Несколько раз Шептун оборачивался, прежде чем понял, что никакой погони не будет. А если и будет, то он все равно не сумеет помешать ей. У сталкера нашлось бы достаточно воодушевления для себя самого, чтобы найти в себе силы защищать свою идею до последней капли крови. Однако ему очень не хотелось терпеть неудачу на последней стадии путешествия.
Идя вслед за Самопалом, Шептун старался сосредоточиться, смотреть под ноги, разглядеть новые ловушки перед собой, но все было безуспешно. Он не мог не думать о своем путешествии, таком коротком и в то же время длинном.
— Зона — коза отпущения, — вымолвил Шептун. — Как думаешь?
— Ни о чем я не думаю, — бросил Самопал, передвигая ноги.
— А я думаю, что Зону создали мы, люди. Она всегда была мусоркой для наших недостатков. Мы же сюда всю свою злобу сваливаем. Вот эта злоба и носится, в воздухе летает, ищет, в кого бы пустить свои щупальца…
— Когда же ты замолчишь, Шептун… Все, я согласен, согласен с тобой. Только отвали. И еще…
— Что?
— Мы не люди.
— А кто же мы?
Самопал не ответил, и Шептуну стало смешно.
— Мы лишь кучи дерьма, — произнес Самопал, не выдержав паузы. — Живем и паразитируем на всем, что шевелится.
— Э нет, браток. Дерьмо не может паразитировать на другом дерьме. Только на том, что лучше, чем оно само, а то дисбаланс полный получается.
— Значит, считай себя лучше других. Ты всегда так делал.
— Всегда — это когда? — потребовал ответа Шептун. — В чем это я себя считал лучше, чем другие? В том, что люблю побыть один?
— Шептун, нас всех убьют. Когда-нибудь. В гробу будешь ворочаться один и тогда радуйся, что тебя оставили в покое.
— Нас не убьют.
— Ну тогда посадят.
— Попрошу себе одиночную камеру. Самопал, побудь реалистом. Если нас посадят в тюрьму, то тебя опустят в первый же день. Будешь валяться у параши и волосами ее чистить — они у тебя сейчас как раз на половую тряпку похожи. Это если сильно повезет. А по идее, ты из карцера вылезать не будешь.
— Зато тебя с твоими речами там загасят.
— Думаешь? Самопал, давай без противоречий. То я сижу в одиночестве и никого не хочу видеть, то я обожаю поговорить и ко всем пристаю. Ты уж определись.
— Отвали от меня! Ты сам все понял!
— Понял, что ты только на эмоциях и живешь. Всегда и везде. Скажи, ты в самом деле не выдал бандитам, где находится база?
— Не выдал.
— Интересно, почему? «Лезвиям» выдал, а бандитам нет? В чем причина? Ты своих бритв боишься больше, чем трубки Гривны?
— Отстань, я сказал.
— Самопал, твое слово ничего не стоит. Не подумай, что я тебя оскорбить хочу, просто констатирую факт. Ты сам должен был понять и ты сам этого хотел. Никому в мире ты не нужен. Тебя даже сталкером назвать нельзя. Что ты вообще делал в клане? Я вот не могу вспомнить, если честно.
Шептун наморщил лоб. Оглянулся снова. Быстро осмотрел местность в прицел автомата — похоже, теперь преследования точно можно было не бояться.
— А ты теперь крутой мужик, да? — сказал Самопал. — Обзавелся пушкой, окрутел. Угрожать стал всем подряд. В «Набате» ты таким не был.
— Я изменился.
— Может, я тоже изменился?
— Может. Я этого не знаю. Кстати, как ты шел через перевал?
— Ногами.
— Очень смешно. Там химическая пыль, а у тебя никакой защиты нету.
— У меня противогаз есть.
— Ты подхватишь какую-нибудь дрянь.
— Уже подхватил. Сюда меня волокли без защиты.
— Хреново, — озадачился Шептун. — Может, пронесет в этот раз…
— Может.
Через перевал прошли быстро. Самопал явно нервничал, прижимал противогаз к лицу, удерживал фильтр, чтобы не слетел. Видимо, ему дали явно не новую вещь. Шептун даже решил, что бандиты могли намеренно испортить фильтр или даже чем-то отравить его, но затем отбросил эту мысль — звучало слишком изощренно.
Минут через пять они оказались по ту сторону. Темная долина осталась позади.
— Ты в порядке? — спросил Шептун, глядя, как Самопал тяжко дышит.
— Нормально все…
— Точно?
— Шептун, а куда мы идем?
Сталкер присмотрелся к нему.
— Мы идем в Коготь, — произнес он. — Самопал, ты точно помнишь, где мы и что происходит?
— Помню. Мы идем в Коготь…
— Самопал, давай просто идти, — уговаривал Шептун. — На базе нам дадут попить, поесть, отдохнуть. Положим тебя в хижине Дудука, пока не поправишься. А, Самопал? Что скажешь?
— «Набат», — проговорил Самопал. — Нет, мне туда нельзя…
— Пошли, Самопал.
— Шептун, отпусти.
— Не могу.
— Пожалуйста.
— Нет, я не отпущу тебя. Не в таком состоянии. Сначала тебя надо вылечить.
Самопал мотал головой, качался из стороны в сторону, словно пьяный. Но проходило несколько мгновений, он вскидывал голову, твердо шел метров двадцать и снова терял силы. Его глаза слезились, но Шептун не хотел думать о том, что это от угрызений совести. Скорее, химическая гадость все же прошла через фильтр.
Сталкер с досадой отвернулся. Сенатор был прав. Он действительно не хочет, чтобы у Самопала нашлись оправдания или возникло раскаяние за содеянное — тем тяжелее будет привести в исполнение наказание, наложенное Грачом. Куда легче казнить явного врага, продолжающего оставаться опасным даже в момент поимки. Отчаявшийся ренегат на такого не походил.
Клан. Общество, не оставляющее без последствий гибель своих, но мстящее за них руками точно таких же парней. Один волк убивает другого, третий приказывает четвертому отомстить. Сколько в результате останется особей, кого не коснется эта феерия нарастающего возмездия? Насколько поредеет стая, когда перегрызутся сильнейшие? Может, как раз сильнейшие и останутся, а перевымрут именно слабые… Сталкер сам не понимал, как при таком раскладе «Набат» не оказался обреченным на саморазрушение. С другой стороны, вполне возможно, что именно это и случилось.
— Самопал, — проговорил Шептун. — Ты помнишь, что я сказал тебе в ангаре?
— В каком еще ангаре?
— Ты знаешь, в каком. Я сказал, что никто тебе не поможет, кроме меня. Помнишь?
— Да.
— Так оно и случилось. Бандиты поймали тебя, избили, но я все же пришел за тобой. Этого ты, надеюсь, тоже не забыл?
— Нет. Не забыл.
— Я вернулся и сделал все, чтоб тебя вытащить живого. Пусть у меня не получилось, но я постарался. Ты ведь заметил это?
— Да.
— Поэтому ты должен знать, что ничего не изменилось. В «Набате» нам предстоит сложная разборка. Тут я должен буду идти против своих, но раз кровопролития все равно не будет, то знай: я за тебя заступлюсь.
Самопал продолжал идти. Было видно, что он не поверил сталкеру.
— Ты знаешь, что именно случится, когда мы вернемся на базу? — спросил Шептун.
— А что тут думать? Меня убьют?
— У меня нет информации по этому поводу.
— Меня убьют, и ты это знаешь.
— Самопал, будь у клана намерение попросту прибить тебя, то они поручили бы это мне. Ты в самом деле не видишь ничего странного в том, что я не пустил тебе пулю в лоб сразу?
— Ты просто не сумел.
— Будь так, Грач послал бы за тобой того, кто сумеет убить по приказу.
— Значит, меня убьют там, — горько произнес Самопал. — И перед этим шеф толкнет речь.
— А ну стой!
Шептун обежал Самопала и стал перед ним.
— Ты чего это? — спросил сталкер, бледнея. — Совсем волю к жизни потерял?
— Тебе-то что? Что сделано, то сделано.
— То есть ты уже решил, что тебя сто процентов убьют, смирился с этим, покорно принял и уже сейчас решил не предпринимать никаких действий по этому поводу?
— Ну, допустим.
— Ни фига не допустим! Самопал, мать твою за ногу, ты совсем долбанулся, что ли? У бандитов, значит, выжил, а тут нюни распустил? Еще раз повторяю: Грач не намерен тебя убивать! Мне дали четкое задание: найти тебя и вернуть живым. Шеф отдельно мне указал, что не ставит целей наказать тебя, он лишь хочет понять, что тобою двигало, когда ты сдал караван «Лезвиям». Я тебе могу поклясться на чем угодно, что я не лгу. И это еще не все. Исходя из того, что я успел повидать за эти дни, я самостоятельно пришел к выводу, что тебя надо сначала выслушать. Самопал, почему ты не хочешь жить?
— Хочу, — ответил пленник. — Но не могу.
— Почему? Почему, Самопал? Ты смертельно болен?
— Мы все смертельно больны.
— Давай без пафоса. Отвечай, что случилось, или мы поставим точку прямо здесь!
— Хорошо, — сказал Самопал, взмахивая головой и отряхивая волосы с лица. — Ставь.
Шептун держал паузу, но недолго.
— Я не могу отпустить тебя, — сказал он.
— Если я скажу Грачу, зачем все это сделал, то он прибьет меня гарантированно, — медленно проговорил Самопал. — И он, думаю, сделает это так, чтобы ты не видел. И никто не видел. Просто мой труп случайно найдут где-нибудь в выгребной яме или висящим на вершине Когтя. Может, мое тело будет лежать где-то в лесах, и меня случайно найдут сталкеры. Грач спишет на бандитов, будет толкать речи у костра, и все смешают меня с грязью — мне плевать, Шептун, исход все равно один и тот же.
— Нет, — возразил Шептун. — Грач хороший мужик. Зря ты так с ним.
— Хороший. Но он не примет ответов.
— Может, потому, что ответов у тебя нет?
— Может.
Самопал пошел через лес, в сторону Когтя. Шептун обалдело смотрел ему вслед, затем побежал догонять.
— Стой! — сказал он в смятении, но Самопал не останавливался. — Так нельзя! Это же… линчевание получается!
— Такова правда Зоны. Тут нет справедливости, только месть.
— В «Набате» не мстят!
Шептун умолк, чувствуя, как слова заблуждения мигом оборачиваются убийственной ложью.
— «Набат» — это клан, — проговорил Самопал. — А клановая месть всем верховодит. Шептун, «Набат» затем и стал кланом, чтобы получить право на месть, подобную кровной. Собрались мужики и решили, что вместе они стоят больше, чем по отдельности, и у каждого из них стало больше полномочий. Как у религиозной общины, как у государства. Ты утешай себя, сколько хочешь, это ни на что не повлияет. В чем разница между вами и «Лезвиями»? Вы так же готовы резать.
— Мы не делаем этого!
— Но вы не ограничиваетесь тем, чтобы просто носить ножи. Вы держите их наготове, прячете за спинами и фальшивыми улыбками, иногда замахиваетесь ими, открыто угрожаете, порою прикладываете к чужой шее. Вы ищете повода и уже готовы сами спровоцировать войну. Вы перекрыли кислород всем сталкерам Зоны, записав их в бандиты, сочли своим правом вести здесь дела и указывать остальным, что им делать. Шептун, меня тошнит от твоего клана. «Лезвия» отличаются от вас лишь тем, что не стали изматывать вас и ударили первыми.
— Самопал, ты гонишь. Тебе бы сейчас о своей шкуре задуматься.
— Даже если ее с меня сдерут, она все равно останется моей.
Шептун представил себе эту картину, и ему стало дурно.
— У нас равные права, — сказал ренегат. — Нас всех кинули в общую яму. Кто сильнее, тот и выживает.
— Сила не только в том, чтобы замочить всех остальных, — настаивал Шептун. — В великодушии тоже может быть сила. Если тот, кто сильнее в яме, принудительно заставит всех остальных прекратить грызню — разве это плохо? Отнимет общую еду, чтобы действительно разделить ее на всех поровну. Да, это странно, но разве плохо?
Самопал смеялся так долго, то Шептун заподозрил у него помешательство.
— Знаешь, мне как-то не встречался ни один сталкер, который бы сказал, что «Набат» отнял у него хабар, чтобы разделить, — выговорил ренегат, когда успокоился, хотя все еще посмеивался, превозмогая боль. — Хорошую яму ты описал, Шептун. Прямо представил, как идет по Зоне сталкер, видит артефакт в аномалии, достает болт, готовится кинуть и прикидывает, как лучше извернуться, чтобы достать добычу. Но тут из кустов выходит бригада «набатовцев», они отстраняют сталкера в сторону, достают артефакт самостоятельно с помощью опыта и такой-то матери, затем сдувают с него пыль и вручают сталкеру. Что-то я не припомню за «Набатом» такой стратегии демонстрации силы. Любитель кошек, ты слишком добр. Клан отобрал у свободных бродяг право на труд — даже при совке нам оно было гарантировано. Вы не оставили остальным выбора, потому что в Зоне можно жить, только как-то добывая себе на пропитание, воду, медикаменты, не говоря уже о сталкерском оборудовании. Добыть эти ресурсы можно только там, на стене. У военных. Местные склады давно разворованы, через Заслон не пробиться, картошку тут не вырастишь, от кабанов изжога наступит и отравишься скоро. Так что только по обмену. А чтобы тебе дали пожрать, нужно предоставить что-то взамен. Травы, артефакты, части тел мутантов. Но когда появился «Набат», сталкерам ничего не осталось, кроме как выживать. Выживать против вас.
— В Зоне можно жить вполне нормально, тихо, — опроверг Шептун. — Как-то договориться, сбиться в группы…
Он не договорил. Смутные сомнения поселились у него в душе.
— Продолжай, — насмешливо сказал Самопал. — Организоваться, скучковаться, где-то осесть, распределить обязанности. Сделать то, что делает «Набат». Так? Ты столько времени потратил, чтобы призывать всех собраться в клан, что забыл простую вещь: не всем нужен конкретно твой клан. Люди не против общества, но оставь им право создавать свое. А когда позволишь, то смирись с тем, что с руганью между людьми будет покончено, но мир не настанет. Потому что любая проблема перерастет в вооруженный конфликт. Человек против толпы выстоит, только если соберет собственную.
— Волк без стаи, — проговорил Шептун, чувствуя приступ внезапного ужаса. Дернувшись, он пришел в себя и яростно замотал головой. — Я отказываюсь говорить с тобой, — сказал он.
— Господи, какое счастье…
— Раз ты не хочешь, чтобы я вступался за тебя перед Грачом, то не буду. Сообщи ему то, что думаешь о нас. Только я не думаю, что он поймет.
— Он поймет, — саркастично улыбнулся ренегат. — И именно поэтому мне конец.
Коготь.
Шептун издали заметил скалистые вершины, вонзившиеся в небо, но обычного благоговения не ощутил. Возвращение домой не наделяло его не то что радостью, но даже банальным успокоением, не давало перевести дух при мысли, что скоро можно будет упасть в свою палатку, закрыться изнутри и проспать часов восемнадцать. Сталкера мучили совсем другие виды усталости, которые не проходят сами собой, пока не сделаешь нечто особенное.
Что-то еще было не так, помимо самочувствия Шептуна.
— Почему так тихо? — спросил он.
Самопал ничего не отвечал. Было видно, что он не ответил бы, даже если бы вопрос был обращен к нему.
— Эй! — крикнул Шептун, бросившись вперед, к смотровой яме, из которой торчала рука. — Что тут…
Перед ним лежал труп дозорного. Того самого, чьего имени Шептун так и не узнал. Под ним была засохшая лужа крови. Видимо, смерть наступила совсем недавно.
— Что там? — не вытерпел Самопал. Он увидел труп и весь словно сжался. — Черт побери. Шептун, он мертв.
— Да, — сказал сталкер и огляделся. — Почему его не вытащили отсюда? Быть может, наши не знают. И если…
Не договорив, Шептун со всех ног ринулся вперед, сдергивая автомат с плеча.
Его ноздри уловили запах дыма.
Перед пробитой бочкой с водой лежал мертвый Пассатиж. Лицо покойного было безмятежно, руки раскинуты в стороны. Ему повезло — он умер быстро.
Сам источник дыма находился чуть дальше — вернее, их было множество. На месте хижины Дудука осталась куча углей. Тошнотворный жирный дым струился из жилых нор. Из одной из них торчала нога Баунти в том самом злосчастном сапоге, который он так и не починил как следует.
Палатка Шептуна сгорела начисто вместе со всем имуществом. На куче золы остались стоять две палаточные дуги. Было видно, что тут не мародерствовали. Просто все уничтожили.
Тела были разбросаны по всему Когтю. Возле входа в пещеру шефа лежал Сандора, сжавшись в клубок. Видимо, он скончался не сразу. Костер для ежевечернего сбора клана превратился в место массовой кремации. На нем россыпью лежали обожженные скелеты.
Самопал согнулся пополам и начал блевать желчью. Шептун, часто дыша, подошел к пещере и заглянул внутрь.
Голова Грача была насажена на кол и стояла у самого входа. За ней виднелись разбросанные по дну пещеры части тела.
Обратно сталкер вышел, не дыша вообще. У него потемнело в глазах, и, чтобы не потерять сознания, Шептун расцарапал себе щеку до крови.
— Как так? — выдохнул он. — Что тут произошло?
Никто не мог ответить ему. Все были мертвы. Клан «Набат» перестал существовать.