Мне всегда снилось много снов: ярких, цветных, со звуками и запахами, порою с закрученным сюжетом, но чаще всего бестолковых. И однажды я допустил ошибку, поделился одним из сновидений с Костиком. Сосед внимательно выслушал, привычно помял в пальцах сигарету и изрек:
- Расстройство у тебя.
- С чего это, - возмутился я.
- А с того, - Костик чиркнул спичкой, и затянулся дешевым табачным дымом. В глазах его появилась глубокая задумчивость. Он сделал еще пару затяжек, прежде чем продолжить: - восемьдесят процентов людей видят черно-белые сны, а цветные – явный признак психического расстройства, может даже шизофрении. Так что я бы на твоем месте проверился.
Разумеется, проверятся я не стал, ну если не считать теста в одном из глянцевых журналов. По нему выходило, что здоров полностью, что натура глубокая и мечтательная, ждущая своего принца на белом коне, и что если хочу выйти замуж, надо поторопиться и сделать первый шаг самому.
С тех пор утекло немало воды. Костик служил где-то на границе под Хабаровском, а я в казармах под… В иномирье одним словом. И яркие цветные сны мне снится не перестали. Один из них так и вовсе оказался странным до жути.
Словно был я на рок концерте. И темень кругом стояла непроглядная, лишь сцена подсвечивалась красными, да зелеными огоньками. Я упорно шел вперед, пробирался меж стоящих зрителей, а те не двигались, даже не пытались отойти или сделать шаг в сторону. Замерли манекенами и тупо пялились на сцену.
Нет никаких звуков, одна лишь тишина, крайне необычная для таких мероприятий. И вдруг касание струны, другое, идет перебор – музыкант явно пытается нащупать знакомую мелодию. Одно неловкое движение, и кажется песня потеряна навсегда, но нет, пальцы упорно теребят струны, выбивают ритм. И вот уже появляется уверенность, инструмент звучит все громче, а пространство вокруг наполняется известным гитарным рифом.
Слишком известным… Одно время брат до дыр заиграл кассету с этой песней, а потом притащил видео с записью живого концерта. И ее мы смотрели много раз, прямо до тошноты. Я не разделял повального увлечения брата рок-музыкой, но сидел рядом, потому что старший, потому что авторитет. И эти его вечные: «смотри-смотри», «сейчас такое будет» или «вот это тема». Не понимал, не нравилось, но я честно пытался разобраться. Ведь, если Мишка балдел, значит что-то есть в этом, да и старшаки во дворе исключительно с уважением отзывались о покойном солисте.
Сейчас Курт стоял на сцене в смирительной рубашке ниже колен, улыбался и смотрел почему-то не в зал, где зрители, а в сторону бас-гитариста. И пели они несусветную дичь:
It ' s more than a feeling
When I hear that old song they used to play
More than a feeling
I begin dreaming .
Это была не их песня, никогда им не принадлежала. Но брат, тогда, в далеком прошлом, пытался объяснить мне:
- Курта задолбали обвинениями в плагиате. Да, рифы у песен под копирку, но послушай, насколько они звучат по-разному: жизнерадостная Бостона и жесткая психоделика Нирваны. Курт хулиганит, он издевается над критиками. Слышишь, вот сейчас, внимательно только… Улавливаешь? Он играет кусок чужой песни, а потом бахает свою тему для сравнения. Он словно говорит им: эй, олухи, почувствуйте разницу, и убирайтесь в жопу!
Я ничего не слышал, но во все глаза смотрел на сцену, где прыгал странный парень в рубашке на выпуск и с галстуком на шее. Он не имел никакого отношения группе, не играл на музыкальных инструментах, просто скакал по сцене, как заведенный. Для чего он там был, я так и не понял. Да и брат толком объяснить не смог, сказал лишь, что танцор его страшно бесит.
Во сне странного парня не было, но была марионетка в два человеческих роста, гигантская и неловкая. Ровно в той же одежде, она прыгала, дрыгалась, выгибалась назад. Пыталась попадать в ритм, но у нее это плохо получалось. Конечности, словно на шарнирах, гнулись в разные стороны, из-за чего марионетка замирала совсем уж в жутких позах, свойственных куклам, но не живым существам.
Hello, hello, hello, how low?
Hello, hello, hello !
With the lights out, it's less dangerous
Here we are now, entertain us
Гигантская тварь продолжала бешено скакать по сцене. В какой-то момент она совсем уж неловко дернулась, голова резко запрокинулась назад, едва не коснулась затылком позвонков. Пасть не выдержала, раскрылась, демонстрируя острые иглы зубов. Наружу вывалился массивный говяжий язык, размотался пожарным гидрантом, достав твари до колен.
Не могу отвести глаз от залитой красным цветом площадки, от Курта в смирительной рубашке, от пляшущей марионетки. Зрелище пугает и завораживает одновременно.
Чувствую, как чужие пальцы крепко хватают за плечо. С трудом поворачиваюсь и вижу мужское лицо, покрытое грязью и копотью. Оно блестит от пота, слепо таращится в пустоту, словно не видит меня. Узнаю стеклянный взгляд, такой же был у парнишки, что лежал рядом со мною в пыли у гаража. Вернее, он стал таковым после того, как Игорь нажал на курок, согласно директиве.
- Нет его здесь, не ищи, - шепчет человек. Пытаюсь освободится от хватки, но пальцы только крепче сжимают плечо. Его потрескавшиеся губы продолжают бормотать: - нет твоего брата, не здесь он.
- Неееет, - кто-то сипит прямо в ухо. Поворачиваюсь направо и дергаюсь от неожиданности. Прямо передо мною остатки лица, выжженные огнем: зияющие глазницы, темный провал носа, ошметки, то ли кожи, то ли сухожилий, свисающие со щек. Дурманящий запах жаренного мяса, плотно бьет в ноздри.
- Не сдеееесь, - остатками связок произносит оно. С трудом разбираю слова, мешает какофония гитарных звуков.
Свет беспрестанно моргает, по экрану сцены проносятся разноцветные звездочки, и тварь… прыгает… прыгает, как заведенная.
Пытаюсь освободиться, но очередные руки хватают за ноги, тянут вниз. Опускаю взгляд и вижу кусок человеческого тела, его верхнюю половину. Все, что ниже пояса, напрочь отсутствует, лишь темный след из кишок и крови тянется по полу. Оно не смотрит, ему нечем смотреть, глаза давно вытекли, но вот губы безостановочно лепечут: - не ищи брата, нет его.
Только сейчас замечаю на них армейские бушлаты, замызганные, испачканные, местами прожженные, но узнаваемые.
- Нет… нет его здесь, - голоса доносятся со всех сторон, проникают сквозь ушные отверстия в самою подкорку, в каждую клеточку головного мозга и бормочут, бормочут бесконечно.
Закрываю глаза, чтобы не видеть всей этой дряни, и ощущаю, как острые зубы впиваются в плечо. Дергаюсь, и получаю очередной укус, на этот раз в бедро. Кто-то крепко вцепился в ногу и теперь пытается выдрать кусок плоти. Пальцы лезут в лицо, карябают кожу, стараются выцарапать глаза. И снова тянут вниз, кусают, грызут. Больно, мать… до чего же больно.
Я ору что есть мочи и просыпаюсь в казарме. Лунная дорожка прочертила тонкую линию на поверхности стола. В соседней койке мирно похрапывает Вейзер, а на стене висит шедевр маэстро Дэрнулуа. Все, как должно быть, все на месте. Только в ушах продолжает звучать нестройных хор голосов под гитарный риф.
В стенку привычно тарабанят. Да что ж такое-то, разбудили его величество. Старина Вейзер даже внимания не обратил на крики, а этот, нежный весь из себя.
- Спортсмен, ты ухом к стене спишь? - не выдерживаю я.
Удары за стенкой прекращаются, а после доносится глухой голос Леженца:
- Сам придурок.
Вот и поговорили.
Незаметно пролетел теплый сентябрь, подзадержался дождливый октябрь, на смену пришел промозглый ноябрь, вечный и безнадежный. Так, по крайней мере, думалось мне, когда лежал поперек кровати, в один из холодных вечеров.
За окном привычная темень, шел то ли дождь, то ли снег, то ли все вместе и сразу. Высовываться наружу и проверять погоду не хотелось, ничего не хотелось. Учебник по криминалистике, терзаемый второй час, отбивал всякое желание к дальнейшему существованию.
Вот вроде развитый мир, а закачку знаний придумать не смогли. Сделали бы, как с языком космо – раз, загрузил в память, и говори с разумными, сколько душа пожелает. Душа вот только ничего не желала, ныла с каждым прочитанным абзацем, требуя зашвырнуть учебник куда подальше. Нашелся и разумный поблизости – ходил вздыхал, явно куда-то собирался.
- Ты куда намылился в такую погоду? – поинтересовался я у соседа.
Тот уже успел натянуть форменное пальто и теперь искал кепи с околышком в виде силуэта хищной птицы.
- Труне, будь он неладен. Видите ли, доклад ему мой не понравился, вызвал в корпус на разбор. – Вейзер выпрямился, отвел руку за спину и надменно прогнусавил: - слишком много текста из учебника, курсант, все как под копирку. Учитесь писать своими словами.
Было совсем не похоже, но я улыбнулся. Очень уж парень забавно выглядел, пытаясь копировать нашего преподавателя.
- И чего нового можно написать про вскрытие утопленников? Это же не сочинение какое, а методика, отработанная годами. Вот ты улыбаешься, а сам бы смог?
- Да запросто, - я с удовольствие отложил учебник в сторону. Помощь товарищу, чем не причина. – Послушай… Смеркалось. Труп особенно зловеще смотрелся в лучах заходящего солнца. Я взял холодный скальпель в руку и, превозмогая отвратительную вонь, склонился над раздувшимся телом.
- Прям хорошо, - Вейзер наконец нашел потерянное кепи и натянул его на макушку. – Ты, главное, запала не теряй. Если Труне окончательно завалит, я тебя в докладчики порекомендую.
Сосед ушел, а я еще какое-то время боролся с седьмым разделом криминалистики, где крайне нудно и скучно расписывались методы допроса подозреваемых. С трупами, оно все веселее будет.
Память услужливо подкинула историю от Костика, батя которого работал оперуполномоченным в местном РОВД. История дикая и бессмысленная, не несущая никакой информационной нагрузки. Порою мне казалось, что он специально отыскивал такие вот сюжеты, чтобы, смоля очередной папироской, шокировать неподготовленных слушателей.
Рассказ его был про утопленника, который всплыл по весне в речке Татьянке. Тело раздуло, разнесло так, что одежду не снять, а нужно обязательно: вещдок, как-никак. Срезали ножом, что осталось, да и понесли сушиться в подвал. Развесили лохмотья на батарее, сами тут же сели, водку пьют и закусывают.
Тогда я безоговорочно поверил Костику, его очередной байке из жизни оперов, а сейчас сомневаться стал. Это же какой крепости организм должен быть, чтобы такой запах выдержать? Пока сам не подышишь, не поймешь.
Домучив последний абзац, посмотрел на часы – до официального ужина минут двадцать, но еда уже приготовлена, стоит под парами. Толстяк наверняка тарелками на раздаче грохочет, нагружает поднос.
Хрен с ним, с седьмым разделом – убираю опостылевшую криминалистику в ящик стола и выдвигаюсь в сторону столовой. В коридоре безлюдно, в зале тоже никого нет, даже Энджи отсутствует.
В кои-то веки сажусь за стол в полном одиночестве и берусь за вилку. Надо отдать должное местным поварам, готовили они вкусно. Одна жаренная картошечка чего стоила, посыпанная сверху специями и сыром, нежным и тягучим. Отдельно шла мясная подлива: хочешь – бухай все сразу, а хочешь - вприкуску. Я лично предпочитал не портить произведение искусства, уж больно корочка приятно похрустывала на зубах. А вот толстяк обильно заливал все сверху, превращая содержимое в кашу. По мне так чистой воды преступление как перед блюдом, так и перед их создателями. И ладно бы картошка вареная была, но жаренная в масле, которую надкусываешь, и чувствуется сочная мякоть внутри. Это же талант надо иметь, не засушить до состояния сухаря, а нежно подрумянить. Талант и супертехнологии иномирья.
Пока размышлял о тонкостях кулинарии, в зал незаметно вошла Альсон. Малышка робко огляделась, и тут же вспыхнула улыбкой, заприметив меня. Начала активно махать руками, даже подпрыгнула на месте, дескать здесь я, обрати внимание.
- Картошку бери, она сегодня отличная, - крикнул я и помахал в ответ. Хотел добавить, что отличная, как всегда, но малышка и без меня это знала. Кивнув головой, вприпрыжку поскакала к раздаточной, а у меня в голове зазвучал голос Валицкой:
«Сейчас она юна, и все это выглядит мило и забавно, но лет через тридцать зрелище станет жалким – взрослая женщина ведущая себя, как ребенок».
Прогоняю нежданное воспоминание и подхватываю вилкой очередную дольку. Расплавленный сыр тянется, тонкими ниточками цепляется за поджаренную корочку. Дую, зажмуриваюсь в предвкушении и закидываю почти горячую вкусняшку в рот.
Резкий звук мешает насладиться вкусом в полной мере. В зал вошел Леженец, привычным хлопком и потиранием ладоней извещая мир о своем прибытие. Он частенько так делал: перед едой, перед бегом, перед тем как открыть учебник или навалять мне на татами. Последнее было особенно обидно, потому что наваливал он всякий раз, а Камерон, словно издеваясь, продолжал выставлять против меня сильнейшего из противников. Нет, чтобы спарринг с Луциком или Ли. Джанет, конечно, тоже наваляет, но с ней хоть бороться было приятно.
Тем временем, Леженец подходит к раздаточной и внимательно наблюдает за Альсон. Девушка, поглощенная видами еды, не замечает спортсмена. Она даже на хлопок его не обратила внимание, что уж совсем редкость для пугливой малышки. Тянется на носочках во всю длину маленького роста, и таки достает булочку с кунжутом с верхней стойки.
Леженец осторожно наклоняется, над самым ушком Альсон, и делает резкое:
- Бу!
Девчушка взвизгивает и опрометью выбегает из зала, только удаляющиеся шлепки босоножек доносятся из коридора. Ну все, теперь спрячется у себя в комнате и будет сидеть, пока остальные не поужинают.
С сожалением смотрю на булочку с кунжутом, упавшую на пол, на Дмитрия, который довольно посмеиваясь, нагружает поднос. Есть как-то сразу расхотелось.
Принимаю для себя окончательное решение, которое зрело давно и которого безумно боялся. Может Валицкая ошибается или ведет только одну ей понятную игру, но так продолжаться больше не может. И если существует мизерная возможность помочь малышке…
Отставляю тарелку с картошкой в сторону, и направляюсь к выходу.
- Чего, Воронов, уже поел? – заприметив меня, интересуется спортсмен.
- Ты, Леженец, либо дебил, либо мозгов совсем нет.
- Чего это у меня мозгов нет, - возмущается парень.
Но я уже не слушаю, выхожу в полутемный коридор. На встречу идет заспанный МакСтоун. Мы привычно не замечаем друг друга, проходим мимо, отводя взгляды в стороны.
Дохожу до комнаты Альсон, коротко стучу в дверь. В ответ слышно недовольное:
- Кто там приперся, открыто.
Маргарет явно прибывает не в лучшем расположении духа. Смотрит на меня, поджав ярко накрашенные губки.
- О, Воронов, пожаловал. А где там твой затворник сосед?
- Затворился окончательно, - отвечаю я любезностью на любезность. – Вы или миритесь, или прекратите спрашивать друг о друге. Тоже мне, нашли передаточное устройство.
Марго фыркает, хватает мизерную сумочку, расшитую бисером. Вот скажите на милость, зачем она ей в столовой?
- Передай своему Вейзеру, пускай и не мечтает. Я знать не знаю, как он поживает, и знать не хочу.
Молчу, потому как говорить с ней сейчас бесполезно, даже опасно. Раздраженная до крайности Марго ищет, с кем бы поцапаться.
- Кто Альсон обидел? – не дождавшись моей реакции, спрашивает блондинка.
Перевожу свой взгляд на Лиану - малышка забилась в самый угол кровати, прижала коленки к груди, только напуганные глазища сверкают.
Ну что, держи, Дмитрий, гранату…
- Спортсмен наш шутит.
- Леженец, сука! – моментально вспыхивает Марго
Подло так подставлять парня, но он заслужил. Сколько раз просили не трогать малышку, целые лекции читали, уговаривали. Авосян лично проводил целительные процедуры… не помогло. Дубовым порою бывает наш Леженец. Не плохим или вредным, а именно что дубовым, который не понимает, почему лишний раз нельзя сделать «бу» в темном коридоре. Он так многих девчонок пытался пугать, визжали все кроме Ли и Арчер. Джанет реагировала локтем в грудную клетку, а новенькая вовсе не замечала.
С Марго шло все гладко, до поры до времени, пока в девушке не открылась стервозная сущность. Теперь уже никто точно не вспомнит, когда она проявилась впервые, и уж точно никто не назовет причину. Но факт остается фактом – сексуальная кошечка научилась превращаться в пилу.
Бывало, проходишь ранним утром по коридору и слышишь:
- Леженец, сколько можно говорить: не кидай обертки на пол. Думаешь, приятно мусор ногами пинать? Что значит уберут? Знаешь, сколько времени пройдет, пока уборщиков включат, а мне что, ходить и смотреть на это? Дома так же себя ведешь? Мама с папой не учили убирать за собой? Что значит, отстань, Леженец. Я не хочу жить на свалке среди гор мусора. Возьми бумажку и выкинь как положено, здесь тебе не улица. Куда пошел, Леженец, я не закончила беседу.
И все это говорилось визгливым до одури голосом, словно водили пенопластом по стеклу. Прятаться в комнате не помогало, Маргарет могла долго стоять под дверью, стучать кулачком и бесконечно требовать. Спасало только бегство наружу.
Я посмотрел в окошко - за стеклом творился сущий апокалипсис из дождя со снегом. Собачья погода, по-другому не скажешь. Попал наш спортсмен.
- Я же говорила, чтобы не трогал Лиану. Нашел самую маленькую и обижает, - начала заводиться Марго. – Она здесь сидит бедненькая часами и трясется. Это же какой бессердечной сукой надо быть. Вымахал горилла, а манерам так и не научился… Он в столовой? - неожиданно деловым тоном интересуется она.
Я киваю. Беги, Леженец, беги…
Маргарет ураганом проносится мимо, хлопает дверью. Из коридора доносится набирающая обороты речь:
- Как у тебя кусок мяса в горло лезет после такого. Сидит жрет за троих, а девочка голодной осталась. Мозгов нет, все в спорт ушли. Да, Леженец, я к тебе обращаюсь и не делай удивленное выражение лица, оно у тебя и без того глупое. Что? Не изображай потерю памяти, Дмитрий. Сам знаешь, почему.
Мы остаемся с Альсон наедине.
Подхожу к кровати и сажусь рядом. Большие глазища настороженно наблюдают за мною.
- Дуреха, чего испугалась? Или ты нашего спортсмена не знаешь. У него же шутки одна глупее другой, привыкнуть пора.
Пододвигаюсь, обнимаю малышку за плечи - она дрожит всем телом. Вот ведь… Былой решимости приходит конец: не смогу я в таком состоянии затащить девчонку в постель. И без того чувствую себя извращенцем, а это уже совсем через край.
Лиана словно читает мои мысли: доверчиво жмется, кладет ладошку на грудь.
Что за странный мир, что за идиотская ситуация, как я вообще оказался втянут в эту игру? Ищите другого принца для спасения принцессы, лично я пас, Анастасия Львовна.
Некоторое время сидим вместе, ощущаю горячее дыхание на груди. У меня порядком затекла шея, а малышка, кажется, начала дремать.
Аккуратно освобождаюсь от объятий и укладываю полусонную девчушку на кровать. Осторожно, стараясь не шуметь (это при визгах-то Маргарет на заднем фоне), делаю шаг в сторону двери.
- Ты чего приходил, Воронов.
Мать…
Дергаюсь от звука голоса, оборачиваюсь. На кровати сидит Альсон, взрослая Лиана Альсон с уверенным взглядом и легкой усмешкой на губах.
- Я это… просто заглянул, - начинаю бессвязно бубнить. Столь резкие перемены в одном человеке пугают до дрожи. И ладно, был бы здоровяк какой, вроде Авосяна или того же Леженца. Так нет, всего лишь хрупкая девчушка с поистине адской интуицией. Как говаривал Костик: самые страшные ужастики – это ужастики с монстрами в виде маленьких детей.
- Воронов, кого ты обманываешь, я знаю тебя лучше других. Говори, зачем пришел.
- Сексом заняться, - выпаливаю я. Внезапный испуг сменился раздражением. Знает она, как же. В голове своей разобраться не может, всезнайка.
- У тебя или у меня? - спрашивает она спокойно, словно речь зашла о чашечке кофе.
- У меня.
- Пошли, - Лиана встает с кровати. Не спрыгивает, как это сделала бы малышка, а элегантно спускает на пол одну ножку за другой.
- Пошли, - говорю я, а сам стою столбом посредине комнаты. Девушка не теряется, берет меня за руку и тянет за собой. И снова, делает это мягко и женственно. Малышка непременно бы дернула, наклонилась вперед всем телом, попыталась бы тащить.
В коридоре навстречу попадается раздраженный без меры Дмитрий. Кидает затравленный взгляд в нашу сторону и скрывается в комнате. Слышен только щелчок замка.
А вот и причина бегства - блондинка торопливо цокает каблучками. Маленькая сумочка, туфли – интересно, куда она нарядилась в столь промозглый вечер? В нашу столовую?
- Леженец, если думаешь, что можешь прятаться от меня вечно, то глубоко заблуждаешься. Открой, слышишь. Ни одна подушка на голове не поможет, - Марго начинает колотить кулачком в дверь.
Дмитрий пребывает в отчаянии, с трудом разбираю его глухой голос:
- Что я, дурной? Не открою… Почему критические дни у тебя, а кровь из ушей идет у меня?
Зря он так, теперь Марго не отстанет.
И точно, девушка разрождается гневной тирадой. Упорно продолжает стучать в дверь, даже туфельки в дело пошли: одну из них она успела снять и теперь активно использовала каблук вместо молотка.
Идем дальше и натыкаемся на Луцика, который устроился в углу коридора – стоит, наблюдает. Скоро подтянуться остальные зрители: Авосян непременно будет ухать от хохота, Джанет уговаривать всех успокоиться, а толстяк жрать, роняя многочисленные крошки на пол.
Заходим в комнату. Я щелкаю дверным замком и оборачиваюсь – Лианы уже нет рядом: она успела занять мою кровать. Не делает попытку снять одежду, не принимает соблазнительной позы, лежит на покрывале, словно мумия, вытянув руки вдоль тела.
Подхожу к ней, пытаюсь осторожно заглянуть в глаза.
- Давай, ну же, - требовательно произносит она и решительно стискивает губы.
Подчиняюсь требованию, берусь за резинку спортивных шорт и тяну вниз. Взгляд тут же натыкается на белые трусики: справа изображен подсолнух с забавной мордашкой, слева - мишка. Косолапый держит в руках цветочек, вдыхает розовые лепестки.
Детские… Твою дивизию… А какое белье я ожидал увидеть: в сеточку, стринги? Столь миниатюрной девушке делать нечего во взрослых магазинах, исключительно отделы для малышей.
До ушей доносится странное сипение. Вновь перевожу взгляд на лицо Альсон. Глаза девушки распахнуты от страха, странный звук доносится из горла. Она пытается вздохнуть, силится, но вместо этого получается сдавленный полустон. Грудная клетка нервно дергается, а пальчики сжимаются в кулачки, стискивают покрывало.
И чего, спрашивается, стою - у малышки приступ!
- Лиана, - хватаю девушку за руку, - посмотри на меня.
Девушка не слышит, упорно глядит в потолок. В глазах нет осмысленности, один лишь подступающий ужас. Склоняюсь над ее лицом, стараюсь говорить твердо:
- Лиана, просто посмотри на меня. Ты слышишь?
Ловлю ее взгляд. Чувствую, как пальчики левой руки стискиваю запястье, сильно, до боли.
- Лиана, слушай мой голос. Делай вдох…
Через пять минут сидим на кровати: я, весь потерянный, и Альсон. Девчушка обхватила мою руку, доверчиво прижалась. Чувствую тепло, исходящее от худенького тела. Смотрю в окно, за которым разгулялась ненасытная стихия. Как там старина Вейзер, добрался до учебного корпуса? Да уж должен был, времени сколько прошло. Теперь огребает по полной программе от Труне.
Глажу Лиану по волосам, целую в макушку. Пахнет свежестью луга, ароматом весенних трав.
- Спишь?
- Уку, - доносится до моих ушей. В ее исполнении это могло означать все что угодно.
- И с чего ты взяла дуреха, что я сделаю больно. Просто напугать хотел.
Один добрый человек посоветовал, будь неладна эта психология.
- Я вовсе не испугалась, - бормочет девушка.
- Ага, не испугалась, она. Думал за помощью бежать, еле продышаться смогла. Ты вообще имеешь понятие про секс, как процесс происходит? Это не игра в паучок, здесь тело не парализует.
Лиана молчит, чувствую ее горячее дыхание на руке.
И тут до меня медленно начинает доходить. Совсем уж медленно, до тормоза такого.
«Попытка секса. Не думаю, что полноценный контакт получится».
Валицкая не намекала на фиаско со Светкой, как мне тогда подумалось. И вовсе не в моей потенции дело, а в страхах Лианы. Она до ужаса боялась близости, до стиснутых кулачков и проблем с дыханием.
- Скажи, - чувствую, как предательски дрожит голос, - ты занималась сексом?
Молчит.
- Сколько лет тебе было, когда это впервые случилось?
В этот раз малышка отвечает:
- Не помню.
В голове возникает дурацкая фраза из забытого фильма: «девочка, покажи на кукле, где дяденька тебя трогал».
- Лиана, это случилось с посторонним человеком или твоим знакомым? Друг, родственник, может сосед?
Малышка молчит, зачем-то тыкает пальчиком мне в грудь. Маникюр неприятно царапает кожу под футболкой.
- Лиана, ты мне доверяешь?
- Уку.
- Тогда скажи. Почему молчишь?
- Потому что будешь злиться.
- Обещаю, злиться не буду.
- Обещаешь, обещаешь?
- Я могу повторить десять раз, даже двадцать, - смотрю сверху вниз на девчушку, но вижу лишь ее макушку. – Ценность обещания из-за этого не вырастет. Либо ты мне веришь, либо нет.
Малышка не отвечает. Думаю, что разговор наш на этом закончился, пытаюсь встать, но крепкие пальчики не отпускают.
- Он очень много работает, - говорит она тихо. – Постоянно приходит уставший, очень не любит, когда мы шумим или бегаем.
Он? Теперь наступила моя очередь молчать, чтобы не спугнуть олененка, доверчиво обнюхивающего протянутую ладонь.
- Если бы не он, мы бы очень плохо жили, он спас всех нас от разорения. Папа даже спал на рабочем месте, прямо за столом, представляешь?
Папа? Нет, не представляю… не могу.
- Ему очень трудно, он постоянно злится и нервничает, а мы только мешаем. И… и поэтому ему очень сложно выражать свою любовь.
И поэтому он не нашел ничего лучше, чем трахнуть собственную дочь. Малышка была абсолютно беззащитна, и единственное, что смогла сделать, это тронуться умом: разделиться на две половинки. Только этого оказалось недостаточно. Организм уже на физическом уровне не справлялся с насилием: появились панические атаки, проблемы с дыханием.
Вспомнил, как она ложилась на кровать, словно ягненок на заклание. Все понимала, знала, чем закончится и шла на это. Сколько же смелости надо иметь, чтобы, вот так вот, раз за разом встречаться с самым большим страхом в жизни. Страхом, который искалечил разум и тело.
Я пытаюсь осознать услышанное, борюсь с желанием проснуться, вырваться из объятий безумного сна. А малышка продолжает говорить и защищать… защищать его. Того самого, кого по недоразумению называет папа. Какой в жопу папа!
Об этом знала ее мама, братья, даже тетя родная и ничего. Все вокруг восхищались ее отцом, его способностью вести бизнес и договариваться. Именно он вытащил известную старую фамилию из лап должников. Истинно спас, по-другому не скажешь, а дочка… Дочка, это ничего, всего лишь небольшая прихоть главы аристократического рода. Потерпит, с нее не убудет. Должна лежать и радоваться хоть какому-нибудь вниманию со стороны папа,человека важного и исключительно занятого.
Теперь понимаю, откуда в ней такая тяга к ласке: к поглаживанию по головке, к держанию за ручки. Она и сейчас льнет, ко мне, как маленький кутенок в поисках тепла. Батя-то, наверное, исключительно голым пузом касался, непосредственно в процессе, а мамка была способна разве что на нотации. Отругала малышку за приступы асфиксии, которые мешали отцу расслабляться.
- Я не специально, честное-пречестное. Я даже дыхание задерживать научилась, смотри, - малышка отстраняется и надувает щеки. Выдерживает секунд пять и с шумом выпускает воздух. – Я так долго могу, правда, - с гордостью заявляет она.
Не вижу ее, изображение начинает расплываться.
- Ты плачешь? Тебе тоже моего папа жалко?
Да, блять, жалко.
Малышка вскакивает с кровати, обхватывает мою голову руками и сильно-сильно прижимает к груди. Чувствую, как колотиться маленькое сердечко.
Почему так странно? Почему она утешает, а не я ее. Ничего не понимаю, отказываюсь понимать.
Слышу, как ключ позвякивает в замке. С трудом отрываю голову от малышки – фигура Вейзера, двоится, плывет, как и все в глазах. Гребаные слезы, расчувствовался, словно последняя девчонка. С Валицкой тогда сдержался, а здесь прям прорвало, не удержать.
- Извините, я попозже - бормочет мой сосед, и хлопает дверью. На заднем фоне слышен шум голосов – это Марго никак не угомонится, работает в режиме пилы.
Вытираю пальцами проступившие слезы. Шмыгаю носом, привычно тянусь рукой убрать сопли.
- Нельзя так, это не культурно, - малышка протягивает расшитый платочек.
- Какие у тебя родители… молодцы, научили, - бормочу я.
Сопли мотать на кулак – не культурно, а трахать собственную дочь…
Беру предложенный платочек и громко высмаркиваюсь.
- Они молодцы, и я молодец, - важно заявляет Лиана. – А еще тетя Настя обещала меня вылечить и тогда я буду совсем умничка. И родители будут мною гордится. И тогда мы всей семьей поедем в горы. Ты был в горах?
- Нет, - мотаю головой.
- В горах красиво. Правда, я там не была ни разу, но видела по телевизору. Они высоченные такие, огромные совсем. Герб про них постоянно рассказывает.
Дверь снова хлопает и на пороге появляется Авосян. Стоило упомянуть имя, и великан тут как тут, обеспокоенно смотрит в нашу сторону.
- Лиана, я же просил, не доводить ребят до слез. Тебе самой стыдно будет, вспомни случай с Ловинс.
- Я не довожу, честное-пречестное, - малышка снова хватает мою голову и прижимает к груди. – Я его жалею, он очень добрый и хороший. Ему помощь нужна, - маленькая ладошка заботливо гладит по голове.
Мне… помощь... Понимаю, что больше не смогу выдержать всего этого сюрреализма. Вскакиваю с кровати и бегом в ванную, где высмаркиваюсь от души. Хватаю душ, делаю сильный напор и засовываю голову под тугие струи воды. Ощущение ледяного дождя на коже приводит в чувства. Смотрю на собственное отражение в зеркале – да, Петр Сергеевич, что-то совсем вы расклеились, нервы ни к черту.
Осторожно вхожу в комнату – малышки уже нет, только Авосян мнется у входа.
- Мне это, Вейзер сказал, что тебя Альсон до слез довела, - явно смущаясь, произносит он, – ну и это, я сюда сразу. Сам знаешь, у малышки талант находить болевые точки.
- Нет, она не виновата, - смотрю на платочек в руке. Он порядком пострадал от соплей, вымок под душем, но при этом не потерял запаха весеннего луга, того самого, которым пахла сама Лиана. С силой сжимаю его в кулаке и вижу, как редкие капли влаги падают на пол. Словно розовая ткань, с вышитыми цветочками, была способна на слезы.
- Ты знаешь про ее папа? – спрашиваю прямо. По виноватым глазам Герба вижу, что все он знает. – Это гнида, по недоразумению, называемая отцом, каждый день насиловала малолетнюю девочку. Насиловала с молчаливого согласия мамы, братьев, тети родной. Когда у нее проблемы с головой начались, это не остановило кормильца и защитника семьи. Он бы и сейчас ее трахал, если бы не асфиксия. Видимо, не очень удобно насиловать родную дочь, когда она синеет и задыхается под тобой. Чисто эстетически картина неприглядная.
- Она сознание один раз потеряла, еле откачали, - глухо произносит Авосян. – Он думал, она притворяется, чтобы это… ну, ты понял.
- То есть даже так, он и в таком состоянии ее…, - язык не поворачивается лишний раз произнести грубое слово. Исключительно мат напрашивался. – Герб, скажи честно, что это за мир развитый, где в семьях такое твориться? Нет, я, конечно, может чего не понимаю, человек дикий и отсталый, но разве это нормально? Мне одному происходящее кажется больным бредом? Или у вас традиции такие?
- Нет таких традиций, - Герб хмур и серьезен. – Просто… просто не принято вмешиваться в дела семьи, особенно древнего рода.
- Не принято, - повторяю за Авосяном, пытаюсь понять смысл сказанного. Никак не могу, вместо этого в голову лезут воспоминания исключительно про Альсон. Многое из ее странного поведения перестает быть загадкой. Тайна разгадана и кусочки пазла становятся на свои места. Честное слово, лучше бы не знал. Детские ужимки теперь не кажутся такими уж милыми, как не может быть милым бред больного шизофреника. Сплошная патология.
А выходные дни, как теперь относится к ним? Я же каждую субботу буду знать, что Альсон возвращается домой к заботливому папа.
- Герб, может кончим его? – голос дрогнул, прозвучал слишком жалко для столь серьезного предложения.
- Нельзя, - сразу ответил великан. И я понял, что он уже думал об этом, и может статься, что не один год. – Незаметно к старику не подберешься, а месть рода, слишком серьезное дело. Я не могу рисковать жизнью родных и близких, да и тебе не советую.
- И что, нет никакого решения?
И без того знаю, что нет. Иначе Герб давно бы его нашел и воплотил в жизнь. Наш добродушный великан, безответно влюбленный в малышку. Если уж я чувствую себя хреново, то каково приходится ему?
- Знаешь, я раньше не понимал, почему она постоянно держится за ручку, просит погладить по голове. Погладить, Герб… Они ее даже не гладили. Это же до какого состояния нужно было довести ребенка, что простое проявление человеческой заботы для нее лучше всякой награды? Герб, что с этим миром не так?
Смотрю на великана, его нижняя губа начинает дрожать. Только этого еще не хватало.
- Герб, не надо, ты это брось.
Великан держится из последних сил, но слезы подступаю. Да что ж за день-то сегодня такой.
Дверь щелкает, в проеме показывается встревоженное лицо Вейзера. Смотрит на меня, на Герба, извиняется и снова исчезает в коридоре.
- Надо расходится, пока он еще кого-нибудь не позвал, - шмыгаю я носом.
Герб кивает, и суетливо выходит наружу. Настолько торопится, что ручку дергает в другую сторону. Дверь жалобно скрипит, едва не слетает с петель. Хлипкие здесь косяки, такому великану как Авосян, на один рывок.
Из общей залы доносится женский смех. Судя по всему, с Леженцом покончено, и девочки в лице Ли, Ловинс и Марго отмечают победу. Уверен, что и толстяк трется поблизости. После расставания Катерины с МакСтоуном, он вновь воспылал забытыми чувствами. Очистил от грязи женский идеал и воздвиг на новый пьедестал. Вчера обосрал человека с ног до головы, а сегодня смотрит преданными глазами. Может так и надо жить, легко и не заморачиваясь?
От тягостных размышлений вновь отвлек Вейзер. Он осторожно приоткрыл дверь, убедился, что я нахожусь один, и только после этого вошел внутрь. Надо отдать должное соседу, он долго держался, и не приставал с расспросами. Но спустя час любопытство взяло вверх:
- Все нормально?
Я к тому времени в сотый раз пролистывал одни и те же страницы по криминалистике, в тщетных попытках сосредоточиться. Никак не получалось: абзацы расползались, смысл слов ускользал, а перед глазами вместо сюжетов с допросами возникали совсем другие картинки.
- Что?
- Спрашиваю, все нормально? Ты вроде как плакал.
- Нет, тебе показалось, - грустно улыбаюсь в подтверждение собственных слов. – Я не плакал, просто расстроился… сильно расстроился.
Пару дней ничего не происходило. Совсем ничего, не считая учебы. Я избегал всяческого общения, даже с Альсон, особенно с Альсон, и малышка это почувствовала. Говорят же, что дети все понимают, хотя какой она к черту ребенок. Смотрела на меня своими большими глазищами, словно чего-то ожидала. А что я мог сделать? Продолжить ходить за ручку и гладить по головке, будто ничего не случилось?
Любимая жареная картошка, и та в горло не лезла. Поэтому в отместку на завтрак взял безвкусную овсянку. Без масла, сиропа и прочих добавок, сидел и тупо жрал кашу, пережевывая склизкие хлопья.
Несмотря на ранний час в комнате было еще несколько человек. Все они разбрелись по разным углам, никто не пытался общаться. Хмурое ноябрьское утро, лишенное солнца, не добавляло курсантам настроения.
Каша была почти съедена, когда в зал вошла Лиана. Спокойно, не таясь, подошла к раздаче и взяла поднос. Я мог бы сделать заказ за девушку, настолько успел изучить ее вкусы. Непременно будет булочка с корицей, клубничный какао, небольшой кусочек подтаявшего масла, блюдечко с фруктовым джемом и, может быть, печенье. Последнее она брала исключительно по настроению.
Я угадал. Когда дело дошло до булочки, Лиана была вынуждена встать на носочки и вытянуться в полный рост. Словно кто-то издевался, раз за разом засовывая любимое лакомство малышки на самый верх. Кончиками пальцев она таки дотянулась до края блюда и тут в зал вошел Леженец.
Раньше я считал Дмитрия дубовым, малосообразительным, но не дебилом. Так вот, я глубоко заблуждался. Он снова вплотную приблизился к Альсон, и провернул свой коронный фокус с внезапным «бу».
Против ожидания малышка даже не дернулась, а спокойно положила булочку себе на поднос. После чего повернулась и с силой впечатала каблук в ботинок Дмитрия. Кажется, хрустнуло даже у меня.
Леженец орал благим матом, прыгал на одной ноге, а сонная казарма внезапно наполнилась жизнью. Возник из неоткуда жующий Соми, в темном углу проявился Луцик, а вокруг спортсмена, теперь уже бывшего, кудахтала вездесущая Ли.
- Она мне ногу сломала, - чуть ли не плакал Дмитрий. – Моя нога, мои кости. Через неделю соревнования… ответственные. Пропущу полуфинал, и все из-за этой дуры.
- Что, мальчик, больно, - хохотала довольная Марго. Она заняла место в первых рядах, и теперь упивалась страданиями вчерашнего врага.
- Заткнись, стерва, - спортсмен аж взвыл, схватившись за поврежденную ступню. - Мамочки, за что мне все это?
- Я звоню врачу. Авосян, - взгляд Ли лишь на секунду задержался на мне, и заскользил дальше, - МакСтоун, помогите Леженцу добраться до комнаты. Кати, сделай холодный компресс.
В зал ленивой походкой вошел Мэдфорд. Наш старший по группе, как всегда, контролировал ситуацию, оставаясь в стороне.
Следом из коридора выглянул Вейзер, увидел зловещую в своем веселье Марго, и поспешил скрыться. Один Нагуров не шелохнулся: продолжал читать толстенную книгу на диване.
Все было привычным, и в то же время другим, словно невидимый художник внес едва заметную правку в полотно жизни.
Вечером того же дня в гости пришел нежданный Хорхе. Вечно помятый и порядком осунувшийся, ввалился в мою комнату, забыв про такие мелочи, как постучать или поздороваться.
- Вы к кому, мужчина? – встретил я наставника дежурной шуткой.
- Мальчик с плохим чувством юмора здесь живет?
- Это вам в соседнюю комнату надо. Там и с ногой, и с юмором беда полная.
Мы минут десять болтаем ни о чем, Хорхе делится впечатлениями о матчах одной восьмой чемпионата мира, а я рассказываю последние новости.
- Альсон меня всегда пугала, - признался наставник, когда я поведал про утреннее происшествие. – Не знаю, как ты с ней общий язык нашел.
- Нормальная девчонка, если не трогать… Каким ветром занесло в наши края? - решаю сменить неприятную для меня тему.
- У меня хорошие новости, - с самым печальным видом сообщает Хорхе. - Завтра Петру Воронову официально поручают вести первое дело. И… не слышу радостного возгласа.
- Я все еще жду хорошие новости.
- Эй, ты никогда не мечтал о собственном расследование? – Хорхе выглядит удивленным. Ну почти удивленным, насколько это возможно в его замученном состоянии.
- В чем подвох? Я курсант, мне положено учиться на детектива, а не быть детективом. - Вижу, что Хорхе готов перебить меня, поднимаю ладони, торопливо произношу: - стоп, стоп, стоп. Наставник, прежде чем ответите, задам еще один вопрос: я могу отказаться?
- Нет.
Тяжело вздыхаю. День явно не задался.
Все-таки погода меняет восприятие окружающего мира. Светит солнышко, и самый депрессивный район не кажется таким уж плохим. Гопники на разбитой остановке выглядят вполне себе дружелюбно, а вечно пьяненький дядя Ваня с четвертого этажа шутит легко и непринужденно. Но стоит только небесному светилу скрыться за тучами, как серая безнадега проступает отовсюду: от исписанных стен и обоссаных лифтов, до сломанных детских качелей. Угрозу источает любая незнакомая личности в чужом районе, а вечно пьяный сосед перестает казаться забавным. Бормочет несусветную чушь и пытается доползти по ступенькам до квартиры, потому как ноги давно не держат из-за местной сивухи.
С иномирьем дела обстояли похожим образом. Прошлый раз столичный район Монарта показался на редкость уютным: вокруг мелькали разноцветные фасады, а воздух был наполнен аппетитными ароматами свежеиспеченного хлеба и корицы. Прохожие прогуливались парочками и даже целыми семьями, все непременно улыбались, особенно завидев воздушную Лиану, порхающую бабочкой от клумбы к клумбе.
Теперь же малышки с нами не было, а мир вокруг заволокло дымкой. Скрылись за туманом фасады веселой расцветки, сквозь пелену проступали серые очертания домов. Редкие прохожие больше не улыбались, куда-то спешили, поднимая воротники и натягивая шляпы. Пахло сыростью и влагой, а стоило подуть ветерку, как отчетливо несло тиной.
- Здесь есть река? – спросил я нахохлившегося, словно воробей, Нагурова. Саня не ответил, вместо него это сделал Марк. Не вынимая зубочистки изо рта, процедил:
- В паре кварталов отсюда течет местная вонючка.
Марк… До крайности неприятная и отталкивающая личность. Разве что не пердит прилюдно, только чешет яйца. Шутки сплошь с запашком, от которых морщиться хочется. И это мне, человеку, выросшему в отсталом мире.
Раздражало в нем все, начиная с внешнего вида и заканчивая манерой говорить. А это его зубочистка, замусоленная и обгрызенная, до неприличного состояния. Кажется, я видел на ней остатки еды.
И такой человек возглавляет расследование. Да, формально дело поручили мне, но Воронов всего лишь курсант-недоучка, не имеющий право на сыскную деятельность. Поэтому Организация сделала очередной финт ушами.
- Ты пойми, маэстро хочет видеть непременно тебя, - говорил наставник, потягивая крепкий кофе. В тот вечер мы переместились в залу и разместились за самым дальним столиком. – К пожеланиям столь великого человека, как Дэрнулуа, принято прислушиваться.
- Великого или богатого? – уточнил я.
Хорхе ухмыльнулся:
- В нашем мире это одно и тоже. Обманывать не буду, маэстро готов заплатить большие деньги, но куда важнее репутация. Публичная благодарность от гения современности стоит дороже сотни слитков золота.
- Если я буду ширмой, то кто будет за ней?
- Марк.
- Кто?
- Стыдно не знать лучших в своем деле.
Лучший в своем деле смачно сморкнулся на цветочную клумбу, зажав одну из ноздрей. Сделал это крайне неудачно, попав на полу форменного пальто. Я наблюдаю за тем, как сопли ярко-желтого цвета медленно стекают по темной ткани.
- Что замер, сахарок, дела не ждут. Остальных это тоже касается, двигаем жопами.
Остальными были Нагуров, по прозвищу умник, и Арчер, по прозвищу кирпич. Клички направо и налево раздавал сам Марк, и мне досталась самая обидная – сахарок. Почему так, звезда сыскного дела не объяснил, пробурчав невнятное про надоедливых молокососов.
Пересекаем проезжую часть и поднимаемся по темному граниту ступенек, ведущему к музею современного искусства Клико. Знакомые витражи не радуют глаз: может дело в тумане, а может в хреновой компании.
- Значит так, малышня, слушаем сюда. Говорить буду я, сахарок стоит для вида и кивает башкой, кирпич падает в углу, лежит камнем и не отсвечивает. Умник, что за ерунда у тебя в руках?
- Это блокнот, - растерянно произносит Нагуров.
- Тебе для чего столько бумаги, боишься обосраться на ходу?
- Я записывать буду… ход расследования, для дальнейшего анализа и переработки информации.
Марк выпятил нижнюю губу, и грязная зубочистка едва не вывалилась изо рта.
- Толково. Не зря я тебя умником обозвал. Значит будешь слушать и записывать. Только информацию перерабатывай в специально отведенных для этого местах, - довольный шуткой он гоготнул, и первым зашел внутрь.
С последнего визита музей нисколечко не изменился: все та же череда бесконечных залов, наполненных светом и тьмой, и царящая кругом атмосфера загадочности. Казалось бы, поброди здесь подольше, затеряйся среди экспонатов и твой разум постигнет великое таинство множества миров. Только я прикрыл глаза и вдохнул полный чудес воздух, как раздалось глумливое:
- Сахарок, я слышал, ты из диких мест? Надеюсь, обезьяньих мозгов хватит, чтобы не трахнуть ту бабу, - Марк тычет в сторону крайне реалистичной скульптуры. Я уже видел раньше бесстыжую красавицу с разведенными ногами, где каждая складочка, каждый пупырышек на своем месте. Помнится, тогда Джанет упрекнула меня за излишнее любопытство. – Что, сахарок, приглянулась бабенка?
В ответ хочется сказать не менее обидное про клоуна, но тут на встречу выходит миловидная сотрудница музея, одетая в строгую юбочку и белую блузу. Не успеваю прочитать имя на бейджике, как она поворачивается боком и делает приглашающий жест:
- Маэстро ждет вас.
Идем вслед за девушкой, выстроившись цепочкой. Каждому из нас отведена своя роль в предстоящем спектакле: я играю настоящего детектива, Марк мудрого наставника, а ребята толковых помощников.
- Нагурова надо натаскивать, - пояснил мне Хорхе, когда я поинтересовался, зачем в команде еще два человека. – Руководство посчитало нужным предоставить ему больше практического опыта.
- А Соня Арчер будет охранять?
Хорхе не замечает язвительного тона.
- Арчер призвана обеспечить огневую поддержку, возникни в ней необходимость.
- Наставник, может хватит обманывать? Соня попятам за мною ходит, народ в группе уже смеется. Она зачем здесь, защищать от МакСтоуна?
Хорхе устало качает головой, делает очередной глоток тонизирующего напитка. Ему бы выспаться, а не кофе в бесконечном количестве потреблять, которое к тому же лично ему противопоказано.
- В вашей группе хрен знает что творится, постоянные скандалы и драки. Руководство приняло решение добавить стабилизирующий фактор. А ты, как главный дестабилизатор, нуждаешься в дополнительной опеке.
Я сам предполагал нечто подобное, поэтому молча киваю наставнику. С Арчер и вправду стало спокойнее.
Мы минуем темную залу и подходим к стене, на которой в сплошной череде висят картины, множество картин. Узнаю это место: именно здесь находилось произведение искусства ценою в несколько миллионов. Бесспорный шедевр, украшающий ныне мою скромную обитель.
- О, мой юный друг, - сухопарый мужчина разводит руки в приветственном жесте. Я замираю на месте, не знаю, что и делать: как-никак великий художник. Маэстро замечает мою неловкость, улыбается и делает шаг навстречу. Обнимает, дружески хлопает по плечу. – Я рад вас видеть, пускай и по столь грустному поводу. Но что же это я, забыл о правилах приличия. Будьте любезны, представьте мне своих коллег.
- С удовольствием, - говорю я, и показываю ладонью на ребят. – Помощники Александр и Соня, а этот мужчина – наш водитель и по совместительству телохранитель Марк. Вас же я представлять не буду.
- Это еще почему, - удивляется маэстро.
- За вас говорят ваши картины.
Дэрнулуа хохочет:
- А вы льстец, молодой человек. Делаете это настолько неловко, что даже забавно. Не желаете отведать вина, Марлинского, между прочим, самого что ни на есть настоящего.
- Мы на работе.
- Всего лишь глоточек красного полнотелого? Пригубить слегка? Ну, нет так нет, - маэстро заметно расстроен моим отказом.
Чувствую легкий аромат спиртного, исходящий от художника. Никак маэстро подшофе? Вот откуда взялась эта экспрессия, и активная жестикуляция. В первую нашу встречу он выглядел куда более сдержанным.
- Беда приключилась, знаете ли. Никогда не думал, что столкнусь с кражей, да еще в родном для меня месте…
Следующие полчаса мы наблюдаем за театром одного актера. Дэрнулуа, подогретый красным Марлинским, яростно рассказывает и показывает, кем и как был украден очередной шедевр. Картину свою именует деточкой и родной кровиночкой, из-за чего порою кажется, что речь идет о пропаже ребенка.
Узнали ли мы новые подробности преступления – нет. Зато я чуть лучше стал разбираться в винах, и никто теперь не заставит меня попробовать Лаэжское полусухое. Выражаясь словами маэстро: «к бездне эту кислятину».
Иссякнув к двадцатой минуте, Дэрнулуа устало машет рукой:
- Подробности вам расскажет моя помощница, Алетта. Милая моя, будь любезна, предоставь господам детективам всю имеющуюся информацию. И приготовь им бутылочку красного Марлинского, так сказать, в благодарность.
- Спасибо, маэстро, - неожиданно для себя отвешиваю легкий поклон. Неужели пропитался духом богемы?
Поворачиваюсь к миловидной помощнице, все полчаса хранившей дежурную улыбку. Она жестом приглашает следовать за ней. Не успеваю сделать и шага, как ощущаю хватку маэстро на своем плече.
- Одну секундочку, молодой человек.
Он ждет, пока остальные отойдут подальше, после чего шепчет:
- У меня к вам просьба личного характера. Не позволите ли написать ваш портрет?
С недоверием смотрю на сухопарого мужчину, словно передо мною не прославленный художник, а закостенелый содомит.
- О, я понимаю, - торопливо произносит Дэрнулуа, - служба, нехватка времени и все такое. От вас не требуется позировать, необходимо лишь разрешение. Знаете ли, моя маленькая причуда: не могу рисовать человека без его на то дозволения.
Действительно, художник не от мира сего. Нарисуй он меня хоть трижды - кто узнает Воронова в нагромождении кубиков и квадратиков? Чувствую внезапный прилив вины перед этим странным человеком. Да что там, перед маэстро с мировым именем, который по одному велению души дарит ценную картину незнакомцу.
Дэрнулуа неверно трактует возникшую заминку, спешно добавляет:
- О, поверьте у меня прекрасная память на лица. Позирование необходимо, когда речь заходит об обнаженном женском теле. Трудно нанести на холст эталон красоты, созданный самой природой.
«Ах ты ж старый развратник», - думается мне, - «гений, а все туда же». Разумеется, вслух произношу иное:
- Будет честью, маэстро. Не каждый день великие художники предлагают нарисовать мой портрет. И еще…, - решаюсь и произношу: - должен вам в кое-чем признаться. Та ваша картина, которую вы подарили… я ничего в ней не увидел, сплошные геометрические фигуры. Извините, что обманул.
Дэрнулуа начинает хохотать. Смеется так, что слезы собираются в морщинистых уголках глаз. Пару раз хватается за сердце, но вроде обошлось. Наконец, покончив с весельем, кладет руку на мое плечо.
- Мой юный друг, вы позабавили меня столь внезапным откровением. Да будет вам известно, что единицы, способны разглядеть на холсте что-то помимо этих, как вы выразились, геометрических фигур. И, поверьте, я дарил картину по иной причине. Помните, что сказали мне при первой встрече?
- Смутно, - признаюсь я.
- А я отлично помню. Вы говорили о нежных и одновременно грустных переживаниях. Тех самых, что испытали, созерцая первый закат в чужом мире. О трудном расставании с родным домом и предстоящих ожидания.
- Это было первое, что пришло в голову.
- Вот именно! Признайтесь, что до той самой встречи ничего не слышали про меня и мои картины. Я же прав? Я прав! Ваше сознание - ясный кристалл, не замутненный словами многомудрых экспертов. Оно отразило чистый луч творения, показало самую его суть, до тончайшего волокна. А что касается остальных, - маэстро грустно улыбнулся, - три процента видят голую бабу, а девяносто семь пытаются ее разглядеть. Увы, такова истина.
В полном смятении покидаю художника. Вот так порою думаешь, что самый умный и хитрый, обманул доверчивого маэстро, а оно вон как выходит. В дураках оказался не он, а я. Не удивлюсь, если на пропавшую картину сумасбродному гению плевать с высокой колокольни. Может статься, искал собутыльников для красного Марлинского или разрешение хотел получить на написание портрета. Богема, одним словом.
Пересекаю темную залу и присоединяюсь к своим спутникам. Алетта самым подробным образом рассказывает, кто и когда имел доступ к картинной галерее, а Нагуров активно строчит в блокноте. Диктофон бы парнишке не помешал.
- Поговорим, сахарок, - встречает меня Марк тоном, далеким от дружелюбного.
- Давно пора, - соглашаюсь я. Отходим в сторону, оставляя Нагурова наедине с миловидной помощницей. Краем глаза замечаю Соню. Девушке плевать на расследование, она заняла место у стены с картинами и теперь зорко приглядывает за нами.
- Ты чего себе позволяешь, курсант, - начинает сразу бычить Марк. – Какой я тебе водитель?
- Может хватит придурка изображать? Клоунада затянулась, уже не смешно.
Марк как-то сразу обмяк, словно выпустили воздух из шарика.
- Что, так заметно?
Киваю головой.
- И что меня выдало?
- Зубочистка. Слишком грязная для ухоженного лица. И с соплей был перебор.
- С какой соплей? – Марк следит за моим взглядом, и обнаруживает желтую слизь на пальто. – Бездна!
Вытаскивает платок и начинает активно затирать. Бесполезное занятие, остаются белые разводы. Приходится лишь благодарить местных модельеров, пошивших форменную одежду из непрактичного материала.
- Марк, зачем это было нужно: клички, оскорбления, почесывание яиц? Тестировал курсантов в полевых условиях?
- Слишком много чести, - Марк, наконец, заканчивает с чисткой и убирает платок в карман. – Можешь считать, что я проиграл спор, а расплатой было небольшое представление.
- Нормальные у вас развлечения.
Марк хмыкает:
- После тысяча первого расследования посмотрю, как ты развлекаться будешь. Пошли, сахарок, пора делами заняться, а то у приятеля твоего скоро блокнот задымится.
Помощница маэстро не рассказала ничего нового. Все уже содержалось в толстых папках, которыми нас снабдили перед командировкой. Местная полиция провела предварительное расследование, и «охотно» поделилась материалами по делу. Разумеется, слово охотно с большущими такими кавычками. Кому понравится отдавать наработки по следствию, проделав гигантскую черновую работу.
- Каждую букву перепроверяйте, - напутствовал меня Хорхе, вручая папку. – С копов (на местном жаргоне звучало как «погонники») станется пустышку нам подсунуть или утаить что важное.
Взвешиваю в руках увесистое дело - килограмма три, не меньше. Задаю давно назревший вопрос:
- Наставник, а никаких девайсов нет? В том же самом телефоне фотографии смотрите, неужели текст нельзя закачать?
- Что вам Труне по этому поводу сказал?
- Да ничего не сказал, - я раздраженно листаю папку. Допросы, допросы, сплошные допросы. А вот и показания свидетелей из разряда «ничего не видел, ничего не знаю». Я отодвигаю листы в стороны и смотрю на Хорхе. – Господин учитель говорит, чтобы писали ручкой и не выпендривались. Хорошо еще, Организация пистолетами снабжает, а не копьями со щитами.
Наставник одним глотком допивает вторую чашку и возвращает ее на стол. В воздухе витает приятный аромат кофе.
- Правильно он говорит, не выпендривайтесь. Чем больше развиты технологии, тем сложнее сохранить тайну. Дошло до того, что проще файл с компьютера украсть, чем бумажку со стола. Не веришь? А вот, к примеру, знаешь, что существуют приборы, считывающие информацию с любого носителя в радиусе километр? Конечно, потом годы уйдут на дешифровку данных, но важен сам факт. Многие аристократы отказываются вести дело с детективами, у которых планшет в руках, а не блокнот. Я уже молчу про коммерческие организации, для которых вопросы финансовой тайны являются ключевыми. Свиснут у тебя информацию с телефона, пока в пробке стоишь, а через четыре года такое всплывет, что вся Организация на уши встанет. Был у нас один такой случай: годовые убытки составили двенадцать процентов – это миллиарды миллиардов золотых.
Годовые убытки… Хорхе сам того не желая натолкнул меня на интересные размышления. Служба Безопасности – огромная структура с большим штатом сотрудников и сетью филиалов в каждом мире. Все это необходимо кормить и содержать, в связи с чем возникает вопрос: на какие шишы? Из курса истории я знал, что Организацию создали шесть ведущих параллелей, шесть миров основателей, плативших ежегодные взносы. Могли ли они возместить все затраты? Сильно сомневаюсь, особенно после лекций Клода Труне. Господин преподаватель неоднократно сетовал на заморозку значимых для всего человечества проектов из-за банального недостатка финансирования. Если нет денег на главное, тогда кто будет оплачивать Игоря и филиал Организации в родной губернии? И сколько таких Игорей и филиалов по всей 128 параллели? Я уже молчу про остальные миры. Это даже не миллиарды, а миллиарды миллиардов, как выразился Хорхе. Откуда деньги?
И вот здесь начинается самое интересное. По новостям или от сокурсников узнаешь, что там наши парни сопровождали грузы, здесь поработали телохранителями, выступили гарантами сделки. Чем не способ заработка? А все эти связи со старыми аристократическими родами, которые помимо родовитости могут похвастаться туго набитой мошной? Они постоянно обращаются в Организацию за неофициальной помощью, а еще пихают своих отпрысков в академию. МакСтоуны, Авосяны, Мэдфорды – это Рокфеллеры, Ротшильды, Морганы родного мира. Все нити переплетены и связаны друг с другом.
И что же получается? Служба Безопасности планеты Земля – это бизнес? Я работаю в корпорации? Но есть же космические пираты и красотки, нуждающиеся в помощи?
Да, есть, и с пиратами борются, и красоток спасают, если верить местным источникам информации. Видимо, одно другому не мешает, даже помогает в качестве рекламы.
После разговора с Хорхе все эти мысли не покидают голову, жужжат надоедливыми мухами, от которых не отмахнуться, не скрыться. Даже сейчас, занимаясь на первый взгляд благородным делом, чувствую себя наемником, а не защитником правопорядка. Сколько там Дэрнулуа пообещал отвалить Организации? Видимо, кругленькую сумму, потому как местных копов посетила большая жаба.
- Эй, сахарок, хорош мечтать, - отвлекает меня от тягостных размышлений Марк. - Бери своих и ждите меня в машине. Я пока улажу кое-какие вопросы.
Не иначе, вопросы оплаты.
Выходим с Нагуровым на покрытую туманом улицу. Ни одного прохожего в ближайшей зоне видимости, одна Арчер маячит у дороги, бдит и охраняет.
- Что с Марком творится? – спросил озадаченный Саня. Рука его привычно чешет подбородок. – Вел себя, как последняя скотина, и вдруг стал адекватным.
- Элементарно, Ватсон. Все дело в зубочистке.
Нагуров странное обращение игнорирует, а вот логические доводы о грязной палочке в зубах и холеном лице выслушивает с интересом.
- И так просто? – парень даже как-то расстроился. Попытался засунуть блокнот в карман пальто, но тот не был предназначен для столь широких предметов. Тогда Нагуров надумал воспользоваться внутренним отделом, распахнул полу, а там отродясь карманов не бывало. Эх, Саня, Саня, горе умник нашего маленького отряда.
- Был еще один момент, - решаюсь я произнести. – Только, между нами.
Александр кивает, и я ему отчего-то верю. Не хочется подставлять Хорхе за его излишнюю откровенность.
- Я до поездки знал, что нас будет сопровождать один из лучших детективов. Таким позволительно чудачество, но не откровенный дебилизм. Вот и весь секрет догадки, а зубочистка – это так, следствие.
Вижу, что Нагуров по-прежнему растерян, но подбородок чешет, уже хорошо.
- Саня, сам посуди, стали бы держать такого придурка на службе, будь он хоть трижды гений. Ему же с людьми общаться, деньги для Организации зарабатывать. Какому аристократу понравится хамло, чешущее яйца и сморкающееся на пол? Я уже не говорю про маэстро, человека тонкой душевной организации.
- Да, точно! - вижу, как морщины на лбу Нагурова разглаживаются. – Руководство учитывает психотип заказчика, когда отправляет агентов на дело. А еще Марк спокойно отреагировал, когда ты назвал его нашим водителем и телохранителем. Это не вписывается в хамскую модель поведения.
- Вот видишь, а я не подумал, - не скуплюсь на похвалу. Главное, что бы Нагуров снова включился. Впереди ждет целое расследование, и мне совсем не улыбается исписывать блокноты, да пролистывать толстые папки. Для этого в команде есть умник, а я так, в качестве моральной поддержки.
- Чего стоим, сказал же двигать к машине, - из тумана возник Марк. Что характерно, зубочистку изо рта не вытащил, но сменил на более приличную.
- Обсуждаем обстоятельства дела, - рапортую я.
- Да? – мужчина с сомнением посмотрел на смятый блокнот в руках Нагурова. – Обсуждать можно и в машине. В будущем мои приказы выполнять неукоснительно, а теперь быстрым шагом к корнэту.
Корнэт – служебный автомобиль Организации, напоминающий американские автомобили шестидесятых. Широкий, кряжистый, с шикарным кожаным диваном вместо привычных задних кресел. Я на нем не сидел - полулежал, откинувшись назад. Для полноты ощущений не хватало сигары и стакана виски со льдом.
- Не возражаешь, если я впереди, - спросил меня Нагуров перед поездкой.
Я, возражать?! Ни в коем случае. Ютитесь там в своем впереди, а я раскину ноги и буду любоваться пейзажами за окном.
Подходим к машине и занимаем каждый свои места. Рядом со мной садится Арчер. Ну как рядом, если руку вытянуть, едва смогу коснуться плеча девушки. И дело не в том, что она испуганно забилась в угол (посмотрел бы я на смельчака, рискнувшего ее напугать). Все объясняется размерами кожаного дивана. Он настолько велик, что между нами запросто смогло бы поместиться два человека, ну или один Энджи.
- Господа детективы, жду от вас толковых предложений, - Марк оборачивается через плечо и по очереди смотрит на меня с Нагуровым. Соню он привычно игнорирует, впрочем, как и она его. – Есть какие-нибудь мысли?
Никаких абсолютно. Все ждем Нагурова, который торопливо листает блокнот. Наконец, Саня отыскивает нужную страницу и начинает тарахтеть:
- Расследование необходимо разбить на три направления: допрос свидетелей, видеозаписи с камер наблюдения и осмотр места преступления. По свидетелям определяем три круга: в первый входят те, кто имел непосредственный доступ в помещение с 11 вечера до 6 утра, во второй - все оставшиеся сотрудники музея, в третий - жители близлежащих домов. Дальше по камерам, - Александр перелистывает страницу блокнота. – Здесь бы выделил два направления: работа с уже имеющимися материалами, и поиск дополнительных камер. Мы знаем, что существуют незарегистрированные точки наружного и внутреннего наблюдения. Кроме того, местные органы правопорядка могли халатно отнестись к должностным обязанностям. Предлагаю проверить реестры и провести визуальный осмотр близлежащих мест на возможное наличие камер, - Александр перелистывает страницу, еще одну, закрывает блокнот и возвращается в самое начало. Что-то явно идет не так.
На помощь запутавшемуся сотруднику приходит Марк:
- Можешь не искать, я приблизительно представляю, что ты хочешь сказать по поводу осмотра места преступления. Лучше ответь на следующий вопрос: сколько человек входит в перечисленные группы допроса?
Шелест страниц, Александр находит нужную:
- В первой группе одиннадцать, во второй триста четырнадцать и третья под вопросом. Необходимо свериться с базой данных жителей района.
Марк согласно кивает.
- По опыту могу сказать, что количество может разниться от пятиста до полутора тысяч человек. Возьмем среднее значение – тысяча. А теперь ответь, сколько времени потребуется на допрос каждого из них.
- Первая группа самая важная, поэтому на человека час минимум. Вторая группа до получаса, и третья от пяти минут и больше, по обстоятельствам. И того суммарно выходит, - Александр морщит лоб и спустя мгновение выдает результат, - двести пятьдесят один час.
- Или десять с лишним суток бесконечных допросов, без сна и отдыха. Понимаешь, что я хочу сказать? Даже с учетом того, что нас трое, времени уйдет прорва.
- Но в учебных материалах…
- Учебники пишут теоретики, ни одного дня не проработавшие в поле. А если бы это был не район Монарто, а центр? Сотню тысяч прикажешь допросить?
Александр явно растерян, смотрит в записи, пытаясь там отыскать ответ.
- Воронов, а ты чего притих? – Марк поворачивается ко мне. – Какие идеи?
Какие у меня могут быть идеи. Полулежу на мягком диване, вдыхаю запах кожаного салона, и ни о чем не думаю. Что внутри туман, что снаружи, непроглядная серая дымка.
Всю ночь крутился, не мог заснуть, но думал вовсе не о первом деле. Папку с материалами не смог осилить, хотя честно листал, читать пытался. Мысли… мысли были о наступивших выходных и гребаном папа.
Пока думаю над ответом, на помощь приходит Нагуров:
- Я считаю, что нужно допросить ближайших родственников и друзей. Особенно тех, кто имеет доступ к галерее.
- Что скажешь, Воронов? – Марк снова обращается ко мне. Да что ж он пристал.
- Согласен, - выдавливаю из себя. Понимаю, что от меня ждут развернутого ответа. Собираюсь с мыслями и выдаю: – согласно статистике в большинстве преступлений замешаны родственники, близкие люди или просто знакомые. Именно с них и стоит начинать.
Смотрю на Марка, зубочистка в его зубах застыла, глаза внимательно изучают меня.
- Тебе может не интересно, сахарок?
- Нормально все, просто не выспался, - тру глаза, больше для вида.
Кажется, такой ответ удовлетворяет Марка. Он отворачивается от меня и берется за руль. Наблюдаю в отражении, как зубочистка гуляет во рту, перемещается из угла в угол.
- Здесь неподалеку живет старший сын маэстро, навестим паренька.
Допрос Таркиэля порядком подзатянулся. Не смотря на звучное имя, парень отнюдь не выглядел эльфом. Хотя какой там парень - мужчина, порядком обрюзгший, с налитыми мешками под глазами. Кожа его была нездорового землянистого цвета, пористая, без малейшего намека на щетину, разве что прыщики обильно высыпали на правой скуле. Их явно пытались запудрить или замазать, но сделали только хуже: кожа в этом месте выглядела неестественно бледной.
Таркиэль заметно нервничал, постоянно переспрашивал, несколько раз вставал наполнить бокал вином, но нам, в отличие от отца, выпить не предлагал. Да и в целом был менее радушным хозяином, рассчитывая на то, что мы скоро уйдем.
У меня изначально не было интереса к его персоне, Марк заскучал с минуты десятой, один Нагуров продолжал копать, жадно выпытывая подробности.
Секундная стрелка делает оборот за оборотом, туманный пейзаж за окном странно успокаивает. Понимаю, что засыпаю сидя в кресле. Надо срочно чем-то отвлечься. Прислушиваюсь к разговору - ровный тон Нагурова убаюкивает еще сильнее. Сладко зеваю и переключаюсь на изучение вычурной обстановки кабинета. Этого развлечения хватает минут на десять. Благо, я захватил с собой несколько листов из дела, касающихся непосредственно старшего отпрыска маэстро. Погружаюсь в изучение досье: так вот откуда вид столь бледный и повышенная нервозность.
Подозреваемый вел богемный образ жизни, который помимо чрезмерного употребления алкоголя включал в себя беспорядочный секс и наркотики. Особенно сильно Таркиэль увлекался последним, плотно подсев на кетам, точнее его производную с романтическим названием «лунная пыль». В наших реестрах вещество числилось запрещенным и проходило под более прозаичным наименованием «arti-18».
Препарат вызывал привыкание, а среди побочных эффектов числилось раздражение кожных покровов, вплоть до сыпи и маленьких язвочек. Этот эльф чесался не переставая, расстегнув воротник для удобства. На шее виднелись маленькие ранки.
Казалось бы, вот и зацепка - богатый папенька и сын наркоман. Только папенька щедрой рукой заботился о родном чаде, отсыпая сотни тысяч золотом ежемесячно. Согласно выписке из банка на счетах у непутевого отпрыска скопились значительные суммы, раз в десять превышающие стоимость украденной картины.
Тогда смысл воровать? Из тяги к искусству? В личном деле об этом не было ни слова, зато упоминалась страсть к оргиям в стиле БДСМ.
Этому несчастному эльфу нужна порция лунной пыли и хорошенькая порка, но Нагуров неумолим: «как складываются ваши отношения с отцом в последнее время», «с кем из сотрудников музея вы близко знакомы», «проявлял ли кто-нибудь из друзей повышенный интерес к искусству, и картинам в частности».
- Благодарим вас за потраченное время, - произнес Марк, когда Нагуров, сделав паузу, начал рыться в записях. – В случае необходимости мы свяжемся с вами. Поэтому убедительная просьба, не покидать город в ближайшую неделю.
Мы встаем с кресел, а Соня отлипает от стены. Все это время девушка маячила напротив стола, нервируя и без того больного хозяина. В глазах Нагурова, обращенных к Марку, читается просьба: «ну еще один вопросик, пожалуйста».
- Всего вам доброго.
- И вам, и вам того же, - Таркиэль вскакивает с кресла. Впервые за все время беседы на его изможденном лице появляется подобие улыбки. – Всячески рад помочь нашим доблестным спецслужбам. Надеюсь, преступник будет схвачен и понесет заслуженное наказание. Мой папа рассчитывает на вас.
От дурацкого слова папа, с непременным ударением на последний слог, сводит скулы. Хочется придушить кого-нибудь в беспомощном приступе злобы. Но я держусь, а вот Нагуров не выдерживает, и таки задает свой вопрос:
- У вас рядом с домом есть хозяйственная постройка. Что там хранится?
- Д-да м-мелочи всякие, - хозяин начинает заметно заикаться. Даже губа нижняя мелко затряслась.
- Могли бы мы посмотреть?
- Д-да, разумеется, т-только сейф открою. К-ключи там хранятся.
Мы стоим, ждем хозяина. Марк замирает на пороге, но против ожидания не бросает раздраженные взгляды в сторону настырного Нагурова. Стоит вместе со всеми и наблюдает.
Сказано же в досье, что подозреваемый использует пристрой в качестве элитного секс-клуба. Эх, Саня, Саня, решил на кресты с наручниками посмотреть, да на цепи с плетками? Кому захочется демонстрировать кусочек совсем уж личной жизни. Вон бедняга Таркиэль аж заикаться начал.
Все это время дверца сейфа была прикрыта картиной, изображавшей козла в виде человека, или наоборот. Хозяин кабинета отдвигает полотно в сторону, словно шторку. Оглядывается через плечо:
- С-секундочку.
- Да-да, мы ждем, - терпеливо произносит Марк.
Таркиэлю явно неловко от того, что посторонние люди видят его тайник. Загораживает спиной обзор, слышны щелчки набираемой комбинации.
Может стоило подождать в коридоре? Или…
Легкий толчок, пол под ногами дрогнул, словно резко остановился железнодорожный состав. Только звуков не слышно, никаких, абсолютно. Я бы непременно упал, но воздух вокруг сгустился до состояния желе, стал упругим и вязким.
Началось… Смотрю на замершую впереди фигуру Таркиэля, скособоченную, пытающуюся извлечь ключи из сейфа. Справа стоит Нагуров с неизменным блокнотом в руках. Парень уткнулся в записи, пытается вычленить полезную информацию. Остальных не вижу, но отчего-то чувствую Марка, застывшего в дверном проеме. С Арчер похожая ситуация – девушка за спиной, невидимая для глаз, но я точно знаю, что она делает шаг в сторону. Все верно, мое тело на линии огня, закрывает собой потенциальную угрозу. Если сейчас хозяину кабинета придет в голову идея достать пистолет из сейфа, Соня банально не успеет. Одного из нас Таркиэль точно завалит, прежде чем поймает ответную пулю.
Замечаю движение слева – а вот и марионетка пожаловала, выходит из-за плеча. На этот раз почти не дергается, лишь головой водит в сторону, судорожно, словно у нее нервный тик. Одета, как и я: в костюм и форменное пальто нараспашку, только вот башка лысая абсолютно. Нет узнаваемой прически, нет знакомых черт - безликий манекен, обтянутый кожей.
Тварь подходит вплотную к Таркиэлю, замирает на мгновение, а потом начинает копировать его позу. Так же нелепо кособочиться, вытягивает руку в попытке нащупать ключи в сейфе.
Если это не галлюцинация и не подступающее безумие, то что? Что ты хочешь показать мне?
Голова в этот раз соображает куда лучше. Мысли по-прежнему теряются и плывут, но нет того тяжелого ощущения дремы, затягивающего сознание в водоворот забытья. Внимательно слежу за Тварью – ну же, дай подсказку, для чего ты здесь.
И Тварь словно слышит мысли, резко поворачивается и целится в меня из пальцев.
- Пуфф, - слетает звук с ее бескровных губ. Она довольна собой, подносит руку ко рту и сдувает невидимый дымок.
Зачем-то смотрю в ее глаза, стеклянные и неживые, как у того парнишки, что валялся со мною в пыли возле гаражей. Пытаюсь моргнуть, повернуть голову, но не могу, завис в воздухе бабочкой, наколотой на булавку. Хватит… дай мне вырваться отсюда. Чувствую нарастающий визг в ушах, невыносимый, раскалывающий голову. Мир начинает вертеться, размазываются краски, и я не вижу, где нахожусь.
Ничего не вижу, но так уже было. Это быстро пройдет, главное успеть…
Рывком выкидывает в реальность. Звук, изображение – все на своих местах. Не удерживаю равновесие, делаю шаг вперед, а рука уже тянется к кобуре подмышкой.
Таркиэль только начинает поворачиваться, а я уже ощущаю ладонью ребристую рукоять. Тяну пистолет наружу, большим пальцем давлю на рычажок предохранителя.
Понимаю, что успеваю. В руках мужчины мелькает оружие, но ему еще надо вытянуть руку, навести ствол. Вижу испуганные глаза, дрожащую нижнюю губу – жму на курок раз, другой.
Первый выстрел попадает в плечо, вторым мажу – пуля проходит в считанных сантиметрах от конечности. Мужчину разворачивает, он делает невольный шаг назад, упираясь спиной в приоткрытую дверцу сейфа. Слежу за раненной рукой, обессилено повисшей плетью, за пистолетом, который держится на кончиках пальцев и вот-вот упадет на пол.
Раздается очередной выстрел, на этот раз из-за спины. Грохочет прямо над левым ухом, глушит так, что я невольно морщусь. Теряю цель на секунду, а когда вновь навожу мушку – все кончено: Таркиэль тихонечко сползает по стенке с аккуратной дыркой посредине лба. Странно, но кровь из раны не идет, зато на стене образовалось темное пятно с хвостом. Хвост длинный, чуть изгибающийся, тянется вслед за оседающим телом.
Я поворачиваю голову и вижу Соню, изготовившуюся к стрельбе. Хочу спросить «зачем», но снова морщусь – в левом ухе невыносимо звенит.
Соня не замечает моего взгляда, все ее внимание сосредоточено теперь уже на бывшем хозяине кабинета. К телу подходит Марк, приседает на корточки, произносит задумчивое: «м-да». Неизменная зубочистка нервно подрагивает в уголке рта.
Слышен шелест страниц – это Нагуров снова схватился за блокнот, и теперь терзает его в поисках информации. Непонятно только, какого ответа он хочет добиться от бедной бумаги.
- Вот вам наглядный пример разницы подходов, - Марк осматривает тело, поднимает голову вверх, к темному пятну на стене. – Задача ищеек - обезвредить цель и допросить, задача кирпичей – уничтожить. Поэтому мы вместе и не работаем. М-да… Воронов, ты как сообразил, что он за стволом потянется?
Есть у меня… свои способы.
Дальше события завертелись со скоростью карусели. Марк вызвал поддержку и ребята прибыли спустя пару минут. Три микроавтобуса, под завязку набитые людьми. В кабинете остались работать эксперты, дом оцепили, а меня с Нагуровым и Арчер отправили в машину.
Вечно флегматичный Александр нервничал целый день, а сейчас и вовсе потерялся. Безвольно сел на переднее сиденье и тупо уставился перед собою. Даже любимый блокнот с информацией его не интересовал, один лишь туман впереди.
Я пробыл в машине минут пять, не выдержал и выбрался наружу. В отличии от сокурсника ощущал странный прилив сил: хотелось что-нибудь делать, куда-нибудь идти. Дошло до того, что начал ковырять краску на крыше автомобиля.
Неизвестно, какой ущерб смог бы нанести имуществу Организации, но тут из тумана появился Марк. Встал рядом со мною и с наслаждением втянул воздух, словно в зубах была сигарета, а не зубочистка.
- И что в пристройке оказалось? – поинтересовался я.
- Наркотики, много наркотиков. На килограммов четыреста потянет по предварительной оценке.
- Ух ты ж, - я бы присвистнул от удивления, но не умел. – И куда ему столько? Денег навалом, обеспечен был до конца жизни.
- Кто знает…, кто знает. Может знакомым помогал, может шантажом заставили, а может все те же бабки. Их, как известно, много не бывает. Спасибо твоей знакомой, - Марк кивнул в сторону сидящей в салоне Арчер, - и угрозу проспала, и главного свидетеля убила. Теперь предстоит вести следствие, долго и упорно.
- Мне или нам? – уточнил я.
- Мне, а вы отправляетесь в казармы.
- А как же похищенная картина?
- Кражу совершили работники клининговой компании, которых сдал их же подельник на следующий день.
- Ничего не понимаю, зачем мы тогда нужны?
- Сахарок, ты вроде как детектив, - Марк ехидно улыбнулся, - вот и пораскинь мозгами.
О чего здесь раскидывать. Наверняка цену набивали, поэтому и придержали информацию, бизнесмены хреновы. Нашли картину быстро – это один прайс, затратили время и усилия – другой. Заодно новичков обкатали в полевых условиях, посмотрели, кто и на что способен.
- Зачем тебе это нужно? – неожиданно прервал молчание Марк.
- Не понял.
- Да все ты понял, хитрожопое создание. В детективы зачем пошел, если эту работу терпеть не можешь?
Ответить не успел: в кармане собеседника запиликало. Марк достал прямоугольный девайс и провел пальцем по поверхности. Некоторое время внимательно вчитывался в экран, я же следил за его мимикой, пытаясь распознать эмоции. Бесполезно, ни одна мышца на лице не дрогнула, даже зубочистка застыла в уголке рта.
- Фамилия Альсон тебе о чем-нибудь говорит? – наконец спрашивает он.
Внутри похолодело от неприятных предчувствий.
- Альсон, что с ней?
- Без понятия, но Валицкая хочет тебя срочно видеть, - Марк спрятал девайс в пальто и поправил воротник. - Дуй в машину, сахарок, госпожа психолог ждать не любит.
=======================================
Примечание: Ссылка для тех, кому интересно, о каком фрагменте концерта идет речь в начале главы:
https://www.youtube.com/watch?v=R3XIGon2RjY