Эпизод 22. Ресторан

— Валим отсюда… — Голос Саши охрип до неузнаваемости. Шатаясь, он с трудом встал на ноги, разглядывая свои разбитые в кровь костяшки.

Никита неторопливо подошел к двум развалившимся в грязи телам возле догорающего УАЗа.

У них не было и шанса: крупный калибр оставил пугающие, рваные раны. У Марины даже оторвало руку — вон она, лежит в грязи в метре от тела.

Кажется, женщина была еще жива некоторое время после попаданий в нее пуль. Судя по кровавому следу, пыталась отползти подальше, но в итоге смерть взяла верх.

Застывшие глаза смотрят куда-то в пустоту.

Никита прикрыл их, прежде чем стал впопыхах обыскивать карманы.

Марина не успела сказать, куда именно они собирались ехать.

Но у них явно должна быть хоть какая-то информация.

К сожалению, ничего такого он не находит. Однако у нее имеется рация.

Пикап. Саша открывает водительскую дверь. Вышвыривает труп водителя.

Соф продолжает, стоя в грязи на коленках, приобнимать Нат, чтобы та не видела, что происходит вокруг. Нат лишь тихонько хнычет ей в плечо.

— Не открывай глазки… Я скажу, когда можно будет…

Девочка ничего не ответила, но послушалась. Прикрыла ладошкой глаза. Соф, дрожа, приподнялась, схватила ее за руку и медленно повела в сторону пикапа.

Они проходят мимо развалившегося в грязи трупа Владимира с разбитой в кровавую массу головой. Соф на мгновение задержала на нем взгляд, чтобы убедиться в его окончательной смерти.

Лицо его обезображено до такой степени, что на нем уже и не различить каких-либо черт.

Пикап всё это время был заведен — ключи искать не пришлось. Им повезло, что у них есть транспорт.

Никита попытался занять место за рулем, но его тут же притормозили.

— Давай я, у тебя нога… — предлагает Саша.

Это логично. Он выглядит самым целым из их компании. По крайней мере, внешне…

Никита поспешно кивает, боясь лишних резких движений перед этим человеком.

Они всей группой забираются в салон. Соф это удается с трудом: сил практически не осталось.

— Ты в порядке? — Нат взволнованно пытается ей помочь.

— Да… — Это неправда.

Саша просит спутников пристегнуться: мало ли что может ждать на пути.

На некоторое время все тупо зависли — замерли, словно восковые куклы, пялясь в одну точку.

— Прием… — В руке у Никиты рация. Хочется надеяться, что на том конце найдется кому ответить. — Есть кто живой?

— Что⁈ — моментально поступает отзыв. Женский взволнованный голос. — Кто это?

— Я… — Пришлось задуматься. В курсе ли о них вообще на том конце? Или предстоит очень долго объясняться? — Это Никита… Марина погибла…

Остается надеяться, что этого будет достаточно. Никита скрестил пальцы на обеих руках.

Небольшая пауза, от которой пробежали мурашки. Ведь если им сейчас никто не поможет, они, скорее всего, погибнут в течение часа. Покинуть город самостоятельно невозможно: рано или поздно их машину остановят военные. И первое же, что они сделают, когда поймут, кто в салоне, так это выпустят по несколько пуль на каждого.

А возможно, никакого плана по эвакуации нет вовсе. Сборная точка — вымысел Андрея, чтобы дать надежду своим людям на некий план «Б».

— Сколько вас? — коротко уточняют.

— Нас четверо… Свои люди, — аккуратно отвечает Никита.

— Я знаю, что свои…

Эти слова вселили во всех надежду.

— Вы на машине? — вновь последовал вопрос.

— Да. Пикап нацгвардии, с пулеметом на кузове.

— Оу… — Женщина удивилась такому ответу, но тем не менее продолжила: — Вы сможете доехать сами?

— Уже едем…

— Хорошо. Сейчас самое главное — это добраться. Я вышлю данные о вас всем нашим. Однако нужно быть очень осторожными. У второго въезда в город есть блокпост. Там старая железнодорожная станция. Мы вас встретим.

— Я понял.

— Ждем.

Тишина. Все переглянулись.

Саша уверенно отвечает, вставляя передачу:

— Я знаю, где это…

Теперь осталось самое сложное. Добраться до нужного места. Живыми.

Но у Соф это отнимет куда больше усилий. Она окончательно перестала чувствовать свое тело. Вся кожа словно онемела. Тьма в глазах сгущается.

— Черт… — шепчет она.

Нога… Ладонь непроизвольно тянется к ране.

Всё в крови, она так и хлещет, расплываясь алыми пятнами на одежде. Надо срочно что-то делать.

Соф попыталась окликнуть кого-нибудь, но на это нужно потратить невероятные усилия. Теперь она не способна пошевелить и пальцем. С каждой секундой всё хуже. Во рту — привкус крови. Голова трещит, словно сосновая шишка на солнце. Носом она пытается вдохнуть, но он слишком сильно распух, чтобы это было возможно.

Она глядит через окно на угрюмый город. Наблюдает за людьми, что пробегают мимо их машины.

Бесконечные толпы обезличенных солдат пытаются усмирить простых людей, в которых вселилась животная паника. Корабль в небе стал последней каплей. Произошедшее событие заставило многих пойти на радикальные действия. И солдаты им отвечают столь же радикально. Бьют, ломая кости. Валят на землю, втаптывают в грязь, заковывая в наручники. Стреляют. Для солдат это вопрос времени. Они усмирят толпу — рано или поздно. Для этого у них есть все необходимые ресурсы. И в конце концов, они уже делали это ранее.

Некоторые бойцы задерживают угрожающие взгляды на машине, что пытается прошмыгнуть мимо этого побоища. Но ненадолго.

— Я думаю, надо объехать… — Никита взволнованно оглядывается.

Впереди развернут блокпост, которого раньше на этом месте не было. Пришлось остановиться.

— Я знаю… — раздраженно отвечает Саша, крутя руль.

— Твою мать, что он хочет?

Внезапно перед ними встал один вооруженный боец и начал показывать жестами какой-то знак. Кажется, их машину считают за служебную. Но Саша не понимает, что нужно делать.

— Черт… Надо разворачиваться… — Он нервно крутится на месте, постоянно разгазовывая.

Машину бесконечно трясет.

Звонкие удары. Кажется, кто-то снаружи долбит по кузову. Неужто пытается попасть внутрь?

Соф окончательно теряет связь с реальностью. К горлу подступает тошнота.

Как же хреново…

— Эй, Соф! — Нат дергает за руку. — Кажется, ей плохо! — Она пытается привлечь внимание мужчин.

— Соф? — отзывается Никита, обернувшись. — Ты как?

По ее серо-зеленному оттенку лица и красным отекшим глазам можно сделать вывод, что всё крайне серьезно. Она практически никак не реагирует.

— Твою-то мать! Эй, слышишь? Не закрывай глаза!

Он даже не представляет, насколько тяжело держать их открытыми. Да это ясно и без его советов. Однако как же хочется все-таки смежить веки, хотя бы на минуту. Вздремнуть впервые за очень долгое время.

Снова стуки снаружи. На них стараются не обращать внимания. Но Соф это бесит. Какого черта кто-то продолжает бессмысленно долбить? Его всё равно никто не впустит.

— Что такое? Что с ней? — Напуганный Саша. Ему наконец удается развернуть машину и вырваться из тупика.

Теперь он со всей дури жмет на педаль газа — наверное, хочет продавить пол.

Нат в слезах продолжает дергать Соф за руку в надежде разбудить.

Но она этого не чувствует.

Никита неуклюже перелазит на задний ряд. Им нельзя останавливаться.

— Что с ней⁈ — Саша без конца крутит головой, повторяя один и тот же вопрос.

— Хватит отвлекаться, мать твою! — срывается в ответ Никита.

— Ладно, ладно!

Пульс есть, но слабый. Никаких навыков оказания первой помощи у них нет. Но все-таки они сообразили, что надо попытаться перевязать колотую рану на ноге девушки.

Никита аккуратно рвет штаны в месте пореза. Рана выглядит пугающе…

Он скидывает с себя тюремную робу. Резким движением отрывает рукав. Начинает обматывать вокруг ее ноги. Плотно затягивает. Соф непроизвольно хрипит от боли.

Почему все смотрят на нее как на покойника? Неужели всё так плохо? Зачем преувеличивать?

— Тяни рану туже! — советует затылок Саши.

Машину трясет туда-сюда.

Ее тело, словно желейный торт, болтается в такт покачиваниям.

Туда-сюда.

— Эй! — Никита хватает ее острый подбородок. Смотрит в глаза, словно пытаясь что-то разглядеть.

А всё вокруг так и потряхивает из стороны в сторону.

Туда-сюда.

Но внезапно в воздухе появился хорошо знакомый запах. Приятный.

Разбитый нос улавливает аромат выпечки.

Она шмыгает ноздрями.

Откуда ему здесь взяться?

— Эй! Смотри на меня!

На что же похож этот запах?

Блины. Точно, кто-то жарит блины.

Но не совсем ясно, как такое возможно…

Ветер. Теплый летний ветер тормошит ей волосы.

На кончике языка появился сладкий сливочный привкус.

— Соф! Не закрывай глаза!

Постель.

Мягкая белоснежная постель, пахнущая хозяйственным мылом.

Солнечные лучи, что пробиваются сквозь окно. Ничто не мешает оставлять его открытым на ночь: комаров тут практически не водится. Спать можно буквально на улице.

— Соф! Давай вставай! Опоздаешь!

Она размыкает веки.

Над ней — белый потрескавшийся потолок.

Покрутив глазами, она обнаружила себя в комнате. Скрипучая кровать. Старый лакированный комод с личными вещами. Журнальный столик на колесиках. Вся обстановка — словно из забытого сна.

Приглушенно доносится мелодия. Это бабушка: она постоянно включает на кухне радио. Слышно, как скворчит чугунная сковорода. Готовится завтрак.

Тело ломит. Соф с трудом встает с кровати. Под босыми ногами скрипит дощатый пол.

Она дома. Но как она здесь оказалась? Мысли спутаны. Это сон или воспоминание?

— Соф! У тебя автобус через сорок минут! Давай вставай! — снова доносится голос.

Она продолжает разглядывать старый интерьер советского дачного домика, в котором прожила всю свою жизнь.


— Твою-то мать! — Никита хлопает ее ладонью по щекам. Те уже покраснели от нескончаемых попыток разбудить. Нулевая реакция. — Долго нам еще?

— Почти… Просто стараюсь ехать дворами… — отвечает Саша. Он максимально сконцентрирован на дороге.

Он действительно пытается вести машину по узким закоулкам дворов панельных многоэтажек, но иногда приходится выезжать на оживленные улицы. А на них — огромное количество бойцов нацгвардии и гражданских. Эта суматоха, с одной стороны, играет им на руку, но с другой — приносит огромное количество проблем.

Но Саша внезапно заулыбался: впереди наконец-то маячит финиш.

— Вот это место!

— Уже? — удивляется Никита.

Это окраина. Через несколько улиц проходит граница города.

Они уткнулись в ржавые металлические ворота. Необходимая железнодорожная станция, про которую говорила женщина по рации, находится прямо за ними.

Машина медленно подползает ближе. На первый взгляд, никого нет. Их никто не встречает. Это место куда спокойнее, чем соседние улицы.

Зашипела рация.

— Это вы? — спрашивает голос на том конце.

Выдержав паузу, Никита зажимает кнопку, чтобы ответить. Пальцы липнут из-за свежей крови.

— Да…

Ворота принялись медленно отодвигаться в стороны, и спустя секунду оттуда вынырнуло несколько вооруженных людей в форме нацгвардии.

На счастье, это оказались свои.

Все, кроме Соф, повыскакивали из салона: так им велели солдаты.

Доверия этим загадочным людям нет, однако беглецы слишком нуждаются в помощи.

— Нужен врач! — тут же кричит Саша.

И на их удивление им весьма заботливо пообещали его привести как можно скорее.

Несколько человек в форме вытащили Соф из салона, пока Саша в панике бегал вокруг.

Здесь оказалось большое количество сторонников. На территории станции куча машин, солдат, простых граждан.

Новые люди, такие же, как и они, продолжали прибывать. Многие ранены, напуганы, даже недоверчиво-агрессивны. Но местные пытаются помочь каждому. И это дружелюбие слегка подкупает.

— Никита! — Внезапно появляется женщина в гражданском. На вид около пятидесяти лет. На носу очки. Звонкий командный голос — тот самый, из рации. Она подходит к их группе, пока Соф укладывают на каталку уже подоспевшие медики. — Здравствуйте…

— Здрасьте… — с непониманием отзывается Никита.

— Меня зовут Марго. Я рада, что вы добрались… Позвольте вас проводить.

Ребята переглянулись. Кажется, Саша не собирается покидать раненую Соф ни на минуту.

— Ее отвезут в лазарет. Не волнуйтесь, вы увидитесь, как только это станет возможным, — заверяет женщина.

— Вы, конечно, простите, но я не собираюсь ее оставлять с малознакомыми людьми, — грубо отвечает Саша.

— Я тоже… — донесся писклявый голос Нат. Она вцепилась в руку лишившейся чувств девушки и вряд ли отпустит. Она никак не может прекратить хныкать, ведь буквально недавно пережила самый травмирующий момент в своей жизни.

— Ладно. Хорошо… — Их запрос удовлетворяют.

Женщина командует медикам пропустить их вместе.

Донесся хлопок. Неподалеку. Вся толпа оглянулась в сторону звука. Кажется, очень скоро сюда прибудут недоброжелатели.

— Это место выстоит? — слегка агрессивно спрашивает Никита.

— Нет… — честно отвечает женщина.

— Тогда каков дальнейший план⁈ — он продолжает напирать.

— За мной…

Наконец их ведут в сторону входных дверей старого железнодорожного вокзала в стиле советского монументализма. Он выглядит заброшенно. Потрескавшийся фасад, разбитые окна. Всё это не сулит ничего хорошего. Здесь некуда спрятаться огромному количеству напуганных людей. В таком здании вряд ли получится держать оборону, да и какой в этом вообще смысл, если они находятся в городе, над которым повис гребаный космический корабль.

Вояки распахивают перед незнакомкой скрипучую входную дверь. Глазами она указывает зайти внутрь, пропуская вперед.

И только когда они оказались под сводами станционного павильона, до всех доходит, почему было выбрано именно это место.

Никто не мог поверить своим глазам. Неужели у этих людей настолько большие возможности? Как им вообще удастся такое провернуть?

Ребята замерли, едва зашли внутрь. А женщина, прекрасно предугадав подобную реакцию, с наслаждением ухмыльнулась.

— За мной… — зазывает она рукой.

Перед ними — самый настоящий поезд.

— Да ладно… — шепчет Саша, приоткрыв рот.

Около десятка странных, громадных вагонов, которые намного выше, чем те, что доводится видеть обычно. Темный окрас, местами ржавые подтеки. Вагоны постепенно сужаются ближе к крыше. Они принадлежат национальной гвардии: на это указывают впечатляющая броня, более чем устрашающий вид и бесконечные логотипы Содружества.

Стоящий во главе состава локомотив резко зашипел, заскворчал, распугав находящихся рядом людей. Махина готова тронуться в любую минуту.

Неужели они покинут город прямо на этом?

На последнем вагоне, в конце станции, красной краской намалеван крест. Именно туда повезли Соф.

Никита остался с женщиной наедине. Спутникам пришлось разделиться.

Саша попытался сделать какой-то знак глазами, прежде чем затеряться. Никита лишь одобрительно кивнул, понятия не имея, в чем был смысл. Типа, «будь осторожнее»? Отсюда всё равно бежать некуда.

— Нам нужно торопиться, — говорит Марго.

— Да… да… — Никита успел потеряться от ситуации.

Его отдельно повели в другой вагон.

Любезно помогли забраться внутрь, без очереди. Ведь он, судя по всему, весьма важный для всех этих людей пассажир.

Внутри вагоны невероятно просторны, в сравнении с обычными. По обе стороны — закрытые двери, напоминающие купе.

Его заводят в самое последнее.

Это прямо-таки кабинет. Если не знать, что ты находишься в поезде, то так просто и не догадаешься.

— Садитесь, пожалуйста… — загадочная женщина указывает на мягкое кресло, а сама тут же устраивается возле скромного рабочего столика, сделанного из среза дуба. На нем — бумажки, книги и какая-то карта местности.

Никита неуверенно подчиняется.

— Не переживайте, ваша подруга в надежных руках. Наши врачи ей помогут, — вновь любезно успокаивает женщина.

— Кто вы? — Никита относится ко всему происходящему скептически. Этой даме он не доверяет абсолютно.

— Я одна из тех, кто работает с Андреем… И я понимаю, вы слегка растеряны. Но еще раз попрошу довериться: вы в безопасности…

Эти любезности Никите абсолютно ни к чему. О какой безопасности она говорит, если здесь всё очень скоро окажется захваченным нацгвардией?

Внезапно появившийся поезд действительно обнадежил. Вот только он пока не тронулся и уж тем более не покинул город.

Этим людям нет доверия. Ведь человек, которого она упомянула, умудрился подпортить репутацию сопротивления в самые кротчайшие сроки.

— Однако Андрея здесь нет… — буркнул Никита.

— Это верно. — Марго замечает пренебрежительное отношение к себе. Но продолжает любезничать. — Я как раз хотела бы поговорить об этом…

— Знаете, я весьма удивлен… — Никита решил резко свернуть с темы, лживо похвалить. Улыбаясь, он оглянулся. — Целый поезд!

— Понимаю. Наши возможности иногда впечатляют. — Женщина не подмечает подвоха. — Однако я не хочу вас обнадеживать. Данный перфоманс отнял огромное количество ресурсов. И, скорее всего, на ближайшее время он будет последним…

— Логично…

— Но самое главное — что вам удалось спастись…

От фразы непроизвольно закатываются глаза. Почему-то сказанное кажется совершенно неискренним.

Тем не менее он довольно безэмоционально, не подавая виду, продолжил:

— Ну вот он я. И что вы собираетесь делать дальше?

— Не посчитайте меня наглой, но мне бы хотелось кое-что выяснить. Это очень важно…

Вопросы. Опять. Чего он может знать такого важного? У нее явно информации намного больше. Да и, в конце концов, всё, что он знал, уже было озвучено ранее.

Но, кажется, пришло время поторговаться. Если от него в очередной раз что-то требуют, надо тоже потребовать что-нибудь взамен. Хватит безвозмездности.

— У меня есть несколько условий… — решается Никита.

— И какие? — Женщина всерьез достала ручку.

— Мои друзья должны быть в безопасности. Пообещайте, что вы их не будете трогать.

— Никита, — собеседница почему-то улыбнулась, — мы не собираемся никого трогать…

Он перебивает:

— Пообещайте мне… — Как будто подобная просьба поможет остановить злые помыслы этой женщины, если таковые есть. Но всё же хочется услышать именно обещание. Может, слова еще чего-то стоят?

— Я обещаю, — последовал уверенный ответ.

Конечно, легче не стало. Но это хоть что-то.

Предчувствуя рутинный допрос, захотелось покурить. Как давно ты держал сигарету в зубах? Вот и еще один пункт.

— У вас не будет сигаретки?

Эта просьба удивила женщину. Однако она немедля достала пачку из своего стола. Ментоловые. Никита такие любит.

— Спасибо…

Она предложила забрать всю пачку, но он отмахнулся.

Щелк. Пламя зажигалки подносится к кончику сигареты.

Горький, слегка мятный дым наполнил легкие. Никотин тут же распространился по крови, заставив мышцы тела расслабиться. Дрожа, он выдыхает.

— Вам пришлось через многое пройти, — решает продолжить женщина. — И я бы хотела задать несколько вопросов…

Никита раздраженно хмурится.

— Я понимаю… Будет тяжело вспоминать произошедшее. Но что вы там увидели? В самом центре?

Ага, вот что интересует ее в первую очередь… Есть ли у него ответ на этот вопрос?

Имеет ли он сам понятие о том, что именно увидел?

— Хм… — Никита наигранно изображает вдумчивость, взявшись за подбородок. — Даже не знаю, с чего начать.

Ему хочется поставить эту Марго (если это ее настоящее имя) на место. Его раздражает спокойствие собеседницы. Нервирует это очередное тесное помещение, в которое он попал, по сути, не по своей воле. Бесит гребаная неизвестность. Чего она от него хочет? Эксклюзивной информации о враге? Для какой цели?

— Может, стоит начать с огромного количества солдат и техники? Возможно, вас заинтересует план здания, в котором мы находились? Неисчислимое количество сборочных цехов? Эксперименты на живых кусках плоти, которые когда-то были людьми? Что конкретно?

— Никита… Я понимаю…

— Что вы понимаете? Можете пояснить? А то я вообще не вдупляю. Мне постоянно пытаются что-то объяснить люди, которые по каким-то причинам думают, будто прекрасно понимают, что происходит. Вот только это не так! — Он завелся. Грубо потушил окурок о стол, повышая голос после каждого нового слова. — Зачем мне с вами сотрудничать? Почему я вообще должен сидеть здесь и что-то в тысячный раз рассказывать?

— Потому что нас объединяет одна вещь…

— «…Мы оба ненавидим прибывших». Я уже слышал эту фразу, — перехватывает Никита. — Только какой в том прок? Это конец. Выйдите на улицу и взгляните в небо. Там вы увидите самый настоящий, мать вашу, инопланетный корабль. Прямо над городом! Что конкретно я вам могу такого рассказать, чтобы помочь от него избавиться? Какой очередной «гениальный» план вы придумали?

Марго смотрит на него как на маленького мальчика, затеявшего скандал в торговом центре из-за отказа купить игрушечную машинку. Конечно, она прекрасно осознает причины его недовольства. Но они кажутся ей крайне наивными.

— Никита… — спокойно продолжает женщина. Она не намерена скандалить. — Это правда. У вас нет ни одной причины доверять нам.

Такое откровение льстит. Никита резко ощутил собственное превосходство.

— И да, мы сейчас не в самой выигрышной позиции. Однако есть несколько фактов, которые всё же имеют огромное значение. Факт, что этот поезд существует. Факт, что мы сейчас беседуем о том, за что, по идее, нам давно должны были срубить головы. Факт, что план Андрея всё же сработал. Мы живы. И прямо сейчас, на этом самом поезде, покинем город.

В подтверждение ее слов, будто назло, поезд тронулся. Именно в этот конкретный момент.

Никита раздраженно цыкает, скрестив руки на груди.

— И где же этот Андрей, которого вы так нахваливаете? Чем по итогу обернулся его «план»? — Последнее слово он демонстративно обозначил пальцами, изображая кавычки.

— Да, шансы были невелики. Но, по крайней мере, у него хватило мужества и ума зайти настолько далеко…

Стоит признать, аргумент. Никита постоянно рефлексирует на тему собственного мужества. У него бы вряд ли его хватило, чтобы организовать хотя бы малую часть того, что сделал Андрей.

— И вы, кажется, забываете, насколько связаны с происходящим вокруг… — Женщина выдержала слегка угрожающую паузу. Теперь выражение ее лица как никогда серьезное. — 126-й рейс из Вашингтона…

Никита вздрогнул. Такую смену темы предугадать было невозможно. Его подловили неожиданностью. Ответить пока нечем. Он лишь выпучил глаза.

Оля. Он вспомнил про нее. Вспомнил, что она погибла. И именно по его вине.

Твоя прокуренная квартира. Вы сидите на диване в гостиной и распиваете дешевый виски. Она рассказывает о недавно найденном квазаре в области созвездия Живописец. Это последние моменты, когда ты ее видел.

— Вы пытаетесь забыть, — продолжает давить Марго. — Потому что ощущаете бессилие. Думаете, что ничего поменять нельзя. Однако на том рейсе, на котором погибло немалое количество знакомых вам людей, должен был быть и Андрей. Но он смог избавиться от влияния прибывшего до того, как катастрофа случилась…

— Неожиданно… — бубнит Никита. — Он не говорил мне об этом…

— Его действия иногда словно не имеют смысла. Но поверьте, скорее всего, в этом и есть смысл…

Интересно. Не совсем логично, правда. Однако прибывший всегда старается руководствоваться последовательностью. Но если ты действуешь против здравого смысла, то это действительно может сработать в борьбе с ним. На это она намекает?

Никита задумался.

Она давит на эмоции. И в первую очередь — на ненависть. И у нее очень хорошо получается.

Никита ненавидит прибывшего. Ненавидит его за разрушенную жизнь.

Хотя можно ли называть это жизнью? Чем ты вообще занимался до прибытия? Кем ты был?

Он вспомнил, с чего всё началось. Вспомнил самый первый день. Вспомнил, как аппаратура жалобно заревела, когда они добрались до того памятного участка неба.

Он прокручивает воспоминания о том дне снова и снова. Есть одна деталь, которую он долгое время не хотел замечать. Может, стоит сказать о ней? Прямо сейчас?

— Знаете… Когда всё случилось…

Внутри что-то щелкнуло. Он старался как можно реже вспоминать тот день. И уж тем более говорить о нем вслух.

— Я всегда составлял план наблюдений на ближайший месяц. Данные о наблюдаемых участках неба. И знаете, я весьма дотошный человек…

Внимание женщины было захвачено моментально. Она жадно на него смотрит. Именно подобных откровений она и добивалась.

— Каждый гребаный раз я распечатывал план, вкладывал его в желтую пластиковую папку и оставлял на общем столе нашего офиса в специальном контейнере. И суть в том, что я всегда покупал папки конкретной фирмы и именно того самого, ярко-желтого цвета. Нужны были действительно качественные папки, ведь у моей ассистентки Марины постоянно всё валилось из рук. Любая другая папка рассыпалась у нее за каких-то пару секунд. Я не знаю, как она это делала… В одно и то же время она забирала папку и относила к остальным ребятам, после чего я эти документы уже никогда не видел. Их отправляли в архив, наверное. Но именно в тот день Марина опоздала на работу. И так случилось, что мы встретились на лестнице, когда я спускался в сторону столовой. И именно тогда я увидел то, чего не ожидал увидеть.

Никита потянулся за пачкой сигарет, что остались лежать на столе. Достал одну, запихнул в рот.

— Что вы увидели? — спрашивает Марго.

Он закурил.

— То, как она собирала с пола рассыпанные листки с планом.

— И что? — женщина не совсем понимает смысл.

— А то, что папка была другой. Да, она была того же цвета. Выглядела похожей. Но лишь внешне.

Он глубоко затянулся, зажмурившись.

— Я тогда не придал этому значения. Скажу больше: только после всего произошедшего я достал у себя из башки это воспоминание. Из-за своего дерьмового характера я тогда прошмыгнул мимо, не пытаясь помочь. Но если бы помог, смог бы убедиться в том, что папка была наверняка другого производителя…

— Вы думаете, прибывший подсунул другой план наблюдений, чтобы вы наткнулись на сигнал в небе?

— Возможно… Я не утверждаю. Вдруг это было самым простым совпадением? Мы никогда не узнаем. Однако если это действительно так, то мы можем заключить кое-что очень важное…

— Что?

— Прибывший упустил деталь. Мелочь. Да, на нее всё равно тогда не обратили внимание. Но это значит, что он способен что-то упустить. Ошибиться. Недооценить…

— Что же… Я очень благодарна за это откровение, — Марго сложила руки на столе. Странно, что этот рассказ ее не особо вдохновил. — Но вот что меня интересует в первую очередь. Мне не совсем важно, кому вы сейчас верите — мне или Андрею. И верите ли в успех сопротивления. Как вы сами говорите, у прибывшего есть вполне реальные слабые места. Мне важно знать: готовы ли вы, лично вы, пойти на всё, чтобы остановить его?

Провокационный вопрос. Но очень важный. Ведь, судя по всему, там, куда они сейчас направляются, нет места сомнению. И каким бы значимым человеком ни был Никита, даже ему необходимо определиться.

Готов ли он? Прибывший уничтожил всю твою жизнь. Он отнял то, чего ты так желал.

Когда твоя жизнь принадлежала только тебе, на что она была похожа? Лишь на жалкое, серое подобие настоящей жизни. А теперь?

Кем ты себя считаешь?

Но прибывший влез не только в твою жизнь.

Он уничтожил жизни миллионов. Вот что действительно важно.

Поэтому стоит ответить честно.

— Я…


Эту комнату она видела слишком давно. По ощущениям, прошли целые годы. Где она пропадала всё это время? Что же это был за сон такой, который так наглухо заставил призадуматься? Она точно должна быть здесь?

Она медленно шагает в сторону кухни.

Запах жареного сладковатого теста всё отчетливее. От него заурчал живот. Как же хочется есть.

Бабушка мастерски выливает жидкое тесто на раскаленную чугунную сковороду эпохи царской России. Настоящий антиквариат, по сей день используемый по своему прямому назначению.

— Вчера, наверное, опять допоздна не ложилась… — ворчит бабушка, не поворачиваясь. — Давай садись…

Соф слушается.

— Ты собрала вещи?

Вещи? Вспомнить бы, для чего они нужны. Мысли путаются.

— Я только что звонила Ане. Они тебя ждут…

Точно. Тебе же сегодня ехать в соседний поселок. Попытка подработать няней. Как о таком можно было забыть? Ты всю ночь не могла уснуть как раз из-за этого.

С детьми ты ладишь так себе. А тут нужно будет провести немалое количество времени с совершенно незнакомым отпрыском. И как ты на это согласилась? Очередная попытка покинуть богом забытое место у самого края области. Чтобы обосноваться в другом забытом богом месте…

— Волнуешься небось? — читает мысли бабушка.

— Не особо… — Это неправда.

— У них хорошая девочка, я не раз ее видела. Поверь, она не будет доставлять тебе проблем.

Бабушка заботливо ставит тарелку с первой партией пышущих жаром блинов.

Соф жадно набрасывается на аппетитное блюдо.

Хватает первый блин. Пальцы жжет, горячо, однако она слишком голодна, чтобы ждать, пока остынет.

Она складывает блин, словно лист бумаги, макает в миску с жидкой сметаной.

Откусывает.

С наслаждением прожевывает.

Глотает.

Снова откусывает.

Жует.

До чего же приятно!..

— Чаю хоть глотни! — Бабушка торопливо моет сковороду.

Точно. Чай.

Соф хлещет ароматный черный напиток. Тепло постепенно спускается вниз.

Боже, до чего же приятно!..

— Ну, мне пора. — Бабушка уже собрана и готова покинуть дом. Ей нужно выйти пораньше, чтобы успеть на поезд. — Не забудь закрыть все двери и окна. Меня не будет несколько дней, как-никак…

Соф едва успела прожевать, чтобы суметь что-то произнести. Ей срочно нужно кое о чем спросить.

— Ба, подожди… — Из набитого рта выпало несколько крошек.

— Что такое?

— А когда я была маленькой… Я была проблемным ребенком?

Неожиданный вопрос. Хотя ясны причины, по которым она его задала. Соф действительно очень сильно волнуется перед поездкой.

— Ну, как сказать… — бабушка вдумчиво прищурилась. — Ты любила поскандалить. Могла обидеться из-за любой мелочи. Плохо ладила со сверстниками… В общем, та еще была заноза… — Последнюю фразу она произнесла с улыбкой, любя.

— Да? — Соф немного расстроилась. Хотя какое отношение это имеет к ребенку, за которым ей предстоит присматривать? — А что ты делала, чтобы меня успокоить, например?

— Ну, чаще всего покупала какую-нибудь безделушку. Ты любила всякие странные вещи. Сама, что ли, не помнишь?

Помнит. Просто до недавнего времени об этом особо не задумывалась. И как ей эта информация должна помочь?

В общем, действовать придется по ситуации.

— Ладно… Надеюсь, всё будет нормально… — бубнит Соф, запихивая в рот очередной блин.

— Конечно, всё у тебя получится! — улыбается бабушка. — Я буду на связи. Если что, подскажу… А там уже через неделю увидимся.

Эти слова утешили. Накручивать себя из-за такой не особо трудной задачи — немного странно для взрослой девушки. Однако эти переживания вызваны чем-то другим.

В груди засела тягучая тревога. Она слегка покалывает, когда лишний раз задумаешься. Но конкретные ее причины не ясны.

Бабушка снова улыбнулась и торопливо покинула дом.

Соф провожает ее взглядом. Женщина быстрой походкой всё отдаляется.

«Интересно, какая из тебя получится няня?» — бормочет про себя девушка.


Легкая тошнота. Но в животе пусто.

Веки медленно приподнимаются.

Она водит глазами.

Какие-то странные ощущения. По неизвестной причине ей хорошо. Даже слишком. Но не в моральном плане, а скорее в физическом. Ничего не вызывает какого-либо дискомфорта или боли. Лежать на спине невероятно удобно.

Кажется, что кровать, на которой она сейчас лежит, изготовлена лучшими итальянскими ремесленниками, а матрас набит мягчайшим в мире гусиным пухом. От такого комфорта мурашки по коже. Хочется утонуть в этой постели.

Соф пытается понять, где находится. Ощущается легкая вибрация. Ее потряхивает из стороны в сторону.

А вот, скорее всего, и причина нынешнего состояния.

К правой руке прикреплена трубка. Она ведет к держателю инфузионных флаконов. На нем покачивается пакет с прозрачной жидкостью.

Соф медленно приподнимается.

Она внутри маленькой комнаты. Или типа того…

Лежит она, оказывается, не на просторной кровати, как казалось, а на узкой койке, прикрепленной к стенке, почти вровень с полом. Слева небольшой раскладной столик и еще одна такая же койка. Сверху еще два спальных места.

Это очень похоже на купе поезда.

Как она здесь оказалась? Что происходит? Где все остальные? В этой комнатушке она, кажется, совершенно одна.

Вполне предсказуемая паника.

Соф скидывает с себя одеяло, пытается встать. Тут же подступает головокружение. Пришлось ухватиться за верхнюю полку, чтобы не грохнуться на пол.

Чертова трубка на руке мешает и раздражающе бултыхается в разные стороны. Не задумываясь о каких-либо последствиях, она в ярости срывает ее с себя. Брызги крови пачкают белоснежную больничную одежду.

Раненая нога туго забинтована. Она слегка затекла и ноет.

На голове тоже что-то понамотано. Соф щупает. Ну да, и тут бинты…

Под ногами ледяной металлический пол.

Она вновь оглядывается.

На соседней койке все-таки кто-то есть.

Соф аккуратно подходит ближе, наклоняется.

Это Нат. Девочка лежит на боку и сопит носом. Кажется, спит.

Облегчение. Глубокий выдох.

Но до сих пор неясно, где она находится. Точнее, ей хочется убедиться наверняка. Окон здесь нет. И тем не менее, судя по всем признакам — тряске, вибрации, стуку железных колес под ногами, — это действительно вагон поезда. Это не галлюцинация, вызванная всякими медикаментами, которые сейчас циркулируют в ее организме вместе с кровью. Всё слишком реально.

Дверь.

Соф медленно подходит к ней.

Поворачивает ручку.

Не заперто.

Стараясь не издавать громких звуков, чтобы не разбудить ребенка, она медленно отодвигает дверь влево.

А за ней — коридор в обе стороны. Но, к сожалению, окон всё так же нет. Прямо напротив — такая же дверца, в соседнее купе. Вокруг — никого.

Пытаясь удержать равновесие, похрамывая, Соф направилась в случайную сторону. Все двери закрыты, но слышно, что за ними явно кто-то есть. Становится ясно: вагон полон людей. Из каждого купе гундят приглушенные голоса.

Конец вагона.

Снова дверь, с прозрачным окошком. Через него видно стоящего человека. Он замер, покачиваясь в такт движению поезда, в поднятой руке зажата дымящаяся сигарета. Он не торопится затягиваться. Лишь смотрит куда-то вперед. И, кажется, именно в окно, которое так рьяно ищет Соф.

Она решается войти.

Здесь трясет сильнее всего. Под полом свистят железные колеса.

Человек реагирует на ее появление не сразу, но очень импульсивно.

— Соф! — вздрагивает он при виде ее измученной физиономии.

Это Саша.

— Что ты здесь делаешь? Тебе нужно лежать в кровати!

— Мне не чудится? — Соф не обращает на его взволнованность никакого внимания. Она с трудом произносит слова. Язык совсем не слушается. Такое ощущение, что в ней сейчас около литра водки.

— Нет. Мы уже покинули город…

— Вау… — шепчет Соф.

Не верится. Неужели им действительно это удалось?

Окно. Соф медленно подходит к нему.

Завороженно смотрит.

Мимо проносятся электрические столбы.

Она и вправду находится в поезде. В самом настоящем.

Вдаль простираются поля спелого хлеба. Солнце уже заходит за горизонт.

Здесь ничего не изменилось. Всё как и прежде. До прибытия этих чертовых ублюдков.

Нет военной техники, нет пропагандистских лозунгов, нет обезличенных и грубых солдат. Природа осталась нетронутой. По крайней мере, пока.

— А где Никита?

— Разговаривает с главной. Уже долго… — Саша глубоко затянулся. Видно, как его руки дрожат.

В нем явно что-то поменялось, хоть он и пытается прикинуться, что всё в норме. Соф не собирается даже спрашивать о его самочувствии. В подобной ситуации этим станет интересоваться только идиот.

— И сколько нам ехать? — В ее распухшем мозгу возник только этот вопрос.

— Я ничего не знаю… Но мы в пути уже около трех часов…

Неловкое молчание оборвал стук. Оба вздрогнули.

В дверь кто-то еле слышно долбит. Через окошко никого не видно…

Саша настороженно приоткрывает. И сразу же — взволнованный голос:

— Соф!

К ним запрыгивает Нат.

Она подбегает к девушке, но не решается обнимать, заметив кровавые бинты на больной ноге.

— Ты проснулась! — Девочка рада, но ее эмоции явно сделались намного тише, чем раньше. Однако на секунду она даже улыбнулась.

— Да… — осторожно отвечает Соф. Она еще не до конца вернулась в реальность. И только сейчас вспомнила, что буквально пару часов назад с этой девочкой произошло нечто ужасное.

Два взрослых человека понятия не имеют, как себя вести перед этим ребенком. Ведь именно у Саши и Соф была общая омерзительная тайна. С самого начала они знали то, о чем этой девочке довелось услышать лишь сейчас.

— Я рада, что с тобой всё в порядке… — продолжает Нат. — Почти… — добавляет, вновь бросив взгляд на бинты.

— Да. Всё нормально… — опять бубнит Соф. Гребаные медикаменты вяжут во рту.

Неожиданно открывается другая дверь, ведущая в соседний вагон.

— Вот вы где… — Запыхавшийся Никита.

В тамбуре вмиг стало очень людно.

— Ну, как всё прошло? — тут же взволнованно спрашивает Саша.

— Нормально… Можете расслабиться. — Никита до сих пор пытается отдышаться. Видимо, до этого вагона он добирался через весь поезд. — Соф, ты как?

— Сносно… А ты?

Он взглянул на свои ноги. Одна из них тоже перемотана белоснежными бинтами в районе лодыжки. Ботинок на нее уже не налезал, поэтому ему выдали шлепанцы.

— Ничего серьезного. Пуля пролетела насквозь. Повезло. — На самом деле он уже успел несколько раз позабыть о своем ранении.

— Известно о том, куда мы едем? — Соф это интересует в первую очередь. И не только ее.

— Не знаю. Но пообещали, что там будет безопасно… Ехать нам около двух суток.

От удивления у всех непроизвольно расширились глаза.

— Но шел я сюда не только для этого. Мне пообещали, что нас покормят. За мной, короче… — Он развернулся спиной и, зазывая, направился в следующий вагон, из которого и вышел. Остальные неуверенно пошли следом.


Посуда гремит, когда состав входит в очередной резкий поворот. В этом вагоне стоит особенная атмосфера. Ведь это самый настоящий вагон-ресторан.

Удивительно, что в военном составе национальной гвардии есть такой вагон. Скорее всего, он был предназначен для элитных военнослужащих высоких званий. Им негоже трапезничать с простыми солдатами. Но теперь ресторан используется сопротивлением по своему усмотрению.

Ребята уселись на свободные места, как им и было предложено.

Повторяющиеся удары колес под полом нагоняют знакомые ощущения. Воспоминания из детства и юности.

Соф часто ездила с бабушкой в соседние города, когда была мелкой и ее не с кем было оставить. Она хорошо запомнила те поездки на электричке.

Деревянные скамейки, от которых потом ноет зад. Случайные попутчики, которые кажутся такими дружелюбными. Жадно откусанный батон хлеба. Прохладный глоток молока.

Саше вспомнились времена со службы. Долгие восемь дней, что ему пришлось провести в тесном вагоне со своими сослуживцами. Дорога до части была неблизкой — казалось, они едут в самое сердце суровой тайги. А потом те случайные люди стали лучшими друзьями. И даже больше, чем друзьями.

У Никиты возникли ассоциации с рабочими поездками. Он часто ездил по стране в командировки. На форумы, встречи, лекции. Жизнь ему тогда казалась скучной. Он не мог выбраться из нескончаемого унылого болота.

Это не совсем добрые воспоминания. Однако даже они вызывают чувство ностальгии.

Еду принесли уже через пару минут. Понятное дело, им не дали ознакомиться с местным меню, так как его попросту нет. Всем пассажирам подали одно и то же. А именно: наваристый свекольный борщ с говядиной и картофельное пюре с парой сосисок. Накормить такое количество людей — та еще задача. Для большинства еду приносили прямо в купе, так как мест в ресторане — хорошо если на двадцать человек. Но Никите и его людям предложили свободный столик в этом вполне уютном вагоне. Как особенным пассажирам.

Ребята жадно набросились на еду. Когда они в последний раз вообще что-то ели?

Когда ты принимаешь пищу, мозг словно переходит в особый режим. А если ты еще и очень голоден — нет ничего важнее в этом мире, кроме наполненной тарелки перед тобой.

Ты уматываешь одну ложку за другой. На это время ты словно отключаешься, выпадаешь из реальности. Сейчас тобой управляет лишь элементарный инстинкт. Это длится до тех пор, пока тарелки не опорожнятся или пока в желудке есть свободное место.

Однако, кажется, кто-то из них хочет что-то спросить. Что-то очень важное. Касаемо недавних событий.

Он пытается решиться. Начать эту мучительную и травмирующую тему. Ведь ее однозначно нужно обсудить. Нельзя притворяться, будто ничего не произошло.

Он оглядывается. Но товарищи лишь едят, опустив глаза. Они не хотят думать ни о чем другом, кроме как о своей тарелке парящего, наваристого борща.

— Вкусно… — бормочет Нат, стуча молочными зубами о ложку.

Это единственная произнесенная фраза за всё время, что они в вагоне.

Может, и действительно не стоит? Так хочется просто поесть.

Жирный, горячий бульон медленно спускается к желудку. От него так тепло и приятно.

Солнце уже давно село, поэтому в окне ты увидишь только собственное отражение, словно в зеркале. Виной тому яркие светильники на потолке.

Но оно и хорошо. Пусть всё происходящее снаружи прячется во тьме и не отвлекает от главного. От еды.

Ложка за ложкой. Сил в тебе всё больше.

Вагон полощет из стороны в сторону. Впереди долгий прямой участок. Здесь поезд набрал максимальную скорость.

Туда-сюда. Эти покачивания убаюкивают.

Длинный, многотонный состав несется что есть сил. Он пробирается вглубь темного лесного массива. Невозмутимо и бесстрашно.

Он отдаляется от города. Проносится мимо опустелых сельских поселений. Не останавливаясь на полуразрушенных платформах.

Всё дальше и дальше. Прямиком в неизвестность.



[ Waiting Around to Die — The Be Good Tanyas ]

Загрузка...