Право убийцы

Глава 7

Я несколько раз моргнул, полагая, что мне причудилось. Потому что на первый взгляд комендант напоминал обыкновенного человека: лысый, крепко сложенный, в чёрных ботфортах и мундире — явно военного образца. Однако, стоя лицом ко входу, он вдруг повернул туловище на сто восемьдесят градусов. Да так быстро, что подумалось, что он свернет себе позвоночник. Раздался звук, характерный для работы пневморычагов. К двери потянулся бионический протез руки, лег на ручку, и пальцы с неприятным щелканьем соединились.

Дверь закрылась.

Когда комендант развернулся обратно, я увидел совершенно белое и безжизненное лицо, по овалу которого шел рваный шрам. Выглядело так, будто комендант носит кожаную маску, и кто-то присобачил ее ему на лицо степлером. Он зашёл в комнату, прихрамывая и опираясь на трость, на навершии которой застыл небольшой череп невиданного зверя. Я сразу заметил на другом конце трости съёмный колпак-чехол, почти наверняка прятавший именно лезвие клинка.

— Подъем, бездельники, поужирались до поросячьего визга… не понял, а какого лешего у вас свет горит! Что за посиделки⁈

Голос действительно был электрический и шел отнюдь не из рта коменданта. Какой там, губы его даже не шевелились, а лицо оставалось каменным и таким же безжизненным, как прежде. Звук шел из динамика, прикрепленного к груди. А что касается его слов, то, судя по всему, комендант был прекрасно осведомлён о вечеринке кандидатов. Он с ходу лупанул тростью по одеялу, под которым прятался Дуда, и попал по голени.

— Или вы, паршивцы, думаете, что я вам дам отлеживаться, чтобы вы, утырки, сил набрались перед специализацией⁈ Морковку вам в задницу!

— Ай-ай! — заверещал сосед, одеяло зашевелилось.

— Вот тебе и ай, вы сюда что, на санаторий прибыли? Пахать у меня будете, разгильдяи, мне из вас мужчин делать, замену себе растить! — проревел динамик на груди коменданта.

Он резко обернулся к моей кровати, и в меня впились безжизненные глаза, тоже протезы. Зрачки светились красными точками вмонитрованных объективов камер. По всей видимости, от них сигнал поступал в мозг. Похоже, головной мозг был единственно живым в его теле. Комендант взял динамик и поднес его ближе к моему лицу.

— Ты на него посмотри, воробушек! График тебе, значит, не писан⁈ В жопе ветер, в поле дым? Какой самоуверенный прощелыга!

Взмах, и в меня полетела трость. Я вскинул руку и поймал трость в паре сантиметров от своего лица. Поймал с трудом, потому что скорость, которую развивали протезы, впечатляла.

— Я просто раньше встал, не думал, что это станет для кого-то проблемой, — спокойно сказал я, не отводя взгляд от глазков камер.

Комендант хоть и не отреагировал внешне, однако резко замолчал. Впился в мои глаза своими протезами, красные огоньки загорелись ярче.

— Отпусти трость, — проскрежетало из динамика.

Я не стал удерживать трость, хотя мог в любой момент переломить ее пополам, но надо максимально соответствовать образу кандидата.

— Простите, — я счел нужным извиниться, хотя бы и держурно, портить отношения с этим киборгом мне не с руки.

Боковым зрением я видел, как дрожал Дуда, выглядывая из-под одеяла. Подумалось, что комендант сейчас взбесится, для него я очередной воробушек-сопляк, что-то о себе возомнивший. Но ничего подобного не произошло, мне даже показалось, что из динамика послышалось «крайне недурно», но так тихо, что я различил даже не сами слова, а будто какой-то намёк на них.

Нисколечко не удивлюсь, если среди всей кучи электроники, работающей как единый сложный механизм, найдется место функции сканера. Надо отдать должное местным инженерам, в моем мире ученые были далеки от подобных прорывных решений и технологий. А как бы такие разработки помогли нашим ребятам-ветеранам, которые, оставшись без конечностей, лепили себе вместо рук и ног деревянные протезы. Но сказав «а», говори «б» — наши лучшие умы были заняты тем, что сражались с тварями разломов и не могли позволить себе такую роскошь, как работа в лаборатории.

— Чьих будешь, соколик, и откуда ты прибыл к нам? — прорычал комендант, анализируя меня, как сканер, своими глазными протезами.

— Вронский Марк, город Ростов, — озвучил я известные вводные, хотя насчет Ростова не был уверен до конца, ничего кроме акцента меня с этим городом не связывало, да и тут я полагался только на то, что сказал ушлый таксист.

— Он сирота и бездарный, Викентий Самуилович, на вчерашнем сборе отсутствовал, про обход не в курсе и с порядками нашей академии не знаком, — решил вставить свои пять копеек Дуда, отчеканив слова на военный лад.

Я покосился на соседа — вот хрен Дуду поймешь, он меня сейчас выгораживает или наоборот, засаживает? Но за наводку мерси, раз на сборе меня не было, то буду ссылаться на это, как на обоснование собственной неосведомленности. Надо только придумать легенду, которая бы объяснила мое отсутствие не только ночью, но и днем… Да такую, чтобы звучала более или менее правдоподобно.

— Цыц, Иванов, тебя не спрашивают! — перебил комендант и зашипел: — Приютский, значит, посмотри на него, сиротинушка Вронский… видел бы тебя отец, стыдоба!

Вот и про родителей понятно стало, близкой родни у меня точно нет, раз приехал из приюта. Один вопрос решен, но сразу возник другой — раз комендант знал моего отца, то почему меня самого видел впервые. Впрочем, прикрываться отцом здесь действительно не получится, да я и не собирался.

— А ну-ка приняли упор лежа, куропатки, оба!

Дуда тотчас вскочил с кровати и упал на пол, встав на кулаках. Сосед не только словом, но и делом показывал, что хочет остаться в академии. Поэтому угодничал настолько, что язык едва не торчал из заднего прохода этого киборга.

— Тебя тоже касается, Марк!

Я с секунду поколебался, но встал на кулаки рядом с соседом. Раз назвался груздем… а дальше по тексту.

— Пошли отжиматься, сморчки! С хлопками, морковка вам в задницу! И р-ряз!

Следующие минут пять мы только и делали, что пыхтели, выполняя повторения, и хлопали почти синхронно. Комендант считал, взяв довольно высокий темп. Терпеть ненавижу, когда мне указывают, но чего только не сделаешь ради дела. Я видел, что полноватому соседу тяжело даются отжимания с хлопками, тем более — на скорость. Он постепенно начал отставать, сбился со счету, и хлопки зазвучали реже и тише. Мне чуть легче давалась нагрузка, как менее габаритному из нас двоих, но привычная легкость в руках все же отсутствовала, хотя темп удавалось держать. Но чем дальше, тем больше комендант уменьшал паузы между повторами. Ясное дело — ждёт, когда мы выдохнемся!

— И — семьдесят тр-ри! И семьдесят… жопы не поднимаем!

Дуда, лицо которого превратилось от напряжения в спелый помидор, а глаза за малым не вылезли из орбит, первым рухнул навзничь, совершенно обессиленный. У меня сил осталось чуточку больше, но руки уже дрожали. Усталость комендант расценил по-своему и врезал тростью мне по пальцам.

— Теперь на одной руке, хлюпик!

Я попытался сделать повторение, но не удержал равновесия и упал лицом в пол. Сил все-таки не осталось. С минуту мы лежали в тишине, тяжело дыша, а потом комендант нагнулся и сунул свой нагрудный динамик в лицо сначала мне, а затем и Дуде.

— Охламоны, а ну, подъем! Противно на вас смотреть, не бойцы, а виноградный жмых, хвать меня за яйца!

Мы поднялись. Дуду, который еще и на грудь накануне принял, пошатывало от усталости. Я не чувствовал рук, мышцы забились. Комендант внушительно кивнул, видимо, удовлетворившись итогами трепки. Подошел ко мне, и резко сблизившись, впился в меня угольками протезов.

— Почему отсутствовал на сборе? Думаешь, раз за тебя государевы деньги уплочены, то можно дурака валять?

— На то были свои обстоятельства, — спокойно сказал я, ну как, спокойно — грудь бешено вздымалась из-за сбившегося дыхания, и слова давались с трудом. — Не имел цели доставлять кому-либо неудобств.

— Допустим, неудобства ты доставил только себе. Вчера выдавали питомцев, и лучших тварей уже забрали, а какой чистильщик без хорошего питомца, — комендант резко отстранился. — Спрашивать, где ты был, не стану, все равно не ответишь.

— А еще он, фу-у-х, спрашивал про Голицыных, Викентий Самуилович, фу-у-х, — снова встрял Дуда, надувая щеки и корчась от отдышки.

Комендант промолчал, ещё поизучал меня, а потом на удивление спокойно сказал:

— Еще раз что-нибудь всплывет в связи с твоим именем, Марк, и я не посмотрю на заслуги твоего отца, вышвырну тебя еще до специализации.

— Понял, — я спорить не стал, если судить по фактам, то виноват сам.

— От Голицыных держись подальше. Будь моя воля, и я бы выпер эту семейку из академии, вот только кто станет слушать старого ветерана… — из динамика послышался вздох.

Предположение, что дерганный сопляк с завышенным самомнением — студент, подтвердилось. Значит, его сестренка тоже здесь учится, и мы наверняка еще свидимся. Тем временем Викентий Самуилович повернулся к моему соседу.

— Ты во сколько вернулся, шалопай, что от подушки отлепиться не можешь? Выговор хочешь схлопотать? Так это всегда пожалуйста!

— Мы с Марком вместе вернулись, вернее, не вместе, а почти в одно время, чуть позже полуночи, — закудахтал сосед, как курица на насесте, сочиняя на ходу. — Я уже встаю, Викентий Самуилович, просто вы же вчера сказали, что нельзя раньше подъема просыпаться, и я выполнял.

Я подметил, что у меня про время возвращения комендант не спросил.

— А если я тебе скажу головой об стену удариться? Или на руках ходить?

— Ну если надо… — Дуда не договорил, по макушке тотчас прилетел удар тростью.

— У чистильщиков должна быть своя голова на плечах, мы одиночки, и единственное, что каждый из нас обязан выполнять — написанный кровью Устав!

— Виноват, исправлю, — выпалил сосед, трясясь как осиновый лист.

— Исправит он, кто же тебя, такого непутевого, в академию послал? — комендант презрительно хмыкнул.

Я никак не мог привыкнуть к контрасту совершенно безэмоционального лица и то язвительного, то саркастичного, то просто мрачного голоса из динамика.

— Вообще-то у меня дар воспламенения, Викентий Самуилович! — возразил Дуда с обидой в голосе. — Контактного!

— Хренактного! Пока ты свое воспламенение применишь, первая же гончая тебя на куски порвет! И я для тебя — комендант Косорылый, кандидат! Викентия Самуиловича за воротами оставьте, морковка вам в задницу! И свои имена забудьте, сегодня вам позывные получать и по факультетам распределяться!

— Как — сегодня, Викентий Самуилович? — изумился Дуда, причём настолько, что по стойке смирно встал. — У нас же на послезавтра запланировано…

— Каком кверху, Иванов, посмотрим, чего вы на деле стоите, и как в таком состоянии распределитесь по факультетам, — Косорылый хлопнул Дуду по плечу своим тяжелым протезом, отчего сосед пошатнулся. — Не ссы в компот, там повар ноги мыл. Из тебя выйдет отличный тыловик, будешь своим контактным воспламенением сухари сушить.

Косорылый не смеялся. Голова киборга резко повернулась — комендант посмотрел на настенные часы.

— Кстати, кандидаты, — Косорылый вдруг достал из кармана пиджака надломанный ножик. — Чье это добро, не в курсе?

Лезвие ножика было обуглено и покрыто копотью. Вспомнилась странная черная субстанция в трещинах статуй. Похоже, кому-то хватило мозгов сунуть нож в одну из трещин и попытаться подковырнуть. Из этого следовало, что комендант в курсе по ЧП со стражами, но ничего не говорит. Возможно, поэтому и обходит комнаты, чтобы выяснить, кто последним заходил в здание.

Лицо Дуды вытянулось при виде ножичка, он как-то разом побледнел, плечи опустились. И я подметил, что это не ушло от коменданта.

— Мы не в курсе, — заверил я, переключая на себя внимание. — Что-то случилось?

— Случилось… — послышался вздох из динамика. — Неприятности случились. Ночью зафиксировали сильнейший энергетический выплеск. Возможны очень серьезные последствия. Настолько серьезные, что наши ворота…

Комендант не договорил, потому что моему соседу хватило мозгов его перебить:

— Викентий Самуилович, — выпалил Дуда и затыкал в меня пальцем. — Это он статуи сломал!

Приехали… я разочарованно вздохнул. Захотелось хлопнуть себе по лбу. Понял я, что сосед у меня с гнильцой, но чтоб настолько! Его даже за язык никто не тянул.

— А ты откуда о статуях узнал, паршивец? Брешешь, падла, что вернулся сразу после полуночи? До утра шлялся?

— Это не я, Викентий…

— Комендант Косорылый, курсант. Заруби себе на носу, или это сделаю я!

— Так точно, Дуда вжал голову в плечи и зажмурился, ожидая нового удара тростью.

— Ты мне ещё по ушам ездить вздумал, сопля зеленая? Какой Марк, если он бездарный. А с твоим даром воспламенения только горшки за чистильщиками мыть! Да там всего совета академии не хватит, эти изваяния поломать, — он резко обернулся ко мне и погрозил железным пальцем у самого носа. — Ты, значит, его прикрываешь, и мне ничего о поломке не сообщил? Ничего, за ложь вы у меня ответите! Оба! И если узнаю, что хоть кусочек от статуй себе замылили и это ваш нож, то выпорю как сидоровых коз. Мы в разломы спускались, в самый ад, а вам все хиханьки да хаханьки!

Интересно, зачем кому-то могли понадобиться кусочки статуй? Очевидного ответа не нашлось, но, как стало понятно из слов коменданта, кто-то эти самые кусочки попытался отковырять ножичком. Не вышло, но это уже другое дело. Конкретно меня смущали не вандальские попытки растащить статую по кускам, а слова Косорылого о неком энерговыплеске. Опять же, судя по сказанному, выплеск случился за некоторое время до того, как статуи пришли в негодность. Иначе комендант бы так и сказал, что дело было утром.

— Так а что за выплеск? — спросил я.

— А это не твоё дело, Вронский. Ты думай, как специализацию получить, а то пролетишь как фанера над Парижем, никто не посмотрит на твою квоту.

Он снова тем же манером взглянул на часы и зашагал к выходу из комнаты рваными шагами. Я проводил его взглядом, подумав о том, что Косорылый оказался отличным мужиком. Не знаю, что его так все боялись. Военная выучка из него так и перла, хоть от прежнего Викентия Самуиловича практически и не осталось ничего, ели говорить о плоти… Пожалуй, именно такими должны быть коменданты, чтобы держать молодёжь в узде.

Дверь захлопнулась, и бледный как стена Дуда стек на кровать.

— Ну вот какого хрена… головой удариться, параши чистить… дебил, сука, ненавижу!

Нет, ну это поразительно. О чём он вообще думает?

— Извиниться не хочешь? — прямо спросил я.

— За что? — искренне изумился сосед.

— За то, что меня с потрохами сдал.

— Ты про это, — Дуда отмахнулся, как от какого-то незначительно пустяка. — Так а кто сломал, я, что ли? С хрена ли мне твои проблемы своими делать? Да и вообще…

Он замолчал, покосился на дверь, как будто боясь, что комендант подслушивает. И прошипел, как змея:

— Короче, брат, это был мой ножичек, понимаешь?

— Твой? — удивился я.

— Угу, я его на вечеринке потерял! А тебе нечего переживать. Во-первых, ты все равно в академии не останешься, а во-вторых, Косорылый прав, ты при всем желании не мог статуи сломать. Ты ж бездарный!

Спор не было смысла продолжать.

— Ты не Дуда, сосед.

— А кто?

— Дура. И за своим хомяком говно убери, — я поднялся и, похлопав паренька по плечу, пошел в санузел.

— Э! Сам дура, слышь! Я Византий! — затарахтел сосед. — Ни хрена, как квотники забазарили! Ты, петрушка, блин…

Я захлопнул дверь, чтобы не слушать. Ванная комната была совсем крошечной. Если расставить руки, то упрешься в противоположные стены. Такой как Гиппопотам здесь даже бы не поместился. Ванны как таковой здесь не было, а вместо нее — шторка из клеенки с выцветшими подсолнухами, а за ней — подобие душевой кабины. Плитка старая, держится на соплях, сантехника ржавая. Я повернул вентиль крана с холодной водой, и, пока вода стекала, разделся. Ушибы и ссадины на теле смотрелись отвратительно, посинели и всячески напоминали о слабости нового тела. Вешать одежду на ржавый гвоздь, вбитый в стену вместо крючка, не стал. Бросил на пол, все равно она больше не понадобится.

Выдохнув, встал под струю воды и закрыл глаза. Мысли были разные, но очевидно одно — ближайшие планы придется скорректировать. Вернее, совместить, осмотр академии буду проводить, одновременно осваиваясь с моей новой ролью абитуриента, то есть, кандидата. Вода здесь была холодной, как прямиком из проруби, то что надо, хотя от холода быстро свело зубы, но мне все равно удалось расслабиться и даже взбодриться. Так, неподвижно, я простоял под струёй ледяной воды несколько минут.

Потом я захотел снять лейку и наконец вымыться с помощью огрызка хозяйственного мыла. Но стоило дотронуться до лейки, как державшийся на соплях крепеж развалился в руках и упал на плитку под ногами. Пришлось присаживаться на корточки, чтобы его поднять. Надо будет сообщить о поломке коменданту. Я коснулся лейки, но рука замерла. Это ещё что?

Плитка на полу, без того потрескавшаяся и старая, после удара сломалась окончательно и немного вздыбилась. Я приметил, что за ней спряталась поблескивающая металлическая полоска. Любопытства ради подковырнул плитку ногтём и обнаружил вмонтированное в пол металлическое клеймо с незатейливой надписью: «Бункер № 7».