Предел прочности. Книга вторая.

Глава 6

И снился мне очередной сон. Словно лежу на теплом волжском песке, согретый лучами летнего солнца и наслаждаюсь. Вокруг красота стоит неописуемая: высятся сосны могучие, кронами касаясь синего свода. Меж ветвей парит небесный кит - серебристый дирижабль с непомерно раздутыми боками. Плывет медленно и неторопливо, как и положено воздушному исполину.

Мимо проносится стая веселых девчонок, среди которых замечаю Альсон и веснушчатую Миру, с забавно вздернутым носиком. Они визжат, чему-то смеются, из-под голых пяток веером разлетается песок.

- Петруха, айда с нами, - кричит Витька, и первым бежит в волну прибоя, щеголяя полосатыми семейниками. Смотрю на приятеля, как он влетает в морскую пучину и вмиг уходит с головой. В морскую… Эх я и дурень, первый раз на море, а так и не искупался ни разу, лежу на песке, бока грею.

Раздосадованный, пытаюсь встать и броситься вслед за другом, но не могу: на груди стоит огромная клетчатая сумка. Что за ерунда? Кто положил баул на меня, где хозяин?

Пытаюсь снять – не получается, тяжелая зараза. Осматриваюсь в поисках помощи и вижу пузатого мужика, тяжело бредущего по пляжу. На глазах солнцезащитные очки, по красной от загара груди сбегают капельки пота. Он еле-еле передвигает массивное тело на тонких ногах, то и дело, останавливаясь и вытирая ладонью лоб.

- Дяденька! - кричу я ему, - дяденька, помогите!

Дяденька услышал. Медленно добрел до меня и замер, созерцая огромную клетчатую сумку.

- Снять не могу, - говорю ему, и в подтверждении слов пытаюсь спихнуть непомерно тяжелый груз с груди – бесполезно.

Мужчина кивает головой, достает из подмышки раздутую барсетку и кладет рядом с сумкой.

- Дяденька, да вы что, - кричу возмущенно, - я же снять просил, а вы накладываете!

Дяденька стоит безмолвно и лишь таращится черными линзами очков. Я еще хочу проорать, про глупость человеческую и тупые мозги, но дышать становится все сложнее. Тяжелый груз выдавливает последние капли воздуха из легких. Открываю рот, и безмолвно хлопаю губами, словно рыба, выброшенная на берег. В тщетных попытках достучаться до пузана, дергаю руками, ногами и… просыпаюсь.

Над головой потолок казармы, на заднем фоне привычно похрапывает Вейзер. Все как всегда, все как обычно, только ощущается живое тепло и непривычная тяжесть на теле. Приподнимаю голову и вижу копну русых волос, рассыпавшихся на груди. Малышка удобно устроилась на мне, обхватив худенькой ручкой. Ногу запрокинула сверху, больно упершись острой коленкой в бедро. Лица девушки ни вижу, оно потерялось меж спутанных прядей, ощущаю лишь кожей горячее дыхание. Хотя, казалось бы, куда горячее – малышка прямо пышит жаром.

Пытаюсь вспомнить события прошедшей ночи, осматриваю обстановку: одеяло сбито и отброшено в сторону, в углу примостился огромный медведь, осуждающе поглядывающий пуговками глаз.

Да не было ничего Потапыч, не смотри так. Альсон в очередной раз пришла ночью, и не интересуясь чужим мнением, залезла в постель. Привычно свернулась калачиком и задремала под боком. Она всегда так делала, когда снился плохой сон или за окошком гремела гроза.

- Тебе жалко, пускай спит, - высказалась Валицкая в ответ на мои жалобы.

- Взрослая девушка приходит к парню в постель, и вы говорите, пускай спит? – машу возмущенно рукой. – Это нормально?!

- Что есть норма, Петр? – холодно интересуется госпожа психолог. - Я такого термина не знаю.

- Вот только не надо играть словами. Есть же приличия, и основной инстинкт, в конце концов. С ним как быть?

- Строго не рекомендую.

- Потому что живот ножницами вскроет?

- Потому что обостришь течение болезни. Этого объяснения достаточно? – Валицкая замолкает, но так и не дождавшись от меня ответа продолжает: - если совсем уже невмоготу, поступай, как раньше – бери на руки и относи обратно.

Я продолжаю упорно молчать.

- Пойми, Петр, ты имеешь дело не с обычной девушкой, а с личностью, чья психика серьезно деформирована. Относись к ней, как к больному ребенку.

- Только иногда этот ребенок становится холодной стервой.

- Она не становится, она и есть суть две ипостаси. – Валицкая тяжело вздыхает: - Петр, мы все это уже обсуждали. Просто потерпи, раз уж Лиана выбрала тебя в качестве рыцаря.

Невыносимо стыдно. На ум приходит воспоминание, как малышка отчаянно защищала меня перед толстяком. Скорее она рыцарь в сияющих доспехах, а я изредка играю в заботливого папашу. Хотя нет, лучше в старшего брата, от слова «папа» воротит в последнее время.

- И не переживай насчет запрета на ночевку в чужой комнате, - продолжила Анастасия Львовна, - с Альсон он будет снят, об этом я позабочусь.

О снятии запрета она действительно позаботилась, а в остальном нисколечко не помогла: я не то что с малышкой, со Светкой заснуть не мог, на куда более просторном диване. Если и получалось погрузиться в царство Морфея, то ненадолго: просыпался от малейшего движения. Кормухина смеялась, называла излишне чутким, и говорила, что со временем привыкну. Может так оно и случилось бы, только Светка исчезла раньше.

Привыкать спать с Альсон и медведем в мои планы не входило. Прошедшей ночью собирался отнести ее обратно, как делал десятки раз до этого, но неожиданно заснул: сказались выматывающие тренировки у Камерона. Теперь вот лежал в обнимку с малышкой, покачивая дыханием голову на груди. Вроде бы миниатюрная девчушка, но до чего тяжелой может быть, особенно когда с ногами заберется.

Первой мыслью было – разбудить, но уж больно сладко посапывала. Нести Лиану через весь коридор обратно в комнату тоже не хотелось, времени на часах - семь утра. Наверняка народ по казарме шляется, не смотря на свободный от занятий день. Особенно один спортсмен, которого режим спозаранку поднимает. Заметит с малышкой на руках, неделю зубоскалить будет, а что может быть хуже, чем шутки от Леженца?

Аккуратно приобнимаю Лиану и двигаюсь, высвобождая место. Осторожно отпускаю худенькое тело, укладывая на кровать. Замечаю ниточку слюны, тянущуюся из приоткрытого рта: девчушка настолько сладко спала, что всего обмусолила.

Поправляю подушку, убираю сбившиеся волосы с лица и укрываю тонким одеялом. Лиана даже не шевельнулась, осталась лежать в той же позе, широко раскинув руки. Всматриваюсь в тонкие черты лица: до чего же похожа на ребенка, маленького и беззащитного, отчего-то доверившегося мне. А я как последняя скотина, по головке глажу, а за спиной бегаю и жалуюсь той же Валицкой. Ты уж определись Воронов: перед тобою лишний груз, который скинуть хочется или человек, чья судьба не безразлична. Размышляю с секунду и укладываю под бок медведя. Когда проснется в чужой кровати, испугается ненароком, а Потапыч рядом.

Довольный собственной придумкой, иду принимать душ. Стрелка настроения медленно, но верно ползет вверх: впереди любимые водные процедуры. Пока нажимаю клавиши, выравнивая температуру, в голове звучит мотив старенькой колыбельной. Кажется, ее пела мать, давным-давно, тонким и приятным голосом.

- Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, - мурлычу под нос, растирая ладонями кожу. Перед глазами возникают воспоминания из детства, совсем сопливого, когда разговаривать толком не умел. Не думал, что в памяти сохранилось нечто подобное.

Вот мать сидит в домашнем зеленом платье с домиками. Помню, как оно мне нравилось, как хотелось жить в одной из избушек, непременно с собачкой и деревьями во дворе. Перед глазами мелькают страницы книжки с красивыми картинками и знакомый голос читает нараспев: «идет матушка-весна, отворяй-ка ворота».

Отворяй-ка ворота… отворяй-ка ворота. И тут же перед глазами встает образ мерзкой твари в углу, раскинувшей конечности на манер паука. Она таращится белесыми глазами и тонюсенько причитает: «весна пришла, отворяй ворота, отворяй ворота, отворяй ворота».

Да что б тебя! Резко выключаю душ и стою несколько минут, уткнувшись головой в прозрачную стенку. Дышать, глубоко дышать, медленно и ритмично.

- Что-то совсем вы нервным стали, Петр Сергеевич, - говорю сам себе голосом Валицкой, и нервно улыбаюсь. Для полноты счастья не хватало еще вести диалоги в душе.

Вновь тянусь к клавишам и настраиваю режим температуры на «прохладный». Сильный напор бодрит, мигом выбивая из тела кучу мурашек. Сознание проясняется, из головы уходят лишние эмоции и уже получается худо-бедно рассуждать.

Может ли быть так, что марионетка – это и есть я, мое альтер-эго? Если вспомнить обстоятельства первого ее появления, то многое становится на свои места. Джанет в тот день не только сокурсников перепугала, побив стекла и панели освещения, она мозги мои едва не вскипятила. По словам дока Луи я чудом выжил, но как же быть с целостностью содержимого черепной коробки, где могло и пару нейронов перегореть, если не целые звенья выбить? Именно тогда и появился странный образ, внешне напоминающий меня и поющий песенки из далекого детства.

- Отворяй-ка ворота, - произношу, стуча зубами от холода. Опомнившись, зажимаю клавишу и теплый поток воды обрушивается на порядком продрогшее тело, приятно расслабляя мышцы, но не голову.

Предсказания… Как быть с предсказаниями марионетки: изломанная кукла на полу туалета, пистолет в сейфе наркомана? Перемкнуло нейронные цепи и проснулся дар пророка? Допустим. А время… я научился притормаживать время? Есть же супермен, будет и супертормоз.

Вырубаю душ и ступаю на прорезиненный коврик. Вода ручьями стекает с расслабленного тела. Тянусь за полотенцем и снимаю с вешалки странно розовое с цветочками и медвежонком по центру. У Вейзера отродясь такого добра не бывало, а вот одну любительницу косолапых прекрасно знаю. Остается вопрос: каким образом личные вещи Лианы появились в мужской душевой? Припоминаю, что на днях видел странные тюбики в шкафчике. Подхожу к раковине и открываю дверцу – точно, полки заставлены всевозможными кремами, мазями, лаками и прочим барахлом. Вейзер еще тот метросексуал, но даже в его арсенале не имелось столь значительного количества средств личной гигиены. Одних лаков насчитал с десяток.

К нам кто-то переехал жить? М-да, это уже ни в какие ворота не лезет, сегодня же переговорю с Альсон. Будет дуться и убегать, подключу старину Герба. Он еще тем занудой может быть, станет бубнить и бубнить, пока не возьмет малышку измором.

«Пойми, Петр, девочка серьезно больна», - звучит в голове издевательский голос Валицкой, - «поэтому завтра вы женитесь, а что бы не возникло сексуальных поползновений, мы тебя кастрируем».

Попой чувствую, к этому все и идет.

На сегодняшний день была запланирована важная встреча. Именно поэтому встал с утра, побрился и даже воспользовался туалетной водой Вейзера, пшикнув пару раз. Запах отвратный, сладостью своею напоминавший женские духи. Но что поделать, если у Николаса других нету, а свой одеколон я не привез. Да и сомневаюсь сильно, что местная таможня подобную контрабанду пропустит. Скорее последнюю колючку с футболки снимет, чем добро даст.

Проглотив завтрак, скорым шагом выхожу из казармы, чтобы нос к носу столкнуться с Леженцом.

- О, Воронов, куда собрался, чуть свет не срамши?

Научил спортсмена на свою беду. Выражение на космо звучало куда грубее и потому обиднее. Я употребил его всего один раз, но Дмитрий, зараза такая, запомнил, и теперь каждое утро произносил его вместо приветствия. И ладно бы, по отношению ко мне одному.

Бывшая старшая по группе метко высказалась по этому поводу:

- Все, что связано с задницей, он усваивает автоматически. Если бы в каждом абзаце криминалистики встречалось слово «жопа», Леженец стал бы отличником.

Смотрю на физиономию спортсмена и решаюсь проверить теорию опытным путем:

- Да вот, решил булки размять.

Не сработало: Дмитрий хмурится, пытаясь отыскать в моих словах подвох.

Уже прошел сотню метров, когда услышал громкий гогот и довольное:

- Булки размять. Воронов решил булки размять.

Машу спортсмену рукой на прощанье и прибавляю шаг: впереди ждет встреча со Светланой Кормухиной.

Еще зимою попытался отыскать свою бывшую, но понял, что даже фамилии настоящей не знаю. Ничего толком не знаю, разве что внешность описать смогу.

Я тогда не поленился, взял бланк запроса на поиски человека (и такой имелся в Организации), но не смог продвинуться дальше первой страницы.

Укажите цель поиска. И что было писать в данной графе, правду? О том что обидел сильно, и что хотел просить прощения? Как-то не тянуло раскрывать душу перед бездушной бюрократической машиной. Приврать тоже не получилось, хотя вариантов была масса: воспылал былыми чувствами, соскучился, захотел нормальной бабы и сексу. Правда, насчет последнего погорячился - никакое это не вранье: глубоко внутри рассчитывал на нечто большее, чем чашечка горячего кофе и разговоры.

Раз уж с официальным бланком не вышло, начал искать обходные пути. Обратился с вопросом к Анастасии Львовне, и та неожиданно согласилась помочь. Единственное, предупредила, что займет это много времени. Так оно и вышло: разговор наш состоялся в декабре, а ответ получил лишь в начале мая.

Светка на встречу согласилась, несмотря на всю ту хрень, что успел наговорить в то злосчастное утро: про подстилку на полставки, про тарифы за любовь, про многое-многое другое, о чем может быть и думал, но никогда бы не сказал в слух. Тогда мозги сильно переклинило после увиденных поцелуев Ловинс и МакСтоуна. Настолько сильно, что бредил наяву, не отдавая отчета в собственных поступках. Завалил девчонку в кровать и едва ли не силой попытался взять. Хотя какой там силой, Светка при желании отделала бы меня, как тот же Леженец на татами. Скорее, смилостивилась из-за сострадания, уж больно жалкое зрелище собою представлял.

Как сказал бы сосед Костик:

- С палками в тот день не сложилось, а вот камней набросал предостаточно.

Пришло время собирать.

Иду скорым шагом по привычному пути. Тем самым маршрутом, ходил которым каждый день на протяжении последних трех лет. Знал каждое деревце на обочине, каждый кустик, изучил даже вечную лужу в низине, разлившуюся до состояния озерца после вчерашних дождей.

Поднимаюсь вверх по склону - асфальт под ногами сырой, не успел просохнуть за ночь. От земли тянет влагой и свежей зеленью. Дышу полной грудью и улавливаю бодрящий запах хвои: отсюда до бора рукой подать.

Осматриваю привычный пейзаж и замечаю над верхушками сосен кусок темнеющего неба. Неужели опять погода испортится?

Май в этом году вступил лихо, с громом и молниями, обильными ливнями и холодными ветрами. Я половину апреля проходил в одной футболке, а сегодня одел ветровку, форменную, как и положено, с хищной птицей на рукаве. Подумал даже о кепи, но в итоге махнул рукой. Ничего не сделается с моей короткостриженой головой. С ней чего уже только не делали, прохладным ветерком и парой капель не испугаешь.

Дохожу до развилки, привычно сворачиваю в сторону корпуса, и только спустя минуту понимаю, что иду не туда. Светка будет ждать за пределами учебной территории, в зоне общего доступа, где располагалась кафешка с незамысловатым названием «Кофейня».

Ругаюсь про себя, и поворачиваю обратно. Для дураков прямо на дороге стоит большой указатель со стрелочками: направо – корпус D17, прямо - парковая зона С5-С8. Только кто его читать будет, указатель этот, когда он каждый день перед глазами.

Метров триста дорога ведет вдоль ряда подстриженных кустов. На встречу попадаются первые прохожие – ребята в синих комбинезонах из отдела обслуживания. В руках темные кейсы с инструментами, за спиной одного из них тяжелый рюкзак. За годы учебы привык не обращать внимание на служащих девятого отдела. Они как муравьи, вечно копошатся поблизости, и что-то делают. До ушей долетают обрывки фраз: «забился восьмой коллектор, работаем без Жоры, дождя не будет».

Прохожу мимо ребят в синем, и вижу за поворотом широкую аллею – здесь начинается общая зона С8. Прямо перед входом стоит широкий стенд с картой и обозначениями. Тут же информационная тумба с сенсорным экраном. Ни в том, ни в другом нет необходимости: перед выходом успел изучить карту, поэтому в дополнительных подсказках не нуждался. Единственное, на что обратил внимание – жирный красный шрифт внизу: требуется спецпропуск формы такой-то.

Очень важное упоминание, без данного разрешения любой патруль задержит до выяснения обстоятельств, а потом влетит по самое не балуйся с разбирательствами, комиссией и строгим замечанием.

Поэтому я и потратил два дня на оформление спецпропуска, исписав несколько бланков. Служащий, вручавший магнитную карточку, буднично произнес:

- Разрешено посещение общей зоны С7 и С8. Не пить, драк не устраивать, в три по полудни быть в расположении казармы.

Вышеперечисленные правила нарушать не собирался, поэтому молча кивнул и пропуск свой получил: небольшой серый прямоугольник серебристого цвета. Без фотографии, без имени и фамилии, но с рисунком в виде набора геометрических фигур.

Странный вид документа смутил, но Вейзер развеял мои сомнения:

- Это стандартный идентификатор личности, все данные патруль считает на расстоянии. Главное – носи с собой постоянно и в фольгу не заворачивай.

Про последнее Николас мог бы не рассказывать. Виды электронных документов и способы обмана сканеров изучали на лекциях. Просто… просто никогда не сталкивался с этим в реальности, вот и удивился.

На границе зон не оказалась никаких шлагбаумов и пунктов проверки, одна лишь предупреждающая табличка. За пару шагов пересекаю невидимую границу, а рука сама тянется к внутреннему карману ветровки: самое время проверить, взял ли пропуск с собой. С наличием документа полный порядок, поэтому выдыхаю и быстрым шагом направляюсь к месту встречи.

На аллее оказывается неожиданно многолюдно, я и забыл, как много людей работает в Организации. От разнообразия форм и нарядов буквально пестрит в глазах. Некоторые отделы безошибочно узнаю по расцветке, другие по выправке, но большинство одето в гражданку. Возможно, они и есть гражданские: в Службе Безопасности хватало специалистов, работающих по найму.

Протискиваюсь сквозь толпу гомонящих парней, и сворачиваю на узкую дорожку, укрытую с двух сторон кустами. Кажется, здесь можно срезать на соседнюю аллею С7, а там и до кофейни рукой подать. Огибаю душистый куст с желтыми цветками и выхожу напрямки к беседке – тупик. Сидящая внутри парочка замолкает, с недоумением уставившись на меня.

- Извините, - бормочу растеряно, и поворачиваю обратно. Вновь протискиваюсь через шумную толпу и шагаю по аллее дальше. В этот раз никуда не сворачивая, дохожу до небольшой площади с фонтаном. По периметру расставлены скамеечки, под ногами вместо привычной серости асфальта розовые оттенки фигуристой плитки. За шумом воды слышно попискивание работающего уборщика. Самого робота я не вижу, но по звуку безошибочно определяю устройство. Ровно такие же механизмы работают на учебной территории, выдраивая до блеска близлежащие дорожки. Прохожу вперед и убеждаюсь в собственной правоте: вдоль покатого борта фонтана перемещается предмет каплевидной формы, высотой не больше метра. Драит и без того безупречно чистую плитку, весело помигивая огоньками на корпусе. Заприметив меня на пути, разрождается целой чередой писков, дескать «внимание, отойди, и не мешай». Создавать помехи и в мыслях не было, поэтому миную разволновавшегося робота и следую дальше.

На маленькой площади сходится несколько путей, в том числе и тот, который приведет меня в нужное кафе. Поднимаюсь по дороге выше и попадаю на параллельную аллею С7. Бездушное название для места, сплошь покрытого цветами. По обочинам и центру разбиты многочисленные клумбы, разных форм и расцветок. От многообразия красок пестрит в глазах, куда не посмотри сплошные бутоны. И какая это к бездне С7, могли бы назвать Цветочная. В цифрах и буквах легко потеряться, а вот в словах, описывающих местность, запутаться куда сложнее.

Вижу вдалеке здание искомой кофейни и прибавляю ходу. Нужды спешить нет, и без того вышел с получасовым запасом, но отчего-то ноги сами несут вперед. Внутри испытываю странное волнение и радость, словно не прощение иду просить, а на очередное свидание. Сам толком не понимаю, чего жду от этой встречи. Вроде как расстались давно, и все точки расставлены над «и», только тлеет внутри странный уголечек, определения которому дать не могу. Может когда увижу Светлану, расплывчатые чувства обретут очертания и сформируются в мысли?

Подхожу к кафе – невысокому одноэтажному зданию с панорамным остеклением. Внутри находится ряд столиков с кожаными диванчиками ярко-красной расцветки. Некоторые заняты, но большая часть свободна, что и не удивительно для столь раннего часа.

Толкаю дверь с круглым оконцем посередине, и та легко подается, звякнув колокольчиком. Закрываю глаза и вдыхаю яркие ароматы нового места. Голову начинает кружить от запахов свежесваренного кофе и булочек с корицей, которые так обожает Альсон.

За стойкой стоит женщина в передничке и белоснежном чепце, с трудом скрывающим пышную прическу. Она мило улыбается:

- Доброго дня детектив, чего желаете?

Детектив? Ну да, на мне же форменная ветровка с хищной птицей на рукаве. Не привычно слышать такое обращение, обычно зовут курсант или салага, если дело касается Камерона.

- И вам доброго, - расплываюсь в ответной улыбке. – Можно кофе со вкусом ванили и мускатного ореха?

- Конечно, детектив. Что-нибудь на легкий завтрак: свежая выпечка, яичница с беконом, блинчики с джемом?

- Нет, спасибо.

- Присаживаетесь, через три минуты будет готово.

Вновь благодарю любезную продавщицу, и собираюсь сесть за ближайший столик, как вдруг раздается знакомое:

- Воронов?

Оборачиваюсь и вижу Светку, занявшую место в самом углу.

- Как всегда, невнимателен, - укоряет она меня вместо приветствия.

Хочу сказать, что не ожидал увидеть ее: до назначенного времени больше получаса. Не в привычках Кормухиной приходить столь рано. Вместо этого виновато улыбаюсь и присаживаюсь напротив.

Смотрю на девушку: минимум макияжа, серая кофточка, из украшений – небольшие сережки в ухе. Вернее, сережка, вторую не вижу за волной светлых волос. Даже колечка на пальцах нет, что совсем уж странно для вечной модницы.

- Привет, - пытаюсь улыбаться.

- Говори, зачем звал, - неожиданно резко произносит она. Ловлю взгляд, вглядываюсь в знакомое до боли лицо, но ничего считать не могу: отстраненная маска, лишенная всяческих эмоций.

- Хотел извиниться…

И вновь никакого проявления чувств. Светлана молчит, ожидая продолжения разговора с моей стороны. Только сейчас обращаю внимание на кружку кофе в ее руках: черного, без сливок и прочих добавок. Она никогда такой не любила, морщилась от горечи и требовала молока или сгущенки. А сейчас пьет и даже носик не морщит.

- Знаешь, то был хреновый день в моей жизни, поэтому слабо отдавал отчет в происходящем. В какой-то момент даже решил, что ты галлюцинация, бред воспаленного сознания…

- У тебя все? - обрывает меня Светлана.

Согласно киваю. Ну а чего ожидал: фейерверка чувств из поцелуев и нежных объятий?

- Не болей, Воронов, и береги голову, - девушка тянется за сумочкой на столе.

- Подожди, - спешно расстегиваю ветровку и достаю из внутреннего кармана яркий цветок.

Половину вечера провозился с бумагой вспоминая порядком подзабытое искусство оригами. Сделал пару машинок, даже соорудил основу для водной бомбочки, а вот растение никак не получалось. Только, когда окончательно смирился с поражением, и отключил мозги, руки сделали все на автомате.

Первый блин вышел комом, бутон получился корявым. Понадобилось еще несколько попыток, чтобы за цветок не было стыдно. Сосед творение оценил, а Лиана так и вовсе пришла в бурный восторг от бумажного чуда и потребовала себе такой же. Я сделал малышке целых три, и получил в награду визги, аплодисменты и обнимашки, куда же без них.

Лиана схватила подарок и убежала в комнату, а перед сном притащила живой бутон. Он выглядел, как живой, необычайно естественной расцветки: кремовой, постепенно переходящей в нежно-розовый, с едва заметными вкрапления желтого и зеленого. Только кончики лепестков алели ярко-красным. Как мог человеческий глаз создать столько полутонов и оттенков? И не просто создать, а сделать гармоничные переходы, не отличимые от природных.

Кажется, я лишился речи на пару с Вейзером, а Лиана протянула творение с неизменным «на», и убежала обратно в комнату. Начиналась гроза и малышке требовалось укрыться под одеялом в обнимку с косолапым.

Сейчас этот бутон лежал на столе перед Светланой.

- Что это? – звучит неожиданный вопрос. Словно и не было никогда «того раньше», где я дарил ей оригами. Нас никогда не было…

- На память, - отвечаю глухо.

- Кусок бумажки, ты серьезно? – в голосе девушки звучит издевка. – Воронов, ты точно двинулся.

- Извини, про золотые сережки не подумал, - протягиваю руку, чтобы забрать подарок и… получаю оплеху. Хорошую такую звонкую затрещину, от которой в глазах помутилось.

- Никогда не прикасайся к моим вещам без спроса.

Едва смог разобрать слова девушки, больше похожие на шипение рассерженной змеи. А когда вернулась фокусировка, цветка на столе не было. Второй раз в жизни Светка отвешивала мне пощечину, и второй раз с той же формулировкой. Только, помнится, тогда я выкинул подарок в мусорное ведро.

- Полегчало? - интересуюсь у довольной Кормухиной. Печать безразличия слетела с лица девушки и теперь она выглядела, словно кошка, объевшаяся сметаны.

- О, да, оно того стоило, - промурлыкала девушка, потирая отбитую ладошку.

- Конфликт исчерпан, обиды нет?

- Еще за кофе заплатишь. Прощай, Воронов.

Светлана накидывает на плечи легкую курточку, лежавшую все это время на коленях.

- Подожди, - останавливаю я девушку, - к чему весь этот цирк?

- Ты о чем?

- Да обо всем, - улыбаюсь в ответ, на это раз не виновато, а зло. – О кофточке дешевой, которую ты никогда бы не одела, о кольцах, которых нет, о черном кофе, который никогда не любила и даже выпить не смогла, хотя очень старалась.

- Ты бредишь, - сухо произносит Кормухина.

- Я разумен, как никогда, спасибо за оплеуху, - выразительно тру горящую огнем щеку. – Не скажешь, что вас объединяет с Валицкой?

- О чем ты?

- В тот день ты пришла по ее просьбе? Именно тогда, когда я больше всего нуждался в моральной поддержке. Только не говори, что это случайность, потому что случайным людям не дают допуск на территорию седьмого отдела без специального на то разрешения. А эта клоунада с внешним видом? Тоже Анастасия Львовна надоумила? Дескать, покажешь Воронову, что он тебя совсем не знает? Что бы что? Что бы проще было расстаться?

Девушка напряженно молчит, губы сцеплены в тонкую ниточку.

Опасаюсь, что она сейчас встанет и уйдет, поэтому торопливо договариваю:

- Свет, это же я. Не нужно никаких Валицких между нами. Если не хочешь меня больше видеть, так и скажи. Сама, без всех этих хитровыеб…, - вовремя останавливаюсь, вспоминая, что Кормухина не переваривает мат. – Без этих хитрых сигналов на подкорку. Просто скажи и разбежимся навсегда.

Глаза девушки округляются от удивления. Но не слова мои послужили тому причиной, она смотрит в сторону выхода. Кажется, секундами раньше раздалась трель дверного колокольчика.

Не успеваю обернуться, как новый посетитель сам появляется перед нашим столиком

- Так и знал, - произносит он. Губы его кривятся в странной, болезненной ухмылке.

- Майкл, давай не сейчас, - Светлана встревожена не на шутку.

Смотрю на внезапно нарисовавшегося Майкла: молодой парень моего возраста, может чуть старше. Чернявый, с модной прической и смазливым личиком. Слишком смазливым: с такой мордашкой только в глянцевых журналах сниматься и девчонок кадрить. На плечах кожаная безрукавка с кучей клепок и застежек. Весьма популярная вещь в иномирье: Вейзер на днях щеголял в такой. Футболка кислотно-розового цвета с черной полоской посередине от местного бренда. Легко узнаю четыре заглавные буквы благодаря тому же Вейзеру, периодически читающему лекции о тенденциях сезона.

Щеки слегка припудрены, губы накрашены в легко-розовые тона - все согласно последним веяниям.

- Ты кто такой? – Майкл бросает на меня угрожающий взгляд. Дальше следует нецензурная брань, в которой без труда угадываю английские ругательства.

- Сам ты «эсхолл», мудила, - произношу на чисто русском.

- О, так мы значит из 128, - слишком радуется этому факту неизвестный Майкл. – А че тогда ветровочку нацепил?

- Хочу и ношу. У тебя с этим какие-то проблемы?

- У тебя будут проблемы, придурок. Среди детективов нет ни одного выходца из ублюдочного 128. Я вот сообщу куда следует, что шмотки с чужой символикой носишь, с тебя за это три шкуры спустят.

- Майкл! – Света вскакивает с места.

- А ты не лезь, - яриться парень. И продолжает тоненьким голоском: – мне сегодня пораньше, на работу. Кого ты обмануть пыталась, а? С хахалем своим крутила за моей спиной?

- Я потом все объясню, - Светлана пытается сохранить хладнокровие и передать его другим. Только бесполезно: неизвестный Майкл разошелся не на шутку.

- А мне не нужно потом, ты сейчас скажи. Пощечины эти ваши, подарочки в виде цветочков. Я же через окно все наблюдал, все видел. Или скажешь не было, опять придумал?

- Майкл, поговорим дома в спокойной атмосфере.

- Заткнись, сука, - взрывается тот, - не будет никакого дома.

На этот раз не выдерживаю я, и встаю из-за стола:

- За языком следи.

- А то что? Думаешь, чужую ветровочку одел и стал крутым? Да ты знаешь кто я такой?!

Оцениваю стоящего напротив парня: ростом чуть выше, среднего телосложения, без видимого наличия оружия. Пальцы рук буквально унизаны перстнями – плохо, если пропущу удар без рассечения не обойдется.

- Петр, не надо, - Светлана чувствует мой настрой. Пытается вклиниться между нами, но Майкл останавливает девушку простым движением руки. И она подчиняется?! Независимая и боевая Кормухина, способная разнять драку пьяных мужиков, следует жесту какого-то фигляра, что хорошо выдрессированная собачонка? Или мир сошел с ума, или я нихрена не знаю.

- Я вызвала патруль, - слышу за спиной голос работницы кафетерия.

- Пожалуйста, не надо никакого патруля, мы уходим. Правда, Майкл?

Даже не знаю, кто меня больше злит: накрашенный петух или унижающаяся перед ним Светка, жалобная и заискивающая.

- Патруль? Прекрасно, - фигляр не обращает внимание на мольбы стоящей рядом девушки. Его прищуренные глаза целиком и полностью сосредоточены на мне. – Пусть придут и составят протокол на эту мартышку. На каком основании она таскает форму с символикой, к которой не имеет ни малейшего отношения.

- Мартышка? – ухмыляюсь. Столько раз слышал это обращение, что перестал обижаться. – А сам-то родом откуда будешь?

- Я родился здесь, - Майкл чуть ли не орет, тыкая большим пальцем в свою грудь, - я гражданин развитых цивилизаций, и ни тебе, обезьяна тугодумная, задавать подобные вопросы.

Ба, как мы взбеленились, будто наступили на любимую мозоль.

- А папа с мамой откуда будут? - прощупываю почву. По вмиг побледневшему лицу парня понимаю, что попал. С первой же попытки угодил в болевую точку фигляра. Тот аж задыхается от гнева, нервно сжимая кулаки. Ну же, давай!

За спиной раздается знакомый перезвон колокольчиков. Слышу голос работницы кафе:

- Господин сержант, нарушение общественного порядка. Вон та троица у дальнего столика.

Поворачиваюсь корпусом на звуки и… удар едва не опрокидывает меня на землю. Делаю два шага назад, с трудом сохраняя равновесия. В глазах вспышка, в ушах гудит, а тело автоматически принимает стойку, прикрывая голову. Но новых ударов не следует.

На линии огня стоит Светка, и всем своим телом закрывает Майкла, широко расставив руки. Не меня защищает, а его, униженно причитая:

- Петя, пожалуйста, не надо.

Опускаю было занесенный для удара кулака, но Майкл делает резкое движение: хватает девушку за пояс и с силой отшвыривает в сторону. Светка спотыкается и падает в пространство меж диваном и столом, мелькнув вихрем светлых волос. Падает неудачно, не успев сгруппироваться в воздухе. Вижу, как ребрами прикладывается об угол столешницы. Левая нога на каблуке неестественно подгибается. Светлана непроизвольно охает, и оседает на пол.

Ну все, сука!

Даже рвануть толком не успел, как руки с силой скрутили за спиной. Секунда, и меня заваливают лицом вниз, с силой прижав к полу. Чувствую коленку, упершуюся в поясницу, холодный металл наручников на запястьях.

- Меня, меня за что? – кричит фигляр. – Лучше мартышку ряженую проверьте. Почему она разгуливает в форменной ветровке?

Пытаюсь глазами отыскать Светку, как она там, но голову с силой прижимают к розовому линолеуму.

- Лежи спокойно, курсант, - раздается спокойный голос сверху.

Курсант? Значит успели считать информацию.

- Девушка, - с трудом шевелю губами, практически целуясь с грязным полом. – Что там с девушкой?

Мне не отвечают. Краем уха слышу переговоры по рации:

- Дежурный, код четыре – нарушение общественного порядка. Драка в кафетерии зоны С7, жертв и разрушений нет. Личности задержанных установлены. Да, трое.

Перестаю трепыхаться и расслабляю сжатое, как пружина, тело. Слова сейчас бессмыслены: патрульным плевать, кто здесь прав и виноват, разбираться будут другие, а они просто выполняют свою работу. Остается только лежать в обнимку с полом и ждать, когда погрузят в машину.

- Вам необходимо будет проехать с нами, - еще один патрульный беседует с работницей кафе. Ответ слышно плохо, кажется, женщина не горит желанием покидать рабочее место. Мужской голос настойчив: - для составления протокола, таков порядок.

Лучше бы ты медика вызвал для порядка, а не протоколами козырял. Светка точно себе что-то сломала, уж больно падала неудачно. А то, что молчит и не хнычет – такой уж у нее характер. Наверное… раньше был…

- Господин сержант, можно вас на секундочку.

А вот этот голос принадлежит одному из посетителей: суховатый, слегка надтреснутый, можно сказать, стариковский. Говорят совсем тихо, так что даже не пытаюсь вслушиваться.

Под горящей щекой чувствую набежавшую влагу. Этот петух крашенный все-таки рассек кожу. От одной мысли, что не добрался до напудренной скулы Майкла, становится плохо. Кулаки сжимаются с силой, а скрученные за спиной руки моментально отзываются болью, настолько острой, что едва не подвываю во всю глотку.

- Под вашу ответственность, - сквозь пелену боли доносится голос сержанта. Слышу приближающийся скрип подошв по полу. – Этого отпустить.

Не успеваю понять, что происходит, как металлическая хватка браслета на запястьях ослабевает. Следует легкий тычок в бок:

- Вставай, курсант.

Развожу руки в стороны, с трудом опираюсь на ладони: болят все косточки, ноет каждая мышца, сухожилия плечевого сустава растянуты напрочь. Поднимаюсь, сжав зубы, а взглядом пытаюсь найти Светку. Но первым вижу крашенного петуха: лежит мордой в пол со скованным за спиной запястьями.

Девушка обнаруживается чуть дальше – сидит у дивана, неловко подогнув ногу. Кофточка бесстыдно задрана, обнажив тело до чашечки лифчика. Над боком склонился один из патрульных, вижу лишь шприц в его руках и пятно кровоподтека, расползшегося по некогда белой коже.

- Курсант, свободен, - командным голос произносит патрульный с нашивками сержанта на плече. И кивает, но не в сторону выхода, а на грузного мужчину средних лет, одетого в неприметный серый костюм. Похоже, именно ему я должен быть благодарен за внезапное освобождение.

- Кофе только заберу с собой.

Ожидаю тычка в бок, или строгого выкрика, но сержант неожиданно расплывается в улыбке:

- Каков наглец, а?

- Других не учим, - скупо улыбнулся мой спаситель. И уже обращаясь ко мне, произносит: - давай, курсант, забирай свое кофе и дуй на улицу. Буду ждать тебя там.

Под присмотром патрульных подхожу к стойке и встречаюсь взглядом с недовольной работницей заведения. Женщина уже успела стянуть чепчик и теперь кудряшки топорщились в разные стороны, создавая непомерный объем прически.

- Можно? – пытаюсь улыбаться.

Она без слов ставит передо мною стакан и кидает следом набор пакетиков. Будь ее воля - плеснула содержимое в лицо, а сахар швырнула бы следом. Сдается мне, Воронову здесь больше не рады.

- Спасибо, - беру остывший кофе, и отворачиваюсь от негостеприимной работницы общепита. Ищу Светку и встречаюсь с ней взглядом. Девушка полулежит, прислонившись к дивану, вся бледная и потрепанная.

- Иди уже, - выдавливает она из себя и отводит глаза.

Тут же дергается распластавшийся на полу Майкл:

- Какого хрена вы его…, - и затыкается, вскрикнув от боли. Здоровяк в форме патрульного слегка придавил коленом не в меру болтливого подопечного.

- Иди, иди, - скоро произносит сержант, - не испытывай наше терпение, курсант. – Когда прохожу мимо, он тихо добавляет: - не волнуйся, о ней позаботятся.

Я и не волнуюсь. Об одном жалею: так хотелось приложить крашеного петуха, хотя бы разочек, хотя бы один удар.

На улице меня встречает давешний спаситель. Морщится под лучами весеннего солнца, поглаживая узкую бородку на слегка полноватом лице. Мужчина выглядит солидно, и дело не в одном лишь строгом костюме или брюшке, натянувшем пуговицы рубашки. В движения его, в манере держаться, проскальзывает уверенность, свойственная людям высокой должности.

- Спасибо, - искренне благодарю незнакомца. – Может кофе? Со вкусом ванили и мускатного ореха.

- Не стоит, - отказывается мужчина. – Пройдемся?

Согласно киваю, почему бы и нет. Пропуск выписан до трех часов по полудни, а я в любом случае планировал изучить местные достопримечательности, коих здесь превеликое множество, если верить словам Вейзера.

- Возьмите, - мужчина протягивает белый платок. – Возьмите, возьмите, - проявляет настойчивость, замечая мое легкое замешательство. – У вас кровь на левой щеке. Знаете ли, весьма неприглядное зрелище.

И вновь благодарю незнакомца, тщательно оттирая щеку. Ткань из белой моментально становится красной. Странно, но боль практически не ощущается, видимо удар получился смазанным и лишь слегка рассек кожу одним из перстней, что украшал пальцы фигляра.

- Небольшая царапина, - подтвердил мои догадки собеседник. – Даже зашивать не придется, само заживет. И… выбросьте в урну. Я знаете ли, не привязываюсь к тряпкам, пускай они и служат мне на протяжении долгих лет.

Понимаю, что протягиваю красный от пятен крови платок обратно хозяину. Смущенно отвожу руку назад и, следуя рекомендациям, выкидываю некогда белоснежную ткань. Следом полетел и кофе, пить которое совершенно не хотелось, пускай даже и со вкусом мускатного ореха.

- Позвольте спросить, это была ваша девушка? - уточняет мужчина, когда мы неторопливо идем вдоль длинной аллеи.

- Бывшая, - признаюсь я.

- Похвально.

Что именно похвально, уточнять не стал. По мне, так повел себя как последний кретин. Теперь уж Светка точно не простит, да и шанса для беседы не представится. Не будет со мною больше Кормухина встречаться, не пожелает видится ни-ког-да. И от этого никогда больнее всего. Больнее, чем в растянутых напрочь связках плечевого сустава. Мне бы тогда встать и уйти, плюнув на гордость. Не перебрасываться словами с крашенным кретином, а свалить вовремя, не усложняя Светке и без того непростой разговор. Нет же, встал молодым бычком, довел ситуацию до драки. Хотя какая там драка, недоразумение сплошное: схлопотал один по касательной, в отличии от Светки, бок которой превратился в сплошной синяк. Умная же девчонка, где такого ухажера откапала?

- Знаете ли, забавный факт: 128 параллель больше всего ненавидят ренегаты.

- Простите, кто?

- Ренегаты – жители иных измерений, ставшие гражданами шестимирья во втором поколении.

- Никогда не слышал такого термина, - признаюсь я.

- О, поверьте, с ним столкнетесь еще не раз. В шестимирье предостаточно выходцев из вашей параллели: тех, кто перебрался на постоянное место жительства в поисках лучшей доли. И если у родителей связь с родиной вызывает легкую ностальгию, то дети искренне ненавидят связывающую их пуповину.

- Разрушение нейронных связей?

- Совершенно верно, курсант. Один месяц в году они обязаны посещать родину, иначе могут возникнуть серьезные проблемы со здоровьем. С временным дисбалансом шутки плохи.

- Еще детей не могут заводить, - дополнил я.

- И здесь вы правы, - подтверждает мою догадку собеседник – Ренегаты не способны производить совместное потомство с местными жителями. И не важно, второго они поколения или пятого, тела их продолжают нести отпечаток родного мира. Или, лучше будет сказать – времени.

- Мне кажется или термин «ренегат» носит негативный окрас?

- Предателей нигде не любят. Особенно тех, кто втаптывает в грязь родной дом, сколь бы кривым и кособоким он ни был. Поступок этот сродни унижению собственных родителей, - мужчина остановился под сенью раскидистого дерева. В глазах его читалась усмешка, совсем даже не злая, а теплая, коей учитель награждает любимого ученика. - Здесь наши пути разойдутся: мне в головной офис, а вам советую посмотреть на пруд с лебедями. Знаете ли, на редкость примечательное место.

- Последний вопрос, - торопливо произношу я. – Почему вступились за меня в той кафешке?

- Не за вас лично, курсант, - мужчина постучал пальцем по эмблеме хищной птице, что блестела под солнцем на рукаве. – Мы своих не бросаем – запомните это, крепко запомните. И не важно, из какого они мира. Бывайте, курсант Воронов, успехов на службе.

Смотрю вслед полноватому мужчине в сером костюме и вспоминаю, где его видел. Да все в том же кафе – сидел на пару столиков дальше в полном одиночестве. И конфликт наш он прекрасно слышал, слово в слово, и выводы сделал правильные. Правда, здесь ошибиться было куда сложнее: на всем потоке один единственный выходец из 128 параллели. Он же обладатель кубка в паучке, и насильник аристократок по совместительству.

Пока размышляю, скольжу взглядом по клумбам, пестреющим всевозможными цветами. То там, то здесь, раздаются едва различимые пшикающие звуки – работают поливочные механизмы. Не роботы в виде капли или овала, а обыкновенные распылители, коих и в родном мире предостаточно. Кое-где видны резиновые шланги, а на асфальте потеки воды. От столь привычного зрелища становится как-то легче на душе.

Вспоминается наша последняя семейная поездка в город, когда мне купили костюм на выпускной, а вредной Катьке сарафан. Сестренка тогда сильно дулась и грозилась испортить поездку, а всех причин – плохая мамка запретила прокалывать уши. Эх, я тогда и оторвался, поглумился над мелкой от души.

- Кать, смотри, - подзываю ее, и та доверчиво подходит. Думает, белку в парке увидел или еще какую зверушку, а я ей: - видишь ту первоклашку? Классные у нее сережки, да?

Получаю болезненный тычок в бок и обиженную физиономию. И как вишенка на торте:

- Мам, а Петька опять дразнится.

Велась ведь постоянно, и жаловалась следом. В наказание меня заставили катать мелкую на катамаране. Пока она трескала мороженое, крутил педали и вынашивал новый план мести. Нет не из-за пломбира, который прошел мимо меня с формулировкой: «перестань дразнить сестру», и даже не из-за побитых временем катамаранов, на которых работал, что раб на галере. Просто терпеть не мог стукачества. Брат старший в свое время отучил от этой привычки, а я так и не справился с мелкой.

Резко кручу педали назад, вызывая целый веер брызг. Катюха визжит от страха, и роняет мороженку в воду. И плевать, что сам мокрый, зато преподал вредной сколопендре важный жизненный урок.

Тогда так думал, а сейчас… купил бы с десяток мороженых и протащил бы по каждому закоулку огромного парка, показывая лебедей и цветы, которые она так любит.

А лично мне никакого дела до местных красот не было. Недавняя встреча порядком подпортила настроение. Светка… фигляр крашеный… Захотелось вернуться в казарму, закрыться в комнате и просто валятся часами на койке, ничего не делая.

Не успел окончательно сформировать желания, как ноги сами понесли обратно.

Время стремительно приближалось к обеду, и народа в парке заметно прибавилось. Кое-где приходилось обходить пробки и заторы, а поворот в сторону учебки и вовсе пропустил из-за толпы галдящих первогодок. Ребята плотной гурьбой встали на проходе, закрыв табличку с указателем. Пришлось возвращаться, и протискиваться сквозь плотные ряды юных курсантов.

- Посторонись, молодежь! - зычным голосом оглашаю округу.

В ответ слышу смех и шутки:

- Народ, разойдись. Пропустите дедушку.

Ребята охотно расступаются, освобождая дорогу. Точно первогодки. Каким-то чутьем научился отличать зеленых салаг от матерых курсантов, переваливших в своем обучении далеко за экватор. У старичков другой взгляд, походка, и даже манера носить строгую униформу.

Взять хотя бы нашу группу – весь первый год ходили одетые как с иголочки, второй пытались соответствовать, но прошла снежная зима и понеслось, кто во что горазд. У Леженца верхние пуговицы чуть ли не до пупа расстегнуты, обнажая волосатую грудь. МакСтоун ходит с вечно закатанными рукавами, а у Авосяна рубашка на выпуск. Только в отличии от первых двух делал он это не специально – рост высокий, а форменные сорочки слегка коротковаты. Парень, бывало, зевнет сладко, потянется на задней парте и уже не курсант сидит, а шалопай с подворотни.

Разумеется, преподавательский состав пытался с этим бороться:

- Авосян, выйди из аудитории и оправься.

- Курсант МакСтоун, немедленно привести рубашку в порядок!

- Это что, мать вашу, за кудри?! Леженец, к кому обращаюсь? Еще раз увижу мохнатку, лично волосы повырываю.

И Камерон дернул, уже на следующий день, да так сильно, что бедняга Дмитрий взвыл от боли. И что, чему-нибудь научил его этот урок? Если только лучше прятаться от сурового препода по тактике, или убегать, за неимением надежных укрытий. Уж что-то, а стартовать с места наш спортсмен умел лучше прочих.

Нас наказывали, штрафовали, оставляли на дополнительные занятия, весь ужас которых заключался в том, что сидишь как дурак целый час в пустой аудитории, а из развлечений один учебник. Марго лишали выходных за излишне яркий макияж, у Альсон забирали брелок с медвежонком, который она опрометчиво прицепила к пояску на юбке. Малышка пол-урока просидела с мокрыми от слез глазами, и сердце строгого Труне не выдержало. Вернул он ей фигурку косолапого, взяв с девушки обещание больше никогда не приносить игрушки в аудиторию.

И вот уже МакСтоун во всю гуляет с закатанными рукавами по территории, а кудри Леженца вьются больше прежнего на весеннем солнышке. Преподавательский состав медленно, но верно сдавал позиции, давая одно легкое послабление за другим. Позиции сдавал, но наглеть не позволял. На уроках мы были по-прежнему образцово чисты и опрятны, а на официальных мероприятиях радовали глаз вышестоящего руководства застегнутыми под горло рубашками. Они не трогали нас в свободное время, а мы не подставляли их на занятиях. Пришли к взаимной договоренности, проведя негласные границы.

Наши учителя оказались на удивление нормальными людьми. Правда, понял я это только на третий год обучения, спустя долгие часы вынужденного общения. Встретив Труне на улице, уже не просто здоровался, и рвал быстрее когти, лишь бы куда подальше. Могли пошутить и даже вместе посмеяться, благо поводов для веселья за последние годы скопилось предостаточно. С Носовким так и вовсе целый час обсуждали теорию ноосферы Вернадского. Альберт Михайлович настолько увлекся, что зашел в казарму следом и продолжил диспут уже в общей зале, попутно поужинав. И что удивительно, мне было интересно, как и подсевшим за столик, с дозволения господина учителя, Нагурову и Ли.

Неужели настолько привык и пообтесался в чужом иномирье? Ответ на этот вопрос был довольно простым – нет. Потому как стоит забыться на минуту, почувствовать себя своим, и тут же ткнут носом, напомнив, из какого места родом дикая обезьянка по фамилии Воронов. Как это произошло сегодня.

От одного воспоминания про случай в кафешки внутри все забурлило. Зачем, зачем только подумал об этом? Я почти бежал, прибавив шага, но образ полулежащей на полу Светки не исчезал.

- Это ее жизнь, ее выбор, ее парень, - шептали губы, а кулаки продолжали стискиваться помимо воли. Умная же девчонка, и выбрала такого дебила. Неужели любовь настолько слепа?

Перед казармой встречаю Мэдфорда, судя по треникам и футболки, возвращающегося с утренней пробежки.

- О, Воронов, - завидев меня, Рандольф расплывается в довольной улыбке. - Опять физиономию разукрасили. Красота!

Привычно игнорирую подколку и захожу внутрь коридора, вечно полутемного из-за маломощных световых панелей. Вижу знакомую тощую фигуру Луцика в проходе и кричу:

- Витор, тебя можно на пару слов?

Крысообразный подозрительно водит мордочкой из стороны в сторону, но врожденное любопытство таки побеждает:

- Воронов? Что с лицом?

Мне кажется или он меня обнюхивает?

- Бандитская пуля, - говорю, а сам осматриваюсь. В коридоре вроде никого, но все равно сбавляю голос до еле слышного шепота: - мне нужна информация.

Луцик коротко кивает:

- Пошли.

Выходим на улицу, и следуем к лавочке, стоящей в отдалении от казармы. Отсюда открывается прекрасный вид на близлежащие окрестности: вдалеке темнеет край озера, стройные ряды сосен стоят стеной на берегу. Дальше, над кронами деревьев возвышаются три исполина, три небоскреба Организации, горящие огнем под ярким майским солнышком, так что глазам становится больно.

Зрелище завораживает и с этим трудно спорить, но место примечательно не столько красотами, сколько своим местоположением. На пару сотен метров ни одного кустика, ни одного укрытия, разве что лавочка наличествует, под которой не спрячешься. Самое то для секретных переговоров.

- Говори, - деловито произносит Луцик.

- Нужна информация, - по привычке оглядываюсь, вокруг никого. - Кто слил историю про меня и Ловинс?

- Ты про случай в Монарте, на заднем сиденье автомобиля?

- Да.

Приятно иметь дело со знающим человеком.

- Достаточно будет фамилии или нужны доказательства? – уточняет парень, при этом забавно водит носом. Ей-ей, пытается что-то разнюхать.

- Фамилию знаю, нужны доказательства.

Луцик вновь кивает, задумывается о чем-то на несколько секунд. Наконец, произносит:

- Хорошо, но это будет стоить.

- Сколько?

- Что не так с Альсон?

- Не понимаю.

- Это цена моей услуги, - поясняет Витор. - Хочешь получить ответ на свой вопрос, ответь сначала на мой.

- Да нормально все с ней.

- Я что, похож на лоха, которому можно впарить левую инфу? - парень хмурит брови. – Я знаю, что с Альсон что-то не так. И знаю, что вы с Авосяном это знаете. Мне нужны ответы.

- Десять тысяч золотом, - называю свою цену. Кажется, за время обучения на счету скопилось куда больше денег, львиную долю которых составляли наградные за победу в паучке.

В ответ на предложение Витор качает головой.

- Меня не интересуют деньги, мне нужна информация.

- Если пятерку сверху накину?

- Торгов не будет, условия я назвал.

Хреновые условия, для меня не исполнимые.

- Тогда забыли, - киваю парню. Забудет он, как же, уже отложил разговор в отдельную ячейку памяти с фамилией Воронов.

- Если передумаешь, к твоим услугам, - несется вслед. Обойдешься, любитель совать нос в чужие дела. Обратился к тебе в первый и последний раз. Надеюсь…

Возвращаюсь в казарму и захожу в комнату. Вейзер встречает меня удивленным взглядом:

- Ты… здесь?

- Да, а где я должен быть.

Парень кивает в сторону душевой, откуда доносится шум воды.

- Без понятия, кто там, - признаюсь Вейзеру и двигаюсь в сторону кровати. Меньше всего сейчас хочется разгадывать ребусы. Просто зарыться в подушку с головой и забыться на часок, а лучше на два, чтобы вылетело из головы хреновое утро, будто кошмарный сон.

- Может душ забыл выключить? – предполагает сосед.

- Может, - киваю автоматически. Может забыл, а может и нет.

Пока я устало бреду к кровати, Николас направляется в душевую. Смело открывает дверь и замирает на пороге. Секунду ничего не происходит, а затем раздается пронзительный девичий визг.

Вейзер в панике захлопывает дверь и визг мигом прекращается. Следом несется недовольное:

- Я голенькая!

Глаза моего соседа наполнены ужасом. Заплетаясь, он лопочет:

- Ты же… я же… не специально.

Согласно киваю головой, но Вейзера это ни капельки не успокаивает. Еще и голосок малышки доносится из душевой:

- Все Гербу расскажу, как ты за мною, голенькой, подглядываешь.

- Я же… ты же…, - парень бледнеет на глазах. Подбегает зачем-то к кровати, потом к столу, затравленно озираясь.

- Ник, успокойся, - пытаюсь достучаться до парня, но тот не слышит. Опрокидывает стул и опрометью выбегает в коридор, хлопнув дверью.

Начался денек…

Полежать спокойно не дали. Стоило закрыть глаза, как послышался монотонный бубнеж Нагурова за стенкой. Саня на редкость занудно объяснял Марго задачку по биохимии, перемежая свою речь вопросительным: поняла? Делал это на редкость противно, повышая голос до визга пилы на последнем слоге. Не знаю насчет блондинки, а я материал усвоил даже с подушкой на голове.

Следом вышел распаренная после душа Лиана с явным желанием поозорничать. Так называл это Герб, я же дал этому состоянию другое наименование – побеситься. Потому как только проделками нечисти можно было объяснить неуемное желание доставать окружающих, и конкретно Петра Воронова. Меня щипали, толкали, залазили сверху и бесконечно требовали пойти поиграть.

Хвала вселенной, пришел добродушный великан, и забрал разошедшуюся малышку с собой на озеро. Из напоминаний о живом сгустке энергии остался лишь плюшевый медведь, да болящие от бесконечных тычков бока.

Казалось бы - спи не хочу, но тут начали орать в коридоре. То ли МакСтоун криво посмотрел на толстяка, то ли толстяк на МакСтоуна, сути не меняет: гуманист в очередной раз сцепился с Томом. Порою возникало ощущение, что парочка эта специально находила друг друга, чтобы вот так вот, от души подрать глотки, выпуская накопившийся пар. Делали бы это на улице, так нет – выперлись в коридор и встали ровно под моей дверью.

В этот раз миротворец в лице Ли подзадержался и парни оторвались на полную. Соми под конец аж хрипел сорванными от крика связками. И как в таких условиях забыться?

В конечном итоге конфликт был улажен, а мне дали пять минут, всего лишь пять минут, за которые не успел даже смежить веки. В коридоре появился Леженец и не просто так, а с новой шуткой, которую не преминул использовать:

- Куда собрались? Булки размять?

На космо фраза звучала совсем уж пошло, намекая на подготовку попки к сексуальным игрищам. Когда переводил выражение с русского, меньше всего задумывался о нюансах и тонкостях чужого языка, а вот поди ж ты. Самолично вручил в руки Дмитрия боевую гранату.

Эх, если бы жертвой новой шутки была выбрана одна лишь Ловинс, все бы обошлось, но на беду компанию ей составляла Маргарет… Лучше бы она продолжала грызть гранит науки за стеной, все шума меньше было. Теперь же Леженец ржал не переставая, блондинка перешла на ультразвук, а Ловинс… В бездну Ловинс… В бездну Кормухину и прочих баб.

Бросив бесплодные попытки заснуть, вышел на улицу и вдохнул полной грудью. В голове само собой родилось немудреное двустишье:

Пускай и не стояло здесь полной тишины,

Но звуки те куда приятней слуху.

После долгих минут, наполненных ором, поневоле сделаешься поэтом, если не схватишь раньше нервный тик или не прибьешь кого-нибудь в вечном сумраке коридора.

Природа в таких случаях всегда выручала, спасла она и в этот раз. Дошел до озера, и зачерпнув горстью ледяную воду, хорошенечко умылся, избавляясь от остатков накопившегося раздражения. Вода в ладонях моментально окрасилась в красный цвет, и я запоздало вспомнил, что так и не привел себя в порядок после утреннего происшествия в кафе. Хорошо, малышка не заметила царапины на щеке, иначе расспросов хватило бы на целый день.

После, уселся обсыхать на бережке, подставив мокрую голову под теплое майское солнце. Ласковые лучи разнежили тело, и я было забылся, откинувшись на спину, но тут послышались голоса. Хватило знакомых ноток Соми, чтобы спешно покинуть облюбованное место. Не было сил видеть мерзкую толстую харю, и девушку, возле которой он вечно терся.

По берегу, через густые заросли ольхи, ушел в чащу. Где блуждал еще три часа, наслаждаясь запахами и звуками проснувшегося от зимней спячки леса. Тут тебе стучал и вечный труженик - дятел, и ветер шумел, запутавшись в кронах, и аромат хвои, до чего же свежий и насыщенный, сводил с ума.

Времени хватило не только отдохнуть, но и порядком подумать и попытаться разобраться в одолевающих чувствах, что наслаивались пластами, превращаясь в огромный пирог, с которым не справишься за один присест. Хотя я честно попытался.

Раньше была Ловинс, была любовь и было все понятно. Теперь же появилась Светка, с которой безумно хотелось увидеться снова, обнять и поцеловать. Да чего там, готов был возобновить прежние отношения, а Ловинс… А хрен знает, что с ней: любил и ненавидел одновременно, и Светку может статься, любил и ревновал. От одной только мысли, что она спит с ренегатом Майклом, с этим крашенным уродом, внутри все переворачивалось.

Почему все так сложно? Почему нельзя любить одного человека и испытывать к нему простые и ясные чувства? Откуда возникают эти полутона и оттенки, порою противоположные по значению, из-за которых и сам не понимаешь, с кем хочешь быть? С бывшей или с той, что сейчас перед глазами.

А самое хреновое в сложившейся ситуации - не быть мне ни с одной из них, чтобы там не придумал, и чтобы не решил. Одна не любит, у другой давно есть парень. И спрашивается, чего страдаю?

В казармы вернулся далеко за обед. Зашел в пустую залу и сразу направился к раздаточной за подносом. Меню было стандартным, поэтому без труда определился в предпочтениях, выбрав легкий суп из овощей, и кусочки жаренной свинины в оливковом соусе.

Привычно разместился в дальнем углу и заработал ложкой. Запах подрумяненного мяса неожиданно пробудил аппетит, и я вдруг понял: непременно возьму пирожного, а может статься, что и два. Был еще кусочек сырного пирога, прекрасно сочетавшийся с клубничным джемом и вкусом бархатного чая.

- Ты один пришел?

Я аж вздрогнул от неожиданности. Настолько погрузился в процесс потребления углеводов, что пропустил появление Альсон. Малышка успела перебеситься и теперь выглядела примерной девочкой, стеснительно мнущейся у стола.

И все бы ничего, картина привычная, только вот тон прозвучавшего вопроса не понравился, как и легкая тревога в больших глазах.

- Ты что-то хочешь сказать?

Малышка отчаянно замотала головой и тогда я окончательно понял: случилось плохое. Альсон обладала удивительным чутьем на неприятности, умела из кучи разрозненной информации сделать выводы и предвидеть дальнейшее развитие ситуации. С таким талантом прямая дорога в аналитики, где спокойнее и безопаснее, где не тонешь в грязи на тренировках и не носишь шлем, сползающий к носу. Но, как говорится, руководству виднее.

- Лиана, говори, - попытался надавить на девушку – зря. Малышка тут же насупила брови и опустила взгляд в пол. Это теперь бесполезно, точно не скажет, какими бы посулами не задабривал и какими бы карами не пугал.

Помощь пришла, откуда не ждали.

- Кирпич, - сказал Луцик, возникший из тени.

- Кирпич? – не сразу понял, что он имеет в виду. – Соня? Соня Арчер? Что с ней?

- Без понятия, - безразличным тоном произнес Витор. – Знаю только, что она ходит за тобою хвостиком.

- Причем здесь это, - я начинаю раздражаться.

А Луцик специально дразнит, явно наслаждаясь моментом. Кажется, начинаю понимать, откуда такая тяга к сбору информации. Он испытывал ни с чем несравнимое удовольствие, сцеживая факты по каплям нуждающимся слушателям. Аж кончики ушей покраснели, или просто просвечивают на фоне окна?

- Она всегда возвращается следом, - говорит Витор медленно, делая паузы между словами. - Обычно через пять минут, редко через десять, - и вновь долгая пауза. – Прошло уже двадцать.

Подумаешь, двадцать. Мало ли что девушку могло в лесу задержать? Здесь не дикая чаща, медведи и бандиты по кустам не бродят, а случись что, Соня сумеет за себя постоять. На этом я бы закончил волноваться, но Лиана… Явно что-то случилось, и малышка это чувствовала, только мне говорить не хотела. Вон как пальчики края майки тискают - верный признак сильных внутренних переживаний.

Отодвигаю тарелку и резко поднимаюсь со стула – дорогу преграждает Альсон.

- Не пущу, - говорит она, а взгляд решительный. И вот тут совсем стало не по себе. Внутри словно таймер с обратным отсчетом включили, по которому выходит что опоздаю, непременно опоздаю, если не прибавлю в скорости.

Одним движением сдвигаю легкую малышку в сторону и перехожу на быстрый шаг. Вернее, пытаюсь это сделать, потому как Лиана повисла на моей руке. Девчушка может и легкая, но с таким весом далеко не убежишь. Пытаюсь стряхнуть ее, оттолкнуть – бесполезно: до боли вцепилась, до выступившей крови от острых коготков. Голову втянула в плечи, глаза зажмурила, словно приготовилась к тяжелым побоям.

Да что б тебя…

- Витор, - кричу я парню, - помоги Альсон снять.

- Вот еще, - крысообразный наблюдает за разыгрывающейся сценой с почтительного расстояния. – Она прошлый раз толстого укусила, я рисковать не собираюсь.

- Лиана!

Бесполезно, девчушку сейчас и десять амбалов не оттащат, разве что снимут вместе с моей кожей. И тогда иду на запрещенный прием, используемый в крайне редких случаях. Неоднократно проверял его на сеструхе, на той же Светке, и на вредной однокласснице Машке-промокашке в пятом классе, за что и получил учебником по голове вместе с красной записью в дневнике.

Тыкаю пальцем под ребра – малышка охает, извивается угрем, но продолжает держать. Еще разик и еще, Лиана крутится, так что попадаю то в спину, то в руку. Когда девчушка такая юркая и в добавок миниатюрная, попробуй отыщи эти ребра. Наконец, палец достигает уязвимого места: Альсон взвизгивает, и хватка на секунду слабнет. Мне этого достаточно – одним рывком выдергиваю руку, и лишившаяся опоры малышка падает на пол. Ничего страшного, максимум ссадиной на коленке отделается, а я свободен. С места стартую и перехожу на бег, едва не сбив в коридоре сонного МакСтоуна. Пол под ботинками неприятно скрипнул, когда заложил вираж избегая столкновения.

Вперед, скорее вперед. Невидимый таймер отсчитывает секунды до неизвестного события, которое будет и будет непременно плохим. Интуиция Альсон еще не разу не подводила, тем более такая, что до обломанных ногтей и кровавых отметин на коже.

В спину несется пронзительный крик малышки, полный отчаянья и боли:

- Герб!!! Герб, помоги!!!

Распахиваю входную дверь и едва не сбиваю Леженца с ног. Наш спортсмен греется на солнышке, обнажив торс и довольно сощурившись. Заприметив меня, выдает:

- О, Воронов. Что, булки размять?

Последние слова летят вдогонку, а я несусь вперед, набирая скорость. Как хорошо, что на ногах кроссовки, а форма одежды спортивная: треники, да футболка. Привычные к нагрузкам мышцы повинуются беспрекословно, разве что в животе пару раз недовольно буркнуло. Я его набить-то толком не успел, чему сейчас был рад бесконечно. Бегать на полный желудок та еще забава.

Подлетаю к первой развилки и резко забираю влево. Соня держалась в непосредственной близости, поэтому все что мне нужно – повторить прежний маршрут. А его помню прекрасно: хаживал не один год, даже любимые места появились.

Под ногами вместо асфальта начинает мелькать робкая зелень травы. Весна в этом году запоздала, долго отходила от зимнего забытья, и окончательно проснулась лишь неделю назад, с первыми дождями и грозами. У казармы, да вдоль дороги проснулась, а в лесу еще сладко зевала. На прошлых выходных местами снег лежал, черный и ноздреватый. Пока лучи солнца до самых потаенных закоулков доберутся, уже лето календарное наступит.

Вбегаю под кроны могучих деревьев. В сосновом бору даже воздух холодный - ощущается дыхание притаившейся зимы. Вспотевшую кожу приятно студит, словно угодил под контрастный душ. Легкие, качающие кислород, что цеховые меха, обжигает огнем, а я продолжаю бежать, легко и непринужденно. После пятикилометровых забегов в полной разгрузке это скорее прогулка, чем физическое упражнение. Мог бы даже насладиться окружающими красотами, но тревожная цель впереди не дает покоя.

Поднимаюсь по склону на небольшой пригорок и по едва заметной тропинке ухожу в сторону от озера. Через полкилометра будет небольшая полянка, где в прошлом году объелся щавеля, а потом с горшка полдня не слазил. Красивое место, а летом и вовсе уютное, укрытое от лишних глаз зарослями колючего можжевельника.

Всегда считал этот райский уголок в чаще леса чем-то своим, личным, потому и опешил в первые секунды, заметив на поляне фигурки людей. Четыре… пять… и вон шестой, стоит чуть в отдалении. Лица все знакомые, неоднократно мелькали в коридорах учебного корпуса. А того белобрысого, с надменным выражением лица знал прекрасно – его сиятельство Микаэль Затовцев из пятой учебной группы. То ли князь, то ли граф, толком не запомнил, потому как аристократов этих развелось в стенах академии, что собак нерезаных, каждый второй мнил себя пупом земли.

Сбавляю скорость и перехожу на шаг. Странно, что этим ребяткам понадобилось в лесу в свободный от занятий день? Обычно графья предпочитали куда менее подвижный образ жизни, в присутствии милых дам и бутылочки благородного красного. К примеру, Мэдфорд оформил суточный спецпропуск в парковую зону С3, славящуюся дорогими ресторанами, борделями и казино. Сейчас лапает грудастенькую из эскорта или сливает папенькино состояние, как большинство из благородных. Тогда этот чего шляется по кустам, да еще и одет, как последний щеголь: в обтягивающие штанишки и оранжевые туфли с острым носом? Не боится перепачкаться, земля-то еще влажная после вчерашнего дождя.

Делаю пару шагов и замечаю лежащее на земле тело – голова запрокинута, одна нога поджата, руки раскинуты крестом. Темная майка обтягивает девичью грудь. Мать… это же Соня Арчер. Узнаю короткий ежик волос, одежду, и незамысловатый браслет, сделанный из простых алюминиевых звеньев, что посверкивают на солнце.

Лицо Микаэля кривится в гримасе отвращения, едва он замечает меня. Слышу команду, поданную властным голосом:

- Уберите мартышку с глаз долой, чтобы духу ее не было через пять минут.

Голос высокий, мерзкий, как у мужика, играющего женскую роль. Этого аристократа многократно в коридорах слышал, где тот руководил шестерками, или когда обменивался любезностями с тем же Мэдфордом. Забавно было наблюдать за встречей двух высокородных: они, что павлины, ходили друг перед другом, выгнув спины и источая речи, одну слаще другой. И лица такие любезные, растянутые в улыбках, не то что сейчас.

Смотрю как ближайшая троица направляется ко мне, еще парочка осталась рядом с телом девушки. Каждый по отдельности представлял угрозу, а тут еще численный перевес. Давненько тебя не били Воронов, утреннее происшествие не в счет. По сравнению с тем, что предстоит сейчас, царапина на щеке легким касанием покажется.

Непроизвольно делаю два шага назад, оценивая диспозицию. Те двое, что слева, находятся чуть дальше, а вот противник справа опрометчиво вышел вперед. Пиджак расстегнут, руки опущены и выглядят расслаблено, как и все тело. Обманчивое впечатление, знаю об этом, потому как парни явно не здороваться идут и не о прекрасной погоде разговоры разговаривать. Если буду продолжать стоять столбом, возьмут в кольцо и отпинают за здорово живешь. Отпинают в любом случае, что бы не придумал один против шестерых, но хотя бы не с сухим счетом.

Страха не чувствую абсолютно, наоборот, по венам пробежала темная волна адреналина, закипела кровь. Голова сделалась неожиданно легкой, а тело подвижным, что ртуть. Появился азарт и даже чувство удовлетворения – с самого утра кулаки чесались, как только увидел ренегата в кафешке, того петуха крашенного. Ничего, сейчас приложусь разочек в челюсть, а там будь что будет.

Рву дистанцию и сближаюсь с крайним справа. Бью коротко без замаха, но противник успевает блокировать удар. А вот тебе и двоечка – кулак практически достиг цели, задев ухо по касательной. Парень отшатнулся назад, уходя в глухую защиту. Ему-то спешить некуда, в отличии от меня. Времени в обрез - удара на два-три, поэтому не трачу драгоценные секунды и с силой пинаю по голени. Парень болезненно охает, рука его дернулась вниз, открывая прекрасную возможность для крюка с правой. Но не успеваю, краем глаза замечаю тень и не мудрствуя лукаво, пригибаюсь и ухожу в бок. Это первый из помощников подоспел. Даже не знаю, чем он там бил и куда целился, но прилетело ровнехонько по макушке. Морщусь, и не успеваю разогнуться, как налетает второй. Цель толком не вижу, тело продолжает движение: пригибаюсь еще ниже к земле и получаю сильный в плечо. Корпус слегка разворачивает и следом прилетает в район лопатки. Мне не жалко, бейте в кость сколько пожелаете, господа шестерки.

На секунду теряю ориентацию в пространстве, находясь в полуприседе. Одной из коленок практически касаюсь земли, пальцы левой руки нащупали ткань. Не задумываясь, сжимаю ее в кулаке и резко тяну на себя. Хочу встретить противника в челюсть, но законы физики еще никто не отменял, даже в гребаном иномирье. Уходил от ударов на скорости, эта же скорость и потянула меня в бок. Делаю шаг, другой, на ходу разгибаясь. Если бы не рубашка в кулаке, непременно завалился бы на землю, а так лишь подтянул парня в плотную. Вижу злые глаза перед собою, и занесенную для удара руку. Никак не успеваю среагировать: левая продолжает держаться за ткань, правую увело чуть ли не за спину – пытался сохранить равновесие, балбес. Из оружия остается только голова, ей и бью, снова дернув рубашку на себя. Вроде попал, но не совсем удачно, попутно приложившись собственным носом. В глазах аж защипало, а противник неожиданно начал заваливаться назад. Пришлось отпустить многострадальную сорочку, и придать лишнее ускорение толчком в грудь.

Так и не увидел, упал противник на землю или умудрился устоять на своих двух. Еще один, зараза, налетел с боку и посыпался град ударов. Хорошо, что неизвестный предпочел количество качеству. Я просто склонил голову, прикрывшись рукой и кроме одного болезненного в шею так ничего толком и не почувствовал.

Многие уличные драки на моей памяти, рано или поздно переходили в партер. Не стала исключением и эта свалка. Я не стал поднимать головы, оглядываться, а просто прыгнул в сторону предполагаемого противника. Ни секунды не раздумывал, не задавался вопросом: а что будет, если промахнусь? Многие вещи делал автоматически, спасибо многочисленными тренировками Камерона. Они же научили полагаться на инстинкт, который не подвел: я попал, сбил чье-то тело с ног, и мы кубарем покатились по траве, схватившись друг за друга. Полная неразбериха получилась: то руку перехватил, то за шиворот рубашки держал, один раз даже по губищам прошелся, едва не раскатав нижнюю до подбородка. Тут, как говорится, не до сантиментов, главное – не позволить прижать себя к земле, и не дать оказаться противнику сверху. Иначе шах и мат, пиши пропало.

- Зашибу! - пророкотало знакомое басовитое. И действительно, кого-то «зашибали» совсем рядом: слышался мат, глухие звуки ударов. Герб-то здесь каким боком оказался?

- Правого бери, правого! – а это уже Леженец распоряжается, узнаю азартные нотки в голосе. Именно под их аккомпанемент Дмитрий гонял меня по татами.

Я настолько заслушался, что перестал тискать противника, да и тот притих, пытаясь разобраться в окружающей обстановке. Если судить по голосам и углу обзора: на выручку подоспела кавалерия в лице Авосяна, Леженца и МакСтоуна. Да-да, МакСтоуна, я не ошибся. Нахальное: «ну че, Затовцев, забирай прислугу и расходимся», прозвучало именно из его уст. Этого-то придурка каким хреном сюда занесло?

Перевожу взгляд на противника, с которым секунд тридцать просто лежим и обнимаемся. Запал продолжать драку как-то сразу испарился, появилось чувство неловкость.

- Хорош, - недовольно произносит он. Мы одновременно отпускаем руки, а после откатываемся друг от друга. Пока я тяжело поднимаюсь с земли, отряхиваюсь и пытаюсь определить раны, происходит диалог между белобрысым Микаэлем и МакСтоуном. Герб и Дмитрий тоже участвуют в разговоре, но общий тон задает именно МакСтоун. Его нахальная, местами наглая манера речи лучше всего подходит для переговоров с высокородными. Да он сам таковым и являлся, плоть от плоти.

- И че, ты мне угрожаешь? – бычит Том.

- Помни, с кем разговариваешь, МакСтоун. Я не дикая мартышка с твоего отряда, - спесивости белобрысому дылде не занимать. Встал в позу, одну руку перед собою вывел, другую завел за спину – оратор хренов. Рядом столпились шестерки, некоторые пребывают совсем уж в неприглядном виде: разбиты физиономии, порвана одежда. Один так и вовсе шатается, держась за ухо. Этому точно зарядил Авосян: после его богатырских замахов полдня отходишь. Не удивлюсь, если Герб бил раскрытой ладонью, кулаком и вовсе пришибить мог.

- Затовцев, я тебя прекрасно помню. Помню в таком виде, о котором здесь лучше не вспоминать. Или хочешь тему развить?

- С тобой разговаривать, себя не уважать, - нашелся Микаэль и сделал театральную паузу. Пренебрежительно махнул в сторону распростертого тела девушки и произнес: - этой своей передайте, что бы ходила и оглядывалась. Кирпичам здесь не место.

После чего, преисполненный достоинства, удалился восвояси, вместе со своей свитой.

- И какого хрена здесь делаю? - взвился МакСтоун, стоило последней шестерке покинуть поляну. – Наших бьют, наших бьют. Где ты здесь наших увидел, а?

- Иди уже, - добродушно улыбается в ответ Авосян.

- И пойду, - злой Том поворачивается в сторону спортсмена. – Ну че, Димитрий?

- Я это… я попозже, - парень не сводит глаз с лежащей девушки. Мне кажется, или в глазах его вижу волнение.

- Да ну вас, - МакСтоун зло машет рукой и шагает в сторону опушки, засунув кулаки в карман. Он не успел дойти до деревьев, как Леженец оказался рядом с Соней: пощупал пульс, посмотрел зрачки, скинул с тела футболку и подсунул девушке под голову.

Я и забыл, как наш спортсмен неуклюже ухаживал за Арчер. После запрета спаррингов на татами совсем скис. Пытался перекидываться шутками в полутемном коридоре, но Соня скорее напрягалась, чем веселилась. Пару раз уступал место в очереди на раздаче, один раз даже дверь открыл, но вместо девушки в открытый проем влетел запыхавшийся толстяк: обед – не время для сантиментов, и расшаркиваний. Не получалось у Леженца с Соней, от слова совсем. Не знаю, была ли у него подруга на родине, но если судить по манере ухаживания, даже опыта такого не имелось. И вдруг такое… Я пожалел, что Соня была бессознания, настолько заботливым и участливым наш дуболомный спортсмен мог быть. За руку схватил, по лбу погладил, что-то прошептал.

- Подожди, - останавливаю я Герба.

Вряд ли мы сможем предложить большее, по сравнению с тем, что уже делает Дмитрий. Девушку банально вырубили, лишив сознания и все что ей необходимо - время прийти в себя. А когда это случится, когда она откроет глаза, то первым увидит лицо Леженца. То еще зрелище, конечно, но кто знает этих девчонок, может парню удастся обратить на себя внимание.

Герб понял меня правильно, широко улыбнулся и пробасил:

- Вроде шевелится.

В конечном итоге с Арчер все оказалось в порядке. Мы довели девушкУ до клиники, где ей поставили диагноз: сотрясение категории С. Первый раз слышал подобное определение, вместо привычного: легкой или средней тяжести, потому за разъяснениями обратился к Гербу.

- Пустяки, ничего страшного – пояснил великан, явно чем-то увлеченный. Я проследил за его взглядом и уперся в фигуру Леженца. Дмитрий только что не летал на крыльях счастья: бесконечно улыбался и, кажется, светился изнутри. Первый раз видел таким нашего спортсмена: ни тебе дурацких шуточек про задницу или вечного гогота, зато внезапно проявилась забота и внимание. Все то время, что шли до больнички, парень не отходил от Сони ни на шаг, то и дело порываясь подхватить под ручку. Ага, как же, позволит она такое. Уже одно то, что не гнала, и разрешала идти рядом, считалось успехом. И Дмитрий этим беззастенчиво пользовался в сотый раз живописуя драку: кому и как прописал с вертушки, кому с локтя втащил.

Участвовали остальные в потасовке? Да, Герб был на подхвате, фамилия МакСтоун пару раз мелькнула и забылась, а я упоминался исключительно в качестве того самого чувака, что всю драку провалялся. Да так оно и было, чего греха таить.

- Причина повреждений? - спросил доктор Мартинсон, тот самый, что в свое время штопал меня, собирая черепушку по кусочкам.

Мы как-то растерялись, а Соня ответила, не раздумывая:

- С турника упала.

Доктор внимательно посмотрел на снимок и задумчиво произнес:

- Первый раз вижу, что бы земля так грамотно по затылку била. А здоровяку вашему кто рубашку порвал? Тоже турник?

- Это… тренировались мы.

- Третий курс, а все туда же.

Доктор до истины докапываться не стал, отправив нашу компанию восвояси, но без пострадавшей. Девушку оставил отлежаться до следующего утра.

- Слышь, мужики, а что бы с ней сделали, не успей мы вовремя? – задал я вопрос, который не хотел озвучивать при Арчер.

Герб лишь помрачнел, а Дмитрий ответил:

- Кто ж знает… Могли изнасиловать, могли раздеть догола и к дереву привязать, или обоссать на камеру… Клеем могли измазать и в перьях извалять.

- Ну у тебя фантазия, - не выдержал я.

- Я-то здесь причем, - возмутился спортсмен, - ничего не придумываю, все из жизни.

В казарме нас уже ждали. МакСтоун успел вернуться и порассказать всякого, поэтому народ жаждал подробностей. Еще бы, не каждый день происходит драка стенка на стенку с главными конкурентами на потоке.

- Давно следовало навалять этим выскочкам с пятой группы, - протянула томно Марго. – Жалко, что лично не видела.

Но первой, кто нас встретил, была не она. Из дверей навстречу выбежала Альсон и с разбега врезалась в Герба, пытаясь обнять необъятного великана. На меня, засранка, даже не взглянула, всячески игнорируя. Все понятно, теперь дуться будет показательно. А вечером, когда будем ужинать, сядет рядом за столик, ткнет кулачком в бок и начнет болтать, как ни в чем не бывало.

Так оно и вышло, правда, ужин вышел слегка… необычным.

Такого эмоционального подъема и единения среди одногруппников никогда не видел. Разве что в первый день учебы, но тогда были отщепенцы вроде меня и Энджи. Сейчас же всем было плевать, из какого я мира, а толстяка умудрились пару раз назвать по имени.

- Если бы знал, - искренне сокрушался Мэдфорд. – Ради такого дела от выходных бы отказался. Так что там Затовцев?

И подвыпивший МакСтоун в сотый раз пересказывал историю отступления противника, а вернее позорного бегства. Врагов внезапно стало семь, а мерзкий Микаэль от расстройства едва слезу не пустил, а может статься, что и пустил, только я не дослушал.

И никто уже не помнил истинную причину драки. И забылась встревоженная Альсон, сумевшая докричаться до Герба, и сам Герб, поднявший парней басовитым призывом: наших бьют. Кого интересовали мелочи, когда вломили придуркам из пятой группы.

- Жаль, Затовцеву физиономию не подправили, - уже вздыхала Джанет Ли, вечно строгая и придерживающаяся правил.

- Ничего, главное Гальчин свое получил, - ликовал толстяк.

Как-то само собой получилось, что вся третья группа собралась в зале. Пускай и сидели за разными столиками, но от души радовались общей победе, шутили и произносили здравницы. Даже Вейзер покинул свою келью и успел порядком надраться, признавшись всем в любви и дружбе.

Я смотрел на радостные лица, слушал приятные сердцу слова и не верил, что еще в обед эти ребята ненавидели друг к другу. Что МакСтоун и Энджи едва не дошли до смертоубийства в коридоре, что Леженец своими шутками достал девчонок до печенки, а Ли и Мэдфорд вели непримиримую борьбу за власть, с головой уйдя в интриги.

В какой-то момент даже забылось, что я дикая обезьянка из отсталого мира. Неужели можно жить вот так вот, по нормальному, без всяческих заморочек и камней за пазухой? Неужели можно? Господи, до чего же хорошо, когда окружает тебя не стая волков, готовая вцепиться друг другу в глотки. Когда не приходится постоянно заботится о защите и ждать подвоха. Неужели так можно, по-человечески?

Нет, я не испытывал иллюзий по этому поводу. Знал, что завтра все вернется на круги своя, и все будет по-прежнему. МакСтоун и Энджи будут снова орать друг на друга в коридоре, а Мэдфорд и Ли продолжат рвать группу на части, выискивая сторонников в борьбе за власть. Ничего не изменится, и я вновь превращусь в мартышку из отсталого мира. Да и плевать… По крайней мере, у меня был день, один день, когда по нормальному. Если задуматься, это гораздо больше, чем ничего.

Поздно вечером сидели с Гербом на лавочке и смотрели на горизонт, в ту самую даль, где возвышались три башни исполина, залитые сплошным белым светом. Разве что на самых верхушках моргали красным огоньки.

Малышка уже полчаса, как спала, вдоволь набегавшись и напрыгавшись. Мы же допивали бутылку белого кислого. Авосян заявил, что вино сие редкостная дрянь, а по мне так куда лучше приторного ликера, что любила местная аристократия.

Сначала пили молча, а потом, глоток за глотком, разговорились и получилось так, что рассказал я ему все про утренний случай в кафешке. Не выходил он у меня из головы, жег изнутри, а Герб был единственный в иномирье, с кем мог поделиться и кому мог доверять. Может причиной тому была добродушная натура парня, а может общая тайна, связанная с фамилией Альсон.

- Хуже всего, что она этого урода защищала, понимаешь? - лепетал я, с трудом шевеля языком, больше от усталости, чем от алкоголя. - Она всегда была на моей стороне, чтобы не случилось. Даже когда разошлись, был в ней уверен. И сам бы ей помог, потому что своя родная, понимаешь? Прошлое, оно как бы связывало нас, только хорошее внутри осталось. А теперь, п-ф-р-р-р, - попытался изобразить губами большой и длинный пук. – Если бы петух крашенный меня уронил, она бы запинывать ему помогла? Герб, как так? Столько хорошего было и все похерить. Не пойму, почему… Может природа бабская такая?

- Дурак ты, - глухо произнес Герб.

- С чего это?

- Да с того. Она не его защищала.

- А кого?

Герб тяжело вздохнул:

- Ударь ты того петуха, сидел бы сейчас за решеткой до разбирательств. И сам Альфред Томби не смог бы отмазать. Хуже всего, когда наш брат в увольнительной кулаками машет, особенно с гражданскими. А этот, судя по гонору, не из простых будет. Так что все правильно она сделала.

- И что… что значит? – фигуры в моей голове неожиданно перевернулись, сложившийся пазл начал трещать по швам.

- То и значит, что хорошая девчонка. Повезло тебе с ней.

- Повезло, - повторяю бездумно. Повезло… только мне ли?