Принц шутов

22

Маладон — северная страна. На выезде из Восточного Тертана ее можно различить практически сразу — по тому, как здесь используется земля, по памятникам, грубо сработанным из камня и притом отличающимся мощью и красотой, несвойственной придорожным часовням Тертана. Многие дома покрыты торфом, и балки, поддерживающие кровлю, имитируют носы ладей, принесших на эти берега предков нынешних жителей. Возможно, некоторые сделаны из тех же бревен, служивших частью корпусов лодок, некогда приставших к враждебным тогда берегам.

— Значит, они — викинги? — спросил я, проходя мимо первых попавшихся на пути маладонских крестьян, собирающих урожай.

— Фитфирар. Люди земли. Хороший народ, смелый, но море выплюнуло их. Настоящий викинг знает океаны, как свою возлюбленную.

— Сказал человек, который проехал тысячу километров верхом, вместо того чтобы проплыть их на корабле.

Снорри хмыкнул. Я не стал упоминать, что сейчас он даже не ехал, а шел. Хотя в строгом смысле слова обе лошади принадлежали мне, поскольку я за них заплатил, казалось, я еду на Слейпнир с его соизволения, и стоит мне упомянуть об этом — и я окажусь на земле или как минимум буду осмеян, балованный южанин.

У кобылы после вчерашнего бегства шея, плечи и грудь были в глубоких царапинах. Я почти все утро выковыривал оттуда щепки и промывал раны. Оба глаза ее были поцарапаны и слезились. Я делал что мог, но думал, что со временем она потеряет как минимум левый. Потом я выковырял щепки из собственных рук и две — что было особенно больно — из-под ногтей. Человек из меня получился так себе, но хоть наездник приличный, а наездник сначала заботится о своем коне, потом уже о себе. Молиться я не склонен, но произнес молитву о Роне, чтобы он достиг небесных лугов, и не стыжусь этого.

Вдали небо отливало зловещим желтым светом.

— Город, что ли? — спросил я.

Город Крат коптил небо десятью тысячами труб, и это еще летом, когда работают только фабрики и пекарни. Впрочем, я не знал, что на севере бывают такие города.

— Химрифт.

— А-а!

— Ты же не знаешь, что это, да?

— Да будет тебе известно, что мне дали образование лучшие ученые умы, включая Харрама Лодта, знаменитого географа. Карта мира его работы висит в личной библиотеке папессы.

— Так да?

— Нет.

— Это цепь вулканов.

— Огненные горы. — Я был более или менее в курсе, что такое вулкан.

— Да.

— Ученые умы. Ну просто блистательны!

Через пару-тройку километров мы проехали мимо молот-камня — грубого изображения молота Тора, высеченного из валуна метра полтора высотой, стоящего у дороги. Снорри, похоже, больше интересовала разбросанная вокруг галька. Он нагнулся, чтобы рассмотреть ее, и мне оставалось или подогнать Слейпнир поближе, или оставить согнувшегося на обочине норсийца одного. Гордость удерживала меня, и я ждал посреди дороги, чтобы только не идти и не смотреть, что такого нашел хаульдр.

— Интересные камни? — спросил я, когда он наконец соблаговолил вернуться.

— Рунные. Их оставляют знахари и вёльвы. Это что-то вроде системы оповещения.

— И ты можешь их читать?

— Нет, — признал Снорри с усмешкой. — Но с этими было более или менее ясно.

— И что?

— А то, что наш друг, повелитель сновидений, был, кажется, прав. Камни говорят, что Скилфа на своем троне в Маладоне. Последний раз она ездила на юг много лет назад.

— Если она — близнец Молчаливой Сестры, нужно держаться от нее подальше. Она не та, с кем нам стоит иметь дело.

— Даже если ее кровь сможет снять с нас заклятие?

Он протянул ко мне раскрытую ладонь, и я отшатнулся.

— Ты в это не веришь? — сказал я. У Сейджеса не было причин говорить правду, и в любом случае есть люди, которым правда жжет язык. Мой в таких случаях тоже потом немного побаливает.

— Верю, что она — близнец и ее кровь могла бы помочь нам. Верю, что она не близнец и у тебя есть причины бояться. В любом случае понятно, что нам надо отправиться к ней. Даже если Сейджес не сказал ни слова правды, Скилфа — самая знаменитая вёльва. Если она не справится с заклятием — никто не справится. И даже если она не сможет его снять, то хотя бы знает о некромантах и о том, что они делают на Суровых Льдах. — Снорри провел пальцем по лезвию топора. — Лобовая атака в последний раз мне не очень-то помогла. Говорят, знание — сила, и мне может понадобиться заточка получше этой.

Я сплюнул на дорогу.

— Пропади она пропадом, твоя варварская логика.

Лучшего контраргумента я придумать не смог.

— Значит, решено. Поехали.

Снорри улыбнулся и зашагал по дороге.

Я погнал Слейпнир за ним.

— Разумеется, если она такая всемогущая, то увидит больше, чем желания кого угодно.

— Мы не «кто угодно», Ял, — сказал Снорри через плечо. — Я хаульдр с Уулискинда. Мы с тобой несем необычную магию, а Слейпнир, возможно, потомок легендарного коня. — Еще десять шагов. — А ты принц чего-то там.

Вот только еще одного колдуна мне не хватало — и прежний принес мало радости. Но шансы были на исходе, и если я не хотел оказаться на ладье, плывущей по языческим морям в поисках нерожденного капитана армии Мертвого Короля…

Я поравнялся с норсийцем.

— И как мы ее будем искать?

— Это-то как раз нетрудно. Поймаем поезд.

Что такое этот поезд, я не имел ни малейшего представления, но не хватало еще, чтобы викинг опять начал дразнить меня за невежество, и я последовал за ним без лишних жалоб.

Мы проехали мимо нескольких ферм, где местные грузили в телеги урожай, предназначенный на продажу и для припасов на зиму. Все они заметили нас, особенно Снорри, и, пусть меня все еще задевало, что простолюдин, да еще и норсиец, затмил принца крови из Красной Марки, было приятно, что люди таких габаритов здесь редкость не меньшая, чем на юге. Я-то втайне переживал, что близ фьордов все такие, как Снорри, и что я почувствую себя карликом среди великанов.

Кто-то из фитфирар пытался заговорить со Снорри на старом языке Севера, но он добродушно отвечал им на имперском, благодаря за любезность. И все, с кем мы сталкивались, говорили про Скилфу одно и то же. Вёльва прибыла без предупреждения месяц назад, и никто не видел ее, кроме упрямцев, во что бы то ни стало вознамерившихся ее лицезреть. Снорри спросил, где ближайшая станция, и, согласно полученным указаниям, свернул с ведущей на север дороги и двинулся по открытой местности.

Оказалось, что станция — это просто широкая заросшая травой впадина, огороженная с одной стороны каменным бортиком. Мы добрались до нее под холодным моросящим дождем.

— Она живет в яме?

Я слышал про троллей, что живут под мостом, и про ведьм в пещерах…

— Теперь пойдем по путям, — сказал Снорри и направился по краю ямы на северо-восток.

Со временем впадина стала мелкой, потом и вовсе незаметной, но мы все шли по лугу, пока снова не нашли линию, на этот раз в виде гребня, поднимающегося примерно на метр над землей. Лишь когда мы поднялись на возвышенность, я впервые понял, каким жутким созданием, должно быть, был поезд, если оставлял такие следы. Там, где человек обошел бы, нашел бы путь попроще, поезд просто прорывал себе колею. Мы видели одно место в скалистой лощине метров в тридцать глубиной, где поезд прорыл себе путь прямо в толще камня.

Наконец перед нами поднялись уже довольно высокие холмы, но поезд все не сворачивал с пути. Впереди мы увидели круглое отверстие в склоне холма, десяти метров в диаметре и чернее самого греха. Дождь усилился, вода стекала мне за шиворот, неся с собой холодную тоску.

— Да-а… Я туда не пойду, Снорри.

Сэр Джордж, конечно, пошел за своим драконом в пещеру, но будь я проклят, если попрусь за поездом в утробу земную.

— Ха! — Снорри толкнул меня в плечо, словно я пошутил. Было правда больно, и я напомнил себе, что не стоит шутить, будучи в зоне его досягаемости.

— Серьезно, я тут подожду. А ты расскажешь, как все прошло, когда вернешься.

— Поездов нет, Ял. Причем уже давно. Остались, наверное, только кости. — Он оглянулся на лежащую позади угрюмую местность. — Ну, можешь торчать тут один, пока я пойду к Скилфе.

Он поджал губы.

Что-то в слове «один», произнесенном среди такой пустоши, заставило меня передумать. Вдруг я понял, что не хочу стоять под дождем. И потом, нужно было услышать самому, что эта ведьма скажет о проклятии, а не ждать, что там запомнит Снорри или чем предпочтет поделиться. И мы вошли вместе — Снорри впереди, я за ним, ведя Слейпнир за поводья.

Через сто метров или около того круг света позади едва напоминал о том, что в незапамятные времена мы могли видеть.

— У меня еще осталось два факела.

Я потянулся к мешку.

— Лучше пока не трогай. Путь тут все равно только один.

Естественно, в темноте нас ожидали всякие ужасы. Меня, по крайней мере, точно. Я воображал бледных лесных людей, тихо крадущихся за мной или молча глядящих, как мы проходим мимо.

Мы прошли не один километр. Снорри вел по стене палкой, чтобы не потерять контакт с ней, а я шел на скрежет. Слейпнир цокала позади. Местами сверху капало, длинными жгутами свисала слизь. Примерно каждые пятьсот метров вверх уходила узкая шахта, не толще человеческого корпуса, и оттуда мутно просвечивало небо. У этих отверстий росли какие-то странные кусты, тянущиеся к свету пальчатыми листьями. Иногда встречались завалы, мы карабкались по грудам обломков, и копыта Слейпнир устраивали настоящие маленькие лавины. В одном месте огромный кусок камня Зодчих оставил лишь узкий ход с одной стороны, и нам пришлось протискиваться мимо него. Снорри позволил мне зажечь факел, но как только мы выбрались, велел его потушить. Я не спорил — такими темпами мы бы уже успели сжечь оба, а то, что попадалось на глаза, выглядело весьма уныло — никаких чудищ, даже черепов и сломанных костей.

Когда жесткие руки без предупреждения обхватили меня, я так заорал, что чуть не обрушил туннель, и упал, бешено отбиваясь. Кулак мой попал во что-то твердое, и боль лишь ухудшила положение. Со всех сторон раздавался глухой стук.

— Ял!

— Уйди! Отцепись!

— Ял! — сказал Снорри, на этот раз громче, напряженно, но относительно спокойно.

— Скотина ты!

Что-то ткнуло меня в глаз, и тот, кто на меня напал, со стуком рухнул.

— Вот теперь бы и пригодился факел, Ял.

Стояла тишина, нарушаемая лишь моим прерывистым дыханием и нервным топотом Слейпнир.

— Сволочи!

Я схватил нож и пару раз ткнул в воздух наугад.

— Факел!

— У меня… он где-то там. — Я рылся минуты две, потом наконец зажег трут. Факел вспыхнул. — Иисусе!

Прямо перед нами тоннель был заполнен рядами бледных фигур. Статуи мужчин и женщин, по большей части обычного человеческого роста, обнаженные и без гениталий. Повсюду вокруг лежали такие же — мой недавний противник тянулся к потолку рукой.

— Армия Хемрода, — сказал Снорри.

— Чего?

У некоторых статуй были раскрашены глаза, у других — волосы, но по большей части они были безглазыми и лысыми, да еще и какими-то недоделанными, у кого-то пальцы не проработаны и черты лица стерты. Многие стояли в странных непринужденных позах и напоминали скорее праздных аристократов, чем воинов в строю. Между рядами можно было пройти, и Снорри в итоге так и сделал, предоставив мне врезаться в переднюю линию.

— Хемрод, — сказал Снорри.

— Хеморрой. В жизни о нем не слышал. — Я ухватился за руку статуи и легко поставил ее на ноги. Она почти ничего не весила. Странный материал, намного легче дерева. Я постучал по ней. — Полая?

— Это работа Зодчих. Статуи, как мне кажется. Хемрод правил здесь, прежде чем эти земли вошли в состав империи. Когда его похоронили, армия пластиковых воинов была поставлена охранять его и служить ему в загробной жизни. Возможно, они ждут Рагнарека, когда можно будет вознестись с ним в Вальхаллу.

— Ба, — я встал и отряхнулся, — я бы предпочел солдат получше. Гляди, я вслепую завалил несколько.

Снорри кивнул.

— Хотя, по справедливости, тебе помогла визжащая девица. — Он посмотрел назад. — Интересно, куда она убежала?

— Объешься дерьма, норсиец.

И я зашагал между рядами.

— Слушай, должно быть, кто-то их ставит обратно, — сказал Снорри у меня за спиной.

Я помолчал, перекладывая факел из одной руки в другую. Рука болела оттого, что пришлось долго держать ее вверху, и капли горящей смолы упорно попадали мне на пальцы.

— Почему?

— Видишь ли, они тут уже веков пять стоят, а то и больше. Не может быть, что ты — первый, кто в них врезался.

— Я хотел сказать, почему нас это должно волновать?

— Магия. — Снорри выдохнул сквозь плотно сжатые губы. — Это древний талисман, защита. Говорят, старая магия течет глубже. Скилфа не зря селится здесь, когда приезжает на юг.

— Ну, я-то точно не пойду ставить их обратно. — Я поднял факел выше. — Вон там впереди какая-то комната.

Мы подошли поближе, и я увидел, что это скорее пещера — конечно, дело рук человеческих, но по размеру как раз она самая. Дыра. Тьма внутри поглотила свет моего факела. Пол был покрыт ржавчиной, и часть помещения, которую я мог разглядеть, заполнили статуи Зодчих, все они показывали куда-то в центр. По обе стороны был тоннель, и статуи уходили в темноту. Если со всех сторон было то же самое, думаю, здесь сходились восемь или даже десять тоннелей. Видимо, некогда это было логово поездов, обвивающих друг друга, словно исполинские змеи.

Снорри подтолкнул меня вперед, и я осторожно пошел между рядами. Похотливая часть меня, что никогда не дремлет, отметила, что статуи по большей части изображают женщин, причем в нелепых застывших позах, — отблески факела мерцали на тысячах древних, но от этого не менее дерзких пластиковых грудей.

— Холодает, — произнес Снорри у меня за плечом.

— Да. — Я остановился, передал ему факел и обогнул голую пластиковую женщину, чтобы встать позади него. — После тебя. В конце концов, это твоя Злая Колдунья Севера.

Отчего-то именно слова «Злая Колдунья» породили эхо, пролетевшее по всей комнате и мучительно долго не стихавшее.

Снорри пожал плечами и зашагал вперед.

— Лошадь оставь.

Расходящиеся лучами проходы к центру сужались, и Слейпнир начала бы скоро опрокидывать статуи. Я отпустил поводья.

— Стой тут.

Она заморгала гноящимся глазом — другой уже совсем залепило — и опустила голову.

Теперь температура падала с каждым метром, и на пластиковых руках со всех сторон поблескивал иней. Я обхватил себя за плечи, дыхание облачком вилось в воздухе.

Посреди помещения на круглой платформе, к которой вели четыре ступени, сидела в обледеневшем кресле Скилфа — высокая, угловатая, костлявая, укутанная в песцовые шкуры. Белая дымка витала вокруг ее конечностей, словно они были так холодны, что могли расколоть сталь. Глаза, похожие на замерзшие озера, уставились на факел Снорри, и тот погас, свет сменило мерцание обледеневших рук ее древних стражей.

— Посетители.

Она повернула голову, и захрустел лед.

— Приветствую тебя, Скилфа.

Снорри поклонился.

Стоя у него за спиной, я подумал: интересно, а чем она вообще тут занималась, пока нас не было?

— Воин. — Она склонила голову. — Принц. — Холодные глаза вновь нашли меня. — Вы двое, связанные сестрой. Смешно. Ей нравятся такие шутки.

Ничего себе шутки! Во мне закипел гнев, отодвинув собой даже вполне объяснимый страх.

— Вашей сестрой, мадам?

Я подумал: интересно, насколько холодна ее кровь?

— Она бы сказала вам, что она сестра кому угодно, если бы вообще заговорила. — Скилфа поднялась с кресла, и ледяной воздух потек по ее рукам на пол, будто молоко. — От вас пахнет дурными снами. — Она сморщила нос. — Чье это? Скверно, скверно.

— Вы — близнец Молчаливой Сестры? — спросил Снорри сквозь стиснутые зубы, пошевелив топором.

— Естественно, у нее есть близнец. — Скилфа приблизилась к краю помоста, всего в нескольких метрах от нас. У меня от холода лицо болело. — Ты же не хочешь ударить меня, Снорри Снагасон?

Она показала длинным белым пальцем на его топор, лезвия которого были теперь на уровне плеч.

— Нет.

Тело его, однако, все еще было готово к удару.

Я почувствовал, что приближаюсь, подняв меч, хотя совершенно не помнил, как вытащил его, и вроде бы не испытывал желания подойти ближе. Все было словно во сне. Перед глазами стояла картина: ведьма, умирающая на моем клинке.

Скилфа втянула воздух острым носом.

— Сейджес коснулся вашего разума. Особенно твоего, принц. Грубая работа. Обычно он действует более тонко.

— Сделай это! — вырвалось у меня. — Быстро, Снорри!

Я захлопнул рот рукой, прежде чем смог окончательно подписать себе приговор.

В два прыжка норсиец оказался на ступенях у ног Скилфы и занес над ней топор, мощные руки приготовились обрушить его на ее узкое тело. И все же он не нанес удар.

— Задай правильный вопрос, дитя. — Скилфа отвела глаза от Снорри и встретилась со мной взглядом. — Лучше, если ты сам отбросишь Сейджеса. Будет спокойнее, если это сделаю не я.

— Я… — Я вспомнил кроткие глаза Сейджеса и его советы, казавшиеся правильными, чем больше я размышлял о них. — Кто… кто близнец Сестры?

— Ха! — Скилфа выдохнула, и дыхание белыми змеями обвилось вокруг ее тела. — Я думала, она выберет кого-то получше.

Она протянула ко мне руку с ледяными когтями.

— Погоди! — Я закричал, увидев медальон — целый, все камни на месте. — Я… Кто… Гариус! Кто такой Гариус?

— Теплее. — Рука расслабилась, лицо по-прежнему было серьезно. — Гариус — близнец Сестры.

Я видел его, своего двоюродного деда, дряхлого и искалеченного, в комнате в башне, с медальоном в руке. «У меня был близнец, — сказал он мне однажды. — Нас разделили. Но разделились мы неровно».

Снорри опустил топор на ступени, моргая, словно сбрасывая оковы сна.

— И его кровь могла снять это заклятие?

Вопрос застыл клубами белого пара.

— Да, заклятие его сестры можно снять таким способом.

Скилфа кивнула.

— А есть еще какой-то способ? — спросил я.

— Ты сам знаешь.

— А ты не можешь это сделать?

Я попытался улыбнуться с надеждой, но лицо замерзло и не складывалось в нужную мину.

— Не хочу. — Скилфа вернулась в кресло. — Нерожденным нет места среди нас. Мертвый Король затеял опасную игру. Я бы не отказалась увидеть, как его надежды рухнут. Множество невидимых рук играет против него. Возможно, все, кроме Синей Госпожи, но ее игра еще опаснее. Поэтому нет, принц Ялан, ты унесешь стремления и магию Молчаливой Сестры, с помощью которых она пыталась уничтожить могущественнейшего из слуг Мертвого Короля. Я не заинтересована в том, чтобы освободить тебя. Мертвому Королю надо бы подрезать когти. Его сила — словно лесной пожар. — (Меня удивили слова, которые она выбрала.) — Но она сожжет себя изнутри, и лес уцелеет. Если, конечно, не сгорит вместе со скалой. Уничтожь нерожденного: так свершится заклятие, и ты будешь свободен. У тебя нет иного выбора, принц Ялан, а когда выбора нет, все люди одинаково отважны.

— Как? — спросил я, на самом деле не желая знать ответ. — Как уничтожить нерожденного?

— А как живое побеждает мертвое? — Она улыбнулась легкой холодной улыбкой. — Каждым биением твоего сердца, каждой горячей каплей твоей крови. Истина заклятия Сестры сокрыта от меня, но неси его туда, куда оно поведет тебя, и пусть его окажется довольно. Это — цель, которой ты служишь.

Снорри спустился по ступеням, тяжело переступая с одной на другую, и встал рядом со мной.

— У меня — собственная цель, Скилфа. Люди не служат вёльвам.

Он прикрыл лезвия топора кожаными защитными чехлами, которые сдернул минутой раньше.

— Все служит чему-то другому, Снорри вер Снагасон, — ответила Скилфа, и голос ее был холоден, даже холоднее прежнего.

Чтобы отвлечь этих двоих от дальнейших пререканий, я спросил:

— И что, этого будет достаточно? Оно, конечно, хорошо, но я не слишком верю в силу молитв. Молчаливая Сестра собиралась застать врага врасплох, она медленно рисовала руны и затягивала сети, но все равно нерожденный бежал, когда я повредил лишь одну руну… Так что скажи, что мы найдем способ освободиться от заклятия. Как оно может победить даже одного нерожденного, не говоря уже о нескольких?

Скилфа чуть заметно подняла брови, словно удивляясь.

— Говорят, некоторые сорта вин с годами становятся лучше, если их не откупоривать.

— Вин? — я покосился на Снорри, гадая, понял ли он.

— Эту магию не могут нести только два человека, — сказала Скилфа. — Магия требует подобающего вместилища. Что-то в этом заклятии подходит именно вам. Ты — ее кровь, принц Ялан, а у Снорри есть своя цель. Что-то, что делает его подходящим для выполнения этой задачи. Молись не молись, надежда лишь на то, что заклятие окрепнет внутри вас, потому что вы те, кто вы есть, потому что таков ваш путь, — и придет время, когда оно станет сильнее, нежели было.

— Я не пойду на север как послушная собачка, — проворчал Снорри. — У меня своя цель, и я…

— Почему она молчит? — Я толкнул норсийца локтем, чтобы он заткнулся, и задал вопрос, чтобы отвлечь обоих от спора, что уже закипал у них на губах. — Почему Сестра никогда не говорит?

— Это цена, которую она заплатила за то, что знает будущее. — Скилфа отвела глаза от Снорри. — Она не может об этом говорить. Она ничего не говорит, чтобы неосторожным словом не нарушить сделку.

Я поджал губы и заинтересованно кивнул.

— Гм. Это… звучит разумно. Как бы то ни было, нам уже пора. — Я потянул Снорри за пояс. — Она нам не поможет, — прошептал я.

Однако Снорри со своим обычным упрямством не дал себя увести.

— Мы встретили человека по имени Тэпрут. Он тоже говорил о невидимых руках: о серой позади нас и черной, что перекрывает нам путь.

— Да-да, — отмахнулась от вопросов Скилфа. — Сестра направила вас на ваш путь, Мертвый Король хочет вас остановить. Разумное стремление, учитывая, что вы посланы не дать ему собрать армию мертвецов во льдах.

— Никто не посылал нас! — сказал Снорри громче, чем стоило в присутствии ледяной ведьмы. — Я бежал! Я направляюсь на север, чтобы спасти свою…

— Да-да, твою семью, раз тебе так угодно. — Скилфа посмотрела ему в глаза, и Снорри отвернулся. — Те, кто сделал выбор, всегда чувствуют свою судьбу. Мало кто вообще задумывается, как возник этот выбор, кто держит морковку, за которой, как им думается, они избраны следовать.

Теперь, когда Снорри вспомнил о болтовне Тэпрута, а Скилфа сочла, что это важно, и истолковала его слова, я вспомнил еще кое-что.

— Синяя рука позади черной, красная позади серой.

Слова сорвались с языка.

Глаза посмотрели прямо на меня, и я почувствовал, как меня сковал зимний холод.

— Это сказал Элиас Тэпрут?

— Э-э… да.

— Ну хорошо, этот человек оказался внимательнее, чем я считала. — Она оперлась острым подбородком на сомкнутые пальцы. — Красный и синий. Вот она — битва нашего века, принц Ялан. Синяя Госпожа и Красная Королева. Твоя бабка, принц, хочет, чтобы на престол воссел император. Ты разве не знал? Она хочет, чтобы Разрушенная Империя вновь стала единой. Залатать все трещины, видимые и невидимые. Ей нужен император, потому что такой человек… ну, он смог бы повернуть колесо назад. Ей это нужно, а Синей Госпоже — нет.

— А тебе, вёльва? — спросил Снорри.

Я бы лучше уточнил, о каком колесе она говорит.

— A-а! Оба пути требуют ужасной цены, и оба сопряжены с риском.

— И третьего пути нет?

Скилфа покачала головой.

— Я раскидывала руны, покуда они не разбились. Я не вижу ничего, лишь красное и синее.

Снорри пожал плечами.

— Император или нет, мне без разницы. Моя жена и мой сын, Фрейя и Эгиль, — вот что зовет меня во льды. Я увижу смерть Свена Сломай-Весло и свершу свое правосудие. Можешь ты мне сказать, обитает ли он еще в Черном форте?

— Все еще смотришь на свою морковку, Снорри вер Снагасон? Посмотри назад. Посмотри вперед. Когда люди Уулискинда отправляются в плавание, разве они находят путь, глядя на воду под носом корабля? Тебе следует спросить, как получилось, что он вообще там оказался. Не роют ли они льды в поисках новых трупов? А если нет, что они вообще делают и с какой целью?

В горле Снорри послышался рык — или еще что похуже.

— Сломай-Весло…

— Пошли!

Я сильнее потянул его за пояс, прежде чем он своей вспышкой гнева не погубил нас обоих.

Снорри опустил могучие плечи и холодно поклонился.

— Да хранят тебя боги, Скилфа.

Я дал ему отойти и отвесил куда более низкий поклон. Положение положением, но мне кажется, что даже со стороны принца рожденная в аду ведьма заслуживает сколько угодно поклонов, коль скоро это поможет избежать возможности быть превращенным в жабу.

— Благодарю, мадам! Я покидаю вас и молюсь, чтобы ваша армия хранила вас.

Я инстинктивно бросил взгляд на особенно фигуристую пластиковую женщину и развернулся.

— Осторожно шагайте по льду, — сказала Скилфа у нас за спиной, будто ее было кому слушать. — Два героя, один невольно влекомый за член, другой — тот, кого сердце зовет на север. Ни один из них не думает головой, принимая важные решения. Давайте не будем судить их строго, мои солдаты, ибо ничто не является воистину глубоким, ничто не последовательно. На мелководье от простого желания рождаются эмоции, что движут нами, как испокон века двигали людьми, двигали Зодчими. Двигали самими богами — в сторону истинного Рагнарека, конца всех вещей. Мир.

Она не могла удержаться от комментария. Думаю, даже мудрейшим трудно не выставлять свою мудрость напоказ.

Ее слова следовали за нами. Я свернул в тоннель, чтобы вновь зажечь факел.

— Рагнарек. Неужели на Севере только об этом и думают? Это то, что тебе нужно, Снорри? Великая битва, потом — мертвый разрушенный мир?

Если так оно и было, я не мог его винить. Особенно после того, что с ним случилось в этом году, но мне было бы не слишком приятно узнать, что он всегда желал такого конца, даже в ночь перед тем, как черные корабли пришли в Восемь Причалов.

Свет моего факела застал его пожимающим плечами.

— А ты желаешь того рая, который ваши священники рисуют на сводах соборов?

— Хороший вопрос.

Мы ушли, не вдаваясь в богословские дискуссии. Когда мой факел зашипел и забрызгал смолой, я поджег от него последний оставшийся, устав от лупящих меня по лицу жгутов слизи, попадающихся не вовремя пластиковых ног, холодных луж и камней, об которые я постоянно ушибал большие пальцы. И потом, меня беспокоила перспектива встречи с призраками. Как бы я ни бравировал в ведьмином зале, долгая ночь в тоннелях истрепала мне нервы. Стражи выглядели все более зловещими — в танцующих тенях казалось, что их конечности шевелятся. Краем глаза я уловил какое-то движение, но когда обернулся, все было на местах.

Я никогда не любил блуждать впотьмах. Впрочем, было похоже на то, что факела до конца пути не хватит. Я высоко поднял его и молился о том, чтобы, прежде чем он погаснет, мы увидели впереди кружок света.

— Давай! Идем! — Я отрывисто бормотал на ходу. Пластиковые солдаты остались далеко позади, но я же знал, что они следуют за нами, чуть отставая от области, освещенной факелом. — Идем!

Факел каким-то чудом держался.

— Слава богу! — Я показал вверх, на долгожданный луч дневного света. — Я уж думал, не хватит.

— Ял! — Снорри постучал меня по плечу. Я обернулся, мой взгляд проследил за его взглядом, и я увидел поднятую над головой руку.

— А, чтоб!..

Факел превратился в головешку, которая уже даже не дымилась. Однако пальцы, что его сжимали, яростно светились внутренним светом — по крайней мере, до того момента, пока Снорри не обратил мое внимание на них. И тут они погасли, мы погрузились в темноту, и я сделал то, что сделал бы на моем месте всякий разумный человек, — со всех ног бросился к выходу.

Нас ждала буря.