Глава 9

— Вы, Феликс, чуть было не испортили всё.

Агата Грейс была вне себя. Бешенство бурлило внутри неё свирепым зверем, готовым вырваться наружу и вцепиться в горло собеседнику, но, ни единым мускулом на лице, ни одной фальшивой ноткой в мягком низком голосе, ни малейшей искоркой серых с поволокой глаз она не выдавала своего состояния.

Большой седой мужчина лет пятидесяти пяти, спортивного телосложения, с военной осанкой и с красным лицом гипертоника молчаливо стоял перед ней, опустив голову как нашкодивший ребёнок.

— Отмалчиваетесь? — процедила Агата. — Ну да, известная тактика.

— Он же всё равно у нас, Агата, — пробурчал мужчина.

— Но не в таком виде, Феликс, он должен был быть у нас? И не на больничной койке, а в моём кабинете и при иных обстоятельствах.

Раздражение в её голосе нарастало с каждой фразой. С большим трудом ей удавалось не сорваться на крик. Краснолицый, тот, кого она называла Феликсом, чувствовал возрастающее напряжение, и от этого внешне сдержанного тона ему становилось ещё более дискомфортно.

«Уж лучше бы она орала — думал он. — Было бы легче. Но Железная Агата как всегда, железная».

— Для всех, понимаете, для всех остальных он должен был умереть, но только не для нас. Не для меня. А вы чуть не убили его, Феликс! Чуть не лишили его жизни по-настоящему, вы понимаете это?

Будто лава, поднимающаяся из недр дышащего огнём вулкана, так крик бурлил и искал выхода из её груди.

— Времени не было, — сказал Феликс хорошо поставленным баритоном, — за ним охотились не только мы. Я принял решение инсценировать смерть и нейтрализовать других игроков, а со встроенным чипом он всё равно никуда бы от нас не делся.

— С чипом? — переспросила она. — Он был в квартире все это время.

— Кто знал, что он обнулит чип, а для скана необходимо время…

— Феликс! Молчать! — Агата Грейс молниеносно вскочила с кресла, быстрым уверенным шагом направилась к нему и с размаху звонко хлестнула ладонью по его щеке:

— Разве я спрашивала про время?! Разве я это спросила?!

«Наконец-то» — Феликс облегченно выдохнул.

Она стояла перед ним вплотную, вытянувшись струной, сжав до боли кулаки, такая же раскрасневшаяся, как и его налитая кровью щека, и дышала ему прямо в грудь горячим прерывистым дыханием.

— Вы чуть не провалили всю операцию! Этот парень — наша единственная зацепка. Наконец-то, после стольких лет поисков один из них раскрыл себя. Наконец-то к «иным» появилась хоть какая-то тоненькая ниточка. А вы эту ниточку в огонь!

Индивидуальный чип Марка со стёртыми его личными данными лежал у Феликса в кармане пальто, но сейчас ему совсем не хотелось оправдываться перед ней. Какая разница, кто виноват, важен результат, а он двоякий. Ему искренне хотелось её успокоить, сказать, что он всё исправит, что сделает всё возможное и невозможное.

— Сейчас парень под контролем… — выдавил он из себя.

— Феликс, пожалуйста, молчите, — еле слышно перебила она, — помолчите, пожалуйста, так будет лучше.

Агата повернулась спиной, и он понял, буря стала стихать. Он давно и очень хорошо знал «хозяйку». Знал, что им обоим не нужны слова, чтобы понимать друг друга. Знал, что она всегда будет считать его своей «правой рукой» и никогда, и ни при каких обстоятельствах не отрубит эту руку. Знал, что и она это знает. Что если кому ей и можно доверять в этом изменчивом мире, только ему, полковнику Феликсу Арестовскому.

Они познакомились давно, в конце войны, в годы «чисток». Агата была тогда совсем юным инструктором Управления Безопасности по работе с молодежью, а он бывшим демобилизованным разведчиком особого карательного рейдерского батальона, только-только пришедшим по разнарядке в шестой отдел контрразведки УБ. С тех пор настырная, шагающая по головам сослуживцев, подчиненных и начальства, и потому быстро сделавшая головокружительную карьеру Агата всё время держала Феликса, точно сторожевого пса подле себя. И он верой и правдой оправдывал её доверие. Агата Грейс обладала уникальным даром подбирать в команду самых верных ей людей. Два главных правила усвоила она в самом начале службы в Управлении: «Кадры решают всё» и «Незаменимых людей нет». Оба эти правила не подводили её никогда.

Сев в большое кожаное кресло, она упёрла локти в стол и скрестила пальцы рук.

— Значит так, — её голос сделался одновременно мягким и властным, — из больницы забрать, как только это станет возможным. Ограничить все контакты — это и так понятно. До конца «прокачать» легенду о самоубийстве или о несчастном случае, на ваше усмотрение. Мне докладывать обо всем немедленно. Повторяю, не просто сразу, а немедленно. Держи лично под своим контролем. Феликс, отвечаешь головой.

— Понял, Агата. Всё понял.

— Ты не можешь всего понять. Я сама до конца не понимаю, насколько это сложное дело. Но поверь, такого дела у нас с тобой ещё не было.

Она взяла коннектофон и набрала нужный номер. В трубке ответили.

— Отправляю к вам полковника Аристовского, — сказала она. — Он должен знать всё без исключения, вплоть до мельчайших подробностей. Спасибо.

Когда Феликс ушёл, по-кошачьи бесшумно прикрыв за собой дверь, Агата долго сидела, не шевелясь, приковав пустой взгляд к старинному канцелярскому прибору в виде морских раковин с золоченой гравировкой: «Лучшему сотруднику». Она любила старые вещи, сейчас такие уже не делали. Её кабинет, выполненный в староанглийском стиле, дышал одновременно прагматизмом, роскошью и материализмом. Он был скорее похож на музей эклектики второй половины XIX века, чем на рабочий кабинет Председателя Управления Безопасности СОТ.

Агата встала, упёрлась руками о массивную столешницу рабочего стола, и так держась за неё, принялась растягивать затёкшую от напряжения шею, медленно наклоняя голову вперед-назад, из стороны в сторону. Сказывалась усталость, последние сутки она вся была на нервах. Она понимала — положение не такое уж мрачное, как пыталась она представить Феликсу. Да, именно пыталась представить, намеренно сгущая краски. На самом деле всё шло, хоть и с некоторыми нестыковками — куда без них — но всё-таки по её намеченному плану. Сейчас парень находится под наблюдением, и все, включая маразматиков из Совета и остальных проги, уверены в его гибели. Теперь главное, чтобы он вывел её на пришельца, чем она и займётся в ближайшее время. Сейчас же надо расслабиться и отдохнуть.

Агата сняла туфли и босиком прошла вдоль кабинета, в угол, к маленькой двери за бархатной шторкой. По пути расстегнула жакет и неспешно сбросила его на пол. Туда же упали юбка и белая шёлковая блузка. Оставшись в нижнем белье, она подошла к дверце, открыла и вошла.

В центре овальной залы чернел круглый бассейн, и холодный тусклый свет, пробивающийся сквозь затянутый тучами стеклянный купол, тонул в его тёмной воде. Агата Грейс встала на носочки и потянулась руками вверх, к дождливому небу, нависшему над прозрачным потолком. Затем сняла оставшееся бельё, обнажив идеальную для её возраста фигуру, и вошла в мрачную безмятежность.

Искупавшись, спустя время она лежала в шезлонге, да так и уснула, разметав мокрые волосы по его бамбуковой спинке. Легкая туника, деревянные сандалии, блаженное дыхание полуоткрытых губ. «Fais ce que dois, advienne, que pourra» — большие готические буквы синели татуировкой на её правом плече — слова римского императора Марка Аврелия, ставшие на долгие годы её девизом. Тату было сделано давно, в активе молодежной организации «Смена», в которую Агата вступила в одиннадцать лет. Актив «Смены» стал началом её новой взрослой жизни.

«Делай, что должно, и будь, что будет» — напутствовал Марк Аврелий, и именно так старалась жить Агата Грейс. Стоицизм императора-философа и его логика вдохновляли её. В сущности, она сама была таким стоиком, презирающим окружающую тщеславную чопорность, беспредельное самолюбование и неограниченный цинизм правящих проги. Могучая Империя Прогрессоров, казалось, созданная на века, с недавних пор стала попахивать гнильцой и Агата как никто ощущала этот запах. Так пахнут сытость и лень, прелюбодеяние и измены, чревоугодие и тупое безразличие. Власть не должна так пахнуть, иначе она перестанет быть властью. Агата была уверена, лишь стоики вправе управлять миром людей.

Истинный правитель должен обладать тремя качествами. Первое, душевным покоем и пониманием, что есть то, чего никогда не изменить. Второе, мужеством чтобы изменить то, что изменить всё же возможно. И третье, мудростью, чтобы всегда отличать одно от другого. Таким стоиком была Агата Грейс.

Лишь в одном не соглашалась она со своим древнеримским наставником. Не может Закон быть единым для всех, и для рабов и для господ. Не может правитель «уважать более всего свободу управляемых». В этом Марк Аврелий заблуждался. Агата Грейс была уверенна — у «управляемых» не может быть свободы, как не может быть её у снега, сковавшего вершину скалы, поскольку если солнце, подтопив снег, даст ему свободу, то несущаяся к подножию горы лавина сметёт всё на своем пути. Холод всегда должен быть крепче солнца.

* * *

— Когда-то их называли медиумами, колдунами, магами… — прислонив указательный палец к голографическому монитору, худощавый зетовец пролистывал страницы электронного архива. Зелёные буквы стремительно неслись по экрану. Снизу вверх — фамилии, имена, даты…

Они находились в маленькой полутёмной комнатке, стены которой были завешаны плакатами со схемами и графиками.

— В этом списке есть «иные»? — уточнил Феликс.

— Нет. Только земляне. «Розетки». — Зетовец говорил скороговоркой, жестикулируя невпопад и съедая окончания фраз. — Это полная оцифрованная база за последнюю сотню лет. Раньше, увы, никто не занимался исследованиями на таком профессиональном уровне. Всё началось чуть больше века назад, незадолго до Второй Мировой, когда спецслужбы тогдашних сверхдержав стали интересоваться паранормальными явлениями. Четверть этого списка — 1045–1995 годы. История показывает, что «иные» выходят на контакт либо сразу после глобальных катаклизмов, либо непосредственно перед ними.

— Откуда они берутся? Почему именно они? Другие не подходят?

Зетовец поправил очки, нелепо торчащие на длинном крючковатом носу, и развёл руками:

— Мы пока мало, что знаем. Между «розетками» совершенно ничего общего. Закономерности в отборе нет. Все кардинально отличаются друг от друга. Выходит, что подходящих «иные» селектируют по каким-то одним им известным признакам.

— Госпожа Грейс утверждает, что этот пришелец — первый из «иных», раскрывший себя.

— Это не совсем так, — возразил зетовец. — «Иные» и раньше открывались людям, но этот случай — первый за последние два десятка лет. Хотя, несомненно, пришельцы стараются влиять на наше общество исключительно через посредников.

— Стараются влиять?

— Их цели нам пока не ясны, но то, что такое влияние имеет глобальные последствия — бесспорно.

— Так что с «розетками»?

— Сразу после войны 20-го года их количество стремительно возросло. Вот данные таких за 2021-й год, — зетовец протянул полковнику распечатанный список. — Дети индиго, ясновидящие, гении, даже сумасшедшие, но после их число стало резко сокращаться. Отчасти из-за массовых послевоенных «чисток», благодаря которым истреблялось любое проявление инакомыслия. Отчасти…

Он замолчал.

— Ну же, продолжайте, — сказал Феликс.

— Отчасти из-за сложившихся обстоятельств.

— Поясните.

— К концу 22-го года мы не зафиксировали ни одного потенциального посредника. «Розетки» просто исчезли. Если с 50-х годов прошлого столетия, во времена пика технологической революции на планете наблюдалось явное присутствие контакторов, то начиная с 2022-го, наши специалисты долгое время серьёзно полагали, что «иные» покинули Землю.

— Почему?

— Есть мнение, что пришельцы больше не видят смысла вступать в контакт с людьми.

— Вот как? Мы перестали быть им интересны?

— Скорее из-за невозможности проникновения одной цивилизации в другую.

— Поясните.

— Вы слышали что-либо о лженаучном парадоксе Ферми? Считается, будто достигнув определённого уровня технологичности, любая цивилизация неизменно стремится к самоуничтожению. Парадокс в том, что за последние пятьсот миллионов лет, жизнь на земле, как минимум, пять раз уничтожалась в результате техногенных катастроф, и путь технологического развития является тупиковым, стократно ускоряя кончину человечества. Ферми утверждал, что выбранный нами путь неверен. Всякий раз человек заблуждается в своём выборе. Это заложено генетически и, в конце концов, и современная цивилизация есть очередная попытка пойти неверным путём, и она также как и её предшественницы либо погибнет в технологическом апокалипсисе, либо люди переродятся в пожирающих самих себя низкорослых карликов. Мы же считаем эти утверждения антинаучным заблуждением — прогресс победил голод, болезни, неравенство — но есть отступники, приверженцы Ферми, уверяющие, что именно из-за своего прогрессивного мышления мы всё дальше отдаляемся от Вселенной, потому и одиноки на своём пути… — Зетовец уставился на Феликса безумными глазами.

— Вы отвлеклись, — сказал тот.

— Да-да, простите. Мы, в отличие от «пустынников» считаем, что «иные» стоят на высшей ступени Прогресса, потому нам крайне необходим контакт с ними.

— Так почему до сих пор не вступили?

— После 22-го года они исчезли, и надолго, — зетовец пожал плечами. — Поэтому представьте нашу радость, когда спустя столько лет безмолвия мы запеленговали первого контактёра!

Он заметно оживился, сорвал очки и краем рубашки принялся возбуждённо тереть толстые выпуклые линзы.

— Даже не представляю, — ухмыльнулся Феликс.

— Я не шучу, — зетовец раскраснелся и взволнованно заморгал близорукими глазами. — Для науки это большая удача!

— Вы говорили, у «розеток» проявляются сверхспособности.

— У некоторых из них.

— А остальные?

— «Розетки» делятся на два типа — «проводники» и «трансформаторы». Благодаря первым «иные» держат связь с нашей реальностью, вторые же её изменяют. Так вот, на сто «проводников» один-два «трансформатора». Они-то и обладают сверхсилой. Я могу привести вам несколько примеров…

— А наша «розетка» их каких? — не дал договорить Феликс.

— Гм-м… — зетовец прокашлялся, — нами пока невыяснено. Зафиксировано четыре контакта из них один с «трансформатором». «Проводники» бесполезны, у них нет обратной связи с «иными». «Трансформатор» это другое дело. Но, к сожалению наш «трансформатор» погиб. Сгорел в собственной квартире. И всё же «иной» ещё здесь и мы надеемся на новый контакт.

— Каково наше сотрудничество? — спросил Феликс.

Победно выпрямив спину, зетовец постучал костяшками пальцев по столу.

— Вот видите, господин полковник, наши многолетние исследования не оказались бесполезными. У нас имеется план.

Феликс заинтересованно потёр подбородок.

— Посмотрите, что мы имеем. — На мониторе появились замысловатые графики синусоид и исписанные цифрами таблицы. — Я говорил, что мы не знаем как «иные» подбирают контактёров. Но есть гипотеза, что всё дело в специальном звуковом излучении. Живые клетки имеют широчайший диапазон звуковых микротонов, но именно этот отрезок, — зетовец указал на часть графика, — и имеет некоторое значение для «иных». Этот звуковой диапазон мы называем — «трансмутационный отрезок». На его-то и реагируют «иные».

На столе появился небольшой полукруглый прибор в виде конектофона первых моделей.

— Это тоновый резонатор и в радиусе полуметра от себя он заставляет биологические клетки резонировать в поле «трансмутационного отрезка». Мы его назвали «Бубен Шамана», и, в сущности, он делает то, что делали когда-то шаманы своим камланием.

Загрузка...