Прикладная некромантия

Глава 5

Рем уже пять раз обложил закадычного друга отборными ругательствами, помянув всю его родню вместе с нежно любимыми матерью и бабушкой. Будь Эльдан в нормальном состоянии, он давно бы уже набил приятелю морду в лучших традициях выяснения отношений между студиозусами. Вот только его эльфийское высочество явно сейчас с головой не дружило. Рем и прежде полагал, что остроухий — как шкатулочка с прорвой потайных отделений. Открывать эти «ящички» было подлинным удовольствием, вот только в одном из них сейчас лежала смерть. Рем знал, что порой глаза друга заливает вязкая матовая тьма, скрывая радужку и белок; знал, что как бы плохо ни становилось Эльдану после лекций, на практических занятиях он чувствовал себя отлично вне зависимости от сложности задания. А от крови он и вовсе дурел, как кот от валерьяны…

Староста четвертой группы успел изучить характер друга и понимал: любой, кто познакомится с Эльданом поближе, вскоре сбежит, предварительно попытавшись забить ему кол в сердце. Для надежности. Однако, несмотря на все особенности, эльф был неплохим парнем: добродушным, открытым, всегда готовым прикрыть спину. Просто он был некромантом куда в большей степени, чем кто-либо другой. И Рем подозревал, что кол в критической ситуации тоже вряд ли поможет… Было ли ему страшно? Да. Постоянно. Ежесекундно. До одури. Но не бросать же друга один на один с его личной смертью.

Поэтому Рем и пошел вслед за Эльданом на ту поляну. Хотя правильнее было бы задержать Анджея, а то и вовсе отправить его куда-нибудь, например за наставниками. Третий в их неразлучной компашке не отличался наблюдательностью и о том, что их остроухий товарищ не просто талантлив, а сверхталантлив, пока не подозревал. Лучше было бы, если бы он и дальше пребывал в неведении, но Рем боялся потерять в темноте Эльдана, а тот будто на крыльях летел вперед.

— Бесы, Рем, что с ним стряслось? Он свихнулся? — с трудом переводя дыхание, спросил Анджей.

— Нет, он всегда таким был! — ответил чистую правду староста.

Тут они вышли на поляну.

И Ремуальд понял, куда так несся Эльдан и что могло его так манить. Труп. Свежий труп, в изломанной позе лежащий на плоском камне.

— Релька, — шепотом, словно не веря, произнес Анджей.

Они знали, что так может быть, но это все равно оказалось страшно.

А у каменного жертвенника скорчился эльф, чьи истеричные всхлипывания перемежались рвотой.

— Наставников зови! — что есть мочи заорал Рем приятелю, отвесив ему подзатыльник для ускорения и лучшего понимания приказа.

— А т-ты? — заикаясь от страха, спросил Анджей.

— Ты что, хочешь, чтобы я его сейчас бросил?!

Пусть его самого трясет, но оставлять Эльдана наедине с самим собой сейчас нельзя. Потому что одному Дракону известно, кого они встретят, вернувшись.

Все, что я съел в таверне, теперь укоризненно взирало на меня с земли… А я тупо смотрел в одну точку, чувствуя, как тело колотит мелкой дрожью. Релька… Релька умерла… Ее убили, а я… Дракон, что со мной такое было, что ее смерть я воспринял как невероятное удовольствие? Я урод…

— Так, приходи в себя, придурок! Живо! — рявкнул рядом с моим ухом до боли знакомый голос Рема, и друг как следует меня тряхнул.

— Р-рем, валил б-бы ты от-тсюда… — заикаясь через слово, отозвался я, пытаясь сдержать очередные рвотные позывы.

Голова шла кругом… Из-за крови… Из-за мертвой девчонки… Из-за попытки понять, я ли это сейчас или то кровожадное и бездушное чудовище, что не так давно управляло мною. И я боялся, что эта тварь снова вернется, вытеснит меня и причинит вред моим друзьям… Да что там друзьям, вообще окружающим. Одно дело — честно разбить противнику нос в драке или сойтись в магической дуэли… Но это существо во мне не удовольствовалось бы поражением противника, оно хотело убивать и мыслило себя только убивающим.

— Совсем…? — зло прошипел Рем. — Куда я, по-твоему, идиот, на всю голову ушибленный, должен идти?! Сейчас наставники припрутся, наверняка с Карающими, а ты как с плаката «Неуравновешенные некроманты опасны для общества». Повяжут, как пить дать, а потом тебя просто не найдут!

Я едва не рассмеялся. Нашел чем пугать. Повяжут?

И правильно. И хорошо. Так и надо. Я же… Дракон, я даже не знаю, что я такое!

— Пускай вяжут, — выдохнул я. — Так и надо.

После этих слов Рем со всего маху отвесил мне подзатыльник.

— Больной! — В его голосе слышалась едва сдерживаемая истерика.

Скотина я все-таки… У нас у обоих горе, а я навешиваю на него еще и свои проблемы не то с раздвоением личности, не то… с проявлением моей истинной и не слишком приятной природы.

— Ты даже не представляешь, насколько… Я же вас убить хотел! Ты понимаешь?! Вас с Анджеем! Своих друзей! Единорог Трижды Светлый… Ты даже не понимаешь…

Так хотелось рассказать. Все. Как это страшно, когда словно из ниоткуда приходят знания… Когда руки будто бы сами двигаются… Когда понимаешь, что все эти терзания «смогу — не смогу», которыми мучаются все студиозусы нашего факультета, для меня не имеют смысла. Я смогу. В любом случае. И, скорее всего, даже сожалений никаких испытывать не буду.

— Что у тебя крыша едет? Что ты некромант куда больше, чем все остальные? Что для тебя кровь послаще любого зелья? — полушепотом спросил меня Рем. — Так я это и прежде знал. Я же не Анджей, который даже чирей на собственной заднице не заметит. Я уже давно все понял.

Я уставился на друга в полном изумлении. Он правда заметил? Понял?.. И никому ничего не сказал. Даже мне. И сколько же еще таких «глазастых» вокруг меня?

Но если Рем все это время знал, то как у него хватило духу находиться рядом со мной? И почему он не предупредил остальных? Ведь я опасен. Мать и бабушка и прежде говорили, что я могу причинить вред окружающим, но я, дурак, не верил им, считал, они перестраховываются. Никто никогда не верит, если о нем говорят плохое. А мне пришлось принять как данность: я чудовище. В полном смысле этого слова.

— Ты что, не понял?! Я вас убить хотел! — попытался я донести до Рема простую и очевидную истину.

Впрочем, тот не особо впечатлился.

— Не убил же. Так что заткнись и живо приведи себя в порядок. Карающим и наставникам скажем чистую правду: ты что-то почувствовал и пошел. И никаких баек про кровавое безумие и прочую ерунду.

— Это не ерунда, — тяжело выдохнул я. — Я и правда… опасен.

— Заткнись, Келе. Пока ты никого не пришиб. За три года. Хотя, Единорогом клянусь, вывести тебя пытались многие. Так что прекрати истерить. Нам тут еще работать.

— Ты сдурел?! Какое работать?! Это же Релька!

— Именно. Релька. А ты лучше других сможешь понять, что тут произошло. Поэтому ради нашей Рельки приходи в себя как можно быстрее. Того гада, который это сделал, надо убить. Я хочу в этом поучаствовать.

— Я тоже, — прошептал я.

— Ну вот и отлично, — стиснул мои плечи до боли Рем. — Мы сможем. Мы спасем друзей. Рельку не сумели спасти, но больше нам нельзя ошибаться. Надо только постараться.

К тому моменту, когда на поляну явилась толпа, состоящая из наставников и стражей, я уже был в состоянии обычной истерики. Для того, кто только что обнаружил тело погибшего друга, вполне нормальное состояние. Безо всяких инфернальных оттенков или намерения покаяться в дурных наклонностях. Рука у приятеля тяжелая и быстро возвращает здравомыслие.

Преподаватели бегали, мельтешили, что-то обсуждали, кричали… И ничего не могли сделать. Среди них был только один некромант, наш декан. Он держался в стороне, не суетился и не проявлял ни малейшего интереса к ситуации. Было такое ощущение, что ему глубоко наплевать на произошедшее. Остальных не привлекли: то ли побоялись, что начудят, то ли подозревали кого-то с факультета. Логично. Труп в крови с явными признаками некромантского ритуала. Кого еще можно обвинить, кроме мастеров смерти?

Из-за спин старших маячила напряженная и несчастная физиономия Анджея.

Инга…

— Ремуальд! — подошел к нам ректор. — Вы можете объяснить, что тут произошло?

Он казался растерянным и взволнованным. Неудивительно.

— Нет, милорд, — покачал головой друг. — Мы… Мы шли из таверны и наткнулись на… И увидели тело.

Казалось, все в этот момент замерли и уставились на нас.

— Наткнулись? — нахмурился глава Академии. — Но поляна находится в стороне от тропы. На нее нельзя просто «наткнуться».

Я понял, что отмалчиваться и дальше, сваливая все на Рема, не стоит, это будет выглядеть слишком подозрительно.

— Когда мы возвращались, я… почувствовал что-то, — с трудом выдавил я, все еще чувствуя во рту привкус рвоты. — И мне захотелось пойти сюда. Будто меня звали… А Рем и Анджей пошли за мной.

Интересно, как себя чувствует жертва перед смертью? Казалось, меня просто распяли взглядом, а потом еще и препарировали, чтобы посмотреть, как устроена чудная тварюшка по имени Эльдан. Тут же захотелось поменяться местами с умершей Релькой и не чувствовать всей этой подозрительности, напряженности, страха. Они боялись. Смешно. Ремуальд знал почти все и готов был принять меня даже чудовищем, а эти маги, которые и о сотой доле моих «особенностей» не знают, глядят на меня как на бешеного зверя. И я тоже боялся их. Когда ужас от того, что со мной произошло, немного поутих, жить захотелось с удвоенной силой, стало быть, надо врать, что я совершенно белый и пушистый.

— Почувствовал? — переспросил ректор. — Как почувствовал? И что именно?

Дракон… Если бы я еще знал, что почувствовал. Нет, та тварь, что привела меня к телу Рельки, все прекрасно понимала и могла объяснить, но вряд ли кто-то обрадуется, если она займет мое место, чтобы подробно отчитаться о произошедшем. А третьекурсник Эльдан, то бишь я, чувствовал себя как умная собака: понимал все, но вот сказать ничего не мог.

— Это… не объяснить. Просто почувствовал. Почувствовал смерть.

Вранье. Почувствовал я сперва удовольствие. Огромное удовольствие и жажду… Как какой-то упырь. Я сошел с ума от запаха крови и смерти.

— Все ясно, — кивнул ректор. — А что вы можете сказать о теле?

— Милорд! — встрял появившийся будто из ниоткуда мэтр Райхэ. — Юноша и так потрясен смертью своей соученицы. Не считаете ли вы, что для него будет чрезмерным испытанием еще и обследовать труп?

— Я вполне понимаю, каково состояние Эльдана, но мы не можем привлечь никого иного, кроме него и студиозусов Инвэрса и Варховича. А из этих троих больше всего нам может поведать именно Эльдан.

Что тут происходит? Я изумленно взглянул сперва на ректора, затем на мэтра Райхэ.

— Почему? — растерянно спросил я. — Почему вы не привлекли компетентных магов?

— Потому что за них не ручались Карающие. А ритуал, несомненно, относится к некромантии.

Я ощутил, что у меня вот-вот лопнет голова. Бред. Полнейший. Во-первых, поручительство Карающих. Они видели нас впервые в жизни, не допрашивали, ничего не делали, но почему-то решили, что мы не причастны. Во-вторых, обвинять в произошедшем мастеров смерти… Это же глупо. Некроманты в качестве жертв ничем не отличаются от иных магов. Совершенно ничем. Да и наличие магического дара тоже для жертвы необязательно. А профессиональная солидарность вяжет нас покрепче цепей. Еще с первого курса в голову будущим некромантам вбивают, что мир нас очень не любит, следовательно, надо держаться вместе ради выживания и не трогать собрата по ремеслу. Нет, наши порой Убивают друг друга, но по субъективным причинам вроде «ты у меня девушку увел» или «мне твоя должность нужна». И уж точно ни у кого не хватит ума зарезать коллегу для проведения ритуала.

— Звучит неправдоподобно, — мрачно отозвался я. — Некромант некроманта не стал бы укладывать на жертвенник. Можно было зарезать кого-то другого и с меньшими усилиями.

— И все же пока именно вы будете нас консультировать, — настоял на своем ректор. — Что вы можете сказать о теле?

Ничего. Кроме того, что с этим «телом» я благополучно общался почти три года, пока не обнаружил его тут с ножевыми ранениями.

— Это Рель… то есть Релия Вальден, моя одногруппница, — тихо сказал я, стараясь не смотреть на труп.

— И все? — раздался рядом голос Халдрида. — А способ умерщвления? Эльдан, вас рекомендовали как недоученного, но все же талантливого некроманта. Все, что вы можете сказать, — это имя?

Карающий брезгливо поморщился. Гад. Неужели непонятно, что обследовать собственного мертвого друга может быть не слишком приятно? А еще было страшно, что чудовище снова вернется и устроит какую-нибудь мерзость. Оно не слишком беспокоится о гуманности или прочих обыкновениях, принятых в обществе. Уж это-то я уяснил.

— Келе, постарайся! — шепотом взмолился Рем. — Ради Рельки.

«И ради себя», — мысленно продолжил я. Если сейчас не сделаю то, что просят, — быстро запишут в ряды неблагонадежных. А это чревато.

Я медленно повернулся к телу и заставил себя смотреть на него. И глазами, и магическим зрением.

— Ее убили здесь. Тут все вокруг пропахло смертью, — неуверенно начал я.

Нас уже учили читать по оставшимся следам жертвоприношений. Ничего сложного, если есть чутье. Я так и вовсе сдал зачет, можно сказать, не глядя. Но тот же Алан проваливал шесть раз, и преподаватель отстал от него только из милости.

Тело было в ужасном состоянии. Раны наносились произвольно и неаккуратно, причем все они были несовместимые с жизнью. Такие повреждения не могли причинить достаточно страданий для нормального проведения ритуала, в этом я готов поклясться.

Затем мое внимание привлекло какое-то мерцание то ли на физическом, то ли на магическом уровне.

— Звезда. Семилучевая. Стандартная фигура для ритуального мучительства. Для жертвоприношений не используется. О мучительстве говорит и характер ран. Ее пытали перед смертью. Точнее, хотели пытать.

Я окинул всю картину взглядом еще раз и, будто против своей воли, выдал:

— Это совершенно точно кто-то не из наших.

В своих словах я уверен.

— Почему? — тут же взвился Каракнций-южанин.

К бесам их лояльность. Она существует ровно до тех пор, пока паленым не запахло или пока гладишь светлых по шерстке, потакая каждой дури. Стоило же мне заявить о непричастности к делу некромантов, как страж магического порядка тут же ощерился, словно оголодавший волк при виде забредшей в лес овцы. Неприятно. Особенно неприятно, если учесть, что творится со мной в случае истерики… А ведь рядом наверняка есть погост. И стоит мне только выпустить из-под контроля свои расшатанные нервы, как в обители мертвых станет необыкновенно весело. И тогда даже мать и бабка не отмажут меня от служителей правосудия.

— Так почему? — повторил уже чуть спокойнее Тейнор, вглядываясь в мое лицо так внимательно, будто искал там что-то подозрительное.

Я тут же предпочел повернуться к мертвой Рельке. Она, по крайней мере, не бросится на меня. А Карающий может.

— Потому что такого идиота отчислили бы еще с первого курса. Звезда вычерчена неправильно, лучи неодинаковые. Одному Дракону известно, что произойдет, если подобным образом накорябать. Любой некромант скорее повесится, чем будет так рисковать.

Не рвануло, вероятно, лишь потому, что убийца не получил нужного количества энергии для активации. Даже этого не сумел сделать.

Затем я сосредоточил все свое внимание на теле, пытаясь прочесть точную причину смерти. Рассматривать своего товарища по учебе, словно обычный объект изучения, оказалось тяжело. Я знал, что говорить нужно объективно и бесстрастно, но это же была моя подруга, которую я знал и любил настолько, насколько мог. Но сейчас важно только то, что я могу сказать о ее трупе…

— Она умерла от кровопотери.

— Как ты можешь быть в этом уверен? — вступил в беседу-допрос Халдрид. — Как можно определить причину смерти навскидку, без диагностирующих заклинаний и заключений экспертов?

Тейнор почтительно посторонился, пропуская поближе ко мне коллегу. До меня дошло, что именно Халдрид, а не вспыльчивый южанин, в их паре главный. И взгляд у северянина куда более тяжелый и пристальный, хоть он и вел себя дружелюбнее.

— Смерть — это наша профессия. Я знаю, — пробормотал я, слабо представляя, каким образом смогу подтвердить то, что понимаю на интуитивном уровне.

— Хорошо, — мрачно согласился Халдрид. — Почему тот факт, что девушка умерла от кровопотери, говорит о непричастности к ее смерти некромантов?

Тейнор вопросительно покосился на коллегу, тот коротко кивнул, будто что-то подтверждая.

Идиотизм. Интересно, за кого они принимают мастеров смерти? За дураков и бездарей?

— Во время ритуального мучительства магическая энергия черпается из боли жертвы, а не из смерти. Как только жертва умирает, приток силы обрывается. Поэтому пытают, не причиняя повреждений, несовместимых с жизнью, и страхуют от смерти, которая может наступить в результате болевого шока, — медленно и доходчиво объяснял я то, что для любого из нас было очевидно. — При этом раны наносят методично и аккуратно. А тут… работал какой-то мясник. И уж точно ни один некромант, если он в здравом уме, при ритуальном мучительстве не будет повреждать артерии.

— А здесь они повреждены? — снова задал вопрос Халдрид.

И чего ты у меня спрашиваешь, а? Слабо подойти к трупу и посмотреть самому?

— Как минимум бедренная на правой ноге, — ответил я. — Но даже этого хватило бы для того, чтобы Релия истекла кровью за несколько минут.

Карающий кивнул, что-то решив для себя.

— Что еще можете сказать?

Бесы. Как нас учили? Сперва определяется причина смерти. Затем — проводимый ритуал. Что для этого надо? Правильно, прочитать вчерченные в звезду руны.

— Смерть, — озвучил я символ первого луча. — Сила. Дорога. Перерождение. Жизнь. Связь.

Последняя закорючка была практически нечитаемой. Какая-то мешанина из линий. Пусть Дракон сожрет того, кто это писал, и переваривает вечность. И не только за смерть моего друга, но и за отвратительный почерк. Ему вообще кто-нибудь говорил, что опасно для жизни так коряво чертить знаки при проведении ритуала? Вряд ли.

И все же, что это такое? Если бы верхняя линия оказалась чуть изогнутой, то я прочел бы руну как «огонь». А если центральную черточку наклонить вправо, то скорее всего как «сердце». Только ни ту, ни другую руну в некромантии не используют. Хотя… А кто сказал, что это именно наш ритуал?..

На что вообще эта галиматья похожа больше всего, если отбросить в сторону все наши обыкновения? Ну же, Келе, думай! У тебя это иногда хорошо получается!

Я минут пять всматривался в символ, который казался таким чужим, враждебным и будто бы отторгал меня… Отторгал. А если…

— Свет?! — не веря самому себе, воскликнул я, в изумлении взглянув сперва на ректора, а потом на обоих Карающих. — Но как такое… Это же магия на крови, какой, к бесам преисподней, тут может быть Свет?!

Все присутствующие будто окаменели, а позади меня прозвучал совершенно спокойный и ровный, как на лекции, голос нашего культуролога:

— Обыкновенный, Эльдан. Самый что ни на есть обыкновенный. Практически каждая магия имеет отрасли, где используется кровь. Только сейчас об этом не принято вспоминать. И многие ритуалы светлых магов не менее жестоки, чем ритуалы некромантов.

«Лицемеры», — скривился я от отвращения.

Мерзко. Выходит, жертвоприношениями в той или иной мере занимались все… Но убивали за это только нас.

— Мэтр Райхэ, я не хотел бы… — возмутился было глава Академии, но преподаватель культурологии резко его оборвал:

— Милорд ректор, вне зависимости от того, что бы вы хотели или не хотели, у нас очень большая проблема. Светлый маг, пожелавший вернуться к истокам. И, кажется, он разошелся не на шутку.

Милорд Келлис был явно ошарашен таким ответом со стороны не самого высокопоставленного подчиненного.

— Мэтр, вы не хуже нас знаете, что заклятия Света никогда не завязывались на смерть! Это же просто невозможно! — воскликнул мэтр Арлих, один из наставников целителей.

В глазах его горели гнев и жажда справедливости. Вот только напор не впечатлил темного эльфа. Тот выглядел спокойным, уверенным в своей правоте и немного усталым. Как древняя скала, которая уже сотни лет стоит на одном месте и намерена простоять там еще столько же. Я буквально кожей чувствовал его непоколебимую веру в собственную правоту. И смущение остальных светлых магов.

— На смерть — нет. Но заплатить чужой жизнью можно и Свету. Многие маги сочтут такую плату приемлемой для себя, коли это поможет обрести могущество. Вы еще молоды и слишком идеализируете свой источник силы, мэтр Арлих. Лучше почитайте старые хроники и дневники магов. Причем не те, что рекомендованы программой Академии.

Целитель буквально побагровел от слов эльфа и готов был снова броситься выяснять отношения и отстаивать свою позицию, но его же собратья оттерли его назад, не давая возобновить спор. Значит, точно правда.

Какая ирония…

— Итак, мы имеем светлого мага, который провел ритуал на крови, — подвел итог Карающий Халдрид.

— Пытался провести, — поправил я.

— Что? — поинтересовался Халдрид с таким изумлением, будто увидел говорящий пень.

Ах да, если все это безобразие учинили не маги смерти, то и консультация некроманта, по крайней мере некроманта-недоучки, точно не потребуется. Но девушка на камне все еще оставалась Релькой, и, значит, выкинуть меня из расследования не удастся никаким образом.

— Он не провел ритуал. Только я не могу понять, налажал ли он с самими пытками или руна смерти не дала активировать пентаграмму светлому, — сказал я, глядя на мага едва ли не с вызовом. — Если бы все сработало, то этого типа мы бы собирали по кускам, чтобы потом торжественно сжечь.

Карающий, брезгливо скривившись, подошел к камню. Раз не замешана некромантия, то все в порядке, уже не испачкаешься… разве что в крови.

— А парень-то прав, — уже более добродушно хмыкнул он. — Значит, либо самоубийца, либо студиозус.

— Или же старательно изображает неумеху, чтобы сбить нас со следа, — скептически отозвался Тейнор. — Возможно, преступник намеренно провел ритуал с нарушениями.

— Но это все же могут быть некроманты! — снова полез не в свое дело целитель Арлих.

Интересно, его прямо сейчас выставят за профнепригодность или все же дотерпят до того момента, пока мы дойдем до Академии?

— Если вы не в курсе, то я вас просвещу. При постоянной подпитке из одного источника силы магический узор — вы еще помните, уважаемый, что это такое? — неизбежно деформируется и перекрывает полностью или частично доступ к иным источникам. Свет и Смерть несовместимы. Даже после года использования магии смерти маг уже не сумеет применить ни одного светлого заклятия, даже самого примитивного, — отбрил невежду Карающий Халдрид.

По лицу ректора Келлиса можно было точно сказать, что наставник Арлих долго на своем месте не продержится. И это логично. Даже если работаешь только с телом и узором жизни, все равно ты обязан знать и то, что касается магического узора. Особенно, если преподаешь в Академии.

— Студиозусы, вы свободны, — произнес ректор таким тоном, что это звучало скорее как приказ убираться восвояси на максимальной скорости и не оглядываясь.

Мы тут же воспользовались моментом и практически испарились с места преступления. Анджея просто колотило, Рем был бледен и неестественно спокоен, а на меня же навалилось такое равнодушие, что хоть сразу в петлю лезь. Неплохое было бы решение проблем. Вот только не для меня. Даже жаль, честное слово.

До Академии мы добирались медленно, то и дело сворачивали не туда, временами кто-то спотыкался и падал. Встреченный патруль стражи сперва даже хотел забрать нас, приняв за пьяных, но Рем им что-то сказал, и те отстали. Что сказал, я не расслышал, но лица у доблестных воинов вытянулись.

Дошли до места мы уже глубоко за полночь и у ворот наткнулись на новый препон. Привратник отказывался нас пускать, мотивируя это то инструкциями, то положениями, то вообще неписаными правилами. На этот раз разбирался уже Анджей, и, Тьмой клянусь, я никогда прежде не слышал, чтобы обычно спокойный и выдержанный друг так орал и использовал такие выражения. Нас впустили. И — я это понял по зуду между лопатками — еще долго смотрели вслед, недоумевая, почему привычные придирки, ну, может быть, чуть более въедливые, вызвали такую ярость.

Кажется, мы теперь все трое немного невменяемые. Мы потеряли нашу семью, тех, кто был нам в чем-то даже ближе кровных родичей, и готовы порвать на мелкие кусочки любого, кто потревожит нас в нашем горе. Странно, что Анджей не сорвался еще там, на поляне. Все же я был занят, и это заставляло держать себя в руках; Рем, очевидно, пытался меня страховать в случае повторения припадка одержимости, а вот третий участник нашей неразлучной компании в этот момент был свободен и по всем законам жанра должен был устроить полномасштабную истерику некроманта. Но сдержался.

— Спать, парни, — велел Рем, когда мы доплелись до комнаты. — Всем спать и ни о чем не думать. Завтра нам снова будет трудно, надо отдохнуть.

И мы послушались, как это обычно и бывало. Это хорошо, когда друг — староста и на него можно свалить свои проблемы и переживания.

В итоге мы вытянулись каждый на своей кровати, надеясь хоть немного отключиться от всего этого безумия. Приятели, судя по размеренному дыханию, провалились в сон. А меня приняли в ласковые объятия кошмары, удушливые и вязкие, как болото…

Декан Муарр не спешил покидать место происшествия вместе со всеми. Тело унесли, Карающие сняли все показатели, толпа начала расходиться, а на оставшегося в тени некроманта никто и не подумал обратить внимания. Чем он и воспользовался.

Муарр подошел к камню и поводил над ним ладонью.

«Грубо. Грубо и непредусмотрительно. Выпороть бы надо за такую неумелую работу. Хотя кое-что замаскировать все же удалось, но опять-таки действовал невиртуозно. Сопляки Карающие, сопляк студиозус и сопляк морф. Удивительно, как порой может везти».

Возвращаться в Академию декан предпочел кружной дорогой.

Я стоял посреди леса. Ночь подходила к концу. Луна уже зашла, звезды укрылись за тучами. Самое темное и благословенное время. Пик силы. Сейчас я почти всемогущ. Ноги молочно-белыми щупальцами оплетал предрассветный туман. Белый цвет так неуместен сейчас, посреди царства беспросветной тьмы. Я двинулся вперед. Я знал, что стоять на месте нельзя. Кто-то идет за мной, постепенно догоняя. С каждым мигом он все приближается. Я знал, что он не желает мне зла, но и не был уверен, что встреча не принесет вреда. Нужно было идти вперед, быстро и не останавливаясь. Хотелось проверить, насколько далеко от меня незнакомец, но что-то внутри говорило: нельзя оборачиваться.

Лес казался странным. В нем не слышалось ни единого звука, и даже ветки, на которые я наступал, ломались без хруста, будто я оглох. И вокруг не было ни единого живого существа. Это я чувствовал. Смерть — обратная сторона жизни. Тот, кто служит Смерти, способен уловить биение сердца на лигу вокруг, так же как ощутить чью-то гибель или заметить немертвого.

Но я был совершенно один. Никого. Только тот, кто шел за мной.

Я ускорил шаг, затем и вовсе побежал, надеясь выйти на опушку. Если я покину лес, то могу уже не бояться. Все будет хорошо, только бы выйти из-под крон деревьев…

И скоро рассвет. Он отпугнет моего преследователя…

Ветки хлестали по лицу. Корни будто нарочно поднимались из-под земли, чтобы я споткнулся о них. Туман, казалось, удерживал меня, заставляя бежать медленнее.

И ни единого просвета среди деревьев.

Я понял: рассвет не наступит…

А он все приближался.

Проснулся я с диким криком.

— Келе, гад эльфийский, какого рожна ты нас будишь в семь часов утра, скотина?!

А?..

Вот после такого я точно проснулся и чуть настороженно посмотрел на нависающих надо мной друзей. За побудку рано утром у нас на факультете и убить могут. Запросто.

— П-простите. Того… Кошмар приснился…

— Хватит чушь нести, тебе кошмары не снятся! — рявкнул Рем и пошел досыпать. Анджей еще пару минут угрожающе смотрел мне в глаза, после чего последовал примеру друга.

А вот я лежал и тупо пялился в потолок, словно пытаясь разглядеть на нем вечную истину. Спать не то чтобы не хотелось, хотелось еще как. Но мне было страшно. И даже то, что сквозь щель в занавесях уже вовсю бил солнечный свет, не избавляло от ощущения, что кошмар вернется, стоит только на миг закрыть глаза..

Я повалялся еще минут десять, а потом со вздохом поднялся, натянул очередные мятые шмотки на свои тощие мощи и поплелся в библиотеку, благо работает она у нас круглосуточно, надеясь хотя бы с такой пользой провести время. Вот ведь дивное «везение»: как только я получил законную возможность выспаться всласть, впервые за три года, так не могу уснуть… Это несправедливо.

Попав в библиотеку, я первым делом огляделся на предмет возможных свидетелей. Более ненормальных, стремящихся к знаниям вместо здорового сна, не обнаружилось, а старик-библиотекарь посапывал прямо на рабочем месте.

Отлично.

Я криво ухмыльнулся и на цыпочках прокрался к дальним стеллажам, на которые студиозусы не обращали внимания. Никто из наставников не требовал, чтобы мы изучали те рукописи, что там лежали, а обучающиеся обычно не рвались по собственному почину лопатить дополнительную литературу.

— Так-так… И кто же это у нас решил воспользоваться чужим советом? Студиозус Эльдан!

Я подскочил на месте, едва не заорав. Правда, я тут же успокоился, вспомнив, кто у нас в Академии имеет привычку подкрадываться сзади так, что никаким способом не учуешь. Мэтра Райхэ я не боялся и не подозревал его ни в каких кознях.

— Доброе утро, мэтр, — повернулся я.

Темный эльф стоял, облокотившись на книжный стеллаж, и задумчиво меня разглядывал. Так задумчиво, что я даже вспомнил о вражде между этой эльфийской ветвью и моими светлыми родичами. А если он меня прирезать хочет?.. Нет. Чушь. Только не он.

И паранойя теперь. Дивно.

— Могу сказать, что для любого представителя вашего славного факультета это не утро, юноша. Значит, спали вы неспокойно и недолго. Что помешало? — не меняя позы, спросил наставник со странной смесью иронии и тревоги в голосе. — Кошмары, не так ли?

— Да… Но откуда вы… — совершенно растерялся я.

— Юноша, если учесть, сколько вам пришлось пережить вчера, то это предсказуемо, уверяю вас.

Ну да. Я дурак, не видящий очевидного.

— Я думал, что сюда придет тот молодой и довольно самонадеянный целитель. Но пришли вы. Зачем?

— Хочу выяснить правду. О светлых. Они так яростно порицают нашу магию, что интересно узнать об их грехах.

Прямо у моих ног кляксой расползлось пятно солнечного света, пробившегося сквозь мутное, давно не мытое окно.

— И наверняка жаждешь поведать миру об их подлости и лицемерии? — криво ухмыльнулся мэтр Райхэ. — Не надо, Эльдан. Из этого не выйдет ничего хорошего.

— Но…

— Магия — это наука. И, как каждая наука, она развивается от простых форм к более сложным. А самой примитивной формой является магия крови, как это ни печально. Проще всего получить и использовать силу, забрав чужую жизнь. Так что все виды магии, вне зависимости от источника, изначально применяли жестокие ритуалы… — начал рассказывать эльф, как будто мы были в аудитории, а он зачитывал курсу очередную лекцию.

— Но ведь сейчас… — перебил его я. — Они никогда не признают это!

На лице наставника появились жалость и понимание. Но и непреклонность.

— Потому что большинство из них об этом понятия не имеют, — отрезал он. — Знаете, что такое этика?

Я открыл было рот, чтобы выдать зазубренное определение, но меня оборвали:

— Этика, юноша, — это защита разумных рас от самих себя, от собственной жестокости и эгоизма. Убивали столько, что рождаемость не восполняла потерь. Так было у людей. О том, что происходило у тех же эльфов, которые размножаются не с такой скоростью, я и говорить не стану. Вот тогда до магов дошло, что они уничтожают собственные народы… Но не все пожелали отказаться от могущества. И случилась Первая Магическая война.

— Но нам ведь говорили, что это была война между Светом и Тьмой!

Все мое представление о мире медленно, но неумолимо разрушалось, грозясь погрести меня под обломками. Так что, выходит, большая часть того, что я… мы… знали, — это просто сказки, которыми потчевали наивных дураков?!

Я приказал себе дышать спокойно и размеренно, заставляя сердце успокоиться. Мне нельзя сейчас нервничать.

В затхлом воздухе библиотеки с непередаваемой грацией танцевали пылинки, неспешно опускаясь на вытертый ногами сотен студиозусов ковер.

— Если рассматривать Свет исключительно как идеологию милосердия, а Тьму — как принцип разрушения, то именно так и было. Образно говоря, Свет — это те, кто создал нынешнюю магическую этику, которая провозглашает жизнь наивысшей ценностью. Там были и светлые, и темные, и те же некроманты. Тьмой считают тех, кто ставил во главу угла собственную власть. И только так, юноша. И через некоторое время о тех самых ритуалах позабыли. Не сразу, не без вмешательства, но забыли. И пусть знание и дальше останется уделом избранных. Лишь немногие наставники и Карающие продолжают хранить эти тайны, которые почти такие же древние, как сам наш мир.

— Но почему?! — практически взвыл я от обиды и непонимания. — Это же несправедливо! Нас считают чудовищами, в то время как сами…

— Они отказались от магии на крови, Эльдан. Полностью. Они преследуют за ее применение, как никогда не будут преследовать за использование магии смерти. Потому что убийство в понимании светлых — это прихоть, вызванная властолюбием и гордыней, а для некромантов убийство — лишь необходимый инструментарий. То, что они скрывают правду, — это не лицемерие, а мудрость.

— Какая еще мудрость?! — возмутился я.

— Представьте, что произойдет, если маги узнают о магии на крови. Узнают, что, применяя ее, даже самый бездарный и слабый маг может стать не просто могущественным, но великим.

Я не нашелся с ответом и лишь беспомощно открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег. Мэтр говорил правильно, разумно, логично, ему можно было поверить. Но хуже всего то, что я хотел ему верить. Этот наставник никогда прежде не врал нам и относился к каждому студиозусу с вниманием и приязнью.

— Так-то, Эльдан. Правда порой приносит куда больше зла, чем ложь, помните об этом и не делайте глупостей, — сказал напоследок мэтр Райхэ и выскользнул из библиотеки бесшумно, как призрак.

А я остался наедине с собственной беспомощной растерянностью и пониманием, что не смогу ослушаться наставника.

Солнце уже вовсю светило, разбудив даже вечно дремлющего библиотекаря. По такому поводу старичок приготовил себе в клетушке у входа чашку отвратительного черного напитка, который вроде как должен был помочь проснуться окончательно. Наивный. Сколько помню, он постоянно глотал это пойло, но все равно спал едва ли не круглые сутки. Зато я имел возможность покопаться в тайнах мироздания. Я выполню требование наставника не оповещать мир о прискорбных фактах прошлого, но я же не говорил, что сам ничего не стану разузнавать, верно?

Вот только нелегкое это дело — искать то, что все хотели забыть. Отдельные упоминания встречались в древних текстах, которые были написаны устаревшим языком да еще и на незнакомых наречиях. Те крохи сведений, что удалось обнаружить, содержали лишь намеки на занятия тогдашних магов. А мне бы пригодились описания конкретных колдовских техник, чтобы понять, чего добивался убийца Рельки и каких еще фокусов от него можно ожидать. Вот только это знание, естественно, запрятали весьма надежно, не став полагаться на глупость и леность студентов.

Мои попытки заняться самообразованием были прерваны где-то часов в одиннадцать.

— Эльдан! — окликнул меня мелодичный девичий голос от входа.

Я обернулся и увидел давешнюю новенькую из Эстры.

Твою мать… Вот только ее не хватает для полного счастья.

— Что ты тут делаешь? — спросила меня девушка, присаживаясь на стул рядом. Без приглашения с моей стороны, надо сказать.

Значит, максимум купеческая дочка — ни одна благородная не присядет, если ей не предложили это сделать. Или, наоборот, благородная, которая решила полностью игнорировать этикет, находясь на территории Академии. Или… У меня сейчас голова лопнет от этих подозрений!

— К занятиям готовлюсь, — самым бесстыжим образом соврал я.

— Так рано? — вроде бы даже искренне удивилась Кьера. — Все ваши еще спят. И тебя с твоими друзьями вроде бы освободили…