Предтеча

Глава третья

Альхейм слез на землю, подобрал примеченную баклажку. Кто-то уронил ее, выходя их реки, в ней осталось несколько глотков влаги. Конечно, Ронса совсем рядом, но приближаться к ней опасно. Низко пролетела огромная стрекоза, возможно, заинтересовавшаяся человеком, но смертоносец отпугнул ее мысленным импульсом Гнева.

- Сколько еще? - воин старался вести себя достойно, хотя голос предательски подрагивал.

"Немного. Но это не играет роли, мы уже опоздали. Сейчас битва в разгаре."

- Ты чувствуешь? - оживился Альхейм. - Слышишь их?

"Такую битву нельзя не услышать. Отголоски летят во все стороны, но мне очень мешают эти холмы. Они высоки и отделяют степной участок от реки."

- Тогда поднимись наверх, а я останусь здесь Оком!

"Я должен заботиться и о тебе. В реке живет много тех, кто легко справится с тобой и на суше. И еще… Я думаю, нам ни к чему знать, кто победил, сейчас."

- Уже все кончилось? - удивился Альхейм. - Я думал, Гвардия только и успела, что ввязаться в бой.

"Чтобы узнать, кто победил, большего и не надо. Или удар с тыла смешает порядки врагов, или нет. Если им удастся перестроиться, развернуть часть сил, зажать в клещи набольшую Гвардию, то все может кончиться плохо для нас."

- И почему ты еще не воевода?! - обиделся Альхейм. - Повелитель мудр!

"Слава Повелителю!" - с готовностью откликнулся Чважи. - "Но рано или поздно каждый проигрывает битву, даже мудрейший из мудрейших, старший из старших. Главное - умереть с честью. Этого права нас никто не лишит, можешь не волноваться."

Я бы предпочел вернуться с добычей, а не умирать с честью, подумал Альхейм и мысленно прикусил себе язык. Смертоносцу не понять, что такие думы не имеют ничего общего с изменой. И все же ему, молодому гвардейцу, просто необходимо побывать в сражении, убить хоть одного врага, иначе завтра он будет очень одинок. Все станут ветеранами, все, кроме Альхейма. И когда в гвардию придут новые рослые парни, его не будут слишком уж от них отличать. Кто тогда вспомнит двойную переправу через Ронсу?

На том берегу показался еще один смертоносец, он ковылял не трех ногах. Было просто непонятно, каким образом он исхитрился добраться туда. Он отыскал бревно покороче, и ползком стал двигать его к воде.

- Останови его, Чважи! - попросил Альхейм. - Ведь это просто глупо.

"Выполнять приказы Повелителя - глупо?" - только и спросил паук.

Гвардеец отвернулся, ему не хотелось смотреть на эту бессмысленную гибель. Случайно, как-то вдруг, Альхейму подумалось, что человек в таком положении не полез бы в реку. Да, следует быть преданным Повелителю, но все же… Правда, человек даже без одной конечности не смог бы так быстро достичь места переправы, не говоря уже о том, что линьки с приобретением новых лап у людей не бывает.

"Нам пора!" - Чважи тронулся с места так неожиданно, что гвардеец покачнулся в седле.

Альхейм оглянулся на Ронсу, но никаких следов трехлапого воина не обнаружил. В реке все так же рвали друг друга чудовища. Сколько же это будет продолжаться?

- Мы успеем, Чважи?! Мы хотя бы можем успеть?

"С вершины холма я пойму," - отозвался смертоносец.

Гвардия прошла по крутому подъему, земля здесь уже несколько раз осыпалась. Надо же было такому случиться, чтобы и под одиноким пауком вдруг сдвинулся пласт почвы, разбуженный тысячами прошедших через него лап. Чважи успел издать мысленный возглас испуганного удивления, Альхейму не удалось даже этого. На четырех оставшихся ногах смертоносец не удержался, покатился вниз кубарем, едва не переломав кости гвардейцу. На свое счастье, тот сразу вывалился из седла, успев освободить ноги из стремян, и тяжелая хитиновая головогрудь миновала Альхейма, лишь мягкое волосатое брюхо на миг придавило. Они скатились на пару десятков локтей вниз, почти к самой воде, сверху продолжала сыпаться земля.

"Альхейм!" - смертоносец рванулся, сумел встать и отпрыгнул в сторону.

- Я здесь, я… - гвардеец поднял руку, но не успел договорить, осыпавшаяся земля окончательно погребла его под собой.

Чважи мгновение смотрел на торчащие из почвы, бешено дергающиеся кончики пальцев, и в то же время наверх, где земля наконец прекратила осыпаться, благо глаз у паука хватало с избытком. Потом осторожно приблизился, разрыл грунт лапой, позволив ухватить себя за когти, мягко, но очень сильно потянул вверх.

Альхейм едва не свернул себе шею, когда Чважи его выдергивал: плечо поднималось, а голова оставалась на месте. Однако когда он наконец увидел свет, ему и в голову не пришло ругать приятеля.

- Ух, спасибо! - сказал он, как только отплевался. Чважи отходил подальше от места обвала, продолжая волочить человека. - Ух, хорошо, что сапоги на ногах остались, просто удивительно!

"В седло, Альхейм, если ты еще надеешься успеть. Я улавливаю ликование и ярость. Мне кажется, мы побеждаем."

Гвардеец вскочил, не отряхивая землю полез на восьмилапого.

- Тебе больно, да, Альхейм? Я хочу сказать, я очень благодарен тебе. Ты просто молодчина, хотя ранен и…

"Держись…"

Чважи полез наверх, на этот раз выбрав нетронутый следами проходившей Гвардии склон, весь заросший бурьяном. Человек вцепился в луку, чтобы не полететь вниз и назад, задрал голову и тут это случилось. Небо вдруг стало настолько ярким, что Альхейм ослеп. Но вспыхнувшие ослепительно белым цветом облака он видел, даже когда полетел куда-то, закрыв лицо руками. Удара он почти не почувствовал, потому что он слился с другим ударом, потрясшим весь мир. Опять посыпалась земля, но гвардеец был далеко от места обвала.

"Что…" - Чважи не удержался на склоне, поехал вниз, цепляясь за траву шестью лапами.

Их настиг грохот. Землю тряхнуло снова, теперь сильнее, плеснула вода в Ронсе. А вслед звуку уже летел ветер, словно соломинки переломивший росшие на вершине холма сосенки. Гвардеец перевернулся на живот, раскрыл глаза, тщетно пытаясь хоть что-то рассмотреть. Грохот вдруг стих, наступила тишина, которую нарушал лишь плеск огромных для обычно спокойной реки волн.

- Чважи! Я ничего не вижу! Я…

"Ничего не говори. Ничего!"

Паук опять полез на склон, так быстро, как только мог. Там, за холмами, случилось что-то страшное.

Чважи был прав, предполагая, что Повелителю сопутствовала удача. Враги увлеклись штурмом частокола, предположив, что все силы неприятеля находятся в укрепленном лагере. В пылу битвы, когда горы трупов сравняли все укрепления, смертоносцы не могли почувствовать приближения Гвардии с тыла.

Наверху бились люди. Перепрыгивая с панциря на панцирь по сцепившимся в мертвой хватке смертоносцам, они рубились мечами, насаживали друг друга на копья, протыкали стрелами. Цель была одна: пробиться на спины вражеских пауков и тогда самые дюжие воины, до поры берегшиеся за спинами друзей, боевыми топориками пробивали хитин, уничтожали беспомощных восьмилапых. Те не могли ответить на эту атаку, потому что спереди видели ядовитые клыки враждебных сородичей.

Удача сопутствовала то одной, то другой стороне, место погибших восьмилапых занимали напирающие товарищи. В сущности, сражение шло как минимум на пяти уровнях: смертоносцы заползали на спины друг другу, тоже пытаясь использовать преимущества атаки сверху. Но и еще ниже, там, где не должно было остаться никого живого, среди разбитых, раздавленных огромным весом хитиновых панцирей, оставались раненые. Даже некоторым людям удалось сохранить в груди гаснущую искорку жизни, они все еще надеялись, что их поднимут из этой пропахшей болью и ненавистью могилы.

И конечно, пауки использовали самое страшное свое оружие: Гнев. Ментальные импульсы невиданной силы тоже бились между собой, стремясь сломить врага, вселить в него панику. Одновременно обе стороны успевали прикрывать блоками своих более податливых двуногих соратников. Порой кто-нибудь из людей не выдерживал сгустившегося на поле боя напряжения, вдруг ронял оружие и падал, с криком схватившись за голову. Если их успевали добить свои, то добивали - они уже никогда не смогут сражаться или хотя бы самостоятельно есть.

Именно в момент, когда враги одолели частокол и вот-вот должны были за счет незначительного численного преимущества разрушить выстроенную пирамиду смертоносцев Повелителя, опрокинуть их назад и вниз, чтобы обрушиться всей своей яростью сверху, им в тыл ударила Гвардия. Воеводы успели построить лишь пару десятков сотен восьмилапых с наездниками, остальные, еще примерно пять тысяч боевых пар, вошли в бой несколько позднее, но и этого хватило. Прежде всего потому, что погиб Повелитель врага.

Огромный, древний, он стоял сзади, в окружении сотни телохранителей, почти таких же больших. Именно на них и пришелся удар головы колонны, все случилось так быстро, что люди не успели ничего понять. Зато поняли смертоносцы: именно сила Повелителя была образующим стержнем общего Гнева армии. Как только его не стало, все начало рассыпаться.

Видя, что враги стали менее подвижны, что их импульсы Гнева распались и не составляют больше одно целое, защитники лагеря навалились на них с новыми силами. Подпитывающаяся прибывающими с марша силами Гвардия буквально разрезала армию неприятеля. Хриплый бас воеводы Палера уже долетал до ушей армейцев, впервые закричавших "Слава Гвардии!"

И тогда один человек, седой и длинноволосый, нажал на черную выпуклость сбоку круглого предмета блестящего металла. Так приказал ему Повелитель: "Если ты увидишь, что все кончено, Чарли, попробуй это. Но только если другого пути не будет. Только ради сохранения города и самок, Чарли. Таков мой приказ."

И приближенный к Повелителю человек нажал кнопку. Этот предмет нашли высоко в горах, там, куда насекомым ход заказан, там, где тела самых сильных смертоносцев становятся неподвижны, а сознание угасает от холода. Люди принесли находку в город и Повелитель сказал, что она полна зла.

"В ней заключены силы, с которыми не сможет справиться никто. Древние, злые силы. Они могут лишь разрушать и убивать."

- Мой Повелитель… - тогда еще не седой Чарли склонился перед огромным смертоносцем. - Ты можешь убить меня, если только захочешь. Твоя воля - закон, но если ты прикажешь, я убью себя сам. Ответь лишь: этим действительно владели наши двуногие предки?

"Да," - только и ответил Повелитель, вдруг оказавшись прямо над Чарли, приблизив свои смертельные клыки к его лицу. - "Я хочу видеть твою душу."

- Моя душа - твоя душа, мой Повелитель! - вскричал человек, открываясь пауку.

И Повелитель не убил его, позволил жить, владея единственным доказательством древней легенды. В ней говорилось о Золотом Веке, когда люди были так сильны, что летали по нему, словно стрекозы, плавали по воде, словно плавунцы, а своих врагов, пауков, сделали маленькими и безобидными. Еще то время называли Первым Рабством, рабством смертоносцев. Настал день, когда они сумели разрушить человеческие чары и пришли мстить, тогда началась большая война… Восьмилапые начисто отрицали наличие в этой сказке хоть одного слова правды.

А теперь Чарли знал: так и было. Страшные, неподвластные смертоносцам силы были послушны людям, его предкам. Больше ему ничего не требовалось, он хотел только знать. Чарли преданно служил своему Повелителю, никогда никому не рассказал о находке и все это старый паук узнал, посмотрев в его открытую душу.

А теперь Чарли исполнил приказ. Все было кончено и он нажал кнопку, точнее, черную выпуклость сбоку предмета. Повелитель сказал ему, что это ключ к страшным силам, заключенным в сверкающий ларец. Потом Чарли отскочил на несколько шагов и приготовился увидеть зло еще более древнее, чем даже старшие из смертоносцев.

Но ничего не увидел, испарился слишком быстро.

"Мой Повелитель…" - донеслось до гвардейца, который наконец смутно начал различать собственные руки.

- Что там? Что?

"Зло… Туда нельзя идти…" - Чважи быстро спускался вниз. - "Я чувствую, нельзя. Смотри, насекомые бегут из степи прямо к реке… Все погибли. Повелитель погиб."

- Как?.. - потрясенный Альхейм забыл о струящихся из обожженных глаз слезах. - Он не мог погибнуть, ты ошибаешься! Ты же говорил, что мы победили!

"Там нет живых. Никого," - убежденно сказал Чважи и лег, поджав под себя ноги. Им овладевало черное отчаяние и человек чувствовал это. - "Повелитель мертв. Я не спас своего Повелителя."

Подолом тканой из паутины рубахи Альхейм вытер лицо и осмотрелся. Происходило что-то непонятное: из-за холмов будто обезумевшие выбегали насекомые, большие и маленькие, они мчались к Ронсе и входили в воду, толкая друг друга. Жуки и скорпионы, пауки-шатровики, несколько муравьев, саранча, мелкие твари, похожие на муравьев, что обитали здесь… Они плыли по реке и никто не нападал на них! Ронса будто вымерла.

- Чважи, смотри!

"Я вижу. Они бегут. Это хуже пожара, это Смерть."

- Но что случилось? Пойдем поищем Повелителя! Возможно, он еще…

"Там умерли все. Иди, если хочешь, и умри тоже. Мне незачем идти туда, я уже мертв. Я не уберег своего Повелителя."

Альхейм нерешительно посмотрел на холм и вскрикнул от удивления. За холмами поднималось к небу странное, грибоподобное облако. Оно выглядело так зловеще…

- Это и есть Смерть?

"Да…" - Чважи тоже видел странное явление. - "Мы живы, только потому что холмы уберегли нас. Но если мы останемся, мы умрем. Я остаюсь."

- А я… А мне что делать? Слушай, Чважи, давай сходим туда, ведь не может быть, чтобы погибли все! Не может быть! - Альхейм не дождался ответа и подскочил к пауку, ударил его по боку. - Вставай же! Я слишком долго буду идти один!

"Я хочу умереть здесь."

- Какая тебе разница?! Отвези меня туда, к нашему Повелителю!

"Его больше нет, я не уберег его."

Альхейм, пошатываясь, отошел. На тот берег Ронсы выкарабкивались последние из покинувших степь насекомых. Он бесстрашно приблизился к воде, поплескал себе в лицо, потом опустился на поросший мхом камень, постарался сосредоточиться.

Произошло что-то непредвиденное и ужасное. Армии больше нет, Гвардии нет, Повелитель погиб. Чважи не может ошибаться… Но и враги тоже погибли все до единого! Кто же сумел уничтожить две сражающиеся армии, кто обладает такой страшной силой?

- Кто это сделал, Чважи?

"Никто не властен над Смертью. Она может прийти только сама."

Гвардеец подошел к восьмилапому, погладил по брюху.

- Мы не должны просто сидеть здесь, Чважи. Если ты считаешь, что все погибли, надо отнести это известие в Город.

"Иди. Ты невиновен. А я, смертоносец, не уберег своего Повелителя. Мне некуда идти, у меня нет своего города."

- Один я не дойду! - уверенно сказал Альхейм, вытаскивая из сумки полоску вяленого мяса. - Ты сам это знаешь. А весть принести необходимо, ведь город должен приготовиться к нашествию врагов.

"Город погибнет. У него больше нет Повелителя, нет мудрости. Пали лучшие воины."

- Там осталось потомство! Разве ты не хочешь позаботиться о самках и потомстве?

"О гибели нашего Повелителя узнают. Это невозможно скрыть. Перестанут бежать по степи гонцы, больше не пойдут на запад припасы и пополнение. Соседи нападут прежде, чем потомство успеет вырасти, и пожрут его. Самки погибнут. Люди погибнут."

- Но можно же хоть попытаться что-то сделать! - возмутился Альхейм.

"Ты - дурак. Ничего сделать нельзя. Повелитель - это жизнь города. Жизнь города - наша с тобой жизнь. Мы умерли сегодня за этими холмами."

Гвардеец молча жевал. Сердце бешено стучало, глаза, все еще слезившиеся, вдобавок застилал какой-то странный туман. Неужели близкая Смерть так действует? Или это следствие паники, излучаемой могучим мозгом смертоносца…

- Я не хочу умирать, - как-то само собой вырвалось у него.

Дома, в пригородах, Альхейма никто не ждал. Отец и мать были счастливы избавиться от лишнего рта. Медонос… Вообще-то, Альхейм был потомственным огородником, у отца был неплохой участок вблизи западных ворот. Но двенадцать детей с одного участка не прокормишь. Поэтому подрастающие сыновья шли наниматься в медоносы, благо там всегда нуждались в людях.

Ульи находились примерно в пяти дневных переходах от города. Пчелы боятся дыма… Правда, если уж какая-нибудь пчела окажется сумасшедшей, то тебя уже ничто не спасет. Ужаленные пчелой умирали в страшных муках. Раз в месяц в горы отправлялся караван… Альхейм успел побывать в пчелиных городах трижды, и навидался всякого. Однажды они наткнулись на сухую человеческую руку, торчащую в коридор из какой-то дыры. Пробили стену, и, задыхаясь от дыма, все-таки узнали потерянного два месяца назад медоноса. Оказывается, парень выжил, сумел забаррикадироваться в одной из крохотных камер, там и умер, тщетно дожидаясь помощи… А платили за работу харчами и одеждой.

Когда объявляли очередной набор в Гвардию, Альхейм бегом бросался на Дворцовую площадь. Чтобы попасть в Армию, требуется иметь собственное оружие, да еще проверят, как умеешь им владеть. В Гвардию же приходят на все готовое, важно только иметь подходящий возраст и оказаться в числе самых рослых желающих. Это удалось лишь с пятой попытки, Альхейм хоть и был самым длинным в семье, но гигантом его назвать было трудно. Вот Равид, или даже воевода Палер - другое дело, не говоря уж о телохранителях из штабного десятка, те могли муравью руками жвалы разорвать.

Предполагается, что каждого гвардейца дома ждут не дождутся сразу несколько девушек, в крайнем случае, новобранца - одна. Альхейм усердно врал что-то про соседку по поселку, да и не один он так поступал. Какие могут быть невесты у медоносов? С тем, кто уже через месяц может не вернуться, а в кармане все равно ничего нет, дружить неинтересно.

Одним словом, умри Альхейм в этом походе, поплакала бы по нему разве что мать, да и тут на многое рассчитывать не приходилось. У хозяйки большого дома и забот много, не до плача. Однако отчего-то это совершенно не утешало гвардейца. Ладно бы еще погибнуть в битве, посреди трупов сраженных врагов, во славу Повелителя, так нет - и в сражении не участвовал, и не убил никого, и даже врагов-то не осталось. Как же можно умирать?

С другой стороны, Чважи, конечно, прав. Город богат и многолюден, в Запретных Садах злые самки исправно выводят потомство восьмилапых. На юге и востоке действуют две малые армии, режутся от нечего делать соседями - так уж повелось. Войны не объявлены… Но будут объявлены в самое ближайшее время. Отчего-то нет большей радости для пауков, чем сожрать чужое потомство. Закрыв ворота, горожане будут защищаться до последнего человека, потому что пощады все равно не будет. Потом захватчики ворвутся в Запретные Сады, где на них нападут самки, страшные в своем бешенстве, но чужих самок убивать можно. Вот и все…

Альхейм почесал затылок, потом машинально опять залез в мешок, взял еще мяса. Хотелось бы спасти город, или хотя бы свою семью… но как? И вообще, это низкие мысли - думать о сородичах, когда погиб Повелитель. Однако, о чем же еще думать?

- Чважи, я хочу вернуться.

"Зачем?"

- Ну… У меня никогда не было девушки. Мне не хочется так вот умирать.

"К чему тебе самка, которая не успеет вывести потомство?"

- Да как тебе сказать… - Альхейм тяжело вздохнул. Смертоносцам ничего объяснять не надо, они читали достаточно людских мыслей. Но к некоторым сторонам жизни двуногих относились с откровенным презрением. - Ладно, хватит об этом. А еще: я ведь за всю жизнь не убил ни одного врага Повелителя!

"Повелитель мертв, я не уберег его!" - Чважи горестно пошевелил лапами.

- Да, но враги-то его живы! Не те, что бились здесь, другие. Соседи с юга, востока. Я хочу умереть, убив хотя бы одного из них! Значит, мне надо вернуться в город, а один я не смогу. Меня сожрет первый же скорпион, ты сам говорил!

Чважи ничего не ответил, но гвардеец почувствовал, что зацепил какую-то струну в его сознании. Паук размышлял, и Альхейм решил не торопить его, взял себе еще мяса.

- Мух совсем нет. Вообще никого нет в воздухе… Странно.

"Смерть убила их. Нас спасли холмы."

Гриб за холмами вырос до какого-то своего предела, теперь его шляпка, постепенно светлея, распространялась во все стороны, а ножка утончалась. Альхейму не хотелось бы оказаться в тени этого гриба…

"Хорошо, мы вернемся домой и умрем, защищая потомство," - Чважи поднялся на свои шесть лап. - "Но только в том случае, если сможем добраться, и если Смерть не убьет нас."

- Ты думаешь, мы все еще в опасности? - спросил гвардеец, хотя и сам это чувствовал.

"Насекомые ушли из степи, думай головой. Забирайся в седло."

- Помочь тебе столкнуть в воду бревно?

"Нет. Я не пойду больше в воду!"

- Но это безопасно! - развел руками Альхейм. - Ты же видел, речные хищники больше не нападают! Их прогнала Смерть.

"Они могли вернуться," - холодно заявил Чважи. - "Кроме того, я просто не хочу больше лезть в воду. Приказ Повелителя - одно, твоя просьба - другое."

- Но как же мы тогда попадем домой?

"Придется обходить Ронсу с севера, она течет оттуда. Возможно, мы встретим мост в чужих землях. Ты идешь?"

Альхейм, мрачно сдвинув брови, забрался в седло. Волны на реке успокоились, поверхность ее теперь была необычайно чистой, гладкой. Ни одного чудища… Отчего этот Чважи такой упрямый?

- Всего одна переправа! И мы уже окажемся на своем берегу, останется только забрать к северу, совсем немного, и…

"Я хорошо знаю эту дорогу. Но мы по ней не пойдем. Мне неприятна вода, ты понимаешь? И ты скоро станешь мне неприятен тоже."

Альхейму ничего не оставалось, как замолчать и постараться думать о произошедшей трагедии, вздымающейся до самого неба Смерти и далеком городе. Злить Чважи теперь совсем не в его интересах…

Они направились на север, сначала вдоль берега, по самой кромке воды. Но Ронса постепенно оживала, в воде опять показались быстрые, обтекаемые тела. Чважи решительно отказывался выходить в степь, за линию холмов, Смерть пугала его еще больше, чем вода. Альхейм находил такое его поведение довольно странным для собиравшегося умереть восьмилапого, но не все в пауках доступно человеческому пониманию.

Поэтому Чважи отчаянно карабкался по склонам, то и дело содрогаясь от боли, когда тыкался обрубком лапы в землю. Альхейм крепко держался за седло, но ноги в стремена не вставлял, памятуя о падении. Двигались приятели очень медленно, и к ночи гвардейцу стало ясно, что они оказались под облаком Смерти.

- А ножки у гриба совсем не стало, - поделился он своими наблюдениями с Чважи. - Шляпка посветлела и расплылась, теперь похожа на обычное облако, только круглое и пониже, чем все остальные. Оно над нами… Мы умрем, Чважи?

"Не знаю. Но думаю, что останавливаться нельзя, надо уходить как можно дальше."

- Речные твари ведут себя, будто ничего не случилось.

"У них своя жизнь, у нас своя. А еще у них нет разума. Я буду идти всю ночь, если ты действительно хочешь, чтобы я доставил тебя домой."

Альхейм тихонько вздохнул. После марша Гвардии ему отчаянно хотелось вытянуться на земле, у костра, хорошо бы еще чтобы Равид играл на своей дурацкой флейте… А вместо этого весь остаток дня они ползали по холмам, а ночью наверняка свалятся в Ронсу.

"Я буду осторожен," - пообещал Чважи. - "Я меньше твоего хочу упасть в реку."

Больше всего гвардеец боялся уснуть и вывалиться из седла. Ночь выдалась темная, наверное, облако Смерти закрыло собой звезды. Совершенно ничего вне различая вокруг себя, Альхейм цеплялся за луку седла, и пытался что-нибудь придумать. Паук не вмешивался в его мысли, и постепенно воин забыл о нем.

Что, если все горожане соберутся и уйдут на север, к горам? Правда, тупых самок… Прости, Чважи! Разгневанных самок не уговорить покинуть Запретные Сады, у них не хватит мозгов - ну ведь это правда, Чважи! - понять, что пока они там, потомство обречено, а вовсе не находится в безопасности. Но тогда можно уйти без самок. Если их слишком долго уговаривать, то чего доброго вырвутся из Садов в город, перекусают всех. Люди уйдут на север, без смертоносцев. Какая странная мысль! И что же они станут делать?

Жить, вот и все. Главное, защититься от врагов и найти пропитание. С пропитанием все просто - его везде много для хорошего охотника. Вот только из людей охотники скверные, если восьмилапые не помогают им, люди сами становятся добычей. Кто отгонит хищников импульсами Гнева? А о меде и вовсе придется забыть, только пауки с их скоростью могут быстро доставить медоносов к улью и так же быстро унести с грузом. Пчел в их городе никакой Гнев не проймет, но от погони отбиться можно. А еще: где взять одежду, если нет паутины?

Спрятаться от скорпионов и шатровиков, от гигантских стрекоз еще кое-как можно, для этого надо подняться высоко в горы. Там холодно, но люди умеют пользоваться огнем… Опять: а где взять теплой одежды? Даже шатровики, у которых паутину не так-то просто отнять, не живут в горах. Да там и вообще никто не живет, кроме отвратительных существ с красной, человеческой кровью. Значит, там, где безопасно - нет пищи, там, где сытно - человек сам становится добычей.

Альхейм в задумчивости почесал затылок и едва не сорвался вниз, когда Чважи полез на особенно крутой обрыв. Что же делать? Неужели люди и правда обречены без помощи смертоносцев? Но как же тогда двуногие пережили Эпоху Войны, предшествовавшую Эпохе Рабства? Рабов пожирали, но перед этим откармливали, защищали. А как было до этого? На ум пришла старая легенда о происхождении жителей города. Согласно сказанию, они не были рабами, а заключили Договор с Повелителем, спустившись с гор. Скорее всего, это обычное вранье… Однако легенда предполагала, что в горах можно выжить.

"В горах нельзя выжить," - напомнил о себе Чважи. - "Там замерзает вода. Замерзает кровь."

- А как же существа с красной кровью? Ведь они там живут? - напомнил Альхейм.

"Красная кровь легче переносит холод. Но и эти твари не могут жить в снегах. Альхейм, разве ты уже не хочешь умереть, защищая город от врагов Повелителя?"

Гвардеец не нашелся, что ответить. В голове пробегали мысли, одна хуже другой, и все их видел Чважи… Как старослужащие ухитрялись скрывать их от пауков? Теперь уж Альхейма этому никто не научит.

"Этому нельзя научить, насколько я знаю. Это приходит само. Альхейм, ты близок к предательству. Если я пойму, что ты забыл Повелителя, я убью тебя. Пока мы идем в город… Горы впереди, на севере. Возможно, ты увидишь их, если нам не удастся пересечь Ронсу раньше. Тогда, надеюсь, ты поймешь, что жить там невозможно. А пока будь осторожен в своих мыслях."

- Но как, Чважи?! - взмолился Альхейм. - Я ведь всего-навсего человек, люди не могут контролировать свои мысли!

"Скверно. Я не вижу разницы между мыслями и словами. Если для тебя она существует, то это видимо и есть то, что люди называют ложью. Я знаю, что верные Повелителю двуногие презирали ложь."

Альхейм задрал голову, пытаясь увидеть хоть одну звездочку. Тогда можно было бы подумать о ней… Но нет, тьма непроглядна. Ночь все тянулась и тянулась.

- Может быть, остановимся? Тебе нужен отдых, я мог бы поспать и привести мысли в порядок.

"Я решился идти всю ночь. Смерть следует за нами по пятам. Я чувствую ее в реке, утром ты увидишь на поверхности мертвых тварей."

- Но как Смерть могла попасть в Ронсу?!

"Не знаю. Знаю только, что это Смерть, это древнее знание. Оно скрыто за сотнями лет, за поколениями сородичей. Знание размыто, но я чувствую, чувствую Смерть. Невидимая, она проникает в нас каждое мгновение. Надо идти, если ее будет в твоем или моем теле слишком много, мы умрем. Не сразу, но обязательно умрем."

- Я понял, Чважи. Но не мог бы ты хотя бы говорить со мной о чем-нибудь, чтобы я не уснул от усталости. Расскажи про Повелителя, про дворец.

"Я не хочу говорить о Повелителе. Я не уберег его…"

Новая волна скорби и паники окатила сознание Альхейма. Он понял, что затронул действительно нежелательную тему.

- Тогда о Запретных Садах. Я ведь там никогда не был, сам понимаешь.

"Сады закрыты для всех двуногих и большинства восьмилапых," - не понял шутки Чважи. - "Лишь Повелитель имеет право входить туда в любое время. Его телохранители гибли от укусов разгневанных самок, зато город получал лучшее потомство."

- А ты? Ты - сын Повелителя, или нет? - Альхейм сначала спросил, а уж потом прикусил себе язык.

"Откуда же я могу это знать?" - удивился, но ничуть не обиделся смертоносец. - "Я не знаю породившей меня самки, я не знаю осеменившего ее самца. Это не важно для меня."

- Да, но ты только что сказал, что Повелитель давал городу лучшее потомство… Значит, разница есть?

"Конечно. Он старший и мудрейший. Он не должен умереть от укуса самки. Любой другой допущенный в Запретные Сады должен позволить убить и сожрать себя, но не Повелитель. Так было… Так больше никогда не будет, я не уберег моего Повелителя."

- Перестань это повторять! - Альхейм отважился дружески постучать по широкой спине. - Ты ведь ничего не мог сделать.

"Я даже не умер вместе с ним… Запретные Сады прекрасны," - неожиданно продолжил Чважи. - "Каждый воин мечтает попасть туда, но допускаются лишь избранные, по указу Повелителя. Войти туда, оставить потомство и умереть. Каждый хотел этого, но больше так не будет."

- Ну, ты-то можешь войти в Сады, как только мы доберемся до города, - осторожно заметил гвардеец.

"О чем ты говоришь, глупец? Мое потомство не выживет. Зачем же мне позволять сожрать себя?"

Альхейм закашлялся. Поди пойми восьмилапых - то говорят, что быть пожранным самкой после сношения высшее счастье воина, то удивляются, зачем это надо. Чважи вдруг начал рассказывать что-то, чего человек понять не мог. Он выражался незнакомыми Альхейму импульсами, передающими странные, непривычные ощущения. Мало что понимая, гвардеец тем не менее старательно прислушивался, и в какой-то момент ему стало казаться, что он разгадал тайну души чужой расы… Как это прекрасно - служить Повелителю, умереть за него, или, если повезло, умереть оставив потомство. Душа чужой расы.

Именно так победили в Эпоху Войны смертоносцы, они узнали секрет человеческой души. Отец как-то рассказывал детям одну сказку, там рассказывалось о Великом Предательстве… Какой-то человек перешел на сторону пауков и выдал им какой-то секрет. Альхейм не помнил подробностей, да и глупая сказка - какой же у людей секрет? Если бы он был, гвардеец бы тоже его знал. Секрет, которого нет. Это показалось забавным, Альхейм рассмеялся и едва не свалился с Чважи.

"Ты уснул," - осуждающе произнес паук. - "Ты не можешь выдержать сутки без сна? Плохой же из тебя гвардеец. Протяни руку, я выпустил паутину."

- Зачем? - не понял Альхейм.

"Привяжись ей, я сделал нить клейкой. Если ты не можешь не спать, спи на ходу."

- И как я сразу не догадался! - расстроился гвардеец.

"Ты глуп," - легко нашел объяснение Чважи.

Альхейм не стал спорить с этим очевидным фактом. В темноте он нащупал конец нити, потянул ее, тонкую, но прочную, покрытую клеем, и кое-как закрепил себя в седле. Поза получилась не слишком удобной, но ему было уже не до мелочей.

- Прости меня, Чважи, я просто очень устал… - успел произнести Альхейм.