Предел прочности. Книга вторая.

Глава 1

В жизни бывают полосы черные, полосы белые. Казалось бы, чего проще - философское изречение на все времена, понятное людям любого возраста и социального статуса. Только вот где эти полосы изображены, на чем нарисованы? Любители порассуждать за жизнь о подобных мелочах умалчивают, а зря. Потому как, если нанесены они на стену, это один коленкор, а если перед глазами стоит зебра?

Видел я одно такое животное в зоопарке и знаю, где все эти полоски сходятся. И здесь уже не важно, черные они или белые, если ведут в одну большую и беспроглядную…

Об этом думал, ворочаясь с бока на бок, глубокой ночью. Лежал в полной тишине: часы из иномирья не тикали, а затворник Вейзер сбежал к другому соседу, там и похрапывал.

Лечебный сон, где же ты, когда так нужен и необходим. Тут еще коленка разболелась, и не было средства успокоить ее, потому что единственные успокоительные я швырнул под ноги бывшему напарнику. Правильно, Петр, молодец, красиво выступил. Теперь мучайся, проклиная собственную глупость.

Встал с кровати, походил немного по комнате, активно разминая горящую огнем коленку. Процедура не помогла, пришлось лезть в ванную и включать контрастный душ. Тугие струи воды принесли некоторое облегчение ноющей ноге. Я даже умудрился задремать, уткнувшись лбом в прохладную плитку стены. Разбудил все тот же душ, выпавший из ослабевших рук и ударивший тугим напором прямо в лицо. Такое себе удовольствие, едва не захлебнулся на радостях, пытаясь понять, где я и что происходит.

Пока вытирал пол, поймал собственное отражение в зеркале и удивился. Оказывается, все это время улыбался, странно и дико. Стоял с тряпкой в руках, взъерошенный, сонный и кривил рот в ухмылке.

Схожу с ума… Или просто мозг перестает распознавать внешние раздражители, начинает путаться и реагировать неадекватно. Слишком много всего навалилось в последнее время. Мне бы плакать в три ручья от случившегося, вместо этого наоборот, хотелось смеяться. Для полного счастья не хватало еще поскользнуться и разбить недавно залеченную голову. Думается, в текущим состоянии много вреда это бы не принесло.

Покончив с водными процедурам, вернулся в кровать и забылся тревожным сном. Липким и поверхностным, сотканным из череды серых лиц и пустых переживаний. Вроде, как и дремал, и бодрствовал одновременно, наблюдая за лунной дорожкой, прочертившей линию на столе.

Ощущение чужого присутствия в комнате резко вывело из забытья. Я уставился в противоположный угол и замер: в треугольнике конструкции, прямо под потолком, расположилась Тварь. Сначала было решил, что это паук, уж больно похожи были раскинуты руки и ноги. Но это были именно, что человеческие конечности, а не мохнатые лапы насекомого. И лицо знакомой марионетки.

- А тя-тя, а тя-тя, тяяя, - тоненько запричитало существо и начало вертеть головой, словно филин на ветке. Да так поворачивало, что ни одни позвонки бы не выдержали. Крутило из стороны в сторону, в любом направлении, не переставая пялиться белками мертвых глаз.

Галлюцинации… Это просто галлюцинации, вызванные травмой головы и таблетками. Теми самыми успокоительными, которые так ловко швырнул под ноги МакСтоуну. И которые сегодня не принимал целый день. А если так, значит существует вероятность…

Внутри все похолодело от внезапной догадки, а пальцы сами собой потянулись к глазу.

- Со слуховыми глюками сложно, - поведал мне как-то сосед Костик, затягиваясь на редкость вонючей сигаретой. - Думаешь, шумит во дворе машина - нормально, баба за стенкой пылесосит целый час – бывает, а в природе этого может не существовать вовсе. И ведь не проверишь никак, не отличишь, пока человека рядом не спросишь. Другое дело, зрительные галлюцинации. Картинка во время глюка не из внешнего мира транслируется, а идет на сетчатку глаза непосредственно из мозга.

- И? – не выдержал я долгой паузы. Костик, как назло, любил замолкать минут на пять, смачно засасывая желтый фильтр.

- И все, - веско произнес он, бычкуя остатки сигареты о дно консервной банки. – Пальцем надави на глазное яблоко: реальная картинка исказится, двоиться начнет, а глюк как был ровным, таким и останется.

Кусок давно забытого диалога всплыл из подвалов памяти, подтолкнул руку, и я в отчаянии надавил пальцем на веко. Но то ли Костик ошибался, то ли паук существовал в реальном мире: раздвоились стены, потолок, и причитающая в углу тварь.

Заметив движение с моей стороны, существо замолкло на мгновение и вдруг начало дрожать, перебирать в нетерпении конечностями. В горле у твари заскрипело, защелкало с переливами, что у тетерева на току.

Я невольно вжался в постель. Бежать, срочно бежать, куда угодно.

- Весна пришла, весна, айя, - тонюсенько протянул паук. – Весна пришла, отворяй ворота, отворяй ворота, отворяй ворота, отворяй ворота - писклявый голосок грубел с каждым произнесенным словом, появился утробный рык. Кажется, существу покорился весь возможный диапазон, от тенора-альтино и заканчивая… нет не басом. Тварь клокотала и ревела, словно существо из адской бездны. И без того проглатываемые слова превратились в череду бессвязных, звуков. Некогда бывшая ртом пасть распахнулась, обнажая тонкие иглы зубов. Наружу вывалился темный язык, слишком большой и слишком длинный для такого существа.

В стену усиленно затарабанили. Тварь заткнулась и чутко повела головой, а следом дрогнул массивный говяжий язык. Секундной паузы было достаточно и вот я уже вскакиваю с постели. Вернее, перекатываюсь на бок и падаю вниз, чувствуя ладонями холодную поверхность пола. Подтягиваю под себя ноги и делаю рывок, игнорируя вспыхнувшую в колене боль. Краем глаза замечаю движение теней, и не понятно: то деревья шевелятся на фоне луны или неведомая тварь кинулась вдогонку. Одним движением распахиваю дверь и вываливаюсь в коридор. Падаю, больно ударяясь треклятой коленкой, и чуть ли подвывая от боли, ползу прочь. Понимаю, что нельзя подставлять беззащитную спину под удар. Страшно, безумно страшно, встречать опасность затылком, а еще страшнее заглянуть в белки помертвевших глаз.

Подтягиваюсь на руках и занимаю оборонительную позицию у стены, поджимая под себя здоровую ногу. Если что, один раз лягнуть успею.

- Да сколько можно, а? – соседняя дверь распахнулась и в коридор вышел недовольный Леженец. – Человеческим языком просил, дайте поспать. Это же у людей ни стыда нет, ни совести. Три часа ночи, а у меня спортивный режим.

Следом открылась еще одна дверь и показалась заспанная Джанет. Трудно стать старшей по группе, еще сложнее ее из себя изгнать. Девушка одной из первых среагировала на непонятный шум и теперь стояла в центре мрачного коридора, с трудом подавляя желание начать командовать. Удавалось ей это секунд тридцать, пока не подошел Авосян, в знаменитых атласных трусах.

- Проверь его, - то ли спросила, то ли приказала девушка.

Гигант шмыгнул носом, виновато вздохнул и произнес:

- Я боюсь.

Джанет перевела взгляд на Леженца.

- А чего сразу, - возмутился парень. – Может он больной какой, и взгляд бешеный. Вот сама иди и проверяй.

- Я не могу, - тут Джанет странно запнулась, - рисковать. Мне рекомендовано лишний раз не приближаться к нему.

- А мне рекомендовано спать восемь часов в сутки. И что, кого-то это волнует?

Пока однокурсники разбирались между собой, я тихонечко, по стенке, поднялся. Когда разгибался, почувствовал опору под боком и прерывистое сопение. Худенькая ручка обхватила за пояс, вторая крепко ухватилась за плечо, поддерживая.

- Ежик, - улыбнулся я.

Было забавно наблюдать за попытками малышки забраться подмышку. Она там вся и помещалась, в полноту своего детского роста. А еще требовала, чтобы я на нее опирался. Ну не глупая ли?

- Что здесь происходит? Что с этим?

Вот и Мэдфорд соизволил проснуться. И теперь с присущей для высокой должности основательностью разбирался в происходящим. Из-за спины старшего выглядывала любопытная мордочка Луцика, чуть дальше Марго зевала, аккуратно прикрыв рот ладошкой. В конце коридора маячило несколько силуэтов, один из которых напоминал МакСтоуна, а другой…

- С этим полный порядок, - впервые подал я голос. – Этому сон плохой приснился, бывает.

- Так не бывает, - забормотал Леженец, но его прервал громкий звук.

Мэдфорд громко хлопнул в ладоши и объявил:

- Расходимся по комнатам, концерт имени Воронова окончен. Требую очистить коридор в течение минуты, в противном случае будут наложены дисциплинарные взыскания.

Никто протестовать не стал. Захлопали двери одна за другой, курсанты молча возвращались по местам. Один Леженец продолжал бормотать под нос:

- Не бывает так… он на разные голоса… будто другие люди…

- Тебе тоже пора, - обратился я к малышке.

Та продолжала помогать мне, вернее пыталась это сделать. Наверное, со стороны ее потуги выглядели забавно: папа вышел с дочкой на прогулку. Мелкая егоза вместо того, чтобы спокойно идти рядом, постоянно крутилась под ногами, хваталась то за пояс, то за руку, тянула за собой.

Я позволил дотащить себя до двери, а дальше остановился. Нет, не из-за страха встретиться с человекообразным пауком. Шестым чувством понимал - нет его там. А может и не было никогда, сплошные игры больного разума. Другого боялся и это другое сейчас возмущенно сопело под боком, требуя не возражать и впустить ее в комнату.

Как объяснить Альсон, что с ней только хуже? Что начинаю размокать, словно старый сухарь в чае. И начинают подрагивать губы, и жалость появляется к себе несчастному, обиженному всем миром. Еще не хватало разрыдаться в присутствии мелкой. От одной только мысли об этом становилось невыносимо тошно.

- Спасибо, дальше я сам.

Куда там, маленькие пальчики крепко держали. Пришлось применить силу и с трудом оттолкнуть настырную мелкую. Та засеменила, быстро перебирая ногами, благо, не упала, сохранив равновесие. А я воспользовался полученной свободой и закрыл за собой дверь. Все.

Паука внутри не было, только лунная дорожка на поверхности стола. Я забрался в постель и подумал было, что надо улечься удобнее, дабы не тревожить ноющую коленку. Подумал и забылся глубоким сном.

Проснулся рано, минут за двадцать до сирены, и понял, что хочу есть. Странно, обычно аппетит с утра отсутствовал абсолютно. Бывало, сидишь, пережевываешь механически бутерброд и бездумно пялишься в одну точку. Глотаешь безвкусную массу и запиваешь остывшим чаем, только потому что надо.

- По молодости такой же был, - любил говаривать отец. – Вечно завтраки пропускал.

Я кивал, с иронией поглядывая на стол, а там: яичница с поджаренными кусочками ветчины, творог с шапкой из варенья, непременно вишневого, горячие тосты с подтаявшим маслом. Сколько отца помню, всегда завтракал за троих.

И вот гены голодного жаворонка проснулись во мне. Встал с кровати и с наслаждением сделал одно приседание. Коленка не болит, красота. Бегом в душ и завтракать, всего, да побольше. Вчерашние переживания и страхи остались далеко, смыло их набежавшей волной прекрасного солнечного утра. Может оно и не все так плохо, и не задница зебры маячила все это время перед носом?

Влетел на крыльях надежды в зал и сразу к раздаточному столику. Непременно каши и кофе, а еще булочек с корицей и маслом. Эх, жаль глазуньи нет, шкворчащей, подернутой прозрачной пленкой, с запахом, что сводит с ума. Нет, ну и пускай, все равно лучше мамки никто яичницу не приготовит. Прочь пустые мысли и вперед, за свежими ванильными кексиками.

За спиной послышался шум: далекий, в другом конце зала. Весьма необычно для столь раннего утра. Может у Леженца после вчерашних событий сбился спортивный режим? Да нет, скорее мир сойдет с ума, чем этот парень изменит графику. И голос вроде как женский, говорит неразборчиво. Смех…

Я как стоял с кексом в руках, так и замер.

- Тебе холодно? – шепчет МакСтоун.

- Нет, я уже согрелась, - голос девушки звучит менее отчетливо, но я слышу каждое ее слово.

Звуки поцелуев.

- А, мне кажется, ты замёрзла, - и снова МакСтоун, в этот раз куда громче. Никогда не слышал столько нежности в его словах. - Я чувствую, твое тело дрожит.

Она отвечает неразборчиво, и оба с упоением отдаются смеху.

Мир в одну секунду свернулся в маленькую точку, и провалился в пищевод вместе со слюной. Пустота вокруг… Вздохнул… И выдохнул…

Схватил поднос и пошел к ближайшему столику. Ничего не вижу кроме цели, сплошные пятна по периметру и приглушенные звуки.

Ладонь ложится на жесткую спинку – двигаю стул и сажусь. Глаза концентрируются на тарелке с кашей, а пальцы ощущают прохладный металл ложки. Зачерпываю белую субстанцию, открываю рот и механически пережевываю. Жевать-то особо нечего, безвкусная склизкая дрянь, но я продолжаю двигать челюстями, тупо уставившись перед собой. С трудом проглатываю и тянусь за очередной порцией. Подступает противная тошнота, но это не повод отказываться от еды. Вновь жую, долго и упорно, проталкиваю жижицу внутрь, еле подавляя рвотные позывы. Очередной заход… Понимаю, что в этот раз не удержусь, но рука сама подносит полную ложку ко рту.

- Воронов, к тебе там девушка, красивая, - спасительный бас Авосяна разносится под сводами зала. С облегчением отставляю тарелку с кашей в сторону.

- Красивая, говоришь? - слышу собственный голос в ушах. Встаю и двигаюсь в сторону коридора. Где-то там, на самой периферии зрения маячит целующаяся парочка. – Пойду изнасилую.

Раскатистый хохот Авосяна несется в спину, а я уже подхожу к приоткрытой двери. Интересно, кто позволил неведомой гостье зайти внутрь без разрешения? Дергаю за ручку и переступаю через порог.

- Воронов?

Светлана… Такая родная и такая домашняя. И нет вокруг этой проклятой казармы, этих гребаных пауков и целующейся парочки в зале. Мы снова у нее в квартире, как когда-то давно, когда не творилось этого лютого безумия с иномирьем. В нашем маленьком мирке, сотканном из уюта и тепла. Только мы вдвоем в те счастливые часы, когда Светка нормальная, не психует по поводу и без, не задает бесконечные вопросы о покойном брате.

Тянусь к ней, а сам отмечаю странный выбор платья: очень уж скромное, чуть ниже колена и грудь полностью прикрыта. Не похоже это на ту самую Кормухину, сводившую с ума откровенным мини сотни пацанов.

- Петя, с тобой все хорошо?

Чувствую знакомый аромат духов и дурманящий запах тела. Она это, без сомнения она. Обнимаю и чувствую, как вздрагивает девичье тело в руках. Губы привычно тянутся к тонкой шее, целуют ее. Чуть выше, нахожу мочку уха без любимой сережки. Хочу спросить, куда она дела украшение, но вместо этого лишь глубже зарываюсь в шелковистые волосы. Светлые пряди приятно щекочут лицо, попадают в рот, нос. Едва не чихаю, сдерживаюсь и вновь зарываюсь в безудержный водопад из знакомых запахов и ощущений.

Почему она так пассивна? Вечно кипучая и энергичная, сейчас стоит столбом и даже не делает попытку сблизиться. Провожу рукой по гладкому бедру, задирая не в меру длинное платье. Она снова вздрагивает. Я отрываюсь от шеи и наконец смотрю в глаза, до боли родные. Ничего не могу в них прочитать, ничего не вижу. В сознании возникает картина целующейся парочки в зале. МакСтоун сидит, откинувшись на диване, а на коленях у него девушка, обнимает одной рукой, а другой проводит по щеке. Резко зажмуриваюсь, прогоняя назойливое видение и тянусь к губам.

Светка первые секунды не отвечает, лишь позволяет себя целовать. Но и я стараюсь не торопиться, помню, что ей нравится легкая нежность первых прикосновений. Провожу кончиками пальцев по спине, поднимаюсь вверх, к шейным позвонкам. Она вновь вздрагивает, но уже не от внезапности моих действий, по другой причине. О да, мы слишком много часов провели наедине, чтобы скрывать друг от друга неподвластную воле реакцию тел.

«Пришла весна - отворяй ворота», - всплывает из памяти тонюсенький голосок Твари. А следом, из сознания, проявляется и сам образ паука: белки мертвых глаз, вываливающийся из пасти говяжий язык. В этот раз вздрагиваю я.

Светка пытается отстранится, но я лишь увеличиваю напор. Пока одна рука поглаживает спину, другая добирается до узкой полоски трусиков, сжимает ягодицу, упругую и мягкую одновременно. Чувствую, как горячее тело подруги поддается навстречу, прижимается с силой. Девичьи руки появляются на спине, на поясе, настойчиво тянут к себе. Наконец, ощущаю ее язычок, маленький и юркий. Милая моя, наконец-то ты включилась, почему так долго?

Марионетка дергается на полу, изгибается под градом невидимых ударов, черепушка ее трескается переспелым арбузом. По всюду осколки белых костей, темная жидкость сочится… Легкая боль… Острые коготки царапают низ живота, и пелена кровавого наваждения спадает.

Светлана запрокидывает голову, и я жадно целую подбородок, щеку, шею – все до чего могу дотянутся. Слышу прерывистое дыхание, и снова в ноздри ударяет аромат, такой знакомый, сводящий с ума. Девушка кокетливо зажимает плечиком и счастливо улыбается, когда я щекочу носом бархатистую кожу. Не могу этого видеть, но отчего-то знаю.

Спустя мгновение мы падаем на кровать, узкую и неудобную. Куда же делась старая мебель - громоздкий диван, переживший много ночей безудержной страсти? Пахнущий старой кожей и бабушкиным пледом.

Слышу горячий шепот: «подожди». Куда там, пальцы мои уже стягивают узкую полоску ткани, по одному лишь недоразумению называемую трусами. Чувствую острые зубки на щеке – это Светка таким образом наказывает за «торопыжничество». Но я-то знаю, что ей нравится, всегда нравилось. Не любила она долгих томных объятий, предпочитая гореть ярким пламенем.

Очередной укус и щеку охватывает острая боль. Не настоящая, всего лишь фантомная, из старых воспоминаний. И вот уже подо мною яростно извивается Алина, злая, со следами крови на губах.

Зажмуриваюсь, на смену одному воспоминанию приходит другое. Лица, череда лиц, густо покрытых белилами, проносится мимо и бормочет, и бормочет бесконечно: «любишь питаться сырым мясом», «голый по лесу», «забавная обезьянка».И вдруг хоровод подается в стороны, рассыпается бисером, а навстречу выходит девушка, лицо которой скрыто маской совы. Но я знаю кто это, я узнаю ее из тысячи, этот гребаный греческий профиль.

Она наклоняет голову и произносит с грустью:

«Воронов, у тебя был шанс, единственный, и ты его пустил».

Рядом с ней появляется МакСтоун. Довольно улыбается, по-хозяйски обнимает девушку за талию.

Усиленно моргаю и вижу перед собой удивленные глаза Светланы. Опускаю взгляд вниз и понимаю причину. Твою же мать…

Мир вновь становится прежним. Пропала атмосфера старой квартиры, больше нет бабушкиного пледа, а под телами не скрипит старый кожаный диван. И Светка, такая родная и такая чужая одновременно. Я снова вернулся в казарму, в комнату с легким ароматом химии после вчерашней уборки. На столе лежит потертый учебник по криминалистке. Чуть выше, на стене шедевр маэстро Дэрнулуа, сплошные кубики, да квадратики.

Сползаю с кровати, путаясь в одежде. Внутри нет ничего кроме боли и какого-то отчаянного веселья.

- Зае...ись, - стою в центре комнаты и смотрю в потолок, словно он способен вместе со мной посмеяться над веселой шуткой, - я еще и импотент.

Слышу шорох и опускаю голову – рядом стоит Светлана, в глазах ее теплится сплошная забота.

- Такое случается со всеми, - произносит она.

- Со всеми? – я не перестаю улыбаться. Смешно же, право слово. – Мне восемнадцать лет. Да у меня при одном взгляде на грудь должно вставать.

- Это просто стресс, ты устал.

Я ошибся, в глазах ее вовсе не забота, а чертова жалость. Отталкиваю протянутую руку и делаю шаг назад.

- Я помогу тебе, - говорит она.

- Помочь мне, - мотаю головой, словно прогоняю дурное наваждение. – Себе помоги для начала, благодетельница. Ты кем работаешь, подстилкой на полставки? Сколько организация заплатила за соблазнила мальчика? И сколько таких мальчиков было? Может поделишься информацией о тарифе? Сто золотых в сутки или двести? За простую встречу больше двухсот никто не даст, а за классический секс все пятьсот отвалят. Поэтому ты так расстаралась на нашем первом свиданье?

Светка отворачивается и уходит, на ходу поправляя платье. Выбегаю в полутемный коридор и смотрю вслед удаляющейся фигурке. Ни слова с ее стороны, ни звука, только цокот торопливых каблучков.

- Чего приходила-то? – ору я, нисколько не стесняясь. – Подкалымить решила или подослал кто? Ты заходи, если что. Деньги у меня есть, заплачу двойную таксу по старой дружбе.

Чувствую присутствие постороннего, резко оборачиваюсь – точно, острая мордочка Луцика выглядывает из зала. У этой крысы просто-таки звериное чутье на события.

Оглядываюсь в поисках чего-нибудь тяжелого, и не придумав ничего лучше, хватаю кроссовок у соседней двери. С силой запускаю снаряд в полет, но Витор успевает скрыться за косяком. Вот же ж юркий, зараза. Смотрю на одинокий кроссовок без пары и понимаю, что Леженец опять будет страдать насчет тренировок. А нечего элементы гардероба за дверь выставлять, впредь наука будет.

Возвращаюсь к себе в комнату и замираю у стола, уставившись в окошко. Не было ни единой мысли, только выжигающая пустота. Топливом внутри было полито предостаточно, осталось лишь чиркнуть кремнем, что я и сделал, выбив искру с помощью внезапного приступа гнева.

Не знаю, сколько так простоял, пялясь на проступающее сквозь сосны рассветное солнце. Внимание привлек тихий, но настойчивый стук.

- Открыто, - кричу, а сам продолжаю смотреть на сосны, стройными рядами растущие вдоль озера. Странно, но вместо вековых красавиц вижу грязные разводы на стекле, на которые раньше не обращал внимание. И даже отпечаток пальцев с той стороны, словно кто-то пытался заглянуть с улицы.

Слышу сопение. Нет, не то которое издает порою малышка Альсон, а тяжелое, пахнущее кислым потом. Поворачиваю голову и вижу Соми, растерянно замершего посредине комнаты. Он стоит прямо перед трусиками, выделяющимися ярким белым пятном на голом полу. Еще недавно там лежал коврик салатовой расцветки, что любил путешествовать из угла в угол. Теперь ни коврика, ни мячика резинового: ушли вслед за хозяином.

- Тебе чего? – спрашиваю, а сам смотрю на раскрасневшуюся физиономию толстяка. Глаза, красные от недосыпа, лицо помятое и носом шмыгает, будто простывший.

- Она… она…

Губы парня начинают дрожать, по пухлой щеке сбегает первая слезинка. Да тут не в отсутствии сна дело, и не в банальном ОРВИ.

- Говори, - прерываю я начинающего захлебываться Соми, и тот спотыкаясь через слово, начинает бормотать.

- Подстилка… легла под богатого… думал, она не такая.

Подстилка… Знакомое слово. Не я ли недавно выкрикивал его, только захлебывался не соплями, а ненавистью. Опускаю глаза и вновь вижу белую ткань на грязном полу. Ни стыда, ни малейшего укола совести. Ощущение пустоты внутри усиливается, словно выдрали целый кусок из плоти.

А Соми, тем временем, набрался уверенности и сыпал словами, что из рога изобилия, превращая былой идеал женской чести в половую тряпку. И ловко у него так выходило, с перчинкой и подробностями. Куда уж прочим великим гуманистам.

- Соблазнилась деньгами и перспективами семейства МакСтоунов, мигом ножки раздвинула. Права была Альсон, сто раз права – дешевая пустышка.

Пустышка… пустота…

- Ты должен меня понять, как никто другой, она и тебя отвергла. Ей всегда было плевать на настоящие чувства, одна карьера на уме. Кто выгоднее, кто побогаче…

- Остановись, толстый, - поднимаю ладонь, пытаясь прервать бесконечный поток слов.

- Я не толстый, у меня имя есть, - гордо и с пафосом выстреливает Соми, будто и не глотал пару минут назад сопли.

- Нет у тебя имени, потерял ты его. Или думаешь, те похороны просто так были, шутка неудачная? - вижу, как Соми пытается возразить, захлебывается от эмоций, теряясь в словах. Поэтому опережаю его, делая ударение на каждом слове: - Ловинс не подстилка. Кто угодно, только не подстилка.

- Ты… ты защищать ее будешь, после всего этого? – наконец выплюнул он слова вперемешку со слюной.

- А в чем мне ее обвинять?

- Да как в чем? - Соми аж растерялся от такой глупости, и закрутился вокруг оси, ища поддержки. Но кроме нас двоих в комнате никого не было.

- Она мне ничего не обещала, в вечной любви не клялась, так в чем ее винить? В том, что встречается с кем-то другим?

- Она дура, - выплюнул очередные слова Соми, - связалась с этим уродом, с МакСтоуном.

- И что? Это ты воздвиг ей пьедестал из чистоты и непорочности, а она к нему никакого отношения не имеет.

Круглое лицо Соми исказила гримаса гнева, пухлые щечки привычно затряслись.

- В героя решил поиграть, да? В благородного? Смотрите все, какую низость совершил этот жирный. Девушку оскорбляет всякими нехорошими словами. Так ведь думаешь, да? Думаешь, по глазам твоим хитрым вижу. А я люблю ее по-настоящему, понимаешь, больше всего люблю. И может мне противнее всего от случившегося, и от себя в первую очередь, - гнев неожиданно переходит в бульканье и всхлипы. – Я жизнь за нее готов отдать, а может и чужую забрать. Да ничего ты не понимаешь, выродки вы все, в своей 128.

- Не понимаю, - легко согласился я и посмотрел на часы под потолком. Пора выдвигаться на учебу. – Тебе, толстый, советую к Валицкой обратиться, она поможет мозги в порядок привести.

- Да иди ты…, - толстяк, с одним ему понятный упоением, наступил на валяющиеся трусики и крутанул ногой, вдавливая их в пол. «На, Воронов, получи», - словно говорили его жесты, а я стоял и смотрел.

Довольный поступком, Соми развернулся, и вприпрыжку выбежал в коридор, громко хлопнув дверью на прощанье. Хотя нет… Стоило мне сделать шаг, как дверь вновь распахнулась и оттуда показалась перекошенное гневом лицо толстяка.

- Иди ты в жопу, Воронов, - выпалил он, и теперь уже окончательно удовлетворенный, скрылся из виду.

Жопа… жопа… Не знаю почему, но подумалось в этот момент о зебре.

Присел на корточки и осторожно, двумя пальцами поднял некогда белое нижнее белье. На какое-то время завис, просто не понимая, что делать с трусиками дальше. Не Светке же их возвращать, в самом деле.

Из оцепенения вывел очередной шум, а вернее рев иерихонских труб в коридоре:

- Какая гнида сперла! Это же ни стыда, ни совести!

Дмитрий надрывался за пятерых и увещевания Джанет ему нисколько не помогали. На выручку Ли пришел Мэдфорд, и теперь они уже вдвоем пытались вытащить разгоряченного парня на улицу.

Поступки толстяка казались мне странными, а вот Леженца понимал прекрасно: трудно придерживаться спортивного режима в таком дурдоме.

Из комнаты вышел минут за двадцать до начала занятий. Обычно в аудиторию приходил одним из первых, но нынче времена изменились. Образ изгоя обязывал не мозолить глаз, да и МакСтоуна с Ловинс лишний раз видеть не хотелось. А то, что эти голубки будут ворковать, сомневаться не приходилось. У них сейчас самая счастливая пора – конфетно-цветочный период, когда оторваться друг от друга сложнее всего.

Коленка перестала тревожить, поэтому оставил опостылевшую трость за койкой, понадеявшись на вечное авось. Вышел скорым шагом за порог и тут же почувствовал: кто-то настойчиво дергает за рукав. Повернулся и увидел малышку Альсон, требовательно протягивающую мне ладошку.

- Привет, ежик, - беру маленькие пальчики в свои и легонько сжимаю. В ответ же получаю крепкую хватку, не свойственную детям.

- Так и будем держаться? - спрашиваю я и смотрю в большие глаза, лучащиеся светом и довольством.

- Да, - выпаливает она, одновременно кивая головой. – Пошли уже, скоро занятия начнутся.

Наклоняется всем телом вперед, тянет за собой, вынуждая сделать шаг, другой. И вот мы уже идем по дорожке, цепляясь за руки, как… парень с девушкой? Нет, скорее, как брат с сестрой.

Вспомнилось, как забирал Катьку из садика, а пацаны в это время устраивали футбольную зарубу с соседним двором. Злой тогда был, ворчал на мелкую постоянно, даже подзатыльник отвесил за излишнюю активность.

- А я на тебя обиделась, - совсем не обиженным тоном произнесла Лиана.

- Да? И за что?

- Ты меня толкнул вчера.

С трудом припомнил подробности вчерашнего вечера: липкая бессонница, паук под потолком и Альсон, помогающая дойти до двери. Да, кажется, я действительно оттолкнул ее, иначе забралась бы со мною в постель, да там и заснула.

- Извини.

- Извиняю, - говорит она и начинает прыгать на одной ноге, но быстро устает и дальше идет вприпрыжку.

Надо будет с Валицкой переговорить насчет биологического возраста подопечной, что-то я сомневаюсь в ее совершеннолетии.

- Пока тебя не было, у нас кое-что произошло, - загадочным тоном произносит малышка и тут же не выдерживает и все выбалтывает, - к нам новенькую взяли.

- Как новенькую? Положено же не больше пятнадцать человек в группе.

- Так нас и осталось пятнадцать. Старенькую выгнали, Марианэллию.

Была у нас такая девица в группе, постоянно вертелась рядом с Мэдфордом. Ничем особым не запомнилась, кроме своего длинного имени. Народ пытался сократить его до простого Мари, но породистую аристократку это страшно бесило. Можно было и пощечину огрести, за забывчивость.

Курсанты новое правило усвоили быстро: обращались к ней на вы, исключительно с уважением, но без имени. Вспомни его еще, очень уж заковыристое. Я же и вовсе разговаривать желанием не горел, держал дистанцию все два года, лишь издалека наблюдая вздернутый носик. Поэтому новость об исключении взбалмошной аристократки воспринял спокойно.

- Новенькая эта перевелась к нам из отдела поддержки операций.

- Подожди, так она кирпич? - я даже остановился от неожиданности. - У нас же контры с десантурой, разве такое возможно?

- Раз перевели, значит возможно, - Альсон не могла долго стоять на месте и уже тянула за собой. – А вы пьете вместе с кирпичами, а еще посылками обмениваетесь. Мне Герб все рассказал.

- Было это один раз.

Но малышка уже не слушала, продолжая сообщать последние новости:

- А еще Луцик сломал палец на руке. А Джанет его отругала, и сказала, чтобы он больше…

- Лиана, хрен с ним, с Луциком, ты мне лучше другое расскажи: у вас по фотографии можно человека найти?

Мы на полпути до учебного корпуса. Дорожка в этом месте делает крутой спуск, уходит в низину, бурно поросшую можжевеловыми кустами. Здесь и летом-то легко перепачкаться, что говорить про период межсезонья, особенно про весеннюю распутицу.

Прямо перед нами разлилось небольшое озерцо: лужа вышла из берегов, покрыв черной кляксой значительную часть асфальта. Именно в нее чуть не вляпалась Лиана, но я успел перехватить в воздухе мелкую проказницу. Та взвизгнула от неожиданности, звонко засмеялась, перебирая в воздухе ногами.

- Ты можешь быть серьезной? – не выдержал я и опустил развеселившуюся девчушку на землю.

- Щекотно же, - с невозмутимым видом заявляет она и снова хватает за руку. – Пошли уже, опоздаем.

- Будешь дурачиться, пойдешь одна.

- Бу-бу-бу, бу-бу-бу, - передразнивает она.

- Я не шучу.

Лиана насупилась, недовольно посмотрела из-под бровей, и что-то решив про себя, буркнула:

- Зануда.

Некоторое время шли молча. Лиана делала вид, что дуется, а я размышлял о превратностях судьбы. Марианэлла, Марианаллия, Маринуэллия… тьфу ты, Мари одним словом. Исключили зазнайку, кто бы мог подумать. И ведь была не последним человеком в плане успеваемости. На вскрытии трупов так и вовсе одна из лучших: пока половина ребят с зелеными лицами стояла вдоль стеночки, она внимательно следила за действиями патологоанатома, а после бойко отвечала, безошибочно указывая, где какой орган находится. Как она там печень смогла обнаружить, в этом склизком месиве кишок?

Была на хорошем счету у самого Носовского, Труне хвалил неоднократно, и вот такой грустный финал карьеры детектива. Даже похулиганить толком не успела, так, пара замечаний за пощечины и перебранка с МакСтоуном. Последнее нисколько не удивляло: с Томом разве что робот-уборщик не ругался – металлический диск, вечно жужжащий под ногами.

- Найти по фотографии легко, если человек зарегистрирован в социальных сетях. Это первый круг поиска, и он самый простой, - неожиданно произнесла Лиана, так что я не сразу понял: она отвечает на ранее заданный вопрос. – Второй круг – базы данных государственных учреждений и коммерческих организаций. Они условно считаются закрытыми, но если ты располагаешь денежными средствами и головой на плечах, информацию сможешь добыть, скажем так, не совсем законными методами. И, наконец, третий круг – святая святых, хранилище Службы Безопасности. Здесь тебе никаких денег и связей не хватит. Необходим доступ уровня не ниже руководителя отдела, и то, получишь лишь выход на ограниченный объем информации. Безграничных полномочий нет ни у кого.

- Что такое социальные сети? – задаю вопрос, здраво рассудив, что начинать надо с малого.

- Не о том думаешь, Воронов. У тебя фотография с собой?

Смотрю на Лиану и вместо мелкой проказницы вижу взрослую девушку: внимательный взгляд, исчезла детская округлость щек, губы сведены в тонкую, едва заметную усмешку. От неожиданность разжимаю пальцы: передо мною стоит совсем другой человек. Тот самый, что шантажировал меня в столовой, угрожая распустить сплетни; тот самый, что вскрыл Ловинс в словесной дуэли, легко и непринужденно, словно консервную банку.

- Дома, - отвечаю честно.

- Тогда забудь, - фыркает девушка. Но не так, как это делала малышка Лиана, забавно, будто ежик. Очень похоже на Мариан… Мари, с ее презрительным отношением ко всем окружающим. – При досмотре посторонние предметы не пропустят, даже если свернешь фото в трубочку и засунешь себе в задницу.

- Мыслей таких не было, - смущенно потираю щеку. Мысли были, другой вопрос, что осуществлять я их не собирался.

- И даже если умудришься протащить фотографию, помогать тебе все равно не буду.

Смотрю в ледяные, веющие холодом глаза и не могу поверить в то, что слышу. Неужели я так легко забыл о дьяволице, скрывающейся под маской милой девчушки? Расслабился, доверился, и поплыл, как последний идиот. Повредили тебе, Воронов, голову в том туалете, как есть повредили, безвозвратно.

А девушка, довольная произведенным эффектом, продолжает говорить:

- С фотографией темная история, как и с твоим позывным. А здесь от таких дел лучше держаться подальше.

Пытаюсь освободить руку, но Альсон только крепче сжимает мою ладонь.

- Кроме того, я не хочу тебя отпускать, ты должен быть рядом.

- Причем здесь это? – произношу пересохшим горлом.

- При том, Воронов. В академии тебя удерживают только два фактора: дуреха Ловинс и поиски неизвестного. Надеюсь, после утренних событий с мечтами о Катерине покончено раз и навсегда, - чувствую на себе ее изучающий взгляд. - Остается только человек на фотографии. Это единственная причина, по которой ты все еще здесь.

Старюсь сохранить каменное выражение лица, ни словом, ни малейшим движением, не выдавая своих истинных чувств. Иначе быть вскрытым, как та же Ловинс.

От одного только образа девушки с греческим профилем неприятно ноет внутри. Разворачиваюсь, и быстрым шагом направляюсь в сторону учебного корпуса. Маленькие пальчики продолжают крепко держаться за мою ладонь. Девушка охает и семенит следом.

- Подожди, - слышу мольбу в голосе, но только ускоряю шаг. Внутри нарастает злорадство, и я даже не пытаюсь сдерживать усмешку на лице. Быстрее, еще быстрее.

- Ай!

Моя рука получает свободу, а следом слышу глухой звук удара. Оборачиваюсь и вижу малышку, сидящую прямо на асфальте, потирающую ушибленную коленку. На глазах девушки появляются бисеринки слез, одна уже успела скатиться, оставив мокрую дорожку на щеке. Она всхлипывает, судорожно и глубоко, всем телом, как это может делать только ребенок. Часто-часто моргает длинными ресничками. Я отворачиваюсь и продолжают идти дальше.

Никто не зовет, никто не окликает, тишина. Иду и злюсь на Альсон, а еще больше на себя, за то, что такой слизняк. Ведь не смогу уйти далеко, дурак бесхребетный. Так оно и происходит.

Возвращаюсь к мелкой и присаживаюсь рядом на корточки. Та упорно на меня не смотрит, только всхлипывает изредка и роняет редкие слезинки на асфальт. Я не выдерживаю, и провожу ладонью по голове. Чувствую мягкие волосы под ладонью и подрагивающую макушку. Приятный аромат с кислинкой нежно щекочет ноздри.

Расслабляюсь и пропускаю сильный толчок, который чудом не опрокидывает на землю. Ощущаю крепкие объятия на собственной шее, и понимаю, что в ближайшие пару минут вряд ли смогу их разжать. Мокрый нос шмыгает прямо под ухом, щекочет кожу.

- Ну хватит, - говорю тихо и слегка приобнимаю малышку. Лиана вздрагивает раз, другой и неожиданно заходится слезами. Плачет навзрыд, густо орошая соленой влагой рубашку.

Дурак ты, Воронов, как есть, дурак. Права была сестренка.

Первая половина занятий прошла тоскливо. Я пропустил слишком много материала по криминалистике, поэтому плавал в терминах, порою даже не понимая, о чем идет речь. Смирившись с неизбежным, переключился на другие, более полезные занятия: пялился в окно, да рисовал бессмысленные закорючке на листе бумаги, думая о разном. Мысли по большому счету были пустыми, и касались разных мелочей: начиная от клинического диагноза Альсон и заканчивая чемпионатом мира по футболу. Там сейчас самый разгар одной восьмой, наполненной сюрпризами и неожиданными результатами.

Время до обеда пролетело незаметно. Едва прозвенел звонок, одним из первых устремился в коридор, а в столовую пришел последним. И снова подвела коленка. Она напомнила о себе ровно перед той самой расплывшейся лужей, в которую едва не угодила бойкая Лиана. Малышки на сей раз рядом не было, она осталась у Валицкой, поэтому с возникшей проблемой пришлось справляться самому.

Хромал помаленьку, пока сокурсники обгоняли один за другим. Единицы с жалостью, некоторые с насмешками, дескать «хромаешь, Воронов, ну и хромай себе дальше». Основной же массе было попросту плевать. Шли мимо весело, с шутками, порою горячо спорили, что-то обсуждали. Роднило всех одно – они просто не замечали меня, обходили стороной, что ту лужу, растекшуюся на дорожке.

Знакомое чувство, испытанное в первые месяцы обучения. Тогда тоже было полное игнорирование, а потом ничего, пообтесался маленько, да и ко мне привыкли. Перестали считать совсем уж дикой обезьяной, способной в любую секунду снять штаны и начать прыгать с ветки на ветку. И вот история повторяется, и все снова возвращается на круги своя. За некоторым исключением…

Когда влюбленная парочка обогнала меня, забыл на время про боль. Зачем-то смотрел, как рука МакСтоуна обнимает девушку за талию, прислушивался к знакомому переливчатому смеху. Кажется, даже шагу прибавил, но тут же вынужден был остановится: огненная игла пронзила тело от пятки до головы. Пока отходил, разминал ноющую коленку, парочка удалилась на достаточное расстояние. Успел поймать лишь торжествующий взгляд Тома, брошенный им через плечо.

Возвращался с обеда уже с привычной тростью. Ходить стало заметной легче, а боль хоть и не ушла полностью из организма, стала куда терпимее. Теперь появилась возможность думать о чем-то другом, кроме импланта в коленном суставе. И, разумеется, первой связанной мыслью была…

Силой воли заставляю себя не поворачивать голову в сторону знакомого голоса. Пододвигаю блокнот, беру ручку и начинаю писать:

«Существо, именуемое марионеткой, появилось три раза. Первый случай был связан с…»

Ставлю две разнонаправленные стрелочки вниз: под одной пишу «остановка времени (замедление в 53 раза???)», под другой «опасность для жизни». Док Луи признал, что талант Джанет мог запросто поджарить мне мозги. Да я и сам видел лопающиеся под потолком световые панели.

«Второй случай связан с…»

Подчеркиваю предложение жирным и вновь рисую стрелочки. Здесь ровно тоже самое: «время на паузе» и «очевидная угроза для жизни». Больше того, марионетка словно предсказывает грядущие события, ломается под градом ударов, как и мое тело спустя пару минут. Даже травмы похожие – память услужливо подкидывает образ расколотой черепушки и торчащие наружу мозги. Странно, до той поры был уверен, что они белого цвета или серого, а они, оказывается, розовые.

Помассировал пальцами виски, отгоняя прочь посторонние мысли и продолжил:

«Третий случай (галлюцинации или померещилось спросонья)»

Думаю доли секунды и решительно зачеркиваю все, что написал в скобках. При желании, каждый из трех случаев можно смело отнести к играм разума. Только вот в последний раз проявились существенные отличия. Снова рисую две стрелочки под текстом, где размашисто пишу: «время в нормальном режиме», и «нет видимой угрозы для жизни».

Выходит, третий случай исключение из правил, но почему? Пытаюсь вспомнить особенности прошедшей ночи: больная коленка, душ и голос Леженца, настойчивый такой.

«Воронов совсем сдурел, орал ночью на разные голоса».

Может статься, что и орал. Как оно у сумасшедших бывает: сами спрашивают, сами отвечают, и чудится им, что ведут беседу с другим человек. Может и я уже того, тронулся умом, сбрендил окончательно и бесповоротно? Или Леженец действительно слышал Тварь?

С досады комкаю исписанный листок: слишком мала выборка, чтобы делать далеко идущие выводы. Отворачиваюсь и наблюдаю за стеклом отблески затухающего заката. Выискиваю в наступающей темноте одинокого путника. Он бредет по дорожке в сторону казарм, зябко кутаясь в форменной пальто. Все верно, на дворе середина апреля, остатки холода продолжают терзать носы и уши особо беспечных курсантов.

- И что ты там такого увидел, Петр? Поделишься с аудиторией?

Отвлекаюсь от пейзажа за окном и смотрю на Валицкую. Знакомый прищур хитрых глаз, не иначе, пакость какую затевает. Стоп, а где же Труне? Должен быть Клод Труне, после обеда у нас занятия по юридическому праву? Но нет, вот она Анастасия Львовна, стоит на возвышении во всем своем великолепии. Серая форменная юбка обтягивает безупречную фигуру, лишний раз подчеркивая достоинства: округлые бедра, фигуристые ноги, тонкую талию. Ну как тонкую, она у нее есть, ровно такая, которая и должна быть у женщины столь аппетитных форм. Левая туфелька привычно оперлась на каблучок, а острый носик лодочкой покачивается в воздухе.

- Погода хорошая, Анастасия Львовна.

Сам улыбаюсь, а в душе понимаю: могу нарваться. Труне непременно стал бы гонять по только что озвученному материалу, а потом влепил бы минус десять баллов к общему зачету и заставил делать объемный доклад.

- Хорошая, - соглашается наш психолог. – И настроение сразу поднимается, я права ребята?

Одобрительный гул разносится по классу. Засидевшиеся курсанты рады любой возможности отвлечься от опостылевших занятий.

- А сейчас настроение поднимется еще больше, потому что нас ожидает игра.

В этот раз класс напряженно молчит, потому как игры у нашего психолога непростые, с подвохом. Вскроют грудную клетку, выпотрошат прилюдно, так что после стыдно одногруппникам в глаза смотреть.

Марго однажды призналась, что ей проще стриптиз перед классом станцевать, чем участвовать в подобного рода забавах. Зря сказала, не подумала. Парни те слова долго ей припоминали, зубоскалили от души. Особенно преуспел в этом наш великан Герб. Бывало, поймает взгляд Маргарет, подмигнет, а сам к металлическому шесту, поддерживающему конструкцию барной стойки.

- Так можешь? – говорит, и начинает крутить такие па, что дух захватывает. А иногда зад смешно оттопырит и пытается состроить соблазнительную физиономию. Марго на такие намеки не обижалась, хохотала вместе с остальными, вытирая выступившие на глазах слезы. А разве могло быть иначе? Добродушнее человека, чем наш Герб, не сыскать на всем потоке.

Не зря Альсон величала его большим плюшевым мишкой, и тискала при случае, визжа от удовольствия. Народ кругом умилялся, наблюдая за возней самого большого и самого маленького из числа курсантов, только мне отчего-то было грустно. Как и Гербу порою. Особенно, когда, наигравшись, малышка убегала прочь, а он оставался один, большой и весь какой-то ссутулившийся.

От череды далеких воспоминаний отвлекает гул голосов. Курсанты явно встревожены предстоящей игрой, умоляют перенести развлечение на другой день, но госпожа психолог непоколебима. Парой коротких фраз успокаивает волну возмущения. В наступившей тишине неожиданно робко звучит голос Леженца:

- Анастасия Львовна, до конца занятий осталось полчаса, может отпустите пораньше?

У парня через месяц соревнования по бегу, дорога каждая минута.

- Может, - легко согласилась Валицкая, - иди Дмитрий, я тебя не держу.

Разумеется, Леженец никуда не уходит, сидит вместе с остальными, с опасением ожидая очередной задумки психолога.

Валицкая не заставила себя долго ждать: включила доску и взяла в руки указку.

- Сегодня мы с вами будем расследовать преступление, - говорит она загадочным голосом.

- Ой, - пискнула Лиана.

И тишина… Пятнадцать пар настороженно смотрят на преподавателя.

- За каждую полезную подсказку, помогающую в расследовании, буду начисляться очки, а лучший из вас получит награду, - Валицкая опирается на кафедру и чуть наклоняется вперед, так что рубашка обтягивает роскошную грудь.

Парни моментально забывают об опасности, впадают в легкий транс, как бандерлоги перед мудрым удавом Каа. В сотый раз покупаются на один и тот же трюк. Да и я тоже хорош, моментально нафантазировал себе невесть чего. Хотя точно знаю: призом будет дополнительный балл на итоговых тестах. А то и вовсе, доброе слово.

Валицкая отходит от кафедры и чуть более деловым тоном продолжает:

- Даю вводные. История про двух хороших товарищей: Дэна из древнего рода, и простого парня Алекса. У Дэна есть девушка, прекрасная аристократка Анна, с которой они встречаются со школьной поры. Но вот незадача, Дэн начинает изменять ей. И ладно бы просто со случайными девушками, так нет, в качестве объекта выбрал ее лучшую подругу. Анна обо всем узнает, и между влюбленными происходит размолвка.

Кажется, я начинаю догадываться. Бросаю быстрый взгляд в сторону МакСтоуна. У того глаза злые, желваки гуляют на скулах. Интересно, какую игру задумала госпожа психолог, неужели рискнет…

Валицкая, тем временем, продолжает свое повествование, напоминающее скорее дамский роман, чем детектив:

- Дэн не собирается мириться с разлукой, всеми силами пытается вернуть потерянную любовь. И вот в один прекрасный вечер он узнает, что Анна решила посетить бал-маскарад. Берет с собою товарища и вместе с ним устремляется на вечеринку. Наши друзья попадают в самый разгар веселья, когда вино течет рекой, а легкая музыка кружит голову. Дэн бросается на поиски любимой, только вот найти ее в толпе не просто: все дамы в масках. Наконец, ему удается отыскать лучшую подругу Анны, ту самую, с которой он и изменил. Но и она не в силах помочь ему в поисках. Дэн бегает по залам, обыскивает закоулки сада и узнает от подгулявших гостей, что девушка похожая на Анну, давно покинула мероприятие, а сопровождал ее никто иной, как Алекс, его друг и товарищ. Наш герой мечется из угла в угол, не знает, что думать, и тут…

Валицкая замолкает, а рука ее порхает над поверхностью электронной доской, изображая простенькую схему. Человеческие фигурки, линии взаимоотношений с молниями и разбитыми сердечками. Чуть выше появляется домик с салютом над крышей. Ага, а вот и место бала – салон мадам Кики, не иначе. Было бы мило, даже забавно, если бы я не видел реальных людей за этой историей.

- Бывшая возлюбленная звонит сама. Рыдает, глотая слезы, говорит про Алекса, который изнасиловал ее. И что же делает наш герой?

Находит Алекса в туалете на автовокзале и херачит ногами до коматозного состояния.

- Наш герой обращается в полицию, и спустя час патруль обнаруживает потенциального преступника в ближайшем транспортном хабе. Казалось бы, здесь история должна оборваться, но нет, жертва отказывается подавать заявление. А нет заявления, нет дела. И тогда на сцене появляетесь вы, - Валицкая замолкает, и внимательным взглядом обводит притихшую аудиторию. Нет ни звуков, ни движений, одни лишь настороженные глаза курсантов. - Вы являетесь действующим детективом Службы Безопасности и именно к вам Дэн обратился за помощью. Все, что остается – установить истину…

Установить истину… Дураков здесь нет: каждый в курсе случившегося конфликта между мной и МакСтоуном, и каждый знает, кто именно скрывается за личинами Дэна и Алекса. Только вот никто не понимает, чего добивается госпожа психолог.

- И так, уважаемые курсанты, какие действия будут вами предприняты.

Класс продолжает стойко хранить молчание. Валицкая терпеливо ждет, поигрывая серебристой указкой в руках. Ее взгляд внимательно скользит по лицам, выискивая особо малодушных. Наконец, поднимается одинокая рука Мэдфорда.

- Да, Рандольф?

- Данные медицинского освидетельствования.

Первые шаги были простыми и очевидными.

- Плюс балл, - Валицкая щелкает указкой и в самом углу доски появляется табличка с перечнем фамилий. На первом месте фигурирует Мэдфорд с гордой единичкой. – По результатам осмотра Алекса следов спермы на одежде не обнаружено, равно как и женских выделений. На кожном покрове рук и шеи многочисленные ушибы и царапины. Зафиксирован глубокий укус на левом предплечье, а также рваная рана щеки. После проведенных анализов подтвержден факт наличия слюны Анны в вышеуказанных повреждениях.

Пока Валицкая говорила, рука ее продолжала бабочкой порхать над доской. Возле фигурки с подписью Алекс возник короткий перечень результатов осмотра.

- А что на счет жертвы? – уточнил Мэдфорд.

- Увы, Анну осматривал семейный доктор, поэтому этими данными мы не располагаем. Есть лишь свидетельские показания о видимых внешних повреждениях: небольшие гематомы на руках и шеи. Дальше… Витор.

- Свидетельские показания и записи камер наблюдения.

- Плюс один балл, - кивает Валицкая. В таблице, рядом с фамилией Мэдфорд, появляется строчка Луцик все с той же гордой единичкой. – Показаний достаточно, но все они касаются событий, произошедших непосредственно во время бала. Тоже самое применительно к камерам наблюдения. Возьмем за точку отсчета появление Дэна и Алекса в особняке. Напоминаю, маскарад белый, поэтому маски носили исключительно дамы.

Надо же, узнал что-то новенькое о событиях той злополучной ночи.

- 0.00: Дэн и Алекс заходят в особняк, их встречает хозяйка мероприятия. 0.07: Алекс замечает бывшую подругу Анны, и отправляется к ней. 0.12: к Дэну подходит компания из пяти девушек. Они общаются, активно флиртуют.

- Алекс времени зря не терял, - удивился Леженец. - Насилуй, не хочу.

Такая себе шутка, впрочем, от нашего спортсмена другого трудно ожидать.

Послышался странный звук, больше похожий на сдавленный рык животного – это Авосян пытается удержать смех, прикрыв рот громадной ладонью.

- Дмитрий, твое замечание неуместно, - строгий взгляд госпожи психолога в адрес Леженца, - как и твой смех Герберт. Прошу успокоиться, и отнестись к расследованию серьезно. В противном случае буду вынуждена указать на дверь.

Шепотки в классе умолкают, и Валицкая продолжает:

- 0.21: к компании подходит Анна, не вступает в долгие разговоры и уводит Алекса за собой. 0.24: Алекс и Анна покидают особняк. Дальше свидетельские показания отсутствуют, но есть записи с камер.

Строчка за строчкой появляются слова на доске. Валицкая дирижирует, взмахом палочки наносит текст на поверхность. Уменьшает его, сдвигает в сторону, при необходимости выделяет цветом.

- 0.31: зафиксированы взаимные поцелуи на парковке и последовавший отъезд на автомобиле жертвы. 0.48: уличная камера засняла приезд парочки к домику семейства Анны. 1.33: Алекс в спешке покидает дом через балкон второго этажа. Одежда в беспорядке, обувь отсутствует. На самом балконе появляется обнаженная Анна, она явно разгневана, что-то кричит и машет руками. Запись нечеткая, произведена на значительном расстоянии, поэтому разобрать большее не представляется возможным… На этом все… Какие будут предложения?

Валицкая указывает рукой на Мэдфорда, вновь опередившего остальных.

- Маршрут следования автомобиля жертвы.

- Плюс балл, - вновь щелчок указки и фамилия Мэдфорда перемещается на верхнюю строчку. - Машина направилась к летнему домику семейства Анны без остановок.

- Записи с камер наблюдения в доме жертвы, - отвечает следующим Луцик.

- Минус один балл.

Фамилия парня мигом улетает в подвал списка.

- За что? - возмущается тот.

- За глупый ответ и вопиющую невнимательность. По поводу имеющихся записей с камер наблюдения я уже говорила. Остальные материалы следствию не доступны. Дальше…

Несколько рук взмывает в воздух, а следом поступает целый ряд новых предложений. Валицкая недовольна, все высказанное ее явно не устраивает. Некоторых она и вовсе штрафует, с формулировкой «несусветная глупость».

- Прочитать по губам.

- Герберт, и что ты там читать собрался, болтовню великосветских девиц? Минус балл за ерунду и незнание материала. У вас был целый курс лекций по криминалистике, где рассматривались достоинства и недостатки данного метода. Здесь он точно неприменим. Дальше…

И снова череда пустых ответов. Лес рук редеет, пока не остается одна лишь тоненькая ручка Альсон. Спотыкаясь и смущаясь, она произносит на грани слышимости:

- Дэн к любовнице… с которой изменял, он направился сразу к ней. Могла ли Анна увидеть их… можно по камерам отследить, - малышка зарделась алым цветом от всеобщего внимания.

- Умничка, - лицо Валицкой озаряется нежностью. – Плюс пять баллов.

- За что так много?

- За то, Дмитрий. Это важная деталь расследования, на которую я намекала открытым текстом. Вместо того, чтобы пытаться читать по губам, достаточно было сосредоточить внимание на самой Анне. Она видит Дэна со своей бывшей подругой, наблюдает за ними некоторое время, а после этого устремляется в сторону Алекса. Ребята, это же элементарно. И ненужные никакие детекторы лжи, и сыворотки Замятина. Избавьтесь от иллюзии обладания суперсредствами, которые помогут решить любые проблемы. Ни один чудодейственный препарат не дает сто процентной гарантии. Разум и наблюдательность — вот главное оружие детектива, - госпожа психолог вздыхает, высокая грудь опасно натягивает пуговицы на рубашке. - Дальше…

- А дальше все понятно, - не унимается Леженец. У парня мышцы свербят, тренировка ответственная через полчаса, а приходится глупостями заниматься.

- Хорошо, - Валицкая соглашается. – Я отпущу тебя с занятий пораньше, если расскажешь аудитории более-менее логичную версию произошедших событий. Заметь, не обязательно правильную, главное - логичную. Я упрощаю задачу до минимума.

- А если не справлюсь? – на секунду в парне просыпается разум.

- Тогда остаешься после уроков, скажем, - госпожа психолог делает вид, что задумывается. Пальчики ее ласково поглаживают серебристый корпус указки. – Минут на тридцать.

Никогда… ни о чем… не договаривайся… с Валицкой! Особенно будь бдителен, когда расстегнута верхняя пуговка на рубашке, а пальчики нежно поглаживают указку. Железное правило номер один на занятиях по психологии. Но Леженец, что называется, закусил удила. Несется, не разбирая дороги, прямо в расставленные сети.

– Дело, значит, было так. Приехали они в замок, и пока МакСтоун…

- Какой замок, какой МакСтоун? - прерывает парня Анастасия Львовна. – Вся задачка на доске. Дмитрий, сосредоточься пожалуйста, если не хочешь остаться после уроков.

Угроза отрезвляет парня, и он куда медленнее продолжает:

- Значит, приехали они на маскарад. Дэн сразу рванул к своей любовнице, а девушка его это дело увидела. Взревновала, как водится, и решила отомстить. Окрутила дружка его, и потащила траха… Извиняюсь, к себе домой. Там все и произошло, - Леженец, довольный, сложил руки на груди.

Так-то парень он не глупый, изъясняться может нормально. Только вот находит временами помутнение рассудка и тогда просыпается в Дмитрии безграмотный дикарь.

- Что именно произошло? - холодно уточняет Валицкая.

- Как-что, изнасиловал он ее.

Валицкая складывает ладони лодочкой, и начинает расхаживать по кафедре. Взгляды пятнадцать пар глаз перемещаются следом, внимательно отслеживая грациозные движения госпожи психолога. Слишком обтягивающая юбка: вижу, как холмики ягодиц играю под тканью, мерно покачиваются вверх-вниз.

- С твоих слов выходит, что девушка решает отомстить бывшему возлюбленному. Причем делает это зеркальным способом: он был с ее подругой, а она с его другом. Так?

Леженец опасливо кивает.

- Может я чего-то не понимаю в этой истории? Девушка вытаскивает парня с вечеринки, целуются с ним на парковке, потом тащит к себе домой, но зачем? Чай попить с конфетками? Может она глупая и наивная малолетка? Но нет, Анна взрослая девушка, аристократка, успевшая повариться в самом соку высшего света, - Валицкая останавливается напротив заметно нервничающего Леженца. - Так объясни мне, Дмитрий, зачем насиловать девушку, которая согласна? И не просто согласна, она задалась целью переспать. Месть у нее такая.

Наш спортсмен поплыл. Можно было только посочувствовать парню, день которого не задался с самого начала. Сначала бессонница из-за криков странного соседа, потом долгие поиски пропавшего кроссовка, теперь вот перспектива пропустить важную тренировку.

- Остаешься после занятий, - госпожа психолог была безжалостна.

- Анастасия Львовна, что тренер скажет, - взмолился побледневший Леженец. – У меня соревнования скоро.

Анастасия Львовна неумолима:

- Раньше надо было думать. Научись отвечать за свои слова и поступки. Это не только Дмитрия касается, но и каждого из вас. Теперь вернемся к нашей задачке. Кто-нибудь поможет разобраться в возникшем казусе?

Класс после расправы с Леженцом притих. За пропуск тренировки Камерон с парня три шкуры спустит, с него станется, а то и вовсе от участия в соревнованиях отстранит.

- Девушки о нас сегодня молчаливые. Может быть ты, Маргарет или ты, Катерина?

Марго отрицательно качает головой, взгляд Ловинс упирается в парту. Отчетливо вижу ее профиль и прядку волос, упавшую на лицо.

Ситуацию спасает неугомонный толстяк. Задрав высоко руку, он чуть ли не подпрыгивает на стуле.

- Да, Соми, - Валицкая слегка удивлена таким энтузиазмом. Даже соизволила приподнять тонкую линию бровей.

- Она специально спровоцировала изнасилование, - выпаливает тот. – Она хотела заставить Дэна ревновать, причинить ему боль, и она этого добилась.

- Вот оно как, - Валицкая задумывается на мгновение. - Рандольф, просвети, будь любезен, что значит, для девушки из высшего света, быть изнасилованной?

- Позор, - незамедлительно отвечает тот.

- Позор, Соми, - сдается мне, Валицкая не повторяет вслед за Мэдфордом. Обидное слово относится к самому толстяку, вернее к его выводам. – Существует масса способов заставить мужчину ревновать, еще больше возможностей причинить ему боль, но не один из них не включает в себя изнасилование. Тем более, когда ты входишь в высшее общество, где репутация превыше всего.

- Она могла передумать, - это уже Нагуров, отвечает после кивка Валицкой. – Когда дело дошло непосредственно до спаривания, девушка могла испугаться. А инструмент мести в лице Алекса уже завелся, его трудно было остановить.

- Разумно, Александр, плюс балл, - Валицкая отточенным движение мастера поднимает фамилию Нагурова в топ. – И слово правильное подобрал – инструмент. А теперь расскажи мне о психологии поведения девушки после изнасилования?

Основательный Александр задумывается, подносит руку к подбородку, но его вовремя останавливают.

- Нет-нет, не надо пересказывать целую главу из учебника. Лучше ответь, насколько такое поведение является типичным для жертвы насилия?

Валицкая щелкает указкой, и на всю доску появляется текст следующего содержания:

«1.33: Алекс в спешке покидает дом через балкон второго этажа. Одежда в беспорядке, обувь отсутствует. На самом балконе появляется обнаженная Анна, она явно разгневана, что-то кричит и машет руками».

- Поведение не типичное, - рассудительно заявляет Нагуров. – Обычно жертва раздавлена физически и эмоционально. В первые часы склонна закрываться в себе, переживать, но не выплескивать гнев и ярость наружу. – Нагуров глубоко задумывается, чешет подбородок и, словно очнувшись, в удивление смотрит на Валицкую: - тогда у нас не хватает данных.

- Поясни.

- Вся логика поведения девушки говорит о том, что ее план мести сорвался. Причем самым обидным образом: Алекс отказывается спариваться. Но почему? Почему здоровый самец убегает от самки, готовой к…

- Александр, прошу, можно обойтись без отсылок к животному миру, все эти самцы и самки, - Валицкая заметно морщится. – Но в одном ты прав, упущен важный момент в расследовании. Альсон?

- Анна и Алекс были знакомы до встречи на маскараде?

Никакого заикания у малышки нет. Словно другой человек задавал вопрос пять минут назад, краснея от смущения. Неужели только один я замечаю разницу?

- Умничка, плюс пять баллов, - фамилия Альсон, и без того оккупировавшая верхнюю строку, заметно прибавила в весе. – И нет, отвечу я на твой вопрос, они не знали и не видели друг друга.

- Ерунда, - начинает кипятиться толстяк, подпрыгивая на стуле, так что последний начинает жалобно поскрипывать. – То она не знает Алекса, то использует его. Вы уже определитесь, Анастасия Львовна.

Анастасия Львовна лишь устало поводит рукой:

- Я даже штрафовать не буду. Это не глупость, это банальное невежество. Рандольф, пояснишь?

Мэдфорд младший с превеликим удовольствием откликается на просьбу:

- Анна сразу узнала про Алекса, стоило парню переступить порог. Таковы правила великосветских приемов – никто не остается незамеченным, а слухи летят быстрее пули.

- Толстый, читай книжки, - раздосадованный неудачами Леженец с удовольствием срывает злость на первом подвернувшемся.

Энджи начинает заводиться, трясет щечками в негодовании, даже рот открыл для ответной тирады. Но замирает, остановленный пальчиком с указкой.

- Соми, спокойно! Дмитирий, еще одно оскорбление коллеги и тридцатью минутами не отделаешься, - предупреждает Валицкая и обращается уже к Нагурову: - Александр, теперь тебе достаточно данных?

Парень привычно мнет подбородок, морщит лоб и, наконец, выдает:

- Могу лишь предположить. Алекса разыгрывали в темную, он до самого конца не знал, что за девушка перед ним. Пока не дошло до процесса спарива… соития. А там что-то выдало Анну: может фотография на стене, а может сама сказала. Одно ясно - он решил сбежать, нанеся тем самым страшное оскорбление.

И снова тишина в классе. Зачем-то смотрю в сторону девушки с греческим профилем. Ничего не могу прочитать на ее лице, совершенно пустом, лишенным всяческих эмоций.

- Татуировка, - внезапно слетают слова с моих губ. – Татуировка бабочки под правой лопаткой.

И тут взрывается МакСтоун. Только орет он не на меня, а на Валицкую:

- Думаете, это смешно! Кто дал право капаться в чужом белье! Устроили здесь цирк! - глаза у парня на выкате, вены на висках набухли, пальцы до белых костяшек сжимают края парты. Со стороны выглядит очень страшно. Да чего уж там, все мы знаем, на что способен Том в состоянии бешенства. И ноющая боль в колене не дает о том забыть.

Странно, но МакСтоун быстро замолкает. Я даже не успеваю понять, в чем дело. Но вот слышу уже Валицкую и вижу ее фигуру. И нет в ее волнительных формах ни капли эротизма, ни сексуальности. От госпожи психолога прямо-таки веет бурей, черными клубящимися облаками на горизонте, чрево которых то и дело озаряется разрядами молний. Что МакСтоун рядом с ней, так, шавка испуганная, поджавшая хвост перед могучей стихией.

- Пошел вон, - шипит она.

Парень вскакивает, с грохотом роняя стул. Ни на кого не смотрит, не оборачивается, и быстрым шагом выходит в коридор, на прощанье громко хлопнув дверью.

- А теперь продолжим, - произносит Валицкая, как ни в чем не бывало. Только курсантам уже не до учебы: чувствуется повисшее напряжение в классе. Даже подведение итогов не вносит привычного оживления в наши ряды.

- У этой задачи нет правильного ответа, как нет его и в реальной жизни. Преподаватель не скажет в конце, верное вы приняли решение или осудили невиновного. Не отметит галочкой и не поставит баллы. Учитесь быть самостоятельными, ребята. Прочувствуйте важность каждого предпринятого шага, ощутите вес ответственности на плечах. От этого будут зависть жизни и судьбы других людей. Знаете, один ваш коллега, как-то сказал мне: «не бывает стопроцентных доказательств». Я тогда молодая была, максимализм зашкаливал. Посмеялась над старым дяденькой, да и забыла тот разговор. Пока на одном задании детектив не убил на моих глазах безоружного. Просто вытащил пистолет и выстрелил в молодого паренька. Я написала рапорт, слово в слово, что видела, и человека осудили. А спустя месяц на одном из заброшенных складов по соседству обнаружили камеры, ведущие запись в автономном режиме. Дело случая: арендатор разорился, товар пошел с молотка, а систему охраны демонтировать не успели. Так вот, на одной из записей четко видно, как убитый тянется к поясу, словно там был припрятан пистолет. Зачем он это делал, одной вселенной ведомо. Но факт остается фактом, детектив среагировал на движение, и выстрелил, защищая собственную жизнь.

Валицкая замолкает и внимательно вглядывается в наши лица. Интересно, что она пытается там разглядеть? Лики озарения, ниспосланные курсантам после проникновенной истории? Лично меня волнует нарастающая боль в колене. Сразу после занятий пойду к доктору Мартинсону за таблетками: еще одну бессонную ночь я не переживу, как и бедняга Леженец.

- Да, я видела реальную картину преступления. Но видела лишь ее часть, со своей точки обзора. И этого оказалось достаточно, чтобы отправить невиновного за решетку. Помните об этом, прежде чем делать выводы и выносить скоропалительные решения… На сегодня все, хорошего всем вечера, скоро увидимся. Дмитрий, напоминаю, тебе предоставляется прекрасная возможность почитать учебник после занятий. Полчаса в твоем распоряжении, время пошло.

Леженец безвольно поднял руки, дескать «делайте со мной что хотите, я трижды убит и абсолютно раздавлен».

Тянусь к выходу вслед за остальными, но слышу:

- Петр, подожди. Нам необходимо переговорить.

- Анастасия Львовна, мне к врачу надо.

Нет никакого желания оставаться с госпожой психологом наедине.

- Надолго тебя не задержу.

Я вздыхаю и обреченно поднимаю руку, сигнализируя, что «понял, остаюсь». Поднял бы обе ладони, как сделал это ранее Леженец, только вот трость отпустить не представляется возможным. Колено огнем горит.

Валицкая дает Дмитрию книгу для самостоятельного изучения и приглашает следовать за ней. Хромаю по светлым коридорам, едва поспевая за госпожой психологом. Валицкая идет неспешно, цокот каблучков далеко разносится по пустым помещениям. Большинство курсантов уже успело спуститься вниз, к гардеробной.

За окном виден поток учащихся, который волнами выплескивается наружу, бурлит нетерпеливо, а после живыми ручейками растекается в разные стороны.

Ребята, как бы мне хотелось быть среди вас, а еще лучше дома. Нет не в казарме, не в одиночной камере с шедевром на стене за несколько миллионов. А там, где отец с матерью, где вредная сколопендра Катька, дружбан Витек и дядя Миша, вечно копошащийся в гнилой шестерке. В жопу другой мир, который ни капельки не лучше моего родного, а выходит даже, что и хуже. В задницу плоские телевизоры и телефоны, которые вовсе и не телефоны, а хрен пойми что, показывающее фильмы. Грызите друг друга, аристократы, благородные и прочая шелупонь, с одними вам понятными идеалами чести и благородства. А я вернусь обратно, обязательно вернусь в свой отсталый, но такой родной мир.

- Проходи, - Валицкая отвлекает меня от мыслей, и пропускает внутрь. Обстановка в кабинете с момента последней нашей встречи не изменилась, все скромненько и со вкусом. Разве что прокрустово ложе из кабинета зубного врача сдвинулось ближе к окну.

Прохожу внутрь и сажусь возле пустого стола. Трость находит свое место у спинки стула, сам же вытягиваю больную ногу и начинаю аккуратно разминать коленку.

Валицкая не спешит усаживаться напротив. Подходит к шкафу и наклонившись, открывает нижнюю дверцу. Края юбки задираются выше, ткань обтягивает и без того выдающиеся половинки. Спешно отвожу взгляд в сторону, пытаясь сосредоточиться на темном проеме окна.

- Держи, - слышу ее насмешливый голос.

В руках Валицкой уже знакомая упаковка таблеток, тех самых, что доктор прописал.

- Откуда знаете? – вырывается у меня.

- Слежу за тобой, - госпожа психолог тяжело вздыхает. – Воронов, ты безнадежен. Твои проблемы с ногой заметны невооруженным взглядом. И да, у меня тоже есть проблемы со здоровьем, поэтому лекарства храню не ради тебя одного. Я ответила на вопрос?

- Не обращайте внимание, - бормочу в ответ. При этом чувствую себя невыносимо глупо. Принимаю протянутый стакан воды и запиваю таблетку.

- Не могу, Петр. Ты мой студент и я обязана уделять тебе внимание, равно как и остальным. Еще воды?

- Нет спасибо, - возвращаю стакан и вытираю губы тыльной стороной ладони. Во рту поселяется горьковатый привкус лекарства. Смотрю на Валицкую, на идеальные черты лица, на мягкие вишневого цвета губы, слегка приоткрытые в легкой усмешке. В памяти всплывает образ женской фигуры, соблазнительно нагнувшейся перед шкафом. Отчетливо вижу бесстыдно задравшуюся юбку, слишком узкую для такого рода упражнений, и красивые ноги в черных чулках. Чувствую, как начинает шевелиться мужское естество. Ну, разумеется, утром, когда было нужно, мы соизволили спать, зато сейчас орехи колоть готовы.

- Честно признаться, ожидала услышать от тебя слова благодарности.

- За что? За вашу работу? Я уверен, не поступи указание сверху, вы бы палец о палец не ударили. И большинство моих одногруппников до сих пор считало бы меня насильником.

- Заблуждаешься, Петр. Нет, на счет указания свыше прав, спорить не буду, но вот о ребятах думаешь слишком плохо. Ты знаешь, что МакСтоун планировал прошлой ночью переломать тебе руки и выбросить в озеро?

Переломать руки и выбросить… Так вот почему возникла в том углу марионетка - предвестница несчастий. Кто знает, чем бы дело закончилось, не перебуди я криками казарму посредине ночи. И может статься, лежал бы сейчас на дне озера, а не вел милую беседу с госпожой психологом.

- Тома никто не поддержал. Повторюсь, никто. И он один дерьмом обмазывал твою комнату, притащив на помощь парней из других групп. Ни Леженец, ни Мэдфорд в этом участия не принимали.

- Конечно, зачем Мэдфорду рисковать, его должность обязывает порядок соблюдать. Сам не стал и другим запретил.

Валицкая всплеснула руками и сделала это настолько искренне, по-детски, что даже на секунду поверил.

- Не исправим. Неужели ты ничего не вынес из той истории, что я рассказала под конец занятия?

- Вы про точку обзора и картину в целом? – даже не пытаюсь улыбаться, хмуро смотрю на собеседницу. – Вы ошиблись, и другой человек отправился за решетку, я ошибся, и меня чуть насмерть не забили в захолустном туалете. Цена платы разная, не находите? Так что я лучше воздержусь от масштабного обзора, в уголке оно спокойнее будет.

- Ты не понимаешь…

- А я и не хочу понимать, - перебиваю собеседницу. Не на лекции сижу, имею право. – Наперед знаю, что сказать хотите: хватит замыкаться, слишком субъективен, посмотри на картину в целом… Нет уж, избавьте.

- Ты мой провал, - Валицкая выглядит печальной, - провал, как психолога.

Не испытываю ни капли сочувствия к этой красивой женщине, сидящей напротив. Не верю ни единому слову, вижу лишь толстую жирную змею, медленно вьющую кольца вокруг моего тела.

- Вы меня для этого пригласили? – вывожу Валицкую из грустной задумчивости. – Поговорить о профессиональных провалах? Советую к психологу обратиться.

- Ха-ха, смешно, - грустно произносит она. Слегка влажные глаза смотрят на меня, как на несмышленое дитятко, которое расхулиганилось, и остановить которое нет никакой возможности. Остается лишь наблюдать, как оно в сотый раз набивает шишку об один и тот же столб.

- Могу идти? – первым не выдерживаю игру в гляделки и пытаюсь встать.

- Подожди, я хотела поговорить с тобой о Лиане.

Вздыхаю, и откидываюсь на стул. Хочется бежать из этого логова змеи, но Альсон…

- Порою, чтобы научить ребенка плавать, надо бросить его в воду. Этот подход, популярен в вашем мире, но в нашем абсолютно неприемлем. Я говорю про официальную позицию. Но существует и неофициальная, и многие мои коллеги ради спасения пациентов идут на риски… За то, что я хочу сейчас тебе предложить, меня могут уволить.

- А меня?

- А тебе влепят строгий выговор, это максимум. Продолжать?

Мне бы встать и уйти, но я лишь киваю головой и остаюсь. Дурак, он и есть дурак.

- У Альсон сложно психическое заболевание, она одновременно ребенок и взрослый.

- Раздвоение личности?

- Нет, это не диссоциативное расстройство идентичности, хотя некоторые внешние признаки схожи. У Лианы одна личность не заменяют другую, попеременно контролируя тело. Они сосуществуют одновременно, в полном единстве и гармонии. У них общая память, вкусы, привязанности, только психологический возраст разный. Да, это один и тот же человек, только в одном случае ему лет десять-двенадцать, а в другом он твой ровесник.

- То есть она не играет в ребенка, не манипулирует окружающими?

- Почему же, манипулирует, как и любой из нас. Но делает это в рамках одной личности, процесс переключения между девушкой и девочкой она не контролирует. Более того, она не осознает, что меняется, для нее все происходит естественно.

- Она понимает, что больна?

- Конечно, она испытывает определенные проблемы с коммуникабельностью, есть страх, панические атаки. Но для нее внутри не существует деления на ребенка и взрослого… Вижу вопрос в твоих глазах, поэтому попытаюсь объяснить на простом примере. Представь, что гуляешь с друзьями. Вы проходите мимо магазина с алкоголем и один из приятелей предлагает выпить. В тебе начинает бороться два человека, ботаник и гуляка: один предлагает выпить, другой напоминает о скорых тестах. Ты мучаешься пару секунд, а потом машешь на учебу рукой и предлагаешь напиться. Действительно, а почему бы и нет. И тут к тебе подходит один из друзей и говорит: «Петр, это не ты, это другая личность, очнись». И что ты ему на это ответишь?

- Что меня порою несет.

- Вот и с ней похожая ситуация.

- Хорошо, это я понял. Но что послужило причиной трансформации личности?

- Врачебная тайна.

Другого ответа, признаться, не ждал. Поэтому задал следующий вопрос:

- А от меня вам что нужно?

- Секс с Альсон.

- Ха-ха-ха, смешно, - передразниваю я Валицкую, но та абсолютно серьезна. – Вы шутите?

- Нет. Мне нужно, что бы ты вступил с Альсон в половой контакт. Сразу оговорюсь, в самом факте соития нет необходимости, только попытка.

- И как вы себе это представляете? – я даже не способен возмущаться, только таращусь в красивые и одновременно отталкивающие глаза Анастасии Львовны.

- Легко. Зовешь вечером в свою комнату и говоришь, что займешься с ней сексом.

- А дальше!?

- А дальше занимаешься.

- Вы в своем уме? – я даже не возмущен, вопрос получается безвольным, сиплым. Настолько был ошарашен поступившим предложением.

- Более чем, - Валицкая сдержана и хладнокровна. – Впрочем, повторюсь, сам факт секса не нужен. Как показывает практика, ты в состоянии вовремя остановиться.

Вспоминаю свое позорное бегство со спущенными штанами из дома Алины.

- Я против.

Валицкая пожимает плечами, словно говоря тем самым «другого я не ждала». Отбивает ритм ноготками по поверхности стола, и произносит отстраненно:

- Запомни одно, Воронов – речь идет о будущем девушки. Сейчас она юна, и все это выглядит мило и забавно, но лет через тридцать зрелище станет жалким – взрослая женщина ведущая себя, как ребенок. Я уже молчу про то, что она никогда не сможет завести нормальную семью и детей.

- И что, секс с ней все исправит?

- Попытка секса. Не думаю, что полноценный контакт получится.

Чувствую, как жар приливает к лицу, а пальцы помимо воли стискивают подлокотники. Слишком явный намек на утреннее фиаско с бывшей. Не удивлюсь, если она и подослала Светлану, с одной ей ведомой целью. Толстая склизкая змея… Молчу, не желая доставлять лишнее удовольствие Валицкой. Если она рассчитывать изучить реакцию препарированной мышки, то глубоко заблуждается. До ушей долетает глубокий тембр собеседницы:

- В своем болезненном состоянии она достигла гармонии: ребенок и взрослый научились уживаться друг с другом. Если не последует внешнего толчка, способного вывести систему из равновесия, девушка пропадет. Нужен принц, который поцелует принцессу, пробудит ее ото сна. Так ведь в ваших сказках написано?

Там не было ни слова про секс. Хотя кто знает, может в оригинале все именно так и было, а Шарль Перро сгладил некоторые шероховатости. Иначе зачем целовать в губы тело, лежащее в гробу?

- Я не принц, расколдовывать принцесс не умею.

- Ты не принц, ты эгоистичная скотина, которая сублимируют братские чувства на постороннего человека. Очнись, Петр, твоя родная сестра живет в другом мире, а Лиана взрослая девушка, которой нужна психологическая помощь. Конечно, ты можешь и дальше продолжать строить из себя старшего братика, только вот такая игра никому счастья не принесет, а Лиане она и вовсе вредна. Вся эта забота только усиливает образ беззащитной малышки.

- Тогда объясните…

Но Валицкая не собирается продолжать разговор. Она устало откидывается на спинку стула и глухо произносит:

- Иди, Воронов, свободен.

Молча встаю и направляюсь к двери. Слышу окрик:

- Трость!

Действительно, палочку забыл: то ли эффект от таблеток, то ли непростой разговор повлиял. Боль в ноге совершенно не чувствуется, так, легкое покалывание.

- Всего доброго, Анастасия Львовна.

Ответного пожелания не дожидаюсь, выхожу за дверь. Иду по пустому коридору и прислушиваюсь к глухому постукиванию трости. Сейчас лишняя опора не нужна: походка легкая и свободная, как в былые времена. Периодически верчу палочкой, словно пропеллером, и пару раз та улетает, вырвавшись из рук. Один раз и вовсе взмывает вверх, едва не выбив окно на первом этаже. После чего я успокаиваюсь, и дальше веду себя прилично.

Несмотря на внешне приподнятое настроение, чувствую себя отвратно. Казалось бы, радоваться должен: МакСтоуну прилюдно утерли нос, нога не болит. Только вот внутри висит тяжелая хмарь, и понять не могу, отчего так тошно. Может права Валицкая, заигрался я в старшего братика. Прислушиваюсь к себе, но нет, сердце внутри не екает. Не верю этой змее подколодной, ни на секунду не верю. Тогда в чем причина? Ответа так и не нахожу.

Выхожу на улицу и вдыхаю прохладный весенний воздух, пропитанный ароматами подступающего лета. Легкий ветер проветривает мозги, разгоняет свинцовый туман в голове, но ровно до той самой поры, пока не возвращаюсь в казарму. Едва переступаю порог, как мысли снова затягивает сизой дымкой.

Жую пересохшими губами и понимаю, что хочу пить - один из побочных эффектов чудодейственного лекарства.

Стучу тростью по коридору и заворачиваю в общий зал. Здесь необычайно тихо для столь раннего времени. Замечаю Марго и Джанет за одним из столиков, чуть дальше расположился Луцик, пьет чай. Соми привычно возится у холодильника и нагружает поднос бутербродами. Возле самой стойки сидит МакСтоун, напротив него пустая бутылка вина. Вторую он медленно потягивает из горлышка, нисколько не заботясь о сбегающих изо рта струйках жидкости. Воротник испачканной рубахи расстегнут, пиджак скомкан и валяется на соседнем стуле. Вижу его и непонятно чему радуюсь: может кислой физиономии, а может, потому что он один.

- Ааа, пришла, мартышка, - протягивает Том, едва замечает меня. Сведенные в кучу глаза, заплетающийся язык - все вместе говорит о том, что парень в стельку пьян.

- Что, просрал свою любовь? - выдает он и злобно щерится. Нет, не пьян, показалось. Смутила этакая лихая разнузданность, не свойственная парню. Он всегда умудрялся оставаться собранным, даже в самые трудные времена, будто хорошо вымуштрованный солдат. И точно никогда бы не позволил себе смять пиджак или пить из горла, обливаясь вином до самого пупка.

- Что бы просрать, нужно для начала приобрести, - говорю и ощериваюсь в ответной улыбке. – У меня не было взаимности, а вот ты свою любовь просрал. Сам, по собственной тупости, трахая лучшую подругу своей девушки.

- Воронов, прекрати немедленно, - подала голос Джанет со своего места. – Ты же видишь, в каком он состоянии.

- Он? – едва сдерживаю смех, рвущийся наружу. – А в каком, блять, я состоянии? Может мне еще и пожалеть его прикажешь?

- Воронов!

Ну я уже не смотрю на Джанет, все мое внимание вновь сосредоточено на фигуре МакСтоуна. Он уже отставил бутылку в сторону и теперь не сводит с меня глаз. Пропала былая непринужденность в его позе, сплошные желваки гуляют на скулах.

Что ж, отлично. Крепче сжимаю рукоять трости в ладони и говорю первое, что на ум приходит:

- Не пробовал пиписку в розетку засовывать, придурок. Говорят, в твоем случае это помогает.

МакСтоун очень быстр. Я не успеваю заметить, как он срывается с места, опрокидывая столик. Следил за ним, внимательно следил и все равно пропустил момент атаки. Рука с тростью замахивается, но шестым чувством понимаю, что опаздываю. Не смогу встретить ударом, даже отклониться в сторону.

Перед глазами мелькает смазанное движение и нет МакСтоуна. Вот он несся на меня, выпучив от ярости глаза, а секунду спустя лежит на полу, прижатый коленкой. Незнакомая девушка расположилась сверху, отведя руку для удара.

- С-сука, - шипит он от боли.

Следует короткий замах, и девушка вырубает Тома прямым ударом в голову.

В наступившей тишине слышится легкое звяканье – это Луцик уронил ложку обратно в стакан. Остальные молчат, даже Джанет не произносит ни слова, что лично меня удивляет куда больше, нежели незнакомка, подоспевшая на выручку. Девушка тем временем поднимается с пола и как ни в чем не бывало направляется к выходу. Проходит мимо, не обращая ни малейшего внимания, и скрывается в полутемном коридоре.

Стою и смотрю на распростертое на полу тело МакСтоуна. В голове возникает только один вопрос, который я и задаю:

- Это кто?

- Соня Арчер, наша новенькая, из кирпичей, - отвечает Луцик.

Слышу невнятную ругань в углу. Это бывшая старшая по группе пришла в себя, но вместо привычных указаний бормочет что-то вроде: «разгонят, к бездне, группу».

По мне так давно пора.