Приди и победи

Глава 15. Паломничество

Кажется, Бестужев отсутствовал в отделении всего пару часов, но ему показалось, что прошло несколько дней. Здание РОВД взяли в осаду журналисты. И если судить по логотипам на микрофонах — не только местные. Они все что-то кричали, чего-то требовали. Их пытались успокоить сотрудницы пресс-службы — две хрупкие девушки модельной внешности. Да, девчонки, это вам не монотонные комментарии о серых буднях владимирской полиции…

Поработав локтями, Бестужев пробрался внутрь. Поймав за локоть одного из дежурных, он спросил:

— Что за шум, а драки нет?

— Драка вот-вот грянет. Эти вороны слетелись, когда узнали о смерти Ивана Голодного. Он, оказывается, кумир миллионов, блин, — и дежурный убежал отвечать на разрывавшиеся телефоны.

Вот оно как, размышлял Бестужев. Русский патриотизм в действии. Убили гражданина Сальвадора или Италии — что ж, бывает. Маньяк беснуется — ну нас же пока не трогает, только иностранцев. А грохнули чудаковатого гермафродита — поднялась народная волна гнева. Да — урод, зато наш урод, свойский.

Капитан поднялся в приемную Булдакова. Как он и ожидал, полковник заперся у себя, а на амбразуру кинул девочек из пресс-службы. Если эти акулы схавают их — не беда, новых найдет. Бестужев попросил секретаря доложить о себе, та сняла трубку и что-то тихо в нее сказала. Потом посмотрела на капитана:

— Заходите, Александр, он вас ждет.

Бестужев с опаской переступил порог кабинета. Он понимал, что сейчас не лучший момент для общения с шефом. Но он должен был обсудить информацию по Хачериди, полученную от зороастрийца. Шеф явно находился в подавленном состоянии. Похоже, он плохо спал и слегка перебарщивал с виски — выглядел очень усталым и помятым. Небрит, растрепан, узел галстука съехал в сторону, на столе перед открытым ноутбуком стоял стакан, наполненный почти до краев. Он оторвал красные глаза от монитора и посмотрел на Бестужева:

— Вот посмотри: мне пресс-служба мониторинг прислала. Просто потрясающий репортаж с Первейшего канала. Меня за него уже Морозов полюбил, мэр заезжал — тоже полюбил, потом губернатор звонил — опять полюбил. Даже грек этот долбаный — и тот полюбил. А мне кого за это безобразие любить? Может, тебя?

Булдаков развернул ноутбук к Бестужеву, перемотал файл на начало и запустил. Репортаж вышел в стиле федеральных каналов: мало фактов — много паники и истерии.

— Хотел бы я знать, кто же этот источник — оторвал бы голову, — зарычал Булдаков.

— Да ладно тебе, Егорыч, нет у них никакого источника, все — это бред из головы этой журналистки, как ее — Бессеребрениковой, — успокоил шефа Бестужев. — Нет у них информации, вот и берут ее из головы — лишь бы пострашнее было. Так что не бери в голову тяжелого. Тут у нас другая проблемка нарисовалась.

И капитан рассказал о разговоре с Джавадовым, по понятным причинам, опустив информацию о тайнах зороастрийцев Булдаков выглядел озадаченным, но не удивленным.

— Ох, мне этот грек сразу не понравился, — сказал он. — Попробуем что-нибудь выяснить.

Полковник снял трубку телефона и набрал короткий номер.

— Алексей Макарович? Это Булдаков беспокоит. Да, я помню наш утренний разговор, мы работаем. Тут открылись новые обстоятельства… Рядом со мной капитан Бестужев, он лучше расскажет. Я поставлю на громкую?

Видимо, получив добро, он нажал на кнопку громкой связи. Судя по голосу, Морозову в Москве сейчас тоже приходилось не сладко из-за владимирских событий.

— Слушаю вас, капитан, говорите быстро и по делу.

— Так точно, товарищ генерал. У меня, в принципе, к вам один вопрос: что вы можете рассказать о сотруднике ФСБ Хачериди?

Морозов ответил не сразу.

— Почему вы им интересуетесь?

Бестужев еще раз рассказал о своей беседе с азербайджанцем. На это генерал ответил, но очень осторожно, взвешивая каждое слово:

— Когда мне стало известно о назначении данного субъекта на это дело, я, конечно же, им заинтересовался. Я попытался «пробить» его по своим каналам, но у меня ничего не получилось — он оказался глубоко засекреченным агентом. Даже заместитель руководителя ФСБ о нем ничего не слышал, ну а к начальнику я, понятное дело, не сунулся.

— То есть мы о нем ничего не знаем, — уточнил Бестужев.

— Вот именно, — подтвердил генерал. — И этот момент насторожил меня больше всего. Конечно, неприятно, когда двух иностранцев распинают в областном центре, но это уж точно не событие мирового масштаба. Тем более, что грохнули двух преступников. За итальянца Гуэрру, нам, кстати, от Интерпола еще и благодарность прилетела. Так вот на это дело вдруг назначается сверхсекретный агент. С чего бы это?

— И какие мысли пришли вам в голову? — поинтересовался Булдаков.

— Разные. Мне кажется, что грек заранее знал, что события смогут выйти из-под контроля. Что помимо двух жертв будут еще. То есть он изначально был информирован лучше, чем мы думали.

— Но он с нами не делился никакими своими идеями, — сказал капитан.

— И со мной тоже — на наших совещаниях, — добавил полковник.

— Вот то-то и оно, — резюмировал Морозов. — Получается, что Хачериди знает больше, чем мы все вместе взятые. Но при этом не считает нужным делиться с нами информацией. Каковы его мотивы?

— Возможно, он просто следит за ситуацией, чтобы никакая лишняя информация не утекла. Может, ему поставлена задача в конечном итоге засекретить всю операцию, — предположил Булдаков.

— Возможно, но при этом журналисты узнают факты о расследовании зачастую раньше Москвы. Как это объяснить?

— А, может, Хачериди играет какую-то роль в том бардаке, который сейчас у нас тут происходит? — тихо спросил Бестужев.

— Заметь, не я об этом сказал, — усмехнулся Морозов. — Но такие мысли и мне приходили в голову. Давайте сделаем так. Полковник, установи-ка за греком негласную слежку, ну и телефон поставь на прослушку, естественно. Капитан, а ты попроси покопаться в грязном белье нашего Хачериди свою сексапильную помощницу — Ингу, кажется. Может, что и нароет. Я же, в свою очередь, попытаюсь еще раз слазить в разведку — может, тоже чего обнаружу. Через несколько дней соберемся и поделимся результатами.

Однако за следующие два дня ситуация накалилась до предела, и заниматься греком стало некогда. В городе началась настоящая паника — журналисты все же перегнули палку. Жители сбивались в добровольческие бригады и выходили на улицу в поисках маньяка. Возбужденные жаждой крови толпы рыскали в сумерках по всему Владимиру: страх за свои семьи сделал людей жестокими и кровожадными.

Они хватали и избивали всех, кто казался им подозрительными. Так, на улице Белоконской сломали ребра очкарику-металлисту, который шел домой в балахоне «Коррозия металла». На Юбилейной, прямо на детской площадке покалечили трех подростков-готов, мирно сидевших и пивших пиво. В районе площади Ленина изувечили двух алкашей — как потом оказалось, просто попали под руку. И это не считая мелких случаев, когда озверевшие мужики ограничивались устными внушениями. Слава Богу, пока что никого не убили. Но Бестужев чувствовал, что суд Линча себя ждать не заставит.

Тем более, что поводов прибавлялось с каждым часом. Информация в наш век разлетается в считанные мгновения. Капитан уже боялся открыть Интернет: только ленивый не обсуждал владимирского маньяка-сатаниста. Однако далеко не все его осуждали. Многие секты, находившиеся в подполье, решили, что сейчас самое время сделать coming out. Они стали съезжаться во Владимир, раздражая и без того нервных местных жителей. Правда, справиться с десятком сатанистов — не то же самое, что проучить пару подростков. Гости давали отпор, и, в целом, ситуация стала напоминать гражданскую войну.

А сатанисты настолько обнаглели, что даже подали запрос в мэрию на проведение санкционированного шествия в центре города. Дескать, у нас в России свобода вероисповедания, поэтому они тоже имеют свои права. В своей петиции они даже просили перекрыть движение в центре города. Ведь для пасхальных шествий транспорт убирают, а мы чем хуже?

Но самыми отчаянными оказались фанаты Ивана Голодного. Бестужев с удивлением узнал, что за последние несколько лет тысячи тинейджеров по всей стране сделали себе операцию по добавлению пола, вдохновившись примером Голодного.

Они прибывали во Владимир целыми вагонами. Сутками простаивали перед городским моргом с требованием выдать им тело кумира. Труп Булдаков приказал не захоранивать, пока не закончится следствие. Гермафродиты пикетировали здания областной и городской администраций, прокуратуры и Следственного комитета. Они писали открытые письма Президенту и Премьер-министру. Естественно, каждый их шаг освещался прессой, которая, почуяв долгоиграющий сюжет, также обосновалась в городе надолго.

Естественно, все эти мелочи отвлекали Бестужева и компанию от основного хода расследования. Капитан пытался скидывать стычки и избиения на других полицейских, но те со спокойной душой возвращали их Бестужеву обратно под предлогом имеющих отношение к делу сатанистов.

Они с Олегом погрязли в этой рутине. В попытках разобраться, какой инцидент мог помочь им в расследовании, а какой — нужно отклассифицировать как обычную хулиганку, они теряли много времени. Капитан забыл о попытках уличить Хачериди в нечистой игре — пусть об этом голова болит у начальства.

Кстати, сам грек выглядел, как всегда, бодрым и ухоженным. Он не терял присутствия духа, одновременно раздавал задачи оперативным группам, выслушивал отчеты их коллег, совещался с Булдаковым и проводил «летучки» в отделе Q. Всех окружающих он призывал не терять оптимизма, говорил, что сыщики на верном пути и вот-вот возьмут след.

При этом сам маньяк больше не объявлялся. На всякий случай Бестужев приказал взять под наблюдение потенциальные места расположения древних ворот Владимира. Был созван специальный консилиум из историков-краеведов. Умные мужи провели несколько часов в жесточайших спорах и, в результате, выдали капитану список из тридцати пунктов с улицами и номерами домов. Бестужев показал его Вере (ей он доверял больше, чем всем ученым вместе взятым) и откорректировал его до восьми пунктов.

Однако наблюдение ничего не дало. Мистер Х затаился, словно почувствовав, что полицейские только и ждут его выхода. На одной из «летучек» капитан спросил мнение Хачериди, почему маньяк больше не убивает.

— Кто ж залезет в голову монстру? — развел руками грек. — Может, он завтра выйдет и убьет троих? А, может, это случится через год? Еще версия: в город не прибыли потенциальные жертвы, он же у нас избирательный, не убивает абы кого. А есть и еще одна теория.

— Поделитесь?

— Конечно. Может быть, наш Мистер Х уже сделал свое дело? Добился того хаоса, который сегодня происходит на улицах города. И в новых трупах нужды нет.

Эта мысль Хачериди не давала капитану покоя. Что если он прав, и Мистер Х, как тот пресловутый мавр, сделал свое дело и теперь со спокойной душой может покинуть сцену? Это значит, что на его поимку могут уйти годы и даже десятилетия. А вот те зерна, которые он посадил, дали всходы уже сейчас.

…Бестужев планировал подняться к полковнику, как его внимание привлек Олег, стоявший у окна:

— Шеф, смотри, и до нас со своими демонстрациями добрались.

Бестужев подошел к напарнику. На улице, перед зданием РОВД, выстроились фигуры в темных широких балахонах. На головы были накинуты капюшоны, в руках они держали массивные горящие свечи. Капитан насчитал тринадцать человек — здесь все ясно, чертова дюжина — сатанинское число. Пришли провести очередной показушный ритуал.

— Черт с ними, Олег. Если их сейчас разогнать, они сразу на телевидение бросятся с рассказами о полицейском беспределе. Так что пусть постоят, пока не надоест, потом сами уберутся.

— Шеф, а они не просто стоят, они там что-то то ли шепчут, то ли говорят.

— А ну-ка открой окно, послушаем.

Олег открыл створки стеклопакета, и оперативники услышали очень слаженный и мелодичный речитатив. Прислушавшись, они начали разбирать слова:

— Это какая-то дьявольская молитва, мне кажется, — неуверенно сказал Олег.

В этот момент сатанисты петь перестали, резко выдохнули, набрали полную грудь воздуха — и затянули ту же песнь по новой. На этот раз они пели громче, и Бестужев смог разобрать все слова.

— Твою дивизию, — вскричал Бестужев. — Последняя фраза. Мы ведь уже встречали ее. Это же татуировка, которую мы собрали с тел наших жертв. Значит, это не простые сатанисты, они могут что-то знать. Олег, бежим, нужно арестовать хотя бы парочку из них, а лучше — определить главаря группы, — и капитан сорвался с места.

Но они не успели. Пока опера, перепрыгивая через три ступеньки, неслись на улицу, сатанисты, не торопясь, с достоинством, достали из складок балахонов кривые ритуальные ножи. Молча, но как будто по команде, они поднесли их к своим шеям и синхронно провели ножами по горлу. Кровь фонтаном брызнула на асфальт, мгновенно окрасив мостовую.

Выбежавшие Бестужев с Олегом с ужасом смотрели на агонию тринадцати человек. Капитан попытался зажать горло одному из мужчин. В ближайшем приближении оказалось, что это был подросток лет шестнадцати.

Из дверей РОВД выбежало еще несколько сотрудников. С раскрытыми от ужаса глазами, они столпились вокруг хрипящих, умирающих людей, не зная, что им предпринять.

— Скорую вызывайте! Скорее! — закричал Бестужев. Он убрал руки от мальчика и посмотрел на свои окровавленные ладони. К нему подошел Олег. — Что здесь только что произошло? Скажи мне.

— Кажется, я понял, кто они, — произнес Олег и ошарашенно посмотрел на Бестужева. — Ну все те, кто приехал в наш город за последние несколько дней.

— Ну?

— Шеф, это паломники, мать его. Честное слово, я такое в одной турпоездке видел. Они приходят, приезжают, приплывают и даже прилетают в одно место, чтобы чествовать кого-то: святого или его мощи, например. Или празднуют какое-то событие. Вот только я в толк не возьму, чем им тут намазано. Ну не из-за маньяка же они здесь…

— Кажется, я знаю, Олежек, в чем дело. Они все здесь собрались, чтобы поприветствовать конец света и восславить приход Сатаны.