кирос, их маги смогут меня разбудить?
— Я в этом не сомневаюсь.
— А этот сонный мир, эта программа не может просто исчезнуть?
— Теоретически, может. И — да, всех находящихся там живых персонажей просто выкинуло бы в ближайший буфер, но для тебя это был бы конец. Смерть мозга и «о ню плюр па мамон сюр мун корс жюли», — как-то невесело промурлыкал он на вполне бодрый мотив. Тут же раздался короткий щелчок, и в правом углу, прямо поверх рисунка на обоях, вновь возник в воздухе перевод: «О, не плачь, мать, над моим озябшим телом».
Словно бы не обращая внимание на мои попытки прочесть текст, он продолжил:
— Но все стабильно уже более полутора веков. Даже на нелегальных платформах существуют резервы временного прибывания — они поддержат, если что…
— А если я умру там, в своем… то есть в привычном мне пока теле?
— Ничего не случится, этот вариант уже отработан. — Его уверенность передалась и мне. — Ты просто вновь окажешься там, где создала персонажа, в теле эльфа, на охоте за расхитителями гробниц, уверенным, что идет сорок седьмой год твоей жизни.
— Гробницы Илиазы? — я тотчас же вспомнил то нелегкое испытание воли и храбрости. — Нас благословил тогда сам король Темного Клана. Но получается… — В уме я за секунду просмотрел всю свою прежнюю жизнь. — …сражения с Туронским Троллем никогда не было? И смерть Аэллина, а после торжественное прощание на реке Потаме?..
— Угу.
Сказать, что я был растерян — означало солгать. Я снова был в полном ошеломлении, но то, что было сказано дальше, вновь зажгло во мне искру надежды.
— Зато через год, на обряде новой луны, ты встретишь в Аракудской Теснине свою Бэлсирифь, и у тебя будет еще один шанс испытать себя в роли героя-любовника.
Глаза мои загорелись магическими изумрудными фонарями, сердце проснувшейся птицей затрепетало внутри стесненной корсетом грудины.
— Если ты говоришь правду, то все, что мне нужно делать, чтобы вновь завоевать руку моей возлюбленной — это просто умирать каждый раз после отказа, и тогда мне будет дана новая возможность? Еще один шанс…
— Не советую с этим злоупотреблять, однако, — прервал он мои ликования. — Дежа вю замучат.
Уже виденное — появился текст перед моими глазами.
— Ты ведь не знаешь, что это такое, дежа вю?
— Нет, — согласился я.
— Это такое ощущение, которое возникает в некоторых ситуациях, когда тебе кажется, что с тобой это уже происходило.
Я его понял и признался, что никогда не испытывал ничего подобного.
— Будешь, — сухо промолвил он, словно бы вынес приговор. — Такие состояния бывают у тех, кто многократно проходит по одному и тому же неизменному пути.
— Зачем они это делают?
— Кто-то, в основном тестеры (да и сами разработчики), таким образом ищут в программах косяки, ошибки. Иные проводят опыты с вариативностью. А кому-то просто нравится испытывать снова и снова один и тот же любимый эпизод, — сказав это, он почему-то моргнул одним глазом.
— Значит, через двенадцать лет я просто — раз, и покину свой мир?
— Я на это очень рассчитываю, — признался мой звездный гость.
Внезапно вскочив с пола, он поднес запястье к уху. «Да, Ронни, я понял, — пробормотал он, словно бы сам себе. — Угу. Можем мы сделать запись? — взволнованно спросил он незримого собеседника, мельком покосившись на меня, и облегченно добавил: — Отлично».