Бестужев очень быстро потерял чувство времени. Возможно, прошло всего полчаса, а, возможно, и целая вечность. Капитан шел рядом с демоном Хачериди, лишний раз стараясь не смотреть в его сторону. Привыкнуть к новому обличью секретного агента никак не удавалось.
В нескольких метрах впереди вышагивала Вера. В самом начале их пути Бестужев хотел нагнать ее, но та — лишь ускорила шаг, давая тем самым понять, что сейчас не готова к общению. А вопросы к ней у капитана были. Чем больше он думал про Веру, тем явственнее понимал, что она появилась в его жизни совсем неспроста. И какова ее истинная роль в этой истории, он не знал. Он даже не представлял, на чьей же стороне она была? Бестужев очень надеялся, что все-таки на его.
Между факелами было ровно тридцать шагов. Капитан от нечего делать принялся было считать количество пройденных пролетов, но утомился от этой затеи уже на второй сотне.
— Как это может быть? — обратился он к Хачериди, но упрямо смотрел при этом перед собой. — «Дом с привидениями» не такой уж и большой, мы уже должны быть десять раз пройти его насквозь. Или мы тут круги наворачиваем?
— Капитан, вы до сих пор пытаетесь держаться за свое материальное понимание мира, искать рациональные объяснения всему происходящему, — осклабился демон. — А их нет. Просто — нет. Чем раньше вы примете эту истину, тем проще вам станет жить.
— Хорошо, — ответил Бестужев, хотя было видно, что принять новую реальность он абсолютно не готов. — Где же мы?
— Прямо сейчас мы плутаем по коридорам Хаоса. Архангел Михаил понимал, что ничто не вечно под нашей Луной. Пройдут годы, сотни, тысячи лет, и тюрьму Люцифера обнаружат. Поэтому ему было мало заточить ангела в тюрьму, он выстроил вокруг нее эти коридоры, чтобы никто не смог проникнуть к пленнику.
— И за все эти годы никто так и не смог?
— Из людей — никто. Мы же, верные слуги Падшего Ангела, довольно быстро отыскали лазейки — и из вашего мира, и из самой Преисподней. Поэтому время от времени навещали его — но не часто, чтобы не привлекать излишнего внимания Небес. А вскоре мы обнаружили, что и сами жители Рая не прочь сгонять на экскурсию и полюбоваться плененным собратом.
— Даже так? — хмыкнул Бестужев.
— Да ужас просто. Небожители ведут себя хуже китайских туристов, впервые попавших в зоопарк. Ладно они тычут пальцами и обзываются, но они пытаются покормить «зверушку» с руки. Или, словно мадагаскарского попугая, просят повторить псалмы во славу Града Божьего. И как Всеотцу за них не стыдно?
— А что Дьявол?
— Терпит, что ему остается… Он же их брат все-таки. Это, когда жизнь удалась, память становится короткой. Когда же терпишь лишения год за годом, помнишь все, что потерял: и хорошее, и плохое…
Дальше шли молча, думая каждый о своем. Но долго Бестужев молчать не мог — уж слишком происходящее вокруг не вписывалось в рамки его мировосприятия.
— А Вера здесь при чем? — снова пристал он к демону. — Ты ведь знаешь это, я уверен.
— А ты так и не догадался, кто она такая? — усмехнулся Хачериди.
— Неужели тоже ангел? — отпрянул потрясенный капитан.
— О нет, она не ангел. Но и не человек. Впрочем, к нашему лагерю Вера не имеет никакого отношения, так что ее природа — загадка и для меня.
— То есть она — на стороне Света, — уточнил Бестужев.
— Она — на твоей стороне, капитан. И больше — ни на чьей. С остальными вопросами приставай к ней сам.
Снова замолчали. Бестужев предпринял еще одну попытку догнать Веру и поговорить с ней, но снова безрезультатно. Правда, капитан обратил внимание на то, что она стала задумчивой и грустной. Бестужев снова переключился на демона.
— Сколько нам еще идти?
— Кто ж знает? Коридоры Хаоса непредсказуемы, здесь переплелись время и пространство, судьбы всех людей, когда-то живших, и тех, кто еще будет жить. Если прислушаешься сердцем, то сможешь уловить все чувства, когда-либо обуревавшие людей. Да и не только людей… Хаос проверяет нас, прощупывает, достойны ли мы найти нужную дверь.
Время шло, но ничего не менялось. Все также впереди шагала Вера, в нескольких шагах за ней — Бестужев и Хачериди в своем демонском обличье. С двух сторон их окружала цепочка факелов, дарующая немного света, но не дающая понимание, что находится за ее пределами. Иногда Бестужев оборачивался, но картина что спереди, что сзади была одинаковой. Пару раз пытался повернуть влево или вправо, чтобы выйти за пределы линии факелов, но каждый раз упирался в невидимую стену. В очередной раз больно ударившись коленкой о воздушную преграду, он выругался, чем привлек внимание Хачериди. Демон покачала уродливой головой:
— Не советую, капитан. Эта граница не запирает нас, наоборот, она защищает нас от тех, кто по ту сторону.
— И кто там?
— Точно не скажу. Я никогда не видел Хаос с изнанки. А те, кто видели, чаще всего сходили с ума. Сложно сказать, что в их рассказах вымысел, что правда. Из более-менее схожих повествований можно утверждать, что самые опасные существа — это Гончие Хаоса. Есть Временные Черви, Пространствопоглотители, Душегубители и прочие милые «зверушки». Так что путь один, капитан, и сворачивать с него не рекомендую. Рано или поздно проход откроется.
Демон помолчал немного и добавил:
— Главное, чтобы он вел туда, куда нам нужно.
— А есть варианты? — спросил Бестужев.
— Я тебе уже говорил, капитан, что ни один смертный доселе не переступал порог темницы Люцифера.
— И что теперь делать?
— Думаю, что в данный момент Хаос решает, что с тобой делать. Пустить или прогнать. А может — уничтожить как угрозу.
— Вот как-то не напрашивался, — растерянно произнес Бестужев. — И если ваш Хаос действительно захочет меня грохнуть, что же делать?
— А это — ее забота, — Хачериди ткнул длиннющим ногтем в сторону Веры. Словно подслушав их, она обернулась и сказала, обращаясь сразу к обоим:
— Заканчивай болтовню. Мы почти пришли. Я чувствую это.
Снова пошли молча. Бестужев почувствовал, что начал уставать. Видимо, все же прошло не так уж и мало времени с начала их путешествия. Он уже хотел предложить всей честной кампании сделать привал, как неожиданно сразу несколько факелов с правой стороны замерцали, будто задуваемые ветром, а спустя несколько мгновений и вовсе потухли.
Но тут же на их месте возникли массивные врата в несколько человеческих ростов. Точную высоту сооружения выяснить было невозможно, так как верхняя его часть утопала в кромешной тьме Хаоса. Врата состояли из двух, даже на вид, тяжеленных створок. В роли гигантских косяков выступали установленные с обеих сторон статуи ангелов. Они, словно титаны держали врата, из глаз пылали молнии гнева. Бестужев понимал, что они не живые, но при долгом разглядывании становилось неуютно.
— Ну вот, — Хачериди потирал от удовольствия руки. — И побродили-то совсем немного. Я, когда впервые искал вход, шел по тропе около месяца. Ну или вроде того.
Он гигантскими прыжками первым достиг врат и потянул за массивные кольца. Но створки не шелохнулись.
— Не все так просто, демон, — к вратам подошла Вера. — Тебя, может, и так пустят. А за капитана я сомневаюсь.
— И что нам всем делать? — спросил подошедший к ним Бестужев.
— Ждать указаний, — вздохнул демон. — Но предупреждаю сразу: они вам не понравятся точно.
Минут пять ничего не происходило. За это время Бестужев успел рассмотреть ворота во всех подробностях. Они были деревянными. Он провел по створке рукой — ощущения были неуловимо знакомыми.
— Что, капитан, не узнал сразу? — демон подкрался бесшумно и шептал прямо в ухо. — Сочетание трех видов древесины — кипариса, кедра и певги. Кресты наших жертв сделаны из того же материала.
Бестужев не удивился, он уже ничему не удивлялся. И даже бровью не повел, когда врата засветились, и на них проявилась надпись:
LASCIATE OGNI SPERANZA VOI CH’ENTRATE
— Что это значит? — спросил Бестужев.
— Ха-ха-ха, — развеселился демон. — Хаос не прочухал, что перед ним — русский.
Словно в ответ на его браваду надпись замерцала и сменилась:
ОСТАВЬ НАДЕЖДУ ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ
— А я думал, что когда-нибудь увижу эту фразу перед входом в епархию Стрельцова, — сказал Бестужев.
— Перед дверью к вашему Франкенштейну такую табличку не мешало бы повесить, — проворчал Хачериди.
Через мгновение воздух снова замерцал и под первой надписью появилась вторая:
А ТАКЖЕ ВЕРУ И ЛЮБОВЬ
— Ола-ла, — все больше бесновался Хачериди, — вот и настал твой час, принцесса. Пройдет ли дальше наш капитан, зависит исключительно от тебя.
— О чем ты говоришь? — вскричал Бестужев. Он чувствовал, что происходит что-то ужасное, но не мог понять, что именно. — Вера, ну хоть ты мне объясни, о чем твердит этот демон.
Она подошла и погладила капитана по щеке. Ее ладонь была удивительно ласковой и теплой.
— Прости меня, Бестужев, — прошептала она.
— За что, Вера? За что, любимая? — ощущение опасности все нарастало. Ему казалось, что она прощается с ним. Он почувствовал, что по щекам потекли слезы. Господи Боже, он не плакал столько лет…
— За то, что не всегда помогала. А должна была, — она нежно вытирала ему слезы. — Плачь, любимый, плачь. По-другому с потерями справиться невозможно.
— Кто ты? — спросил Бестужев. — Как тебя зовут? По-настоящему?
— Я — та, что всегда находилась рядом, но ты меня так редко замечал. Меня зовут Вера, и я укрепляла твой дух в самые тяжелые минуты твоей жизни. Меня зовут Надежда, и с самого твоего рождения я не позволяла сползти твоей душе в пучину сомнений и отчаяния. Меня зовут Любовь, и я смотрела на тебя глазами всех твоих девушек. Я — часть тебя, Александр Бестужев. Неразрывная часть тебя.
Но ведь я могу тебя потрогать, — капитан чувствовал, что сходит с ума по-настоящему. Что это — игры Хаоса? Может быть, они до сих пор идут по его коридорам, и все происходящее лишь мерещится ему? — Не просто потрогать. Я ведь говорил с тобой, целовал тебя, мы занимались любовью!!!
Бестужев почти кричал. Рядом, выпрыгивая лишь одному ему ведомый танец, куражился демон Хачериди. Факелы вокруг них тоже затеяли какую-то дьявольскую пляску. Отблески огня кружили капитану голову.
— Не поддавайся им, — Вера влепила Бестужеву звонкую пощечину. — Смотри мне в глаза, — Бестужев безропотно послушался. — Смотри мне в глаза, — повторяла раз за разом Вера.
И капитан утонул в бездне этих красивых черных глаз. Коридоры Хаоса, врата в темницу Дьявола, брызгающий слюной Хачериди — все осталось где-то далеко, за пределами зрения. Он очутился в уютной комнате с полками книг, ящиком игрушек и уютной детской кроватью. В ней, посапывая, спал ребенок. В его маленьких ручонках, сжатых под подбородком, он увидел сложенный вдвое уголок одеяла.
— Помнишь? — спросила Вера в его голове.
— Помню, — ответил Бестужев. — Это «бубочка».
— Мы придумали ее с тобой вместе, когда нам было страшно ложиться спать долгими зимними вечерами. Темнота наступала рано, а родителям иногда приходилось задерживаться допоздна.
— Я помню «бубочку», — прошептал пораженный Бестужев. — И помню тебя. Ты же была моей няней, только волосы были желтого цвета!
— Тогда я предпочитала быть блондинкой, — засмеялась Вера. — Посмотри направо. Бестужев повернул голову и увидел длинный школьный коридор. Маленький мальчик стоял у двери в класс и боялся войти.
— Твой четвертый класс. Отца-военного в очередной раз перевели в другую часть, в другой город, и тебе пришлось снова переезжать. В этом военном городке были злые дети, и тебе было так страшно входить.
— Да, было очень страшно, — признался Бестужев. — Я помню это ощущение до сих пор. Но мне помогла завуч, взявшая меня за руку и познакомившая с одноклассниками.
Из-за угла вышла Вера, строго одетая на учительский манер: закрытая одежда, волосы, собранные в пучок, и огромные очки с толстыми линзами.
— Это же была ты, — снова поразился Бестужев. — Как же я мог это позабыть?
— Умения забывать — великий дар, свойственный людям, — прошептала Вера. — А помнишь, как ты познакомился с Лерой?
Пространство снова изменилось, и он увидел себя десятилетней давности. Была осень, дул пронизывающий ветер. Бестужев стоял вместе со своим бывшим одногруппником, а ныне коллегой — Васей Смирновым. Их дежурство закончилось, но домой идти не хотелось. Они стояли возле шаурмичной и ждали заказ, в руках были бумажные стаканчики с кофе. От нечего делать, друзья плотоядно разглядывали стайку девчонок, беззаботно пивших пиво на трубах рядом с Университетом.
— Ты знаешь вон ту, в зеленой куртке? — спросил друга Бестужев.
— Вроде ее Лера зовут, — ответил Вася. — Но мне больше нравится вон та, грудастенькая, Ленка вроде. Пойдем знакомиться?
— Конечно.
Но чем ближе они подходили, тем меньше у Бестужева оставалось решимости. Он уже совсем было решил начать разговор не с Лерой, а с другой девушкой, стоящей рядом с ней, но тут его толкнули в спину, и он выплеснул кофе на куртку Леры. Девушка взвизгнула, Бестужев принялся нелепо извиняться. Они кричали, все вокруг смеялись, и никто так и не обратил внимание на виновницу всех этих событий. Вера собственной персоной, не оглядываясь, покидала гуляющую молодежь. К моменту, когда она завернула за угол ближайшего дома, Бестужев с Лерой, уже помирившись, строили неловкими фразами тот фундамент, на котором позже они воздвигнут семейный очаг.
— Я всегда была рядом, — вновь повторила Вера. — Оберегала и любила тебя. Потому что я — часть тебя. Та часть, которой тебе сегодня предстоит пожертвовать.
— Но я не хочу этого, — закричал Бестужев. — Я хочу, чтобы ты всегда оставалось вместе со мной.
— Это невозможно, мой капитан, — он понял, что она улыбалась, но эта улыбка была грустной. — Ты сможешь пройти эти ворота только, оставив веру, надежду и любовь перед этим порогом.
— Тогда я никуда не пойду, я останусь с тобой здесь — навсегда, — взмолился Бестужев.
— Нет, я не могу этого позволить. Если мы останемся, то Хаос, в конце концов, доберется до тебя и сведет с ума. А это будет означать, что я не справилась. Нет, я не могу этого допустить. Сегодня я останусь здесь, а ты — пойдешь дальше. И исполнишь свое предназначение. Не нужно ни о чем жалеть, мой Бестужев. Сожаление — самое ненужное людское чувство.
Воздух перед капитаном замерцал, и Вера материализовалась прямо перед ним. Она подошла вплотную и впилась в него губами долгим и глубоким поцелуем. Когда она отпустила его губы, Бестужев почувствовал, что в груди стало странно пусто.
«Не надо ни о чем жалеть», раздался в его голове голос Веры. Она протянула руку, снова погладила его по щеке и неожиданно прочитала грустным поставленным голосом:
Мой старый друг, мой верный Дьявол,
Пропел мне песенку одну:
«Всю ночь моряк в пучине плавал,
А на заре пошел ко дну.
Кругом вставали волны-стены,
Спадали, вспенивались вновь,
Пред ним неслась, белее пены,
Его великая любовь.
Он слышал зов, когда он плавал:
«О, верь мне, я не обману»…
Но помни, — молвил умный Дьявол, —
Он на заре пошел ко дну».
— Чьи это строки? — спросил Бестужев.
— Коленьки Гумилева, — глядя в сторону ответила Вера. — Очень хороший и талантливый был мальчик. Его ждала блестящая жизнь, но однажды его хранитель не справился…
Капитан молчал, не зная, что сказать.
— Но сейчас не о нем, а о нас, мой Бестужев. Саша, пора возвращаться. Закрой глаза.
Бестужев послушно опустил веки, а когда снова поднял, то увидел, что вновь находится перед вратами к темнице Дьявола. Сидящий на корточках Хачериди пристально смотрел на него. А вот Веры рядом не было. Капитан завертел головой в поисках своего хранителя и обнаружил ее, идущую к странной постройке. Он не мог понять, что это такое, но чувствовал исходящую угрозу.
Капитан бросился за Верой. Он пытался изо всех сил, но не мог приблизиться к ней ни на метр. Запыхавшись, он остановился. Оглянулся — рядом сидел хихикающий Хачериди, врата также не отдалились ни на шаг. Что за дьявольщина! Бестужев захрипел и снова бросился в погоню за Верой. Но чем быстрее он бежал, тем больше становилось расстояние между ними. А врата и Хачериди не отдалялись. Наконец демон встал и подошел к бегущему Бестужеву, положил руку ему на плечо и с усилием остановил его.
— Отпусти ее, капитан! Она для себя все решила и надеется, что ты поймешь ее выбор. И что ее жертва не станет напрасной.
— Жертва?! — завыл Бестужев. — Нет! Не хочу!
Вера наконец достигла странного строения, которое оказалось небольшим деревянным помостом, из-под которого в разные стороны торчали какие-то палки. Прежде, чем взойти на него, она подошла к одному из факелов и вынула его из держателя. С огнем в руке, она взошла на помост. Повернулась к Бестужеву и послала воздушный поцелуй. Затем уронила факел. Помост вспыхнул, будто был сделан из соломы. Через мгновение задымилась, а потом загорелась одежда на Вере, а потом и она сама.
— Сильная, — уважительно проводил ее Хачериди. — Ни единого звука не издала.
Демон скривил морду, почуяв запах горелой плоти, взвыл, а затем спел:
Солнце и пламя, сорвано знамя,
Небо вселяет страх.
Боли не зная, вечно живая,
Вера горит на кострах.
Бестужев знал, откуда эти строки. В миру эту композицию исполняла группа «Мастер». Он всегда считал Алика Грановского человеком, заглянувшим за край мира. Теперь он думал, что, возможно, тот однажды увидел Хаос.
— Возможно, так все и было, — словно прочитав мысли капитана, сказал Хачериди и подмигнул Бестужеву. — Кто знает?
Больше демон ничего сказать не успел. За их спинами с невообразимым скрипом раскрылись врата. Своей жертвой Вера добыла пропуск для Бестужева. За древними дверями его ждал Дьявол.