Призмы

В честь влиятельного идола

Гремя ярмарочными хлопушками, разбрасывая карнавальные конфетти, старый добрый еврейский праздник Пурим велит всем иудеям в память о чудесном избавлении от гибели проводить два дня в году — 14-й и 15-й дни еврейского месяца адара — в сплошных пиршествах, вплоть до бесчувствия.

Буквально так: положено веселить себя вином в эти дни "ад де-ло яда", то есть до отупения. Напиться, что называется, в стельку.

Такая рекомендация содержится в талмудическом трактате, посвященном "Мегиллат Эстер" — свитку Эсфирь, где изложены события при дворе персидского царя Артаксеркса. Судя по изложению, на брагу при этом дворе налегали не хуже, чем при дворе Петра Великого. Не мне вам рассказывать, что евреи умеют держать фасон при всех дворах и, в случае надобности, проглотят и кубок большого орла.

Израильтяне избавлены от этой суровой необходимости, а заодно и от этой замечательной способности. А так как на Пурим всенародная попойка все-таки полагается, то вместо нее в Тель-Авиве устраивается безалкогольное опьянение шествием на манер карнавала в Рио-де-Жанейро. Даже название карнавала звучит по-южноамерикански — "Адлояда". Кто может узнать в этом якобы заморском слове древнюю еврейскую рекомендацию нахлестаться "ад де-ло яда"?

Впрочем, Пурим греет душу не столько "Адлоядой", сколько удовольствием, которое получает наша ребятня от своего традиционного маскарада и от приготовлений к нему. Как есть у израильских детей родная природа, так есть у нее и родные праздники. Дело не в том, что в Израиле нет такого ребенка, который на Пурим выскочил бы на улицу без маскарадного наряда, будь то мамина юбка или штаны старшего брата. Дело в том, что пуримское переодевание с школьными балами и детскими представлениями для него так же естественно и обязательно, как ковры распускающихся в эту пору анемон или как волны сладчайшего аромата, набегающие с апельсиновых плантаций в цвету.

Пурим в Израиле прежде всего детский праздник. Взрослые же получают свою долю развлечений в виде множества эстрадных программ на сценах, по радио и телевидению. Пресса посвящает празднику причитающиеся ему полосы. Не обошел его своим вниманием и д-р Исраэль Эльдад.

Эльдад историк по специальности и экстремист по убеждениям. Он примыкает к правым, но так, что правее его примкнуть уже никто не может. Легко догадаться, что Эльдад яростный ревнитель всего национального, еврейского, поэтому его статья вызвала удивление: он напустился на Пурим — национальный праздник.

Эльдад начинает исподволь. Сначала замечает, что в отличие от всех других еврейских священных текстов, в Книге Эсфири нет ни единого упоминания о Боге. Это, кстати, смущало еще древних переводчиков Библии, греческих монахов. Чтобы как-то спасти положение, они взяли фразу оригинала "В ту ночь у царя была бессонница" и перевели ее так: "В ту ночь Бог отнял сон у царя".

Однако Эльдада интересует не столько теология, сколько идеология. Он указывает, что в этой древней книге, ровеснице Иерусалимского храма, Эрец-Исраэль тоже ни разу не упоминается. Все события в "Мегилат Эстер" изображены с точки зрения еврея, проживающего не у себя на родине, а в галуте, в блистательных Сузах, столице Персидской империи. Для жителя этой столицы, господствовавшей, по свидетельству книги, над "ста двадцатью семью провинциями от Индии до Эфиопии", Эрец-Исраэль — жалкое захолустье.

Далее, говорит Эльдад, мы узнаем из книги имена двух главных ее героев. Первого зовут Мордехай сын Яира. Отец Мордехая, замечает Эльдад, еще не стыдился на персидской чужбине своего израильского имени, но сынок уже скрывает свое происхождение и называет себя Мордехаем в честь Мардука, влиятельнейшего бога-идола. Чего и ждать после этого от прелестной племянницы, которая была еврейской Хадассой, а стала персидской Эсфирью?..

Ладно, галутные имена, — продолжает Эльдад, — всего лишь слова, давайте посмотрим на дела. Ведь что в сущности происходит? А вот что: иудейские граждане империи спасаются от нюрнбергских законов и крематориев того времени только благодаря молниеносной государственной карьере соплеменника, Мордехая. А Мордехай делает карьеру, главным образом, благодаря интересу правителя империи к женским прелестям его, Мордехая, племянницы Эсфири.

Характернейшее явление, говорит Эльдад, евреи в диаспоре всегда уповают на своего советника при главном калифе, а то и на симпатии главного калифа к еврейской девице. Случается, что эти упования сбываются: евреев не жгут, не вешают и даже не ссылают в район белых медведей. Но стоит ли по этому случаю плясать, а грядущим поколениям — напиваться в стельку?..

А какой урок заключен в Книге Эсфири, уже не говорит, а с пеной у рта восклицает Эльдад. Может быть, Мордехай, сам едва спасшийся от петли, понял эфемерность еврейских карьер в галуте? Может, он счел за благо побыстрей репатриироваться на родину, сколь захолустной она ни была бы? Ничуть не бывало.

Мордехай с племянницей продолжают пировать в Сузах, а в Иерусалим, как в столицу остальных ста двадцати шести провинций, отписывают приказ ликовать по месту жительства. Вчера хотели повесить, сегодня вознесли, — да здравствует сладкая жизнь при главном калифе! Сузы исчезли — Иерусалим стоит. Но события, происходившие много тысяч лет тому назад, продолжают иметь место.