Прижизненная слава

4

Возвращаясь от Молчанова, Всеволод пытался сообразить, что же ему делать дальше. Он вспоминал первые месяцы после возвращения — овации, интервью, презентации. Три персональные выставки. Эх, не насторожило его тогда, что никто не спешил покупать новые картины, только Молчанов в Монреале обозначился. Всеволод не думал о проблемах: ведь его работы — в лучших музеях, в частных коллекциях богатейших людей. И только когда восторги сошли на нет, и о нем все вдруг забыли, встал вопрос — на что жить.

Они перестали летать, — с грустью думал Всеволод, созерцая из окна такси мало изменившиеся московские пейзажи. — Звездные колонии побросали… Зачем все было? Зачем я летал? Получается, для себя. Чтобы однажды проснуться знаменитостью. Без прав и льгот, без ветеранской пенсии. Ветеранов давно нет в живых, вот пенсии и отменили. За ненадобностью. А тут мы им на голову… Овощам.

Всеволод подошел к дверям своей квартиры. Хоть с этим повезло. Он усмехнулся, глянув на табличку над входом: «Дом-музей художника В. Прищепы». В который раз захотелось выкинуть ее куда подальше — так ведь нельзя, музей! И он, В. Прищепа, — живой музейный экспонат. Странно, что эта мысль впервые пришла ему в голову. Унизительный статус. Хотя все в сохранности, даже Федор, — подлатали, починили… Спасибо, конечно.

Всеволод зашел и замер. В квартире кто-то побывал. Все, что можно перевернуть — перевернуто, вещи разбросаны, а главное — картины… Выломаны из рам и порваны в клочья, порезаны. Нет, не все — вот пейзаж с трехъярусным «Юпитером» стоит как ни в чем не бывало на этюднике. Боже мой, даже кисти переломаны. Всеволод бросил взгляд на пол — тот был весь в пятнах от раздавленных тюбиков краски. На кухне грудой железа валялся верный Федор. Автомат покалечили на славу — фотоэлементы разбиты, электронное нутро выпотрошено и безжалостно растоптано. Всеволод добрался до кресла и рухнул, не чуя ног. По щекам текли слезы.

Слабо замигал огонек визора. Может быть, Дон? Наверное, она. Он вдруг вспомнил, что за всей этой кутерьмой они виделись всего два раза. Купался в лучах славы, кретин. Вот она тебе, слава…

— Коннект, — скомандовал он.

На экране появилось лицо… Вернее, рожа. У Прищепы отвисла челюсть, но он сообразил, что это просто маска. Всеволод с трудом сдержал нервный смешок.

— Маэстро? — хрипло осведомилась рожа. — Как впечатление, маэстро?

— Мерзавцы! — выдавил из себя Всеволод.

— Отнюдь. Послушайте, маэстро, это предупреждение. Все новые ваши творения постигнет та же участь. Бросьте вы это дело — живопись. Это дружеский совет.

— Вы… — задохнулся Прищепа. — Вы варвары!

— Ну что вы… Короче, прекращайте писать. Вам что, славы мало?

— А если не подчинюсь, тогда что — убьете?

— Мы не звери. Я даже одну картину вам оставил. Я — искренний поклонник вашего творчества и не причиню лично вам вреда. Но, боюсь, найдутся другие…

Всеволод схватил с пола раздавленный тюбик и что было силы запустил его в мерзкую рожу. Тюбик, разумеется, пролетел насквозь и шмякнулся о стену. Человек на экране укоризненно покачал головой, визор погас. Всеволод встал и, выругавшись, стал наводить порядок. О том, чтобы обратиться в полицию, он не думал. Все равно никого не найдут. Сработано профессионально — ни электронный, ни обыкновенный замок им не помеха… Федора жалко. Странная у меня здесь слава. Геростраты уже объявились. Что происходит?

Вечером Всеволод не нашел в себе сил выйти на пробежку — обычно этот ритуал он выполнял неукоснительно. Но не сегодня. Решил, наконец, поговорить со своей единственной наследницей, дочерью двоюродной сестры. Сестра, разумеется, давно умерла.

Когда в экране визора возникла племянница Полина, Всеволоду пришлось сдержать нервный смешок — на него, развалившись в шезлонге, лениво смотрела двадцатилетняя дива. Омоложение, — сообразил он. Бешеные деньги, хотя через десяток лет снова станет старуха старухой. У всех омоложенных в облике оставалось что-то неуловимо-старушечье, природа брала свое, словно издеваясь над усилиями генетиков и пластических хирургов…

— Дядюшка? — слащаво протянула Полина. — Милый, милый дядюшка…

Когда он улетал, ей было как раз двадцать. Или восемнадцать? Вот наваждение…

— Полина Юрьевна… У меня к вам просьба.

— Хоть сто, мой великий предок!

— Мне нужны деньги.

— Де-еньги? Дядюшка, продайте картину. Вы такой знаменитый художник… По-моему, я сегодня это уже слышал, — с раздражением подумал Всеволод.

— Полина, меня ограбили. Все мои картины уничтожены.

— Так надо писать новые.

— У меня их все равно не покупают…

— Правда? Я могу купить, за разумную цену.

— За какую же?

— За пару тысяч.

— Что-о? — возмутился Всеволод. — Мои картины стоят миллионы!

— Ему делают одолжение, а он еще и выпендривается! — надула губы Полина. — Скажи спасибо, предок, что я вообще у тебя что-то покупаю. Все твои работы и так принадлежат мне!

— Как это? — опешил Всеволод.

— По закону! В документе о наследовании прямо сказано: все картины, когда-либо написанные Всеволодом Прищепой — моя собственность! Все понятно?!! — Неожиданно она сорвалась на визг. — И те, которые еще не написаны — тоже!

— Но как же… Я ведь жив. Я был в космосе…

— Я тебя в космос не посылала! Ишь, гений выискался! Твоя мазня гроша ломанного не стоит. Ты почитай, что о тебе в «Новостях культуры» пишут! Хам!

— Ах, так? — Всеволод уже взял себя в руки и говорил спокойно. Боюсь, что следующая наша встреча состоится в суде.

— Давай-давай! Старый козел! Вот тебе, а не картины! — Она показала Всеволоду кукиш и тут же отключила связь.

Интересно, кто из нас старше? — машинально подумал он и скомандовал:

— Городской суд, отдел приема заявлений граждан.

Ночью Всеволода разбудил сигнал визора.

— Протуберанец вам в сраку! — выругался он. — Коннект! С экрана смотрел незнакомый человек азиатской наружности. Короткий ежик черных волос, суровое, волевое лицо с амбразурами глазниц.

— Всеволод Михайлович?

— Да, это я.

Японец, говорит с акцентом, вместо «л» произносит «р».

— С вами говорит исполнительный директор банка «Насимото». Нам стало известно, что шесть часов назад вы подали судебный иск о возмещении ущерба в связи с незаконной торговлей вашими полотнами. Я ничего не путаю?

Всеволод промолчал.

— Наш банк в свое время вложил крупную сумму в ваши картины. Весьма крупную. И мы не собираемся ничего отдавать. Мы и так терпим значительные убытки из-за падения цен на ваши работы. Вы должны отозвать иск.

— Я никому ничего не должен.

— В таком случае, пеняйте на себя. Мы могли бы уничтожить вас без предупреждения, но мы — самураи. Теперь вы предупреждены и можете встретить смерть достойно. Прощайте.

Ну, нет! — Виктор вскочил и забегал по комнате. — Меня на испуг не возьмешь! Ишь, самураи нашлись…

У адвоката были полные щеки и добродушное лицо всем довольного человека.

— Значит, судимся? — уже в третий раз за время беседы переспросил он. — Зря. Вам этот процесс не выиграть. Да и зачем? Сидите, рисуйте свои картины. Вы такой молодой, столько еще напишете…

Всеволод стиснул зубы.

— Не выиграю?

— А прецедент? Кто захочет создавать прецедент в таком важном деле как наследование? Если можно объявить незаконным получение одного наследства… Вы понимаете, о чем я. Институт наследования — краеугольный камень человеческой цивилизации! — Адвокат выставил перед собой пухлый палец. Так что дело ваше безнадежно, господин Прищепа.

— Вы отказываетесь представлять мои интересы?

— Конечно, отказываюсь! И любой другой откажется, вы уж поверьте.

— Но я могу защищать себя сам?

— Можете, можете… Значит, судимся?

— Значит.

Вечером Всеволод отправился в парк на пробежку. Все здесь было, как полвека назад. Тот же пруд, та же прелая листва под ногами. И то же душевное смятение.

Навстречу, сосредоточенно сопя, двигался еще один любитель вечернего моциона в спортивном костюме. Он приветственно махнул Всеволоду рукой, Всеволод махнул в ответ и вдруг кубарем полетел в траву — незнакомец сделал ему подсечку. Всеволод попытался вскочить — тяжелый удар обрушился на голову, и он снова оказался на траве.

— Ну что, художник? Допрыгался? — Человек стоял рядом, в руке у него был лучевой десантный боевик. — Сейчас от тебя один пепел останется, пачкун. Убийца вскинул оружие.

— Привет от банка «Насимото»! — прошипел он и нажал на гашетку. В глазах Прищепы сверкнула радужная вспышка, затем еще… и больше ничего. Убийца обескураженно наблюдал, как он встает, затем отбросил боевик и выхватил нож. Но Всеволод не оплошал. Мгновенно перехватив руку с ножом, он несколько раз ударил противника коленом в живот. Тот согнулся, обмяк, а Прищепа с чувством врезал ему кулаком по затылку.

— Не убивай… — застонал неудачливый убийца.

— Пшел вон. Передай банку «Насимото», что скоро его акции сильно упадут.

Убийца на четвереньках отполз подальше и неожиданно рванул с низкого старта. Всеволод подобрал боевик, сунул за пазуху — и с воплем выдернул руку. Медальон-подковка на груди был горячее огня. Всеволод взял медальон за цепочку. Подарок с Алой перестал быть куском металла — он тускло светился, а внутри свечения угадывались какие-то узоры или символы. Прищепа только присвистнул…

Открыв дверь квартиры, он понял, что там кто-то есть. Взял боевик наизготовку и резко прыгнул в комнату. За столом сидела Дон и смотрела на него округлившимися — насколько позволял их восточный разрез — глазами.

Они с Дон поужинали. Всеволод заказал ее любимое нгапи, хоть сам терпеть не мог это блюдо. Говорили ни о чем. Когда поели, он встал и обнял ее за плечи, но Дон отстранилась:

— Всеволод, нам нужно поговорить.

— Нужно, значит, поговорим, — с преувеличенной бодростью отозвался он.

— Всеволод, ты меня любишь?

— А… я разве…

— Представь себе, ни разу.

— Исправляю оплошность! — торжественно заявил он, встав на колени.

— Не дурачься, — остановила его Дон.

— Маленькая, ну конечно же, люблю.

— Хохмач собирается уводить «Синдбад».

— Как — уводить? Куда?

— Совсем уводить. Куда угодно. Всеволод, милый, надо лететь. Это больше не наш мир. Мы не нужны им, они — нам. Все долги уплачены. Я уже дала согласие — за нас обоих. Старт через неделю.

— Но я не могу… У меня суд… Я должен им всем доказать!

— Если откажешься — меня убьют, — опустив глаза, сказала она. — Они обещали.

— Банк?

— Нет. Почему банк? Какие-то гангстеры.

— Значит, это из-за них ты прилетела из Рангуна?

— Я прилетела из-за нас с тобой… — совсем тихо произнесла она.

— Ладно… Ну что ты… Не плачь…

— Ты же знаешь — я интуит. Если мы не улетим — случится что-то страшное.

— Хорошо! — Всеволод тряхнул головой. — Завтра решим. Ладно? До завтра ничего не случится?

Она покачала головой.

— Тогда иди ко мне…