Но завтра вечером я не пришёл. Так получилось. Нужны были оборотные средства. И я в очередной раз пошёл почистить казино. Я уже говорил вам, что одной из прорезавшихся странностей оказалось моё зрение. Естественно, что видя сквозь бумагу, я видел и надпись на её обратной стороне. Карт это тоже касалось.
Поэтому я время от времени пополнял свою казну за счёт казны сбрендивших на этом деле толстосумов. Но, знаете, неприятно всё-таки. И азарта никакого. Уж очень фора солидная. Всё равно что со слепым… ну, фехтовать что ли? А засиделся потому, что уж очень азартен этот "слепой" оказался. Фишка в том, что я никогда по крупному не выигрываю. Зачем дразнить гусей? Поэтому, загребёшь тысяч сто баксов – и спускаешь понемногу, чтобы с десяткой остаться. И ты в выигрыше и визави счастлив. А этот – вообще какой-то непутёвый оказался. До пятисот тысяч дошли, пока я, наконец, не умудрился более-менее всё вернуть. Ну, двадцатка из пятисот, это так себе, да? А потом – "спасибо" и " за мой счёт". Тоже сразу не уйдешь. Интересный мужик оказался. Из этих, "газовиков". И жена оказалась "у-у-ух ты!". Рулеткой нервы себе щекотала. А потом – к ним домой, продолжить знакомство.
А утром – шампанского на больную голову. И лёгкая домашняя банька с джакузи. Нет, с банькой Бычка не сравнится, но и сравнивать не надо. Здесь так, баловство. Но иногда и это необходимо. А ещё – томный взгляд Нелли напоследок: "Приезжайте.
Всегда рады будем вас видеть. Только вот Саша завтра уезжает на этот свой подводный газопровод. Аж на месяц…".
Намёк-то понятен. Но, знаете, говорил я как-то, брезглив я к таким делам.
Старомоден. Поблагодарил, пожал руки. Запомнил сотовики. Предложил звонить, когда вновь соберутся в казино: " Мы с тобой, Саш, в паре кого угодно!". В общем, зарулил я к Бычку уже на следующий вечер. Точнее, к нему домой. Ещё точнее – к его дому. Потому, как даже во двор не пустили. Возле калитки стоял мрачный мент и на вопросы: "Что случилось? Где хозяин?", как в старые добрые времена ответствовал: "Проходите. Не положено". Правда, тут же, как из-под земли вынырнул серенький востроносенький опер с вопросом: "А вам зачем?" – Даже так? – изумился я. – Ладно…
– Нет, вы подождите! Что значит, "даже так"?
– Ну, когда у входа в дом стоит милиция, а ребята в гражданском задают вопросы, значит хозяина уже увезли, или вот – вот увезут. Если не секрет, куда?
– Большого секрета нет. А не позволите поинтересоваться, с кем имею честь?
– Взаимно.
– Старший оперуполномоченный майор Кудрин.
– Вайсс Виталий Леонидович.
– Вайсс Леонид, писатель, отец ваш? Хорошие книги пишет.
– Писал.
– Что? Умер? Извините. Пропустил. Много работы. Мои соболезнования… Да…
Все мы смертны… Вот и он… А вы по какому вопросу, собственно?
– Вы сказали… Вы про кого сейчас сказали?
– Да про хозяина, конечно, про Бычка. Убили его этой ночью.
– Как… кто… кто занимается?
– Лично Чумак примчался.
– И он сейчас там? Проведите меня к нему!
– Не уполномочен. Только если важные свидетели.
– Доложите, скажите, что важный.
– Ладно, ждите.
Убили… За что? Нет, глупый вопрос. Уж кого – кого, а у него врагов хватало.
Кто? В смысле, кто конкретно?
– Проходите.
В вольере бегала, поскуливая, овчарка, во дворе стояли впритык несколько автомобилей. Заехали, чтобы не смущать других жителей этого довольно престижного посёлка.
– Ну, заходи. Что расскажешь?
– Можно взглянуть?
– Валяй. В принципе, всё осмотрели и всё зафиксировали.
Разгром. Просто какой-то дикий разгром. Хотя нет, не дикий. Что – то искали. А несчастного моего несостоявшегося шефа уже положили на носилки и укрыли простынёй.
– Можешь взглянуть, что с ним сотворили, – приподнял простынь Чума.
О, Господи! О Господи! Это же…
Чума вышел за мной чуть позже. Подождал. Покачал головой.
– Слабак!
– Нет, я вообще-то… Просто неожиданно…, – оторвался я от поддерживавшей меня скамеечки.
– Его очень круто пытали. Всё это, что ты видел – пожизненное. С него доставали и ему же показывали, и ему же…
Новая волна дурноты вывернула меня на изнанку.
– Кто? – простонал я, пытаясь отдышаться.
– Это я у тебя хотел бы узнать. Всё? Больше не будешь? Тогда поехали, поговорим.
В уже знакомом мне кабинете важняк разрешил мне закурить, пододвинул к себе бланк допроса свидетеля, затем, подумав, отложил назад.
– Алиби? – коротко спросил он.
– На когда?
– На сегодняшнюю ночь.
– Где-то до полуночи – в казино, потом в гостях.
– И не продулся?
– Нет, в плюсах.
– Ладно… Это к слову. Верю. Когда с ним встречался?
– Вче… нет, позавчера.
– Он рассказывал, над чем работает?
– Да… Раскручивал дальше то самое дело, по расстрелу машины.
– Оно окончено. Пошло в суд.
– Всё-таки, каптёрщики?
– Может, ещё о чём?
– Ещё… да. Он что-то говорил о пропажах детей.
– Та-а-ак. И накопал что-нибудь?
– Не говорил. Сказал, что это какая-то жуть – и всё.
– При тебе кто приходил, он кого-нибудь ждал, кто – либо звонил?
– Нет. Ничего такого… А ваше мнение?
– У него было много врагов. Но это – не месть. Что-то искали. Но Бычёк никогда не работал с вещдоками. Даже не касался их. Мнил себя этаким Пуаро, для которого главное – мыслительный процесс.
– Но получалось же! Но… вы говорите – никогда с вещдоками?
– Да. Принцип у него такой был. Сколько я его знаю. А что?
– Нет… просто… да нет.
– Ну? Ну, Давай. Поделись, может, что прояснится.
– Нет, ничего.
– Эх, браток, рановато тебя всё же выпустили. Ну, да ладно. Свободен.
– Вы же знали, что я невиновен! Почему тогда?
– Я сказал – свободен!
– Вы же тогда… Когда расставались… Вы же человеком были!
– Сейчас вызову с поста – тебя выкинут.
– Неужели вам всё равно, что делают с людьми? Или вы просто… трус? Вы же меня знали.
– Знал? А как же, знал. Пьянствуешь.
– Враньё!
– Пропадаешь в казино.
– Это – в свободное время.
– Постоянно таскаешься по девкам.
– Враньё! По каким ещё девкам?
– Ну, по девушкам, молодым женщинам. Назвать?
– Это моё личное дело!
– Безусловно. Но с таким набором мелких страстишек ты хочешь, чтобы здесь все на дыбы встали при твоём аресте? Ах, он не мог! Ах, кристально чистый! Ах, отпустите! Всё! Убирайся!
– Зачем же вы тогда меня к себе сватали?
Терпение важняка лопнуло, он нажал тревожную кнопку.
– Да пойду я сам, – вывернулся я от лап здоровенных дежурных ментов.
– Далеко не пропадай. Можешь понадобиться. И ещё неизвестно в каком качестве – кинул мне напоследок Чумак.
Уже стемнело, когда я утроился на скамейке в одном из парков. Закурив, стал обдумывать случившееся. Значит так. Пассив. Убили шефа, о работе на него думать не приходится. Лишили наследства, в смысле жилья, любимая девушка выгнала, с правоохранительными органами расплевался, к ним уже не вернуться. В общем, ни кола, ни двора. Актив – двадцать тысяч баксов в кармане и свобода. Положительный баланс подвести трудно, но можно. Я пошёл на колесо обозрения, накупил билетов на три оборота и утроился в кабинке. Про "положительный баланс". В принципе, о труде, как источнике существования, мне беспокоится не приходится. Пока не запретили карточную игру, я всегда добуду себе на очень увесистый бутерброд. И на крышу над головой. И на всё остальное – покосился я на соседей по кабинке – двух вполне симпатичных девчат. Вопрос в другом: что дальше? Просто – что дальше?
Может, наплевать на всё и закатится в Испанию? Может, что навеет? Или заняться вплотную частным сыском этих уродов? И тех тоже. Обещал же Бычку. Нет, ты погоди, я что обещал? Что мы с ним вместе… А теперь. Да и что я знаю? Он сказал, что знает всё про… ну. про "Дело каптёрщиков". Оно уже в суде? Может, на суд съездить? Послушать? А потом уже и решение принимать. Наверное, самое лучшее решение – и отсюда пока подальше. А то Чума почувствует, что дело- глухарь и действительно вызовет в "другом качестве" этого пьяницу, картёжника и развратника. Правда, алиби железное, но кто его знает, такое " железо". Пока суть да дело – насидишься. Нет, не хочу. Всё. Решение принято.
И вовремя. Мы уже снижались, когда мои соседки разругались и одна из них выскочила, едва кабинка опустилась на безопасное расстояние. Вторая осталась сидеть.
– Девушка, а девушка, – метнулась к нам контролёрша, или как её там, зав. аттракционом, что ли?
– Оставьте. За мой билет, – вступился я. И вновь свет ламп начал удаляться куда-то под ноги.
– Спасибо. Вот, возьмите – протянула мне девушка стоимость билета.
– Ещё чего!
– Берите- берите. Я не победнею, да и вы не подниметесь.
– Тем более. Будем считать, что я вас пригласил полюбоваться сверху на…
– Я с незнакомыми парнями как бы ничем таким не любуюсь!
Ого! Какая прелесть! Блондинка и в прямом и в переносном смысле.
– Но мы исправим это положение! Виталий. А вы…?
– Эльвира.
– Замечательно! Удивительное и нежное имя! И как подходит! Вот и познакомились.
Так что теперь… Скажите, а со знакомыми парнями вы любуетесь окрестностями?
Красиво, правда? Огни внизу, огни вверху…
– Да, красиво…
– Но вы и не смотрите! У вас что-то случилось? Поссорились с подружкой?
– Ай, это из-за Алика. Она говорит, что он как бы на игле, а я не верю.
– А какие симптомы? Я вообще-то врач и немного в этих вопросах волоку.
Расскажите.
– Ну, он…
– Постойте. Мы скоро приземляемся. Может, расскажете на твёрдой земле?
Эльвира (наверное, просто Элла) не возражала. Не нашла возражений и против доводов, что диагноз требует обстоятельного собеседования и… ну не в темноте же? Мы оба – люди глубоко порядочные и… В общем, через четверть часа мы сидели на летней веранде ресторана и моя новая знакомая, потягивая мартини, разбавленный апельсиновым соком что – то болтала про неизвестного и совсем неинтересного мне Алика. А я, заинтересованно кивая, рассматривал эту девушку – блондинку из анекдотов. Но хороша! Исключительно хороша!
– Так вот. Положение очень серьёзное, – резюмировал я её рассказ, -Но есть некоторые ньюасы… Надо немного подумать. Переключится. И вам тоже. Пойдёмте, потанцуем.
– Так вот, – прошептал я, наклонившись в танце касаясь губами её ушка. Не отдёрнулась. Ещё ближе и настойчивей.
– Но ты хотел что- то сказать? – повернулась она, скользнув по моему лицу бархатной щёчкой и тёплыми губами. А она довольно высокая деваха! Ну, на каблуках, но всё- таки… Да-а, и ноги действительно, от ушей. Сюда бы ещё умишка… Впрочем, зачем он мне сегодня?
– Ну, собрался с мыслями? Давай, выкладывай! – теребила меня девушка.
– Ай, давай неприятное напоследок. Сейчас горячее принесут.
– Я не люблю есть в ресторанах. Алик говорит: "Если ты не понравишься официанту, он может плюнуть тебе в тарелку"!
– Ты – и не понравишься? Это исключено! пусть твой Алик и боится!
– А ведь и правда! Я как-то и не подумала.
– И не надо. За знакомство.
Моя новая знакомая, оказывалось, человек добрый и доверчивый. Во всяком случае, ухаживания и более настойчивые поползновения принимала без сопротивления и даже с некоторой сдержанной благодарностью. Впрочем, и "Мартини" принимала тоже неплохо.
– А теперь пора домой, – вздохнула она, когда мы возвращались за столик после очередного танца. – А то Алик будет как бы ревновать. Он мне всегда в одиннадцать часов звонит. Потом в двенадцать. Проверяет.
– А старики его не посылают с его звонками? – я в это время положил в рассчётную книжку официанту банкноту и блондинка явно заметила, в каком поклоне тот склонился.
– Старики? Но они отдельно живут! Далеко. Я тут как бы в театральный поступать приехала. Ну, зарезали, конечно. Хорошо, что Алик приметил. Вот, теперь живу с подружкой. С Тонькой – ну, ты видел. В рекламе у Алика подрабатываю. На фото.
Нет, что ты, никакого там… А сегодня вот с Тонькой как бы поругалась. А она сегодня и ночевать не будет – дежурство у неё.
– Значит, закончим про Алика у тебя. В спокойной обстановке, констатировал я, когда мы выбирались из такси где-то в жутком захолустье. Даже не подозревал, что есть вот такие районы. Или это ночью? А дом- то какой, Господи! Хотя, чего ещё ожидать от дешовой фотомодели?
– Только если не будешь приставать. Я девушка честная, с незнакомыми… или малознакомыми парнями ничем таким себе не позволяю.
Каким "ничем таким" – можно было только догадываться после жарких объятий на тёмной лестничной клетке. Целоваться она умела и с удовольствием это демонстрировала. И поднимаясь по лестнице, и открывая дверь, и заходя в такую же тёмную сейчас квартиру. Может, даже ещё и тогда, когда я, оглушённый, оседал на пол.
Удар был мастерский – после которого не потёмки, а искры из глаз. А затем скотч, скотч, тебя тянут в комнату и кидают на кровать. Вот теперь включают дверь.
– Вот это – Алик. Его диагноз ему же и расскажешь. Попозже. Знаешь, Ал, он говорит, что у тебя очень серьёзная болезнь. О которой с твоей девушкой он может поделиться только в постели.
Если бы рот у меня не был залеплен скотчем, я бы возразил, что в постели я мог бы… ну да ладно. Пока что пришлось вытерпеть удар ногой в область печени. Ну, когда человек на кровати, ударить его ногой со всего размаха трудно. А с "не всего", оказывается, можно, и довольно болезненно.
– Мразь. К моей девушке, мразь? – прохрипел Алик. Э-э-э, да он действительно, на игле. Правильно моя дурочка рассказывала. Дурочка? Да нет, вы посмотрите на неё!
И трезвая совсем, и взгляд какой осмысленный. Ну, артистка! Значит, часть правды рассказала. Точно – в театральный поступала. Задатки есть.
– Я тебе, урод глаза выдавлю даже за то, что глазами её раздевал. руки пообрываю, если прикасался! Он прикасался?
– Да нет, что ты! Я бы не позволила, – не моргнув, соврала Эльвира.
– Тоня, он прикасался?
– Попытался бы – раздался насмешливый голос ещё одной девушки. И эта соврала, не моргнув. Ну ладно, в подъезде могла не видеть. Но танцевали-то мы доволе откровенно. Особенно последние танцы, когда Элиза так ловко прикидывалась пьяной.
– Твой счастье. Лёгкой смертью умрешь. Если, конечно, договоримся. Тонь, обыщи.
Вот и эта вторая врунья. Худенькое личико, но шея красивая, а глаза, глаза!
Голубые и огромные такие! Губки – в презрительной гримаске и руки – по карманам.
Всё вытянула быстро. Зачем-то расстегнула рубашку, провела рукой по груди.
Извращенка!
– Лишнее, и так вижу, что нет. Если не надумался… но это я сам.
А вот это уже было грубо и просто гадко. Хотя и не с сексуальными целями.
– Нет. Ничего.
Интересно, что они такое ищут, если без малого двадцать тысяч баксов для них " ничего"?
– Слушай внимательно, – наклонился надо мной Алик. Да. Наркот. Вон, зрачки какие.
Алик. Чья в тебе кровь, Алик? Чёрные цыганские глаза и здоровенный шнобель.
Сочные губы и мохнатые брови. И смуглая, ближе к коричневой кожа. Что-то восточное. вон, и волосы сзади в косичку заплёл.
– Значит так, – прервал он мои размышления. – Ты говоришь где они. И тихо спокойно умираешь. Или ты не говоришь где. И тогда подыхаешь, как твой шеф. В страшных муках. Сейчас тебе отлепят скотч. Закричишь – отрежу язык. Понял?
Значит, – он Бычка-то? Ну, с такой приманкой…
– Тонь, отлепи ему рот. Вот так. теперь говори.
– Вы уточните, кого вы ищете, кто такие "они"?
– Шутник. Заклей. Так. Теперь слушай сюда. За каждый неправильный ответ – один пальчик. Тебе они уже всё равно не понадобятся. Ладно, первый вопрос: Что ты должен был принести шефу вчера вечером?
Бусы! Вот оно что! Действительно, что такое двадцать тысяч, когда на кону вот такой куш!
– Ага! Вспомнил! Ну, отвечай!
– Они врут! Мы с Элкой твоей на танцах… А в подъезде… хочешь, скажу, какого цвета у неё трусики?
Подействовало сразу – удар с размаха и всхлип девушки. Вымуштрована, не закричала даже.
– И ты, сучка – оскалился Эл на вторую – Тоньку.
– Да врёт он, гад! Ничего не было! Я п в подъезде – темень. что он увидеть мог?
– Ладно. Какие? За ошибочный ответ…
– Розовенькие такие стрингеры.
Фокус был прост. Вечером девушка была в короткой юбчонке, а я однажды удачно уронил вилку. И проявил демократизм – не дожидался официанта.
– Так? Ну, говори, так?
– Так, но Эл… честное слово!
– У тебя – честное? У тебя?
– Но ничего не было!
– Тогда откуда?
– А… Он под стол заглядывал! Вилку уронил! Я тогда ещё подумала…
Пока блондинка оправдывалась, брюнетка Тоня спокойно заклеила мне рот и закурила.
А потом ткнула горящим концом в глаз. Я попробовал кричать через нос – всё равно получилось мычание.
– Чтобы не пялился, куда не следует, – прокомментировала она. – А потом, когда всё расскажешь, прижгу и язык. Чтобы не болтал лишнего.
– Нет, язык – я! Я! – повернулась к нам Эльвира. Как я понял, она успела остудить ревностный гнев Эла.
– Ладно – ладно. Личное – потом. Итак, где бусы? Язык тебе ещё нужен, а вот глаз сейчас вырву. Второй. Ну? Отлепи!
– Спрятал в одном месте. Слепой не найду.
– Врёшь. Но удачно, удачно. Только вот ведь беда какая – ни в какие места ты не ходил.
– Ну вот, в парке, к примеру…
– Врёт! Даже в туалет ни разу не сходил! – опровергла Тоня.
– Заклеивай. Ладно, Глаз пожалеем. Мало ли… А вот пальчик. Мизинчик хотя бы…
– Я! Нет, я! Ал, дай мне! – наперебой предлагали свои услуги девушки. Но здоровенные садовые ножницы Эл передал – таки брюнетке. Он с помощью Элизы разжали мой кулак. Больно! Мммм!
– Ничего, это предупреждение. Это разминка только такая. А, не подумали. Тонька – быстро прижми чем, а ты со мной его – в ванную.
Ага. Значит, чтобы крови в помещении было поменьше. Слыхал про такие случаи – именно в ванной разбирали. Может, хрен с ними, с бусами? Сказать? Всё равно убьют, – сам обещался. Только быстро. Что тогда? Сказать, но… соврать! Только – правдоподобно. Пока проверят, – время пройдёт. Может, что удастся. А если он- не проверяя? Нет, вряд ли. Надо соврать пролуубедительно.
– Ну, девчата, раздевайте мужика. Сегодня – мужской стрип!
– Ммм!
– Ну? Отклейте.
– Не надо раздевать. Лучше уж так. Приличнее всё же.
– Бусы!
– Слушай, а нет варианта… эээ выжить?
– Нет! Но повторяю – умрёшь сразу. Так и быть. Я зла не держу.
– Ладно… Когда я увидел, что сделали с… шефом. Я понял – что – то искали. И понял, что. Поэтому решил спрятать. Срочно. Вот в парк и пошёл. купил три билета на колесо обозрения…
– Кабинка! – взвизгнула Тонька. – как же я сразу…
– Нет! При нас и при мне он ничего…
– Но я к вашему приходу уже один круг сделал. там под сидение намотал. Кто туда вообще заглядывает?
– Не так уж глу-у- у-по, – протянул в раздумье Алик, поигрывая ножом.
Действительно, кто там убирает и вообще заглядывает. Ладно… заслужил.
– Он врёт, он врёт, врёт, врёт! – вдруг засомневалась брюнетка. – не дурак, чтобы такую ценность вот так. Мало ли что? Пьяный какой завалится, или, как он, кто под юбку заглянуть захочет.
– Ладно. Проверим. Прямо сейчас поедем и проверим.
– Да что проверим-то? Колесо давно стоит. На верхние не заберёшься.
– Проверим. Отмотаю. Или найду тех. кто отмотает. Эльвира, со мной, Тонька – будешь стеречь.
– Хорошо, – как-то страшно улыбнулась девушка. Уж я-то постерегу.
– Стоп! Ты со мной. Эльвира – остаёшься с ним.
– С этим уродом…
– Всё!
Эльвира прислушалась к шагам в подъезде. Посмотрела в окно. Затем намочила платок, приложила к обожженному глазу. Заново перемотала чем-то оставшуюся фалангу мизинца.
– Я это не со зла. Ты, конечно, заслужил, но не такое. Не хочу, чтобы ты, чтобы тебя…, – она начала отматывать ленту с моих рук. – Понимаешь, втянули.
Действительно поступала, действительно, Ал патом приветил. Вот… теперь приманкой служу. Вчера вот тоже – к твоему шефу… Ну, старый же козёл! А туда же. Чего вы так на глупых блондинок западаете? Но то, что они с ним потом… В общем, сломалась я. Я бы сама тебя ни за что… Но они были рядом всё время…
Теперь беги.
Я сорвал пластырь со рта: – Давай вместе!
– Да, конечно, вместе! Только теперь она первая! – ответил за спиной насмешливый голос Ала.
– Это… я… это… – залепетала девушка. Но тот схватил её за горло и поволок куда-то в спальню. Эх, как же мы не успели! Ноги остались в проклятой липкой ленте. Я ещё отжался на руках, перебросил ноги на пол, встал. Но свалился от удара в пах острой туфли брюнетки. Руки она мне связать никак не могла, я даже один раз неплохо приложился к этой мордочке, но затем на меня навалился Ал и вдвоём они опять меня спеленали.
– Это хорошо, что он сам вылез. Место освободил. Давай теперь туда эту тварь.
Они приволокли Эльвиру, тоже уже связанную, с залепленным ртом, кинули в ванну.
– Стул сюда. Его посадим. Заодно и его проверим. Вот так. А ты, дорогуша, попалась. Тонька сдала. Сразу, как пришла, сдала. И вот такая проверочка. И знаешь, всё понятно. Не о чем спрашивать. Вот его – ещё поспрашиваю. А тебе…
Тонь, раздевай. Я ошибся. Будет женский стриптиз.
Брюнетка, гадливо улыбаясь, начала расстёгивать кофточку, но ярость, видимо уж очень сильно клокотала в этом негодяе. Он резко нагнулся и как-то разом изодрал всю одежду жертвы на несколько частей. Хотя, сколько там той одежды и было.
– Не соврал! – криво улыбнулся мне Ал. – точно – розовенькие. Но ничего, и их – вон!
Было жутко смотреть, как только что белая от страха девушка начала мучительно краснеть от стыда, пытаясь повернуться хоть как-то боком. От меня. Глупышка!
Милая, несчастная глупышка!
– Произведение искусства. Венера милосская. Та без рук была. Сделаем?
– Ал, надо идти проверять. Скорее. Дай лучше я. Пусть на собственный внутренности полюбуется.
– Давай. Прощай, сучка. Могла бы… не судьба.
Моя несчастная блондинка, увидев, как примеривается её бывшая подружка, закрыла глаза и замерла, заблестев вдруг обильным потом. Всё! Я смог! Вся эта липкая мерзость влетела с моих рук и ног и я вскочил со стула. Оба мучителя обернулись на шум и удивлённо замерли. Правда, удивляться им пришлось недолго. Или придётся теперь вечно – не знаю. Я ещё подхватил теряющую сознание Эльвиру, отнёс её в кровать, хотел развязать, вроде даже начал. Нет, что-то мешало, что-то было не так. Дико, чудовищно не так. И в который раз, в самый неподходящий момент – провал в никуда.