Прижизненная слава

«Я снова дома… Забавно, но я стал считать своим домом Космос, а не Землю, на которой появился на свет, хоть меня и охватывает радость, когда я возвращаюсь на родину — такое вот противоречие. Пожалуй, на этом сегодня и закончу, не хочется забивать дневник банальностями — пусть мои философствования останутся при мне».

«Познакомился со здешним кулинаром. Это шестидесятилетний канадец с убойным самомнением; считает свою должность главнее капитанской, напоминая об этом при каждом удобном случае.

— Вы думаете, питание на корабле — это просто: составил меню, а машины сделают все остальное? — разглагольствует кок. — Да чтобы его составить, нужно знать ваши вкусы и обычаи, а также их сочетаемость — здесь нужно быть в равной мере и этнографом, и психологом — еда дело деликатное! Возьмем, к примеру, нашу уважаемую Дон — мьянмская кухня во многом совместима со вкусами многих из нас: кхаусве, мохинга, моунди — эти блюда я могу подать за общим столом, но вот ее любимое нгапи или дуриан… Так же и с укропом, который обожает наш двигателист… Скажу вам откровенно, что мне лично тоже пришлось кое-чем пожертвовать: я очень люблю лягушачьи лапки, но готовить их здесь не собираюсь".

«Да, Дон… Чудная девушка! Мое мужское самолюбие нашептывает мне, что не случайно она оказалась рядом со мной на смотровой палубе. Такая хрупкая, миниатюрная — и десантница. Стал подначивать ее за обедом — назвал „десантным цыпленком“. А она так шмякнула меня об пол, что чуть почки не отбила. До сих пор спина болит. Потом-то мне разъяснили, что Дон — матерый десантник. Физподготовка по шкале Бубки — восемьдесят девять. Мда… У меня только сорок пять. Когда же я, старый дурак, научусь разбираться в женщинах? К тому же она интуит. Любую опасность чует заранее, что в десанте незаменимо. Эх ты, маэстро».

«Наша дружба с Дон крепнет. Ура! Определенно, эта девушка меня вдохновляет! Сел писать ее портрет и неожиданно для себя сделал его в совсем новой манере — без эскизов, предварительных набросков и лессировок. Сплошные корпусные краски. В сумрачной цветовой гамме, на фоне звезд ее азиатское лицо непроницаемо и сурово. Но ей понравилось. Подарил. А она меня поцеловала. Нет, определенно, это хороший знак. Все хорошо, вот только к блюдам мьянмской кухни мне не привыкнуть никогда».

«Наши астрономы нас „кинули“. В звездной системе — три газовых гиганта и всего одна планета земного типа. Климат — среднее между Землей и Венерой. Никакой жизни. Не впервой, но все равно обидно. Хотя у местного аналога Юпитера — роскошное трехъярусное кольцо. Редкостной красоты зрелище…»

«Вчера десантники ушли на Алую — так прозвали планету из-за ее цвета. Не находил себе места. Хабибулин не отпустил меня с „Синдбада“ на низкую орбиту — я рвался обеспечивать связь. Похоже, наши отношения с Дон не секрет для проницательного Хохмача. Впрочем, тут только слепой не увидит…»

«Хабибулин вызвал меня к себе — велел захватить холст и краски. И заставил писать портрет. Я чуть на стенку не полез… Вкалывал часов шесть, пот градом, словно мешки таскал, почти написал, когда капитан, выслушав очередной (я не слышал, у него „затычка“ в ухе была) доклад, отправил меня восвояси. Оказалось, все это время с десантом на Алой отсутствовала связь оборвалась. А потом появилась. Ай да Хохмач!»

«Дон подарила мне сувенир с Алой: маленький иридиевый самородок в форме практически идеальной подковы. Растрогался, поклялся носить не снимая. Надо же, влюбленный космодесантник…»

«Случилось непредвиденное. Вышли из скачка на околосветовой. И, продолжая разгоняться, подошли к квантовому пределу. Стала ясна незавидная судьба пропавших без вести скок-звездолетов. Конструкторам нашим надо руки поотрывать по самую задницу. Лишь капитан был готов к такой катавасии. Успел отключить гравитаторы и начать торможение. Оказывается, он, как любитель, освоил теорию скок-перехода, и теоретически предсказал этот эффект. Теперь будет называться — „эффект Хабибулина“. Да, скорее уж, Хохмача. Хохма получилась славная — сейчас никто не может даже приблизительно сказать, сколько на Земле пройдет лет, прежде чем мы вернемся. Да, Всеволод Прищепа, славно ты слетал последний раз в космос. Зато теперь у тебя есть Дон…»