Прометей стоял возле входа в огромную пещеру, запрятанную среди скал Сарматских гор, и с наслаждением вдыхал прохладный, чуть разреженный воздух.
Казалось бы, еще совсем недавно любой горный массив вызывал в нем приступы неконтролируемой ярости и желания крушить все подряд. Но тысячелетия, проведенные в виде бесплотного духа в теле смертного, сгладили эмоции. Так что теперь титан, видя какую-либо скалу, неважно, здесь, на Кавказе или в Таврии, не испытывал мучительного желания голыми руками раздавить череп Зевсу, его хромоногому сынку, да и вообще всем обитателям Олимпа.
Один раз он уже проиграл объединенной мощи олимпийцев, даже несмотря на поддержку демонов иных планов. Сам виноват — поддался всепоглощающей жажде мести. Больше допускать подобных ошибок он не желал. А значит, первостепенной задачей является восстановление и преумножение сил. Благо, для этого есть благодатное поле.
Подумать только! Смертные людишки смогли совладать с нежданно свалившейся на них мощью. И не просто совладать! Они научились заглядывать на иные планы, договариваться с тамошними обитателями, пусть и не со всеми. И сумели развить грани своего дара до поистине потрясающих высот! Правда, и тут не обошлось без длинного носа Зевса. Прометей чувствовал, невесомое, едва заметное заклятие, наложенное на потомков Восьмерых.
Как бы титан не ненавидел своего братца — он не мог не оценить изящества решения. Взять и ухудшить память людей настолько, что с каждой новой ступенью развивать дар становилось все сложнее и сложнее. Лишь единицы — самые упорные и талантливые, могли развивать собственный талант до ощутимых размеров, а также прикасаться к чуждой для себя магии. Смертные даже придумали для подобных уникумов прозвище — ментаты. Не подозревая, что изначально ментатом был любой маг.
И теперь вся тысячелетиями культивируемая мощь, все накопленные знания тонким ручейком текут к своему законному владельцу, вытягиваемые созданными им статуями из всех доступных носителей. Сила сама жаждет вернуться, чувствуя более умелого и сильного мага. Конечно, на подобное понадобится немало времени — возможность статуй весьма ограничена пока что скромными силами Прометея. Но все же это лучше, чем прыгать по всей Элладе, вступая в ненужные схватки со смертными магами и привлекая к себе внимание Олимпа.
Но, как и в любом правиле, здесь тоже были исключения. Не все смертные маги оказались неумехами. Некоторые почувствовали, что их обкрадывают и всполошились. А самые сильные смогли сопротивляться. С такими вопрос придется решить лично. И Прометей даже знал, с кого начать.
Александр, бессменный глава клана Энкефал, впервые за, наверное, пару тысяч лет, пребывал в абсолютном спокойствии.
Скрестив ноги на восточный манер, он сидел прямо на горячем песке, не испытывая никакого дискомфорта от палящих лучей находящегося в зените солнца. Выбросив из головы все посторонние мысли, Александр вспоминал события, которые для других людей давным-давно перешли в разряд легенд и сказок.
Их было восемь. Неразлучные друзья, младшие потомки фракийской аристократии. Выросшие вместе, ходившие в одну школу. Такие разные, но вместе с тем связанные узами крепкой дружбы.
Боги тогда были куда более активные, чем сейчас, так что жители Фракии редко обращали внимание на происходящее на Олимпе. Просто приняли как данность, что у жителей горы свои дела, не касающиеся простых людей. Так что не стоит тревожить богов по пустякам. Достаточно не забывать их в молитвах, преподносить дары и стараться не путаться под ногами.
Однако молодость склонна к авантюрам. Поэтому когда со стороны горы раздался ужасный грохот, а земля содрогнулась под ногами и тут же успокоилась, они не смогли сдержать любопытства.
— Слышали? Что это было? — Любопытный, вечно сующий свой нос куда не надо Пиролат встрепенулся.
— Боги опять шалят. Сейчас не поделят что-нибудь, а нам потом опять расхлебывать. — Якостроф не разделял восторга друга. Его семья вообще отличалась особым чувством ответственности.
— А давайте сходим посмотрим?! — Енисис буквально подпрыгивал на месте от распирающего его любопытства.
Не все из них тогда горели желанием проверять, что произошло у подножия Олимпа. Пиролат, Енисис, Танатис, Плойгос и он сам, Энкефал, настаивали, что им стоит обязательно попытаться выяснить, в чем дело. А вдруг это Гефест кует что-то грандиозное?!
Якостроф и Фретотос были против, считая, что дела богов касаются только их, а не простых смертных. И лишь Апостас, самый тихий из них, всегда принимающий решение большинства, не принимал участия в споре. Александр думал, что Парис уже тогда почувствовал зов не ускользнувшего за грань поверженного титана.
А далее случилось то, что случилось. Пораженные юнцы увидели останки Прометея. Почувствовав потенциальных носителей, сила покинула их и втянулась в ничего не понимающих ребят. Сейчас люди считают, что Восьмеро сами подобрали останки Прометея, но на самом деле все было по-другому. Грани магического дара выбрали себе подходящих носителей, а дух надежно угнездился в самом незаметном, самом скрытном из них. Все тогда посчитали, что Парис в силу своей заурядности не получил дара. А на самом деле дух лишь выбрал того, кто сможет лучше всего скрыться от посторонних глаз до поры до времени.
Александр не знал, почему боги пощадили их. Даже если они не сразу поняли, что произошло, то не могли не заметить появление восьмерки смертных магов, пользующихся недоступной ранее людям магией. Возможно, посчитали, что опасности нет. Либо же обезопасились каким-то другим способом — этого Александр не знал. Лишь несколько раз к ним прилетал Гермес, чтобы предупредить — любая попытка соединения двух сил будет жестоко караться. А затем кланы вцепились друг другу в глотки и боги словно забыли об их существовании.
Теперь же, после возрождения Прометея, Александр недоумевал, почему жители Олимпа бездействуют. Неужели не понимают, что потом может стать поздно? Или боги настолько закостенели в своем ничегонеделании, что теперь страшатся перейти к решительным действиям? Александр отказывался в это верить.
В том, что Прометей воскрес, сомневаться не приходилось. Его мерзкие статуи появились по всему эллинскому миру и Энкефал сразу же почувствовал, для чего они созданы. И даже смог подобрать подходящую защиту, чтобы обезопасить свои силы от коварного заклятья, но вот помочь Приближенным не смог. Они поняли, что нужно делать, но повторить защиту вслед за своим лидером не смогли, слишком уж сложна и густо замешана на изначальной силе.
Александр почувствовал едва заметные колебания пространства и открыл глаза. Как раз для того, чтобы увидеть, как в десяти метрах от него открывается овал портала и оттуда выходит высокий мужчина с густой курчавой бородой и светло-русыми, с легкой рыжинкой, волосами. Лицо и тело словно вылеплены гениальным скульптором, а в темных глазах где-то глубоко пляшут едва заметные искорки безумия.
Маг разума, прикрывшись ментальным щитом, не спеша встал и степенно поклонился.
— Приветствую тебя, Прометей. Прости, не могу сказать, что рад встрече.
Титан с интересом посмотрел на человека, чуть склонив голову набок:
— Надо полагать, что ты медитируешь тут, среди песков, в нескольких километрах от города, чтобы обезопасить его жителей? Знал, что я приду.
— Догадывался. Мне пять тысяч лет — это вполне достаточный срок, чтобы научиться делать правильные выводы.
Прометей усмехнулся:
— Пять тысяч, всего то… Для меня ты еще ребенок. Поэтому я дам тебе шанс. Отдай то, что по праву принадлежит мне и я позволю тебе спокойно состариться и умереть.
— Щедрое предложение. Сколько я после этого проживу? Лет тридцать? Для меня это все равно что один день. Знаешь, как говорят у нас, у людей? Днем раньше, днем позже — не все ли равно?
— Умерь свою гордыню, смертный! Ты разговариваешь с богом!
— Ты не бог. Всего лишь титан, которого когда-то люди почитали выше всех олимпийцев.
— Что же… Я здесь, чтобы исправить это досадное недоразумение.
Прометей мгновенно сплел в правой руке убийственное заклинание, вобравшее в себя смесь магии Огня, Смерти и Пространства, и Александр смело шагнул вперед, желая только одного — чтобы кто-нибудь когда-нибудь узнал об этой схватке и воспел в легендах храбрость человека, выступившего против титана.
За последние несколько дней Джамал зверски устал. Маг воздуха прекрасно понимал, что несколько часов спокойного здорового сна помогли бы справиться с усталостью, но вот с этим как раз были проблемы. Дошло до того, что Иерофант старался не спать две ночи подряд в одной комнате и выставлял охрану из Приближенных, помимо целого вороха охранных заклинаний.
Высшее военное руководство спартанского войска очень болезненно восприняло побег Азиза. И многие из них резонно пришли к выводу, что без помощи мага воздуха тут не обошлось, хотя доказать ничего не могли — Джамал не имел дурной привычки оставлять улики.
На ближайшем экстренно созванном военном совете обстановка мгновенно накалилась:
— Не будет ли многоуважаемый иерофант любезен объяснить, как его сестре удалось столь ловко сбежать из под усиленной охраны? Да так, что никто из стражников не помнит солидную часть ночи?
Джамал посмотрел на заговорившего сухого старикана. Один из двух приставленных к армии эфоров и крайне могущественный человек. Маг сам до конца не понимал, какими областями жизни Спарты ограничено их вмешательство и ограничено ли вообще. Среди спартанцев они пользовались безоговорочным авторитетом. Даже цари склоняли головы перед их решением.
— У меня нет ответа на ваш вопрос, уважаемый. Допускаю, что кто-то мог ему помочь. То же сонное зелье можно без проблем купить в храме Гипноса.
— Как у тебя складно все получается! Мои люди уже побывали в храме Гипноса — за последнюю неделю они никому сонное зелье не продавали!
Военачальники загудели, но в разговор встревать не спешили. Когда говорит эфор — остальные молчат.
«Как было бы замечательно задушить тебя собственными кишками, старый ишак», мечтательно подумал Джамал. Безграничная власть эфоров — эта та проблема, которую рано или поздно предстоит решить.
— Уверен, что сонное зелье можно купить не только в храме. Агора в Афинах, по рассказам местных жителей, место, где при наличии драхм в кармане можно купить все, что угодно. И меня начинают оскорблять полунамеки на причастность к побегу сестры. С десяток солдат могут подтвердить, что я не стал противиться воле закона.
— Я не намекаю! Я говорю прямо! — отчеканил старик. — Кто-то из вашей паршивой магической братии помог…
— Осторожнее, эфор! — Джамал позволил ауре полностью раскрыться и даже подлил в нее силы. Все присутствующие в зале инстинктивно шарахнулись в стороны.
— Храм Ветра не подчиняется вашей власти! У меня были договоренности с покойным царем и я намерен следовать им и впредь. Но если ты еще раз откроешь рот и позволишь себе говорить в таком тоне, то все уговоры пойдут прахом, а спартанское войско останется без магической поддержки.
Джамал видел, как нахмурились лица спартанцев. Веками они привыкали безоговорочно верить эфорам и так просто эту зависимость не сломать. Кажется, теперь придется отрастить глаза на затылке. Старик же пошел пунцовыми пятнами от гнева. Никто и никогда не смел разговаривать с ним так.
— Ты смеешь мне угрожать, маг?! Мне, одному из эфоров…
Напряженность в воздухе можно было черпать ведрами. Несколько человек положили ладони на рукояти оружия, а Джамал сплел воздушный щит, готовясь отразить атаку. На этом фоне с грохотом ударившаяся в стену дверь прозвучала словно раскат грома, заставив несколько клинков наполовину покинуть ножны. Чтобы тут же вернуться обратно, едва присутствующие разглядели бесцеремонного гостя.
Высокий и очень широкоплечий. Некрасивое лицо с квадратной крупной челюстью, горбатым носом и близко посаженными глазами. Могучие мускулистые руки и торс. Из одежды — только набедренная повязка и кожаный фартук. Молота при нем не оказалось, но это было ни к чему — все и так прекрасно поняли, кто почтил собрание своим присутствием.
— Славные воины Спарты рады приветствовать тебя, Гефест. — Эфор с удивительным для своего возраста проворством преклонил колено. Следом за ним бухнулись остальные военачальники и только Джамал не спешил проявлять покорность и почтение. Для него, всю жизнь почитавшего совсем другого бога, жители Олимпа все еще оставались мифическими и непонятными существами, к которым стоит относиться с осторожностью, но никак не падать ниц при появлении.
Это не укрылось от Гефеста, однако бог-кузнец лишь хмыкнул, нисколько не оскорбившись подобным неуважением. Прошел вперед, хромая на обе ноги и остановился в паре метров от эфора и Джамала.
— Значит ли твое поведение, что ты явился, чтобы помочь нам совершить правосудие над… — начал было старикан, но Гефест лишь отмахнулся от его блеяния:
— Мне нет дела до ваших смертных дрязг и мертвых царьков. Я тут по поручению моего отца.
— И что же хочет от нас громовержец? — осторожно спросил эфор, чем несказанно удивил олимпийского кузнеца:
— От вас? Ничего. Разве что покажите мне самую крепкую кузницу в городе.
Гефест повернулся к Джамалу:
— Ты ведь уже почувствовал, для чего предназначена статуя, выросшая на храмовой площади?
Маг вздрогнул. О статуе он слышал и уже успел почувствовать, что та тянет силу, в том числе и из магов. Даже поручил Приближенным попытаться ее изучить, но те лишь разводили руками, доложив, что она не поддается никаким сканирующим чарам. Один, самый любопытный, попробовал долбануть несильным боевым заклинанием… За что тут же поплатился, прозевав защитный ментальный ответ. Умереть не умер, но сильнейшее истощение заработал.
— Пока могу только догадываться, кто и зачем создал подобное…
— Отбрось догадки. Статуи создал Прометей. Он пытается собрать силу для того, чтобы бросить вызов Олимпу.
Эта фраза буквально заморозила комнату. Все спартанцы замерли, переваривая услышанное, а Джамал попытался припомнить всё, что ему приходилось слышать и читать об этом титане. По всему выходило, что ничего хорошего ждать от появления Прометея не приходится. Это на родной Земле легенды восхваляют его как защитника и покровителя людей. Здесь же последняя война, развязанная могучим титаном, унесла жизни прорвы людей и едва не разрушила всю Элладу.
— А силу, надо понимать, он будет черпать из магов?
— Все так. Ты ведь не хочешь лишиться своих возможностей? Отец тоже не хочет этого. Мне нужна кузница и пара дней времени.
Кузница обнаружилась в городской черте, неподалеку от пирсов. Достаточно крупная и просторная, с крепкой наковальней и пышущим жаром горном. Кузнец, поняв, кто явился в его мастерскую, лишился дара речи и безо всяких разговоров согласился взять выходные не несколько дней.
Когда полоска стали раскалилась в горниле, Гефест щипцами извлек ее и положил на наковальню. Джамал с любопытством наблюдал за манипуляциями бога, понимая, что подобный шанс — увидеть божественного кузнеца за работой, может больше не выпасть.
— Советую выйти, маг, — пробасил Гефест, взявшись за молот.
Но Джамал отрицательно покачал головой:
— Хочу остаться, если ты не против.
— Ну как знаешь, — усмехнулся хромой и нанес первый удар.
Раздался оглушительный, всесокрушающий грохот и Джамал упал на колени, зажав уши руками. Закричал и не услышал собственного крика. А затем, глядя, как могучая рука вновь заносит молот для удара, пулей вылетел наружу.
Как ни странно, на улице грохот по прежнему остался очень громким, но уже не причиняющим такие страдания. Слух постепенно вернулся и Джамал понял, что вполне может его выносить, как и вспышки неизвестной магии, сопровождающей каждый удар.
Гефест вышел наружу минут через пятнадцать. Прислонил молот к стене и устало смахнул пот с раскрасневшегося лба:
— Тебе нечего тут делать, маг. Как только я закончу работу, то найду тебя.
— Зачем?
— Я могу подготовить оружие, но не смогу уничтожить статую. Это придется сделать тебе. Справишься — и заслужишь нашу благосклонность. Как тебе такой расклад?
— Почему именно я?
— Потому что в тебе живет частичка магии Прометея. Она способная на многое, просто ты еще не знаешь, на что именно.
Не видя иных альтернатив, Джамал кивнул.