Предел прочности. Книга третья.

Глава 5

- Детектив Воронов, теперь вернемся к четвертому дню вашей командировки в Сарчево. Опишите подробно ход расследования, начиная с событий на площади Ланта-Рэго.

Ланта что? Порою очень сложно отвечать на вопросы или чего-то там описывать. Не то что бы нечего сказать, просто… Просто мое виденье ситуации несколько выбивалось из общепринятых стандартов.

«Расскажите о расследовании».

О каком таком расследовании может идти речь, если мы только и делали, что жрали, пили и слонялись без дела. О чем рассказывать? О пьяной драке в баре или о том, как перемкнуло среди ночи с колокольчиками? Или вспомнить хлебосольных старушек в читальном зале? Нет, лучше поведаю о провальном задержании анархиста в оранжевой куртке.

«Как вы вышли на нарколабораторию»

В душе не чаю, как мы могли на что-то там выйти, если только это не «дерьмо собачье», выражаясь терминологией Мо. Сидели в кафе, обсыхали после дождя, пили горячие напитки. Кто-то сожрал целую тарелку бесплатных пирожных, а потом, видимо, излишек холестерина ударил в голову. Потому как ничем другим дальнейшие действия напарника объяснить не могу.

Как Мозес Магнус смог додуматься до того, что лабораторию будут по частям вывозить в машинах скорой помощи? Вот не знаю. Сдается мне, он сам до конца не отдавал отчета своим действиям, иначе не попер бы в самое пекло без прикрытия. И чудо, что нас там не перестреляли. Чудо обликом мерзким, имя которому Тварь.

Не останови оно время в очередной раз и всплыли бы в местных стоках тела неудачливых журналистов «Новостной недели»: распухшие, серые, с трудом узнаваемые.

Что конкретно случилось в кузове скорой помощи? Я сам до конца не понял, другие же объяснять не торопились, больше выспрашивая. По всему выходило, напугал я третьего, когда начал вываливаться наружу. Он и пальнул с испуга: два раза - в своего, телом которого столь удачно прикрылся, два раза - мимо.

- Запомните, курсанты, в критической ситуации спасают стальные яйца и опыт, отточенный до состояния рефлексов, - вещал нам прописные истины Камерон.

В тот день, на площади Ланта-Рэго, стальные яйца оказались у Мо. Да и с реакцией у напарника был полный порядок. Уверен, когда я только начинал движение, он уже подносил ствол к подбородку соседа. На вид - неуклюжая панда, в секунды опасности - стремительная рысь. Он же кончил третьего, не дав тому выпустить пятую пулю: может в воздух, может в борт автомобиля, а может статься, что и в мою голову. В последнее верится особенно, потому как вывалившись наружу, я представлял собою прекрасную мишень.

Выходит, спас меня Мо? Ага, как же… Сначала затащил хрен знает куда, а после стал проявлять чудеса ловкости.

Нет, не Мо – Тварь выручила, в очередной раз предупредив об опасности. Ну и дело случая: будь противник опытнее, пройди пуля парой сантиметров левее, и не быть Воронову в живых. Впрочем, как и самому Мозесу Магнусу. Напарничек… Не удивительно, что никто с ним в паре работать не хочет. И дело вовсе не в дурной привычке рыгать и пердеть беспрерывно. «Бедовый он», - сказала бы моя покойная бабушка. Бедовый, а еще лихой и безрассудный. Сколько у него напарников погибло за время службы? Трое? Про одного сам рассказал, про двух Нагуров упомянул по случаю. Интересно было бы посмотреть на полный список жертв.

Мучали меня долго, выпытывая подробности несуществующей операции, а когда выжали последние капли, отправили домой, отсыпаться.

- Надо же, объявился, - хозяйка мотеля встретила мое появление кислой физиономией. – Опять игрунькаться будешь ночи напролет?

Очень хотела языком зацепиться, только сил спорить у меня не было. Молча прошел мимо, столь же безмолвно начал подниматься по лестнице на второй этаж или вползать - так точнее. После падения с кареты скорой помощи колено разнесло, а место удара превратилось в сплошной синяк. Врачи обкололи конечность обезболивающими, практически доведя ее до полной неподвижности, так что ходить по горизонтальной поверхности худо-бедно мог, а вот вверх-вниз – уже проблемы.

- Бабу заведи себе нормальную, - донесся снизу последний аргумент, – или мужика какого.

Мужика… Они тут совсем охренели. Я даже возмутиться толком не смог: настолько все задрало и спать хотелось невыносимо, а завтра на работу.

- Петр, чего пришел? – удивилась Митчелл, завидев меня с утра в кабинете.

- Работать, - удивился я не меньше.

- Какой работать, после боевой операции три дня выходных положено.

- Да?

- Да, Петр, да. Иди домой, отсыпайся.

- И меня с собой забери, - в глухом отчаянии пробормотал Борко. Бедный парень сидел на своем месте, весь заваленный папками. Даже головы не поднял, продолжая нервно стучать по клавиатуре.

Я посмотрел на пустующее кресло Мо: с мягкими подлокотниками и высокой спинкой. Потом на свой скромный стул и понял, что никуда идти не хочу. Столько сил с утра потратил, чтобы оторвать голову от подушки и сползти с кровати. Выслушал очередные подколки от хозяйки в столовой, добрался до отделения и поднялся по ступенькам на третий этаж, чтобы что? Отправится в обратный путь?

- Можно, здесь посижу.

- Сиди, конечно, - согласилась Митчелл, а ее зеленые глаза как-то растерянно посмотрели на меня.

О да, наконец-таки добрался. Откинулся на спинке стула и с наслаждением вытянул гудящую ногу. Сложил на груди руки – те по-прежнему дрожат. Мелко и незаметно, если только не держишь ложку, лязгающую во рту или рукоять трости, что вылетает из пальцев с площадки второго этажа вниз, на визжащую от страха женщину.

- С утра будет наблюдаться небольшой тремор, но вы не волнуйтесь – это побочный эффект от приема лекарства, - пообещал вчера доктор. Я и не волнуюсь. Мне вообще хорошо, особенно когда сидишь и никуда не дергаешься.

Закрыл глаза, а когда открыл – в кабинете никого не было. На часах одиннадцать: до обеда еще рано, значит по делам разбежались. Смотрю на бумажный завал, образовавшийся на столе Борко. Глубоко внутри вспыхнуло любопытство, что там за Палач такой, по которому больше трехсот томов дела. Вспыхнуло и тут же погасло. Мне хорошо и уютно: нет необходимости мокнуть под дождем, идти - непонятно куда, и непонятно зачем, а главное – никто не орет в ухо и не портит воздух из всевозможных отверстий, предусмотренных человеческим телом. В кабинете царит благотворная тишина.

Сам не знаю, зачем включил компьютер. Видимо, настолько все хорошо было, что решил испортить себе настроение. Зашел в базу и увидел жирную красную надпись: заблокировано, а ниже приписка курсивом: необходимо явиться в кабинет психолога.

Вот оно значит как получается - отстранили от дел. Мо таки сдержал слово, написал в рапорте про неустойчивое психическое состояние напарника. Теперь придется иди в змеиное логово к Анастасии Львовне, за душеспасительной беседой.

Это я в академии мог кочевряжиться, игнорируя госпожу Валицкую, здесь же все строго: приказано – явись, в противном случае недопуск и штрафные санкции. Признаться, в какой-то момент захотелось сбежать обратно в мотель, но желание это было совсем уж слабым: то ли храбрости набрался после поездки в Сарчево, то ли обезболивающее на редкость сильное. В общем, пошел я знакомиться с «новым» психологом.

Кабинет ее оказался на третьем этаже, только в другом крыле. Что ж, оно и неплохо, заодно кофе попью, пока ковылять буду. Было здесь одно особенно вкусное, с ванилью.

В коридоре навстречу попалась Джанет Ли: бывшая одногруппница, она же бывшая старшая - та, что чуть не угробила меня курсе на третьем, а может втором… Попытался пройти мимо, но знакомый голос окликнул:

- Воронов!

Пришлось останавливаться для «дружеской» беседы, коей в казармах отродясь не бывало.

- Что с ногой?

- С машины выпал, - отвечаю чистую правду.

Ли, чуть склонив голову, грустно улыбается:

- А ты все такой же, ершистый.

- А с чего другим быть, когда четыре года против шерсти гладили.

- Обиженный значит, - девушка кивнула каким-то свои мыслям. – Воронов, а ведь ты тоже не подарок. Никогда не задумывался, сколько людей пострадало от твоих необдуманных поступков?

Смотрю на Ли, на ее вечно невозмутимые черты лица, и не понимаю, к чему весь этот разговор? Издевается? Нет, не в ее стиле: она скорее нудить и отчитывать будет, чем тонко подъеб… подкалывать. Истинно старшая по группе, пускай и бывшая. Этакая заботливая мамаша-наседка для всех, кроме меня.

- Кто пострадал? Назови хотя бы одно имя, - не выдержав, вступаю в диалог.

- Соми Энджи.

Разумеется, кто бы сомневался – без толстого никуда.

- Не знаю такого.

Тонкие полоски бровей на лице Джанет едва заметно дрогнули – девушка хмурится.

- Воронов!

- Жирного подонка и подлеца знаю, Соми Энджи не знаю.

- Воронов, прекрати! С тобою совершенно невозможно разговаривать.

Понимаю, что начинаю закипать, поэтому задираю глаза к потолку. Вселенная, не хватало еще сцепиться в коридорах отделения, с непременной руганью и криками, как это неоднократно случалось в казармах. Думал, покончу с Академией, и все уйдет в прошлое, смоет всю ту накипь, что образовалась за последние четыре года. Ан нет, постоянно вылезает хрень наружу: взять тех же мужеголосых подруг клана Ольховских.

- … бедного Соми. Это по твоей инициативе парню устроили травлю, годами по имени не называли, - продолжала отчитывать меня Ли. – Или скажешь, кто другой организовал те позорные похороны в столовой?

Меня избивают, мне поджаривают мозги, мне устраивают общественную обструкцию по ложному обвинению. Как так выходит, что я всегда виноват? Это не иномирье, это какое-то зазеркалье, с искаженными и изуродованными понятиями чести и справедливости. Послушаешь того же Соми, все правильно парень говорит: о добре, о зле. Но почему, когда речь заходит о поступках, великий гуманист превращается в великого мерзавца. И ладно бы только играл в добряка, он ведь действительно верит в каждое произнесенное слово. Как?! Как можно отделять одно от другого?! Не понимаю. У меня бы точно случился жесткий когнитивный диссонанс, а этому ничего, только щечки с годами становятся больше.

- … подговорил парней. Травля всем потоком началась.

- Подожди, - резко перебиваю Джанет. – Ты действительно считаешь, что я – дикая обезьянка, мартышка, с другого мира, имел большое влияние на Мэдфорда, на МакСтоуна, на Затовцева, и им подобных? Я же никто для них, пустое место... Может объяснишь, каким образом умудрился подбить аристократов на травлю?

- Я точно знаю, что идея с похоронами в столовой принадлежит тебе.

- И что?

- То есть ты не отрицаешь?

- Уважаемая Джанет, перестаньте искать секреты в хорошо освещенной комнате. Я никогда не делал тайны из случившегося - сам придумал, сам выступил с речью, а то, что поддержали другие… Никого не заставлял, не уговаривал, каждый самостоятельно принимал решение.

- Нет ты не обезьянка, ты куда хитрее и опаснее, - Ли умолкла, и взгляд ее приобрел нехорошую остроту: ту самую, хорошо знакомую, после которой едва мозги не вскипели. От воспоминаний мурашки по коже пробежали и неприятно засосало под ложечкой. – Нет, ты не лидер, Воронов, ты - самый настоящий манипулятор. Почувствовал волну негатива и вовремя оседлал ее, направил в нужное русло. Заставить играть аристократов по своим правилам, это еще суметь нужно.

Зазеркалье… кривое и уродливое. Мне бы развернуться и уйти, но так хочется донести свои мысли, в тысячный раз ударится головой о кирпичную стену. Поэтому говорю:

- Назови причину.

Мимика Ли крайне скупа на эмоции. Однако четыре года проживания под одной крышей не прошли даром, поэтому умудряюсь прочитать вопрос в ее глазах. Приходится конкретизировать:

- Назови причину возникновения волны, которую, по твоим словам, я так удачно оседлал.

И снова тонкие брови девушки едва заметно дрогнули.

- Воронов, не меняй тему.

- Ошибаешься, никакой темы не меняю, просто перевожу разговор в плоскость, которая тебе так не нравиться. Или думаешь, против толстячка народ просто так ополчился? Чего молчишь? Кто устроил позорное судилище надо мною и МакСтоуном? Кто заставлял Соми закладывать пацанов прилюдно? И не просто закладывать, а выдумывать всяческие небылицы. Коллектив такие вещи не прощает. – Я наклонился чуть ближе к лицу девушки и прошептал в ухо: - если бы не идея с похоронами, его бы избили, а как это умеют делать аристократы, хорошо известно на моем примере. От любимого толстячка и мокрого места не осталось.

Девушка дернулась всем телом, сделала шаг в сторону.

- Какой же ты… Какой…

Наверное, я был единственным, кому удалось заставить губы Ли скривиться в слабом подобие презрения.

- Какой? Несдержанный, эмоционально неустойчивый, едва не поджаривший мозги одногруппнику?

- Воронов, сколько можно вспоминать? Я уже извинилась за тот случай… Это было один раз.

- Чтобы убить человека, хватит и одного.

Ничего в этом мире не меняется: ни я, ни Ли, ни наши с ней диалоги. В очередной раз поговорили на повышенных тонах и каждый остался при своем мнении. И для чего, спрашивается, начинали, чтобы настроение друг другу испортить? А впереди ждала Валицкая…

К Анастасии Львовне так просто не попасть. Оказывается, штатный психолог отделения - человек занятой, принимает исключительно по записи, о чем не преминул рассказать мужчина в очереди.

- Опять этот полковник, - сообщил он мне доверчиво, словно речь шла об общем знакомце, - сидит там второй час, хотя записывался на тридцать минут. Из-за него очередь сдвинулась.

- А где записаться можно? – интересуюсь у словоохотливого собеседника.

Мужчина посмотрел на меня с большим подозрением и отвернулся. Странный он какой-то, с другой стороны, кого еще можно встретить в очереди к психологу?

Постоял я, подумал, да и пошел восвояси с чистой душой. И пусть попробуют сказать, что распоряжение не выполнил. Приходил, не разобрался, отложил до лучших времен, когда Мо выйдет и все доходчиво объяснит, ревом раненого кабана и непременным матом.

В кабинет решил не возвращаться, сразу направившись домой. Однако стоило спуститься по лестнице, как нос к носу столкнулся с Луциком.

- Опять с Ли поцапались? – первым задал он вопрос.

Ну вот откуда Витор все знает? И про коленку не интересуется, в отличие от прочих. Даже не удивлюсь, если он в курсе диагноза. Эх, такие бы способности, да в конструктивное русло.

Сославшись на занятость, прервал допрос со стороны крысообразного парня. Вызвал такси и уже через пять минут был дома, где ждала игровая приставка. Пора Джону выбираться на поверхность.

Два дня играл запоем, изредка отвлекаясь на естественные нужды. Кажется, пропустил пару приемов пищи, но желудок не жаловался, а значит и мне нормально.

Спал урывками, окончательно перепутав день с ночью. Ел и пил, не задумываясь, на внешние раздражители, вроде голоса хозяйки мотеля, не отвлекался. Да и какой там, когда такие события разворачивались.

На семьдесят втором уровне мы с Джоном таки добрались до загадочной девушки, которую заперло в биотехническом отделе, и которая помогала сообщениями, поддерживала нас, порою оказываясь той самой единственной целью, что заставляла двигаться вперед. У меня сразу возникло подозрение, что с ней что-то нечисто. Герой странно реагировал на ее голос, да и сценаристы явно нагнетали, делая многочисленные намеки и отсылки.

- Это все глюки, Джон, - твердил я в сотый раз. – Не существует никакой девушки, Джон. Сплошные игры разума.

Но Джон мне не верил и оказался прав. На семьдесят втором этаже оказалась заперта его… дочь. Не та самая малышка, которую запомнил, а взрослая девушка двадцати трех лет от роду. Не удивительно, что она не узнала отца, а вот Джон догадался: по туманным рассказам о семье, где нашлось место пропавшему папе, и маме, с трудом пережившей горе и заново вышедшей замуж лишь спустя шесть лет, и дочери, что до сих пор вспоминает родного отца.

Геймпад в рука начал дрожать. Гребаные эксперименты… Выходит, главного героя заморозили на добрый десяток лет, а родным и близким ничего не сообщили? Да, влип ты Джон. И ведь не выберешься из подземного комплекса. Верхние этажи заблокированы группой зачистки: тот еще спецназ - злой, снимающий жизни одним выстрелом. Существовала еще спасательная капсула, рассчитанная на одного человека, но до нее пока доберешься… Джон таки добрался, и починил механизм, и спас свою дочь, которая так и не узнала папу. А к чему рассказывать, к чему открываться, когда уже похоронила родного отца. Одного раза больше чем достаточно, к чему бередить старые раны, тем более, что шансов выбраться никаких: единственная капсула ушла по шахте вверх.

Джон сидел один, в полуразрушенной подземной лаборатории, на уровне минус семьдесят два и слушал капающую с потолка воду. Сидел и я, прислонившись к деревянной спинке кровати. Джону было хорошо и покойно, он все сделал как надо: защитил семью и принял неизбежное, а у меня руки тряслись и слезы наворачивались, до того проняла незамысловатая история. И ведь как втянулся: ползая едва ли не на карачках, по полутемным коридорам, бесконечно вслушиваясь в мельчайшие звуки и шорохи. Я был там, я жил там, кожей ощущая опасность и переживая за каждый понапрасну выпущенный патрон.

До того дошло, что заслышав шорохи за дверью – не в игре, в самой настоящей реальности, первым желанием было спрятаться за кровать и достать ствол, а лучше гвоздодер, потому как с боеприпасами беда, а бить тварей железякой приловчился.

Короткая пауза, после которой последовал осторожный стук.

- Не слышит он тебя, - громкий голос хозяйки доносится с улицы, - игрунькается поди, с наушниками на голове.

Вот ей почем знать, игрунькаюсь я или нет, а если даже играю, имею на то полное право: за квартиру оплачено, развратных баб не вожу. Никаких не вожу, если на то пошло - нет, обязательно надо влезть, свое слово вставить.

Тяжело поднимаюсь, иду к двери. И странно себя чувствую… Даже не сразу понял, что случилось. А случилась обыкновенная трость, точнее ее отсутствие. Нет, нога продолжала болеть, и гематома после падения никуда не делась, но пропала раскаленная игла: исчезла, испарилась, вытащили ее из колена. И теперь шел, нисколько не боясь перенести вес тела на хромую конечность. Неужели отмучался?

Открываю дверь и вижу форменный галстук с зажимом в виде хищной птицы. Задираю голову и встречаюсь глазами со смущенным Гербом.

- Я это, - великан запнулся, - может не вовремя? Потом могу зайти, если чего…

Провожу ладонью по лицу, чувствую влагу под подушечками пальцев. Сроду слезливостью не отличался, а тут плакал в три ручья, как последняя девчонка. Гребаная игра… развел сырость.

- Проходи давай, - оставляю дверь открытой, а сам иду в глубь комнаты. Иначе будет сын родовитого семейства расшаркиваться полчаса на пороге: «не соизвольте тревожиться», «мы сей час вас покинем», «а когда будете любезны принять нас снова». Бывало, что находила на Герба излишняя учтивость, больше напоминающая танцы с бубнами: столь же продолжительная, заунывная, а главное – бессмысленная.

- Я это, - и снова великан сбился. Сел на стул, зачем-то тут же встал, словно испугавшись скрипа мебели под солидным весом.

- По поводу брата? – догадался я.

- Могу завтра зайти.

Авосян попытался затеять привычный танец, с затейливыми словесами, но я грубо перебил:

- Сегодня седьмое? Блин, завтра на работу, могу и не вырваться… Давай, Герб, говори, чего запланировал.

А запланировал Герб ни много ни мало операцию по спасению младшего брата, того самого, о котором рассказывал недавно в столовой. Только вот выходило, что сам брат спасаться нисколько не хотел, чувствую себя вполне уютно в банде местного головореза.

- Младший весь в отца пошел, упертый. Протест у него такой, понимаешь? - Герб с силой припечатал кулаком в раскрытую ладонь - звук удара вышел знатный, плотный.

- Ты же сам говорил, что он с детства уголовной романтикой бредил, - вспомнил я наш разговор.

- Да какой там, - Герб отмахнулся, - баловство сплошное. Он уже тогда больше отца позлить хотел. Вот ты кем в детстве хотел стать?

- Пограничником, - честно признался. А что, ходить в зеленой накидке с собакой по лесу - чем не мечта для мелкого пацана. И когда бабушки во дворе, шептались, что за молодежь пошла, все сплошь хотят стать бандитами, да проститутками, ерунда это. К примеру, Витька о профессии пожарника задумывался, а Костик мечтал стать вторым Туром Хейрдалом. Хотя, кто знает, какой смысл вкладывал извращенный ум соседа в звучную норвежскую фамилию. Уж больно хитро произносил…

- Кем? – Герб не понял значения слова «пограничник», озвученного к тому же на русском.

- Не важно. Лучше скажи, какой у нас план действий.

Как выяснилось чуть позже, никакого плана нет. Если не считать таковым безрассудное появление в логове банды. Без всякого прикрытия и спецсредств, прийти втроем и разговоры разговаривать.

- Ему денег мало, ему свою власть показать надо. Смотрите, ко мне сам Авосян на поклон явился, вот я какой, - басил зло Герб. – Не просто мелкий гавнюк, командующий кучкой оборванцев, а авторитетный человек. Большие люди просить пришли, а я посмотрю, снизойти до их просьбы или на хер послать.

- Пошлет и правильно сделает, денег ты ему уже отвалил.

Великан насуплено посмотрел на меня.

- Только не обижайся, Герб, но я скажу, чем дело закончиться. Придем в гости, а он выстроит своих дружков по кругу, обосрет нас с ног до головы и снова за деньгами пошлет. Так и будет доить бесконечно, а брата тебе не видать, потому как он для них источник нескончаемых доходов. Кто ж добровольно золотую корову отдаст.

- Критиковать и без тебя горазд, что предложить можешь?

А что я мог предложить? Ладно бы брата силком затащили, так нет же: он сам, по собственной воли примкнул к ним и теперь рад-радёшенек, что среди авторитетных пацанов оказался. Папа? С папа как-то не задалось в иномирье: один дочь родную насилует, доводя до безумия, другой сына убьет, если узнает о бегстве в банду. По словам Герба всю округу разнесет по кирпичикам, никого в живых не оставит. У аристократов странные понятия о пятнах позора и способах их удаления.

- Герб, ты сказал, нас трое будет… А кто третий?

Когда подходил к машине, МакСтоун был на месте: стоял, прислонившись к темному капоту транспортного средства: того самого «корнэта», любимого многими детективами. Широкий и кряжистый, с шикарным салоном внутри, до умопомрачения пахнущий натуральной кожей. А еще удобный, в кресло которого не садишься - утопаешь, мягко погружаясь в негу: полную наслаждения и довольства. Про задний диван особая речь: здесь тебе не только нега обеспечена, но и крепкий, здоровый сон, а еще широта и просторы. Не знаю, отчего многие рвутся впереди сидеть, когда имеется такое чудо. Раскинул руки в стороны, закинул ногу на ногу, и любуйся пробегающей дорогой за окном. А захотел поесть, выпить – нажал на кнопку и вуаля: импровизированный столик в вашем распоряжении. Тут главное – конечности успеть убрать, чтобы откидной крышкой по рукам не съездило: выскакивает из кресла впереди, да так быстро, зараза… Помнится, и мне попало, но то простительно: я с техникой разбирался, нажимая и крутя все, что под руки подвернется, методом проб и ошибок.

Завидев меня, Макстоун повернулся в сторону Герба и пробурчал едва слышное:

- … клоун приперся.

Это он на мою шляпу намекает. Имеется такая на голове, а еще потертые джинсы и светлая рубашка с коротким рукавом, потому как едем в пустынную местность, где на градуснике плюс тридцать в тени. А этот вырядился в черный камуфляж и легкий броник поверх напялил. С кем воевать собрался, Рэмбо? Сказано же было на языке «космо»: едем просто поговорить, а если пальба начнется, никакая защита не спасет, потому как окажемся в центре логова, кишащего змеями.

Пока шел, насчитал у бывшего «напарничка» три пистолета: один подмышкой, один на поясе, другой на бедре, а подойдя ближе обнаружил полуавтомат на коротком ремне, что за спиной болтался. Разгрузка забита патронами и гранатами, иначе МакСтоун не МакСтоун.

Что касаемо моего снаряжения, то тут вышла небольшая заминка. Поездка носила личный характер, поэтому использование служебной формы, как и табельного оружия строго воспрещалось.

- Возьми что-нибудь на всякий, - заявил Герб. Ага, как будто у меня свободных стволов - целый шкаф, еще и по стенам развешано. Кроме служебного «Даллинджа», оружия отродясь не водилось.

Пришлось старине Гербу в срочном порядке оформлять покупку и помогать в получении разрешения на ношение. Благо, действующим детективам были предусмотрены послабления, а бюрократическая процедура заняла от силы минут десять.

На прощанье выдали целую кипу бумаг, а светленькая девушка в регистратуре напомнила:

- Молодой человек, ношение любого оружия, кроме служебного, в «нулевом» мире строго запрещено. Не забудьте купить сертифицированный кейс.

Хорошо, что не сейф.

Требование девушки выполнил, приобретя небольшой пластиковой чемоданчик в соседнем здании. Что же касаемо самого оружия, то болталась у меня на поясе кобура с кольтом «Питон», известным «РолсРойсом» среди револьверов.

Я и сам удивился, когда в стрелковом магазине обнаружил целый стенд, посвященной оружию родного мира. Тут тебе и АК со всевозможными обвесами, из-за которых модель не сразу признаешь, и классическая М-16 со знакомой ребристой накладкой на стволе и… И все. Особым знатоком оружия никогда не был, а те крохи информации, коими обладал, черпал из фильмов, да от пацанов на лавочке: те еще знатоки, если честно.

Про многие модели слышал, тот же «Пустынный орел» и «Ремингтон Магнум», но определить вот так вот в живую, когда от лежащего на прилавке огнестрела глаза разбегаются, очень сложно. Я и «Питон» смог найти исключительно по выгравированной надписи на стволе, хотя в свое время прочитал целую статью в альманахе, что затерялся у Костика между выпусками «Плейбоя».

- Круто же! – воскликнул тогда, увидев фотографию восьмидюймового «Target», отливающего вороненой синевой. Револьвер смотрелся внушительно, с бесконечно длинным стволом, который и представить сложно в реальности.

- Подумаешь, не оружие, сплошной пшик, - Костик презрительно скривил губы. - Для реального боя не предусмотрен, им только баб клеить.

Как сосед собирался соблазнять девчонок огнестрелом, так и не понял, но револьвер и вправду оказался тяжелым и неудобным, особенно после «Даллинджа», к которому привык, как к родному. Такую дурынду в поясной кобуре таскать, сомнительное удовольствие. Был бы конь, приторочил к седлу, а так… покрутил в руке, полюбовался и взял более скромный вариант в четырехдюймовом исполнении.

- Может что-нибудь современное? - аккуратно спросил Герб.

- Воевать будем?

- Нет.

- Тогда револьвер.

Не говорить же парню, что с детства в «ковбойцев» не наигрался. Шляпа есть, кольт имеется, осталось только лошадь найти и вперед, в прерии.

Цены в магазине кусались, за тот же «Питон» Герб выложил тринадцать окладов. Оружие считалось коллекционным и покупалось исключительно для домашнего собрания знатоками, оттого и стоило, сколько за год не заработать. Деньги у меня имелись, но Авосян даже слушать ничего не стал.

- Ты оказываешь мне услугу, не я тебе, - сказал строго, один раз…, и я все понял.

Теперь вот шел с новенькой кобурой на поясе, внутри которой покоился самый настоящий кольт. Чувствовал себя неимоверно крутым, пока не увидел презрительно скривленные губы Тома, ровно как у Костика, когда впервые показал фотографию восьмидюймового «Target».

Ну и плевать. Давно известно, что у МакСтоуна только одна извилина, пропитанная оружейной смазкой. А еще он заметно нервничал и переживал, что я займу переднее кресло рядом с водителем, словно оно было единственным статусным. Стоило подойти к машине, как парень тут же дернулся, спеша занять крутое место. Ну не балбес?

Я комфортно разместился на заднем диване, где с удовольствием обнаружил местный аналог «колы» - шипучий напиток с ярко-выраженным ароматом кофе и мяты. Вкусный, зараза, но эмаль на зубах после него сходит, что кожа после загара.

- Парни, еще раз спасибо, что согласились, для меня это многое значит - пробасил Герб, когда все расселись по местам, а сам великан занял водительское сиденье. - Знаю, ситуация со стороны выглядит странной, особенно для тебя Петр, но поверь, по-другому нельзя. Я не могу и не имею права рисковать жизнью брата, поэтому действовать будем небольшой командой без прикрытия. Повторюсь, операция не боевая.

Я поймал в отражении быстрый взгляд Герба в сторону Тома - ага, как же, не боевая. Будет он об этом МакСтоуну рассказывать, который даже в туалет без ствола не ходит. Или зря парень броник напялил?

- В городе будем работать втроем, без прикрытия, но это не значит, что тылы абсолютно голые. В паре десятков километров будут дежурить ребята Золтана.

- Крис Золтан? Этот черножопый макак? - возмутился Том. – Не нашлось «кирпича» получше?

- Этот, как ты выразился «черножопый макак», единственный, кому могу доверять из десанта, и кто не стуканет отцу или ребяткам из службы внутреннего расследования.

- То, что вы вместе бухали, не делает его надежным.

Герб тяжело вздохнул и приложил палец к панели зажигания. Сквозь работающий рокот мотора донесся его бас:

- Мой выбор… моя ответственность.

Город, а точнее городишко Ла Сантэлло, куда держали путь, оказался небольшим поселением, затерянным в пустынной местности.

Автомобиль только выскочил из портала, а на капоте уже осела целая пленка мелкого песка, которого кругом предостаточно, а еще кактусов, рыжей травы и совсем уж чахлых кустиков: то ли с иголками на ветках, то ли с пожухлыми листьями. Вдалеке виднелась цепочка изломанного горного хребта, куда убегала длинная лента дороги. И всюду солнце, сплошное и беспощадное, иссушившее некогда синее небо до белесого состояния. Про облака и говорить не стоит – куда не посмотришь, бескрайний чистый горизонт.

Посмеюсь я злорадно над МакСтоуном, в его многочисленных обвесах и толстых ботинках, когда придет время выбираться наружу из прохлады салона. Уж не знаю точно, какая температура за бортом, но то что жарко - несомненно. Вон и Герб натянул на голову армейскую кепи, отдаленно напоминавшую бейсболку из родного мира. Помимо привычного козырька имелись поля и небольшие вмятины на тулье, что уже роднило её со шляпой, но все же больше бейсболка, потому как общей солидности не хватало.

- Мужики, лишний раз напоминаю, никакой стрельбы, - Герб остановил машину, и усевшись вполоборота, внимательно посмотрел на нас. – Санти нет смысла убивать нас. Они знаю кто я, кто за мною стоит, и кто платит деньги. Том, услышал меня?

МакСтоун пробурчал ответ нечто невразумительное. По мне так лучше высадить этого тупоголового вояку в пустыне, но у Герба имелись свои мысли по поводу.

- Говорить буду я, ваша задача - стоять рядом и слушать. Провоцировать будут жестко, поэтому засунули гордость куда подальше. С инициативой не лезьте, в лишние разговоры не вступайте, вы нужны только в качестве мебели, ну и… надежных людей.

- А если пойдет замес? – хищно ощерился Том.

- Это будет плохой вариант, - признался Герб. - Раньше в городе проживало пятьдесят тысяч населения, сейчас же пять с трудом наберется – сплошь человеческое отребье или боевики санти, поэтому придется прорываться с боем. Ребята Золтана дежурят, ждут сигнала, но и им потребуется время, чтобы добраться до нас и создать коридор отхода.

Город, напичканный преступными элементами, логово змей, в которое суемся по доброй воли - что может пойти не так? Раньше вот не задумывался, потому как Герб упорно говорил: «все нормально будет» и «нам только поговорить», а сейчас не по себе стало. И МакСтоун в бронике и с тремя стволами (четырьмя, если считать полуавтомат, болтающийся на ремне) не выглядел таким уж идиотом, в отличие от меня. Воронов, тебе ли не знать, как влезть в дерьмо? Ты даже на круизном лайнере умудрился вляпаться в передрягу, что уж говорить о месте, где сам Бог велел.

«Жопа… жопа… будет жопа» - пронеслось в голове целое стадо тревожных мысли и словно в такт им, заныла успокоившаяся было коленка.

- Нормально все будет, - рявкнул Герб, и я аж вздрогнул от неожиданности. Однако рычал Авосян вовсе не на меня, а на МакСтоуна предложившего набросать план боевой операции, на всякий пожарный. – Повторяю, никакого огневого контакта, - и гораздо тише, будто стесняясь своей несдержанности, добавил: - возможный план отступления я обсудил с Золтаном.

Будет жопа…

Город, если можно назвать таковым скопление убогих лачуг, встретил тишиной. Всюду царили развал и запустение: по занесенным песком улицам катило перекати-поле, сквозь разбитые окна проглядывали заваленные мусором комнаты. Впрочем, последнего добра хватало и на улицах, попадались даже тележки из магазина, набитые всяческим хламом. Одну такую кто-то умный догадался выкатить на проезжую часть, предварительно навалив внутрь.

- Я уберу, - вызвался помочь Том, но Герб и не думал останавливаться. Он лишь взял правее, с размаху протаранив внезапно возникшее препятствие. Тележку откинуло в сторону, смяло о борт, лязгнув железом. Раздался неприятный скрежещущий звук, словно вандал делал глубокую царапину арматурой. Так оно и было по сути: металлическая сетка тележки, не выдержав удара, порвалась и теперь цеплялась острыми краями за поверхность автомобиля.

- Уроды, - процедил сквозь зубы МакСтоун, - нашли, где поставить.

Тут не поспоришь, выбрали самую узенькую улочку. Только в отличии от Тома я не был склонен драматизировать ситуацию: пускай лучше дерьмом встречают, чем пулями. Последние тоже имелись, благо, выпускать их не торопились: то тут, то там, мелькали отдельные фигурки вооруженных людей. Они и не думали скрываться, нагло демонстрируя как наличие оружия, так и враждебность.

Какой-то голожопый карапуз, лет шести от роду, выбежал на проезжую часть и Гербу пришлось резко уходить влево. Зад машины повело, колеса заскользили по засыпанному песком асфальту. Самого пацаненка чудом не сбили, разминувшись на считанные сантиметры.

- Урод, - проорал Том в приоткрытое окно, пустив внутрь салона жаркий воздух. На что карапуз показал кулак с оттопыренным указательным – совсем уж неприличный жест в иномирье. Демонстрировать такое нежелательно, особенно аристократам, которые любой урон чести воспринимают весьма болезненно.

- Сучье племя, всех под нож, - ярился МакСтоун, употребляя одно выражение краше другого. В это время на улицу выбежала зачуханная мамаша, и утащила бойкого пацана прочь.

- Закрой окно, - попросил Герб. Сделал это спокойно, словно ничего такого не случилось, а мы втроем вырвались на загородную прогулку, в небольшой мексиканский городок на границе - отведать местного буррито. А тот сеньор на крыше дома напротив, совершенно случайно прихватил снайперскую винтовку, и теперь рассматривает нас сквозь прицел.

МакСтоун просьбу выполнил, не преминув добавить:

- Прав твой дядя, гадюшник давно пора зачистить. Здесь не дипломатия нужна, а напалм, чтобы выжечь все без остатка вместе с расплодившимися крысами.

- Да, вы бы нашли общий язык с дядей Давидом.

- Разве он не прав?! Посмотри, посмотри кругом – это даже не люди: сплошной биомусор, отбросы без права на существование. Почему здесь мы, а не бомбы?

Герб ответил не сразу. Постучал пальцами по оплетке руля, после чего произнес:

- Скажи, Том, если бы здесь находилась твоя родная сестра, тоже бомбами?

Том хмыкнул и в этом его хмыканье читалось очень многое: и моя сестра бы никогда, а если бы даже посмела, то не сестра больше, а урод, позорное пятно на всю семью, которое нужно стереть с лица земли. В этом МакСтоун был схож не только с неизвестным мне дядей, но и отцом Герба - истинный аристократ, мать его. Только вот что голубая кровь делает в спасительной операции? Зачем откликнулся, если считает глупой затею вытаскивать из дерьма запутавшегося младшего брата. Одолжение Гербу, желание пощекотать нервы или что-то другое?

И Авосян тоже хорош: взял на дело, где нужны стальные нервы, излишне горячего парня. Да Том уже весь издергался, того гляди слюной брызгать начнет, а мы даже на место не прибыли. И что будет дальше? Схватится за ствол в самый неподходящий момент?

Смотрю в зеркало заднего вида и ловлю на себе быстрый взгляд Герба. Что ты от меня ждешь, старина? Я в эти ваши разборки лезть не собираюсь: кому жить, кому умереть. Своего брата рано или поздно вытащу, а вы за своих родственников сами решайте.

И Герб решил… Мотор взревел, машина качнулась и плавно тронулась с места – мы снова ехали по свалке, которую шутники обозвали городом.

Спустя пару минут пришлось признать, что не все так уж плохо с Ла Сантэлло. Ближе к центру начали попадаться не картонные халупы, а вполне себе солидные дома, встречались даже капитальные трехэтажные строения из белого кирпича. На заваленном мусором пространстве, что оказалось небольшой площадью, обнаружился фонтан, наполненный песком вместо воды. Округлый борт сооружения со стороны дороги был отколот и часть содержимого высыпалась наружу. Помимо желтого песка внутри обнаружились разноцветные фантики, кости животного и нечто, напоминающее велосипедное колесо: изогнутое, лишившееся спиц.

Наверное, когда-то здесь было красиво… очень давно.

Автомобиль аккуратно миновал завал из камней, некогда бывший статуей, и повернул на широкую дорогу, неожиданно вычищенную и вылизанную. Даже дома по обочине стояли выкрашенные, правда, с одной стороны. Кое-где встречалось подобие декоративной растительности, зачахшее и высушенное по причине хреновой почвы и климата.

К чему навели такой марафет – стало понятно, едва взглянул в лобовое стекло, покрытое пылью и мошкарой. Прямо впереди возвышался настоящий дворец. Разумеется, таковым он считался по местным меркам: большое трехэтажное здание, с новеньким фасадом и крышей в японском стиле с изогнутыми краями. Я насчитал четыре яруса кровельных конструкций, что располагались над каждым этажом, уменьшаясь в площади по мере удаления от земли. Потому и выходило, что самая верхняя крыша была совсем уж маленькой, закрывая небольшой чердак. Вместо шпиля стоял гордый флагшток с выцветшей тряпкой. Что на ней изображено, сказать было трудно, потому как погода стояла безветренная, и символ банды санти безвольно обвис на фоне белесого неба.

- Не стрелять, на провокации не поддаваться, в дискуссии не вступать, - в тысячный раз напомнил Герб, смотря при этом на одного МакСтоуна. – Говорить буду я один, вы стоите и слушаете.

- Сколько можно, одно и тоже по сто раз - проворчал Том, - Да понял я, понял: нас обливают помоями с ног до головы, а мы молча обтекать будем. Только попомни мои слова: бессмысленно все. И не в санти причина, а в братце твоем летящем, который сам возвращаться откажется.

В ответ Герб лишь хлопнул дверцей, выбравшись из автомобиля. Чувствуется, ребята не в первый раз обсуждают животрепещущую ситуацию. И, судя по всему, к согласию так и не пришли.

- Гребаная дыра, гребаные крысы, - заворчал МакСтоун, выбираясь следом. Ну и я покинул удобный кожаный диван, на котором успел осушить литр кофейного газированного лимонада. Напиток может и вредный, но вкусный, зараза.

Сделал шаг и словно в сауну нырнул – окружающий воздух был не просто горяч, он буквально обжигал кожу, выжимая все жидкости из организма. Я моментально покрылся липкой пленкой, а по вискам и шее заскользили первые капельки пота. Схватился за край легкой рубахи и пару раз дернул, создавая подобие ветра – не помогло, только взопрел еще больше. Кажется, литр выпитого лимонада, целиком и полностью вышел через поры.

Вселенная, до чего жарко! Песок еще этот, который даже в безветренную погоду витает в воздухе, попадая то в нос, то в глаза. Посмотрел на идущего впереди МакСтоуна и не смог сдержать довольной улыбки: что, тяжело приходится, старичок? А нехрена наряжаться в черный камуфляж, когда в пустыню собрался.

Цепочкой поднимаемся по лестнице, чьи ступеньки были некогда устланы яркими тряпками, потерявшими былой блеск под ярким полуденным солнцем. Вот она, Петька, первая ковровая дорожка в твоей жизни… век бы ее не видать.

Делаю последний шаг, и оказываюсь на широком крыльце с пузатыми вазами по периметру и гроздями колокольчиков над головой, куда без них. Охраны на входе нет, но я уверен - за нами наблюдают. Всеми фибрами души чувствую напряжение, витающее в воздухе: здесь явно ждут гостей, хотя всячески пытаются убедить в обратном.

Герб открывает массивную дверь, обильно выкрашенную позолотой, и первым заходит внутрь. МакСтоун замешкался на проходе, пропуская меня с ехидной улыбкой: дескать, в бытность курсантом не доверял Воронову прикрытие группы, а сейчас тем более. Ну и ладно, играй в войнушку, коли приспичило, лично я досыта нахлебался этих ваших тактических построений. Хотели бы грохнуть, давно грохнули.

Внутренние помещения обильно залиты светом, только вместо привычных панелей - матовые цилиндры, крепящиеся к стенам с помощью замысловатых конструкций: элементы по виду и исполнению своему, напоминающие художественную ковку.

Аляпистый вид внутреннего убранства сразу бросается в глаза. Такое чувство, что хозяин дома грабанул с десяток сувенирных лавок, долго сдерживался, и таки решился одним махом выставить все содержимое наружу. Содержимого этого было столь много, что в глаза рябило от количества деталей на метр квадратный. Тут тебе и статуэтки, и картины, разноцветные висюльки, перья, ножи и мечи, огнестрел всех времен и народов, черепа и кости, музыкальные инструменты и какие-то проржавевшие кандалы - не дворец, мечта барахольщика. За всем этим разнообразием не было видно самого дома, я даже не мог сказать, какого цвета стены. Да и всматриваться, если честно, не хотелось – начинало мутить от пестроты.

В конце коридора встретили первых людей – смуглых ребят в шортах и майках, сплошь увешанных оружием: на плечах автоматы, на поясе с каждого бока по пистолету, на бедре в специальных ножнах широкие ножи. О, МакСтоун отыскал родственные души: тоже прихватил побрякушек – на маленькую войну хватит. Только в отличие от ребяток из банды у Тома все сделано с умом: каждый элемент подогнан, ничего не бряцает, а эти гвардейцы больше на носильщиков похожи, чем на реальных бойцов. Автомат свисает, закрывая правую кобуру на поясе, левую и вовсе перекосило, так что пистолет сразу не выхватишь, но со стороны выглядит лихо – тут не поспоришь. Особенно поражал большой нож, прикрепленный ко внутренней поверхности бедра. То, что бежать с такой дурындой, болтающейся между ног, невозможно – это понятно, он как садится с ней будут?

Ребятки под стать дому, нацепили на себя кучу всего. Тут тебе повязок, амулетов и прочей бижутерии на целый полк панков хватит, еще и останется. По идее, все это богатство должно было внушать противнику если не трепет, то уважение точно. У меня же возникал единственный вопрос: как они воевать собрались? Или это что-то типа почетного караула?

- Парритос, - глухо пробурчал один из боевиков санти, едва прошли мимо. Стоящие рядом парни весело рассмеялись удачной шутке. И хохмят ребята незамысловато. Потому как дернулся идущим впереди МакСтоун, стало понятно – слово обидное.

Прошли метров десять по кишке коридора, пока не прозвучало резкое:

- Ждать!

И мы замерли перед большой дверью. Дорогу преграждала парочка охранников, один из которых показался совсем уж занимательным: лихой усач, опоясанный лентой патронов. Такому тельняшку и бескозырку на голову – моряк Балтийского флота выйдет. Только калибр на груди не соответствовал имеющемуся оружию: может очередное украшательство, а может в недрах здания припрятан пулемет типа «Максим».

- Ждем, - пробасил Герб и сурово глянул на Тома.

Мы ждали… Две минуты, пять, десять, пятнадцать.

- Спокойно, нормально все, - звучало периодически от Авосяна. И правильно великан делал, потому как МакСтоун весь издергался, того и гляди в перепалку вступит. Интересно, он вообще понимает: стоит схватиться за ствол, и всё - мы отсюда не выберемся. Не умением положат, так числом. Поэтому в сотый раз задаюсь одним вопросом: зачем на операцию взяли психа?

Когда время потеряло свой счет, тяжелые створки впереди дрогнули, начали величаво открываться. Правая чутка заедала: пришлось морячку с пулеметной лентой поднапрячься, толкнуть с силой. Вроде бы мелочь, но весь пафос ситуации сразу сошел на нет. И сидящий за столом напротив блондин не показался таким уж грозным.

Он был здесь главным, несомненно. Присутствовали и другие персонажи, но центральное место занимал именно блондин – глава банды Ла Сантэлло, названной так в честь мертвого города. Почти мертвого, потому как виденное ранее на улицах менее всего походило на жизнь, скорее на агонию объятого гангреной тела. Смрад и запустение – два слова, в полной мере описывающие сие место. А дворец? Дворец яркий и запоминающийся, спора нет. Умирающего можно припудрить, только вот более живым от этого он не станет.

- Так, так, так, - нараспев протянул светловолосый мужчина. Наклонился через стол и, с дьявольским огнем в глазах, принялся рассматривая вновь прибывших. – Кто здесь у нас? Этого здоровяка, по недомыслию считающего себя родственником нашего брата, знаю. А это что за клоун рядом?

Все прыснули от смеха, словно только и ждали веселой шутки от лидера. Кто-то тихонько в кулачок, как это сделала симпатичная девица – чернявая, с тонкими чертами лица, а кто-то ржал во все горло, как толстый мужик, что сидел по левую руку от блондина.

М-да, то еще зрелище предстало перед глазами. За столом была лишь небольшая часть присутствующих: блондин и семь приближенных. Остальные же, я насчитал человек тридцать, стояли по периметру, угодливо посмеиваясь. Они-то здесь что делают? Нет, понятно, что сейчас исполняли роль благодарных зрителей, но когда нас не было? Стояли и смотрели, как эти… жрут и пьют? Странные у них здесь извращения в иномирье. Про разные сексуальные девиации много всего слышал, но про такое первый раз. В чем удовольствие кушать, когда другие смотрят? Может главный кидает на пол кости обглоданные, а они дерутся за них, словно голодные псы? Нет, не похожи они на голодных, в отличии от того голозадого пацаненка, которого едва Герб не сбил. Сытые довольные рожи, особенно у сидящих за столом. У всех, кроме одного, которому место выделили на особицу с краю. Сходство парня с Гербом просто поразительно, разве что размерами чуть уступает. Но даже так он был на голову выше остальных, про размах плеч и говорить не стоит.

Вот ты какой, брат. Что же глаза потупил… Неладное почуял? Не таким тебе виделась бандитская вольница или перед старшим стыдно, что за тобою пришел, готовый вынести любое дерьмо в виде насмешек и оскорблений.

Пока же ржали надо мною одним, вернее над моей клоунской шляпой, а мне что, в первый раз – стоял и легко улыбался в ответ. Унижение тогда срабатывает в полной мере, когда сам чувствуешь себя униженным. Я же чувствовал себя прекрасно, словно посетитель зоопарка, остановившийся перед клеткой с орущими макаками. На голове шляпа детектива, о которой мечтал последние годы обучения, на поясе настоящий кольт «Питон», о котором не мечтал, но который приятно грел бок холодом вороненой стали.

Эти дурни даже не удосужились нас разоружить. Или так надеются на ту парочку, что расположилась в окошке под потолком и теперь не сводит с нас глаз? Зря они… Ладно я, много не навоюю с шестизарядным револьвером, но МакСтоун реальных псих, к тому же крайне опасный, когда вооружен. Он и гранату достанет, никто не заметит, и с двух рук палить начнет по-македонски. Я даже знаю, кому первые пули достанутся - той парочке под потолком.

Отсмеявшись, блондин потянулся к белоснежной салфетке и приложил к губам. Не вытер усердно, как это водится у простых людей, а элегантно промакнул и отложил в сторону, пальцами с хорошим маникюром. А еще у главаря имелось много украшений: тех же перстней три штуки, две цепочки, серьга в ухе, но без излишеств. Красная рубашка расстегнута едва не до пупа, обнажая безволосый торс.

- Чего тебе опять надо? Зачем пришел? – проговорил он устало и откинулся на высокую спинку стула. -Еще и клоунов этих с собою притащил.

- Я перечислил ранее обговоренную сумму…

- Да, - тут же перебил Герба блондин, – перечислил, и что дальше?

- Но мы договаривались…

- О чем мы договаривались?

- О том, что позволишь брату уйти.

- Брату? – блондин начал недоуменно осматриваться. – Какому брату? Хесус, ты видишь его брата? - обратился он к соседу справа – хмурому мужику с бугристым лицом, сплошь изъеденному оспинами. – Странно, и я не вижу. Может быть ты, Диего, что-то слышал о его брате? Нет? Удивительно… Кто-нибудь знает, какого-такого брата ищет наш дорогой гость?

По залу пробежали легкие смешки, один Авосян младший сидел, не поднимая головы. Эх и паразит мелкий, офицерский ремень по тебе плачет.

- Видишь ли в чем дело, уважаемый, - обратился снова блондин к Гербу, - нет здесь твоего брата, в другом месте ищи.

- Мы договаривались…

- Ах ты ж кусок говна! Хочешь сказать, наш босс лжет, - взревел тот самый Хесус с лицом пористым, что поверхность блина. Разъяренный, вскочил со стула, схватился за кобуру. Я почувствовал, как рядом напрягся Том. Только бы не сглупил, только бы не сглупил…

- Тихо-тихо, - блондин в повелительном жесте поднял руку, и цепной пес мигом успокоился: сел на стул, порыкивая отдельными ругательствами. – Я надеюсь, наш гость неправильно выразился. Такое иногда случается: плохо выспался или устал с дальней дороги. Никто не может обвинить Матео Сантэлло в том, что он нарушает договоренности. Я прав?

- Прав, - хмуро пробасил Герб.

- Вот видишь, дорогой мой Хесус, прежде шума надо разобраться. Наш уважаемый гость просто ошибся, а ты сразу, кричать, матушку мою беспокоить.

Матушку? Как же сразу не заметил пожилую женщину, что сидела за столом на инвалидном кресле. Может, потому что находилась с краю, и практически не шевелилась: лишь слабое подергивание морщинистой руки на подлокотнике. Судя по отсутствующему взгляду, сухонькая старушка давно видела дорогу в небесах.

- Договоренность наша, уважаемый Гербер, была простой: ты приносишь деньги, а я с тобою разговоры разговариваю, большего никто не обещал. Мы люди свободные, терпеть не можем принуждения. Вот и наш новый брат волен сам выбирать, где и с кем находиться. Что скажешь, Левон, хочешь обратно в золотую клетку?

Все взгляды уставились на Авосяна младшего, что сидел особняком. Парень мотнул головой, а глаза его продолжали безотрывно изучать содержимое тарелки. Стыдно – уже хорошо, может что-то дошло до бестолковки. Но сегодня мы его не вытащим - точно, если только не случится внезапного чуда.

А блондин, тем временем, продолжал разыгрывать спектакль, явно получая удовольствие от всего происходящего. Он даже встал со своего места, и вышел из-за стола демонстрируя обтянутые черными штанами ноги. И этот факт едва не сразил наповал. Ко многому был готов: к гламурному блондинчику в роли главаря банды вместо сурового мужика, к переполненному антиквариатом дому вместо брутальной берлоги, и даже присутствие больной мамаши в инвалидном кресле вписывалось в рамки допустимого. Но лосины? Совсем уж нелепо. А красавчик вышагивал вдоль стола, словно так и надо, демонстрируя всем желающим свои выпуклости.

- Брат - это больше, чем родня по крови, брат - это родня по духу, а что для духа главное?

В ответ тишина, однако блондина это нисколько не смущает. Похоже, привык играть в театре одного актера.

- Для духа главное - свобода. То самое слово, которое вам, аристократам никогда не понять. Живете, скованные условностями: дружите по расчету, женитесь по указке, работаете, где папенька прикажет. Вы даже врагов заводите исходя из меркантильных интересов клана, а не повелению сердца. Так чем существование ваше лучше рабского?

Блондин замер напротив, приподняв руку в красивом жесте. Осталось положить в ладонь череп и можно читать монолог Гамлета.

- Живете, что псы в золотых клетках, на вечном поводке, а стоит одному вырваться на волю – воете всей стаей. Что глазенками сверкаешь, боевик? Зацепило сравнение с кобелем? Скажи спасибо, что не с сукой.

Толпа послушно заржала, а стоявший рядом МакСтоун едва заметно покачнулся.

- О-о, не стоит толкать его, Герберт, пусть мальчик прыть свою покажет. Ну, чего молчишь, или обучен гавкать лишь по приказу? Привык всю жизнь на поводке сидеть.

- Встретились бы при других обстоятельствах, - зло процедил Том. Хотя какой там зло, он был просто в бешенстве.

- Что? – блондин приложил ладонь к уху. – Тяф-тяф? У щеночка зубки режутся? Какие тебе условия еще нужны: папенька с маменькой за спиной и куча телохранителей? Вот я, стою перед тобою, ну? – Матео даже руки развел в стороны.

Эх и придурок. Он что думает: расстояние в десять метров для МакСтоуна критическое? Или рассчитывает, что смеющиеся под потолком рожи успеют среагировать на движение? Вот сильно сомневаюсь: МакСтоун днями напролет ходил по казарме с кобурой, тренируя кисть. Разумеется, с полновесным макетом, а не боевым – Джанет строго следила за соблюдением правил.

- Посмотрите на него, вырядился как последний спецназовец, - Матео продолжал давить, нащупав слабое звено. – Сколько оружия, сколько оружия, вселенная! Пистолетики есть, гранаты, даже бронежилет напялил. Настолько было страшно идти на встречу к хулиганам? Кого испугался: меня или может быть мою матушку?

И снова привычный смех зрителей. А Матео подошел к сидящей старушке и галантно поцеловал покрытую пигментными пятнами руку. Та – ноль внимания, водянистые глаза бессмысленно уставились вдаль.

- Вот я стою перед тобою, один и без оружия. Ну, что сделаешь? Дуэль предложишь или за пистолетик схватишься?

- Дуэль для равных, - буквально прорычал Том, и снова покачнулся. Теперь я понимал, что тому служило причиной – толчки Герба. Великан пытался успокоить приятеля, раз за разом пихая пудовым кулаком в бок.

- Ах вот оно как… для равных. А мы, стало быть, не ровня? – блондин обвел взглядом присутствующих. Следом по залу пронесся недовольный ропот. – Мы, стало быть, отребье?

И тишина, звенящая перед бурей…

- В глаза смотри, сучье племя! – взревел вдруг блондин хищным зверем, а вены на висках вздулись от напряжения. Переход от ласкового и заботливого хозяина в бушующего гневом монстра был столь резким, что я вздрогнул поневоле. – Возомнили себя хозяевами мира, где все давно распределено? Самыми лучшими и умными себя считаете, да?! Мы вас еб.ли и еб.ть будем многократно, запомни это – недоносок, ублюдочный выкормыш. Для равных… Посмотрите на этого вырожденца, жертву вековых инцестов. Я скажу, кто тебе ровня. Дружок твой в клоунской шляпе, и такие как он - ебу.ие, несмешные клоуны.

Все, конец… МакСтоун точно выстрелит и даже марионетка не спасет. Интересно, Тварь будет тормозить время перед лицом неминуемой смерти, чтобы указать на каждого второго в комнате? Нашпигуют свинцом за милую душу, даже дернутся не успею.

Закрыл глаза и глубоко вздохнул. Вселенная, знал же, что от МакСтоуна лучше держаться подальше. Но… ничего не случилось. Том не схватился за ствол, Матео продолжал орать про трахающих своих матерей и сестер ублюдков, а я все еще дышал воздухом, пропитанным запахом песка и жаренного мяса.

Что-то сломалось в моем представлении о мире или земной шар перевернулся? Раньше бы МакСтоун за любое упоминание о матери в глотку зубами вцепился. Поворачиваю голову и вижу гуляющие желваки на скулах парня. Глаз нет – вместо них черные дула пистолетов. Матео даже не понял, что только что обрел смертельного врага. Это тебе не Герб, которого сдерживает младший брат и врожденная мягкость характера. МакСтоун, если выберется из заварушки, городок с лица земли сотрет, вместе с любыми воспоминаниями о Ла-Сантэлло. Как бы не дошел до свидетелей своего позора. Авосяна не тронет, потому как равный, а мне устроит смертельное ДТП, чтобы лишнего не сболтнул, о том как матушку его грязью поливали, а он стоял и ничего не делал.

- … трусы все до одного, потому что рабы от рождения, - прооравшись, Матео начал понемногу успокаиваться. Сбавил обороты речи, перестал ходить из стороны в сторону, и наконец встал напротив, тяжело уперев кулаки в столешницу. – Аристократишки давно забыли, что значит рисковать: ходить по лезвию ножа и ждать выстрела в любую секунду. Для риска нужна сила духа вольного орла, а не болеющего рахитом льва, что всю жизнь просидел в вольере. Ваши далекие предки может что-то и знали об этом, вы же – сплошь вырожденцы. Ушло ваше время, пришла пора уступить место под солнцем молодым и голодным.

Это он-то голодный? Пускай расскажет об этом голожопому карапузу на дороге. Пацаненок в жизни столько еды не видел, сколько сейчас было на столе. А ведь больше половины не съедят, псам скормят или того хуже – выкинут на помойку, где тот же карапуз подберет, если успеет, конечно.

- Чего лыбишься, клоун? Да-да, с тобой разговариваю, который в идиотской шляпе. Я что-то смешное сказал?

Действительно, улыбаюсь, только вот мало веселья было в той улыбке. И как так вышло, что не уследил за эмоциями?

- Нервное, - говорю и делаю непроницаемым лицо, но поздно - хищник почувствовал цель. Одного сольного выступления артисту маловато, хочется продолжения. Тем более, что зрители вокруг зашептались, предвкушая новое представление.

- Вы слышали, он нервничает, – Матео обвел взглядом толпу. В зрачках его заплясали бесята, предвкушая легкую поживу. МакСтоун хотя бы выглядел солидно, а я кто - клоун в шляпе?- Не бойся нас, мальчик, мы люди добрые. Хочешь фрукт, возьми со стола.

Апельсин был тут же изъят с блюда Диего, что сидел по левую руку. Толстяк протянул оранжевый плод и по-доброму так заулыбался. Дескать, подойти сюда малыш, возьми вкусняшку. Чернявая девица, стоящая за спиной главаря, хищно облизнулась: знает чертовка, чем развлечение с фруктом закончится.

Смотрю на главаря, вежливо так произношу:

- Я не боюсь.

- Хочешь сказать, что я ослышался, как и десятки людей вокруг? - Матео обвел рукой, хотелось сказать: комнату, но нет, скорее зрительный зал.

- Воронов, - попытался цыкнуть на меня Авосян. Ох и балбес, зачем настоящую фамилию сообщать окружающим или это он от неожиданности ляпнул. Не переживай, Герб, все нормально будет. Я так, пообщаюсь маленько, без последствий. Чувствую, как по телу пробегает легкая дрожь - это адреналин, волнами расходится по кровеносной системе организма. Мысли приобрели воздушную легкость, а тело стало необычайно гибким, пружинистым, готовым сорваться в бой в любую секунду. Какая там коленка, даже не чувствую простого покалывания. До чего же прекрасные ощущения, наполненный силой и энергией.

- За меня додумывать не надо, - сообщаю Матео, с трудом подавляю неуместную веселость в голосе, до того распирало. – Про страх ты сказал, не я.

- Смелый значит? - Матео вышел в центр комнаты. Хотел это сделать медленно, величаво, но под конец сбился на быстрый шаг. Оно и понятно: у него тоже в крови коктейль эмоций: бушует и требует выхода. Хочется прилюдно наказать наглеца, но простым мордобитием это не сделать. Сам задрал планку до высокого искусства, организовав театральное представление. Теперь думает, как сделать сие действо поизящнее, чтобы с фантазией вышло.

Встал напротив, но близко подходить не стал, сохранив расстояние в три шага. Только сейчас заметил белую нитку шрама на смуглом лице, что тянулся от мочки уха вниз - по скуле, словно неизвестный пытался срезать маску с лица, но так и не довел дело до конца. Поди тоже был режиссером, обожавшим местечковые спектакли. Гребаные театралы!

Вспомнил Гочу и его брата, вспомнил десяток других отморозков, про которых слышал или имел несчастье видеть в родном мире. Все они были склонны к эпатажу в той или иной степени, у кого на что фантазии хватало. Митяй по прозвищу «Страйкер» любил, к примеру, избивать неприятеля в битой: не подделкой какой, а самой настоящей, привезенной якобы из Америки. И орал он заморское слово «страйк», когда с разбегу опускал дубинку на череп очередной жертвы. Сомневаюсь, что он понимал значение термина, как и правила бейсбола в целом, но имя себе сделал. Его так и нашли по весне, полуразложившегося с любимой битой, восточнее городских садов.

Был еще известный нарколыга по кличке «Бидон». Почему так, а не иначе, достоверно никто не знал. Многие утверждали, что за внешнюю схожесть с названной емкостью: здоровый, с широким горлом, в которое обильно заливалась любая спиртосодержащая жидкость. Бидон… По мне так больше на книгочея был похож. Очень он уж Горького любил, точнее одно его произведение.

- Буря! Скоро, грянет буря! – бывало, звучали известные строки из сумрака подступавшей ночи. И пацаны молча переглядывались, мол опять Бидон нажрался. Лучше с лавочек уходить, а то сигареты начнет клянчить и докапываться по мелочам. Нас раньше не трогал, потому как знал всех дворовых в лицо, но после иглы окончательно рассудком помутился. Мог накостылять даже лучшему другану, приговаривая:

- И гагары тоже стонут, - им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни.

Пропал он по весне. Поговаривали, что на заработки в Москву подался, но лично я больше верил в версию, что скопытился Бидон от передоза, и лежал сейчас подгнивший в одном из подвалов или под теплотрассой у дачного массива.

Многих еще мог вспомнить и привести в пример, и стоявший передо мною блондин ничем не отличался от прочих. Тот же Бидон был куда более колоритной фигурой, только штаны в обтяжку не носил.

- Не боишься значит, - повторил Матео, буквально прожигая меня взглядом. – Раз смелый такой – докажи, или только тявкать способен, щеночек?

- Воронов, - прошипел Авосян, но я его уже не слушал.

Опустил руку к кобуре и аккуратно, двумя пальцами, извлек револьвер наружу – тяжелый… Среди публики началось волнение, послышались шепотки, а за спиной блондина возникла фигура Хесуса, того самого мужика, чье лицо изъедено оспой. В отличии от босса он не пытался играть в крутого и невозмутимого, давая понять – лишнее движение и дырка в голове обеспечена. Я и не дергался. Делал все нарочито медленно, без резких движений. Убрал барабан в сторону и высыпал патроны в протянутую ладонь. Все, кроме одного, засунул в узкий карман джинсов, а тот единственный демонстративно вставил обратно, с щелчком вернув барабан в исходную позицию.

- Шестизарядный револьвер с одним патроном, - провозгласил громким голосом для всех присутствующих. - Правила игры просты: ты и я, крутим барабан, по очереди приставляем ствол к собственному виску и жмем на спусковой крючок. Максимум - шесть попыток, минимум – одна. Готов испытать удачу на равных?

Тишина… Народ пытается переварить услышанные правила русской рулетке. Я же любуюсь легкой растерянностью, возникшей на лице Матео. Над отдать должное, с эмоциями совладал быстро, бросив резкое:

- Проверь.

Хесус вышел из-за плеча начальника, взял протянутый кольт: повертел оружие, крутанул барабан. И вдруг вытянул руку в сторону стены, где стоял одинокий зритель – мужчина лет пятидесяти с сигарой, зажатой меж пальцев.

Щелчок… щелчок… грохнул выстрел. Сквозь звон в ушах услышал женский визг, кто-то громыхнул посудой. Мужчина с сигарой нервно посмотрел на дыру, что образовалась в полуметре от головы. Спешно вставил скрутку в зубы, словно забыв, что та не тлеет. Одна мать-старушка не поддалась эмоциям, продолжая безучастно наблюдать за происходящим.

- Первый раз такой вижу, - Хесус поднес ствол к носу и глубоко вдохнул запах пороха. Кажется, или уголки рта дрогнули, обозначая мечтательную улыбку? – Откуда волына?

- Сто двадцать восьмая.

Мужчина никак не отреагировал на полученную информацию. Опустил кольт, и твердой походкой направился ко мне. Встал так близко, что без труда можно было разглядеть каждый бугор на изъеденной болезнью коже. Протянул руку, и я понял его без лишних слов, ссыпав оставшиеся патроны в загрубевшую от мозолей ладонь. Хесус каждый повертел в пальцах, один так и вовсе посмотрел на свет. Вставил парочку в барабан и снова досталось боковой стене, что обзавелась новыми дырками. Только вот любителя сигар поблизости не оказалось: мужчина благоразумно удалился за спины основной массе зрителей.

- Нормальный ствол, подвоха нет, - вынес наконец свой вердикт Хесус и протянул револьвер Матео. Тот взял с гримасой отвращения на лице, словно то не оружие было, а дурно пахнущие экскременты. Чем так недоволен блондинчик: ожидал другое услышать? Подвел Хесус, вынудив играть в смертельно опасную игру?

Я оказался прав, Матео не спешил принимать условия, протянув лениво:

- И зачем мне это?

- Проверка на смелость.

- Что сказал? – прогнусавил он со знакомыми нотками, неоднократно слышанными в начале уличной драки. – Ты, вошь мелкая, смеешь сомневаться в моей смелости?

- Как и ты в моей.

Мгновение и дуло родного револьвера смотрит прямо на меня. МакСтоун слева притих, но уж лучше бы дергался. Он сейчас, как хищник перед прыжком, одно микроскопическое движение и заваренную кашу не расхлебать.

- Что мне помешает убить тебя прямо сейчас?

Хотел сказать ему про людей, что все увидят и запомнят, но лишнее… Он и без того понимает: отказ нанесет непоправимый урон авторитету в глазах подчиненных. Пожалуй, это единственное, что спасает меня от неминуемой расправы, а еще пустой барабан револьвера и оставшиеся три патрона в руках Хесуса. Забыл про них или тщетно ищет выход из сложившейся ситуации, пытаясь спровоцировать на необдуманные поступки?

- Твои слова.

- Что мои слова?!

- Твои слова мешают… про вольного орла и льва в клетке, болеющего рахитом. Про риск, доступный лишь сильным духом.

- Я прекрасно помню, что сказал, - перебил зло Матео. – Хочешь предложить рискованную игру, клоун? Только вот какая штука получается: на что играть будем?

- Ставка – жизнь, разве этого мало?

Блондин рассмеялся в ответ, только вышло у него это как-то не натурально и зрители, почувствовали фальшь: лишь единицы разродились нестройными смешками, большинство же промолчало, предпочитая наблюдать за спектаклем в полной тишине.

- Сравнил, кто ты и кто я. Гребаный аристократишка, которых тысячи ходят по планете, портя воздух и я, человек авторитетный и уважаемый. Не ждущий подачек от власть имущих, берущий все сам, вот этими вот руками. Я решаю…

- Так докажи, назначь цену сверху, - самым наглым образом перебиваю говорящего. Иначе уйдет в темные дебри словесности, заболтает, а когда зрители забудут, с чего оно все начиналось, и вовсе пристрелит. – Сколько надо, сто тысяч золотом, триста, миллион?

- Кому нужны жалкие монеты.

Ах ты ж сука гордая.

- Признание Матео Ла-Сантэлло равным дворянскому роду Авосянов, - фантазирую на ходу.

- Врешь, - зло цедит бандит.

Вру, конечно.

- Герб подтверди, будут бумаги с признанием? – спрашиваю товарища, не отводя взгляда от Матео.

И Герб не подводит, подтверждает, что будут документы, хотя оба прекрасно понимаем: нас скорее расхерачат с бандитами, сметут с лица земли вместе с мусорной дырой, называемой городом, чем Авосян старший решится пойти на такое унижение. Редкой упертости старик, готовый пожертвовать родными сыновьями ради чести клана, одной ему ведомой.

- Чушь, не верю, - тут же взрывается блондин. – Требуется признание дворянского собрания, одного клана недостаточно.

Хорошо, попробуем зайти с другого фланга. Главное - не сбавлять обороты: не позволять перехватить инициативу и не дать соскочить с темы.

- Сигма!

Матео, вошедший было в раж, попытался отвергнуть и этот аргумент, но тут же осекся, а после…

- Солидное предложение, - произнес веско Хесус.

Неужели удалось нащупать трещину? Не знаю, какие у них были взаимоотношения в клане, но то, что правая рука и не думала подыгрывать голове, вполне очевидно. Поэтому давить, давить и еще раз давить, вбив клин в образовавшийся зазор.

- Вам хорошо известно, что мы прибыли на транспорте с установленной сигмой. И так же хорошо известно, что без активации пространственный двигатель всего лишь кусок железа. Если я проиграю, Герб оставит вам коды доступа вместе с машиной.

- Слова аристократа не стоят выеденного яйца.

- Так вышло, что я не аристократ. И да, ты можешь свалить все на…

- Где гарантии?! - заорал вдруг блондин и наступила тишина: резкая и звенящая, в комнате, заполненной людьми. Поразительный контраст, на фоне которого можешь говорить шепотом – тебя все равно услышат. Нет, шептать я не стал, лишь произнес тихо:

- Сто процентных гарантий никто не дает, только смерть в конце жизни. Любишь испытывать удачу, ступать по лезвию ножа, так вот он – твой шанс. Риск велик, но и награда того достойна.

Не я тебя, балбеса, за язык тянул – ходил тут, заливался соловьем. Как говорится американскими копами: «сказано вами, может и будет использовано против вас». Давай, Матео, решайся… Откажешься, репутации будет нанесен непоправимый ущерб. Каждый в зале это понимает: чернявая девица, что кривит красивые губки, мужик - с так и не зажженной сигарой в зубах, Хесус – сохраняющий каменное выражение лица, а самое главное – ты сам.

- И брата ты вернешь в любом случае, вне зависимости от исхода игры, - подвожу итог торгам. - Как видишь, гарантий не требую, целиком и полностью полагаясь на слово главы Ла-Сантэлло… Каким будет решение, уважаемый Матео?

В очередной раз стоит отдать должное блондину, он быстро взял себя в руки. Не стал разыгрывать сцен, орать и требовать пристрелить, да и атмосфера в зрительном зале к тому не располагала. Ты сам виноват в этом, переведя общение в публичную плоскость, рассчитывая заработать лишние очки славы. Теперь расплачивайся, пожиная плоды собственной самонадеянности.

Матео молча обошел стол, подошел к стулу, больше напоминающему трон и зло посмотрел на толстяка, сидевшего по левую руку – Диего, кажется так его звали. Тот так и не донес гроздь винограда до рта, спешно вернув ягоды обратно в тарелку.

- Освободите стол…

Никто не пошевелился, один Диего усердно вытирал губы салфеткой.

- Я сказал: освободили мне стол! - проорал блондин и скинул вниз первое, что подвернулось под руку – большое блюдо с жаренным мясом. Народ тут же очнулся: заскрипели ножками отодвигаемые стулья, захлопотали девушки, спешно убирая еду и грязные тарелки.

- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, старичок, - прошептал стоящий рядом МакСтоун.

Через пару минут все было готово – пустой стол, два стула напротив друг друга и по центру револьвер с одним патроном в барабане.

- Что смотришь, клоун, начинай, - подал голос Матео.

Сжимаю в ладони рукоять тяжелого оружия, прикладываю холодный ствол к виску, но на спусковую скобу жать не тороплюсь.

- Где твоя мать Левон? – говорю и чувствую тяжесть каждого произнесенного слова. Никто из присутствующих не торопится перебивать, молчит и блондин. Трудно спорить и угрожать человеку, готовому брызнуть мозгами в любую секунду. - Почему сидишь здесь, среди чужих людей, Левон? Думаешь, они твоя новая семья. Кто из них готов рискнуть жизнью, когда понадобится помощь? Посмотри внимательно Левон, как Матео относится к родной матери. Сажает за стол рядом, а брату твоему даже места за краешком стола не предложил, под дулами автоматов держит. Неужели не понимаешь - он не его оскорбляет, а тебя унижает. Брат за тебя жилы рвет, против воли отца идет, а ты с хулителями его за одним столом кушаешь.

- Хватит болтать, - не выдерживает Матео, - жми давай, гребаный клоун.

И не клоун я никакой – шляпу давно снял и положил рядом: негоже хорошую вещь кровью портить, да и целится мешает… себе в голову.

Авосяна младшего не вижу, зато он меня видит прекрасно, а главное – слышит. Поэтому киваю нетерпеливому бандиту, дескать: «сейчас, погоди немного», и повторяю свой вопрос:

- Где твоя мать, Левон? Ты можешь не любить отца, но разве только он твоя семья? Подумай над этим, Левон, хорошенько подумай…

И щелчок…

Зал на секунду ожил: зашумел, зашептался на разные голоса и тут же замер, стоило Матео взять револьвер в руки. А что так побледнели господин бандит? Болтать о риске и рисковать, оказывается, не одно и тоже? Жми давай, блондинчик. И тот нажал пальцем с идеальным маникюром и снова щелчок.

Осталось четыре попытки из шести. Интересно, а Тварь появится, остановит время, если пуля выпадет мне? Чувствую кожей касание холодного металла и тут...

Нет, марионетка не почтила своим присутствием и воздух вокруг не загустел, подобно патоке. Просто я вдруг отчетливо понял, что сижу за столом, с приставленным к голове кольтом, готовый собственноручно вышибить мозги.

Мир вокруг стал четким и ясным, словно лихая пелена сгинула. Каждый цвет, каждый оттенок приобрел насыщенность, та же капля вина на столе стала янтарной, необычайно притягательной для глаз. И я услышал многие звуки, на которые раньше не обращал внимание: монотонный гул работающего кондиционера, лязганье железа за дверью, шмыганье чужого носа.

«А где твоя мать, Петр?» - возник простой вопрос в голове. – «Где твоя семья Воронов? Где отец, мелкая вредина Катька и запропавший, но живой брат? Что ты здесь делаешь, ради каких таких целей уверенно прешь на амбразуру, будто бессмертный. Какого рожна творишь, Петруха?! Совсем мозгами расслабился под прикрытием марионетки, почувствовав собственную неуязвимость? А ну как не появится она или того хуже - появится, что делать тогда станешь? Скажешь: извините, дальше не играю? А те такие кивнут головами, дескать все понимаем, Петр Сергеевич, берега попутали малость, с кем не бывает. И отпустят на все четыре стороны. Они, конечно, отпустят… И если сам не решусь на курок нажать, обязательно помогут.

Господи, что я творю?