Приключения ведьмы Мирославы

ГЛАВА 6. МИФЫ ДЕРЕВНИ ЗВЕРЕВО

Первый снежок припорошил лес. Белый ковер еще не полностью покрыл багряную листву — осень не сдавалась зиме, отвоевывая кусочки природы.

— Эх, не люблю я зиму, — вздохнула я.

— Почему? — с улыбкой спросил Олеус.

Я пожала плечами. Сложно объяснить, почему чувства возникают.

— Я не люблю холод… — поежилась я. — Опять же лес теряет свою привлекательную одежу, оставаясь серым и голым. Только елки радуют пушистой зеленью.

— Зато, какие красивые белоснежные сугробы будут, горки ледяные. Выйдешь поутру на мороз, вдохнешь воздух свежий, полюбуешься сосульками да снеговиками, что детвора налепила, так и настрой бодрый на весь день. А вечером выйдешь, так слепит блеск — отражение лунного света от снега чистого. Будто в сказку попадаешь…

— Вот ты сейчас описал свои ощущения, и мне сразу зимой погулять захотелось… — рассмеялась я.

— Обязательно погуляем, — подмигнул мне любимый. — Даже не сомневайся.

С конца лета наши чувства только крепче становились. Виделись мы почти каждый день, потому и привязанность росла быстро. Часто по лесу бродили, беседовали о разном, узнавали друг друга. Я даже решилась раскрыть Олеусу историю про родителей и инициацию мою. А ведь когда-то и помыслить не могла в душу постороннего впустить. Но время бежит: забирает с собой все старое и приносит что-то новое.

История Авдотьи научила меня очень важному: нужно отпустить все негативное и впустить в свою жизнь новое важное чувство, от которого я бежала, как от огня — впустить любовь.

И хотя я не могла похвастаться полным доверием к Олеусу, зато я могла уверенно заявить, что дорожу этим человеком.

Было у этого чувства и обратная сторона — теневая — противная. Я старалась, как могла, не смотреть на нее, не вспоминать. Но как можно от правды отвернуться? Она всегда таится в самом глубоком уголке сердца и тревожит его, стоит только забыться в счастье. Я очень боялась за Олеуса. Опасалась того, что могу потерять его, могу потерять самое прекрасное в мире чувство.

Редкими темными холодными ночами, когда промозглый ветер завывал за порогом, а острые струи дождя стучали в окно, я предавалась унынию. В голову лезли всякие нелепые мысли, о том, что с Олеусом может приключиться беда. Он может покалечиться или… даже погибнуть. Ему могут позавидовать, а значит навредить… Отравить, подставить, ранить…

Тогда я решила, что должна обезопасить любимого.

Только вот обвесить его разнообразными амулетами и мешочками со снадобьями было невозможно. Даже если я смогу переспорить Олеуса и убедить носить все это безобразие, остается вопрос, как он будет это делать? Да все мое барахло будет тяжелее, чем мужская одежа в несколько раз.

Идея пришла внезапно. Нужно сделать мощнейший амулет, силу которого еще никто не смог бы одолеть. Кольцо!

Амулеты в форме кольца, с начала времен, считаются мощными и действенными. Основная их польза заключается в форме — круг — она равняется бесконечности. То есть сила этого амулета безгранична, потому что нет начала и нет окончания образа амулета.

Вторую роль в таком амулете играет материал основы — самого кольца. Тут у кого на что фантазии, мощи и богатства хватит.

Третий фактор — все дополнения в виде узоров и камней, которые являются, как полезными так и эстетическими. Тут все тоже зависит от пожеланий мастера или заказчика.

Вскочив посреди ночи, я уселась за стол рисовать эскиз колечка для Олеуса. С формой проблем не стало, так как мужчины лишь три вида колец принимали: простые обручальные; узорчатые «печатки»; разного рода и размера перстни.

Первый вариант я тут же отбросила — не ту цель преследую. Второй вариант слишком прост и не дает моей фантазии разгуляться, а вот третий вариант идеально меня устраивал.

Далее рука сама рисовала то, что в моей голове родилось. Только вот готовить амулет, по самым лучшим подсчетам, мне придется не менее трех месяцев.

Это долгий срок… Зато результат должен был стать таки, какого мир ворожбы еще не видывал. Да и повод преподнести кольцо заветное будет — Новый год.

— Мирославушка, я не смогу завтра к тебе прийти, — вывел меня из раздумий Олеус.

— Почему? — насторожилась я.

— Отец меня в город отправляет, за припасами некоторыми. Сегодня уже и зверевцы прибыли с заказами и Осиник заглядывал. Все к праздникам подготовиться решили и на всякий случай несколько мешков зерна прикупить. Я и Казимир, из деревни Горячево, отбываем.

— Что ж… Коль надо… — расстроилась я.

— Мира, я скучать по тебе буду, — тихо заметил мужчина и резко остановился.

Я промолчала, но щеки залил румянец.

— Я так скоро, как смогу, дела в городе закончу и к тебе вернусь. Ты только жди меня.

Олеус прижал меня к себе, словно не завтра, а сейчас в путь отбывает.

— Может и тебе чего из города привезти? — тихо спросил любимый мужчина.

— Если не сложно и тяжко тебе будет…

— Мирослава, я тебе в первую очередь гостинцы соберу!

— Не нужно, — покачала я головой.

— Хорошая ты у меня, честная и правильная, — с улыбкой произнес Олеус и поцеловал меня в макушку, — только себя не ценишь.

— Не прав ты… — еще больше смутилась я.

— Пока ничего в этом страшного нет. Да и я тебя люблю, и за себя, и за тебя! Самое дорогое ты, для меня, создание!

Долго мы стояли на лесной тропке. Крепко обнимала я Олеуса и тишком заговоры читала, на удачу, на защиту и на крепкое здоровье.

— Давай в дом мой воротимся, — предложила я, немного отстраняясь от тепла мужского, — несколько вещиц тебе в дорогу соберу.

— Мирослава, да что со мной станется? — улыбнулся Олеус.

А в моем сердце от этих слов что-то кольнуло больно, будто предостерегая беду.

Как я ни старалась скрыть беспокойство свое, все равно мужчина приметил. Олеус меня чувствовал остро. Впрочем, как и я его…

— Но коль тебе так спокойнее будет, то пойдем, — согласился мужчина.

Всю ночь я готовила узелок дорожный для любимого Олеуса. Его спать на свою перину отправила, а сама трудилась, под насмешливыми взглядами Клавдия и Осипа Никифоровича.

Домового я, впрочем, быстро к делу приставила — дорожный паек готовить. Да такой, чтобы не только Олеусу, но и другу его хватило. Дух поворчал-поворчал, да только дело все равно сделал. Ведь, как ни удивительно, любимый для него хозяином стал, хоть и мужем моим не был.

Утром я Олеуса до дома проводила, передав вместе с полезными узелками список мне необходимого.

— Не скучай без меня, — напоследок, крепко обнял меня мужчина, — и в беды не попадай.

— И ты осторожен будь! — строго велела я.

Не хотелось мне отпускать Олеуса. Все ведьминское существо этому противилось. Да только выбора у нас не было…

— Люблю, — прошептал Олеус, после чего оставил на моих губах нежный поцелуй.

— Люби меня, — вторила я, — и возвращайся скорее.

Как ни гнала я бедовые мысли, они меня продолжали преследовать. То сон тревожный привидится, то примета какая покажется. Клавдий меня ругал часто, говоря, что если и нет беды, я своими думами их приманю. Да только ничего меня не успокаивало, ведь сердце из груди рвалось. Даже работу над кольцом я забросила, хотя все материалы у меня приготовлены были, осталось лишь собрать, да наговорами закрепить.

Только сидела я за столом, рассматривала заготовки, а в руки не брала.

Основой я серебро выбрала. У кузнеца старого, из деревни Зверево, ее самой первым запросила.

Вислав хоть и стар был, да руки его свое дело знали. Точно в размер сделал кузнец колечко, да узоры, какие я рисовала, вырезал.

Защитными рунами я серебро по внешнему кругу украсила и основу под каменья вязью скрепила.

После кузнеца, я основу перстня дедушке Лешему отдала. Он мне из бузины черной накладку на руны сделал, да своим словом заговорил.

Бузина хоть и мягкая, от того, что кустарник, зато обезопасит от любого злого влияния.

Обычно в мужские перстни один крупный камень ставили. Я же решила иначе поступить. В два ряда небольшие камни кругом расположить, а самый сильный и крупный в центре поставить.

На внешний круг, я темную яшму подготовила, неровной формы. Почти черный камень с редкими вкраплениями зелени и охры, заслужил звания помощника и охранника.

Вторым кругом, темно-коричневый, почти черный, матовый сардоникс расположить решила. Этот камень хозяина своего от предательства и обмана уберечь может.

В центр я отыскала большой обсидиан иссиня-черный. Самым мощным стражем жизни и здоровья этот камень является.

Придумала я в перстне еще одну хитрость — тайный внутренний круг сделать. Благо в образе перстня с этим проблем не станет. И размещу я там черно-красный родонит. Он может не столь мужественно смотрится (оттого в тайном круге и стоит) зато об опасности хозяина заранее предупредить может.

Соединить камни поверху я решила смолой. Специально особенную прозрачную смолу у Лешего выпросила. Она эффективность каменьев усилит и красивые блеск и гладкость перстню придаст.

И вот все в голове у меня складывалось, а руки только камешки теребили да перебирали.

Ох и ругала я себя за безделье, ох и корила за думы глупые, пока одна примета страшная в дом не залетела.

Уж третий день шел с отъезда Олеуса, а душа моя все не на месте была. Кутаясь теснее в бабушкину шаль, я за столом сидела да в окно смотрела — ждала любимого и приманивала на порог.

Резкий поток ветра в дом врезался, заставляя стекло в окне звоном раздаться. А в следующий миг дверь распахнулась, впуская маленький вьюнок «белых мух».

— Клавдий, — вскрикнула я, — это же…

Договорить я не успела, когда снежинки водой на пол опустились.

— Карррр… говорррил же беду накликаешь… — недовольно заявил ворон.

Только слушать я его не стала. Как была одета, в домашнее платье, шерстяные носки да шаль — паутинку бабушкину, так и выбежала на улицу. Тут же в небо поднялась и в Гремячево полетела. Ведьминское сердце от страха разрывалось.

До деревни я домчалась быстро. Ни холод, ни мокрый снег задержать меня были не способны.

Я опустилась на крыльцо старосты Юстоса и забарабанила в дверь.

— Иду… — слышался мужской голос из-за двери, но я не переставала ломиться, — да кто там такой нетерпеливый?

Недовольный Юстас распахнул дверь, едва не сбив меня с крыльца.

— Ох, матушка-ведьма, — запричитал староста, — что ж стряслось?

— Юстас, сын твой еще не воротился из города? — спросила я, стараясь сдерживать беспокойство.

— Воротился Олеус… Еще вчера воротился, — растерялся староста.

— Он дома? — нетерпеливо уточнила я.

— Так… нет его дома… Еще со вчерашнего вечера нет.

— Как так? — не поняла я.

— Матушка-ведьма, ты проходи в дом-то… Чего на пороге беседы вести?

— Юстас, некогда мне разговоры вести, — буркнула я, — рассказывай мне, где сын твой!

— Так он к тебе направился… Вчера, как только прибыл, так схватил гостинцы тебе и побежал.

— Ко мне? — тихо спросила я. Голос мой в один миг осип и задрожал.

— Ну да… А чего стряслось? Не прибегал еще?

— Не было его у меня, ни вчера, ни сегодня!

— Видать в Зверево задержался…

— В Зверево?! Так он ко мне или к Добромиру направился.

— Олеус то шибко к тебе спешил, но я его в Зверево отправил. Добромир очень ждал свой заказ из города. Аж три раза весточку мне присылал с просьбой, как только вернуться Олеус с Казимиром, сразу к нему спешить с покупками.

— Значит, Олеус к Добромиру направился.

— Да, а сразу после к тебе собирался.

— Что он должен был в Зверево доставить? — нетерпеливо спросила я.

— А вот этого я не знаю… — покачал головой староста. — Посыльный Добромира лично с Олеусом разговаривал, я в их дела не вникал.

От неопределенности я пуще прежнего страшиться стала.

Если Олеус ко мне собирался, то почему не явился? Задержался в Зверево? Но ведь и сегодня он к моему порогу не явился… что с ним приключилось?

— Благодарю, староста Юстас, — скомкано попрощалась я, — мне нужно идти.

— Я передам Олеусу, что вы заходили… Или вы все-таки зайдете? Возможно сын уже домой спешит…

— Нет, я не останусь. Передайте Олеусу, что я его искала, пожалуйста.

Я тут же поднялась в воздух и направилась в Зверево.

Мысль о том, что любимый задержался в чужой деревни, лелеялась мной, как самая заветная мечта. Желала я, чтобы все мои опасение оказались напраслиной. Да только сердце все горше плакало и из груди рвалось.

Деревня Зверево встретила меня по — странному. Она, как мертвая стояла в серых вечерних сумерках. Первая странность — не было видно дыма из печных труд. Даже запаха дыма в воздухе не наблюдалось. А для нынешней поры — это странность. Как же печи в домах не топят? И еды, значит, не готовят и комнаты не согревают.

Я летела над деревней и всматривалась в окна. Но света в них не видела…

Неужели в деревне беда какая-то приключилась?! Отчего же ко мне не пришли за помощью?..

Я думала и гадала, пока к дому Добромира не добралась. Осторожно постучав в дверь, я ждала отклика. Но никто открывать мне не спешил. Я вновь постучала, сильнее и громче. Что-то скрипнуло в доме и будто прошуршало.

— Добромир, — крикнула я, — открывай, ведьма на твой порог явилась.

Я даже ухом к двери припала, чтобы расслышать, что за ней творится. Но сколько я не напрягалась, ничего не услышала больше.

— ДОБРОМИР! — снова звала я и уже ногами в дверь стучала.

— Чего голосишь? — испугал меня голос бабки Марьи.

Она из-за угла дома старосты вышла и недовольно на меня зыркнула, что весь мой запал злости пропал.

— Бабка Марья, где Добромир? Где жители деревни?

— А тебе зачем знать?! — буркнула знахарка.

Я даже растерялась на миг от подобного вопроса.

— Олеуса я ищу, сына Юстаса. Говорят, он вчера к вам направился.

Знахарка посмотрела нам меня пристально, будто сказать что-то хотела, но в последнее мгновение передумала и поджав губы, велела мне жестом следовать за ней.

Мы обошли дом старосты и попали на задний двор. Здесь имелся небольшой пристрой, на сарай похожий.

— Обожди здесь, — сказала бабка и скрылась в постройке.

Я осмотрелась вокруг. Никогда ранее не обращала внимания, но оказывается, у Добромира большой сад растет. Вся территория у дома под деревья отдана.

— Заходи, раз пришла… — позвала меня бабка Марья.

Я прошла в след за ней. Как я и предположила, постройка эта сараем была. Только из него еще один ход был — в дом проход. Стоило мне ступить на порог жилой, как озноб меня прошиб. Я только сильнее в шаль укуталась. В потемках и холоде, дом казался заброшенным и нежилым. Даже запах какой-то странный, непривычный, присутствовал.

— Бабка Марья, что с деревней случилось?

— Со старостой беседу веди! — отрезала знахарка.

Я пожала плечами и больше ни о чем знахарку не распрашивала.

Обычно, Добромир принимал посетителей в большой комнате, в которую сразу с улицы попадаешь, если через парадный вход войти. Я других помещений его дома и не видела. Но сегодня бабка Марья привела меня в небольшую каморку. Кроме кровати и сундука здесь больше ничего не уместилось.

Крупный Добромир занимал практически все свободное пространство комнаты, хотя и сидел на кровати, ссутулив плечи и поставив локти на колени. Волосы старосты были растрепаны. Ладони сцеплены в замок с такой силой, что костяшки побелели.

— Доброго вечера тебе, староста Добромир, — негромко поздоровалась я.

Мужчина вскинулся и странно посмотрел на меня. Я не сразу поняла, что вижу… То ли из-за скудного освещения от одной свечи, то ли из-за беспокойства, я умудрилась рассмотреть в глазах Добромира раскаяние и страх.

— Что привело тебя ко мне, Мирослава? — глухо отозвался мужчина.

— Я Олеуса ищу, — уверенно заявила я, — не у тебя ли он задержался?

— Нет, — резко отозвался Добромир и отвел взгляд. — Ты извини меня, госпожа ведьма, не могу я с тобой общаться сейчас. Лучше я сам к тебе загляну, через пару дней.

— Но мне не хочется с тобой беседы вести! — начала злиться я. — Мне нужно знать был ли вчера у тебя Олеус и когда ушел.

— Олеус… он был у нас… — неуверенно рассказывал староста.

— Он ушел? — громко потребовала я ответа.

Внезапно мне послышался стон.

Обернувшись, я никого не приметила.

— Кто там стонет? — удивилась я.

— Стонет? — сделался удивленным Добромир. — Нет, почудилось тебе, госпожа ведьма.

Пусть не сразу, но взгляд мой упал на сундук около кровати. Вся крышка была заставлена бутылочками и чашками. Какие-то травы стояли замоченные. Несколько «жгучих» камней для заживления ран грелись в небольшом чугунке.

— Ты болен, староста? — нахмурилась я, рассматривая сгорбленную фигуру.

— Дддааа… захворал чуток, — неуверенно ответил Добромир.

— Может помощь моя требуется?

— Спасибо, но Марья сама управится с моим здоровьем. Ты лучше ступай…

— Ступай Мирослава, — сухо велела мне Марья, — нечего тебе тут делать.

Я осталась стоять на месте, силясь понять, что же за абсурд происходит в этом доме, в этой деревне.

Видя мое замешательство, знахарка решила вытолкнуть меня из дома. А я даже сопротивляться не могла. Как только на улице оказалась, тут же к небу взлетела и домой направилась.

— Нет! Не могу я домой возвратиться… Мне нужно Олеуса отыскать сначала, — рассуждала я.

Вместо дома, отправилась к Лешему. Уж он точно знает, проходил ли тут Олеус и когда.

Только лесного старичка трудно отыскать было. Он свои владения часто обходит, порядок наводит, деревьям подсчет ведет, зверью разному. Но, кто ищет, тот всегда найдет. Поэтому и я дедушку Лешего отыскала, хотя и не просто это было в темном лесу сделать.

— Мирославушка, чего ты по темноте лазаешь? Случилось чего?

— Да, дедушка, — устало ответила я, — случилось. Чую я беда приключилась…

— Какая же беда? Рассказывай, помогу тебе, чем смогу.

— Скажи мне, Лешинька, приходил ли вчера Олеус в лес? А может сегодня ты его видел?

— Нет, милая, не видал я любимого твоего… С тех пор, как вы тут вместе прогуливались, так больше и не видел.

— Дедушка, может у леса спросишь?

— Можно и спросить… Только зачем тебе это, Мирослава? Ты же лично дорожки заговаривала, чтобы деревенские заплутать не могли. Да и Олеус из любой точки леса к тебе дорогу найдет.

Прав был Леший… Во всем прав, но проверить я должна была, чтобы все сомнения откинуть.

— Проверь, дедушка… Пожалуйста, проверь! У зверья да птиц поспрашивай…

— Хорошо, Мирослава, будь по-твоему.

Леший глаза свои прикрыл, веточки расправил, ножки-корешки в землю запустил и стал походить на простое старое дерево. Так лешии в согласие со своими владениями входят. Удивительно, но в такие моменты хозяин леса может все свои владения ощущать, каждый шорох лесной услышать.

Я нервно теребила маленький желудь, что висел на шее. И не переставала себя ругать, что слишком долго возилась с оберегом для Олеуса. Кроме алмаза у него защиты не было.

— Нет, Мирослава. Точно Олеуса в лесу не было, — уверил меня Леший.

— Спасибо, дедушка, — вздохнула я.

— Не тревожься, Мира, найдешь ты своего любимого.

— Обязательно найду! — подтвердила я.

Медленно побрела я среди деревьев не разбирая дороги. Долго шла, пока в бурелом не угодила. И не заметила бы, что в опасное место угодила, если бы пенек под ноги не попался. Споткнулась я, вперед завалилась и едва не упала. Но тот же пенек уберег меня, подставив свое трухлявое нутро мне под руки. Он же меня приютил, разрешив посидеть на нем, отдохнуть и подумать.

В Зверево Олеус добрался, там же он и пропал! И общаться со мной Добромир не хочет, из-за того что знает больше, чем мне рассказать готов. Бабка Марья его покрывает, как не странно. Можно походить по деревне, но в чем смысл? Зверевцы очень скрытно живут и против слова старосты ни в жизнь не пойдут. Да и никого я хорошо в деревне не знаю, чтобы с дознаниями приставать. Если призадуматься, то за помощью ко мне обычно сам Добромир являлся или помощник его верный.

Значит нужно другим путем ответы искать…

Добромиру что-то срочное требовалось. Да такое, что он ни часа лишнего ждать не желал. Что же это?.. Юстас не знает и утверждает, что только Олеус заказ знал. Но ведь любимый не один ездил. А значит, есть шанс, что Казимир мне что-то важное поведать может.

— Каррр… пррростудиться хочешь? — вырвал меня из размышлений недовольный голос Клавдия. Ворон уселся на мое плечо и больно сжал его когтями, показывая тем самым свое недовольство.

— Я… — хотелось мне оправдаться, да только слов подходящих не было.

В один миг я почувствовала, что ноги мои заледенели от сырости и холода. Руки покраснели, кожа на них натянулась и болела.

— Спеши домой, карррр!

— Ты прав, — согласилась я, — только…

— Все ррразговоррры дома вести будем! — настоял ворон и вновь пустил когти в мое плечо.

Не проронив больше ни слова, я применила левитацию. Уже через несколько минут я оказалась на своем пороге. Осип Никифорович быстро приготовил мне ванночку с травами, чтобы ноги согреть. Молоко настоял в печи и сдобрил медом. Не забыл достать свое варенье малиновое.

Меня заставили переодеться и греться долго.

— Клавдий, а ты ведь везде летаешь, многое видишь….

— Каррр… Верррно!

— Расскажи мне пожалуйста про Зверево. Бывало ли там такое, что бы жизнь замирала, а жители будто испарились в один миг.

Ворон переступил с одной лапки на другую и клюв повесил.

— Видел я подобное… не часто, каррр!

— Когда такое было раньше?

— Как сейчас ни рррразу… Знаю лишь то, что птицы там не летают и я не полечу! — уверенно заявил ворон.

— Почему? — опешила я.

— Чутье говорррит остерррегаться! Я рррисковать не люблю…

— Что ж… тогда я туда суну нос любопытный ведьминский.

— Карррр… Не нужно тебе этого, карррр!

— Они на мое покусились, — буркнула я себе под нос.

— Уверрррена?

— Почти, — уклонилась я от ответа.

— Семь ррраз отмерррь, один рррежь! — заметила умная птица.

— Верно, — согласилась я и спать отправилась.

Спала я плохо и без сновидений. А ведь так надеялась во сне подсказку увидеть или про Олеуса что-то почувствовать. Но ничего…

Зато проснулась ранехонько, еще до петухов, быстро собралась и в Горячево отправилась. Путь мой лежал через большую торговую площадь. Дважды в неделю она жителями деревень заполнялась и приезжими торговцами. Последние раз в месяц прибывали к нам и привозили разные товары. Больше под заказ, конечно.

Я за графиками торговли никогда не следила, так как товары выменять и напрямую могла. Лишь перед крупными праздниками наведывалась, когда торговля превращалась в красочную ярмарку.

Сейчас же я проходила мимо и дивилась. Во-первых, торговцы приехали и привезли много разного. Во-вторых, Зверевцев за прилавками не было. Народ по этому поводу недоволен был и собирался к Добромиру идти, выяснять, в чем причина отсутствия его подопечных.

Дело в том, что у деревни Зверево были товары, которыми они славились. Это шкурки меховых зверей, одежа, ручной вязки, и кузнечные изделия. И все эти товары как раз перед зимой популярны.

Остальные старосты тут же ходили. Говорили о чем-то и в ус не дули. Их, видимо, не волновало, что Зверевцы торговлю игнорируют.

— Юстас, — крикнула я, — сын твой не объявлялся?

— Нет, госпожа ведьма, не видал его. Да дело молодое, может и загулял где.

Слова старосты Гремячево меня удивили и озадачили.

— Не слушай его, Мирослава, — обратила мое внимание Устинья, — пропал брат мой… И не знаю я, что и думать. Мы с матушкой все глаза выплакали.

— Отчего ты считаешь, что пропал?! — спросила я девушку.

— Никогда он так надолго не задерживался, а иначе весточку бы отправил. Значит, беда с ним приключилась…

Мое сердце больнее сжалось. Видать не только я беду чую.

— Да и к тебе он собирался, — тише продолжила Устинья, — все спешил гостинцы тебе передать. Скучал он вдали, без тебя.

— Я тоже, — инстинктивно ответила я, не думая о слухах и пересудах.

— Найди его, Мирослава. Что хочешь проси, но найди брата, — попросила девушка искренне.

— Ничего мне не надо, — возмутилась я. — И найти Олеуса обязуюсь! Не могу иначе… Без него не могу!

Девушка кивнула и уйти хотела, да я окликнула:

— Устинья, а знаешь ли ты, где я могу Казимира найти? Он ведь в паре с Олеусом в город ездил.

— Да, вместе они были. Пойдем со мной, я проведу. На площади он, торговлю ведет.

Нужный мне человек быстро нашелся. Он камнями разными торговал и украшениями диковинными.

— Доброго дня, — поздоровалась я, — богатого покупателя тебе, Казимир.

— Ведьма… — удивленно выдохнул парень. — Ой, то есть госпожа ведьма… Добро пожаловать к моему скромному прилавку.

— У тебе он богат да красочен, — покачала я головой, — не скромный от совсем. Но не в том суть! Не любопытство и желание меня привели, а вопросы срочные.

Мужчина удивился, но кивнул, соглашаясь удовлетворить мое любопытство.

— Ты Олеуса давно видел? — спросила я.

— Так как из города воротились, так и не видал больше… — честно ответил Казимир.

Я тяжело вздохнула.

— Казимир, а зачем вы в город ездили? Ведь сегодня торговцы приехали и много товаров привезли.

— Я сам за своим товаром езжу, — покачал головой Казимир, — зачем мне у торговцев втридорога перекупать. Да и качество я люблю сам подбирать, чтобы гадость всякую людям не впаривать.

— Значит это ты в город Олеуса позвал?

— Нет, я один обычно езжу или с кем в компании, кому нужно. Вот и Олеус со мной навязался. Ему… в общем, товар ему нужен был особенный, он ко мне пришел. Я рассказал, что в городе он подобное отыскать сможет и предложил привезти, но Олеус решил сам ехать. Тем более, что и папаше его канцелярию какаю-то срочно доставить в город надобно было. А потом и Добромир заказал ему безделицу привезти.

— Безделицу? — зацепилась я. — Какую такую безделицу?

— Да, простую безделицу — адуляры. Обычно я сам Добромиру возил их, помногу возил, по пять — шесть дюжин за раз.

— А почему же сейчас староста Зверево не к тебе обратился?

— Так я… — смутился парень, — я ж торгую каменьями. Потому и наценку небольшую делал всегда. А Олеус за просто так адуляр привезти обещался. И аконит достать…

— Аконит? — все больше дивилась я.

— Ага… Вытяжку ядовитую Добромир изредка заказывал, вроде как растираться…

— И что? Привезли заказы Добромира.

— Привезли, — кивнул Казимир. — Олеус честный и обязательный, коль обещает — делает.

Рассказ друга Олеуса меня еще больше запутал. Уж больно товары они везли непонятные. И в город что-то важное и из города странное.

— А что Олеус сам хотел приобрести? — уточнила я, напоследок.

— Не могу открыть этого, госпожа ведьма, слово дал, что никому не открою.

— Скажи лишь, опасное что-то?

— Нет, ничего опасного, — заверил меня Казимир.

— Ладно, — выдохнула я, — прощай, хорошей торговли.

— Благодарю! Вы приходите, госпожа ведьма, вам любые камни достану, по цене привлекательной.

— Я учту, — буркнула я и своей дорогой пошла.

И тут меня словно громом поразило. Аконит и адуляр… Это же…

Как ошпаренная, я поднялась в воздух и помчалась к своему домику. Я желала скорее утвердиться в своей догадке.

В дом я влетела, не сбавляя скорости, чем напугала домового и Уха. Первый, не разобравшись в ситуации, залез под печку и зарычал.

Схватив свою книгу, я уселась за стол и резко листала странички. Первым мне попался на глаза аконит. Хотя это не единственное название одного из самых опасных растений. Ведьмы его зовут просто — Ведьмин цветок. А в народе его нарекли «борец». Кто и когда так прозвал красивый и безобидный, с виду, цветок неизвестно доподлинно. Но есть миф, рассказывающий, почему его так прозвали.

Аконит прозвали «Борцом» за то, что он единственный мог справиться с проклятыми лунными народами. Обычной человек такой силой не обладал. А вот ядовитый сок аконита мог отравить проклятого вплоть до смертельного конца. Цветок аконита, даже засушенный, отпугивал проклятых и отводил их глаза и нюх.

Ведьмы называли эти народы иначе. В нашей истории проклятый лунный народ — оборотни. Те, кто меняет свое существо под влиянием полной луны.

Это время поистине волшебное. Полная луна усиливает любую ворожбу, открывает лунные порталы в параллельные миры, и действует раздражающе на всех волшебных существ. Так, оборотни меняют ипостась и теряют человеческий рассудок. Русалки становятся еще обворожительнее и кровожаднее. Домовые и банники чаще пакостничают. В общем, все вокруг становятся эмоционально не стабильны…

Самое сильное влияние длится всего одну ночь — в фазу полной луны. НО предыдущая и последующая ночи по силе едва отличаются. Поэтому нечисть мучается три ночи, если не озаботится заранее и не обезопасит окружающих от своих проделок.

Я знала, что русалки себя сон травой опаивают, чтобы три ночи и три дня спать, не пробуждаясь.

Леший в полное согласие с лесом входит и в дерево обращается.

А Осип Никифорович в моем сундуке сидит. Травы проверяет, каменья амулетные перебирает, да склянки чистит. Домовой утверждает, что его натуру эти действия успокаивают.

Как поступаю оборотни я не знаю… И в книге этого не описано. Вообще, редко кто видел живого оборотня, так как они трепетно охраняют свою тайну и покой. Практически невозможно доказать, что перед тобой оборотень, если ты не видел его в период оборота.

Я, конечно, такого не видела. Признаться честно, я в существовании этих проклятых лунным светом существ, не верила. Сложно верить в то, что описывается только в мифах и ведьминских сказаниях.

Но аконит заставил меня задуматься…

Адуляр — очень красивый камень, известный всем, как «лунный камень». Полупрозрачный самоцвет небесно-голубого цвета. но стоил посмотреть на него под углом, как можно увидеть лунный свет. Необычное свечение камня издавна считалось загадкой.

Ведьмы этот камень охотно используют в своих амулетах. Ведь он дешев и надежен в эксплуатации. Основное свойство адуляра — отражение. Лунный камень способен отразить злой глаз, злое слово, зависть… И главное, он способен отразить лунный свет. А это отличное лекарство для тех, кто страдает лунной болезнью, при которой люди испытывают странное состояние — снохождение. При помощи адуляра любая ведьма с легкостью справится с этим несчастьем.

А раз камень может отражать влияние луны, то и оборотни могут его использовать с целью защиты от лунного проклятья.

— Клавдий, — крикнула я ворона, — скажи мне, пожалуйста, оборотни существуют?

Ворон долго не отвечал, сторонясь моего взгляда.

— Клавдий, я задала вопрос! — давила я.

— Каррр… в этом миррре существуют много всякого… — уклончиво ответил ворон.

— Значит, ты мне не ответишь, есть ли поблизости оборотни?

Клавдий в ответ лишь отрицательно покачал головой.

— Есть ли тот, кто мне сможет все рассказать?

— Только сами проклятые могут рассказывать о себе. Того же, кто их тайну раскроет, ждет страшная кончина.

— Как интересно… — проговорила я. — Тогда, пойду к Добромиру и спрошу у них прямо, что да как…

— Каррр! Не спеши, Миррра!

Слушать ворона я не стала. Отыскала в своих запасниках сухоцвет аконита — маленькие темно-синие цветочки, в форме колокольчика, на тонкой зеленой ножке.

— Миррра, дождись завтрррра… — настойчиво советовал ворон.

— Полная луна была вчера, — заметила я, — сегодня действие проклятья ослабевает.

— Мирррослава, — строго позвал Клавдий.

— Я знаю, что сегодня луна еще влияет на мир, НО, во-первых, еще день, а во-вторых, каждая минута моего промедления может стоить Олеусу жизни.

— Если ты постррррадаешь, ему помочь не сможешь!

— Не пострадаю, — уверенно заявила я и поспешила в Зверево.

Пока летела в деревню, раздумывала, как лучше начать разговор со старостой Добромиром. Конечно, он не поспешит раскрыть мне все свои карты и даже под натиском вряд ли сдастся. Но мне того и не нужно! Только одно меня волнует — пусть вернут моего любимого!

У деревенской околицы, меня привлек огонек в окне бабки Марьи. Значит она сейчас дома…

Не долго размышляя, я спустилась к ее порогу и громко постучала в дверь. Не прошло и минуты, как мне отворили.

— Проходи, Мирослава, я тебя ждала… — заявила знахарка, пропуская меня вперед.

— Ждали? — удивилась я. При этом, я старалась придать своему виду и голосу уверенность и суровость.

— Такие, как ты не отступают… Глупая решимость ведет тебя, а разум не способен остановить.

— Меня ведет не глупость, а любовь, — честно призналась я.

— Да-да… любовь… Любовь — потеря рассудка, посильнее сумасбродства.

— Возможно, — пожала я плечами. — Вы знаете где Олеус? Что с ним? Он живой?!

— Жив твой избранник, — ответила знахарка, — только…

— Что? — нетерпеливо спросила я.

— Не могу я тебе тайны раскрывать! Не в моих это правилах и… возможностях.

— Не нужно мне ничего рассказывать! Не затем я пришла, — выкрикнула я. — Мужчину моего освободите и дело с концом.

— Не так все просто… — покачала головой бабка Марья и передала мне книгу.

— Что это? — нахмурилась я.

— Рассказать я тебе не могу, но… тот, кто хочет чего узнать, тот сам прочесть может. Садись, читай, но вопросы не задавай, все равно не отвечу.

— Хорошо, — согласилась я и присела на кресло, что рядом стояло.

Старая книга, с пожелтевшими страницами, была в аккуратном состоянии. Переплет, из тонкой кожи, даже не протерся и не потрескался. Это значит, что книгу редко берут с полки или за ней очень трепетно ухаживают.

На форзаце книги была выведена надпись «werewolves — filii luna vel aeterna perpessae», с припиской чуть ниже «fabulis et legends».

Язык этот мне был мало знаком. Лишь несколько слов я смогла понять: луна, мифы и легенды. И чувство страха посетило меня, когда я подумала, что вся книга будет написана чужим языком. Но я, к моей радости, ошиблась. Изъяснения шло сразу на двух языках.

Первый рассказ «Легенда черной жертвы» привел меня в замешательство. В нем рассказывалось о древнем мире. Который позже сгинул, оставив после себя странных детей ночи.

В те времена властвовали не люди, а природа. Звери стояли у истоков бытия, им поклонялись, их боялись, и именно через них велась связь с богами — Лунным богом и Солнечным богом.

Но однажды, люди нарушили баланс. С целью наживы они истребляли слишком много зверья и птиц. Тогда, первые слуги Лунного бога — волки, взяли на себя работу охраны. Они не позволяли людям убивать и присваивать больше, чем необходимо для жизни. Их острый глаз, острый нюх и острый глаз стали лучшим оружием против зарвавшихся наглецов.

Люди поняли, что прогневили богов и стали размышлять, как бы исправить положение. Вспомнили они, что раз в год, богам приносят жертву — человеческую кровь. Конечно, шаманы не убивали — это боги осуждали, но со всех жителей деревни, не взирая на возраст, собирали по три капли крови. Чашу с жертвой, шаманы приносили в пещеру богов и оставляли на алтаре. Решили люди, что очередная жертва задобрит богов. Возможно, это и подействовало бы, НО какой-то шаман решил, что человеческая жертва мала. Он решил добавить к крови людей кровь волка.

Зачем? Почему он так решил? Ответов на эти вопросы в легенде не было. Зато рассказывалось, как боги отреагировали на страшную черную жертву.

в ночь, когда Луналикий бог попробовал смесь человеческой и волчьей крови, разгневался он страшно. Почувствовал он боль всех своих любимцев — все муки верных стражей — волков, которых изловили и убили, ради жертвы. Наслал бог на жалких людишек кару — одел в шкуру волков. Дни и ночи люд в страхе метался. Смотрел в свое отражение, но видел не человеческий облик, а звериный. Шло время, народ медленно терял рассудок и все больше походил на зверей. Только зверье это было дикое и безумное.

Солнечный бог пожалел народ и попросил брата своего о смягчении приговора. Лунный бог согласился, но с тем условием, что днем люди вернут свой истинный вид, а по ночам предстанут перед ним в образе волков.

Так и порешили…

Постепенно народ привык к своей двойственности. Научились жить со своим пороком, НО не оставляли попыток вернуть все, как было раньше. Изобретали все новые и новые глупости, смешили и гневили богов.

Постепенно Солнцеликий и Луналикий устали от этих проделок и пожелали оставить мир и никчемных подопечных. Солнечный бог оставил вместо себя небольшое светило и появляется лишь раз в год — в день солнцестояния. Лунный бог не смог оставить своих любимых животных, поэтому приходят чаще — раз в месяц — в ночь полной луны. И в эти же ночи, желает он видеть обидевший его народ в облике волков.

Вторая история «Миф о преданности, которая оказалась сильнее смерти». Она, по моему мнению, звучала еще безумнее, чем первая.

Говорилось в ней о том, что в стародавние времена, попал в загробный мир живой парень. Такое явление нередко происходило, ведь лучших рабов для богов, чем люди, свет не видывал. Рабов этих держали в каменных холодных узницах, за толстой кованой решеткой. Кормили дважды в день: утром и вечером, хлебом и водой. А днем пленников нещадно эксплуатировали.

Естественно, что выжить в подобных условиях было трудно. Многие рабы быстро умирали, а некоторые, кто посмелее, старались убежать. Но бог — царь подземного царства, не мог позволить этого. Посадил он у каждой узницы по волшебной собаке. Размера они были огромные, с острыми, как кинжалы зубами, ядовитой слюной и черной кислотной кровью. Глазницы чудо-собак горели огнем, приводя в ужас пленников.

Псов нарочно держали голодными, чтобы злее были. Поэтому никто и никогда не мог сбежать от них. Тех же кто попытался, настигала страшная участь быть разорванным и съеденным.

Но парень по имени Веровульф все изменил.

Несмотря на страшную и трудную судьбу, он не потерял чувство сострадания и справедливости. Каждый день он делил со своим стражем хлеб. В ответ, пес таскал Веровульфу сырое мясо. Так они существовали довольно долго, пока другие рабы не подговорили юношу бежать.

Веровульф не пожелал оставить своего друга-стража, зная, что кара может его настигнуть. Предложил он псу бежать вместе с ним. Но царь узнал о планах рабов и приказал своим стражам разорвать несостоявшихся беглецов. Друг Веровульфа этого сделать не смог. Помог он своему человеческому другу сбежать в мир живых, но за это сам был наказан царем. Страшным ударом смертоносной стрелы был повержен стражник.

Веровульф друга не бросил, дотащил до пещеры, где всячески пытался вылечить пса. Увы, от оружия царя подземного, лекарств найти не удалось. С каждым днем пес терял свои силы, медленно умирая.

Тем временем злые псы подземного царя искали беглецов. Днями показываться они на свете белом не могли, зато ночью наступало их время. Цепные псы подземного мира прочесывали каждый уголок, заглядывали в деревни и поселки, но безуспешно. Ведь юный Веровульф ни на шаг не отходил от друга.

В последний день своей жизни пес, будто почувствовав кончину, одарил своего преданного друга самым большим богатством — возможностью жить и не бояться быть опознанным. Прокусил он руку Веровульфа, запуская в его нутро ядовитую слюну, а после и кровью своей залил. Парень впал в беспамятство. Трое суток его била агония, а на четвертую ночь, обернулся Веровульф диким псом, очень похожим на черного волка. Только человеческий взгляд серых глаз — глаз Веровульфа, отличал его от животного.

С тех пор каждую ночь обращался Веровульф в волка и не один служитель подземного царя его обнаружить не мог.

В книге была еще одна история, но подробно ее я изучать не стала. В ней говорилось о ведьме, которая прокляла на лунном свете жениха. С тех пор он обращался в волка под лунным сиянием. Сделала это ведьма из-за ревности. Она надеялась, что никакая девушка не сможет вытерпеть рядом с собой двуликого монстра. Но она ошиблась… Нашлась та, что смогла понять и принять своего избранника.

— Бабка Марья, я не понимаю, к чему вы мне эту книгу прочесть велели? — задала я вопрос.

Только никто мне не ответил. Знахарки в доме уже и след простыл.

Оставив книгу на столике, я решила, что мне пора навестить Добромира. Вышла я на крылечко, осмотрелась. Тишина вокруг стояла гробовая. Впрочем, как и темень страшная, которая сдавалась только под лунным светом.

Выдохнув я последовала к центру деревни. Я шла по улицам и постоянно вздрагивала, оборачивалась и искала глазами то, что внушает мне опасность.

Когда до дома старосты мне осталось пройти всего несколько домов, за моей спиной раздалось злое рычание. Я резко обернулась и увидела странное животное. Оно отдаленно напоминало волка или собаку. Только в холке превышало их в два раза. Желтые глаза горели лунным светом, пасть оскалилась в хищном оскале.

Я замерла. Не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.

Только я хотела применить левитацию, как услышала еще один злобный рык. Только сейчас он исходил откуда-то сверху… На одно мгновение вскинув голову, я смогла увидеть еще несколько таких же существ, что сидели на крыше дома.

Если они решат на меня наброситься, то улететь я вряд ли смогу. Ну или сделаю это без некоторых частей тела.

Но не успела я посетовать на верхнюю опасность, как оказалась окружена злобным зверьем. Они рычали на меня, скалились и вспарывали острыми когтями землю, словно готовясь к прыжку.

Я медленно искала в своих карманах аконит, но не находила. Куда он запропал, я не имела понятия… Паника и страх накрыли меня с головой. Но вдруг одно животное выпрыгнуло из задних рядов, встало передо мной и зарычало на своих сородичей. Оно защищало меня! Кружило вокруг и не позволяло сородичам приближаться.

Я была шокирована подобным. Почему так произошло? Кто это?

— А НУ РАЗОШЛИСЬ ПО УГЛАМ! — громкий крик Добромира заставил меня вздрогнуть. Впрочем, монстры, что меня окружили, тоже почувствовали себя неуютно. Они склонили головы и поджали хвосты, словно псы, что признали своего вожака.

Староста стоял за моей спиной, но поворачиваться я не спешила, так как не желала показываться спину опасным врагам.

— Я СКАЗАЛ, УБИРАЙТЕСЬ! — пуще прежнего, взревел Добромир за моей спиной.

Удивительно, но звери медленно начали отступать. Кроме одного… Того, который бросился против всех сородичей на мою защиту.

Я продолжала удивленно таращиться на зверюгу. Он же, с каждым мгновением, поступал все страннее. Стоило опасности, для меня, разойтись по разным направлениям, как зверь посмотрел на меня лукавым с насмешкой взглядом и склонить голову на бок.

— Ты ведь не причинишь мне вреда? — тихо спросила я, но животина услышала.

Он уселся передо мной и странно кашлянул, будто смеясь. Но мало видеть, важно чувствовать. Прислушавшись к своим ощущениям, я поняла, что точно не испытываю страха перед защитником своим.

— Госпожа ведьма, я ведь просил тебя не соваться в наше селение, — хрипло произнес Добромир.

Я резко обернулась и увидела, как староста стоял, тяжело дышал и опирался на бабку Марью. Ее верное крепкое плечо и недовольный взгляд стали мне объяснением ее резкой пропажи.

— А ты, Добромир, совсем из ума выжил? — в том же тоне поинтересовалась я. — У тебя в деревне беда, а ты молчком сидишь…

Я нарочно не выдавала своих домыслов и догадок. Предугадать реакцию мужчины мне не удалось.

— Справлюсь я, не в первой… — буркнул Добромир и отвернулся.

— Ах не в первый раз… Тогда скажи мне, кого еще искать надобно кроме моего Олеуса? — злилась я. — Отвечай мне, как на духу, где мой мужчина?! Не окликай ведьмину злобу!

Зверь неведомый, у ног моих оказался и прямо на Добромира посмотрел. Староста ему уставшим взглядом ответил. Казалось мне, что в данный момент они тихий диалог меж собой ведут.

— Не нужно искать Олеуса, — в итоге признался староста, — здесь он, рядом.

— Где? — тут же всполошилась я.

— В доме моем, — признался староста.

— Что? У тебя он? И ты вчера меня не допустил к нему? — не на шутку разгневалась я. — Веди меня к нему сейчас же! Желаю сию минуту рядом с ним оказаться!

— А не много ли ты желаешь, ведьма? — недовольно уточнила знахарка.

— Нет, лишь самую малость! — настаивала я.

Зверь — мой защитник незнакомый оскалился и зарычал на Марью

— Цыц, дикий… — фыркнула она на зверя.

— Прав он, Марья, — тяжело вздохнул Добромир, — наша вина, нам и исправлять!

— Ты голова деревни, тебе решать как поступать. Только знай, староста, что тайны запросто разглашать, все равно, что открыто в народ податься.

— Следуй за мной, госпожа ведьма, — буркнул Добромир и к дому своему направился.

Я поспешила за ним. Монстр-защитник был рядом со мной всю дорогу.

В дом мы вновь попали через задний двор. Только у дверей мой защитник остановился и озабоченно зарычал.

Я его действий не разобрала, а вот староста Добромир тут же среагировал.

— Заходи, чего уж церемонии разводить…

Бабка Марья провела старосту в маленькую комнатушку, в которой вчера меня принимали. Мужчина тут же присел на койку и с едва различимым стоном выпрямил ноги.

— Говорила я тебе не упрямиться — отлежаться пару дней. А ты все геройствуешь, — сетовала знахарка.

— Не тараторь! — цыкнул на нее староста. — Отлежусь позже…

Бабка еще что-то кряхтя принялась за дело. Приподняла широкую штанину, обнажив тугую тканевую повязку, которая кое где уже пропиталась алой кровью.

— Что с тобой, староста? — спросила я.

— Небольшая травма, не бери в голову, Мирослава, — отмахнулся он. — На мне все быстро заживает… как на собаке.

— Я так и подумала, — хмыкнула я, не желая настаивать на своем.

Только Марья все равно рану передо мной раскрыла и не заметить несколько рваных ран со следами зубов на красной воспаленной коже, было трудно. Знахарка вытерла чистой материей рану, омывая от крови и наложила мазь заживляющую.

— Завяжи, — тихо попросил Добромир.

— Нет, — противилась указу бабка Марья.

— Завяжи! Мне вопрос решить надобно…

— Сами разберемся, без тебя!

— Но…

— Ты там не помощник! А перечить вздумаешь, так я и вовсе помогать твоим ранам не стану!

— Ладно, не горячись! — недовольно буркнул Добромир и послушно прилег на койку.

— А ты, — обратилась ко мне знахарка, — бери вон те склянки и ткань, — мне указали на сундук, где стояли отдельно три бутылки и стопка чистых тряпок, — и пошли за мной.

Я выполнила все в точности. Из комнаты мы вышли в коридор и прошли вглубь его. Там, под окном был люк с толстым железным кольцом. Знахарка ловко его ухватила и потянула вверх. Оказалось, что под люком погреем имеется. А в погребе, в прохладной сырой комнате лежал мужчина весь перевязанный. Я не сразу разобрала кто это, ведь часть лица повязка прикрывала, а тело под одеялами скрыто. Лишь негромкие стоны и бред, в котором я разобрала свое имя, надоумили меня.

— Олеус, — вскрикнула я.

— Не голоси! Спит он, силы восстанавливает.

Я не слушая знахарку, поспешила к любимому. Откинув одеяло с груди, я еще больше ужаснулась. Смотреть было больно! Все тело в ранах и царапинах, синяках и ссадинах. Одна рука переломана и туго привязана к корпусу. На не скрытой повязкой части лица так же царапины и порезы мелкие.

— Что с ним произошло? — глухо спросила я.

— Не повезло ему, — спокойно ответила знахарка и приступила к перевязке.

— Кто это сотворил? — продолжала добиваться я.

— Случай…

От злости я готова была рычать, не тише, чем звери невиданные.

— Лучше помоги мне, — буркнула бабка, — а лясы потом точить станем!

Пока знахарка руку любимого мной мужчины осматривала, я к лицу устремилась. Осторожно, стараясь не навредить, я убрала грязную материю. Увиденное оказалось неприятным, но не критичным. Сильный порез пересекал бровь и щеку. Конечно, останется шрам, скорее всего, но не страшный. Я легко коснулась пальчиками лба Олеуса и покачала головой. Жар у него был, едва-едва до горячки не доходящий.

— Ему питье целебное нужно, — заметила я.

— Знаю! Но нет его у меня пока. Чуть посвободнее стану, сварю!

— Не нужно! Я сама управлюсь!

— Не глупи, — покачала Марья головой. — Тебе пока не досуг будет сюда мотаться! Я делаю все, что необходимо!

— Я его здесь не оставлю! — возмутилась я.

— Со старостой разбирайся, а мое дело маленькое…

В этом знахарка была права. Я помогла ей с перевязкой. Каждая увиденная мной рана, сердце разрывала на части. Даже подумать страшно, что сейчас Олеус испытывал, что чувствовал… А как грязные повязки сменились чистыми, так я сразу к старосте направилась, наперед знахарки.

Мужчина обнаружился там, где мы его оставили. Он глаза прикрыл и задремал немного, когда я в его комнату ворвалась.

— Вы мне правду скажете, что с Олеусом случилось?

Долгое время тишина была мне ответом. Но я видела, как Добромир напрягся всем телом, желваки на его скулах резко выделились и дернулись несколько раз.

— Я все тебе расскажу, Мирослава! — в итоге ответил староста. — Только ты пообещай мне, что мои слова между нами двумя останутся! Не выноси сор из избы…

— Обещаю! Я выслушаю пойму и помогу, чем смогу, НО сначала, мне нужно Олеуса домой отправить.

— Нельзя пока этого делать!

— Мне нужно! Я смогу ему помочь лучше, чем кто-то чужой!

— Выслушай сперва, а потом решать будем, как с Олеусом поступить!

Не понравились мне формулировки Добромира, но спорить я пока была не в силах. Мне действительно нужно сначала правду узнать, а после и решения принимать.

— Садись, госпожа ведьма, в ногах правды нет.

Я присела на краешек сундука и внимательно посмотрела на старосту, который уже садился на своей койке.

— Не простой народ у тебя под боком живет…

— Об этом я уже догадалась, — подметила я.

— Не одну тысячу лет мы свою тайну храним и еще дольше хранить станем. А все потому, что от этого наша жизнь зависит. Сама понимаешь, Мирослава, что люд не разбирает что хорошо, а что плохо, когда в страхе трясется.

Я кивнула, подтверждая слова старосты. Народ у нас, и правда, зачастую импульсивен и неразумен.

— Зверево — старое поселение детей луны. Да-да, мы не проклятые луной, мы ее дети. Нас одарила луна силой, остротой нюха и уникальным зрением, но взяла за то плату не столь большую, чтобы нам не справиться, но и не столь малую, чтобы легко жилось нам. Раз в месяц мы должны совершить оборот в животное — любимца лунного света — в волка. Мы можем и чаще оборачиваться, но менее нельзя… было.

— Было? — не поняла я.

— Да! Жизнь среди людей заставила нас идти против природы. Испокон веков оборотни ищут такое средство, которое смогло бы подчинить внутреннего зверя, усмирить его и контролировать. Увы, но до сих пор таких средств не найдено. Но есть несколько помощников нам, которые притупляет животный контроль и позволяет нам удержать человеческий разум, когда мы в зверином облике.

— Аконит и адуляр, — догадалась я.

— Верно. Аконит — это самый действенный яд против оборотней. Сильнее его нет на этом свете. Мы же научились использовать его себе во благо. В малых дозах, с ранних лет оборотни принимают сок аконита.

— Он позволяет вам контролировать оборот?

— Верно. Только в полнолуние аконит один не справляется. Ему тогда на помощь приходит лунный камень. Он отражает свет нашей проматери и смягчает ее влияние. Чем сильнее оборотень, тем больше лунный камень должен быть и тем быстрее он перегорает.

— Ни разу такого не видела… — удивилась я.

— Человеку и ведьме такая мощь не к чему. Потому лунный камень у них поколениями жить может. Оборотню же камешка хватает на три-четыре месяца…

— Накладно это… — заметила я.

— Верно, накладно… Только выбора у нас нет, приходится жертвовать благами, чтобы иметь необходимое.

— А к ведьмам вы обращались? Я читала однажды, что можно силу камня увеличить и потенциал его.

— С ведьмами оборотни дружны. Да и с бабкой твоей мы дружбу водили, но за помощью не обращались.

— Отчего же?

— Привыкли сами со всем справляться, — пожал плечами староста.

— Ну и напрасно, — строго заметила я.

— Не нужно тебе, Мирослава, совать сюда свой нос, — раздался за спиной голос бабки Марьи. — Одной тебя на всех не хватит. Сгоришь быстро, а толку мало принесешь. Уж лучше все как есть оставить…

— Верно Марья говорит, госпожа ведьма, деревня у нас большая, каменьев много требуется. А главное, промедление любое, подобно смерти.

— Как так? — нахмурилась я.

— То, что сегодня ты видела, ведьма, это результат моего промаха.

— Какого такого промаха?

— Отвлекся я на разные невзгоды и пропустил момент, когда мои запасы лунного камня к концу подошли. А про аконит и того хуже… Бабка Марья меня предупредила, что яд у нее заканчивается, а я мимо ушей пропустил. Кинул что-то в ответ, и думать перестал.

— И что?

— Ты видела результат! Мои люди потеряли контроль над сущностью и обратились. Кто-то из них сохранил человеческий разум — это те, кто старше и опытнее, а молодняк до утра будет сохранять звериный вид и ум.

— Это они Олеуса подрали? — тихо спросила я.

— Госпожа ведьма, они живут инстинктами нынче, а не головой.

— Кто? — требовала я ответа.

— Меня вини, — спокойно и сурово ответил Добромир, — я за своих жителей в ответе.

Весь мой запал начал гаснуть.

— Как это случилось? — тем не менее, не спешила сдаваться я.

— Олеус ко мне пришел, когда матушка-луна уже на небосвод пошла. Я, как мог, старался контролировать зверевцев. Надеялся, что смогу самых буйных запереть — изолировать от окружающих. Извини меня, Мирослава, я не смог. Упустил некоторых оборотней, а они чужака учуяли. Дальше… в моей памяти, как в тумане. Я на крики прибежал, когда над парнишкой трое оборотней сцепились. Они его несильно покусали… Больше порвали, когда друг с другом боролись.

— Ясно, — выдохнула я.

Конечно, меня не успокоил рассказ Добромира. Я видела, в каком состоянии любимый и представляла, как ему больно.

— Я услышала тебя, староста, и обещаю, что рассказывать никому ничего не стану. Но Олеуса я к себе забираю. Не желаю, чтобы он оставался в твоем погребе.

— Мирослава, — постаралась вклиниться Марья, но я слушать не стала.

— Обсуждать свое решение, я не намерена.

— Я не позволю тебе, госпожа ведьма, сюда люд приводить сегодня. Опасно это! Да и завтра мой народ будет приходить в себя, убираться последствия и адаптироваться… Несколько дней хуже Олеусу не сделают.

Чувства Добромира я понимала и подвергать опасности людей не собиралась.

— Я не приведу к тебе чужаков, — спокойно пообещала я. — Моих сил будет достаточно для того, чтобы мы с Олеусом покинули Зверево.

— Нет! И не будем спорить, — настаивал староста. — Вы останетесь в моем доме, пока я не решу, что передвижения безопасны.

— Ты вчера о моей безопасности не думал… — с укором подметила я.

— Отпусти их, Добромир, — внезапно сменила свое мнение знахарка, — коль Мирослава уверена в себе, не нам ее контролировать.

— Вчера я провожатого за тобой отправил, — упрямился староста. — А сегодня вновь прикажешь к вам приставлять кого-то…

Не то лай, не то рык послышался из коридора. Услышав его, Добромир недобро выругался и кулаком стукнул.

— Делайте, как знаете, — ругался он, — я с себя ответственность за этот вечер брать не буду!

Тут же в проходе появилась морда защитника моего. Он вновь что-то «сказал» на своем языке, который только староста понять смог.

— Что тебе еще от меня требуется? — устало посмотрел на меня мужчина.

— Носилки и одеяло, а так же несколько ремешков.

— Олеус на носилках лежит, их использовать можешь. Одеяло там тоже имеется. А ремни… Есть в сарае, только короткие.

— Мне подойдут, — ответила я, — спасибо.

Дальше я поспешила свой план осуществлять. А охранник мой названный ни на шаг не отставал.

Я ремешками Олеуса к носилкам привязала и с помощью левитации аккуратно из дома вынесла. Зверь добрый мне помогал охотно. Кое-где зубами носилки подтянул, кое-где, мне упасть не позволил, а один раз под носилки встал, когда я концентрацию чуть не ослабила.

— Спасибо тебе, огромное, — поблагодарила я зверя неведомого. — Не знаю кто ты, но благодарна от всей души.

— Провожатым сегодня твоим станет, — уведомил меня Добромир. — До дома проводит вас.

— Я буду очень рада, — улыбнулась я.

Зверь что-то сказал, а староста перевести для меня поспешил:

— Мы свою семью не оставляем в беде!

— Семью? — удивилась я.

— А ты не признала крестника своего, госпожа ведьма?! Толгат перед тобой.

Я удивленно глаза переводила с мужчины на зверя и обратно.

— Вот так крестник у меня, — усмехнулась я. Упала на колени и попыталась прикоснуться к Толгату.

Зверь охотно на контакт пошел и даже обнять себя позволил. Я зарылась пальцами в его густой длинный мех и прикрыла глаза. Удивительно, но рядом с Толгатом мне было совсем не страшно.

— Ты уверена в своем решении, ведьма? — в очередной раз уточнил Добромир.

— Да, уверена! — ответила я и поднялась с колен. — До встречи, староста. Жду тебя в дом свой, как только дела деревни тебе позволят отлучиться. Посидим, поговорим, подумаем, как помочь вам можно.

Переглянувшись с Толгатом, я вновь вернула свое внимание носилкам. Прошептав слова волшебные, я подняла их над землей, чтобы на уровне моих глаз Олеус был, и отправилась к дому.

Шли мы тихо и спокойно. Лишь однажды встретились нам на пути сородичи Толгата. Я даже испугаться не успела, как под грозным рыком моего защитника, звери отступили. У моего дома оборотень остановился, попрощался на своем языке и убежал. Я же ловко завела носилки в дом, в спальню. Труднее было ловко переложить Олеуса на постель, но тут на помощь мне пришел Осип Никифорович.

Как только любимый мужчина был удобно устроен, я приступила к детальному осмотру его ран. Сняла все повязки, промыла раны ромашковым отваром, что заботливо приготовил домовой. А ромашка считается у нас самым эффективным средством для лечения ран, воспалений и кожных болезней. К тому же, ромашка не страшна чесоткой и чихом.

Раны рваные от когтей и зубов я кедровым притиром залечила. Кедровая сила велика. Притирки и настои на кедровых шишках способствует выздоровлению. А аромат кедровой хвои силу духу предает.

Когда все лекарства я применила, пришла пора наговоров. Я проводила пальцами по волосам мужчины, успокаивая и отгоняя боль. Разглаживала морщинки на лбу, успокаивая разум. Очертила губы, придавая сил. Веки закрытые поцеловала, любовь свою даря.

— Все будет хорошо! — уверенно произнесла я, убеждая и себя, и Олеуса.

Любимый спокойно спал — набирался сил и выздоравливал.

Как только эта мысль оформилась красками в моей голове, я устало выдохнула. Сердце спокойно забилось.

Я вышла из спальной комнаты и уселась за стол большой.

— Поела бы ты, Мирославушка, — тихо напомнил мне домовой.

— Не хочется, — покачала я головой.

— Сил ты много потратила и еще больше тебе потребуется, чтобы хозяина нашего на ноги поставить.

— Уговорил, Осип Никифорович, — улыбнулась я, — завари-ка ты мне чаю покрепче и краюшку хлеба подай.

Время бежало, принося мне радостные минутки. Свой защитный подарок для любимого я быстро закончила. Руки сами дело делали, не уставая. Губы сами заговоры шептали. За сутки я управилась — амулет готов был. Напоследок, закалила я перстень в огненной воде и в ледяной топи.

Уже через три дня после того, как я забрала Олеуса домой, он очнулся.

Я в тот момент ему повязки меня и ласки разные шептала.

— Мирославушка, — тихий хриплый голос заставил меня вздрогнуть.

— Олеус, — выдохнула я, утопая в нежном взгляде любимого.

— А я все понять не могу, сон это или явь…

— Что? — не поняла я.

— Снишься ты мне или мерещишься?

— Я здесь, рядом с тобой, наяву! — улыбнулась я, сквозь слезы и легко своими губами к здоровой щеке любимого припала.

Олеус порывался меня обнять и крепко к себе прижать, но одна рука его была крепко к телу привязана. Оттого он смог только одной рукой меня к боку прижать.

— Эх, кавалер из меня…

— Ты замечательный, — шепнула я, — а от ран твоих скоро и следа не останется.

— Если ты меня своими ручками волшебными лечишь, то я не сомневаюсь, — похвалил меня любимый, от чего щеки мои зарделись.

В тот же день я Олеусу свой подарок поднесла. Он долго дивился, рассматривая перстень.

— Это амулет, — смущенно проговорила я. — В нем много разного таиться.

— Мирослава, — выдохнул Олеус, — неужели ты сама его сотворила?

— Мне помогали немного, — покачала я головой.

— Какая же ты… У меня даже слов нет, чтобы описать свое восхищение тобой.

— Глупости не говори! Я самая обычная ведьма!

С этими словами, я отошла от постели больного.

Любимому эти действии не по нраву пришлись. Он тут же подняться попытался, чтобы ко мне ближе быть.

— Ты что? — кинулась я к нему. — Нельзя же еще…

В тот же миг, я на мужских коленях очутилась.

— Никогда не принижай себя, Мирослава! Я знаю какая ты удивительная, а кто не знает, тому поведать могу!

Сладкие речи Олеуса слезы радости во мне родили и я, не сдерживая эмоций, в шею ему уткнулась.

— Ты самое лучшее, что со мной в жизни приключилось. Я люблю тебя!

В первый раз я в своих чувствах призналась. Первый раз поняла, что хочу не только получать, но и дарить…

Я так крепко обняла любимого, что не нарочно боль ему причинила. Он вздрогнул и ахнул негромко.

— Прости, — я поспешила отстраниться, но не тут-то было. Олеус меня отпускать от себя не желал.

— Ничего страшного, — тихо проговорил он в мою макушку. — До свадьбы заживет!

Я улыбнулась и позволила себе передохнуть.

— Мирославушка, а ты мою сумку не видела походную?

— Я ее под кроватью оставила. Она у тебя под головой была, когда я тебя от Добромира доставила.

— Как ты умудрилась-то меня сюда притащить? — улыбнулся мужчина.

— Это было не сложно, — пожала я плечами.

Олеус меня отпустил и нагнулся вперед.

— Ты чего? Сумка нужна? — уточнила я.

— Угу…

Я быстро помогла — достала сумку и передала Олеусу.

Он быстро ее раскрыл, проверил что-то, достал небольшой сверток и передал сумку мне.

— Вот, тут все, что ты просила привезти.

— Да? Спасибо огромное! — улыбнулась я. Заглянул в суму, где много разных мешочков прятались. Руки чесались все раскрыть и просмотреть, но я сдержаться смогла. Вместо этого припрятала сумку в сундук.

— Мирослава, я ведь не просто так в город собирался. Бабка моя, когда я совсем мальцом был, мне сказку рассказывала про мастера деревенского, что в статную царицу влюбился. Долго он на порог ее дворцу ходил, долго разные подарки дарил, да только ответа на свои чувства не видел. Загрустил тогда мастер, отчаялся совсем с любимой быть и пошел к местной ведьме за советом.

— И что ведьма присоветовала? — тихо уточнила я.

— Сказала подарить ей то, что он сделает своей любовью, приправит добром и украсит своим сердцем. Мастер тот лучшим камнерезом славился. Он ушел в горы. Несколько недель скитался там, в поисках самого лучшего камня, что будет достоин его царицы, и нашел. Невероятной красоты камень его привлек. Бархатистая зелень его переливов завораживался, легкий блеск узоров, что создала природа, хранил свое особое волшебство.

— Это был малахит? — предположила я.

— Верно, мастер нашел малахит. Вырубил он кусок малахита, нужный себе и домой отправился. Пока шел, придумал, какой подарок царице своего сердца сотворить сможет. Кольцо! И основу и украшения он целиком из камня вырезал. Так случилось, что получились у него цветочки дамиана. Самого сильного помощника в любовных делах.

— И как? Откликнулась царица на чувства мастера? — не терпелось мне узнать.

— Она настолько была заворожена подарком, что, не медля, согласилась стать женой мастера. Оказалось, что чувства мастера взаимными были.

— А отчего же царица столько противилась?

— Царица мудрая была. Видела она искренние чувства мастера, только не понимала отчего он их за пустым блеском их прячет. Подарков-то было много, только все они бездушные. Дорогие, но бездушные. А колечко это, ценнее всех благ для царицы оказалось.

— Красивая история… — улыбнулась я.

— Да… А еще бабка поговаривала, что правда это. И… Мирославушка…

— Что?

Любимый узелок развязал, тряпицы раскинул и показал мне колечко. Совсем такое, как его в сказке было… Зеленый ободок, усыпанный каменными цветочками.

— Будь моей женой, Мирослава. Клянусь, что стану тебе опорой и подмогой во всем. Всю свою жизнь к твоим ногам положу.

Я стояла ни жива не мертва… Осознать слова любимого сложно стало. Неужели… Поверить не могла, что ведьма-отшельница понадобилась кому-то.

— Увы, не я это кольцо вырезал… Не тот я мастак. Зато знай, что все свое сердце я в это кольцо вкладываю и тебе отдаю! Примешь ли ты меня, Мирославушка?

Уловив мужской взгляд, я прочитала в нем тревогу и страх. Неужели он моего отказа опасался?

— Да… — тихо ответила я. — ДА! — уже громче повторила.

Сил не было на ногах устоять, оттого я кинулась в объятия Олеуса. В тот же миг на моем пальчике кольцо обосновалось. Да так ладно, будто под меня его творили.

— Поговаривают, что малахит долгую жизнь проживают. Так знай, что пока он жив — жива наша любовь!

Я знала, я верила, что так оно и случится.