Впрочем, что касается "священника", то Кренстон вовсе не был аскетом и святошей. Расставшись с обетами, он вёл образ жизни, естественный для молодого, сильного мужчины и не чурался плотских радостей. Его отношение к дамам высшего сословия осталось неизменным - презрительно-брезгливым. Кренстон полагал, что человека быстро развращает власть, богатство, доступность всевозможных удовольствий. Посему простые люди гораздо чище и искреннее. До недавнего времени в гациенде жила молодая женщина, открыто пользовавшаяся особой благосклонностью господина Кренстона на зависть многим. Она вернулась в село накануне появления Гретхен в Тополиной Обители.
Гретхен повернула голову и невесомо, чтобы не разбудить Кренстона, прикоснулась щекой к его руке, лежащей на её плече. Он открыл глаза, и взгляды их встретились. Гретхен чуть улыбнулась, но он смотрел без улыбки.
- Что? - шепнула Гретхен. - Что вы мне скажете? О чём думаете?
- Что открыл в себе неожиданное и малоприятное... Вчера... я повёл себя не лучшим образом...
- То есть... Сегодня вы так не поступили бы? - чуть озадаченно проговорила Гретхен.
Кренстон медлил с ответом, но теперь взгляд его изменился, казалось, он вот-вот расхохочется. Гретхен вопросительно приподняла бровь.
- Разрешите моё сомнение, прелестное дитя. Ваш вопрос - очаровательная провокация?
Несколько мгновений смысл фразы не доходил до Гретхен, но вдруг она вспыхнула, щеки порозовели от смущения.
- О, нет!.. Я вовсе не это имела в виду!.. - поспешно заговорила она.
- Ох, как жаль! Да отчего же вы не это имели ввиду? - сэр Тимотей забавлялся её смущением.
- Я только хотела спросить... - пробормотала Гретхен. - Вчера была какая-то причина?.. Я видела, что-то случилось... что выбило вас из вашего обычного состояния. А вы не выслушали меня и смеётесь...
Кренстон по-прежнему улыбался, но теперь улыбка его показалась Гретхен застывшей, не живой.
- Причина?.. Я вам о ней не скажу.
- Не говорите, - покладисто согласилась Гретхен. - Наверное, вам нравится иметь тайны.
- Нет, - покачал Кренстон головой. - Я был бы счастлив, если бы мне удалось избавиться от них.
- Так что вам мешает?
- Избавиться, а не раскрыть.
Глава пятьдесят четвертая
о том, что незаслуженные обиды больно ранят
В тот день Кренстон был в странном, болезненном возбуждении. Гретхен даже подумала с тревогой: уж не возвращается ли лихорадка, или, что ещё вероятнее, он простудился вчера и теперь заболевает... Он то был неестественно весел, то, будто забывшись, задумывался о чем-то, и с лица уходили всякие признаки веселья. Он хотел быть с нею, но одновременно какая-то тяжёлая мысль мешала ему вести себя с обычной обаятельной легкостью. Около полудня, когда Гретхен как раз раздумывала, не послать ли к доктору посыльного с просьбой навестить их, Джоберти приехал без зова. Гретхен этому чрезвычайно обрадовалась: если сэр Тимотей и в самом деле нездоров, то о лучшем посетителе и мечтать не надо. Мужчины удалились в кабинет сэра Тимотея, но находились там не долго. Видимо, доктор приезжал по делу, потому что вскоре они вернулись в гостиную и Джоберти к огорчению Гретхен сообщил, что вынужден откланяться. Видимо, состояние Кренстона не вызвало у него никакого беспокойства, и показалось абсолютно нормальным. Да, к слову сказать, если бы Гретхен была чуть менее озабочена, она увидела бы, что и сам доктор был мало похож на себя - ни разу не пошутил, не уколол Гретхен неизменной "шпилькой".
После коротких колебаний Гретхен посчитала, что не должна подступать с расспросами к Кренстону. Если он сочтёт нужным, она всё узнает. Если же он считает лишним посвящать её в свои проблемы, она не желает быть навязчивой и ставить его в неловкое положение.
Проводив доктора, Кренстон вернулся к ней. Во время отсутствия мужчин Гретхен решила заняться своим рукоделием - кропотливая, чуть монотонная работа всегда действовала на неё успокаивающе. Она сидела в низком кресле, стоявшем на большом ковре поблизости от камина и вышивала шёлком по ткани, натянутой на квадратные пяльцы. Кренстон остановился будто в нерешительности, потом спросил:
- Вы позволите мне сесть вот сюда, на ковер рядом с вашим креслом?
- Если считаете, что вам будет здесь удобно... - с сомнением проговорила Гретхен.
- Благодарю вас! - недослушав, Кренстон опустился на ковёр.
Он прислонился плечом к креслу и стал наблюдать за её работой. Теперь лицо его не было видно Гретхен, а широкие, обтянутые домашним сюртуком плечи, напомнили ей, каким она застала Кренстона вчера ночью в гостиной. Волна нежности поднялась в ней, Гретхен захотелось положить руку на его густые тёмные локоны и сказать: "Не молчите. Я хочу делить с вами ваши заботы". Кажется, этот жест был бы самым естественным, но Гретхен всё больше беспокоило, что после ночи, проведённой вместе, они не стали более близки друг другу. Напротив, как будто возникло некое препятствие, и оно чрезвычайно тревожило сэра Тимотея. Гретхен напоминала себе, что причина кроется не в ночи близости, что-то случилось раньше, а ночь стала следствием... Но это напоминание тотчас заслонялось смутной тревогой и ощущением собственной непонятной вины.
Кренстон вдруг остановил её руку, медленно забрал иглу из пальцев и вколол в полотно, туго растянутое в пяльцах.
- Вы нервничаете? Я тоже не люблю, когда смотрят, как я работаю. Не сердитесь на меня... я хочу постоянно видеть вас, я не могу насмотреться... надышаться вами... - Кренстон прижал к лицу её ладонь и глубоко вдохнул: Вы сводите меня с ума...
Теперь ладонь её лежала в его руке.
- Я влюблён в ваши руки. В них столько изящества и хрупкой нежности... Я никогда не думал, что одно лишь любование женскими руками может дарить таким восторгом... да я и не видел никогда раньше подобных рук. Видел холёные, унизанные кольцами и перстнями, говорил про себя: "Красивые руки" и не более. А ваши...Я видел вас на кухне, когда вы делали чёрную работу. Я смотрел на ваши руки, и это рождало странное чувство восторга и тревоги эти хрупкие пальчики так ловко держали нож, сноровисто чистили овощи... Да разве это можно? Они так и просятся на полотно. Ах, почему я не подумал заказать ваш портрет!? - вдруг с искренней тревогой воскликнул Кренстон. - Я сейчас же отдам распоряжение привезти художника!
Он сделал движение подняться, и Гретхен остановила его, положил руку на плечо.
- Кренстон, что случилось? - вопреки своим намерениям спросила она, когда он поднял голову.
Он молча смотрел на неё, и взгляд его был... каким-то... тёмным. И вдруг он заговорил, но это был не ответ, а другой вопрос:
- Гретхен, вы можете сказать мне: "Я люблю вас"?
Она не отвела глаз, только ресницы чуть дрогнули. Потом она проговорила - лицо казалось безмятежно спокойным, но голос чуточку вздрагивал:
- Я слишком уважаю вас, сэр Кренстон, чтобы лгать вам.
В уголках его губ обозначилась усмешка:
- Я знал столько женщин, которые с легкостью неимоверной произносили: "Я люблю тебя!"
- Вы хотите, чтобы я научилась этому? - с прежним выражением спокойствия сказала Гретхен, не ожидая, что следующий вопрос Кренстона заставит её потерять душевное равновесие.
- В вашей жизни был человек, которому вы сказали бы это, не кривя душой?
- Вы знаете мою жизнь, я рассказывала вам... - напряжённо проговорила Гретхен.
И Кренстон спросил опять - на этот раз вопрос его был откровенно жестоким:
- Этот человек - Ларт?
Гретхен чуть побледнела. От усилия скрыть причиненную ей боль, лицо сделалось как будто надменным.
- Господин Кренстон... Если вы имеете какую-то цель, скажите мне о ней... я не вижу смысла в этом разговоре... Ларт погиб... так какое значение имеет то, какие чувства я к нему испытывала? Я не допускаю мысли, что вы... ревнуете меня к человеку, которого больше нет!
Она резко встала, но Кренстон уже стоял перед нею, близко. Он быстро взял Гретхен за плечи, привлёк к себе, обнял, не взирая на её слабые попытки воспротивиться его настойчивости.
- Простите меня... Ради Бога... простите... - прерывисто выговорил он и умолк.
Гретхен боялась расплакаться, сдерживалась изо всех сил, отчасти радуясь тому, что лицо её спрятано на груди Кренстона. Её испугал этот прорыв жестокости - иначе она не могла назвать его поступок. Сердце Гретхен отчаянно колотилось, плечи вздрогнули, выдавая её состояние.
- Простите... - глухо выговорил Кренстон. - Я виноват перед вами... я поступил низко... но назад ничего не вернёшь...
Гретхен думала, что она понимает Кренстона, но он говорил об одном, а она слышала другое. И единственное, в чём она не заблуждалась, было отчаяние, звучавшее в его голосе. И неожиданно на место горького недоумения и обиды пришло сострадание. Она подняла лицо к нему:
- Что вас мучит? Отчего вы не хотите поделиться со мной?
- Я скажу вам. Но ещё не теперь. Скоро.
У Гретхен непонятно откуда возникло чувство, будто Кренстон пришёл к какому-то решению.
- Я испугал вас и причинил боль, прошу ещё раз - простите, - голос был виноватым, но теперь Кренстон был гораздо спокойнее.
- Да... Всё прошло...
- Вы милосердный ангел, Гретхен. Ваша кротость и доброта - худший укор обидевшему вас.
- Довольно... пожалуйста...
- Мне лучше оставить вас, - улыбнулся Кренстон. - Займусь делами. Мы встретимся за обедом.
Глава пятьдесят пятая
с Кренстоном происходят пугающие перемены
Когда сэр Тимотей спустился к обеду, он был такой, как всегда, ничего не напоминало о непонятном эксцессе, что произошел между ними, и Гретхен тоже почти успокоилась, она решила, что дело, так тревожившее Кренстона, благополучно разрешилось.
Улучшению настроения способствовало и то, что ненастье уходило. Дождь прекратился ещё утром, ветер переменил направление и быстро сгонял облака за горизонт, сквозь них проглядывали ясные, голубые оконца. К полудню небо почти совсем очистилось, солнце беспечно сияло в чистой голубизне.
За вечерней трапезой Гретхен опять была одна, и хотя она испытала лёгкое недоумение из-за отсутствия Кренстона, но вчерашних переживаний не было и в помине - сэр Тимотей вовремя прислал сказать ей о том, что занят и будет ужинать позже.
Потом Гретхен вышла на балкон. Сумерки ложились на сад, но ветерок был таким ласковым и тёплым, что она захотела перед сном побродить по саду, посмотреть, как перенесли ненастье кусты зимних роз и полюбоваться их цветами. Днём Дороти отговорила её, сказав, что дорожки в саду мокрые, и Гретхен обязательно промочит ноги. Но теперь, обдуваемые сухим, теплым ветром, они хорошо просохли. Вернулась Гретхен, когда Дороти послала за ней Габи - к тому времени уже почти стемнело.
По пути к себе Гретхен заглянула в столовую, предполагая застать сэра Тимотея за ужином - впрочем, она не знала наверняка, хочет видеть Кренстона, или напротив, желала бы избежать встречи с ним. Столовая была чисто прибрана и пуста, Гретхен вздохнула с облегчением, в котором сочеталось и чувство, что она поступила как должно, и то, что сэра Тимотея всё же не встретила. Гретхен легко взбежала по лестнице, думая о книге, которая ждала её, и вспоминая, на каком эпизоде прервала чтение. И тут она остановилась - до неё донеслись приглушённые звуки музыки. Играть мог только Кренстон, и уже это вызвало удивление Гретхен. Нет, она знала, что он хорошо играет на фортепиано. Иногда, разучивая новую пьесу, Гретхен увязала в каком-нибудь особенно сложном эпизоде. Тогда на помощь приходил сэр Тимотей, он с легкостью играл прямо с листа, который видел впервые. Однако на просьбы Гретхен просто поиграть для нее, он соглашался редко, обычно отшучивался и просьбу её отклонял.
Заинтригованная, Гретхен пошла на звуки музыки и поняла, что Кренстон находится в малом музыкальном салоне, где когда-то застал её. Эта комната располагалась в дальнем конце дома, и, вероятно, салон был устроен там именно с целью, чтобы звуки не достигали жилых комнат.
Когда Гретхен смогла разобрать мелодию, любопытство её как рукой сняло. Гретхен была очень музыкальна, звуки музыки были для нее то же, что буквы, и так же слагали истории, наполненные куда более яркими эмоциями и переживаниями, чем прочитанные в книгах. И теперь она стояла в пустом коридоре, слушала доносящиеся до нее звуки, и душа её цепенела от холода, проникавшего в неё.
Какое состояние души могло породить такую музыку? О, ещё недавно она знала это состояние - чёрное горе, одиночество и необратимая потеря... Хаос и отчаяние выплёскивались и порой превращали мелодию в какофонию звуков. Сердце у Гретхен останавливалось в мучительном предчувствии, что вот-вот, в следующий миг мелодия разрушится, невыносимая дисгармония взовьется последним всплеском... и оборвется. Гретхен почувствовала, что нервы её напряжены до предела, что она сама вот-вот закричит, зажмёт уши руками и кинется прочь. И тогда она заставила себя шагнуть вперёд, туда, где под руками Кренстона рождалась эта музыка.
Она старалась ни о чём не думать, когда потянула плотно прикрытую дверь, шагнула в неё и захлопнула за собой, будто отрезая себе путь назад. Кренстон услышал стук и порывисто обернулся на стуле. Наступившая тишина ударила по нервам.
- Убирайтесь! - резкий, раздражённый голос заставил Гретхен вздрогнуть всем телом. Но она сейчас же поняла, что он не разглядел её - в комнате было почти темно, свечи горели только перед Кренстоном. И в самом деле, следом он проговорил: - О Господи, Гретхен... наверное, вы уже устали слушать мои извинения... Глупо без конца извиняться... и опять позволять себе... Но я думал, вы ещё в саду, - он взглянул на ночные окна и сокрушенно покачал головой. - Мне остается сообщить, что перед вами редкостный образчик глупца, - хмыкнув, проговорил он.
Кренстон не встал, не подошел к Гретхен, он продолжал сидеть и смотреть на неё. Вдруг он мрачно усмехнулся и сказал:
- Милая Гретхен, вам лучше держаться от меня подальше. Ступайте, крепко заприте двери, лягте в свою тёплую постельку и помечтайте о... - он резко умолк, оборвал сам себя. - Уходите!
Гретхен, будто слепая, нашарила позади себя дверь, и, не помня как, оказалась снаружи. Уже когда она заторопилась прочь, и слёзы жгли глаза, Гретхен поняла, что Кренстон был пьян, а на фортепиано рядом с подсвечником стоял бокал. И в эту секунду Гретхен вздрогнула, - будто в подтверждение из-за двери донесся резкий звон разбитого стекла.
Гретхен вбежала в свою комнату, прижалась спиной к двери и дала волю слезам. С Кренстоном происходило что-то ужасное, теперь Гретхен была действительно напугана. К тому же она решительно не понимала причину перемен, с ним происходящих. Если прошлая ночь принесла ему разочарование, так к чему эти его переживания - она ни на что не претендует, она готова уйти так же, как пришла. Но он по-прежнему говорит о своей любви, и в глазах его, в голосе, Гретхен чувствует нечто большее, чем чувствовала раньше... Так что происходит с ним? На секунду явилась мысль молча уйти из его дома. И Гретхен поняла, что никуда она не уйдет, пока Кренстон сам не захочет отпустить - Немой Пастор без всякого усилия отыщет и настигнет её, ведь здесь повсюду его люди.
Как она ликовала, "сбежав" от разбойников! Ей и в голову не приходило, что она в точности следует расчетам Кренстона. Это он вывел ее на край рощи, показал свой дом, сияющий в лучах заката. Он безошибочно угадал, что Гретхен всем своим существом устремится к представшему ее глазам убежищу. Он знал, как разителен будет контраст, когда он грубо одернет ее лошадь, и Гретхен переведет глаза с прекрасного дома-дворца на него - грубое чудовище. Однажды Гретхен спросила Кренстона, что, если бы она все же не решилась бежать в ту ночь? "Вы должны были прийти в мой дом, я нашел бы для этого другой способ", - ответил он.
Одетая, Гретхен лежала на кровати ничком и, глядя сухими глазами в пустоту, мучительно пыталась понять причину такого состояния Кренстона. Стук в двери сорвал ее с кровати, голос Кренстона заставил побледнеть.
- Гретхен... Позвольте мне войти. Мы должны объясниться.
Она похолодела от мысли, что сейчас он войдёт к ней... Но даже если бы дверь была заперта, она откинула бы запор. Он был здесь хозяин, а она никто, бездомная нищая, живущая в его доме из милости. Безуспешно пытаясь укрепиться остатками самообладания, Гретхен подошла к двери и отворила её перед Кренстоном. Глядя в белое как мел лицо, в огромные потемневшие глаза, он не выдержал, прикрыл глаза ладонью. Гретхен машинально отметила, что волосы у него влажные - вероятно, сэр Тимотей сунул голову под холодную воду, прежде чем идти к ней.
- Нет... - пробормотал он. - Нет... Простите...
Кренстон повернулся и быстро пошёл прочь.
Глава пятьдесят шестая
бегство Кренстона и вопросы к Дороти
В оцепенении Гретхен стояла перед раскрытой дверью. Она слышала, как Кренстон стремительно прошел по коридору, быстро спустился по лестнице, шаги его удалились и стали совсем неслышны. Она еще напряженно вслушивалась, когда громкий стук входной двери заставил ее вздрогнуть всем телом. Несколько секунд спустя легкий порыв ветра дохнул ей в лицо - то было движение воздуха, вызванное коротким сквозняком.
Это будто вывело Гретхен из оцепенения. Она сорвалась с места, побежала вниз. В гостиной она едва не налетела на домоправительницу.
- Дороти, милая! - всхлипывая, заговорила Гретхен. Она забыла обо всяких условностях, умоляюще сжимала рука. - Что происходит, скажи? Я ничего не понимаю! Бога ради, объясни, что случилось, что происходит в доме?
- Мисс Гретхен! В каком вы состоянии! Немедленно в постель! Я сейчас поднимусь к вам и дам успокоительных капель, - внутренняя "затянутость" на все шнурки уже ни раз помогала женщине в сложные моменты.
- Дороти! Дороти! Мне не нужно капель, поговори со мной! Мне плохо! Скажи, что я должна сделать? Уйти? Дороти, помоги мне! - Гретхен шагнула к домоправительнице, ткнулась в темное сукно на ее груди.
Лицо Дороти сделалось растерянным и совершенно беспомощным.
- Мисс Гретхен! - она еще пыталась ухватиться за знакомые интонации, но их уже не было в ее голосе, и Дороти растеряно повторила: - Мисс Гретхен, деточка... Идемте, бедная моя...
Она обняла Гретхен за талию, повела ее, ничего не видящую от слез, к лестнице.
- Куда он ушел, Дороти?
- Я не знаю, увы... Пронесся как ветер... Я слышала, он кликнул Рамиреса... И они вдвоем ускакали...
- Почему?.. Почему?.. Что я сделала?!
- Вы?! - искренне изумилась Дороти. - Бог с вами, мисс Гретхен! Что вы могли сделать, ангел мой? Да причина вовсе не в вас!
- А в чем?
- Я не знаю. Но уверена - вы ни при чем.
- Но он бежал от меня!
- Здесь что-то не так. Не терзайтесь, милая мисс Гретхен. Лучший выход сейчас - крепко уснуть. Придет утро, все трудности покажутся не такими уж неразрешимыми. Давайте, я уложу вас, деточка.
- Дороти, я не хочу...
- ... И попрошу вас слушаться меня! - оставьте свои возражения, я лучше знаю, что сейчас нужно делать.
Она ловко расстегнула крючки на платье Гретхен, потянула рукава вниз, и Гретхен опомниться не успела, как оказалась в одном корсете и нижней юбке. Еще несколько секунд - корсет упал в кресло, а юбка с шуршанием легла к ногам Гретхен. И уже ночная сорочка непонятно как оказалась на ней... Гретхен совсем раскисла, ослабела от слез и переживаний и уже без возражений позволяла Дороти делать все, что та считала нужным. Она все еще всхлипывала, когда оказалась в постели, заботливо укрытая теплым одеялом. Скоро капли, которыми Дороти все же напоила ее, заставили веки стать тяжелыми, обремененными сном.
- Спите, деточка, - домоправительница присела на край кровати и ласково погладила Гретхен по голове. - Поверьте мне, все будет хорошо. Я не должна, права не имею судить... но ведь всякому ясно, что господин Кренстон души в вас не чает. И то, что вам представляется сейчас ужасной бедой, через какое-то время, может быть уже завтра, объяснится совсем не так, как видится вам сегодня. У мужчин ведь иные заботы, чем у нас, у женщин. И часто они делаются скрытны лишь от желания избавить нас от лишних, с их точки зрения, переживаний, - вздохнула Дороти. - Лишь из лучших своих побуждений они оставляют нас в неведении и неизвестности, думая, что творят нам доброе дело. А сэр Кренстон... - Дороти улыбнулась, - он готов пылинки с вас сдувать.
На губах Гретхен обозначилась вздрагивающая улыбка, ей стало казаться, что в произошедшем больше ее мнительности, чем действительных фактов. Разумеется, все прояснится и увидится в другом, совсем не трагическом свете.
- Спасибо, милая Дороти. Вы правы в каждом слове, а мне стыдно, что я повела себя как глупая истеричка... Извините меня. Я вполне успокоилась и буду спать.
- Вот и замечательно, - Дороти легко сжала ее пальцы. - Спите спокойно, мисс Ларт.
Глава пятьдесят седьмая
визит доктора в Тополиную Обитель в отсутствии хозяина
Но утро не принесло перемен, и день тоже был наполнен какими-то бессмысленными делами и тревогой. Гретхен не находила в душе своей ничего, на что могла бы опереться в думах своих, надеждах и чаяниях, все было смутно и неопределенно. Кренстон по-прежнему отсутствовал, не было даже каких-либо известий о нем. Гретхен заставляла себя не подходить к окну, не вслушиваться в доносящиеся к ней звуки. Она пыталась занять себя чем-то, чтобы отвлечься, может быть. Но все валилось из рук и получалось не так: в рукоделии путались нити, клавиши сделались непослушны и звучали не так, а пальцы, казалось, мешали друг другу - все вызывало досаду и раздражение.
Когда, около полудня, Гретхен услышала приглушенный стук копыт, она забыла о том, что хотела сохранять видимость сдержанности и невозмутимости, как то и пристало воспитанной даме. Она вскочила, рассыпая листы, испещренные нотными значками, и метнулась в коридор, к окнам, выходящим на подъездную аллею. Ее разочарование смешалось с долей облегчения, - во всаднике, спешивающимся у парадной лестницы, она узнала Джоберти. Стараясь унять торопливый стук сердца, Гретхен заторопилась в переднюю встретить доктора. Она еще лелеяла надежду, что услышит сейчас от Джоберти нечто такое, от чего вмиг улетучатся все мрачные мысли, и опять вернется ощущение безмятежности и гармонии. И Гретхен невольно ускоряла шаги, торопя эти мгновения. Но вот она встретила взгляд доктора и каким-то запредельным чувством поняла, что надежды ее напрасны, и одновременно укрыла свои подлинные чувства за маской доброжелательности и приветливости.
- Господин доктор! Вы как нельзя более кстати! А я, было, начала скучать от мысли, что мне придется обедать в одиночестве.
Джоберти склонился поцеловать руку Гретхен, затем сказал:
- Увы, милая Гретхен, мне придется вас огорчить. Меня ждут. Я завернул в Тополиную Обитель лишь на несколько минут, перемолвиться с хозяином парой слов.
- К сожалению, господина Кренстона нет дома со вчерашнего вечера.
- Да-да, мне уже сказали, - несколько поспешно, как показалось Гретхен, проговорил доктор. Впрочем, с той же долей уверенности она могла бы сказать, что поспешность эта - лишь плод ее предвзятого воображения.
- Отчего бы и вам не развеяться? - спросил Джоберти. - Распорядитесь заложить коляску и навестите мисс Джоберти, к примеру. Со времени нашего с ней последнего визита в Тополиную Обитель, в доме только и разговоров, что о вас. Супруга почему-то предъявляет мне претензии о том, что господин Кренстон заточил вас в своей гациенде. Старшая дочь не дождется вашего ответного визита к нам - мисс Джоберти превознесла ваши музыкальные таланты, абсолютно справедливо, замечу, - и дочка надеется, что вы растолкуете ей какие-то сложные места в пьесе, которую она разучивает. Ну а младшие сгорают от нетерпения просто увидеть вас, - наслушавшись рассказов матушки, они вообразили вас волшебным эльфом. Таким образом, если вы вдруг появитесь перед ними, они будут просто счастливы, и уверяю, что скучать вам не придется. Я, в свою очередь, был бы счастлив доставить вас в мой дом, но, увы, меня, в самом деле, ждут.
Прежде чем ответить, Гретхен колебалась мгновение: может быть, действительно, сесть и уехать от мучительного ожидания, от терзающих сердце раздумий, от одиночества...
- Благодарю вас, доктор. Я надеюсь вскоре познакомиться с вашей семьей, и сделаю это с удовольствием... Но прежде я должна подождать господина Кренстона. Ведь даже в вашем доме я не смогу не думать о том, не случилось ли с ним чего плохого.
- Честное слово, мне жаль. Я уж, было, вообразил, что почти уговорил вас. Что ж, позвольте мне откланяться, милая Гретхен, я загляну в Тополиную Обитель попозже, когда Кренстон будет дома.
Он еще раз склонился к руке Гретхен, повернулся и пошел к дверям.
- Доктор Джоберти! - окликнула его она, и Джоберти обернулся.
Она стояла и смотрела на него, такая тоненькая и хрупкая, что Джоберти не особенно удивился бы, окажись она в самом деле сказочным эльфом... Большие темные глаза на бледном лице были так выразительны, что он почти услышал их крик: "Где он, Джоберти?! Зачем он уехал и куда?! Что происходит, скажите мне?! Ведь вы знаете, знаете!" И доктор испугался, что в следующую минуту должен будет отвечать на эти вопросы, но что отвечать и как? Те ответы, которые он знал, не годились сейчас.
- Берегите себя, милый Джоберти, - тихо сказала Гретхен. - На дорогах так неспокойно.
- Благодарю вас, мисс Гретхен, - склонил голову доктор и быстро вышел.
Уже и стук копыт давно смолк на аллее, а Гретхен, прикусив губку, все стояла так, как оставил ее Джоберти.
Глава пятьдесят восьмая
человек, к которому Гретхен торопится спросить о Ларте
Гретхен не услышала, когда Кренстон вернулся домой. Случилось это на третью ночь. Измученная, усталая Гретхен, впервые за эти ночи уснула, хоть и тяжелым, но глубоким, как беспамятство, сном.
Вероятно, он распорядился тотчас доложить о том, что мисс Гретхен проснулась, и он может войти к ней. Едва Гретхен закончила утренний туалет, как в дверь постучали.
- Входите, - позвала она, не отрывая глаз от мутного тумана, которым было наполнено нынешнее холодное, сырое утро.
- Гретхен... - услышав голос, она обернулась прежде, чем он выговорил ее имя.
Кажется, она готова была броситься к нему, но осталась на месте, глядя с другого конца комнаты. Сначала она подумала, что он болен и едва держится на ногах, но тут же эту мысль перебила другая, что перед ней смертельно уставший человек, и даже мысль о том, что Кренстон пьян, успела мелькнуть в ее голове, прежде чем она шагнула к нему навстречу и в тревоге спросила:
- Что случилось, господин Кренстон?!
Он закрыл за собой двери и теперь смотрел, как Гретхен приближается к нему.
- Что случилось? - повторила она, вглядываясь в бледное, осунувшееся лицо. Даже когда он был ранен, и рана, безусловно, причиняла ему страдания, даже тогда она не могла разглядеть в его лице того, что находила в нем сейчас. - Не молчите, Тимотей! Ваше молчание пугает меня! Говорите! Я хочу знать, что вас мучит и хочу разделить с вами ваши трудности.
- Милая... милая Гретхен... Как вы добры... Я недостоин вашего великодушия. О, если бы возможно было заставить чувства молчать, и слышать лишь рассудок... Но чувства лишили меня разума... и я заставляю страдать вас, мой дивный ангел... любовь моя... страдать от моего безумия. Если вы когда-нибудь... потом... сможете понять и хоть сколько-то оправдать меня... я могу только просить вас об этом. И просить прощения за то, что так долго и малодушно отдалял эту минуту...
- Кренстон, я не понимаю ваших слов... О чем вы говорите?
Он шагнул к Гретхен, как будто в нерешительности тронул её волосы, плечи, потом осторожно обнял её, прижал голову к своей груди.
- Простите меня, Гретхен, простите... - и через долгую, тягостную паузу: - Ларт жив.
Целое бесконечное мгновение она стояла не шелохнувшись. Потом вскрикнула, забилась бессмысленно, как бьётся птица, пойманная в ладони, и вдруг начала безжизненно выскальзывать из его рук.
Сознание вернулось к Гретхен через несколько минут. Ресницы её дрогнули, и ещё прошли секунды, прежде чем память возвратилась тоже. Тогда глаза её широко распахнулись, и Кренстону показалось, что чёрное пламя опалило его.
- Это правда... что вы сказали?.. Это не для того... чтобы... сделать мне больно?.. - сдавленные рыдания рвались из её груди. Гретхен не в состоянии была понять, что это она сама сказала Кренстону очень жестокие слова. Но таким бездонным горем были полны её глаза - вовсе не радостью, что потрясённый Кренстон смог только выговорить:
- Это правда.
- Где?.. Где он?.. - голос ее дрожал и рвался.
Кренстон взял со стола колокольчик и позвонил.
- Проводите сюда нашего гостя, - приказал он вошедшему слуге.
Кажется, Гретхен сомневалась в том, что слышала. Она с большей вероятностью ожидала, что слова вдруг вывернутся изнанкой смысла, и она узнает о том, что сражена безумием и воспринимает реальность в искаженном виде, или вот-вот очнется от какого-то мучительного бреда... Сдвинув брови, она пыталась разгадать смысл происходящего, уловить то, что, вероятно, проходило мимо ее внимания и сознания... "Гость... Человек, который что-то знает?.. Ах, зачем?.. Заразить душу новыми надеждами... от них так больно..."
Она вдруг дернулась из кресла, лихорадочно заторопилась выбраться из него. Кренстон нашел человека, который знает о Ларте!! Да почему же она сидит здесь, а не бежит к нему со всех ног?!
- Гретхен, куда вы?
- Мне нужно... Пустите... пожалуйста... - бормотала она, всюду натыкаясь на его руки и оттого болезненно морщась, - Я должна...
- Вам никуда не нужно, он уже здесь, - проговорил Кренстон, и Гретхен услышала голос, позвавший ее:
- Гретти...
- Как долго тебя не было, Ларт! - беспомощно всхлипнула она и шагнула к нему навстречу, и тут темнота начала стремительно сжиматься вокруг нее, и Гретхен более всего испугалась, что в этой темноте опять потеряет Ларта, и успела лишь вскрикнуть испуганно, но уже не почувствовала, как его руки подхватили ее.
Но, странным образом, страх не оставил ее даже в беспамятстве. И отчаяние, что она опять теряет Ларта, потащило ее назад из глубины, в которой тонул, глох ее разум. Сначала она различила голоса, доносящиеся к ней так, будто голова ее была обложена толстым слоем ваты. Потом начала различать слова и узнала встревоженный голос Кренстона:
- ...послать за доктором... опасно...
И другой, обладающий сейчас для Гретхен такой волшебной живительной силой!
- Кажется, она приходит в себя... Гретти, вы меня слышите?..
Чья-то рука трогает ее руку, берет в ладони, и теплые губы прикасаются тихо... Это он!.. Это он!..
- Ларт... - едва шевельнулись непослушные губы.
Книга третья
Глава первая
совместный обед выбивает Гретхен из колеи
Гретхен не замечала вокруг себя ничего, кроме того, кто вернулся к ней из мертвых. Она почти ничего не говорила, только смотрела на Ларта, и будто сердцем самим слушала его голос. И важно было даже не то, что он говорил, а сам голос, звуками которого наслаждалась Гретхен, поэтому на губах ее порой невпопад появлялась тихая, отрешенная улыбка. Когда Ларт спрашивал о том, что случилось с нею в эти месяцы, она торопливо отвечала:
- Ах, какое это имеет значение?! Вы живы! Живы! Я знаю только это!
Гретхен садилась на ковер, обнимала за шею Урса, гладила ладонями его короткую, атласную шерсть. Псу это явно нравилось, и кажется, он сожалел, что сейчас уже непозволительно сделать вид, будто он снова забылся, опять вскинуть лапы на плечи Гретхен и по-щенячьи восторженно облизать ее щеки.
Это были минуты и часы безудержной, ничем не омраченной радости. Сейчас Гретхен не способна была ни к какому логическому умозаключению, раздумью или озабоченности. И в этом состоянии своем она была подобна растению, лишенному разума, которое вынесли из подвала под простор лучезарного неба, и листья его бездумно нежились в солнечных потоках, каждой малой частичкой вбирая их энергию, впитывая силу из чистого воздуха и ласкового дыхания ветра. Гретхен забыла, где она находится. Да и какое это имело значение, если самое лучшее место во всем мире то, где Ларт опять с нею!
А потом Кренстон пригласил их к обеду. И вот тогда между бровями Гретхен легла маленькая морщинка. Кренстон... В этом, самом светлом и добром месте кроме нее и Ларта есть еще Тимотей Кренстон, и "светлое, доброе место" - дом сэра Кренстона, в котором она обещала стать хозяйкой... женой... Эти мысли враз всколыхнулись, замелькали, пока еще не требуя задуматься в поисках трудных, а может, и не существующих решений и ответов. Пока они только пугали, нарушая безоглядную радость, омрачая ясную лучезарность ее.
Под конец трапезы она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. На первый взгляд причины для этого не было никакой: подали великолепный обед с роскошными, парадными блюдами. Слуги, прислуживающие за столом, надели парадные платья и демонстрировали великолепную выучку. Атмосфера обеда отнюдь не была напряженной - мужчины обменивались репликами, и это вполне соответствовало застольной светской беседе.
Если бы только Гретхен могла не замечать, что исчезла без следа легкость и непринужденность сэра Кренстона! Теперь это был аристократ, в совершенстве владеющий искусством за манерами и этикетом скрывать истинные свои чувства.
Если бы не веяло холодом безликости от слуг, меняющих блюда, наполняющих бокалы! Их глаза ни только ни разу не потеплели улыбкой как обычно, более того - в этот раз они прилежно избегали взгляда Гретхен.
И она сделала чудовищное открытие - в этом доме никто кроме нее не был рад появлению Ларта!.. Мысль об этом была столь ужасна, так невозможна и несправедлива, что глаза Гретхен едва не наполнились слезами, и она торопливо опустила взгляд на кушанье, стоящее перед ней. Она бессмысленно ковыряла в нем вилкой и пыталась призвать на помощь все свое самообладание, одновременно боясь, что не справится с собой, и слезы закапают на блюдо. Но, когда Гретхен нашла в себе силы опять поднять глаза, она мысленно послала благодарение Богу, потому что никто не заметил ее расстроенных чувств.
После обеда Гретхен почувствовала необходимость остаться одной. И очень кстати Ларт спросил у хозяина, где он мог бы написать несколько писем.
Она ушла к себе в комнату, но одна оставалась недолго - короткий стук в двери и голос сэра Тимотея сообщил о нежданном визитере. Кренстон вошел к ней, и Гретхен ощутила, как между ним и ею мгновенно образовалось некое напряжение. Хотя теперь перед ней был тот самый Кренстон, которого она привыкла видеть, а не незнакомый аристократ с выражением непроницаемой отчужденности. Но Гретхен не знала цели его визита, и это ее беспокоило. Вернее, причин и поводов для разговора было достаточно, но ни одна из них не обещала радости Гретхен.
- Гретхен, что так расстроило вас за обедом? - вдруг спросил он, заставая ее врасплох. Что-что, но этого вопроса она не ожидала.
Глава вторая
Кренстон ждет от Гретхен свидетельства
прежнего расположения к нему
Растерянная Гретхен не могла собраться с мыслями, чтобы дать хоть какой-то вразумительный ответ Кренстону, и все, что она сумела сказать, так это именно то, что чувствовала:
- Я... не хочу отвечать на это, - пробормотала она.
Кренстон смотрел внимательно, не отводя глаз, будто читая в выражении ее лица, во взгляде ответ на свой вопрос. Гретхен даже чуть-чуть улыбнулась - печальная улыбка обозначилась в уголках ее губ, - и едва не сказала: вы ведь и так все знаете, зачем же спрашивать.
- Если бы я увидел в этом человеке малейшую фальшь, несоответствие вашим представлениям о нем, я не привел бы его к вам, - сказал Кренстон, вновь заставляя сердечко Гретхен вздрогнуть в смятении - она не чувствовала в себе достаточно сил, чтобы обсуждать это.
- Господин Кренстон... боюсь, я не способна сейчас говорить о чем-либо...
- Мне не нужно, чтобы вы говорили со мной.
- В таком случае... зачем вы пришли...
- ... господин Кренстон, - невесело усмехнувшись, он закончил фразу вместо Гретхен. - Я пришел услышать от вас - Тимотей. Такая цель кажется вам смешной? А для меня это станет свидетельством того, что вы все еще видите во мне своего друга.
И вдруг Гретхен пронзило мгновенное осознание того, что Кренстон вернул ей Ларта. И разумеется, он давал себе отчет, чем это может обернуться для него самого... Ведь всякому здравомыслящему человеку понятно, что у Кренстона не было абсолютно никаких причин разыскивать Ларта и приводить в свой дом. Напротив, он должен бы быть крайне заинтересован в том, чтобы эти двое никогда не нашли друг друга, потому что встреча их означает крушение всех его надежд...
- Друг ли вы мне... - через силу заговорила Гретхен. - О, Кренстон! Тимотей! Сейчас у меня голова идет кругом... Я слишком потрясена, чтобы осознать то, что случилось, и то, что вы для меня сделали... - Гретхен переглотнула, снова заговорила: - Одно я знаю, - едва ли кто-то сделал бы для меня большее... Я счастлива, и это вы сделали меня счастливой, Тимотей... Больше я ничего не сумею сейчас сказать вам.
- Мне остается лишь молиться, чтобы вы не стали думать обо мне иначе. Даже тогда, когда вы будете способны разумно оценить все мои поступки. Впрочем, - чуть насмешливо улыбнулся Кренстон, - счастливые люди великодушны. И не помнят зла.
- Зла? - в голосе Гретхен прозвучало изумление. Теперь она в достаточной степени взяла себя в руки, и могла говорить с Кренстоном более-менее спокойно. - О чем вы говорите? Вы и зло - несовместны. Если я и видела некоторые ваши поступки и намерения в черном цвете, то лишь потому, что смотрела сквозь собственные страхи и несчастья, сквозь горький опыт прошлого... Вы знаете это. - Гретхен прерывисто вздохнула. - Потом мне оставалось только запоздало сожалеть о несправедливости по отношению к вам.
Кренстон положил руки ей на плечи, повел ладони вниз по ее рукам. Взгляд его был пристальным и как будто усталым.
- Тимотей, вы должны поверить мне, в том уголке моего сердца, который отныне принадлежит только вам, там светло, там только любовь и благодарность...
И в это мгновение Гретхен будто обожгло, ослепила мысль, полыхнувшая молнией - она поняла наконец, что подразумевал Кренстон под словами "когда будете способны оценить все мои поступки"... Та ночь, когда он потребовал: станьте моей женой! немедленно! А ведь он знал!.. Тогда он уже знал, что Ларт жив!..
Смятение, непонимание, отчаяние, выплеснувшееся из широко открытых глаз, рассказали Кренстону больше, чем объяснили бы слова. Теперь она смотрела с каким-то жалобным недоумением, и этот взгляд был непереносим для него, Кренстон отступил, выпуская ее руки и хрипло проговорил:
- Вы вправе назвать меня негодяем. Мне нечего сказать в свое оправдание... Кроме одного - я безумно люблю вас, Гретхен...
"...и потом... потом он поехал на побережье... нашел Ларта и привез..." Губы Гретхен дрожали, когда она выговорила:
- Если бы я умела распахнуть перед вами свое сердце... я без колебаний сделала бы это... потому что там нет ничего, что я хотела бы скрыть от вас, Тимотей...
Она протянула к нему руки, и Кренстон осторожно, будто недоверчиво взял в ладони ее вздрагивающие пальцы, потом прижал их к губам.
- Гретхен... Я знал очень мало женщин, столь же достойных счастья, как вы...
Глава третья
Ларт обещает вести честную игру
Сэр Тимотей сидел перед камином, поставив руку на подлокотник, опустив на нее голову. Он сидел в неподвижности, и длительное время наблюдая его со стороны, можно было подумать, что он дремлет в этой позе. И не мудрено - уже прошло Бог знает сколько времени с тех пор, как большие часы в гостиной сообщили о полуночи. Но он не спал и быстро поднял голову на звук открываемой двери - в темном проеме стоял Ларт.
- Вы позволите?
- Входите, - Кренстон сдержанно кивнул на второе кресло.
Некоторое время лишь потрескивание догорающих в камине поленьев нарушало ночную тишину. Затем, все так же глядя на короткие язычки пламени, Кренстон проговорил:
- Что будем делать, господин Ларт?
- Я не знаю, - помедлив, ответил Ларт. - Это решит Гретхен.
- И вы согласитесь с ее решением, каким бы оно ни было? - сузив глаза, снова спросил Кренстон.
- Разумеется, - голос Ларта был абсолютно бесстрастным, разве что глуховат немного - видимо это было следствием жестокой простуды, болезнь еще не совсем его оставила, Ларт иногда покашливал.
- Теперь я вижу, что Гретхен была права - возможно, вы ее лучший друг, но не более. Наверно, сердце ваше всецело принадлежит другой, ведь невозможно остаться равнодушным к этой женщине, пробыв с ней рядом хоть какое-то время.
- Гретхен обсуждала с вами наши отношения? - сдержанно улыбнулся Ларт.
- Я не правильно выразился... Едва ли это было обсуждение.
- Это не имеет значения. Как и то, что свои чувства к Гретхен я никак не назвал бы равнодушием. Сейчас только одно имеет значение - то, что сделает ее счастливой. Если она решит, что будет счастлива с вами, значит, она останется здесь. Я уеду один, зная, что она жива, благополучна и вы будете для нее надежной защитой от жизненных невзгод.
- Господин Ларт! - Кренстон не скрывал, что слова Ларта воодушевили его надеждой. - С тех пор, как я встретил Гретхен, это неземное создание, - и я не устаю благословлять тот час, - с тех пор я живу одним лишь стремлением дать ей то, чего она достойна. Я затрудняюсь сказать, что значит для меня Гретхен - слова кажутся мне слишком скудными и малозначительными. Я люблю ее. Никогда в жизни я не был более счастлив, чем в те минуты, когда Гретхен согласилась соединить наши судьбы, стать моей женой. Я никого и никогда не просил ни о чем, привык во всем полагаться только на себя. Но вас я прошу, я готов умолять вас - не отнимайте у меня Гретхен!
Откашлявшись, Ларт проговорил:
- Гретхен не бездушная вещь, которую можно взять, забрать с собой или оставить. Она решит сама. Условимся лишь об одном, господин Кренстон, - не торопите ее с выбором. Нужно дать ей время вновь обрести душевное равновесие. Разговор об этом должен возникнуть лишь тогда, когда уйдет радостная лихорадка, и Гретхен снова станет спокойна.
- Но об этом я должен бы просить вас! Ведь сейчас она с негодованием отбросит саму вероятность вновь расстаться с вами. Господин Ларт, я надеюсь, вы не намерены в ближайшее время покинуть Тополиную Обитель? Оставайтесь моим гостем, я прошу вас.
- Благодарю вас, господин Кренстон, я воспользуюсь вашим гостеприимством. И Гретхен тоже останется в вашем доме до тех пор, пока не сделает окончательного выбора. Господин Кренстон, не ждите от меня какой-либо нечестности. Я глубоко уважаю ваше чувство и обещаю вести себя абсолютно честно по отношению к вам.
Некоторое время сэр Тимотей смотрел на Ларта молча, потом медленно проговорил:
- Господин Ларт... мне искренне жаль, что жизнь противопоставила нас друг другу... Вот вам моя рука, господин Ларт... Между нами женщина, удивительная, дивная, сокровище всей жизни... И я счастлив, что в сердце моем нет по отношению к вам чувства враждебности! Напротив, ко мне приходит мысль: если бы этот человек мог стать мне другом... Я рад, что Гретхен стала связующим звеном между нами.
Глава четвертая
выбор Гретхен
Прошло около двух недель после появления Ларта в Тополиной Обители. Гретхен забыла свои огорчения по поводу того, что Ларт - нежеланный гость в доме Тимотея Кренстона. Сердце ее наполнялось тихой радостью, когда она видела, что Кренстон не только не испытывает антипатии к Ларту, но напротив, мужчины прониклись искренним дружеским расположением друг к другу.
Слуги, справедливо заподозрив в Ларте опасного соперника сэру Кренстону, тоже с удовольствием расстались со своей неприязнью к гостю - те, кто был посвящен в истинное положение дела, а именно: Кренстон, доктор, Ларт и Гретхен, уговорились представить Ларта братом Гретхен. Разумеется, сделано это было не по причине недружелюбия слуг, более важной представлялась возможность избегнуть нездорового любопытства соседей к ситуации, домыслов и сплетен. Таким образом, никто в округе, даже семья Джоберти не знала, кто такой в действительности, этот господин Ларт. А прислуга охотно и с облегчением признала в Ларте любимого братца милой Гретхен. Ну в самом деле, кому же это первому взбрело в голову, что господин Ларт может угрожать счастью их любимого хозяина. Ведь он ведет себя именно как брат, и не более. А лицо ангелочка-Гретхен сияет от счастья, и глаза светятся такой радостью, когда она смотрит на вновь обретенного братца! Так ведь это и понятно, и пусть будет грешно тому, кто заподозрит в ее родственных чувствах что-то другое, ведь она едва не потеряла брата, так как же ей не радоваться такому счастью! И слуги без долгих раздумий перенесли любовь к Гретхен на обожаемого ею "брата", со всеми вытекающими из этого последствиями.
Гретхен была счастлива. И какое имеет значение, что осень не балует солнцем, а из серой пелены, клубящейся наверху вместо неба, то и дело начинает просеиваться мелкий, холодный дождь. Ничто не может разрушить солнечного состояния ее души. Ну право же, достаточно взглянуть на нее вот хоть сейчас, когда, сидя на толстом ковре поблизости от Ларта, она играет с Урсом. Пес позабыл обо всякой солидности, и как щенок, с готовностью кидался за своим поводком, который Гретхен бросала прочь. Схватив его, пес несся назад, но отдать не спешил, и начинался следующий этап забавы. То они тянули поводок каждый к себе, то Урс делал вид, что потерял всякий интерес к игре, ронял его на пол, отворачивался, а то и ложился, опустив голову на лапы. Но стоило Гретхен потянуться за "собственностью" Урса, пес вскакивал, хватал поводок и в полном восторге носился по гостиной. Гретхен вовсе не была в обиде на жадину, и от души хохотала, сидя на полу.
Ларт с улыбкой наблюдал за ними. Обычно в этот час в гостиной бывал и Кренстон, но сегодня его не было дома. Ларт вдруг протянул руку и положил ее на голову Гретхен. Она резко обернулась, с изумлением посмотрела на него все это время Ларт был чрезвычайно скуп на проявление каких-либо чувств, и вдруг этот ласковый жест. Что он значил?
- Нам очень повезло, что вы встретили именно Кренстона, не так ли, Гретти?
- Да... он хороший человек.
- Более чем хороший. Я убеждаюсь, что господин Кренстон очень достойный человек, честный и надежный.
- Ларт... что вы собираетесь сказать мне?.. - осторожно спросила Гретхен.
- Вы намеревались стать супругой господина Кренстона.
Ларт не спрашивал, он напоминал о реальном положении вещей. В лице Гретхен не осталось ничего от радостного возбуждения, теперь оно ясно отражало стремительно меняющиеся чувства: удивление, недоумение, вопрос, даже желание сказать что-то в оправдание... Но она ни сказала ни слова, ждала молча.
- Вы намерены сдержать обещание, данное господину Кренстону? Он, в самом деле, был бы замечательным супругом для вас.
Гретхен молчала. От усилия проникнуть в подоплеку слов Ларта, между ее бровями пролегла тоненькая морщинка, но это не помогло, Гретхен ничего не понимала, потому что мысль о том, что Ларт собирается оставить ее здесь, заполонила все ее существо, лишая воли и разума. Разве не подразумевалось само собой, что они снова вместе?! Оказывается, не подразумевалось, оказывается, это лишь фантазия, придуманная ею, и никак не соответствующая действительности... Ее дорога закончилась здесь. Гретхен опустила голову, не желая показать слезы, навернувшиеся на глаза. Но Ларт не позволил ей этого тронул за подбородок, заставил поднять голову. Слезинки сейчас же сорвались с ресниц, оставили на щеках две дорожки.
- Вы так скоро отвыкли доверять мне свои горести? Предпочитаете держать их при себе? - медленно проговорил Ларт.
Губы у Гретхен задрожали, она едва удержалась, чтобы совсем не расплакаться.
- Слезы отчаяния вместо доверия? Ах, Гретти! Ведь это ни я изменился, а вы. Я вернулся к вам с прежними намерениями и желаниями, может быть даже более сильными, чем прежде. Но за время нашей разлуки с вами произошло многое, я нашел вас иной, в чем-то мне незнакомой. Я знаю, что с господином Кренстоном вас связывает нечто большее, чем дружеское расположение, поэтому я должен спросить о ваших намерениях. Помните, я говорил, что мы не разлучаем близких людей.
- Я должна... ответить немедленно?... - с трудом выговорила Гретхен.
- Не должны. У меня уже есть ваш ответ, - чуть улыбнулся Ларт, осторожно провел пальцем по мокрой дорожке.
В этот момент дверь распахнулась, и вошел Тимотей Кренстон, разогретый быстрой скачкой, с румянцем на щеках. Он остановился, как вкопанный, и улыбка моментально исчезла с его губ. Гретхен быстро встала, шагнула к нему.
- Тимотей... Отпустите меня... - вздрагивающим голосом выговорила она.
Гретхен увидела его растерянные глаза, потом лицо Кренстона потемнело, как будто смутная тень легла на него, взгляд ускользнул от Гретхен, сэр Тимотей повернулся и вышел без единого слова.
Глава пятая
посвящает читателя в секрет дома
Когда Кренстон пришел в себя, он обнаружил, что находится в своем рабочем кабинете, расположенном позади библиотеки. Он не знал, почему забрел сюда, видимо, просто - в убежище. Рабочая комната как нельзя лучше годилась в качестве норы, куда уползает зверь зализывать раны или умирать. В ней даже окон не было, и явиться туда никто не мог - домашние давно привыкли, что без разрешения в эту комнату ни ногой, запрещалось так же тревожить хозяина, когда он находился в своем кабинете, без крайней на то необходимости.
Не зажигая света, Кренстон запер дверь на ключ, и сел, опустив голову на сцепленные руки. Для него исчезло все - время, пространство, и сам он растворился в этой глухой темноте. Но одно осталось - такая же глухая, беспросветная тоска. В нем умерло все, и все потеряло значение кроме живой, трепещущей боли.
Хотя пришел он в эту комнату без определенных намерений, постепенно намерения эти определялись, и Кренстон подумал, что ноги сами собой привели его именно туда, куда надо.
Он вынул спички, зажег свечи. Не глядя, достал из ящика стола несколько листов бумаги, обмакнул перо в чернила...
Закончив писать, сэр Тимотей обвел глазами кабинет. Он смотрел "чужим" взглядом, как будто все предметы, его окружающие, вдруг сделались ему незнакомы, а может быть, они остались в прошлой жизни. Кренстон как будто перешагнул некий предел, а все, чем он жил раньше, осталось по другую сторону.
Он выдвинул поочередно ящики стола, открыл бюро секретера. Наскоро переворошив бумаги, кое-что извлек и положил перед собой.
Когда Гретхен, не находившая себе места, вызвала слугу и спросила, где именно находится сейчас господин Кренстон, его стали искать. Скоро обнаружили, что дверь кабинета приоткрыта, но Кренстона в кабинете не было. Однако, он оставил следы своего пребывания там - на столе обнаружили три письма: одно для Дороти, и два других, запечатанных, для Джоберти и Ларта.
Маленькая комнатушка, в которой Кренстон захотел устроить свой кабинет, раньше была всего-навсего захламленной кладовой, и слуги не понимали, чем приглянулась она хозяину, когда он велел привести ее в порядок. Он проводил здесь много времени, нередко запирая двери кабинета на ключ. Эта комната охранялась особыми, вовсе нехарактерными для господина Кренстона строгостями. И абсолютно никто из домашних не знал, что из старой кладовки имелся тщательно скрытый выход из дома. Через него Кренстон входил в тоннель, проложенный под холмом, и далее, под землей. Таким образом покидая дом, он, незамеченным, оказывался с противоположной стороны холма, в отдаленном овраге, где обычно его уже ждал оседланный конь.
Соорудили этот тайный ход, когда гациендой владел другой человек. В те годы, теперь уже отошедшие в глубины прошлого, места здешние были неспокойны, а жители считались крамольниками, вольнодумцами и мятежниками. Так вот, тогдашний хозяин поместья и был связан с этими вольнодумцами. Более того, это был один из руководителей повстанцев, и комитет нередко собирался в его доме для обсуждения дел и принятия решений. В целях безопасности тогда и прокопали повстанцы этот подземный тоннель. Секрет его хранился тщательно, и лишь через много лет хозяин сделал его подробное описание. Случилось это примерно за год до смерти бывшего мятежника, прожившего долгую и славную жизнь. С тех пор тайна гациенды хранилась у нотариуса. На запечатанном конверте значилось: "Вручить новому владельцу".
Прошло несколько лет прежде, чем появился адресат, кому надлежало вручить письмо, потому что наследники осваивали Американский континент, и лишь формально вступили в права наследования, старое поместье в Испании их мало интересовало. На некоторое время они забыли об усадьбе, а потом поручили своему поверенному заняться ее продажей. Новым хозяином поместья стал сэр Тимотей. Таким образом, приобретая гациенду, он стал и обладателем ее тайны.
Тогда он не имел ни малейшего представления о том, будет ли эта забавная достопримечательность дома иметь какое-либо практическое применение. В то время он еще не знал, что довольно скоро обретет второе имя - Немой Пастор. И тайный выход из дома станет ему крайне необходим и не менее привычен, чем парадная дверь.
За хорошо скрытой массивной дверью, ведущей из кабинета, находилась вполне благоустроенная комната с хорошей вентиляцией, столом, кроватью, и прочей необходимой мебелью. Кренстон мог там переодеться, отдохнуть, если было необходимо, а однажды он около двух недель отлеживался в этой комнатке, залечивал полученную рану, опекаемый другом-доктором.
Кроме Джоберти в тайну хода был посвящен только один из людей Немого Пастора.
Глава шестая
письма
"Моя добрая Дороти, обстоятельства вынуждают меня спешно покинуть этот, полюбившийся мне приют. Я уезжаю из Испании, но куда именно - пока еще не знаю, не решил. Я тотчас сообщу тебе мой новый адрес, едва только он у меня будет, с тем, чтобы ты могла переправлять корреспонденцию, пришедшую на мое имя. Не знаю, скоро ли вернусь в этот дом, поэтому во всем, что касается ведения его, я всецело полагаюсь на тебя. Рассчитай лишних слуг, сократи хозяйство - проводи любые мероприятия, которые сочтешь нужными.
Мисс Гретхен и господин Ларт могут оставаться в Тополиной Обители как угодно долго. Но не исключено, что они захотят уехать. Путь им предстоит неблизкий, потому позаботься, чтобы у них было все необходимое для долгого путешествия, от лошадей и экипажа до теплой одежды. Я очень на тебя рассчитываю, сделай все, как нужно.
С искренним уважением и симпатией сэр Тимотей Кренстон".
Это письмо, самое легкое, Кренстон написал последним. Вторым было письмо, адресованное Джоберти:
"Дорогой друг! Как мы с вами и предполагали, события последнего времени изменили ситуация не в лучшую сторону и непоправимо ее осложнили. Надежды мои не оправдались, и последние новости свидетельствуют со всей очевидностью, что брат мисс Гретхен, глубоко мною уважаемый, должен увезти ее. Помните, я рассказывал вам, что обстоятельства долго не позволяли нам с Гретхен соединить свои судьбы, - видимо, я слишком рано поверил в свою счастливую звезду... Хотя - никто не виноват в том, что так сложилось. Я уезжаю тоже и немедленно - вот такую уступку своему малодушию намерен я сделать. Где остановлюсь, еще не знаю. Я буду писать вам. Благодарю вас за все, Джоберти. Очень надеюсь, что мы еще встретимся. Ваш Тимотей".
А начал он с самого трудного письма, долго сидел, не прикасаясь пером к бумаге, подолгу обдумывал очередную фразу. Он старался быть сдержанным и лаконичным, не позволяя прорваться чувствам, которые он испытывал, и излиться им на бумагу - зачем говорить о том, как больно ему в этот час, что он раздавлен обломками сияющего дворца, выстроенного из мечтаний и надежд. Бесплотные, они оказались невыносимо тяжкими. Но зачем говорить об этом? Чтоб вложить в них укор: о, как вы жестоки! Бессмысленно, глупо.
"Господин Ларт, не судите меня за малодушие - я поступаю так, как считаю правильным. Слова Гретхен были импульсивными, и потому - искренними. Я знаю, что она может передумать, видя перед собой живой укор совести, тогда она начнет анализировать и искать "правильное" решение. Но я не хочу этим пользоваться - я слишком ее люблю.
Однако осмелюсь просить вас время от времени писать мне о том, как сложится дальнейшая судьба Гретхен. И еще более важное: если когда-либо вы поймете, что мисс Гретхен лучше было остаться, чем уехать, что она осознала это и сожалеет о прошлом поступке - не удерживайте ее, дайте возможность вернуться. Меня тревожит то, что Гретхен ослеплена своим чувством к вам, она не понимает, что оно не находит отклика в вашем сердце. Господин Ларт, я так и не узнал, куда и зачем вы увозите Гретхен, - она желает следовать за вами, и этого достаточно. Я могу лишь надеяться, что не ошибся в вас, и вы действительно обладаете именно той высокой степенью благородства, которую я увидел в вас. Это может служить поручительством будущего благополучия Гретхен. Но если она будет несчастна, если осознает, что совершила ошибку, не дайте ей совершить вторую - убедите вернуться в Тополиную Обитель. В этом доме ее будут ждать всегда, сколько бы лет не прошло, и в сердце моем она будет жить до тех пор, покуда жив я сам.
Я полагаю, что вы не пойдете в море до окончания сезона штормов. Этот дом - в полном вашем распоряжении. Если вам удобно, оставайтесь в нем на все время этого вынужденного ожидания. Со своей стороны - я настоятельно рекомендую поступить именно так. Когда решите покинуть Тополиную Обитель, примите великодушно все заботы Дороти, ей даны указания на этот счет".
Глава седьмая
сэр Тимотей определяет судьбу Гретхен
Кренстон был прав: если бы Гретхен была оставлена возможность сто раз подумать, прежде чем принять окончательное решение, то, вполне возможно, на сто первый раз она решила бы сдержать слово, данное сэру Тимотею. Не потому, что так велело ей сердце, - то, что оно велело, Кренстон слышал. Но Гретхен подчинилась бы собственным умозаключениям, возросшим пышным цветом на благодатной почве двух предпосылок.
Первая из них заключалась в ее чувстве обязанности Кренстону, в ее благодарности и сострадании к нему. Слишком много она узнала о нем, слишком много между ними случилось. И взятая в осаду этими чувствами, Гретхен не нашла бы в себе сил опять сказать Кренстону: "Отпустите меня!" потому, что теперь сказать это было бы для нее все равно, что заявить: "Когда мне нечем было жить, дышать, тогда моим воздухом стало ваше благородство и бесконечная доброта. Но мои черные дни остались в прошлом. И теперь вы больше не нужны мне". Заявить это было бы неприемлемо для Гретхен.
И было еще другое, что вторгалось в ее мысли с маниакальной навязчивостью - ощущение, что Ларт по отношению к ней так же руководствуется лишь чувством долга, что он испытал бы облегчение, "пристроив" ее в хорошие руки, и уж разумеется, избавился бы от многих хлопот и тягот, причем совесть его имела все основания быть абсолютно спокойной.
Мысль эта, еще не до конца сформировавшаяся, полуощущение, впервые возникла, когда Ларт заговорил об ее обещании, данном Кренстону, и о том, намерена ли она сдержать свое слово. Застигнутая врасплох, Гретхен испытала боль и отчаяние, но лишь на короткие мгновения, потому что следующие слова Ларта немедленно исцелили ее. Но потом... потом ощущение горечи и некой потери вернулось.
Да, Кренстон был прав: останься он рядом с Гретхен, он не потерял бы ее. Но только сердце ее - осталось бы с ним тоже? Обладая ее телом, не утратил бы он безвозвратно душу Гретхен? Или он предпочел бы удовлетвориться этим, чем потерять ее совсем? Кто знает, о чем думал Кренстон? Какие мысли и предчувствия заставили его поступить так, как он поступил? И действительно, был ли этот поступок малодушным, как он сам назвал его, или напротив, потребовал от него мужества и самоотречения ради счастья любимой им женщины...
Как бы то ни было, Кренстон сознательно облегчил Гретхен необходимость сделать выбор. Облегчил, но не избавил совсем. Она обречена была унести с собой смутные сомнения и страхи, оставляя в Тополиной Обители существенную часть себя, часть своей души. Ведь невозможно было представить, что Гретхен перелистнет прошлое, как страницу прочитанной книги, закроет ее и никогда не оглянется назад, забудет людей, сделавших для нее так много...
Кренстон позаботился даже о том, чтобы людская хула не коснулась ее, чтобы в сердцах всех, кто узнал ее, сохранился бы образ прекрасный и чистый, и чтоб мысли о ней были полны сочувствия и сожаления, сетований на неласковую судьбу, помешавшую соединиться двум прекрасным людям... Пусть домысливают ее судьбу в силу собственного воображения, но пусть Гретхен неизменно останется в этих фантазиях достойной любви и сочувствия. Об этом было письмо к Джоберти, - доктор захотел, чтобы и Ларт прочел его. А позже еще несколько людей "удостоятся" особого доверия взглянуть на короткий текст письма. Число их будет очень ограничено, но вполне достаточно, чтобы желание сэра Тимотея исполнилось - о последних событиях в Тополиной Обители в обществе начало складываться именно то мнение, которое ему было нужно.
Но это случится позже. А в первые часы и дни неожиданный отъезд Кренстона и его письма (слова, адресованные Дороти и Джоберти удивительным и стремительным образом стали известны всей прислуге) были подобны грому среди ясного неба, разрушительной катастрофе. И как при настоящей катастрофе, люди вели себя по-разному. Джоберти и Ларт в полной мере сохранили самообладание, не позволили ни мыслям, ни эмоциям взять верх и выплеснуться наружу. Люди, работавшие в гациенде или служащие в доме, были растеряны и ошеломлены. Такой отъезд хозяина выбил почву из-под их ног - ведь исчез объект их заботы, ради кого делалось все в доме, а теперь - зачем? для кого? кому нужен их труд? Оставались, правда, еще гости: мисс Гретхен и господин Ларт. И из этих двоих, разумеется, более всего нуждалась в опеке Гретхен. И с нею обращались так, что еще более усугубляли ее состояние. Бесхитростная Габи входила к Гретхен с подозрительным блеском в карих глазах, а след несчастья и печали на всем облике Гретхен повергал девушку в такое уныние, что она стремглав выбегала из комнаты, чтобы без помех выплакаться где-нибудь в уголке. Все были с Гретхен столь предупредительно заботливы и внимательны, что это походило на обращение с человеком, только что похоронившим кого-то очень близкого. А Гретхен... Ей было плохо. Очень. Что могла она чувствовать, зная, кто всему виной? Никто иной, как она разрушила покой Тополиной Обители. И то, что никто не видел этой ее вины, вовсе не приносило ей облегчения, ведь получалось, что она не по праву пользуется людской жалостью и сочувствием, а знай они правду, - кому бы захотелось ее жалеть. Да и теперь - не все так уж слепы. Дороти. Проницательность и житейская умудренность подсказывали ей истинное положение вещей. И в глазах Дороти Гретхен не видела ни сострадания, ни сочувствия. Одновременно домоправительницу не в чем было упрекнуть, ее поведение было безукоризненным, а только Гретхен остро не хватало особого, ласкового, почти материнского тепла ее глаз.
Глава восьмая
неожиданный визит
Теперь Гретхен хотела бы как можно скорее покинуть Тополиную Обитель, и вздумай кто-то обвинить ее в трусливом бегстве, она и не подумала бы возразить, согласилась бы: "Да, я трусливая, неблагодарная, я знаю, пусть. Но я хочу бежать отсюда, от всех этих добрых людей потому, что не по заслугам мне их доброта..." Может быть, Гретхен надеялась убежать не из дома Кренстона, а от укоров собственной совести, но сейчас она не могла, не хотела разбираться в своих чувствах - ей было плохо, и она искала спасения
А на дворе стояло зимнее ненастье, и все, будто сговорившись, в один голос твердили, что нет никакой возможности пускаться сейчас в дорогу, равно, как и необходимости делать это. Джоберти категорически заявил, что они должны остаться в Тополиной Обители самое меньшее на три недели, потому что дороги местами абсолютно непроходимы, и только самые неотложные дела вынуждает людей покидать в это время теплый и надежный кров. Услыхав это, Гретхен беззвучно застонала. О, нет! Три недели! Это вечность!
Дороти и слов тратить не захотела в обсуждение этой темы. Она бесстрастным голосом, но совершенно безапелляционно заявила, что гости оставлены на ее попечение. Она отвечает перед господином Кренстоном за их благополучие, и, естественно, за здоровье. Потому она не позволит им покинуть дом и уйти в дождь, слякоть, в ледяной ветер. Да помилуйте, о чем тут говорить?!
Гретхен же хотелось вопреки всем разумным доводам умолять Ларта: "Уедем! Пожалуйста!" Но нет, она не умоляла, настолько у нее еще хватало сил и самообладания. Да Ларт, скорее всего, сам понимал ее невысказанные желания. И если не считал нужным им потакать, значит это было нужно. Он заботится о ней самой, о ее здоровье и безопасности - Гретхен оставалось только горько усмехаться про себя: она менее всех понимает, что ей хорошо, а что плохо. А то, что она утратила сон, что она боится встречаться с людьми, ожидая в любую минуту упреков - ведь рано или поздно должны они понять про ее лживость... Нет, нет! Конечно, она не права. Окруженная добротой, зачем она ищет в людях неискренность? Все дело в ней, в том, что она утратила душевный покой, стала болезненно нервной. Надо просто верить Джоберти, Ларту, ведь они и в самом деле, знают, что для нее лучше. Вот в последние дни Ларт просит ее за ужином принимать какое-то лекарство, растворенное в бокале вина. Почему-то она почти обиделась на него из-за этого: "Я абсолютно здорова! Мне не нужны лекарства!" Хорошо хоть не высказалась вслух, хватило ума промолчать. Да ведь молчание бывает красноречивей слов. Глупая, неблагодарная, напыщенная гусыня. Что же это с ней происходит? Неужели она, виноватая перед Кренстоном, Дороти, Джоберти... перед всеми, пытается уверить себя, что это они виноваты перед нею, не понимают ее, обижают... Стыдно... Стыдно...
В таком хаосе чувств и мыслей пребывала теперь Гретхен, не находя себе опоры, сомневаясь во всем, в себе самой прежде всего, и в своем решении. От этих мучительных размышлений и острого недовольства собой даже ночью покоя не было. Видно, неспокойная совесть навевала плохие сны.
Но все проходит. Все. И наконец-то Ларт объявил ей, что завтра они могут отправиться в путь. Правда, пока только до побережья, а там опять надо ждать, когда хорошая погода установится надежно. Но это Гретхен пропустила мимо ушей, это было не важно. Они уедут из этого дома!.. Гретхен знала, что рада, она очень хочет уехать, она так ждала... Только вот отчего же хочется плакать?
В ночь накануне отъезда Гретхен никак не могла заснуть. Только-только дремота опускалась на веки, Гретхен испуганно вскидывалась от того, что казалось, будто дождь стучится в окно, - сон моментально отлетал прочь, и она испуганно вслушивалась в тишину ночи. Облегченно переведя дыхание, она снова опускала голову на подушку, но исподволь подкрадывались мысли о том, не передумает ли Ларт ехать, или что-то случится, и им скажут: "Вы сами видите, нельзя пускаться в дорогу". Или, скорее всего, утром за окнами опять безутешно заплачет дождь, омывая стекла окон печалью...
Потом она на какое-то время забылась некрепкий сном, и когда истончился раздел между сном и реальностью, испуг опять вырвал ее из объятий бога сновидений: Гретхен испугала бредовая мысль о том, как же это она заснула, ведь теперь непременно случилось что-то плохое. Она распахнула глаза и увидела лунные квадраты на полу - небо совсем очистилось от облаков. Гретхен лежала, смотрела на эти светлые квадраты, а по переносице медленно сползла слезинка, упала на подушку. "Тимотей... - горько прошептала Гретхен, - ну зачем - так все..."
Кажется, о Кренстоне она и не думала, и вырвалось это неожиданно для нее самой. В действительности же Гретхен думала о нем постоянно. И мысли о нем были столь горьки, что горчила от них любая радость. Радости просто не было места среди печали и горечи. Для тонко чувствующей Гретхен с ее обостренным эмоциональным восприятием мира, был слишком тяжек подобный внутренний разлад, душевная дисгармония. Ей никогда не приходилось поступаться своей совестью. Иногда она думала, что жизнь щадит ее, не ставит перед ней соблазна пойти на компромисс, "договориться" с совестью. И вот теперь она чувствовала себя именно в такой ситуации - совесть беспокоила ее, состояние тревожности не проходило.
Она закрыла глаза, и слезинка опять впиталась в подушку.
- Гретхен... - вдруг прошелестел в комнате приглушенный голос.
Глава девятая
прощание с Немым Пастором
Негромкий голос прозвучал для Гретхен как оглушительный громовой раскат. Вздрогнув всем телом, она резко села.
- Тимотей! - выдохнула она. - Вы?!
- Не пугайтесь. Я не призрак.
- Я не вижу... где вы... - напряженно вглядываясь в темноту, Гретхен тщетно пыталась разглядеть силуэт человека.
Помедлив, Кренстон проговорил:
- Это не нужно... боюсь испугать вас.
- Почему? Чем?
И опять не сразу он ответил:
- На мне слишком много черного.
Какие-то мгновения смысл фразы проникал в сознание Гретхен, потом она почувствовала, как внутри похолодело, и, сделав над собой усилие, спросила:
- Ко мне пришел Немой Пастор?
- Нет!.. - поспешно возразил сэр Тимотей. Потом сказал: - За мной были долги, и я только что отдал их. Потому я пришел к вам в этом обличьи. Но я не хотел, чтобы вы меня видели, был намерен соблюдать осторожность...
- С вами все в порядке? - встревожилась Гретхен.
- Разумеется.
Теперь Гретхен видела его - голос помог ей определить, откуда он доносится, а затем и рассмотреть в темноте еще более темный силуэт Кренстон сидел поодаль в кресле, скрытый глубокой тенью.
- Снимите маску...
Шорох платья и обозначившееся светлое пятно сообщили, что Кренстон исполнил ее просьбу.
- Вы вернулись...
- Я не уходил, - тихо прошелестел его голос. Кренстон помолчал, прежде чем продолжить: - Мне не хватило сил отказаться от возможности еще несколько дней быть с вами рядом...
- Вы все время были здесь?! В доме?!
- Нет. Почти в доме.
- Я не понимаю...
- Не надо.
- Но вы больше не исчезнете? - тихо спросила Гретхен.
- Вы забыли? Завтра вы покинете Тополиную Обитель. Я пришел проститься с вами.
Гретхен прикусила губку и не нашла ответа словам Кренстона. Она сжимала на груди одеяло, но нервная дрожь, охватившая ее и заставлявшая голос дрожать, была не от холода. Пытаясь овладеть собой, Гретхен всматривалась в светлое пятно, угадывая лицо Кренстона. Оно было так далеко и смутно, почти неразличимо. Гретхен хотела видеть его. Он сказал - проститься. И Гретхен хотела видеть его прекрасные черты, впитать их памятью своей, всем сердцем. Он был бесконечно дорог ей, так, что невозможно выразить словами, но может быть, ее глаза скажут ему об этом, забыв о покровах условностей, потому что это - прощание...
- Тимотей... подойдите ближе... мне это нужно...
Помедлив, он встал и шагнул к ней. Лунный свет облил высокую фигуру, облаченную в длинную черную сутану. Но даже одеяние пастора не могло скрыть его физического совершенства - широкие плечи были налиты силой, опоясывающий талию ремешок лишь подчеркивал мощь торса. Движения его были завораживающе пластичны. Он был прекрасен. Кренстон опустился на колено перед кроватью.
- Вы плачете?
- Я так рада видеть вас!
- Но вы плачете...
- Моё сердце полно горечи... - улыбка вздрагивала и ломалась, Гретхен протянула к нему руку.
Он бережно принял ее ладонь в свои и прижался к ней лицом.
- Это нехорошо, Грет... Неправильно...
- Что?
Сэр Тимотей почувствовал страх в ее голосе и понял: Гретхен подумала, что он намерен высказать ей все свои упреки. Кренстон поднял лицо, чуть улыбнулся.
- Неправильно хотя бы то, что вы испугались сейчас. А может, вас это пугает?
Гретхен скользнула глазами по его черной сутане.
- Ах, какое значение оно имеет?!
- И еще более неправильно, что, вновь обретя утраченное, вы не можете быть счастливой в полной мере.
- Ценой вашего несчастья... - как эхо, проговорила Гретхен.
- Вы сделали меня богаче на любовь. До встречи с вами сердце моё было слепым и глухим, а я и не знал, как оно увечно. Я люблю вас, и свет моей любви останется в моем сердце даже потом, когда вы, мой ангел, будете далеко от меня. И поверьте, Гретхен, я буду гораздо более счастлив, зная, что вы счастливы тоже, чем тогда, когда сознавал бы: вы со мной, но лишь потому, что увязли в силках и петлях обстоятельств, рассудочности... И эти петли связали ваши крылья, сломали их... Согласитесь, моего ума хватило бы на то, чтобы увидеть и понять это, - снова улыбнулся Кренстон. - Гретхен, любовь моя, я хочу, чтобы вы были счастливы. И если я значу для вас что-то сделайте это для меня, будьте счастливы безоглядно.
- Тимотей... - едва слышно проговорила Гретхен. - Вы... вы придумали все эти слова мне в утешение?..
- О, нет, - покачал головой Кренстон. - У меня было время для раздумий. Когда схлынул первый неистовый шквал эмоций, я обратился к разуму. Я знаю, что мог бы принудить вас остаться со мной, от меня потребовалось бы совсем немного усилий. Причем вы были бы искренне уверены, что это ваше собственное решение. Но еще я знаю, что мне не нужна Гретхен плененная. Вы должны быть по-настоящему счастливы, чудная, дивная, любимая моя. Я этого искренне хочу. А я... Мне будет за вас спокойно. Сейчас мне стало легко, я рад, что смог вам об этом сказать. Хотя я не собирался появляться перед вами, просто хотел побыть рядом, слушать ваше дыхание... Но я рад, что получилось именно так. И... знайте еще... я остаюсь, неизлечимо раненый вами... но сладостна мне эта боль и бесконечно дорога... И если ваша жизнь не сложится... если что-то случится... - возвращайтесь. К другу или к мужу... это не важно. Просто знайте, что вам есть куда возвращаться. Вот здесь, в этом доме вы всегда желанны...
Глава деcятая
плаванье к чужим берегам, или время оглушенных чувств
Берег медленно отдалялся, Гретхен смотрела на него, и ей казалось, что судно стоит на месте, а испанское побережье уплывает от нее в даль, в прошлое. Она помнила, как недавно начинала другой морской путь, и как была счастлива. Тогда она не прощалась с прошлым, она просто порвала с ним, когда бросила взгляд назад, и далеко-далеко увидела очертания берега. В следующее мгновение она опять всем своим существом устремилась вперед, в солнечную лучезарность, в сияние бликов на море, в неизведанность, в чудо. Она помнила восхитительное состояние окрыленности, выпущенной на свободу птицы, которую ждало впереди только самое прекрасное. Гретхен не знала тогда, какие черные дни готовила ей судьба, но и дни тихой, спокойной радости ждали впереди тоже. Было горе, но был и Тимотей Кренстон, и ничего этого Гретхен теперь не хотела отдавать забвению, старалась унести в душе своей, не обронив ни крупицы.
В будущее заглянуть она не пыталась - слишком жестоким был урок, продемонстрировавший ей непредсказуемость грядущего и тщетность попыток предугадать его. Из этого урока Гретхен вынесла науку ценить мгновения настоящего, в котором судьба пока благосклонна. И Гретхен думала, что отныне будет помнить правило: "Не предавайся радости сверх меры и печалься чрезмерно".
Кажется, точно такое же состояние наступило в природе: море было благодушным, устойчивый и постоянный ветер дышал приятной прохладой, солнце ровно грело, спокойно отмеряя положенный ему, ежедневный путь, иногда скрываясь за воздушно-легкими облачками.
Точно так же, легкой тенью наплывали мысли о Кренстоне, не повергая в глубокую печаль - сэру Тимотею удалось внести покой в смятенную душу Гретхен. В ночь, когда Кренстон не устоял перед потребностью проститься с Гретхен, хотя бы взглянуть на нее напоследок, он, щадя чувства любимой, сумел найти самые нужные слова, которые будто заговором-панацеей легли на ее смуту. И стихла тревога. Чувство вины перед Кренстоном хоть и не ушло совсем, сделалось все же не таким пронзительным, нестерпимым. Тимотей сумел подменить ее мысли и чувства ощущением, что не Гретхен уходит от него, а он сам ее отпускает. И как бы ни мал был нюанс, а переменил многое. Лишь много позже Гретхен сможет понять, что сделал для нее Кренстон. Он слишком ее любил, и принес свою любовь на жертвенный алтарь ее благополучия. И если Гретхен еще не обрела гармонии в отношениях с миром, все же в душе ее наступило некое равновесие. Так эскулап, движимый состраданием, оглушает чувства страдальца доброй пинтой крепкого напитка, перед тем, как приступить к делу. Вот так же и чувства Гретхен утратили остроту и яркость. И это было милосердно.
Время не спешило и не тянулось. Не окрашенное человеческими эмоциями, оно шло так, как ему и надлежало. Неторопливое пробуждение, туалет, завтрак. Потом прогулки по палубе, любование переменчивым океаном. Порой случались нечастые события, вносящие некоторое разнообразие. В стороне прошли киты, и можно было видеть фонтаны воды, выпускаемые ими. Стая летучих рыб пронеслась рядом, и было удивительно и забавно смотреть, как стремительно вырываются из воды серебристые рыбешки, летят, как крылья распуская плавники. А то несколько дельфинов долго сопровождали судно, и Гретхен смеялась, наблюдая целое представление, которое устроили эти веселые, добродушные и очаровательные создания. И конечно, беседы с Лартом, неизменно внимательным и заботливым. Вроде бы все вошло в спокойное русло, и нечего более желать. Но Гретхен казалось, что мир потерял яркость и живость красок.
А потом наступило ясное солнечное утро, когда Ларт встретил Гретхен какой-то особенно радостной улыбкой.
- Я хочу вам кое-что показать, - сказал он.
Гретхен, уже предчувствуя, что именно собирается показать ей Ларт, поднялась вслед за ним на палубу. Он указал на далекий горизонт, к которому стремилось их судно, и там, вдали, Гретхен разглядела размытый синей дымкой берег. Она смотрела, и сердце ее сжималось. Путешествие подходило к концу, а будущее было еще более неопределенным, чем этот, затуманенный далью край земли. Ведь она не стремилась именно к этому берегу, Гретхен просто шла туда, куда вел ее Ларт. Но теперь его миссия подходила к концу. До сих пор Гретхен об этом не задумывалась. Нет, неправда, она не хотела задумываться, прогоняя подобные мысли, потому что ничего кроме тревожащего чувства они с собой не приносили. И вот теперь к ней подступили не мысли, а сам этот миг, когда вопросы, которые она гнала от себя, исчезнут, и она окажется лицом к лицу с ответами.
- Мы почти у цели, Гретхен, - с улыбкой повернулся к ней Ларт. - Вы не рады?
- Я рада, - выдавила она ответную улыбку. - Просто... наверно, я устала.
Он взял ее руку, успокаивающе погладил.
- Не бойтесь ничего, Гретти, вас никто не обидит. Вы сами будете решать свою судьбу.
Глава одиннадцатая
Гретхен с сердечной смутой ступает на землю Ларта
Гретхен стояла наверху, всматриваясь в берег, который становился все ближе. Вот уже корабли, стоящие на рейде, стало возможно рассмотреть в мельчайших деталях и прочитать названия на бортах. Некоторое время судно шло вдоль берега, и среди изобильной зелени Гретхен различала красивые дома с колоннами и балконами, пестрые цветники и лужайки. Потом судно обогнуло береговой выступ и вошло в просторную бухту. Как на ладони стал виден порт с длинным пирсом. Вдоль него стояло несколько парусников, в порту было довольно людно и оживленно, но это была не праздность, а налаженная суета рабочих буден.
На судне убирали паруса. Каждый человек из команды находился там, где ему надлежало быть, и делал свое дело. Все приказы исполнялись с привычной сноровкой и точностью. Но достаточно было взглянуть в лицо любого из них, и без переводчика становилось ясно, что у этих людей сегодня праздник, и настроение такое приподнятое, что не физическое усилие мускулистых рук и ног носит их по вантам и шкотам, а будто крылья выросли за спиной, и не требуется никаких усилий. И оттого, что сама она ничего подобного не испытывает, Гретхен чувствовала себя растеряно и неловко, будто явилась чужая, незваная на их праздник.
- Ох, ведь я должна уложить вещи! - спохватилась она, когда матросы уже готовились бросать причальные концы.
- Вам не надо думать об этом, Грет, - удержал ее Ларт. - Все ваши вещи доставят вслед за вами. Взгляните лучше туда - нас ждут. Даже моего коня привели!
Гретхен и в самом деле увидела белоснежного, высокого скакуна под седлом. Как раз в это время какой-то человек подвел его к самому краю пирса.
- Урс, посмотри-ка! - указал Ларт в сторону берега.
Пес поставил передние лапы на борт, отчего стал выше Гретхен. Сейчас же хвост его выразил высшую степень радости, и Урс дважды громко гавкнул.
Конь на берегу заволновался, вскинул голову и заржал.
- Приятели обменялись приветствиями! - рассмеялся Ларт.
С удивлением наблюдая эту сцену, Гретхен тоже не удержалась от смеха, изумляясь богатой гамме чувств, демонстрируемых Урсом. Пес в нетерпении повизгивал и перебирал передними лапами, вероятно, борясь с искушением немедленно прыгнуть за борт, и недоумевая, отчего именно в последние минуты этой посудине вздумалось перейти на черепашью скорость. Однако, вопреки ожиданиям, когда был опущен трап, Урс не метнулся стрелой на берег. Вспомнив, что он не щенок какой-нибудь, а солидный взрослый пес, он степенно ступил на трап вслед за хозяином и Гретхен.
А вот Гретхен была не так солидна. Первые слова, которые она произнесла на новом берегу, были такими:
- Ларт! Отчего земля здесь качается?! - она впервые ступила на землю после длительного морского путешествия. Впрочем, нет - второй. Но выход на испанский берег был сопряжен с такими обстоятельствами, что тогда Гретхен было не до подобных ощущений.
- Не пугайтесь, - рассмеялся Ларт. - Земная твердь здесь так же прочна, как и всюду. А ее качание - лишь иллюзия, после того, как столько времени под вам колебалась корабельная палуба. Это скоро пройдет.
Он подошел к своему коню, а Гретхен подумала о том, что ни вдвоем же они поедут на одном коне. Вероятно, для нее должны подать коляску. Ларт с улыбкой обернулся к ней.
- Гретхен, я сердечно рад приветствовать вас на земле своей родине! он склонил голову.
Одновременно с ним глубоко поклонился человек, державший под уздцы коня, и... еще четверо мужчин, стоявших здесь же, в нескольких шагах от прибывших. А рядом с ними на земле Гретхен увидела... неужели это для нее?..
- Прошу вас, Грет, - Ларт взял ее за руку и повел к портшезу, на который Гретхен только что обратила внимание.
Перед ней откинули занавески и с почтительным поклоном ожидали, когда она удобно расположится на уютном, мягком диванчике. Оказавшись в прохладном, затененном пространстве, Гретхен вдруг забеспокоилась, что пути ее и Ларта вот здесь и разойдутся. Она торопливо отодвинула штору и увидела, как Ларт садится в седло. Он улыбнулся Гретхен, и она выругала себя за мнительность и глупейшие мысли.
Глава двенадцатая
первые впечатления
Такой, необычный довольно способ передвижения, забавлял и развлекал Гретхен. А потом она и вовсе забыла обо всяких досадных, беспокоящих мыслях, когда глазам ее предстали просторные и чистые улицы города, напоенные свежим запахом моря и благоуханием цветов - их было в изобилии вокруг. Цветущая, яркая зелень густо заплетала стены каменных домов, свешивалась с балконов и крыш. Даже над улицами были перекинуты висячие сады, осеняющие прохожих своей благоуханной тенью. Множество фонтанов привносили дополнительную свежесть, и Гретхен видела мужчин и женщин, отдыхающих вблизи них. По обеим сторонам улиц располагались дома, но они не теснились друг к другу, а привольно раскинулись в глубине садов и были похожи на дворцы. Причудливая архитектура создавала удивительную иллюзию превращения тяжеловесного камня в легкое, прозрачное кружево, гармонично вписывающееся в ажур зеленых крон, лазурную синеву небес и всеобщее состояние приподнятости духа. Глаза Гретхен то устремлялись в глубину садов, где ни одно здание не повторяло другое, и они не переставали удивлять ее изысканностью своих линий. То взгляд ее останавливался на горожанах, вызывавших еще большее изумление.
Уже платья их были достойны пристального внимания. Женщины носили свободные одежды из тонких, невесомых тканей, а ветер, забавляясь, дыханием своим обнимал скрытые под ними формы. И тогда ничто не мешало любоваться стройностью ножек, изящной тонкой талией или высокой грудью.
У Гретхен создалось впечатление, что на платьях не было ни одного шва. Причудливо заложенные складки и драпировки закреплялись браслетами и застежками. Фасоны их были чрезвычайно далеки от европейских. Гретхен затруднилась бы определить, одеждам какого народа они наиболее соответствовали. Было здесь что-то от восточных летящих одежд, столь тщательно укрывающих женщину, но одновременно делающих ее соблазнительной и манящей; и от греческих туник, свободных и торжественных, и от нарядов римских танцовщиц, вызывающе открытых и не стесняющих движений. Было абсолютно ясно, что в этих нарядах не использовалось никаких ухищрений для создания иллюзий - сделать талию тоньше, чем она есть на самом деле, или придать формам несуществующую пышность. Гретхен взглянула на свое платье, и оно - простое и легкое, показалось ей тяжеловесными латами.
Одежда мужчин была выдержана в тех же расцветках спокойных, мягких тонов, что и женские платья. И здесь Гретхен не увидела никаких сюртуков или подпирающих подбородки жестких воротников. Свободные рубашки, широкие воротники, облегающие брюки и мягкие сапожки или туфли. На некоторых мужчинах были плащи - короткие или длинные, закрепленные на плечах красивыми застежками. Ни у одного из них Гретхен не увидела какого-либо оружия, в отличие от традиции ее мира, где шпага стала как бы частью гардероба.
Гретхен нашла, что платья мужчин и женщин необычайно гармонируют с окружением, а приглушенные тона расцветок давали ощущение отдыха после яркой зелени, пестроты цветников и искрящихся на солнце стен зданий. Гретхен вдруг захотелось примерить на себя такое же платье. Она подумала, что в нем, должно быть, очень удобно, оно не стесняло движений, и Гретхен не могла не заметить в походке и жестах встречных какой-то особой грации, очарования естественного, свободного движения.
И еще на одно обстоятельство Гретхен не могла не обратить внимания: никогда еще она не видела столько красивых лиц одновременно, лиц, которыми хотелось любоваться. Она подумала, что не могут ведь все люди без исключения быть прекрасны, скорее всего, они кажутся такими. Может быть, от того, что лица их открыты и ясны, они часто улыбаются, и от улыбки глаза светятся особым светом. Может быть, они прекрасны в своей гармонии физического и душевного благополучия - но это само по себе вызывало вопрос: а почему они так благополучны?
В красивые прически женщин были вплетены цветы и украшения. Когда портшез миновал несколько молодых женщин, стоявших у фонтана и оживленно щебечущих на незнакомом языке, Гретхен подумала, что они сами похожи на дивный цветник.
Путь был недолог, но Гретхен успела увидеть много любопытного, многое восхитило и озадачило ее, к примеру сказать, такое: едва горожане замечали портшез, сопровождаемый Лартом, они немедленно прерывали свои дела, разговоры, останавливали и склонялись в почтительном поклоне.
Глава тринадцатая
Гретхен хочет остаться в доме, хозяев которого не знает,
и в очередной раз удивляется наблюдательности Ларта
Выяснилось вскоре, что для Гретхен и Ларта приготовлен небольшой уютный домик, расположенный в самом конце тихой улочки. Огромный сад окружал его, скрывая ото всех взоров, и у обитателей дома возникало ощущение полной уединенности в этом райском, спокойном уголке.
Четверо носильщиков опустили портшез перед входом в дом, один из них принял уздечку из рук Ларта, и они исчезли. Вслед за Лартом Гретхен вошла в дом, ожидая встретить там хозяев, и удивилась, не обнаружив никого. Выяснилось, что дом в полном распоряжении их двоих, и Гретхен испытала облегчение - не хотелось ей сейчас знакомиться с новыми людьми, вести светские беседы, а хотелось простого домашнего уюта и покоя. К тому же убранство этого маленького домика достойно было восхищения: все устроено было с большим вкусом и изобретательностью, к тому же, "устроитель" явно не испытывал стеснения в средствах.
- Чему вы улыбаетесь? - спросил Ларт, в то время как Гретхен осматривалась в гостиной.
- Я улыбаюсь? - переспросила Гретхен. - Ах... не знаю... Вероятно, своим мыслям.
- И о чем же вы подумали? - настаивал на ответе Ларт.
Гретхен приподняла бровь, помедлив, сказала:
- Мне вдруг пришло в голову: как было бы замечательно превратить этот дом в свою раковину, захлопнуть ее и остаться внутри.
- Драгоценной жемчужиной? - улыбнулся Ларт. - Завтра мы уедем отсюда, Гретти.
- О! Как жаль... Мне показалось, что в этом доме невозможно не быть счастливыми. Он такой солнечный, ясный.
- Ваша новая "раковина" будет ничуть не хуже, поверьте мне. А теперь, позвольте, я покажу вам ваши комнаты.
И снова Гретхен настигло сожаление, что всего чуть более полусуток в ее распоряжении эти великолепные комнаты. Воображение ее поразила роскошная ванная, такая просторная, что ее хотелось назвать маленьким бассейном. И даже не было никакой необходимости греть котлы с водой - едва Гретхен, движимая любопытством, повернула ручку на кране, выступавшем прямо из стены, как из него хлынул поток горячей воды. Во втором, рядом, Гретхен обнаружила холодную воду. Ну как было не удивляться?! Да Гретхен просто ради забавы провела бы здесь часок, пуская, или легким движением руки пресекая поток воды. Разумеется, она слышала о водопроводе, но ей никогда не довелось ни то что пользоваться, но даже увидеть это полезнейшее устройство. В древнем замке Ланнигана большие деревянные лохани для мытья слуги наполняли, ведрами таская горячую воду из кухни. А потом, в слишком просторной комнате со сквозняками вода быстро остывала, надо было поскорее вылезть из нее, пока нос не посинел от холода. Но вставать из лохани тоже было сущим наказанием, так как никакая простыня не спасала от промозглого холода, и кожа покрывалась мурашками. А здесь!.. Да ведь тут можно сидеть часами! И будь воля Гретхен, она бы так и сделала.
А большущие пушистые полотенца, стопкой лежащие рядом с ванной?! А потрясающая ясность отражения в зеркалах! О! Еще бесчисленные разноцветные флаконы с непонятными жидкостями, источающими изумительные запахи! И сияние чистоты!.. Гретхен никогда в жизни не доводилось видеть ничего подобного. Тут она подумала: "Неужели в распоряжении Ларта имеется подобная же туалетная комната? Но кто может позволить себе такую роскошь? Кто владелец дома и где он сейчас?"
В спальной Гретхен уже перестала удивляться. Она прямо у дверей сняла туфли и, закрыв глаза, медленно прошла по белому пушистому ковру, которым был застлан весь пол от стены до стены. Посередине спальной комнаты стояла кровать под балдахином, и Гретхен вдруг почувствовала себя девочкой, которой хочется озорно прыгнуть сверху на покрывало и утонуть в этой пышности... Она только провела ладонью по атласу, расшитому тончайшим узором, похожим на тот, что проступает на стеклах морозным зимним утром... Потом она услышала шаги Ларта - он шел из своей комнаты, расположенной дальше по коридору, и через несколько секунд постучал в двери.
- Гретхен, вы готовы? Я ужасно голоден! Надеюсь, вы тоже.
Она только теперь почувствовала, что и впрямь - очень хочет есть. На судне им подали завтрак, но наскоро чего-то перекусив, Гретхен опять заторопилась на палубу, - берег неизвестной ей земли и страшил, и притягивал к себе. Разумеется, Ларт последовал за нею, и тоже почти ничего не съел.
Теперь они спустились вниз, оказались в столовой зале, и... Гретхен отказалась верить своим глазам, обнаружив накрытый стол, сервированный с парадным великолепием. Гретхен могла бы поклясться, что за все время, пока она была наверху, до нее не доносилось ни звука.
- Ларт! - обернулась она. - Так ведь можно поверить в существование волшебной палочки!..
- Для этого надо, по меньшей мере, проверить качество волшебства, рассмеялся он и приподнял крышку большой супницы.
Из-под нее вырвался пар, и Гретхен склонилась, стараясь уловить его аромат.
- О-о-о! - простонала она. - Ларт! Это искушение!
- Поддайтесь ему, - улыбнулся Ларт, отодвигая для Гретхен один из двух стульев, стоявших по обеим сторонам стола напротив друг друга.
- Так в доме есть люди? - вопросительно посмотрела она на Ларта
- Сейчас - нет.
- Они только что ушли?
- Вероятно.
- Почему? Вы не хотите, чтобы меня видели? Как в том доме? - Гретхен чуть сдвинула брови. - Но почему теперь?
- Отнюдь. Разве вас доставили сюда, упрятав в закрытый портшез? Если вы хотите, мы можем сразу после обеда выйти в город. А что касается этого... Ларт сделал широкий жест. - Мне показалось, что так хотите вы. - Он виновато улыбнулся: - Простите, если я оказался неправ. Это легко исправить.
Гретхен вспомнила, какое испытала облегчение, войдя в дом и не встретив никого... Но каким образом это мог понять он?! Не находя слов, и не особенно стараясь отыскать их, Гретхен молча смотрела на Ларта. Слова были не нужны, когда он с такой легкостью понимал об ней даже то, что было не явно для самой Гретхен.
Глава четырнадцатая
Гретхен узнает о предстоящей встрече с людьми Круга
- Итак, Гретхен, - заговорил Ларт, когда чувство голода отступило. Нам осталось совсем немного - короткая завтрашняя поездка. Это будет, скорее, прогулка. Завтра утром мы с вами едем в столицу. Вас ждут там.
- Кто может ждать меня? - с удивлением спросила Гретхен.
- Ну, хотя бы люди Круга. Завтра мы узнаем, когда они захотят с вами встретиться.
- Круг Семи?! Люди, олицетворяющие высшую власть в стране?! О, Ларт, зачем я им?! - с трепетом выговорила Гретхен
Он протянул руку через стол и накрыл ее ладонь.
- Гретти-Гретти, - укоризненно покачал головой Ларт. - С какой готовностью вы пугаетесь своего будущего! Меня же беспокоит совсем другое.
- Что? - тревожно спросила Гретхен.
- Ваша болезнь. Удалось ли вам совсем избавиться от нее или она все еще напоминает о себе?
- Ах, это... Я о ней и думать забыла.
- Правда? Когда в последний раз вас мучили головные боли?
- Я даже не враз припомню... А, ну конечно, это было в Тополиной Обители, как я могла забыть! Сэр Тимотей позвал доктора Джоберти и тогда впервые узнал о моей болезни. Я не знаю, что ему сказал Джоберти, но в гациенду вскоре понаехали доктора и жили там несколько дней. Потом оставили меня на попечение Джоберти, и он неукоснительно соблюдал все их рекомендации.
- В тот раз у вас случился приступ?
- О, нет, я поняла вскоре, что напрасно переполошила всех. Хотя, сказать по правде, я и сама испугалась вначале - были все признаки приближения приступа, но на этом все и кончилось.
- И это было единственный раз за все время, пока меня не было с вами?
- Да, Ларт.
- Это радостное обстоятельство. Думаю, что болезнь отступила, и я могу быть спокоен за вас.
Гретхен благодарно улыбнулась ему. Несколько минут прошли в молчании, но сообщение, с которого начался разговор, не давало Гретхен покоя.
- Ларт... зачем эта встреча? - решилась спросить она.
- Вы думаете, каждый день моя страна обогащается жемчужиной, подобной вам? - улыбнулся Ларт.
- Ах, никакая я не жемчужина! - с досадой проговорила Гретхен. - Почему вы не хотите ответить мне серьезно?
- Я говорю абсолютно серьезно. Люди Круга хотят увидеть вас, убедиться, что вы благополучны, что ступили на наши берега добровольно и ждете здесь не потерь, а обретений. Вам зададут несколько вопросов, но не бойтесь их, это ни в коей мере не испытание вам. - Ларт снова улыбнулся: - Возможно, они просто захотят лишний раз насладиться чарующей музыкой вашего голоса.
Гретхен даже не нашла нужным что-то сказать на это. Она лишь посмотрела, укоризненно и горестно сдвинув брови. Но через некоторое время спросила опять:
- А что будет потом, Ларт?
- Вы будете узнавать мою страну, привыкать к ней, заводить знакомства, находить друзей, путешествовать по нашим многочисленным островам, устраивать свой дом - да просто жить, Гретти.
- Вернитесь в действительность, Ларт. О каком "моем" доме ведете вы речь? Какие путешествия? Ведь я нищая! Вам ли не знать, что у меня нет ни гроша!
- Вы не нищая, Грет. Уже завтра вы можете получить ваши деньги и распоряжаться ими по своему усмотрению. Государство передаст вам в дар некоторую сумму, не слишком большую, но достаточную, чтобы вы чувствовали себя вполне обеспеченной. Я не думаю, что вам стоит самой заниматься своими финансовыми делами, лучше доверить это знающему человеку. Он устроит так, чтобы ваш первоначальный капитал сам позаботился о хорошем приросте.
- За какие заслуги, Ларт?..
- Мы с вами приехали в богатую, благополучную страну, Гретхен. Она богата недрами - у нас собственное золото и серебро. К побережьям прилегают обширные отмели, и наш жемчуг известен во всем мире. Граждане моей страны богаты талантами, у нас процветают художественные ремесла, и изделия мастеров пользуются успехом на крупнейших мировых рынках, и ценятся чрезвычайно высоко. У нас нет нищих, Гретхен.
- Может быть, в этой стране и несчастных нет?
- Увы, существуют болезни, смерть и много еще способно ввергнуть человека в черную пропасть несчастья. Каждый обречен испить чашу судьбы до дна, и никому не под силу пронести ее мимо уст, не пригубив. Но немаловажно другое: каждый знает, что никогда его не оставят с горем наедине.
Гретхен промолчала, хотя она, как никто знала, насколько это немаловажно в действительности.
Глава пятнадцатая
Гретхен думает, что получила ответ
на самый тревожный вопрос
Обед подходил к концу, когда Гретхен решилась заговорить о том, что давно ее мучило.
- Позвольте вас спросить, Ларт...
- Разумеется, Гретти.
- Вы никогда об этом не говорили... но я могу предположить, что я далеко не первая, кого вам приходилось вырвать из ужасных обстоятельств их жизни и потом сопровождать к этим берегам?
- Да, Гретхен, это так.
- Что сталось с ними? Вы знаете о них?
- Мне было не безразлично, как смогут они принять новую жизнь, и некоторое время я был осведомлен обо всем, что с ними происходило. Затем, убедившись, что они вполне счастливы, я становился спокойным за их будущее, видел, что оно не требует ничьего вмешательства. Я мог только порадоваться за них, а моя озабоченность становилась лишней.
- Вероятно вы и этого не обязаны были делать... Вы слишком добросердечны, Ларт. - Безмятежно улыбнувшись, Гретхен сказала: - Но я поймала вас на противоречии. Вы только что говорили о том, что человек не способен изменить начертанное судьбой. Но вы вмешивались в эти начертания и успешно прокладывали новые линии.
- Возможно я тоже, только рука судьбы?
Гретхен взяла бокал с розовым виноградным вином и выпила глоток. И обнаружила, что пальцы ее дрожат. Гретхен заторопилась поставить бокал назад и опрокинула его, вино разлилось по белоснежной скатерти, с края стола потекло на платье. Жалобно вскрикнув, Гретхен вскочила.
- О! Какая я неловкая! - в отчаянии проговорила она.
- Гретти, такой пустяк не стоит вашего огорчения! - Ларт уже стоял рядом с нею. Взглянув ей в лицо, он обнаружил, что глаза ее полны слез. Гретхен, ведь это только бокал вина...
- Простите, Ларт... Обед... был великолепен!.. Теперь мне нужно сменить платье, но мои вещи... они остались на судне.
- Я думаю, вы найдете все необходимое в вашей комнате.
Гретхен поднялась наверх, но теперь настроение ее было отнюдь не так радужно, как совсем недавно. В большом гардеробе она, в самом деле, обнаружила все, что нужно. И даже более. Кроме платья привычного Гретхен фасона, она увидела несколько, подобных тем, в которые были одеты горожанки на улицах. И какая женщина могла бы оставить такое без внимания? Гретхен хоть и не с большим энтузиазмом отдалась своему любопытству, но сняла-таки с вешалки одно из них, рассматривала ткань, приложила его к себе и посмотрела в зеркало на то, что из этого получилось. Потом она убрала платье на место и сняла первое попавшееся из других, более привычных. Оно было из легкого голубого батиста, расцвеченного мелкими букетиками цветов.
Переодевшись, Гретхен спустилась вниз, но никого не встретила ни в гостиной, ни в столовой. Она вышла из дому и остановилась у подножия лестницы, щурясь от яркого солнца. Ей почудилось, будто кто-то невидимый наблюдает за нею. Было ли это действительно так, или растревоженные чувства порождали иллюзии, - у Гретхен не было никакого желания это выяснять. Вот избегнуть чьего бы то ни было взгляда - да. Больше всего она хотела бы вернуться в свою комнату и остаться там. Но Гретхен ступила на дорожку, посыпанную плотным красноватым песком, и медленно пошла по ней, позволяя ей увлечь себя в густые заросли сада и упрятать там.
Тягостные мысли опять подступили к ней, и, погруженная в невеселые раздумья, Гретхен не замечала ничего вокруг себя. Когда тропинка привела ее к маленькому декоративному пруду, она бесцельно стояла на берегу некоторое время и равнодушно глядела на крупные цветы лотосов. Если бы Гретхен спросили потом, понравился ли ей пруд, она бы удивилась: "Разве он там есть? Я не заметила".
Ларт отправился искать ее, и обнаружил в одном из самых укромных местечек. Гретхен стояла на коленях спиной к нему, облокотившись на каменную скамью без спинки. Голова ее была склонена к молитвенно сложенным рукам. Ларт бесшумно отступил назад, не желая прерывать моление Гретхен, и когда цветущий кустарник заслонил его, он сошел с тропинки на траву, снял сюртук и бросил его к подножию старого дерева с такой широкой кроной, что она одна укрывала от солнца всю лужайку. Ларт сел, прислонившись к мощному стволу, закрыл глаза. Он сидел так долго, и можно было подумать, что он задремал, убаюканный лепетом листьев в кроне, жужжанием пчел, что без устали вились над цветочными чашами... Но едва заскрипел песок под туфельками Гретхен, Ларт сейчас же открыл глаза. Она стояла в нескольких шагах и недоуменно смотрела на него.
- Что вы здесь делаете, Ларт?
- Я не хотел мешать вам, - он поднялся, отряхнул рубашку от слетевших на него лепестков.
Помедлив, Гретхен молча пошла вперед.
Глава шестнадцатая
на лужайке с видом на бухту
Гретхен впервые слышит об эттейри
Дорожка нырнула в тесно сгрудившиеся заросли, провела сквозь зеленый тоннель и закончилась на лужайке с двумя белыми тростниковыми креслами. Лужайку окружал дико разросшийся кустарник, но одна ее сторона была открыта, и как на ладони лежала перед ними бухта с судами, стоящими на рейде и в порту.
Гретхен остановилась, молча глядя на синие океанские просторы.
- Гретхен, - позвал Ларт, стоя чуть позади нее. - Вам тягостно мое присутствие?
Гретхен медленно обернулась, с невеселой улыбкой подняла на него глаза:
- Нет, Ларт... разумеется, нет. Мне печально оттого, что я скоро лишусь его, я пытаюсь приучить себя к мысли об этом. Пришло время нам расстаться. Вероятно, вам невозможно понять мое состояние, потому что ваши чувства и мои очень разные... Я должна остаться в чужом, непонятном мне мире... одна... без вас. А вам он представляется самым прекрасным из всех, и вам непонятно, как можно не любить его. Меня пугает минута, когда вы уйдете... совсем... А вас она должна радовать - ведь это окончание ужасного пути. Я могу только искренне сожалеть, что стала для вас таким бременем. Надеюсь, ваша работа не всегда обходится вам так дорого.
Усмехнувшись, Ларт тронул ее за локоть и подвел к креслам. Гретхен опустилась в одно из них, но он не занял второе, сел на траву. Некоторое время Ларт смотрел вниз, на открывающийся перед их глазами вид, и вдруг сказал:
- Я чем-то обидел вас?
Изумленно взглянув на него, Гретхен поспешно замотала головой, готовая опровергать его слова, но Ларт снова заговорил неторопливо:
- Вам стало досадно за тех женщин, к которым я не прикипел сердцем, и вы почувствовали себя одной из них.
Гретхен сникла, потому что действительно, именно в этом заключалась причина ее состояния, и она горько проговорила:
- О, Ларт... Простите меня... Мне стыдно... В моих словах вы услышали упрек себе...
- Упрек? О, нет. Помните, Гретхен, в один из первых дней, когда вы еще не знали меня, вы сказали, что я - только исполнитель чьей-то чужой воли, слепой инструмент.
- Тогда я не знала вас... - эхом повторила Гретхен слова Ларта.
- А теперь?
- Зачем вы спрашиваете?
- Сейчас вы снова повторили те слова, - все так же глядя вдаль, сказал Ларт.
- Нет! - протестующе воскликнула Гретхен. И умолкла. Возразить было нечего: хотя она произнесла совсем другие слова, но смысл их был тот же самый: Ларт - только исполнитель, который сделал порученное ему и больше никому ничем не обязан.
- Вам угодно говорить о том, какой ценой удалось мне вырвать вас из вашего прошлого, - усмехнулся Ларт. - Вы правы, никогда раньше она не была столь высока. Но с вами все было по-другому... и плата соразмерна обретенному... Мои слова для вас смутны, и я знаю, вы истолкуете их превратно. Но я не хочу их разъяснять. И я отдал бы любую цену за возможность вернуться к началу и исправить многие свои ошибки, избавить вас от несчастий, выпавших вам в эти месяцы. Неужели я остался для вас лишь сопровождающим, Гретти?
Гретхен сидела, опершись на подлокотник и прикрыв глаза рукой. Ларт тихо отнял ее руку и прикоснулся к ней щекой.
- Я надеялся стать вам другом. Я всегда буду неподалеку, Гретти. Если стану нужен - только позовите. И завтра я тоже буду с вами, даже людям Круга я не позволю вас обидеть, - улыбнулся он.
- Правда? - прошептала Гретхен. - Завтра вы будете со мной?
- Непременно. Они осведомлены о том, как тяжел был путь, сколько бед выпало на вашу долю, и полны сострадания к вам. Перед лицом Семи вы менее всего нуждаетесь в защитнике. Но коль скоро вы не желаете поверить в их доброту и справедливость, я буду с вами.
Какое-то время Гретхен молчала, глядя на него, и, не имея слов, которые хотела бы сказать, только сжимала его руку. Потом прошептала только:
- Не сердитесь на меня... Я не хотела вас обидеть...
- Я знаю.
- Вы не знаете, как мне страшно остаться одной...
- Вы не останетесь одна. На протяжении нескольких месяцев с вами постоянно будет человек, который станет вам и другом, и учителем, и первым советчиком, и помощником. Эттейри, называем мы такого человека, - Учитель. И до тех пор, пока хоть в какой-то мере эта страна останется для вас незнакомой, пугающей, он будет рядом.
- Но... кто этот человек?.. Его назначат? Разве можно назначить быть другом?..
- Поэтому лучше, чтобы вы сами выбрали его. Это должен быть мужчина, и единственное условие - он не должен быть сейчас ничьим эттейри.
- Сама?! Но ведь кроме вас, Ларт, все одинаково чужды мне! Как я могу выбрать?!
- Вы можете. Следуйте не разуму, а чувству. Оно подскажет правильное решение.
- Нет. - Не глядя на Ларта, Гретхен потеряно молчала. Потом подняла глаза, медленно проговорила: - Если это возможно, выполните мою последнюю просьбу... Сделайте выбор вместо меня...
- Вы не хотите последовать моему совету?
- Нет, - снова коротко обронила Гретхен.
- Хорошо, - помедлив, сказал Ларт. - Я сделаю это.
- Только одно... пусть мой эттейри... пусть это будет старик.
Глава семнадцатая
встреча с Кругом Вершителей
Ларт провел ее через анфиладу залов. Великолепие их убранства могло бы соперничать с изысканной роскошью дворца французских королей. Но взгляд Гретхен был рассеян и скользил поверх чудных росписей и драгоценных мозаик. Все в ней дрожало в ожидании высокого представления, и сердце сжималось от тревоги: что жизнь маленькой иностранки для тех, кто вершит судьбу государства?
Ларт остановился перед высокими дверями, и створки их начали медленно расходиться сами собой. Гретхен подумала, что стоит ей заговорить, дрожащий голос немедленно выдаст ее. В эту минуту Ларт обернулся и ободряюще улыбнулся ей. Не смея раскрыть рот, она с огромной признательностью взглянула на него, и глаза сказали больше, чем хотела того Гретхен. Ларт протянул к ней руку, и стараясь ни о чем не думать, Гретхен вложила в нее свои пальцы. Она тщетно гнала мысль о том, что пред всесильным Кругом Семи он - величина слишком незначительная чтобы противостоять их воле, - так чем же Ларт может помочь ей? Сделав над собой усилие, Гретхен решительно шагнула навстречу судьбе.
Едва она ступила через порог, на нее обрушился солнечный водопад. Солнце лилось сквозь большое круглое отверстие в центре куполообразного потолка. Вероятно, там было какое-то устройство, потому солнце не просто светило - лучи врывались яростно, потоком, и Гретхен шла, облитая ими, как золотом.
Впереди на возвышении сидели люди, как показалось Гретхен - одинаковые, будто близнецы. На всех было надето что-то ослепительно белое, головы венчали сияющие диадемы.
- Подойди ближе, дитя мое, - услышала Гретхен голос. К ней обратился старец, сидевший в середине, и голос его был звучен, без всяких признаков старческой немощи. Его красивые седые волосы спускались на плечи. - Ты видишь звезду впереди. Встань в центре ее.
Гретхен прошла вперед, остановилась, где ей велели, и присела в глубоком реверансе. Почувствовала, что Ларт остался где-то позади, и ей стало одиноко до озноба. Обернуться она не смела. Некоторое время прошло в безмолвии - сидевшие на возвышении, смотрели на нее, но и Гретхен не опускала глаз. Теперь она разглядела, что среди них есть две женщины. Наконец, старец снова заговорил:
- Дитя мое, нам ведомо о тяготах твоего пути сюда. Но лишь теперь, когда видим перед собой столь юное и хрупкое создание, нам стала понятна истинная тяжесть этого испытания.
- Мой господин, меня хранил посланный вами, именно он принял главные тяготы.
- Если у тебя есть пожелания, просьбы, ты можешь сейчас сказать нам о них.
Помедлив, Гретхен проговорила:
- Я прошу награды.
- Награда воздается по заслугам. За что ты ее просишь?
- За долготерпение и мужество, за бесконечно доброе сердце я прошу вознаграждения для вашего гражданина. По вашему посланцу я составила представление о людях его страны, и поверьте мне, он был достойным представителем. С тех пор, как я вручила ему свою судьбу, меня неизменно окружала доброта и забота. Для себя мне не о чем просить.
- Твои слова радостны нам. Мы не оставим их без внимания. Так своей волей ты пришла к нам?
И снова через паузу Гретхен произнесла:
- Возможно ли говорить сейчас о свободе воли? Я здесь потому, что впервые встретила человеческое ко мне отношение, что больше нет места, где я могла бы еще на него рассчитывать.
"Кренстон!" - толкнулось в душе Гретхен, смутив ее, но слова уже были сказаны.
- Ответ твой идет от чистого сердца, в нем нет лукавства. И столь же искренне мы верим, что придет день, когда ты с гордостью и радостью ощутишь свою причастность нашей стране.
Гретхен присела в глубоком поклоне.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ